Эффект

«Спасибо, что подключились к нашей трансляции последних новостей колонии «Горизонт». Хочу напомнить вам о розыгрыше земельного участка на южном склоне долины площадью пять гектаров в конце этого выпуска. Как я сейчас могу наблюдать, у нас уже имеется двадцать две тысячи участников. Ух, предвкушаю интересный конкурс!

Но сейчас поговорим о нашем с вами «Пионере», ставшем домом не только нам, но и многим поколениям наших предков. Сейчас он направляется к четвертой планете системы с целью изучения богатств ее недр. У руководителей проекта колонизации имеются обширные планы на счет этого мира – по предварительной оценке планета богата множеством полезных ископаемых и миллионы лет назад имела жизнь до того, как покинула пределы обитаемой зоны из-за инцидента, о котором нам только предстоит узнать. Археологи и горняки в предвкушении открытий, даже несмотря на то, что 93% планеты занимает жидкая вода. В свою очередь командование настроено на создание мощного сырьевого центра на поверхности Тритона, поэтому махина «Пионера» и отправлена в это путешествие.

Хотя вы все это знаете из прошлых выпусков. А вот чего вы не знаете! Кажется, человечество наконец-то обнаружило темную материю! Да-да, вы не ослышались. Во время полета обсерватория на «Пионере» заметила необычное гравитационное искажение света в одной из областей нашей системы. «Пионер» облетал область по краю и, так как у него сейчас стоят совершенно другие задачи, для изучения феномена выделили станцию «Лоуренс Краусс», которая в данный момент вошла в предполагаемое скопление темной материи для сбора данных и подтверждения гипотезы о том, что темные частицы существуют...»

 

Вы не можете себе представить, какого лететь в стальном гиганте, заменяющем тебе весь тот мир, о котором ты слышал только из рассказов преподавателей или читал в Ресурсе – сети космолета. Какого это – родиться в очередном поколении, готовом всю свою жизнь отдать во благо общего дела. Что за дело? Долететь до пункта назначения.

Я по себе знаю, что это тяжело. Если честно, я все еще сомневаюсь, что мы улетели сотни лет назад с Земли. Что мы вообще откуда-то улетели. «Пионер» в моих глазах выглядел и выглядит совершенной машиной, внутри которой ощущаешь себя в безопасности. Машиной, летящей через пустоту столько же времени, сколько существует эта самая пустота.

И вы не сможете представить, что значит быть последним поколением, родившемся на этом корабле, ставшем домом многим нашим предкам. Вы не сможете. Не поймете, что я ощутил, когда сделал шаг на самую настоящую почву, не почувствуете головокружение от невозможно другого воздуха, разительно отличающегося от воздуха на «Пионере» невообразимой палитрой ранее незнакомых запахов, от которых кругом пошла голова и заслезились глаза. И чувство тревоги вам вряд ли познать, когда ты выходишь из старого мира в новый, неожиданно оборвавший привычный образ жизни.

Мне сразу захотелось развернуться и убежать обратно. Подняться в челноке на орбиту, прибежать в «Пионер» и закрыться в своей комнате, где до меня жили родители, их родители и их родители, и так далее. Вся комната испещрена знаками прошлого, отпечатками времени и истории. А здесь? Ветер, непогода, опасность. Долго никто не мог заговорить, когда отряды выходили один за другим из челноков. Люди вставали на месте и не двигались минутами. У кого-то наворачивались слезы. Этого ли хотели наши предки – чтобы их потомки трусливо жались друг к другу в неизведанном мире?

Мы постигли гармонию в вечном путешествии. Стали полноценными, преодолели множество проблем, изучали космос и себя. Нас тянуло к той цели, что завещали нам предки, от которых остались лишь легенды о Земле. А теперь цель под ногами, и ты думаешь: может полететь дальше, к новой цели?

Ведь столько нерешенных загадок космоса стоит перед нами. Взять хотя бы вечное чувство тревоги в космическом путешествии. Для нас нормально ощущать его, ходить по палубам, время от времени оглядываясь. Чувствуешь, что на тебя сзади смотрит кто-то огромный, для кого ты просто на всего подопытный таракан, коих в изобилии в наших лабораториях. Ты физически ощущаешь тяжесть от пристального взгляда незнакомца. И ты оборачиваешься. Конечно, за тобой никого нет. Ну, быть может сосед или попутчик. Улыбнетесь друг другу и пойдете дальше по своим делам. Потому что каждый испытывает то же, что и все остальные. Вы оба знаете, что это нормально. Или взять голоса. Периодически они появляются, шепча что-то на своем, никому непонятном языке. Они сопровождают тебя с рождения, поэтому голоса становятся родными, с ними происходит взросление, они переживают с тобой все несчастья и удачи. Ты привыкаешь, и их шепот постепенно становится тише окружающего мира. Голоса заменяют собой ветер, который я люблю слушать, подключаясь к Ресурсу перед сном. Сохранились, правда, свидетельства того, что много поколений назад люди боялись всего этого; думали, что сходят с ума. Может так оно и есть. Человечество, запертое в корпусе «Пионера», находящееся в изоляции, постепенно лишалось рассудка под гнетом стресса и страха перед бесконечностью, в которую оно шагнуло. Может и так. Но ведь никто из нас не идеален.

