Человек из звездолёта

Я еще в детстве понял, что я – человек с Млечного пути. Как минимум. И когда в детстве начал читать фантастику, понял, что я не один такой. Но люди вокруг занимались земными делами, выживали, обустраивали дом, ходили на работу. Вокруг был Советский Cоюз: застойная скудная жизнь в мечтах о светлом будущем коммунизме, где каждому наконец будет дано по его земным потребностям. Для себя – семья, хозяйство, телевизор. А мне по ночам снились звезды, и я летал между ними на звездолете.

Еще учась в школе, я решил поступать в МАИ. В те годы все важное было засекречено, космос в том числе, поэтому космический факультет назывался факультетом летательных аппаратов. Я поступил легко, без репетиторов и подготовительных курсов. Со мной рядом учились разные ребята и девушки, некоторые - из провинции. В Москве по сравнению с регионами было богато, престижно, интересно. Провинциалы хотели зацепиться и осесть, заработать себе на квартиру в столице, машину и дачу в Подмосковье. Москвичи тоже искали лучшей земной жизни. Фантастику они не читали, их и так довольно утомила школьная программа по литературе. Мечты о космосе казались им лишним сверхусилием.

Я попробовал поговорить с ними про звездолеты и Млечный путь - они посмотрели на меня с недоумением. Я перестал к ним приставать и просто учился. Я уже понял тогда, что мы, Земляне, живем на задворках Млечного пути. И мышление у нас в основном такое же, космически-провинциальное. Межгалактический масштаб дается нам тяжело.

А я себя мерил масштабом Вселенной, и ужаться в меньшее никак не мог. Все это космическое пространство было моим, в нем сияли красные, желтые, синие звезды – и я видел во сне, как лечу с одной на другую, и огромная, неземная свобода дышит вокруг. И огромное счастье жило во мне от этих просторов: закроешь глаза – и вот оно, здесь.

Откроешь – люди идут по делам по поверхности земли за лучшей жизнью: дом-работа, работа – дом, семья, квартира, машина, дача. На Земле есть атмосфера и пока еще прекрасная природа, города, конечно, загазованные, зато хорошо обустроены за века развития цивилизации. Правила игры на Земле понятны, и, хотя тесновато тут уже, зато почти безопасно. Нет никакой космической радиации, безвоздушного пространства и прочих смертельно опасных факторов Вселенной, в которую так стремился я.

Никто вокруг меня не чувствовал ни родства со звездами, ни стремления к ним. А я задирал голову вверх в ясную ночь, и ощущал, что прилетел оттуда, - и потому эти искрящиеся небожители светят мне, как я - им. Мы все сделаны из одной звездной пыли. Но я уже выучил, что с окружающими эти видения обсуждать не надо.

Отлично закончив институт, я распределился на космическое предприятие под названием «Звезда», и, хотя бы в этом, метафорическом смысле стал частью Млечного пути. Мы изготавливали скафандры для полетов в ближайший космос. Эта работа дала мне возможность увеличить масштаб видения, обрести свободу творчества и открыто посвятить себя тому, что снилось с детства. Я стал частью сообщества людей, летающих за пределы Земли и превышающих границы воображения провинциалов Вселенной.

У меня оказался дар к созданию космического снаряжения: я закрывал глаза и ясно видел, с чем предстоит встретиться космонавту, от чего его защитить - и как. Как будто я провел много жизней в звездолетах, испытав все те космические скафандры, которые разрабатывал. Материалы тех лет были очень несовершенны по сравнению с тем, что я мог себе вообразить, а потому скафандры из них получались тяжелыми и не совсем удобными. Самыми сложными были перчатки – малоподвижные и некомфортные, ими много не ухватишь. Никто не хотел заниматься этой мелкой и непростой работой: проводились совещания и мозговые штурмы, но дело не двигалось с места.

И я взялся за разработку перчаток, чтобы помочь космонавтам прикоснуться ко Вселенной в открытом космосе, который я так хорошо знал. Я ничего не придумывал: просто прислушался к себе, информация пошла и постепенно я научился «подключаться» к ней по желанию. Позднее я узнал, что этот способ познания называется «медитация». Я увидел, зарисовал и описал увиденные принципы дизайна – и это оказалось то, что надо. Мои перчатки – это подарок космоса людям: я просто записал то, что прочувствовал за время прошлых полетов в звездолетах между галактиками. И создал для землян возможность выйти в космос защищенными, чтобы работать там со Вселенной.

Я так успешно совершенствовал скафандры, что всего за 10 лет получил звание инженера-конструктора первой категории. То, что другие делали за месяцы, я создавал за пару часов: просто закрывал глаза и видел, как сделать из имеющихся земных материалов лучшую космическую амуницию. Коллеги шептались, что такой карьерный рост положен за двадцать, но начальству нужны были результаты и оно указывало недовольным на мои перчатки, ботинки, скафандры и патенты: «А вы так можете? Нет? Тогда Коля свое звание заслужил». Через пятнадцать лет я был уже ведущим конструктором по перспективным скафандрам и моделировал будущее российской космонавтики. Когда очередной космонавт летел в моем скафандре в космос, я чувствовал, что путешествую вместе с ним.

Но тут наступили 90-ые: коммунизм оказался мифом, инфляция резко пошла вверх и денег на космос у страны не стало. Мои коллеги массово бросали работу в «Звезде», потому что на их зарплату невозможно было оплатить маршрутку до работы, не то что жизнь для семьи. От голодухи и нищеты все безденежное стало непрестижным. Земные работы – в банке, в торговле, на высокой госслужбе - приносили деньги, зарабатывание которых стало тогда главным для пост-советских землян.

