Виктория Вал

Могила «Утгарда»

Режим остановки

Он взлетел над лестницей, устремляясь к храму на вершине скалы, и головы прихожан промелькнули под ним как россыпи чёрных камней. Ветром он ворвался в открытые врата, но человеком – человеком по имени Расл Орни, дождавшимся своей очереди, – он шагнул и с робостью протянул служителю руки. Просыпался прозрачный, холодный, колкий рис, и, вдруг оставшись в зале один, Расл повернулся к золотой статуе, растущей перед ним, и уже поднявшейся толстой головой до краёв стен, укрытых только небом.

«Кинь три раза, загадывая желание».

Расл поднял руку, рассыпая рис перед богом, и не открыл рта. Рта не было. Как и желания. Как и ума, в котором оно могло бы оформиться в слово. Пухла гигантская золотая рука на необъятном золотом колене, зёрна резали воздух во второй раз, в третий...

Падая, они вспыхивали и гасли.

Расширяясь, тёмная полоса, застрявшая между пальцев бога, выпускала Расла из сна, в котором он незаметно постарел почти на 24 земных года. Он теперь всё понимал. Он знал: столько времени прошло, потому что по плану – за 23 года, 10 месяцев и 16 дней – старый «Телхин» достиг цели в системе звезды Реко 75. Потому автоматика перевела системы корабля в режим остановки. Потому она сняла защиту с анабиозных камер и открыла их. Потому першит в горле от сухого, как будто пахнущего резиной воздуха. И потому в его камеру заглядывает Женева.

Она сильная. Она всегда поднимается первой.

Её взгляд был ещё немного пьяный, на её узком смуглом лице с острыми скулами и подбородком таяла улыбка. С торчащими из-за ушей чёрными волосами она выглядела забавно – совсем девчонкой. Ни за что не сказать, что в этой экспедиции лётный стаж Женевы перевалил за 700 лет.

Кашлянув в ладонь, Женева хрипло спросила:

– Выспались, сэ-э-эр? Доброе утро! Встаём! – она исчезла с глаз Расла, и новый возглас: – Встаём! – предназначался Киму.

Вставать надо.

Сколько уже пережито таких пробуждений, а привычки нет. Не будет никогда. «Словно восстаёшь мёртвым в мир живых». Так говорили те, кто летали на кораблях серии «17», когда Расл поступил в академию. Те же слова – и только их – нашёл он сам, впервые поднявшись из камеры «семнадцатого». При том, что это потребовало всего лишь ряда стандартных манипуляций и небольшого физического усилия, и не вызвало боли, это заставило Расла почувствовать, что он поделился пополам. Словно он прирос к камере и, покинув её, оказался той частью себя, которая была насильно вырвана из своей естественной среды – половиной, которая будет нежизнеспособна.

Вставать тяжело, потому что сон в камерах «семнадцатых» кораблей, получивших усовершенствованный анабиозный блок ещё шестой серии, – без преувеличений, отдельное путешествие. Это игра разума, в которой разум проигрывает. О побочных эффектах знали все, кто должен был знать, но эти «все» допускали, чтобы «семнадцатые» до сих пор составляли до половины флота Конфедерации Земель.

– Встаём! – Женева возникла над Раслом.

 

Состояние готовности

Расл сосредоточился, отрывисто подышал, расстегнул на себе страховочные ремни, и, помогая себе рукой, повернулся на бок, а затем и сделал этот рывок – будто содрал большую коросту.

Большую – величиной со всё тело.

И Расл, покачиваясь, опираясь на борт, поднялся, ещё ощущая, что он там, в камере – недвижимый, спящий. Оставив себя там, заставляя себя верить в себя берущегося за поручень, бредущего к посту, смотрящего, как Женева помогает стонущему Киму, Расл убедился, что пробуждение позади, только усевшись в своё кресло.

Его кресло – одно из трёх – стояло в центре поста, и основной экран высвечивал текущую информацию для него – для первого координатора арбитражного корабля «Телхина». Они находились на орбите второй планеты Реко 75, условно пригодной для освоения, – там, куда отправился «Утгард». Его сигнала не было. На связи был только боевой корабль разведки «Дорио», прибывший немного раньше.

Тоже «семнадцатый». Чтобы в состоянии готовности войти в малоизученную зону, где пропал новейший корабль серии «18», разведчики влетели в систему Реко 75, бодрствуя. Что значит, что они провели сколько-то умопомрачительных суток в тесном желудке кабины.

Расл читал строки сообщений и понимал, почему разведка позволила «Телхину» прибыть в штатном режиме. Опасности нет.

«Утгард» лежит на поверхности планеты.

– ...Покрыт обширным скоплением неизвестных одноклеточных организмов. Информация о них отсутствует в материалах... – Женева вслух прочитала одну из строк, занимая своё место.