Меня, например, всегда считали ни от мира сего. Изучая космос, я пришел к достаточно твердому убеждению, что Вселенная живая, что она действует, как единый организм, а мы похожи на бактерии, путешествующие из одной части тела в другую. Но порой, чтобы не казаться ненормальным, нужно молчать. А я не мог этого позволить себе. Вы же понимаете меня. Когда часть своей жизни жертвуешь ради разработки гениальной, обширной теории, а потом кто-то называет ее несостоятельной, поднимая на смех за попытку расширить кругозор людей, реакция на подобное только одна – оправдания, попытки обелить себя и, в конце концов, принятие того факта, что ты не гений. К счастью, или к сожалению, я не смог молчать, отстаивая свою позицию с пеной у рта. Одно время коллег это забавляло, но конце концов на меня махнули рукой. Со временем даже появились последователи моих взглядов, изучающие эволюцию Вселенной, как сверхорганизма. Но клеймо сумасшедшего на мне весит до сих пор, а смешки то и дело раздаются из-за спины. Я слышу их постоянно, даже когда сижу один в комнате, наполненной наскальными рисунками порезов на металлической стене, копившихся на ней от каждого нового человека в семье с самого его рождения. И это сложно не принимать близко к сердцу, сидя в одиночестве – когда даже родные голоса смеются над твоими смелыми предположениями.

Еще сложнее жить в новой среде, когда тебе и так волнительно – до дрожи кончика носа, а ты вдобавок становишься объектом очередного потока шуток окружающих, маскирующих тем самым свои личные страхи, появившиеся с достижением великой цели. И когда ты один противостоишь такому напору эмоций и чувств, как изнутри, так и извне, то волей-неволей начинаешь задумываться о том, что же сделать с обидчиками такого, чтобы им неповадно было? Или, может, надо что-то сделать с собой? Но голоса мне никогда не помогали в решении проблем. Им всегда не хватало времени на меня. Они лишь вели свой замысловатый многоголосный диалог.

Новость о том, что я попал в состав экспедиции на Тритон, подбодрила меня. Сама планета рассматривалась только как источник руды и металлов для колонии, а еще как повод дополнительно изучить звездную систему, в чем и состояла моя полезность. Не смогу описать достоверно те чувства, что я испытал, вернувшись в каюту, однако, родные стены и спокойствие в утробе стального монстра воздействовали на меня расслабляюще, от чего мне пришлось разрыдаться от скопившегося стресса и внезапного облегчения, вызванного тем фактом, что на Горизонт возвращение откладывается. Мои голоса плакали со мной, каждый по своему поводу. Я никогда не умел разбирать их речь. И никогда не страдал от этого. Мне хватало, что они зачастую вторили моим чувствам. Уверен, что подобные эмоции сидят внутри многих жителей «Пионера», но они справятся с этим быстрее меня. Почему? Потому что они не могут видеть жизнь дальше просторов, предстающих перед их взором.

Я же снова нырнул в свой кокон, оставшись на «Пионере» до поры, до времени. Относительно небольшое расстояние до Тритона и полет за пятьдесят шесть дней в одну сторону не выглядели приятным продолжительным круизом, но оно стоило того. Путешествие продвигалось в своем обычном ключе. Как прошлые мои тридцать четыре года. Я продолжил изучать Вселенную, нашу новую систему, постигая те связи на макро- и микроуровнях, что вырисовывались с каждым днем все яснее. Внимательно исследуя космос, мой разум все больше убеждался в том, что каждый из людей не больше, чем вирус, которому разрешено жить в бесконечной пустоте, вторгаться в клетки-планеты, но чьи полномочия ограничены. Мои рассуждения основывались на том, что во время полета через миллиарды километров мы так и не стали свидетелями какого-либо явления, связанного с возможными признаками существования иных цивилизаций в прочих местах галактики. А та информация, что дошла до нас о Земле, говорила, что планета сделала все, чтобы избавиться от людей. Значит, клетка космоса начала сама расщеплять вирус, методично уничтожавший ее. Поэтому, заключил я, нам следует и в новом доме вести себя прилежно, как изначально следовало жить на Земле, если она, конечно, существовала.

Но мое спокойное исследование, вернувшее жизнь в привычную колею, прервалось волшебным и волнующим образом. Уверен, в первые минуты нового открытия я состоял из одного только возбуждения и, может быть, щепотки тревоги. Вполне возможно, что мое тело стало порождать тонкие звуки при содрогании струн нервов и капилляров, так я разволновался. Ведь обсерватория «Пионера» обнаружила невозможное. За все известное время полета корабля ни один человек не сталкивался с подобным и всегда считалось, что этого никогда не произойдет.

- Они нашли! Они нашли обширную область между орбитами планет, где свет преломляется гравитацией! Знаешь, что это значит?

Исаак говорил с придыханием, как будто его ударили в солнечное сплетение, прерываясь на полуслове, чтобы набрать в себя воздух. Его маленькие глаза, обычно спрятанные глубоко в черепе, вдруг выпучились, пытаясь вылететь из глазниц от давления, нараставшего внутри черепной коробки. Руки моего коллеги мелко тряслись, когда он снимал свои очки, чтобы надеть их сразу же обратно. Он входил в то меньшинство, что общалось со мной без подколов и издевательств, а поэтому я ценил этого человека. И волнение, исходившее от него, странным образом передалось мне.

Это оказалось правдой – черная материя существует. Невидимые нами вимпы – частицы, раньше никогда не регистрируемые людьми, похожие на легенды, сейчас буквально чувствовались каждой клеткой тела, несмотря на то, что физика запрещала ощущать их присутствие обыкновенной материи. Весь корабль сразу же принял теорию об их существовании в этом секторе за истину. Холодные и медленные частицы, не испускавшие и не поглощавшие фотоны, выдали себя полями тяготения.

