На полпути к звёздам

Есть на Объекте место, откуда он представляется гигантским стадионом с трибунами, уходящими в черноту. Носовая часть сливается в пятно арены, а противоположная стена несущих рёбер разбита на ячейки зрительских мест. Чуть выше — и Объект становится бесконечным серым колодцем, чуть ниже — и арена превращается в лабиринт переборок, опутанных лианами проводов.
Борис парил в невесомости, пристёгнутый тросом к швеллеру каркаса, и смотрел вниз, на арену. Радиоканал выключен, только на лицевом стекле шлема в правом верхнем углу горит зелёная точка — всё в порядке, никаких аварий и происшествий. Значит, есть время расслабиться и представить себя не на величайшей космической стройке, а на обычном земном стадионе перед началом матча. Полчаса парения — и можно с новыми силами возвращаться к работе.

Созерцание Бориса нарушил толчок в ногу. В коленный обвод скафандра вцепилась «блошка», распластала лапки и принялась щёлкать рентгеноспектрографом.

— Кыш, дура! — прикрикнул на неё Борис и попытался стряхнуть прилипалу.

«Блошка» никак не реагировала. Тогда Борис изогнулся и стукнул «блошку» кулаком. Потом смёл почерневший кусочек металла со штанины.

Вернувшись в жилой конус, Борис связался с отделом программистов.

На экране появилось белобрысое вытянутое лицо.

— Олаф, на меня снова напала «блошка», — пожаловался Борис.

— Где? — поинтересовался собеседник.

— Двадцать шестой уровень, сектор двенадцать-А.

— Что ты там делал?

— Неважно. Что там делают ваши «блошки» — вот в чём вопрос. И почему нападают на меня.

— Разберёмся, — нахмурился Олаф.

— Учти, ещё одно нападение и я составлю рапорт. — С этими словами Борис отключился.

 

Совсем не так представлял себе работу Борис Савельев два года назад, когда прибыл на орбиту. Строительство первого межзвёздного корабля, титана среди гигантов, переполняло душу энтузиазмом, звало на свершение подвигов. И поначалу так и было. В пустом космосе кружилась связка жилых сфер и больше ничего. Своими руками, сменами по двенадцать часов, молодые парни и девушки Земли возводили первые конструкции, забивая свет звёзд искрами вакуум-сварки. Нет, ещё не самого корабля, а сопутствующих заводов. Завода по производству моноуглеродных нитей, завода микросхем, завода роботехники. Смеялись, влюблялись, распевали в эфире придуманные самими песенки — и работали изо всех сил.

Потом, после запуска заводов, началось возведение корабля. Часть ребят вернулась на Землю, остальные сменили сварочные аппараты на пульты управления. Многотонные блоки скрепляли роботы, и человеку оставалось лишь надзирать над ними. И всё равно работы хватало. Борис вспомнил, как сразу после солнечной бури с двумя товарищами карабкался по стальным направляющим, как вручную, рискуя получить смертельную дозу, менял выгоревшие микросхемы на новые, только что выпущенные с завода, и больше всего боялся тогда не за себя, а за эти самые микросхемы, без которых роботы-сварщики оставались грудами неподвижного металла и не могли продолжать работу.

Тогда ещё была романтика. Теперь она ушла совсем. В двадцать шесть лет Борис стал руководителем монтажников, которых осталось всего трое: он сам, Степан и Зоя. Да и им делать почти нечего. Корпус корабля возведён, осталось присоединить двигатели. Всё это сделают автоматы. Можно, конечно, переквалифицироваться и остаться, но Бориса на Земле ждала Нина, улетевшая месяц назад, как только стало известно, что у них будет ребёнок. Да и вообще, те минуты первых дней уже не вернутся. Когда смонтировали Центавр — центральный эвристический компьютер — и на стройку хлынул поток молодых программистов с горящими глазами, уже тогда Борис чувствовал себя среди новичков неловко, словно подглядывающий за первым поцелуем. Дальше будет только хуже. Биологи, химики, инженеры-ядерщики заполнят внутренность корабля, радуясь своим, непонятным Борису, успехам, преодолевая сложности, о которых Борис ничего не узнает, распевая в эфире свои, наполненные профессиональным фольклором, песни. И будут у этих ребят свои герои и отстающие, свои соревнования между бригадами, или как там это у них называется, — своя романтика, свой мир, в котором Борису делать нечего.

