Пропуск к звёздам
Что-то пошло не так.
Юпитер вторую неделю сходит с ума. Плюётся радиацией, как взбесившийся верблюд. Помехи такие, что связи с Землёй и Европой 2 практически нет.
«Скоро домой», – набрал на клавиатуре Серёгин.
С Юпитером такое бывало и раньше. Дело привычное. Вот только, чтобы так сильно и долго...
Вчера они потеряли одну из двух автономных субмарин. Потеряли необъяснимо и глупо. Её просто что-то утянуло на глубину, где она благополучно исчезла, будто в кислоте растворилась. Что же, чёрт возьми, могло её утянуть?
«Гарри, как слышишь? Приём».
В ответ только треск.
Бог с ней, с субмариной. Она своё почти отработала – миссия подходит к концу. Сны беспокоили Серёгина гораздо сильнее. Вернее, сон. Один и тот же. Который, каждую, с позволения сказать, ночь, кто-то приносит Серёгину, словно платок Булгаковской Фриде. А в этом сне Верка, слегка хмельная, со своими сверкающими глазищами, томными и огромными, с декольте, открывающим половину груди, сидит на стуле вполоборота. Будто бы невзначай, её рука задевает юбку на колене. Ткань опадает, и в разрез выныривает ножка, такая ладненькая и стройная, такая гладкая, что кажется будто она из фарфора. «У меня дома есть твой любимый бурбон. Продегустируем?», – говорит Верка грудным, с очаровательной хрипотцой, голосом. Больше всего на свете Серёгину, хочется заорать: «Нет!» Но какая-то сила снова и снова заставляет сказать: «С удовольствием!»
«И гитара у меня есть, – Верка кивает на висящий на стене инструмент. Сыграешь мне после?»
«Конечно».
А потом...
«Виктор, всё в норме. Через полчаса будем на базе. От Яна тебе привет».
Серёгин выдохнул.
«Накрываю на стол».
Но было ещё нечто, что напрягало Серёгина куда больше отвратительной связи, остервеневшего Юпитера с его радиацией, исчезнувшей субмарины и даже проклятых снов. Он видел это. Позавчера, вчера. Вот и сегодня тоже. Сразу после того, как лендер с Гарри и Яном скрылся за шипастым гребнем торосов.
Фигура в чёрном, до пят, балахоне. На голове капюшон. Когда она повернулась лицом к Серёгину, тот увидел, что лица-то и нет. За окном иллюминатора, в какой-то полусотни метров, посереди ледяного поля, стояла пустота, вакуум, облачённый в плотную ткань. Ткань развевалась, реяла на ветру.
«Мать твою, откуда здесь ветер?», – подумал Серёгин. Откуда взяться ветру в атмосфере, которая разряжена до предела? Ясно. Дошёл до ручки. Вчера и позавчера он галлюцинировал только фигуру. Сегодня ещё и ветер. Держаться. Не долго осталось. Только бы ребята ничего не заметили. Негоже командиру со съехавшей крышей...
«Всё не так плохо». Серёгин продолжал набирать текст на клавиатуре. Это его успокаивало. «Всего лишь сенсорная депривация. Чего ты хотел? Больше года в этом аду из льда. Хотя...» Серёгин поглядел в иллюминатор. «...разве может быть ад столь прекрасен!»
Огромный, в половину усеянного звёздами чернильного неба, полосатый Юпитер, бурлящий далёкими штормами, мерцающий грандиозной короной полярных сияний, лил мягкий оранжевый свет на бескрайнее море причудливо замерших замков из льда. Далёкое солнце – яркое голубоватое пятно за плечом планеты-гиганта, добавляло в палитру широкие иссиня-молочные полосы, и ледяные глыбы в этом свете мерцали точно алмазы на фоне чёрного бархата неба. Величественная неподвижность, летящая сквозь пространство и время. Застывшая сказочная красота. Планета Европа.