«Пионер» пролетал мимо них, и оставался день полета, чтобы успеть пустить к неизвестной области единственный аппарат, способный подтвердить существование вимпов. «Лоуренс Краусс» имел как раз такое предназначение. Собранная в ангарах «Пионера» станция, включавшая в себя детектор темной материи, ждала своего часа. Детектор объемом в несколько тысяч литров воды для защиты рабочих элементов от блуждающих нейтронов имел чувствительной частью ксеноновые датчики, обеспечивающие достаточный световой выход при упругом рассеивании на них частиц темной материи – вимпов – в среде требуемой чистоты.

Я сделал все, чтобы попасть на станцию: упрашивал, шантажировал, пользовался связями. Мои компетенции делали меня бесполезным при изучении Тритона, но здесь я мог пригодиться. Вместе с Лиамом Уилсоном – парнем, постоянно задевавшим меня – я оказался на «Лоуренсе». «Пионер» выплюнул нас, обещая подобрать на обратном пути.

Мы сразу приступили к работе, а Лиам даже забыл о том, что издевательства над моей теорией живой Вселенной, которую я надеялся подтвердить с помощью оборудования станции, приносят ему неимоверное удовольствие. Уже через пару дней, когда мы вошли в предполагаемый объем темной материи достаточно далеко, детектор зафиксировал целых три события, которые с большой долей вероятности рассматривались, как состоявшиеся попытки обнаружения вимпов.

Именно тогда я вспомнил об эффекте Зенона. Вы тоже знаете о нем: система не может измениться, пока вы за ней наблюдаете. И для квантового мира – это закон. С нашим прибытием темная материя попала в ловушку.

Эта мысль не давала мне покоя последующие недели, пока я проводил свои собственные изыскания, пытаясь определить, чем же на самом деле являются вимпы. Изучая графики вероятностей, цифры, данные о состоянии датчика, я не отрывал взгляда от монитора, и моя уверенность росла, как плесень в лаборатории; как цветок, помещенный в оранжерею «Пионера». Когда же я осознал, чем на самом деле является облако, то выкрикнул: «эврика!», чуть не упав со стула. Лиам засмеялся, когда услышал закономерный ответ на его вопрос о том, что же случилось. Он сам полностью ушел в работу, польщенный тем, что первым из ученых касается величайшей для человечества тайны. Но тогда он смеялся, вспомнив, как часто он занимался этим на «Пионере».

- Что? Хочешь сказать, что это орган Вселенной? Ха-ха-ха. Ты взаправду считаешь, что это орган? Господи. Какой же ты поразительный! Это тебе Вселенная сказала, что ты прав? Она разрешила вирусу исследовать ее? – гоготал этот увалень.

А я, сжавшись в кресле, в этот раз просто на всего слушал его и молчал, не отрываясь от монитора, потому что только что познал правду под аккомпанемент смеха Лиама – своим наблюдением мы заставили этот орган перестать меняться, а значит прекратили его естественное разрушение. Вселенной все равно, так как время ее жизни миллиарды и миллиарды лет, но раз мы оказались в этой системе... То нам следует помочь прожить Вселенной так долго, как мы сможем. Именно тогда мы станем не вирусом, а бактерией, способной защитить своего носителя. И тогда не надо будет переживать за сохранность вида. Вселенная примет нас в иной роли, оставив в покое. Эта мысль прочно засела во мне. Я ходил и дорабатывал ее на основании наблюдений еще пару дней. Пока Лиам не сообщил мне нечто, от чего мои волосы встали дыбом.

- Мы завтра будем ставить опыты над темной материей!

Я ощутил волну жара, сходящую сверху вниз, от головы к моим ступням.

- Как?

- Помнишь, лет сто тридцать назад Рафаэл Симонян изобрел импульсное устройство, способное манипулировать гравитационным полем вокруг себя?

- Помню, - почти прошептал я с высохшим горлом.

- Так вот, оно оказалось у нас! Представляешь? Нам дали добро, и теперь, находясь среди вимпов, с которыми мы не можем взаимодействовать обычными способами, завтра мы произведем первый в истории контакт с помощью гравитации!

Он с огнем в глазах и счастливым лицом смотрел на меня, а я сидел, сгорбившись в своем кресле, как будто набрав в рот горькой воды. Улыбка сошла с лица Лиама.

- Что с тобой?

- Мы не в праве делать этого.

- Это еще почему?

- Мы не можем вмешиваться в жизнь такого огромного организма, дающего нам возможность существовать...

- Снова ты за свое, Матвей. Прошу тебя, не нервируй меня. Завтра мы сделаем то, о чем мечтали многие поколения ученых. А ты опять заводишь песню о живой Вселенной.

- Но это правда! Завтра мы превратимся в раковые клетки, стремящиеся разрушить орган. Организм на нас соответствующе отреагирует! – вскричал я.

- Успокойся, - нахмурился Лиам. – Твоя теория – бред сумасшедшего. Если тебя и терпят, то только потому, что ты, разрабатывая свой бесполезный бред, помогаешь параллельно изучать адекватные теории и всевозможные явления, по-настоящему существующие в мире. Так что забудь про Вселенную.

- Эффект Зенона!

- Что? Ты о чем? – скривился мой оппонент.

- Наблюдая за квантовой системой, ты заставляешь ее пребывать в стагнации! Знаешь, что это означает? Мы можем заморозить последствия взросления и расширения Вселенной здесь! Мы можем помочь ей прожить на тысячу лет дольше, на десять тысяч лет. И она не выгонит нас с Горизонта, как сделала это века назад. Нам просто надо остаться здесь и наблюдать. Ни в коем случае не вмешиваться! Только наблюдать отсюда.

Я старался убедить Лиама в своей правоте, говорил страстно и живо, не как обычно. Мне пришлось на время перестать быть собой, чтобы Лиам не совершил ошибку, но он не хотел слушать меня.