На стенном экране полз столбик новостей. Борис включил звук.

— Продолжаются дебаты о названии межзвёздного корабля. Итоги всепланетного опроса не дали однозначного результата. Больше всего голосов отдали за «Христофора Колумба» и «Марко Поло», однако перед началом второго тура голосования часть депутатов Верховного Совета Земли обратилась в суд с требованием признать опрос недействительным, поскольку считает, что оба путешественника не были первооткрывателями и должны быть исключены из числа вариантов. «Только настоящие первопроходцы достойны дать имя нашему звездолёту, — заявил лидер несогласных Жорж Эркель. — Те же, кто познакомил одну часть землян с жизнью другой части, таковыми быть не могут». Таким образом, утверждают несогласные, лишь исследователи полярных областей, такие как Нансен и Амундсен, или подводного мира — называют имя Вильяма Биба — должны остаться в списке всепланетного опроса. Джон Вульф, представитель противоположного лагеря, заметил на это, что «корабль предназначен для перевозки колонистов на сухое, твёрдое место в умеренном климате», и он не понимает, «какое отношение к такому месту имеют покорители льдов или морских глубин».

— В Москве, Лондоне и Пекине состоялись шествия против решения Верховного Совета ограничить возраст колонистов сорока годами. Сотни тысячи демонстрантов с плакатами «Долой сороковник!» прошли по центральным улицам мегаполисов. В руках многих были пудовые гири — символ выносливости и силы старшего поколения. На всём протяжении маршрутов были расположены вертолёты «скорой помощи». Как сообщают наши корреспонденты, большинство принесённых к вертолётам демонстрантов, получив первую помощь, вернулись в ряды протестующих.

«Всё как всегда», — подумал Борис, отключил новости и вызвал Землю.

— Привет!

На экране Нина сидела в позе лотоса. От вида любимой в облегающем костюме у Бориса зачастило сердце.

— Привет! Тебе не вредно вот так сидеть?

Нина рассмеялась.

— Наоборот, только полезно. Что-нибудь случилось? — спросила она.

— Нет, — ответил Борис. — Просто соскучился.

За милой болтовнёй Борис не заметил, как пролетело время. Он попрощался с Ниной, надел скафандр и отправился к дальнему концу Объекта сменить Степана. На полпути загорелся красный огонёк — авария. Что это может быть? Борис убедился, что захватил запасные микросхемы, отцепил страховку и включил ранцевый движок на полную. На вызовы Степан не отвечал.

Это был сто восемьдесят пятый, последний, уровень. Половина секций стояла на своих местах. Неделя-две работы, если Солнце не будет чудить. Чуть в отдалении плыла корма корабля-гиганта, дожидаясь своей очереди. С ней проблем не будет — монтажные роботы окажутся под защитой многослойной брони реакторного отсека и никакие солнечные вспышки или галактический ветер не скажутся на точности микросхем. В принципе, можно было поставить корму между кораблём и Солнцем уже сейчас, хоть это и несло свои риски, и пока Борис летел до места аварии, он жалел, что не сделал этого. Правда, выход из строя электроники не объяснял молчания Степана.

Впереди показались обводные фермы монтажного участка, и Борис перевернулся, чтобы погасить скорость.

Сначала в поле зрения появился изломанный «скорпион». Именно изломанный, а не выключенный. Со следами термического воздействия на кожухе и манипуляторах. Одной ногой «скорпион» держался за решётку фермы, три другие были срезаны или отломаны.

Затем Борис всплыл в облако каких-то чёрных клякс. Поднявшись выше, он углядел пару тел «блошек» и догадался, из чего состоит облако. Скорость снизилась до ручного движения. Борис зацепил трос за швеллер, дождался рывка и только тогда повернулся к месту аварии лицом.