В уже далёком 2022-м году был дан старт программе Europa Clipper, призванной изучить планетоид при помощи максимального с ним сближения. Беспилотный разведчик оценил состояние льда, радиационный фон и геологическую активность.
Спустя 10 лет на поверхность Европы опустился первый космический аппарат, оснащённый буровой установкой и глубоководными модулями. Спутник Юпитера – ледяной шар, размером с Луну. Средняя температура на его поверхности минус 163 по Цельсию. Подо льдом – океан, глубиною до 100 километров. Толщина европейского льда невообразима, местами она достигает 30-ти километров. Но в местах разломов, под трещинами, жидкий океан подступает к поверхности совсем близко. Если пробурить скважину, то...
Миниатюрные подлодки-роботы принесли человечеству долгожданную весть – внеземная жизнь существует. В водах океана Европы были обнаружены два вида бактерий.
Результаты третьей миссии ошеломили ещё больше. Найдена новая форма жизни – необычайный фитопланктон – водоросли, окисляющие соединения серы. Таких организмов нет и не было на Земле; в океане Европы их количество казалось неизмеримым. Но самым поразительным оказалось то, что эти микроскопические растения синтезировали полноценный белок, содержащий все незаменимые аминокислоты. Это означало, что океан планетоида теоретически мог бы прокормить всё человечество.
Открытие дало толчок грандиозным прожектам. Под толщей льда можно проплавить огромные полости. Построить под их сводами плавучие города, надёжно защищённые от юпитерианской радиации многими километрами замёрзшей воды. Из той же воды, методом электролиза добывать кислород. С источниками энергии тоже всё выглядело привлекательно. Сверху Юпитер с его бешеной радиацией, снизу геотермальная активность коры. Кислород, вода, пища, энергия – что ещё нужно для жизни? Из всего этого следовало: колонизация Европы лишь вопрос денег и времени.
Час Х наступил в 2083-м году. На Европу направлена первая экспедиция в составе трёх человек. Командир – лётчик-космонавт Виктор Серёгин. Гарри Вилсон – инженер-физик. Биолог Ли Ян.
Задачи миссии. Посадка на планетоид. Оборудование первой станции (жилым блоком которой будет служить посадочный модуль). Дальнейшее исследование океана Европы (для этого экспедиция оснащена двумя автономными субмаринами и одной пилотируемой). Изучение способов и условий адаптации человека к существованию на поверхности спутника.
Последняя задача с деликатной формулировкой была основной. Проверьте, ребята, можно ли там вообще выжить?
Через год после старта команды Серёгина, с Земли на планетоид отправилась межпланетная станция Европа 2. Её экипаж должен заменить группу Серёгина, а первые колонисты лететь домой. Живыми или в пластиковых саркофагах. Как повезёт...
Из-под мерцающего горба ледяной горы выполз похожий на гигантского жука агрегат. Трудяга-лендер, переваливаясь с бока на бок, тащил в своём брюхе Гарри и Яна, пару баллонов со сжиженным кислородом, контейнер с пробами воды, и конечно, улов, или бульон, как его здесь называли – ёмкость, набитую кисло-солёным фитопланктоном. Инженер и биолог возвращались со скважины.
– Явились, голубчики! – Серёгин удалил набранный текст и принялся выполнять обещание – накрывать на стол.
Тюбики с паштетом и плавленым сыром, три плошки с супом из концентрата, графин с порошковым компотом.
Ребята, сняв скафандры в «предбаннике», ввалились в маленькую кают-компанию. Весёлые, раскрасневшиеся, будто с мороза.
– Как там? – бросил Серёгин.
– Всё о кей, – подмигнул ему Гарри. – Командир, а ты чего такой хмурый?
– Да, – махнул рукой Серёгин, – опять Верка снилась, налево звала.
– Забудь уже, командир, – Гарри хлопнул его по плечу.