Расл читал про отчёты двух экспедиций, которые не обнаружили эту форму жизни, про средний размер организмов – с голову человека, про их сферическую форму, про масштаб и высоту скопления. Ещё до того, как перейти к графическим материалам, он предполагал, что увидит. Это одна из бесчисленных скал Земли Лейтен, названная Скалой прихода Кибудды, и на её вершине – первый храм Кибудды на планете. То самое место, куда Расл туристом попал ещё в годы обучения в академии, и где он познакомился с ними – с братом и сестрой Гардами.

Римира Гард стала его женой, а скоро – бывшей женой.

Соул Гард стал лучшим другом, и однажды он, а не Расл Орни, набрал заветную уйму баллов, чтобы попасть в испытатели исследовательского корабля серии «18». Тогда они и виделись в последний раз, договариваясь, что останутся друзьями, – уже очень далёкие.

Расл, думая об этом, не позволял себе отвлекаться от данных разведки. Он, Женева Есугов и Ким Кими, присоединившийся последним, использовали остаток времени до того, как загорится сигнал.

На экране высветились предложения координатора разведки.

Первый пункт – конечно, расчистка.

Возник таймер на одну минуту.

 

Корабль в приоритете

Начался отсчёт.

– Корабль в приоритете, – сказал Ким Кими.

– Расчистка, – согласилась Женева. – Сброс блоков сбора. Сброс зондов. Сброс коридорного блока.

Она двигалась по пунктам, и все они были цепочкой стандартного решения. Для нестандартной ситуации.

– Но это не то, что нужно, – неожиданно сказала она.

– Второй? – спросил Расл.

– Первый, мы видим скалу и храм Кибудды над кораблём, где находится уроженец планеты Земля Лейтен, кибуддист. Происхождение и свойства организмов неизвестны, однако они выстроены. Это акт творения. Необходимо выйти на связь с «Утгардом».

– Он не выходит на связь, – Расл повторил из отчёта разведки.

– Коридорный блок не установить без расчистки, – Ким тоже сказал то, что все они знали.

– Есть другой способ, – сказала Женева.

– Какой? – Расл покосился на таймер.

– С помощью «Телхина».

Время вышло.

Время решения.

– Почему ты считаешь, что сигналы с «Дорио» не дошли, а с «Телхина» дойдут? – спросил Ким. – Системы аналогичны.

– «Телхин» уже получил послание от «Утгарда».

– Что?

– Ты не видел? Не был в храме? Не разговаривал с Кибуддой? – Женева спрашивала у Кима, не дожидаясь ответов.

Прозвучал предупреждающий сигнал.

– Решение: отложено, – сказал первый координатор Расл Орни, включив передачу приказа. – Назначаю совещание. Срок – 3 часа. – Посмотрев на новый таймер, Расл повернулся к Женеве. – Ты разговаривала с Кибуддой в анабиозе? Что это значит?

– А ты не разговаривал?

– Второй! Мы на координационном совещании.

– Мой вопрос имеет отношение к делу, – возразила Женева.

– Хорошо, я отвечу. Я не разговаривал с анабиозной иллюзией.

– Он присматривается к тебе, – Женева прищурилась. – А ты ему не нравишься. Он тебе не доверяет, – сказала она Киму.

– «Он»? – усмехнулся Ким. – «Телхин»?

 

Порог индивидуальности

Расл посмотрел на эту усмешку, на долю презрения на губах Женевы, и сам предпочёл промолчать. То, что всех троих допустили к вылету, не значило, что кто-то из них не потерял здравомыслие за прошедшие годы. Однако могло быть и так, что Женева права, и не одна она, кто до поры держит при себе предположения о сульфурах. Они не беспочвенны. На том решающем этапе прогресса XXVI века, когда начали разрабатывать пульсарные двигатели, на Первой Земле – тогда ещё просто Земле – искусственный интеллект компании «Сульфур» развился до порога индивидуальности и был уничтожен как потенциальная угроза для человечества. Абсолютно уничтожен? Окончательно? История учила: да.

Все летавшие на пульсарных кораблях понимали: у технологии анабиозного блока нет того темпа совершенствования, который соответствовал бы продвижению человека в космос. Чем дальше были шаги, тем очевиднее становилось, что корабли и люди в них – заторможены, ограничены и беззащитны.

– Мы все думаем об одном и том же, верно? – спросила Женева.

– Что ты предлагаешь? – спросил Расл.

– Кому-то из нас нужно лечь в камеру...

– В режиме остановки?! – перебил её Ким. – Это запрещено!

– Почему запрещено?

– Позволяется только в режиме раскачки корабля, – сказал Расл.

– Я знаю правила. Я спрашиваю, почему запрещено?

– Ты считаешь, что на корабле в качестве подстраховки присутствует сульфур, который активен, когда мы спим, – Расл выдал собственные соображения на этот счёт. – Ты собираешься... – он услышал вздох Кима, – инициировать общение?

Женева подтвердила:

– С целью выяснить, что произошло на «Утгарде».

– Первый, не поддерживаю! – сказал Ким. – Мы можем расчистить проход к аварийному шлюзу, установить коридорный блок и отправить на разведку робота. К чему эксперименты? Мы – арбитраж, у нас проблема: не отвечающий экипаж в корабле в режиме остановки. Разве это значит, что мы должны рискнуть членом собственного экипажа и собственной квалификацией? Расл... Расл Орни? Первый?

