Море Кракена

Когда Отец сказал, что я должна найти убийцу среди первых колонистов Титана, я не думала, что справлюсь так быстро.

– Полетное время – двадцать три минуты, – терпеливо, как ребенку, объясняла мне старший помощник. – Температура за пределами станции – минус сто семьдесят градусов. Она умрет раньше, чем мы поднимем аэростат. – В ее бледных, почти бесцветных глазах появилось что-то похожее на сочувствие, но не к той, которая сейчас замерзала в каких-то двадцати трех минутах от человеческого жилья, а ко мне. – Отбой тревоги, – сказала она дежурному у мониторов контроля. – Свяжись с буровой. Пусть Савельевы подберут тело в конце смены.

– Вика, она права, – шепнул мне на ухо Отец.

– Нет, – ответила я сразу обоим.

В личном деле Анастасии Беспаловой, старшего помощника командира станции «Мирный», в графе «возраст» стоит число шестьдесят два, и, может быть, в свои девятнадцать я и вправду кажусь ей ребенком, но тут уж ничего не поделать.

– Кислорода я вам не дам, госпожа комиссар. – Беспалова была непреклонна. – Как и аэростат. Хотите геройствовать – идите пешком.

– Уполномоченный инспектор, – поправила я. – И меня ваши запреты не касаются. – Будь она командиром, я бы подчинилась, тут уж без вариантов, но командир «Мирного» три года как был мертв, а полномочий чтобы возражать старпому у меня хватало.

Это был мой первый день на спутнике Сатурна и первый рассвет здесь после семи суток ночи, когда только прожектора станции разгоняли непроглядную, беззвездную темноту. Я видела, как из маслянистых вод моря Кракена поднялось Солнце – таким я никогда не видела его с Земли или из космоса – крошечный белый шар сквозь пелену оранжевых облаков. Я слышала, как кричит, приветствуя рассвет, Зверь Титана, и в ту секунду я верила, что он существует. А потом я поняла, кто здесь настоящий зверь.

– Вы же слышали, правда, слышали? – Валерий Синица, низкорослый, мне по плечо, биолог «Мирного», был так счастлив, будто нобелевский комитет уже вписал его имя в перечень лауреатов. Мы стояли на улице, спиной к белым куполам станции, лицом к морю – и к рассвету, с ног до головы закованные в броню термокостюмов. Кислородные маски прятали наши лица, а говорили мы по радиоканалу – иначе бы вряд ли разобрали хоть слово – маски здорово искажали голоса. – Вы доложите на Землю? У меня есть записи, но личное свидетельство... – Его прервал сигнал тревоги. Я, признаться, обрадовалась – это избавило меня от необходимости отвечать. То, что я слышала, можно было принять за рев животного, а если забыть, что мы не на Земле, а под метановыми облаками Титана, так и вовсе никаких сомнений. Но стоило подумать лишнюю секунду, и сама мысль об этом начинала казаться дурацкой, а обижать биолога не хотелось.

– Кузнецова Маргарита. Техник. Ветряная электростанция. – Голос Отца из шпионского, как говорили в Звездном, динамика в левом ухе перекрывал вой сирены. – Отказ термокостюма. – Я бы не удивилась, узнав, что Отец получил информацию раньше «Мирного» – он с орбиты перехватывал все радиосигналы на Титане.

Я умела бегать при малой гравитации – мы тренировались в Звездном, а в полете мне не давал расслабиться Отец – не открывал ящики с едой пока не выполню дневную норму на тренажерах. Три минуты хватило, чтобы добежать из главного купола «Мирного» до причала.

– Восьмой дирижабль. Дайте курс, – потребовала я. Аэростат с красной цифрой «8» на боку казался несуразно маленьким, не верилось, что он может поднять в воздух хотя бы одного человека. Пришлось напомнить себе, что я уже не на Земле. – Быстрее, – сказала я, забираясь в гондолу.

– Вы не успеете, – вздохнула старпом по радиосвязи.

– Вика, ты не успеешь, – одновременно с ней сказал Отец, но ему я могла простить такие слова – Отец хоть и имел разум, но это был разум машины, не человека.