- Весь твой бред недоказуем. Только ты и горстка профанов верят в это. Я смотрю на те же данные, что и ты, но не вижу, чтобы Вселенная дышала.

- Потому что вы не хотите принимать это. Вы отторгаете правду!

- Хватит, Матвей. Ты действуешь на нервы. Эксперимент будет завтра, хочешь ты того или нет.

Он вышел, оставив меня с мрачными мыслями. Командование точно не станет слушать меня. Если они утвердили опыт, значит ничто этому не помешает. Лиам настроен на проведение эксперимента, он уверен в том, что мы завтра реализуем его. А если мы его реализуем, то дадим сигнал огромному существу, что готовы наносить ему вред просто из любопытства. В моем воображении сразу нарисовалась логичная кара: ближайшая к нам клетка сверхорганизма – наш новый дом – начнет уничтожать нас, уязвимых теперь, вышедших из корабля, блуждавшего до этого по просторам космоса и не влиявшего на окружающее пространство каким-то ни было негативным образом.

- Я должен спасти и нас, и Вселенную, - неожиданно для самого себя высказался я в слух.

Голос показался мне сухим и безжизненным.

Как же мне спасти нас всех? Я придумал в момент. Пусть моя душа темна, но и в ней есть место для звезд. Они должны и дальше гореть для всех, кто хочет принять их свет.

Теперь я иду по коридору «Лоуренса Краусса», стараясь не привлекать своими шагами внимание Лиама. Пол имеет видимую кривизну – все из-за формы станции. Она цилиндрическая, с двойным корпусом, внутри которого вдоль продольной оси располагается резервуар детектора. Все помещения распределены по поверхности цилиндра, а два коридора замыкаются каждый на себя по диаметру станции, со стороны выглядящей громоздкой и неповоротливой. Но для космоса ее габариты не имеют значения. Я резко оборачиваюсь назад. Мне вдруг стало в значительной степени не по себе. Снова проснулось непонятное чувство тревоги и ощущение того, что за тобой наблюдает чей-то пронзительный взгляд. Но сзади нет ничьих глаз. «Вселенная ли наблюдает сейчас за мной? Одобряет ли она мой выбор?»

Зайдя в комнату, выполняющую роль командного пункта «Лоуренса», я на секунду останавливаюсь. Как и ожидалось, Лиама здесь не нет. Комната пустует, наполненная множеством кнопок, индикаторов, сенсорных панелей и полупрозрачных экранов. Густой приглушенный свет стекает со всех наклонных и вертикальных поверхностей, как масло. Я оглядываю комнату и медлю, цепляясь взглядом за обычные вещи, давно находящиеся здесь, но только сейчас сумевшие добиться внимания с моей стороны.

Моя пауза остается непонятной для меня. «Ты же все решил, все продумал. Тебе нельзя отступать именно сейчас. На тебя рассчитывают,» - слышу в своей голове четкий голос. Нет и речи, что этот голос принадлежит мне. Он кажется слишком писклявым и высоким, немного противным для восприятия. Но, услышав его, я делаю твердый шаг вперед и уже не схожу с намеченного пути.

В моей руке практически не ощущается плоская отвертка, но я держу ее гладкую ручку в ладони. Сажусь в кресло и вскрываю отверткой одну из панелей, экран которой тут же навсегда гаснет. Простая манипуляция, и провода с платой выкорчеваны из гнезда, а само гнездо разломано парой ударов рукоятки. «Все, связи больше не будет. Лиам не сможет связаться с «Пионером» или колонией, а по передатчику нас не смогут запеленговать. Антенна вышла из строя.»

- Так и надо. Дальше. Дальше, - слышу я женский нежный голос, но одновременно властный, как будто гладишь полированную поверхность стальной пластины, теплую, но непробиваемую.

Опять захотелось развернуться, но за спиной снова никого не оказывается. Мои уши все это время горят от волнения. Я буквально чувствую, как они накаляются, окрашиваясь в бордовый цвет. Но надо продолжать.

Следующим этапом надо отключить гравитационный инструмент, что я и делаю. А затем увести корабль дальше от точки, в которой Лиам последний раз выходил на связь с «Пионером». Пилот из меня так себе, это я отлично понимаю, но с этим делом, вроде бы, проблем возникнуть не должно. Для рывка потребуется все оставшееся топливо: большинство для разгона, остальное для остановки, чтобы «Лоуренс» через какое-то время не вылетел из зоны темной материи. Я привожу все в соответствие с предполетными инструкциями, ведь совсем не хочется, чтобы со станцией случилось что-то плохое. Ей предстоит сослужить долгую службу. Мне остается нажать на круглую выпуклую кнопку, чтобы активировать ту программу передвижения, что я набросал, когда желание оглянуться в очередной раз застает меня врасплох.

Я только замечаю, что по коридору раздается шарканье, и через секунду в проеме появляется задумчивый Лиам. Он замечает меня и тут же останавливается.

- Вот ты где. Слушай. Как ты думаешь, что, если нам... О, что ты делаешь?

Его глаза округляются, и он смотрит на разломанную панель, из которой торчат ее внутренности: провода и куски пластмассы. Затем он смотрит на меня непонимающим взглядом.

- Что ты наделал?

- То, что должен был.

В одну руку я сразу беру отвертку, готовый, при необходимости защищаться и защищать человечество.

Лиам молчит, смотря то на мою руку, то на лицо. Ни одна из его лицевых мышц еще не дрогнула. Видимо, с самообладанием у него все хорошо.

- Ты сломал антенну?

- Да, - отвечаю я как можно спокойней, - я сломал ее. Теперь никто не сможет засечь наше местоположение, и мы останемся здесь, чтобы не дать темной материи меняться. Так мы спасем всех.