В перекрестье двух профилей лежала фигура в скафандре. Сверху, снизу и спереди фигуру охраняли три «скорпиона» с поднятыми жалами горелок. Корпуса роботов покрывали пятна подпалин. Слева от «скорпионов» замерли два «кентавра»-грузчика без видимых повреждений. Сама секция была прожжена во многих местах. Отверстия были разных размеров, от двухсантиметровых до микроскопических, видимых только из-за встающего за секцией Солнца.

Борис спокойно приблизился к «скорпионам». Бояться собственных роботов ему не пришло в голову. Мимоходом отдал приказ отключить горелки, пролетел мимо центрального «скорпиона» и склонился над Степаном. Меддиагностика регистрировала слабый пульс и кровопотерю. «Жив!» — с облегчением подумал Борис.

 

Ругаться с программистами Борис начал после сообщений медикам и Зое. Зою Борис попросил пригнать роботов в ангар. Всех, включая изломанного «скорпиона». Медикам обрисовал состояние, в котором нашёл Степана. И только потом, на половинной тяге спускаясь к основанию корабля и жилым корпусам со Степаном на буксире, связался с программистами.

По растерянным лицам Олафа, Сержа и других ребят, мелькавших на экране, Борис понял, что программисты непричастны к развернувшемуся сражению.

— Немедленно отключите ваших «блошек», — потребовал Борис. — Всех до единой. Пока не разберётесь, что произошло. И даже после этого.

— Попробуем, — с сомнением в голосе ответил Олаф. — Это непросто. Ими управляет центральный компьютер...

— Тогда отключите Центавр! — заорал Борис. — Не управитесь за полчаса — взорву к чёртовой матери весь нос корабля.

Сдав на руки медикам Степана, Борис прошёл в модуль монтажников. Никогда автоматы сознательно не нападали на человека. Несчастные случаи были, и на этой стройке тоже. Но чтобы какой-нибудь робот специально нанёс вред человеку, такого не было никогда. Борис клял себя за то, что не настоял на отключении «блошек» сразу же после первого инцидента. Хотя тогда всё казалось невинной разбалансировкой. Орбитальные механизмы примитивны. Чем проще заложенная программа, тем легче контролировать отклонения. Чем меньше микросхем в автомате, тем меньше сбоев из-за солнечной радиации. Чем проще электронные мозги, тем быстрее их можно штамповать на орбитальном заводе. Тройное дублирование простых микросхем выгоднее дорогой защиты. И так далее.

Исключением был центральный компьютер, самый большой из когда-либо созданных. Полгода назад его установили внутри корабля под прочной защитой носовой части. Там же окопались и программисты. А пару месяцев назад с конвейера завода сошла первая «блошка» — итог то ли тестирования Центавра, то ли его развития до интеллекта трёхгодовалого малыша. Борис слабо разбирался в конструировании современных компьютеров, знал лишь, что эвристический компьютер состоит из трёх частей: двух конкурирующих рабочих подсистем, решающих задачу независимо друг от друга, и судейской, выбирающей между двумя первыми. Если обе рабочие подсистемы приходят к одинаковому, но неверному решению, то судейская подсистема — тут Борис совсем «плыл» — то ли решает за них, предварительно перестроив себя, то ли перестраивает одну из рабочих подсистем, то ли обе сразу. В полёте и после, на чужой планете, без эвристического компьютера будет тяжело, это Борис понимал. Мало ли с чем придётся столкнуться. Гибкость компьютера может оказаться ключевым фактором выживания. Но зачем плодить «блошек» до старта?

С другой стороны, сказал себе Борис, лучше проверить «блошек» сейчас, чем иметь дело с механоубийцами в открытом космосе.

Через минуту начался штурм жилого блока.

 

Завыла сирена, оповещая об утечке воздуха. Ремонтные автоматы кинулись поливать места прорыва быстросохнущей пеной. Борис облачился в скафандр и поспешил на помощь. Но увидев испещрённую мелкими дырками стену, бросился к ангарам.

Он вывел всех роботов, какие оставались на Объекте, от великанов-«кентавров», способных двигать многотонные конструкции, до миниатюрных уборщиков, которым никто не удосужился дать название.