– Курс, – повторила я. Я знала, как обращаться с дирижаблем, – теоретически – в Звездном у меня получалось, но лучше бы до электростанции меня довез автопилот. Отец может управлять почти любой техникой колонистов дистанционно, но просить его об этом нельзя – никто не должен знать, что он следит за «Мирным». Если Беспалова откажется, придется вести дирижабль самой.

Пронесло: я почувствовала легкий толчок, когда аэростат поднялся в воздух.

– Мы, думаете, в кислороде купаемся? Или в топливе? – Вот тут она меня удивила. Когда живешь нескольких километрах от моря, целиком заполненного углеводородом, о проблеме с горючим вроде как забываешь, так? – Будьте уверены, госпожа уполномоченный инспектор, я доложу о вашем поведении на Землю.

Ага, я спасу человека, и Земля велит поставить меня в угол за то, что я при этом дышала. Я не ответила, я уже летела – навстречу морю, навстречу Солнцу, туда, где высился лес электростанции – три десятка ветрогенераторов у полосы прилива. Я знала, что успею, верила, так и будет, потому что иначе и быть не могло – путь с Земли на Титан, два года в металлической коробке космического корабля, должность инспектора, неограниченные полномочия, право решать, Отец выбрал меня – я просто не имела права вот так облажаться в первый же день.

Но я, разумеется, не успела.

 

***

В чем жители Титана никогда не будут нуждаться, так это в холодильниках.

Тело положили в шлюзовом коридоре медсанчасти – она занимала небольшой купол в южной части станции – там было не так холодно, как снаружи, но и минус восемьдесят более чем достаточно, чтобы никакая органика не испортилась. Термокостюм с Кузнецовой сняли, и я все собиралась с духом, чтобы осмотреть его. Я, конечно, никогда бы не нашла причину поломки сама, но Отец, получив видеозапись, разберется.

– Почему она сняла маску? – спросила я. Тело завернули в несколько слоев пластика – он так сильно искажал черты, что казалось, будто покойная улыбается, но это было не так – я-то видела ее лицо, там, на электростанции.

– Рита молодец, – ответил врач «Мирного». – Все правильно сделала.

– Серьезно? – Я заставила себя отвернуться от окна в шлюзовую.

– Конечно. – Врач производил приятное впечатление: полноватый, улыбчивый, с добрыми серыми глазами, он чем-то напоминал Алексея Леонидовича, директора нашего детдома в Звездном, но после этих его слов я подумала, что он такой же психопат, как и старпом. – Останься я на улице без термокостюма, тоже бы не отказался от наркоза.

Понятно. Воздух Титана усыпит человека за минуту: азот, чуток метана и угарного газа – десяток вдохов и умирай себе без боли. Вот и она не стала ждать, знала, на помощь никто не придет.

– Вскрытие, – напомнил Отец.

– Приходилось пользоваться? – Я кивнула на хромированного паука автохирурга над операционным столом: в медсанчасти хватало места только для него, шкафа с лекарствами и раскладного табурета, где сидел врач.

– К счастью, нет. Но учения были в прошлом месяце. Послушайте, инспектор, – замялся он. – То, что случилось – ужасная, нелепая, трагическая случайность. Земля должна понять. Мы не на курорте. Бывает всякое.

Он был прав, конечно, прав. Это не тренировочный лагерь в Звездном, это космос, это орбита Сатурна, это Титан, это минус сто семьдесят и яд, разлитый в атмосфере, и седьмая по счету «трагическая случайность» не должна никого удивлять – им всем очень хотелось, чтобы я – и Земля – поверили в эту чушь.

Авария посадочного модуля, две поломки термокостюмов, три отказа дыхательных аппаратов, двое без вести пропавших – и вот из тридцати колонистов осталось четырнадцать. О чем тут беспокоиться?

– Понимаю, – кивнула я. – Земля захочет видео вскрытия. Не забудьте.