- Да ты конченный, - вскрикивает Лиам.

Его руки подлетают в воздух и безвольно опускаются, как веревки.

- Ты понимаешь, что наделал? Нам теперь чинить ее несколько дней!

- Я знаю. Но этого времени хватит, чтобы ты понял, что я прав. А я смогу обосновать научно свою теорию, почти готовую для выхода в свет, чтобы ко мне прислушались и организовали постоянный пункт наблюдения.

- Ты больной, - шепчет Лиам.

- Нет.

- Ты ведь сумасшедший, - он делает шаг ко мне.

Ничего не остается, кроме как выставить перед собой отвертку. Оружие не ахти какое, но мне нужен всего один шанс, чтобы защититься. Однако, на Лиама демонстрация силы не действует, и он делает еще шаг. Итого нас разделяет метра три-четыре.

- Не подходи, Уилсон. Я еще не закончил.

- И что же ты делаешь? Ага, хочешь увести нас с места, чтобы мы потерялись. Ты понимаешь, что обречешь нас на гибель?

- Мы не умрем. От нашего существования зависит существование этого облака материи. Нам нужно время. Тебе – чтобы понять, мне – чтобы закончить работу.

Вдруг Лиам наклоняет корпус вперед. Я воспринимаю дальнейшее, как сон. Голос в голове приказывает мне действовать, но я опережаю его. Вторая рука бьет по кнопке, двигатели запускаются и мощный рывок чуть не выбрасывает меня из кресла. Мой противник, почти добравшийся до меня, не имея точки опоры, с криком улетает обратно в коридор, ударяясь о стену. Я слышу его сдавленный вздох, а сам растираю бок, которым ударился в подлокотник. Дыхание немного перехватило, и я жадно глотаю воздух в себя, стараясь справиться с его нехваткой. Станция дергается – включились тормозные двигатели.

Я смотрю в коридор. Лиама там уже нет. Он ушел. На экранах показывается наше актуальное местоположение. Все прошло так, как и задумано: связи нет, станция отлетела на почтительное расстояние от места стоянки.

- «Лоуренс» теперь вряд ли найдут. Если только мы сами не заявим о себе, - говорю вслух.

Свой же голос снова кажется мне чужим. Будто те в голове нашли способ говорить моим ртом.

На меня накатывает неожиданная сильная слабость. Очень хочется растечься в кресле и закрыть глаза, слушать мерное гудение станции, почти похожее на тишину. Но эта самая тишина обманчива. Из-за Лиама. Теперь я чувствую не только слабость в теле, но и опасность, исходящую от коллеги. Я понимаю, что необходимо встать с кресла и найти Уилсона, чтобы попытаться вразумить его, объяснить, показать закономерность, наконец-то найденную мной в результатах эксперимента. И пусть голоса твердят вразнобой, чтобы я не покидал комнаты. Делая над собой усилие, я встаю и выхожу в пустой коридор. Он выглядит, как обычно: грубый, освещенный лампами, висящими на почтительном расстоянии друг от друга, с серо-белыми стенами и потолком, с темно-серым полом. И тенями. Приходится идти осторожно, не шумя, чтобы Лиам не догадался по звуку, что я рядом. Мне необходимо донести до него, что мы не враги, что починим скоро передатчик, когда выработаем предложение для командования. Как только он своими глазами увидит то, что видел я, тогда ему придется поверить. Он убедится, что я не сумасшедший.

Мы уже пару месяцев сидим на «Лоуренсе» вдвоем, поэтому Лиам Уилсон должен был понять, что я за человек. Что моя теория не может быть плодом фантазии больного мозга. Он не сможет сказать мозгоправам на «Пионере», что Матвей болен, что ему нужна помощь. Эта мысль веселит меня. «Признать человека невменяемым из-за голосов в голове? Разве это могут сделать люди с такими же голосами в своих головах?»

Но, открещиваясь от всех мыслей, я отпрыгиваю в сторону и больно ударяюсь о металлическую стену, чувствуя, как прогибается подо мной лист. Мое боковое зрение неожиданно увидело тень человека сзади меня. Но там никого нет. В коридоре только я и звенящий звук от столкновения, тающий постепенно в шершавой от посвистывания вентиляции тишине. Тело, напрягшееся в одно мгновение, расслабляется, поддергивая отдельными мышцами. От напряжения и кратковременного страха у меня вспотела спина и обожгло огнем подбородок. Я смотрю на пол перед собой и вижу две тени: одна точно моя – бледная и почти рассеявшаяся на одноцветной поверхности, вторая более насыщенная, живая и с явными контурами. Мне кажется, что это не моя тень. И, слушая практически смолкшие голоса, также запаниковавшие, я все больше верю в теорию о не моей тени, получившейся от левой ко мне лампы под потолком. И все хочется оглянуться назад. Прямо сейчас. Но сзади меня только стена. Ее холод пробирает по потной спине. Приходится сделать несколько вдохов-выдохов, чтобы успокоиться и унять нервы. Очень обидно, что я нашумел. Лиам, прячущийся на станции, точно услышал меня.

А его нет ни в одном из помещений, даже в каюте. Я обошел станцию уже два раза. Нигде не видно следов, которые бы он мог оставить после себя. Если честно, уже кажется, будто и его не выбирали на станцию, что я тут один сижу. С кем-то за моей спиной. На «Пионере» привыкаешь к этому чувству. Потому что там отвлекаешься на других людей.

Резко разворачиваясь, решаю идти в обратную сторону, а то вдруг Лиам крадется за мной по пятам. Пара теней, вращающихся вокруг меня в коридоре, не пугают больше. Точнее...