Большую часть «скорпионов» и всех «слизней» (робот, находящий дефекты в структуре материала) по тросам, перекинутым «квакушами» (автомат-катушка, выстреливает углеродной нитью-тросом с захватом и подтягивает к себе пойманный предмет), Борис бросил на защиту жилого блока.

Туда же отправил единственного «бегемота» (капсула высшей защиты с гидравлическими присосками) на «муле» (тележка с подвижным раструбом реактивного двигателя) на случай эвакуации медиков и Степана.

Всех «кентавров» Борис направил на завод роботехники, откуда непрерывным потоком лилась угольная река «блошек». Приказ: скоростной внутренний демонтаж. Ограничения: нет.

Трёх «скорпионов» на двух «мулах» Борис передал Зое, которая отбивалась на восемнадцатом уровне.

Оставшаяся армада во главе с Борисом полетела к носу первого межзвёздного корабля, которому пока не подобрали имя.

«Мулы» и «блины» несли механизмы, не способные передвигаться в вакууме. Кто мог нацелиться и прыгнуть — прыгал, кто не мог — тех отправлял «кентавр». «Квакуши» непрерывно выбрасывали тросы, скрепляя летящую армию.

По сути атака Бориса была отвлекающим манёвром и он удался. Половина «блошек», осаждавших жилой модуль, и полноводная река с завода переключились на защиту Центавра, что Борису и было нужно.

«Слизни» успешно облепили жилой блок, «скорпионы» отбивали наскоки «блошек», медики сообщили, что утечки ликвидируются, прорвавшийся враг дезактивирован.

Зоя разогнала всех «блошек» и с подмогой спускалась к Борису.

Трое из шести «кентавров» добрались до завода. Теперь их ничто не могло остановить. На жалящие уколы «блошек» «кентавры» не обращали внимания, методично круша оборудование.

Центавр взят в осаду. Механизмы, ещё вчера заботливо сцепляющие части корабля, теперь рвали все соединения носа с остальным корпусом.

Борис связался с программистами.

— Как у вас дела?

— Мы нашли причину, по которой «блошки» нападали на людей. Центавру требовались данные о внутренней структуре человека.

Роботам Бориса удалось взломать шлюз, предназначенный для аварийных ремонтных работ. Ещё три перехода и путь к помещению Центавра будет открыт. Уборщики выдвинулись вперёд — облако пыли нарушит работу компьютера не хуже удара кувалдой, а юркие мини-автоматы, чей незаметный труд так и не обрёл достойного уважения, могли пролезть к наиболее важным узлам Центавра.

— Из справочников нельзя узнать? И почему вы сняли запрет на манипуляции с людьми?

Олаф вздохнул.

— Понимаешь, Борис, либо неприкосновенность, либо транспортировка. Выяснилось, что эвристический компьютер не может относиться к грузу как к неприкосновенному, иначе он не сможет адекватно оценить угрозы и разработать оптимальную стратегию. Центавр как ребёнок: он всё должен пощупать и попробовать на зуб.

В узких коридорах мощным автоматам не разместиться, и внутрь крушить переборки полезли «дятлы», «сверчки» и «клёпы». За ними Борис и уборщики-диверсанты.

— Это выяснилось только сейчас?

— Да.

— Вы можете отключить Центавр?

— Уже нет. Он перехватил все цепи управления.

— Стереть программу?

Олаф на секунду задумался.

Первая переборка рухнула. Армия мелюзги, свирепо подняв инструменты, кинулась на следующую преграду.

— Основная задача загружена в Центавр. Можно попытаться модифицировать параметры.

— Вроде запрета на разборку людей?

— Да.

— Так пробуйте!

Сдалась вторая переборка. Осталась всего одна.

На экране появился Олаф.

— Извини, Борис, но запрет ввести не удалось. Можно поменять дальность полёта и кое-что по мелочи.

— Ясно.

Рухнула последняя переборка.

«СТОП!» — приказал Борис всем подконтрольным автоматам и вступил во владения Центавра.

Компьютер не нуждался в освещении, воздухе или гравитации. Громадное помещение, как Борис знал, было разбито несущими стержнями на пятиметровые кубы-ячейки. Чем эти ячейки заполнены? Свет нашлемного фонаря выхватывал какие-то бесцветные образования вроде сосулек, росших под разными углами. В сопровождении одного уборщика Борис углубился в эти заросли.