 

***

Я положила в рот ложку белкового пюре. Было совсем неплохо: если забыть из чего оно на самом деле сделано. А вот гарнир – водоросли – не удались, я вообще не почувствовала их вкуса, даже соли.

В столовую я пришла не вовремя, до ужина оставался целый час, но дежурный – тот же, кто обычно сидел у контрольных мониторов – все-таки разогрел для меня рацион. Я поблагодарила его, но он не ответил, кажется, засмущался: странная реакция. Сейчас он, худой, высокий и какой-то нескладный, стоял ко мне спиной возле пирамиды пластиковых контейнеров и что-то подсчитывал – я заметила на его планшете открытый калькулятор.

Прошло три дня после смерти Кузнецовой. Я побывала везде: у атомного реактора; на буровой вышке, где добывали из-под земли лед; на недостроенной гидроэлектростанции в Горле Кракена; на ферме, где растили в пластиковых чанах водоросли; в жилых куполах; на складах оборудования и пищевых концентратов. Я поговорила с каждым, кого встретила, и, может быть из этого и вышел бы какой-то толк, если бы не старпом. Она следовала за мной везде, прилипчивая и неотступная, как тень. Дошло до того, что я прямо сказала, что не нуждаюсь в провожатых, но она это просто проигнорировала. Как еще в столовую одну отпустила.

– Расспроси его, – произнес Отец. – Сейчас.

– Кого? – Я закрыла рот ладонью прежде чем переспросить.

– Дежурный. Подозреваемый. Имел возможность. Имел мотив.

– Да ладно? – Я не удивилась. – Он тоже? – Эти три дня Отец так говорил про каждого с кем мне удалось встретиться – невиновных на станции по его мнению не было.

– Расспроси, – повторил Отец.

– Как хочешь, – вздохнула я.

– Андрей Самсонов, – подсказал Отец. – Двадцать пять лет. – Получается, Самсонов был младше меня на год, когда отправился на Титан. – Программист. Радиоинженер.

И повар, про себя добавила я. Пришлось, видно, научиться. Когда от команды остается меньше половины, каждому приходится освоить новую профессию.

Я открыла рот, чтобы начать разговор, первым делом похвалить еду – и соврала бы я только наполовину – но тут в столовую вошел, почти вбежал, биолог «Мирного».

– Вас-то я и ищу, – сказал Синица, едва меня увидев. – Пойдемте скорее, ваш груз оттаял. – Я не сразу сообразила, о чем это он, а когда поняла, тут же расхотела куда-то идти. Но Синица этого не заметил, он взял меня за запястье – я нашла этот жест весьма фамильярным – и потащил за собой. – Анастасия Викторовна запретила мне говорить с вами о Кракене, но на ферме никаких кракенов нет, я проверял.

– Я вовсе не против поговорить о Кракене, – сказала я, освобождая запястье. – Я и на рыбалку с вами слетаю, если хотите. – Так остальные колонисты называли бесплодные поиски Синицы.

– Что вы, Виктория, – грустно усмехнулся биолог, а походка его сделалась нервной и быстрой. – Старпом меня на концентрат пустит, когда узнает.

Идти было недалеко – третья дверь справа открылась в короткий шлюзовой коридор между главным куполом и зверофермой.

– Дышите глубже, инспектор, – посоветовал Синица, когда мы вошли в тесное помещение, заставленное огромными – я бы в них целиком поместилась – пластиковыми ящиками-инкубаторами. – Содержание кислорода как на Земле. Людей мы так не балуем. – Я глубоко вдохнула, прислушалась к ощущениям, но никакой разницы не заметила. Пахло озоном и древесными опилками – едва различимо. – Глядите-ка. Этих вы привезли. – Он откинул крышку ближайшего ящика. – Резвятся, чертята.

Я заставила себя посмотреть внутрь. Я, конечно, знала, что увижу, два года, хоть и замороженные, они делили со мной один корабль, но от вида копошащихся в субстрате тараканов длиной с палец меня замутило. Коров и свиней в космос не взять, напомнила я себе. Радуйся тому, что есть.

– Этих красавцев, – Синица перешел к другому ящику, – я вывел сам. Мясная порода.