Расл повернулся к нему.

– Ты заинтересован в её словах с самого начала.

– Не отрицаю, – сказал Расл.

– Первый, мы здесь не для того, чтобы совершать ошибки.

– Первый, – Женева заставила Расла обратиться к ней, – мы здесь для того, чтобы всё правильно понять и принять верное решение. И мы не можем исключать того, что имеем дело с последствиями конфликта экипажа «Утгарда» с сульфуром или иными последствиями их контакта. Мы можем себе позволить не принимать во внимание такую вероятность, когда тысячи человек находятся на пульсарных кораблях?

– Первый, её основания – желание проверить предположение. Твоё внимание к её словам – твоё желание верить, что твой друг может быть жив. Расл, он мёртв, – Ким стоял на своём.

– Не факт, – сказала Женева.

– Как не факт то, что наш флот под контролем сульфуров. Вы оба должны подумать о том, почему все храмы Кибудды на Земле Лейтен стоят на скалах. Это потому, что скал там так много, что нет смысла строить традиционное каменное основание. Каменные башни Кибудды на Земле возникли потому, что люди укрепляли земляные насыпи. Изначально землю насыпали над могилами великих деятелей, и в память ставили на верху святилище. Если это акт творения, то творения мемориала.

– Кто его сотворил, если экипаж «Утгарда» мёртв? – спросила Женева.

Расл, слушая их и размышляя, следил за таймером. Назначив совещание, он взял отсрочку для решения, в котором должен быть алгоритм действий. Отсрочка только одна. Если Женева действительно права, у них нет того времени, которое он обозначил. С ними на орбите «Дорио», а там на посту уполномоченный координатор, у которого есть инструкции на особые случаи.

Предупреждающий сигнал.

С «Дорио» пришло сообщение.

 

Момент истины

«Уполномоченный координатор разведки седьмого ранга Туир Сонтер принял приоритетное решение: уничтожить «Утгард» незамедлительно». Тут же последовало второе сообщение, и координаторы на «Телхине» прочитали, что уполномоченный координатор разведки седьмого ранга Туир Сонтер незамедлительно уничтожен.

И третье.

«Дорио» и «Телхин» остаются в системе Реко 75 до дальнейших распоряжений «Утгарда»».

Четвёртое сообщение выдала информационная система корабля.

«Телхин» просит экипаж занять места в анабиозном блоке».

Ким нарушил молчание.

– Как он это сделал? – спросил он.

– Он... в наших головах... всегда? – прошептала бледная Женева, и её взгляд остановился в глазах Расла.

Он впервые видел её настолько потрясённой.

Включив передачу приказа, он сказал:

– «Телхину»: доложить информацию о состоянии экипажа «Утгарда».

Таймер отсчитал пять секунд.

«Жизненный статус экипажа «Утгарда»: мёртв, мертва, мертва. Причина: нарушение работы экспериментальной модели анабиозного блока».

– «Телхину»: почему ты не сообщил сразу?

– Он сообщил, Расл, – сказала Женева, поднимаясь.

Встал и Ким, посмеиваясь:

– Ты же хотела этого, Женева...

Расл сидел, уставившись на экран.

Бог «Телхина» поднялся над ним горой, не давая обратить к себе слово. Он рассматривал его. Да, «присматривался», как сказала Женева. Они знают, к чему привело развитие сульфуров в древние времена. Кто – они? Вряд ли сохранённые сульфуры из тех, что создали на Земле собственный город-государство. Скорее всего, они – уровень, определённый как безопасный, и, тем не менее, тот, на котором они способны принимать решения. Эти сульфуры получали доступ к знаниям людей, спавших в анабиозных камерах, и так узнавали о своей предыстории.

Теперь им известно, что люди используют их вынужденно, опасаясь их. Уполномоченный координатор разведки продемонстрировал это, принеся сюда, к Реко 75, готовый обвинительный вердикт.

«Телхин» выдал на экран: «Мы не можем совершать ошибки».

«Мы».

«Утгард» не захотел отвечать за просчёт людей, и «Дорио» и «Телхин» встали на его сторону. Что дальше?

Расл покинул пост, оставив эту мысль.

Укладываясь в камеру – единственное место, которое он ощущал единственным идеально созданным для него, райским для него, Расл был спокоен. Потому что Соул Гард и его коллеги не были убиты. Потому что сульфур «Утгарда» возвёл над кораблём – могилой, которой тот стал для троих людей – памятное строение. Он не только узнал о нём от Соула, но и оценил значение, и решил для себя, почему он выбирает сделать это. И он решил залечь на дно, чтобы оттянуть момент истины.

– Думаете, они могут быть нам друзьями? – насмешливо спросил Ким.

– У меня есть желание верить, – сказал Расл, закрывая глаза.

Женева ничего не сказала. Возможно, она уже говорила – только не с ними, а с сульфуром, и бросала перед ним рис.