Голос в голове шепчет что-то о пульте управления, сломанном мной. Мимо него я прохожу третий раз. Но именно сейчас ко мне в голову приходит одна очень важная и запоздалая мысль.

«Лиам же может быть в спасательной капсуле! Там есть резервный передатчик! И источник сигнала бедствия! Как ты мог прозевать этот момент, Матвей?! Теперь он способен испортить все, что ты продумал! «Пионер» уже в паре дней от нас должен лететь. Ему хватит времени подкорректировать свой полет. Тем более, что сейчас его крейсерская скорость позволяет тормозить меньше времени. Идиот.»

Голоса смолкают, ошарашенные такой новостью. Я уже несусь по коридору к капсуле на двух человек, чтобы постараться остановить неминуемую ошибку. В голове ни одной мысли. Мозг только обрабатывает то, что видят глаза, направляя тело в нужное ответвление коридора. Меня не волнует топот и общий шум, создаваемый спонтанной пробежкой. Если Лиам в капсуле, это все не важно.

Влетая со всей силы в дверь капсулы, я уже задыхаюсь от бега. Но меня тут же настигает облегчение и опустошение – глядя через широкий иллюминатор капсулы, я не нахожу внутри коллегу. Значит он на станции. Это отличная новость. Трясущимися руками я нажимаю на ближнюю консоль, блокируя капсулу в ее гнезде. Теперь Лиаму придется потратить усилия, чтобы забраться внутрь.

Однако появляется еще одна проблема. Слабость и легкость, которые я принял за расслабление после стресса и хорошей новости, появились не просто так. Глядя под ноги, вижу странное – мои стопы оторвались от пола, а я сам парю между четырьмя поверхностями коридора, барахтаясь, как запутавшаяся в нитях кукла. Прислушавшись, понимаю, что нет характерного низкого, еле различимого звука раскрутки «Лоуренса Краусса» - значит цилиндр больше не крутится вокруг своей оси, создавая искусственную гравитацию. Лиам у главной консоли – только оттуда можно отключить вращение.

Требуется несколько минут, чтобы я кое-как приноровился к передвижению в невесомости. Наверное, со стороны я похож на рыбу с перебитым позвоночником, в конвульсиях дергающуюся в аквариуме, но мне до этого момента приходилось бывать в невесомости лишь дважды, да и то в детстве. Хватаясь за лампы, выступающие части потолка и стен, за косяки, уворачиваясь от летающих по коридору предметов, потерявших вес, я все-таки начинаю более быстрое и осмысленное передвижение к командному пункту единственного человеческого детектора темной материи.

Все это время голоса не смолкают, но их фразы неразборчивы, и плавают в моей голове так, будто и в нее проникла невесомость, что придает неожиданную ясность моим собственным мыслям. Я плыву по коридору, а между тем плыву сквозь облако невидимых мне вимпов. Глупо, но так хочется почувствовать их касание по коже. Однако увы. Все, что я сейчас могу сделать – так это плыть сквозь них, радуясь тому, что спасаю часть Вселенной своим нахождением здесь и наблюдением за частицами, составляющими важную часть сверхорганизма. «Надеюсь, что мне это зачтется,» - думаю, почти добравшись до главных панелей, откуда отключается гравитация и где должен сидеть Лиам. Он точно выключил вращение, чтобы замедлить мое передвижение по кораблю. Уилсон сам часто находился в подобных условиях из своего любопытства, поэтому в подобной среде он должен ориентироваться лучше меня. Что же он задумал?

Мне приходится сделать еще один рывок, чтобы тело вплыло в проем главной комнаты. Я собран и готов к любому варианту развития событий: отбиваться от нападения, нападать самому, начать говорить с этим человеком. И... комната пуста. Провода, вытащенные мной лично, торчат, как диковинное растение, завладевшее кораблем изнутри. Куски пластика и различные небольшие предметы летают по всей комнате. Откуда-то тут взялась даже кастрюля. Я смотрю на пустую комнату и не понимаю, что же произошло: для чего Лиам отключил гравитацию? «Смотри, тут нет отвертки,» - шепчет мне на ухо басовитый мужской голос. Шепчет неожиданно, я аж дергаюсь, из-за чего в условиях невесомости делаю непредумышленный переворот. И смотрю за спину – никого там не было. Опять.

Окинув коридор взглядом, я начинаю думать, что же это все означает, куда делся Лиам? Станция просторная, но не настолько, чтобы в ней можно было долгое время избегать друг друга. Я подтягиваю себя поближе к стене, услышав шорох комбинезона о пластиковую поверхность. Этот звук пробуждает в голове следующую мысль: «как только гравитация отключилась, то на станции стало тише, значит, моих шагов Лиам не слышал просто потому, что я плыл по коридору. Но ведь это работает и в обратную сторону... Я не мог слышать его. А поэтому он мог спокойно обойти меня...»

Чей-то голос утвердительно хмыкает.

«Капсула! Он знал, что я приду сюда, так как управление гравитацией возможно только из этого помещения. Значит у него имеется достаточно времени, чтобы...»

Я не заканчиваю рассуждения. Мне и так все становится понятно, а голоса подгоняют, чтобы я двигался вперед. Так быстро, как только могу, лечу под потолком коридора, не заботясь о том, что бьюсь ногами о стены, когда слишком сильно начинаю работать телом. Невесомость очень отзывчива, а я очень неуклюжий. Моя излишняя торопливость не прибавляет мне скорости, но мысли гонят вперед, нагнетая тревогу. Мы знаем, где Лиам. «Он смог обмануть. И, если он успел сделать то, о чем я думаю. То все пропало.» Эта мысль подстегивает меня двигаться еще быстрее. Набрав самую максимальную крейсерскую скорость, я почти пролетаю мимо необходимого мне ответвления коридора, в последний момент собравшись и подставив тело так, что оно ударяется о стену, порождая глухой звук. Лиам оборачивается на меня. В его руках отвертка, а перед ним раскуроченная консоль у двери в капсулу, которую я недавно заблокировал. Я вижу в его глазах страх и безумство, но и решимость дать мне отпор. В его руке сжата отвертка, угрожающе выставленная на меня.