Тараканы внутри были точно такие же, если не считать размеров – некоторые величиной с ладонь, другие и того больше.

– Пять лет селекции. Гравитация, конечно, сыграла роль, но дело не только в ней, уж поверьте. Едят любую органику, – хвастался биолог, – что не положишь, все сметут. Молодняк тоже, так что приходится отсаживать.

– Это... впечатляет. – Я нашла подходящее слово.

– Когда у нас будут шаттлы, отправим партию на Землю, – пообещал Синица. – Представляете, какие перспективы? – Да уж. От мысли о тараканах величиной с крысу на кухне в Звездном меня передернуло. Но я понимала, что несправедлива к биологу – его работа заслуживала похвалы.

– Я упомяну о них в сегодняшнем отчете.

Синица только этих слов и ждал – заулыбался так, будто я пообещала ему невесть что.

– А он? – спросила я Отца, когда покинула звероферму и ее ужасных обитателей. – Тоже убийца?

– Виталий Синица, – ответил Отец. – Ксенобиолог. Имел мотив. Имел возможность. Главный подозреваемый.

 

***

Логику Отца понять невозможно – не стоит даже пытаться. Он делает выводы, анализируя такой массив данных, какой человеку за всю жизнь не воспринять. Иногда кажется, он просто угадывает, но, что обидно, почти никогда не ошибается.

Кто-кто, а Синица никак не тянул на главного подозреваемого, на подозреваемого вообще, если говорить откровенно. Не могла я представить, как биолог портит чей-то дыхательный аппарат или термокостюм. Если бы Отец назвал старпома, я бы не сомневалась, но Синица? Зачем это ему? С Отцом, однако, я не спорила.

– Вы забыли фары включить, – сказала я биологу. Я едва его не упустила, хотя пришла на причал заранее: Отец покопался в компьютере «Мирного» и узнал, что сегодня ночью Синица собирается на рыбалку – на один из дирижаблей он загрузил курс до моря Кракена и обратно.

Черная фигура в открытой гондоле под брюхом дирижабля вздрогнула. Синица обернулся, а потом стал творить что-то несуразное: замотал головой, приложил указательный палец к кислородной маске, похлопал себя по уху и затем показал мне три пальца. Ему пришлось повторить всю пантомиму сначала, прежде чем я поняла, чего он хочет. Я переключила радиосвязь на третий канал.

– Вы доложите на Землю? – упавшим голосом спросил он. – Или Анастасии Викторовне? – Второе, судя по всему, пугало его куда больше.

– О краже дирижабля? – Я не могла видеть его лица из-за маски, но поняла, что угадала – старпом эту поездку не одобрила бы. – Бросьте. – Я махнула рукой. – Я с вами. – Я хотела подняться в гондолу, но Синица стоял на входе и не сдвинулся с места, когда я встала на лестницу.

– Простите, Виктория, – замялся он, – Старший помощник запретила втягивать вас в мои поиски, и я...

– Вы хотите, чтобы Земля услышала о Кракене или нет? – прямо спросила я. Поведение биолога меня удивило – я-то думала, он обрадуется компании.

– Сколько у вас кислорода с собой? – Он еще колебался.

– Полный баллон, – ответила я. – Хватит?

– Если туда и обратно, должно. Ладно, была не была. – Биолог посторонился, пропуская меня в гондолу.

– Как старпом вообще разрешает вам что-то искать? – спросила я, когда дирижабль уже летел в тихих оранжевых сумерках Титана. Фары биолог так и не включил. – Мне казалось, она за лишнюю молекулу кислорода удавится.

– Не надо так, Виктория, – мягко сказал Синица.

– И все же?

– Приказ командира, – сдался биолог. – Анастасия Викторовна не может его отменить.

Ловко. Мертвый командир «Мирного» продолжает командовать станцией из могилы, и старпом ничего не может с этим поделать – по крайней мере пока Земля не подтвердит ее полномочия.