– Витя, хорош, – поддержал Ян, – ты мужчина. Имеешь право.
– Домой через десять дней летим. Вернёшься и простит тебя Лена, – Гарри сиял как на Земле солнце.
– Не простит, – покачал головой Серёгин.
– Знаешь что, командир? А давай по рюмочке? Спирт-то остался ещё у нас.
Серёгин пожал плечами.
– Ян, нажарь-ка лепёшечек из бульона! – Гарри теперь подмигнул биологу. – Ну, по-вашему, по-китайски, со специями твоими. А то эта баланда, – он кивнул на разложенные на столе концентраты, – задолбала уже. Устроим праздник, а? Домой скоро. Мой бог! Я думал не доживу.
Мужчины выпили. Серёгин продолжал смотреть в стол.
– Ну-у-у, – протянул Гарри, – командир, ладно. Допустим, жена тебя не простит. Так ты о дочке подумай. Сколько ей будет, когда вернёшься?
Мистер Вилсон попал в нужную точку. Серёгин оторвал глаза от стола. Улыбнулся.
– Четырнадцать.
Настя. Их последняя встреча накануне отлёта. Серёгин помнил всё в мельчайших подробностях, его мозг воспроизводил её, словно видеозапись, безо всякой потери качества.
Стояла роскошная летняя ночь, пропитанная пряным запахом трав, стрекочущая многоголосьем сверчков, развернувшая над головой величественный шатёр неба полного мерцающих звёзд.
– Папа, а отсюда видно планету, на которую ты улетаешь? – спросила рыжеволосая девочка.
– Европу нет. Это маленькая планетка. Её без телескопа или бинокля не увидать. А Юпитер, вокруг которого она вращается, это можно. – Серёгин присел, приобняв дочь за плечо, указывая другой рукой в небо. – Гляди. Видишь три звёздочки, образующие треугольник?
– Угу.
– Левее их, большая яркая точка. Это и есть Юпитер.
– Папа, а можно улететь ещё дальше, вон до тех трёх звёздочек?
– Нет, доча. Они очень уж далеко.
– Неужели никак нельзя? – расстроилась Настя.
– Только если мы научимся делать норы в пространстве и времени.
– Как?
– Как кроты.
– Всё бы тебе шутить, папа, – обиделась Настя, – я же серьёзно спрашиваю.
– А я серьёзно отвечаю. Штуки, с помощью которых мы могли бы быстро переместиться в любую точку нашей вселенной, а то и в какую-нибудь другую вселенную, так и называются – кротовые норы.
– Расскажи мне про них.
– М-м-м, – Серёгин задумался, – учёные считают, что кротовые норы – это проекция пятого измерения в нашем трёхмерном мире.
– Чего? – не поняла Настя.
– Ну, смотри. Мы живём в третьем измерении. А если бы мы могли переместиться в четвёртое, то пространство превратилось бы для нас во время, а время в пространство.
– Это как?
– В четвёртом измерении ты видела бы свою жизнь, от рожденья до старости в форме длинной змеи. Сделала вдоль неё пару шагов назад – и ты в прошлом. Сделала пару шагов вперёд – в будущем.
– Классно! А что бы было если бы я попала в пятое измерение?
– Ты бы увидела уже не одну змею, а много – целый клубок. И каждая из них – это твоё возможное прошлое и будущее, которое будет зависеть от твоих поступков, твоего выбора.
– Как интересно, папа! Но, – Настя насупилась, – при чём тут кротовые норы?
– А при том, что они гнут пространство через пятое измерение, словно листок бумаги!
– И где же они?
– Очень далеко в космосе, – Серёгин вздохнул. – Ближайшая гораздо дальше, чем эти три звёздочки.
– Эх! – погрустнела Настя.
– Но мы могли бы сами построить кротовую нору, если бы сумели создать экзотическую материю.
– Какую?