- Ты зря занимаешься этим, Лиам. Опусти отвертку, давай поговорим с тобой.

- Мне не о чем с тобой говорить. Ты свихнулся. Тебя надо остановить, иначе нас двоих ждет смерть, а станцию забвение. Ты хоть понимаешь масштаб нашего открытия? К чему это может нас привести?!

- Я как раз и понимаю это. Но ты не слушаешь меня.

- Потому что то, что ты говоришь, полный бред!

- Не правда. Я готов доказать тебе! Ты не видел результаты моих исследований! А я смог получить устойчивую кривую распределения темной материи, чтобы понять, что облако движется и меняется, будто принимает в себя что-то невидимое, и отдает уже нечто другое, словно переваривая, изменяя для чего-то. Или кого-то. Пойми, Вселенная – огромная сущность, чья жизнь зависит от подобных процессов. Это организм! Настоящий!

- Видел я твои исследования. Смотрел на то, какими исследованиями занимаешься, пока ты спал. Они доказывают, что ты спятил! Ты же занимался очевидным подгоном результатов!

- Неправда!

- Выдаешь желаемое за действительное! Все, что ты якобы получил – результат непрофессионализма и твоей одержимости гребанной живой Вселенной! Но мало тебе этого. Мало тебе якобы доказательств. Ты решил еще и нас замуровать в этом гробу! Зачем ты заблокировал капсулу?

- Ты все врешь! – во мне закипает ярость от его слов. Я ничего не подгонял. Вся моя работа честна, но неудобна для него, потому что открывает правду. Ту правду, что обличает его самого. И всех тех, кто смеялся надо мной. Обличает их невежество. Бьет по их восприятию и сложившейся картине мира, который и так расширился после нашего выхода из «Пионера». Ему неуютно, но выставить виноватым он стремится меня.

- Ты врешь! – повторяю я. – И я готов доказать. Почему ты не хочешь хотя бы дать мне попытку?

- Потому что это бред!

- Вот ты и сам доказываешь, что я прав. Что не зря сломал антенну и заблокировал капсулу. Ты бы все испортил, не разобравшись! Ты не хочешь дать шанс новой идее. Правде. Тебе так удобно. Легче продолжать издеваться надо мной, чем принять ее. Давай успокоимся и поговорим нормально.

- Уйди! Ты псих!

Лиам тычет в меня отверткой. Я же стараюсь успокоиться, но из-за голосов, раздражающих меня, это не так-то просто сделать. Пока я вишу на том же месте, оценивая шансы в бою против коллеги.

- Пойми ты, мы обязаны найти общий язык! Это квантовый мир. Тут все работает не так, как мы привыкли. Если бы ты наблюдал на планете за растением, то это не уберегло бы его от разложения. Но здесь эффект Зенона действует на все сто процентов.

- Да о чем ты ведешь речь?

Я вижу, что Лиам загнан в угол. Значит он опасен, как никогда. Мне знакомо это чувство. Оно дает силы и возможности для таких вещей, которые ты никогда бы не сделал раньше.

- При наблюдении за квантовой системой, ее элементы остаются в неизменном состоянии, прекращая какие-либо метаморфозы в своей структуре. Они просто существуют и поддерживают свою стагнацию. И нам необходимо обеспечить эту стагнацию.

- Ты представляешь, сколько времени потребуется жить для того, чтобы Вселенная почувствовала эффект от наблюдения? Жизнь человека против всего времени! Сто пятьдесят лет против миллиона!

- По моим подсчетам это неважно. Пусть тысяча лет, пять тысяч лет. Даже такой небольшой временной отрезок в контексте жизни Вселенной важен, так как дает отсрочку для остальных процессов, последовательно останавливающихся из-за того, что мы тут будем делать. А если найдем еще одну такую область...

- Выпусти меня. Я хочу, чтобы меня забрали. Оставайся здесь и следи, сколько влезет, но выпусти меня.

- Не могу. Ко мне одному никто не прислушается. Мне нужен ты, чтобы подтвердил мои изыскания.

- Я не буду этого делать.

- Надо.

- Нет. Они не прислушаются и ко мне. Ты понимаешь это. Выпусти. Просто выпусти.

- Прости, не могу.

- Выпусти, псих!

Его уже начинает трясти. Он готов на опрометчивый шаг. И мои шансы победить выше, чем у него. Лиам не владеет собой, я же немного успокоился. Да и в невесомости шансов на то, что он пырнет меня отверткой, крайне мало.

И ему никак не удастся доказать, что я сумасшедший. Просто потому, что это не так. Голоса увеличивают свою силу, закладывая уши. Мне почти не слышно Лиама, в глазах которого мечется паника. Что ж, значит так тому и быть.

Резко отталкиваясь от потолка, бросаюсь на него. Он не ожидает подобного, но выставляет отвертку на меня. Я уклоняюсь от нее, пролетаю мимо и торможу об стену. Лиам не успевает полностью повернуться ко мне, когда я отталкиваюсь ногами от пластика и врезаюсь в него, обхватывая руками и ногами сзади, как удав, информацию о котором я как-то нашел в Ресурсе. И явно произошла недооценка противника. Лиам Уилсон оказался сильнее, чем я рассчитывал.

- Матвей! Отстань! Ааа!