Биолог заговорил – о Кракене, конечно – о том, как он впервые услышал его, всего через день после приземления и сперва не поверил собственным ушам; о плавучих островах, которые то появляются, то исчезают, и как он понял, что это совсем не острова – я не особо прислушивалась: в Кракена я не верила.

Дирижабль летел к морю: борт гондолы доходил мне до пояса и сперва я опасалась подходить близко к краю, но после успокоилась. Прямо по курсу Солнце дрожало, отражаясь в маслянистых оранжевых водах. Света оно почти не давало – мне приходилось щуриться, чтобы что-то разглядеть – но таков самый яркий день на Титане, и должна к этому привыкнуть.

Странная мысль. Когда я улетала с Земли, я знала, что беру билет в один конец, но по-настоящему осознала только сейчас: это тусклое Солнце, эти оранжевые облака, минус сто семьдесят, метановые моря и метановые дожди, кислородная маска на лице и термокостюм – единственная броня между телом и смертью – вот он, мой дом, и другого у меня уже не будет. Но к этому я готовилась всю сознательную жизнь, так почему мне тогда так грусно?

Это они виноваты, с неожиданной злостью подумала я. Колонисты, тоже мне. Они все испортили. Крошечная ошибка в расчетах, и посадочный модуль отделяется от корабля на секунду раньше, чем нужно, – одиннадцать человек падают в море. Страшный удар – но они могли бы от него оправиться. А потом, и месяца после высадки не прошло, погибает командир – просто исчезает в никуда, даже тела его не находят. Следом умирают еще двое. Тогда Земля посылает на Титан Отца – и меня в нагрузку – пока мы летим, кладбище «Мирного» увеличивается еще на две могилы.

Не смей раскисать, сказала я себе. Все изменится, едва сюда прибудет новое поколение. Воспитанники Звездного, дети «Роскосмоса» – когда в десять лет тебя спрашивают, хочешь ли ты жить на другой планете, ты соглашаешься не раздумывая, но потом понимаешь – это и есть твоя судьба.

Они ждут – на Земле – готовые в любой день взойти на борт космических кораблей – три сотни человек, будущее Титана. Ждут, пока я найду убийцу, и пока Отец разрешит полет. И все у нас будет: приливная электростанция в Горле Кракена, настоящий город под куполом вместо крошечного «Мирного», не чаны с водорослями и жуками, а поля и зверофермы – и называться они так будут не в насмешку. Может, мы построим на орбите свое собственное Солнце – и тогда Титан преобразится. Дело за мной.

– Анализ данных окончен. – Голос Отца прозвучал так неожиданно, что я вздрогнула. – Все отчеты с «Мирного» за последние пять лет фальсифицированы.

Следовало ожидать. Конечно, они врали – о том, как погибли командир и остальные. Я уже решила, что прикажу выкопать тела: в медсанчасти есть автохирург, патологоанатом с Земли подключится к нему, сделает вскрытие – и я буду знать наверняка.

– Несоответствия в количестве получаемой и потребляемой энергии, производимой и потребляемой пищи, кислорода и воды, количестве рабочих человекочасов, – добавил Отец. – Данные изменены в большую сторону.

Что за бред? Зачем врать о том, сколько колония выработала энергии и кислорода, сколько произвела топлива и вырастила еды?

– Ты уверен? – одними губами спросила я. Отец не ответил, но и вопрос был дурацкий. Отец не ошибается.

– Вы – моя удача, Виктория, – сказал Синица, когда дирижабль остановился над морем. – Только посмотрите. – Я перегнулась через борт гондолы и увидела маяк на поверхности воды – он светился ядовито-зеленым. – Сеть сработала. Попался, он попался.

Против воли – не верила я ни в какого Кракена, как и в способность биолога его поймать – я попятилась от борта. Синица встал к штурвалу, ловко подвел дирижабль к маяку. Зашуршала, опускаясь, лебедка.

Какой он, Зверь Титана? Огромный, раз его могли принять за остров, медлительный, неповоротливый – спит веками на дне метанового моря. Дирижабль ощутимо тряхнуло – конец лебедки подцепил сеть. А сейчас мы его разбудим...