– Вещество с отрицательной массой, частицы которого не притягиваются, а отталкиваются вследствие гравитации. Это бы стабилизировало кротовую нору. Экзотическая материя – пропуск к звёздам. В адронных колладейрах мы уже сейчас можем...
Настя зевнула.
– Господи! Уже пол первого, тебе же спать давно пора, – спохватился Серёгин. – Пойдём в дом.
– Папа, постой, – Настя схватила его за рукав. – Почему ты не живёшь больше с нами?
Серёгин осёкся.
– А... а, ты у мамы спрашивала?
– Она говорит, что ты её больше не любишь.
Серёгин снова опустился на корточки, взял дочку за плечи своими большими руками, пристально посмотрел ей в глаза.
– Это неправда, Настя. Неправда...
Настя увидела, что папины глаза сделались влажными, как покрытая ночной росой травка.
– Витя!
Серёгин проснулся. Кто-то тормошил его за плечо. Над ним стоял Ян. Оттого, что он щурился, его и без того узкие глаза превратились в две щелочки.
– Твою мать, Ян! Три часа ночи, – заворчал Серёгин.
На самом деле на Европе нет ни ночи, ни дня. Стоит вечный, отливающий апельсиновым цветом сумрак.
– Извини. Я просто хотел, чтобы ты кое на что посмотрел, – Ян жестом поманил его за собой.
Они подошли к восточному иллюминатору.
– Витя, ты что-нибудь там видишь? – Ян указывал рукой в сторону остроконечного ледяного пригорка.
Серёгин обмер. У подножия, чёрным столбом, стояло безликое приведение.
– Вижу, – полушёпотом произнёс Серёгин, – какая-то хрень в балахоне.
Китаец облегчённо вздохнул. – Третий день подряд его наблюдаю.
– Почему раньше не доложил? – строго спросил Серёгин.
– Хех! – нервно хохотнул Ян, – не хотел, чтобы меня за психа приняли.
«Как я тебя понимаю», – подумал Серёгин. Вслух же сказал, – ну, коль скоро мы его видим, значит, мы либо оба рехнулись, либо это...
– Оптический феномен, – раздался голос сзади. – Командир, разреши выход. Сниму его вблизи инфракрасной камерой.
– Стой, Гарри. Я с тобой.
– Я тоже хочу, – заканючил Ян.
– Добро, – согласился Серёгин. – По скафандрам!
От полусферы жилого модуля с примыкающим к нему конусом ядерного мини-реактора – основой поддержания жизни на почти безвоздушной, оледенелой планете, до бугра с замершим под ней призраком было не более семидесяти метров. Тридцать прыжков в условиях гравитации, равной лунной.
Они остановились прямо перед ним. Впечатление вызывало жуть. Вблизи призрак вовсе не походил на причудливую игру тени и света. Он был совершенно реален. Капюшон, рукава. Длинные полы плаща мели сверкающий в свете Юпитера лёд. Плотная материя, надетая на пустоту, колыхалась под несуществующим ветром. Казалось, ещё чуть-чуть и он поднимет, протянет вперёд, свои лишённые кистей чёрные руки.
– О мой бог! – раздалось в наушниках Серёгина восклицание Вилсона, что стоя за его спиной, лихорадочно настраивал камеру.
Преодолевая даже не оторопь, страх, Серёгин потянул защищённую плотным скафандром руку к пустому рукаву невозможного существа. Сейчас...
«Дьявол!», – выкрикнул Гарри.
Призрак исчез.
«Смотрите! – Ян показывал влево. – Вот он».
Чёрная фигурка, мгновенно переместившись, теперь стояла на плоской плите, высившейся над глубокой трещиной, в ста метрах от астронавтов.
«Скорее!», – завизжал Вилсон, и отталкиваясь обеими ногами, гигантским зайцем, запрыгал по направлению к трещине. Ли с Серёгиным, устремились вслед.