Все захотели быть экономистами, бухгалтерами, самые активные гоняли по улицам на черных иномарках в малиновых пиджаках и золотых цепях. На улицах, бывало, стреляли, по телевизору показывали чернуху, большие люди делили страну, маленькие стремились урвать свой кусок. В стране, где раньше все мечтали про квартиру, машину и светлое будущее, сильные рвали друг у друга из рук богатства распавшейся страны, а слабые спивались и погибали. Высоких целей держались единицы, лучшие умы массово мигрировала на Запад через открывшиеся границы, на звезды никто больше не смотрел.

Но я сохранил верность космосу, оставив заработки на выходные. В хорошие дни ремонтировал квартиры богатеющим коммерсантам, в плохие топил в угольной котельной – 2-4 тонны мерзлого угля надо было расколоть ломом и сбросить в подвал. Тяжелая работа, скажу я вам, но у меня уже была семья, и я за нее отвечал. Ко мне на ремонт квартир стояла очередь, и это кормило родных, но в смутное время случались и провалы. Одной особенно голодной и слякотной зимой у меня прохудились ботинки, а денег на новые не было. Я наматывал целлофановые пакеты на носки, и в дырявых ботинках шел на работу – делать скафандры для Марса. И старался думать о звездолетах днем и ночью. Ноги мерзли, пакеты рвались, но я терпел, чтобы торить людям дорогу во Вселенную.

Так мы пережили девяностые. А в 2000х, когда в стране все, что можно, поделили, и наступило относительное экономическое благополучие, государство совершенно потеряло к космосу интерес: он был слишком крупным и долгосрочным вложением, бывшим коммунистам деньги было оборачивать выгодней и быстрей на Земле. Межгалактические путешествия стали интересны всем только на кино- или компьютерном экране, звездные развлечения и игры хорошо продавались наконец обретшей некую обеспеченность стране, а на космические разработки «Звезды» денег не было. Сложные времена прошли, настали безнадежные: нас отправляли в многомесячные неоплачиваемые отпуска и сокращали. Резкое падение космической отрасли, начавшееся в 1990-х, продолжалось по инерции, но неотвратимо. Стало ясно, что в стране мой талант не нужен. А если я стану жить ремонтом квартир, сердце мое погибнет. Надо искать выход.

В 2009 я подался на международный конкурс НАСА «Перчатка астронавта» и получил приз в сто тысяч долларов. Нашел бизнес-партнера - художника по костюмам из модного гиганта Victoria's Secrets. Мы с ним основали и раскрутили компанию в США: необычное сочетание инженерной и художественной мысли дало редкое качество нашей космической амуниции, и в компанию пошли гранты и заказы. Я получил рабочую визу, переехал окончательно, подал на гринкарт по категории «выдающийся ученый» и всего через два месяца получил ее. Мы наняли еще двух человек и в нашу маленькую компанию пошел поток журналистов, покупателей и стажеров.

Американцы слушают истории о моей жизни как русскую экзотику и легко воспринимают неземную фантастику о межзвездных полетах, потому что инновации нынче в моде. Я дожил до времен, когда людей без воображения увольняют, опасаясь снижения продаж, потому что современному клиенту нужны все более потрясающие технологии из невообразимо прекрасного будущего. А что может быть интересней космического волшебства для желающих выбраться с задворок Млечного пути? А поскольку людей со звездолета мало даже в богатой и ориентированной на космос Америке, мы преуспеваем. И хотя теперь я остро ощущаю мировую космическую конкуренцию, меня это только подстегивает: тысячелетия моих межзвездных путешествий за спиной – это все-таки большой задел.

Мои перчатки прикручивают к инновационным скафандрам для далеких полетов. Недавно мы получили контракт от NASA на ботинки для скафандра – американцы снова хотят на Луну. На обложках журналов в нашей амуниции щеголяют сексуальные модели Victoria's Secrets, так что мы уже перезнакомились со всеми стоящими энтузиастами космической отрасли в США. Временами мне звонят разработчики компьютерных игр, чтобы я придумал им скафандр – например, для Титана, спутника Сатурна. Я легко делаю титанический шедевр, вспоминая тамошние пейзажи по своим прошлым путешествиям. Компьютерщики удивляются, как все аватары в моих скафандрах складно ходят в их фантастических мирах, и охотно платят.

К седьмому десятку лет я наконец-то развернулся во всю свою космическую ширь. Я закрываю глаза, и Вселенная говорит мне – смотри, как можно одеть людей для встречи со мной, чтобы они узнали меня так, как знаешь меня ты. Я зарисовываю образ, беру новейшие материалы, которые теперь наконец мне доступны, и делаю стильные снаружи и удобные внутри оранжевые костюмы, которые защищают астронавта в опасной, но манящей Вселенной. И в которых его легко увидеть в море после приземления.

И когда очередной космонавт летит в моих обновках за пределы Земли, я, теперь уже трижды дед, испытываю нежное отцовское чувство – «мой» ребенок смог оторваться от Земли во Вселенную, из которой я пришел на Землю. Я защитил его от космического ветра и излучения, от слепящего света и пугающей темноты. Я дал ему возможность ухватиться за звезды в моих перчатках, пройтись по другим планетам в моих ботинках и прикоснуться душой к масштабу его Галактики в моем скафандре.

И я счастлив, потому что теперь мы с ними все – люди из звездолетов, мыслящие масштабами не менее Млечного пути, и наше сердце бьется в такт со Вселенной. Мы ясно чувствуем, что состоим из звездной пыли, и можем говорить со звездами на равных, не закрывая глаз. Это и есть работа, ради которой я пришел на Землю.