Мне стало по-настоящему страшно: я живо представила как огромное чудовище пробуждается, как щупальца хватают дирижабль, миг сопротивления – мы еще можем улететь, но Кракен держит крепко – и нас затягивает в пучину. Двух человек не хватало до чертовой дюжины на морском дне, но мы это исправили.

– Кракен Синицы звучит лучше, чем таракан, верно, Виктория? – Веселился биолог, пока сматывалась лебедка. – Мы еще поживем, да?

Я заставила себя посмотреть вниз. Что-то округлое блеснуло под водой. Сеть поднялась, и я увидела нашу добычу: металлический обломок посадочного модуля с полустертой надписью «Лазарев – 1» на нем.

 

***

Я первая заметила неладное. Невелика заслуга – Синица бы не отреагировал, реши я вдруг спрыгнуть с дирижабля – так расстроила его неудача с Кракеном. Биолог сидел, не поднимая головы, в дальнем от меня конце гондолы. Он ни слова не произнес с тех пор как обломки посадочного модуля упали обратно в море.

– Курс неправильный, – сказала я. – Или так задумано? – Вместо того, чтобы вернуться тем же путем к «Мирному» мы летели вдоль берега, с каждой секундой удаляясь от станции.

Синица поднялся на ноги, огляделся.

– Нет, – ответил он. – Не мной.

Я переключила передатчик на общий канал.

– «Мирный», я пятый дирижабль, – позвала я. – Скорректируйте наш курс.

Тишина.

– «Мирный», я пятый, ответь, – потребовала я. – «Мирный», я пятый, «Мирный», я пятый. – Я переключала каналы, но никто не отзывался. – «Мирный», я пятый. Мэйдей, мэйдей, мэйдей. «Мирный», я пятый, умерли вы там что ли? – почти кричала я. – Мэйдей, мэйдей, мэйдей.

– Они не ответят, – тихо сказал Синица. – Простите, Виктория.

Он-то тут при чем? Я крутанула штурвал влево, пытаясь развернуть дирижабль, но он не послушался – будто и не заметил моих усилий.

– «Мирный», я пятый, ответь. «Мирный», я пятый, ответь. – Нужно было что-то решать. Нас уносило все дальше: еще пара километров и на обратный путь просто не хватит воздуха.

– Простите, – повторил биолог. – Я не хотел.

Да что он несет? А кто хотел?

– Отец, – громко позвала я. К черту маскировку. – Отец, возьми управление. Отец?

Тишина.

– Отец? – Вот тут я испугалась по-настоящему – я физически ощутила, как сжимают сердце ледяные пальцы страха – куда там всем морозам Титана. – Отец, почему ты молчишь? Отец, ответь мне!

Так не бывает. Отец отвечает. Всегда.

– Отец...

Тогда я решилась: схватила биолога за руку – он нисколько не сопротивлялся – подтащила его к борту. Синица замотал головой – понял, что я задумала, но на уговоры не было времени. Изо всех сил я толкнула его в спину: биолог нелепо взмахнул руками, будто пытался зацепиться пальцами за оранжевый воздух, но, конечно, ничего у него не вышло – охнув, он рухнул вниз. Я выпрыгнула следом.

 

***

Воздуха стало не хватать. Я не знала, когда это началось, упустила момент. Мы шли вдоль берега в сторону станции, а сколько это длилось, а не могла сказать. Час? Два? Десять? Нет, на десять мне кислорода бы не хватило.

На Земле наш прыжок стоил бы нам переломанных ног, если не жизни – до поверхности было метров десять. Спасибо малой гравитации: я даже не ушиблась. Но на этом наши проблемы только начинались.

Я бросила попытки вызвать станцию – ясно же, никто мне отзовется. Странно, но то, что меня хотели убить, совсем меня не волновало. А вот то, что я больше не слышала Отца, напротив, очень сильно. Им пришлось заглушить всю связь на Титане, вывести из строя радиовышку и все передатчики, иначе Отец ко мне пробился бы.