Едва сумев остановиться у самого края, Гарри наводил камеру на существо.
Вдруг что-то тряхнуло. Подбросило. Стукнуло. Новый толчок. Поверхность ушла из-под ног Серёгина. Его перевернуло в воздухе. С размаху бросило на лёд. Тишина.
В этой оглушительной тишине рушились ледяные горы, разбиваясь на сотни тысяч осколков. Замёрзшее море шло ходуном, бугрилось, дыбилось, пучилось. А там, где ещё мгновенье назад стоял их лагерь, ширился гигантский разлом. В его бездонную пасть, один за одним, как в замедленной съемке, уходили жилой модуль, реактор, посадочные опоры. Последним, перевернувшись, задрав к небу гусеницы, в пропасть рухнул трудяга-лендер. Сразу всё замерло.
«Случись такое на Земле, стоял бы жуткий грохот», – это было первой осознанной мыслью Серёгина.
Он приподнялся, опершись о локоть. Огляделся. Справа Ли. Слева Вилсон. Шевелятся. Живы.
«Мы погибли, Виктор?», – он услышал в наушниках голос Гарри. Голос звучал абсолютно бесстрастно, будто бы Гарри спрашивал, не будет ли у Серёгина закурить. Шок.
Потом послышалось тихое бормотание на китайском. Понял, что Ян читает молитву.
Дальше мысли понеслись с поразительной быстротой и чёткостью. Скважина. Под скважиной пилотируемая субмарина и электролизная станция. Значит, есть где жить и есть чем дышать. Над скважиной опреснительная установка. Есть, что пить. На том, на другом и на третьем полный заряд аккумуляторных батарей, благо вчера Ян с Гарри их заменили. Через девять дней прибудет взлётно-посадочный модуль с Европы 2. Есть крохотный шанс дотянуть.
«Ещё не погибли, Гарри. Отставить молиться, Ян. Подъём, и прыжками к скважине, марш!»
«А кислорода в скафандрах хватит?», – это Гарри.
«Подъём, и прыжками марш, я сказал!»
Скважина была пробурена на дне исполинской, тянущейся на сотни миль трещины. От базы путь до неё, пролегал сначала по плоскости, блуждая в лабиринте между торосами. Затем ледяная дорога, проложенная лендером, запетляв серпантином по обрывистому склону, круто уходила вниз, на самое дно. Это не близко – расстояние от базы до скважины составляло чуть более десяти километров, и астронавтам никогда не доводилось преодолевать его не на лендере, а пешком. Человеческое тело на Европе весит в 6 раз меньше, чем на Земле, и пешие прогулке по ней, могли бы казаться забавным аттракционом, если только за твоей спиной дом, надёжно защищённый от запредельного холода и убийственной радиации. Такого дома здесь больше нет...
Ритмично отталкиваясь обеими ногами, Серёгин двигался первым, бросая время от времени взгляд на запястье, где тревожно помаргивал индикатор уровня кислорода. Когда же это закончится! Командир клял ненавистные гребни торосов, дорога между которыми, казалось, отняла уже целую вечность.
Наконец-то! Здесь ледяное поле пересекал широченный разрыв. Это место напоминало Серёгину «Малую Антарктиду», громадный апатитовый карьер под городом Кировск, куда отец брал его, когда Витя был мальчиком лет семи. Кажущиеся отвесными стены карьера, изрезаны лентой дороги, по которой с натужным рёвом ползут многотонные грузовики. Ленты дороги, словно ступени, ведущие в бездну. Грузовики, словно чудовища, выползающие из пыли и тьмы.
«Подтянись!» – рявкнул Серёгин спутникам.
«Кислород, Виктор...» – прохрипел Гарри.
Когда они оказались у скважины, индикатор горел красным светом, натужно выл зуммер, предупреждая, что воздуха остаётся на пару глотков. А нужно ещё опуститься в, напоминающей шахтёрскую, клети на пятидесятиметровую глубину, пробурить, успевший нарасти на дне скважины лёд, включить лебёдку и поднять наверх субмарину...