Двигаться приходилось крайне осторожно. Стоило коснуться сосульки, как та чернела и лопалась, превращаясь в россыпь кристаллов. Ломать без необходимости самый большой из когда-либо созданных компьютеров не хотелось и Борис следовал по относительно свободному проходу, прижимая малютку-уборщика к груди. Где-то дальше, метрах в двухстах, на карте был обозначен выход к главной, судейской, части.

— Значит, похож на ребёнка? — уточнил Борис.

— Да, — подтвердил Олаф. — По любопытству и поведению.

— Какого примерно возраста?

— Ммм... лет семь — восемь. Но Центавр быстро взрослеет.

— Ещё не поздно хорошенько отшлёпать, — кровожадно констатировал Борис.

Вот и выход. Борис повернул и почти не удивился виду судейской части Центавра. Перед человеком и мини-автоматом возвышалась сплошная стена губчатого материала с хаотично расположенными бороздами. В стену с обоих сторон впивались иглы сосулек, и только по центру оставался свободный проход. Если приглядеться, можно было заметить, что борозды «дышат»: то сужаются, то расширяются, — и плывут по поверхности стены. Ритм изменений был бесконечно далёк от компьютерных скоростей, по неторопливости сравнимый с вытекающей патокой или горячей смолой.

— Олаф, предупреди Центавр. Если не подчинится, мы применим силу.

— Сделано. Модификация по-прежнему недоступна.

— Приступай, — сказал Борис уборщику и приблизил малютку к одной из борозд. — Малый обратный выхлоп!

Робот-уборщик, так и не удостоенный ласкового прозвища, вычихнул на борозду комочек пыли. Место попадания затвердело, вокруг бешено заизвивалась борозда, будто змея, придавленная камнем. Наконец отвердевший участок выпал из стены, борозда успокоилась, но вмятина так и не заросла.

— Как теперь? — спросил Борис Олафа.

— Всё по-прежнему.

— Жаль. Придётся повторить.

Борис слегка оттолкнулся от пола и поплыл ввысь стены, выбирая новое место удара. Одна из борозд делала петлю и Борис нацелился точно в перекрестье.

— Малый обратный выхлоп, — приказал он уборщику. Робот подчинился.

Вновь повреждённая борозда задёргалась, петля сжималась-расширялась, кусок выпал, а петля свернулась в кольцо, отделившись от борозды.

— Ну как? — спросил Борис.

— Доступ открыт!

— Отлично, вводи ограничения.

— На людей?

Борис подумал и сказал:

— Не только. И на животных, и на птиц, и вообще на все организмы, ходящие, плавающие, летающие.

— Не многовато ли?

— Бережёного бог бережёт.

— Что же останется?

— Растения и микроорганизмы.

— Ладно... Сделано.

— Хорошо.

Колечко, бывшее петлёй, тянулось к родительской борозде, но никак не могло преодолеть тонюсенькую разделительную полосу. Борис взял отвёртку и перерезал полосу. Борозда тут же приняла вид «с петелькой», как было до вмешательства человека.

— Пора возвращаться, «котёнок», — сказал Борис уборщику и тот будто бы довольно заурчал.

***

Прошло полгода.

Округлившая Нина выгнулась в доступной только продвинутым йогам стойке. Борис страховал жену.

— Включи звук, — попросила Нина.

— В Ванкувере, Канберре и Гонконге продолжаются сидячие пикеты против решения Верховного Совета Земли повысить квоты яблококлёнов за счёт бананодубов, взятых на борт автоматического межзвёздного аппарата «Мичурин». Палаточные городки протестующих окружают кольца естественников, в основном пожилых людей, требующих вернуться к диким, неокультуренным растениям. В руках многих стариков символ призыва — кедровая шишка. По сообщениям наших корреспондентов, обращения к медицинской помощи идут с обеих сторон, люди жалуются на ушибы, ссадины, реже — на боли в желудке. Получив минимальную помощь, протестующие возвращаются к сторонникам.

— Всё как всегда, — резюмировал Борис и поцеловал жену.