Зачем я вообще переставляла ноги? Кроме как на станцию, идти было некуда, а там меня ждали вовсе не друзья. Можно было снять маску и позволить воздуху Титана все прекратить. «Рита молодец», – вспомнила я. «Все правильно сделала». Тело, завернутое в несколько слоев пластика. Ну уж нет. Не дождетесь.

– Тогда не только люди погибли, – говорил Синица. Он держался на несколько шагов позади, но не отставал. И не затыкался – хотя я не раз и не два просила его поберечь кислород. – Реактор с ними рухнул – раз и нет его. – Кажется, он все-таки головой приложился. Два дня назад я видела реактор собственными глазами. – Концентраты пищевые, на два года запас. Кое-что мы выловили, но в метане оно все равно попортилось. Если бы не командир, мы бы все сейчас в ящиках лежали. Я назвал бы Кракена в его честь, слышите, Виктория, Кракен Егорова, а не Кракен Синицы. Он нас всех спас. Великий человек...

И мертвый. А мы пока живы. Я видела огни «Мирного» впереди и – вопреки всему – понадеялась, что стоит только дойти, и все будет хорошо: мало ли что случилось с радиосвязью, может, никто вовсе и не хотел нашей смерти. Стоит только дойти, давай, шаг за шагом, вот, еще один, и еще, переставляй ноги, ну же, тебе помогут, стоит только дойти.

Воздуха не хватало. Я будто пыталась дышать сквозь пластиковый пакет – кислорода осталось слишком мало. Почему в дирижабле не было запасных баллонов? По инструкции они должны всегда там лежать – почему их не было? Огни станции расплывались перед глазами. Я перестала видеть, куда иду, просто шла в сторону света: так бабочку неудержимо тянет к себе огонь. Синица больше не говорил, или это я перестала его слышать.

Я поняла – неожиданно ясная мысль – что скоро задохнусь, так и не дойдя до станции, и не испугалась, нет, я рассмеялась, это я хорошо запомнила, а потом были черные фигуры в ореоле света, и они тянули ко мне длинные руки-тени, и чьи-то пальцы вцепились мне в лицо, пытаясь оторвать маску, и я услышала крик, может даже свой собственный, я отчаянно боролась не пойми с кем за последний глоток кислорода и, кажется, победила, а потом стало совсем темно.

 

***

Сперва я решила, что кошмар продолжается: темнота вдруг обернулась светом, а я оказалась на звероферме – лежала на одном из ящиков-инкубаторов – кто-то заботливо подложил мне под голову свернутое одеяло. Пахло землей и чем-то сладким, будто гнилыми яблоками.

Если меня спасли, почему я не в медчасти? Я села. Слишком резко – голова будто взорвалась болью – это и убедило меня, что все взаправду.

Содержание кислорода как на Земле, вспомнила я. Правильно, где еще приходить в себя после воздуха Титана?

– Если вас тошнит, – услышала я голос старпома. Она стояла у двери, как бы загораживая ее от меня, но я не собиралась бежать – куда бы? – сделайте это в инкубатор. Органика, сами понимаете.

Она угадала – желудок мой словно взбесился. Я слезла с ящика на котором сидела, открыла крышку соседнего, прежде чем старпом успела крикнуть «не в этот». Мясным тараканам Синицы все-таки ничего не досталось, меня стошнило на пол.

– Гадость. – Я вытерла рот рукавом. То, что я только что увидела, было самым омерзительным зрелищем в моей жизни, но, несмотря на это, что-то во мне требовало открыть инкубатор снова. Убедиться, что мне не привиделось? Я сама запретила ее хоронить, пока вскрытие не сделает врач с Земли – никто не скажет, что старпом нарушила приказ.

– Органикой нельзя разбрасываться, – пояснила старпом.

– Приятно знать, что моя смерть послужит общему благу, – сказала я. – В каком из этих ящиков ваш биолог?

– Ни в каком. Он жив. Ждет вас, хочет попрощаться.

– Прежде чем вы меня убьете? – Я посмотрела ей прямо в глаза.

– Не говорите глупостей, – поморщилась Беспалова. – Он хочет попрощаться с вами прежде чем мы убьем его.