– Не успеем, Витя, – глухо сказал Гарри, когда, убийственно медленно, клеть ползла вниз вдоль ледяных стенок колодца.
– Кислород экономьте! – отрезал Серёгин.
– Как? – спросил Ян.
– Задницами дышите, вот как!
Когда бур таранил ледяную пробку, биолог вдруг спохватился: «Она же двухместная! Как же мы?..»
Он имел ввиду, что субмарина рассчитана на двух человек.
– Освободим грузовой отсек, там и поселишься, – ответил Серёгин.
– Минус ещё две минуты... – Гарри громко вздохнул.
– Я же сказал жопой дышать!
Они задраивали люки под аккомпанемент гаснущего сознания.
– Ещё полминуты, и сдохли бы, – открыв фонарь скафандра, и сделав несколько жадных вдохов, просипел Гарри.
– Тесновато здесь, – послышался позади кресел голос Яна, свернувшего клубком в грузовом отсеке.
– От тесноты не умирают, Ян, – пальцы Серёгина бегали по сенсорам панели управления, отключая всё, кроме самого необходимого. Электроэнергия аккумуляторов – это их жизнь. – Отвечаешь за рыбалку, биолог.
– Что это было, подводное землетрясение? – Серёгин поглядел на сидящего в соседнем кресле Вилсона.
– Похоже, но я не уверен.
– Ладно, Гарри. Давай считать. Нужно протянуть девять дней. Лучше, десять. Ведь нас не сразу нас найдут. Аккумуляторов электролизной установки на сколько хватит?
– На 42 часа работы. Этого... – Гаррри возился с калькулятором, – будет достаточно для выработки кислорода на 7 суток, при самом экономичном режиме его расхода.
– Возьмём батареи с опреснителя. Посчитай.
– Уф! – Гарри облегчённо вздохнул. – Тогда воздуха хватит как раз на десять дней.
– Эй! Вы о еде не забыли? – снова подал голос биолог. – Фитопланктон на глубине километр. Нужна энергия на погружение и всплытие.
– Теперь снова не сходится, – Гарри нервно забарабанил одетыми в перчатку скафандра пальцами.
– Сойдётся, если отключим обогрев кабины, – сказал Серёгин, прикоснувшись к сенсору.
– Температура будет не больше пяти градусов, – Вилсон поёжился. – Не Калифорния.
– В скафандре не околеешь, американец, – Серёгин хлопнул его по спине. – В нём, даже разгерметизированном, всё равно, что в шубе.
Почти все первые сутки ребята проспали. На вторые травили анекдоты и байки. Ян рассказывал о том, как его чуть было не повязали за сбор конопли в Сычуане, а Гарри про то, как проиграл в Лас-Вегасе отцовскую яхту. А на третьи – голод сделался нестерпимым.
– Ничего не пойму, – занервничал Ян, занявший кресло Гарри в кабине, – глубина километр, а бульона-то нет. Его всегда здесь было немерено! Что делаем, Витя? Всплываем?
Серёгин колебался с ответом.
– Без пищи человек может прожить 2 месяца, – напомнил из грузового отсека Гарри.
– Это при температуре комфорта и большом количестве жидкости, и то не всегда, – возразил биолог. – Молодые здоровые мужики, вроде нас, обычно умирают на 25-е сутки. При нормальных условиях-то. А мы что имеем? Температура +5, кислородное голодание, воды меньше литра в сутки на человека. Да мы и четырёх дней не протянем без пищи!
– Продолжить погружение, – скомандовал Серёгин.
– Командир, ты что? – запротестовал Вилсон. – На электролиз не хватит, даже с учётом батарей опреснителя. Задохнёмся сытыми, да?
Серёгин поднял палец кверху, – Вторая рыбка, инженер!