Он брыкается и извивается так, что мне сложно держать его. Особенно руку с отверткой, которая опасно блуждает с хаотичными взмахами перед ним. Голосов становится так много, а говорят они все вместе, что создают в ушах белый шум, затмевающий собой все то, что мне говорит Лиам. Я с трудом перехватываю его поудобнее, обвив шею парня правой рукой, сдавливая ее, чтобы он успокоился. Но этого мало. Лиам только сильнее дергается, а его левую руку с отверткой я почти не удерживаю. Высвободив ее, он со всей силы, которую только может приложить в невесомости, размахивается и вгоняет отвертку мне в ногу до половины ее рабочей части. Боль приходит резко и неожиданно, хотя адреналин и смазывает ее ощущение. Но я все равно вскрикиваю, голоса на секунду смолкают и в коридоре слышатся только сопение и рычание двух человек, сцепившихся в схватке.

- Успокойся, Лиам!

Перед нами вижу шарики крови, расходящиеся от нас в разные стороны, а один из них летит к потолку прямо перед моим лицом.

- Лиам!

Тот только рычит и брыкается, но уже менее активно. Я сжимаю его горло сильнее, он в ответ проворачивает отвертку в рану. Снова мой крик заглушает голоса, но я знаю, что нельзя останавливаться, надо терпеть, иначе все это закончится очень плохо. Чувствуется не только адская боль. Силы покидают мышцы Лиама, который, собравшись, вытаскивает отвертку из раны и бьет меня точно в мою икру. Это еще больнее. От спазмов я сдавливаю его шею до предела и чувствую, как он начинает задыхаться. Мой крик слышится через белый шум голосов, которые натурально орут о том, что надо избавиться от Лиама. Кричат настойчиво и в приказном тоне. Парень уже не сопротивляется мне. Я чувствую, как он обмякает. Голоса приказывают продолжать. Но нет. Мне нельзя убивать его. Отпуская тело, я вижу, как оно остается висеть в невесомости, будто это полноразмерная кукла человека. Голоса увеличивают свой напор. Но заметив красные капли вокруг себя, я вспоминаю об отвертке и вытаскиваю ее. Зрелище и ощущения не из приятных, но требуется сделать еще одно дело, терпя сквозь зубы. Подлетая к Лиаму, я убеждаюсь, что он без сознания. И пока он не пришел в себя, мне надо позаботиться о том, чтобы обездвижить его.

Голоса поутихли, теперь они разговаривают между собой, но все также вместе, копируя звуки волн большого водного пространства, которые я слушаю иногда перед сном. Они расслабляют, делая сон приятным.

Хватая Лиама в охапку, чувствуя непереносимую боль в ноге, я стараюсь отбуксировать тело в одно из помещений, но вдруг замираю. Голосов больше не слышно. Они в один момент замолчали все вместе, как будто их кто-то отключил, нажав невидимый рубильник. Тишина, образовавшаяся вдруг, больно ударяет по мне. Больнее, чем раны на ноге. Комфорт сразу куда-то улетучивается, и коридор становится похожим на внутренности космического существа, грозя сжаться, чтобы переварить меня.

- Эй!

Мне никто не отвечает.

- Почему вы замолкли? Ау!

Я жду несколько долгих минут, но молчание никем не нарушается.

- Вы где?

Чувство тревоги поднимается из глубин моей души, будоража собой каждый внутренний орган.

- Ау! Где вы? Ответьте, пожалуйста!

Но ответом мне служит тишина.

Меня будто током пробирает, мурашки бегут по позвоночнику снизу-вверх и обратно.

- Что вы хотите? Вернитесь! Так нечестно! Хотите, чтобы я его прикончил? Ладно! Но только вернитесь!

Я смотрю на находящегося без сознания Лиама. Его шея начинает темнеть от моего удушения. И сам по себе он представляет жалкое зрелище. Как такого убить? Нет, я лучше подожду, когда он придет в себя, чтобы было честно.

- Я согласен. Вернитесь! Я сделаю все, о чем вы просите, но вернитесь! Молю.

Вдруг ощущение чьего-то присутствия возникает как никогда ясно. Кажется, что на меня смотрят со всех сторон множество существ. Я оглядываюсь, но не вижу тех глаз, что изучают саму мою душу, которые видят абсолютно все. Хочется сжаться в комок, в точку, чтобы избавиться от этого чувства.

- Вернитесь, - шепчу я. – Скажите, что вы со мной, и я с делаю это.

 

«С вами выпуск экстренных новостей.

От наших источников в командовании только что пришла достоверная информация о том, что «Пионер» взорвался по пути домой. Проходя через недавно открытое облако темной материи, корабль самоуничтожился. Информации о выживших не поступало. Эскортные корабли «Гордость» и «Величие» три часа назад направились к месту катастрофы, чтобы провести спасательную операцию по обнаружению спасательных капсул, если таковые имеются. Связь с предполагаемыми спасенными не установлена, но в командовании уверены, что помехи вызывает темная материя, ведь до сих пор неизвестна судьба «Лоуренса Краусса», переставшего выходить на связь несколько дней назад.

Наш источник со ссылкой на неназванного ученого утверждает, что все могло произойти из-за неизвестного эффекта Новикова, названного в честь одного из двух человек, находившихся на станции, и отрапортовавшего в последний сеанс связи о том, что им обнаружена аномалия в данных о темной материи. Поэтому продвижение кораблей спасения будет проходить медленно и с соблюдением всех мер безопасности.

Эта трагедия никого не оставит равнодушным. Приносим соболезнования всем, кто потерял с «Пионером» друзей и родных. В скором времени командование выступит с официальным заявлением. Берегите себя.»