Рыбками они называли две автономные мини-подлодки, одну из которых неведомым образом потеряли на днях. Но вторая, с почти полными батареями, находилась в километре над ними, под маленьким куполом ледяной коры, неподалёку от скважины. Заряд её батарей был невелик, так, что они даже не приняли его поначалу в расчёт. Но теперь он мог спасти им жизни – энергии хватало, как раз на то, чтобы обеспечить их кислородом ещё на сутки, компенсировав потери, связанные с погружением на незапланированную глубину.
Только на отметке около двух километров Яну удалось нацедить контейнер грязно-оранжевого бульона.
– Проклятье! Что ж его так глубоко затянуло? – сокрушался биолог.
– Наверное, то же самое, что и первую рыбку, – пошутил командир.
Голодному вкусно всё, и холодная, отдающая запахом серы, солёно-кислая масса, напоминала Серёгину сборную мясную солянку. Выдавалось по две порции в сутки – 200 граммов утром, 100 граммов вечером. Дежурное освещение включалось только на время трапезы, после чего тесное пространство маленькой субмарины погружалось в полную темноту.
Восьмые сутки добровольного заточения близились к концу. О связи с Европой 2 не могло быть и речи. Оставалось только молиться и верить, что у летящих на смену ребят всё пройдёт штатно. Выход на орбиту, отстыковка посадочного модуля, сама посадка в заданном месте точно по графику, грамотно организованный поиск...
Они и молились. Гарри и Ян. А Серёгин не мог. Не знал, как это делается. Он даже из «Отче наш», помнил лишь первую строчку. Почему-то сейчас за это ему было стыдно.
Завтра закончится кислород.
Для того, чтобы протянуть ещё сутки (а если очень повезёт, то полторы), нужно сделать следующее. Кто-то должен выйти, из прикреплённой титановыми тросами к ледяной крыше субмарины, в океан. (Двигатели больше не запустить – погружение на 2 километра сожрало всю энергию). Далее, водолазу, преодолев подо льдом стометровое расстояние, следует добраться до полости, где притаилась «рыбка». Снять с рыбки аккумуляторы. Доставить их, к расположенной неподалёку от субмарины электролизной установке. Заменить батареи. Дождаться, пока выработается кислород. Забрать последний баллон с живительным газом и вернуться обратно на субмарину. Всё было бы куда проще, кабы блок управления рыбкой не остался на рухнувшей в тартарары станции – рыбка сама бы подошла к субмарине. Теперь же, только вручную. Задача не самая сложная. Она в прямой компетенции инженера. Но Гарри очень ослаб, а Ян – совсем не технарь. Значит, Серёгин сделает это сам. А Гарри, конечно, будет артачиться.
Так и есть.
– Это моя работа, командир, – он закашлялся.
– Сиди, ты на ладан дышишь.
– Я выйду вместе с ним, Витя, – впрягся биолог. – Капитан должен оставаться на судне.
Серёгин вздохнул, бросил взгляд на прикреплённую возле главной панели фотографию Насти – обычную бумажную фотографию, какие делали ещё в прошлом веке, и поднял правую ладонь вверх.
– Вы остаётесь на судне. Это приказ.
Над головой десятки метров скованного космическим холодом льда. Луч налобного прожектора шарит по бугристому «потолку». Серёгин не будет включать водяной двигатель – каждый джоуль энергии на счету. Доберётся вплавь. Лучше держаться ближе к поверхности, двигаясь под самым потолком.
Отсюда рыбку не увидать. Путь к ней преграждает огромный ледяной лоб. Надо его обойти. Слева или справа? Серёгин на мгновенье задумался. Налево он уже раз сходил. Лишился семьи. Значит, направо.
Хватаясь за выскальзывающие из-под перчаток уступы, он обходил бугор по дуге. Вот она! Впереди, наверху, луч высветил жёлтое брюшко рыбки. До неё всего 20 метров. Первый этап операции почти завершён.
Вдруг Серёгина будто бы кто-то дёрнул за ноги, резко потянул вниз. Тело враз стало тяжёлым, словно налитым свинцом. Пространство вокруг завибрировало, наполнилось глухим гулом. Ледяной потолок начал резко уходить вверх, удаляться. Серёгин успел увидеть, как натянулись тросы, удерживающие рыбку под корой льда. Если бы не они, рыбка сейчас шла бы на далёкое дно вместе с ним.
Казалось, что там, в чёрной бездне, работает чудовищный пылесос. Скорость всё увеличивалась. Серёгин чувствовал это по нарастающему сопротивлению жидкости. Потом стало вращать, крутить, словно на лопинге.
Внезапно вращение остановилось. Гул смолк. В полной тиши, из глубины непроглядного мрака на Серёгина надвигался мерцающий фиолетовыми искрами шар. Нет, не шар надвигался – это Серёгина со стремительно нарастающим ускорением тянуло к нему.
Мысли чехардой неслись в голове. Гравитационная аномалия. Откуда? Вот что вызвало смещение льдов! Чёрная дыра? Не землетрясение погубило станцию. Чушь какая! Чёрная дыра не может ничего излучать. Я галлюцинирую? Или это излучение Хокинга? Боже, какая она огромная! Это кротовина? Это...
Выросшая до размеров горы сфера, вкручивала астронавта в свою орбиту. Мчась по касательной, Серёгин сближался с её поверхностью. Фиолетовые пятна слились в сплошное сияние. Вспышка!
Зрелище было совершенно неописуемым. Пространство здесь не имело границ, и в то же самое время, у Серёгина присутствовало стойкое ощущение, что он находится в исполинском тоннеле, в конце которого мерцает фиолетовый свет. Он чувствовал, что несётся сквозь это пространство с безумной скоростью, и вместе с тем пребывает в совершеннейшей неподвижности.
Внезапно, прямо из пустоты материализовалась грандиозная, величественная структура, похожая на сплетение ветвей дерева, тянущихся из бесконечности в бесконечность. Серёгин понял, что не может определить диаметра этих «ветвей». Они виделись ему тонкими, словно прутики, и одновременно громадными, как штольни, прорытые великанами.
Движение (если здесь действительно было хоть какое-то движение, а не его иллюзия) прекратилось. Серёгин завис над одной из ветвей. Системы жизнеобеспечения продолжали работать исправно. Температура, давление, уровень кислорода в норме. Он поглядел вниз. Ветвь покрывало нечто похожее на толстое стекло. А за ним...
Это напоминало нескончаемую вереницу картинок, последовательный набор остановленных кинокадров, только объёмных, голографических. Там внизу, прямо под Серёгиным – два саркофага из прозрачного пластика. В них два тела. Гарри и Ян.
Дальнейшее пришло в голову моментально, инсайтом. Это и впрямь кротовина. Пространство-время, свёрнутое через 5-е измерение. Он представлял его клубком змей, оно оказалось похожим на дерево. Кто построил здесь кротовую нору? Он видит недалёкое будущее. Он погиб и тело его не нашли. Гарри и Ян тоже не выжили, не смогли добыть кислород. Зато прибывшие сменщики сумели отыскать их тела. Но если верны гипотезы физиков, то прошлое, настоящее и будущее – лишь набор вероятностей, определяемых нашим выбором. Каждый выбор – новый континуум, отдельная ветка на древе. Все континуумы существуют одновременно. А раз это так, можно вернуться назад и увидеть, какой выбор, и когда, привёл к гибели. Конечно, теперь Серёгин ничего не изменит, но хотя б посмотреть, узнать, пока есть кислород в баллонах.
Он двинулся вдоль ветви-тоннеля назад. Должна же где-то там быть развилка! Вот место, где он размышляет, направо или налево свернуть, обходя ледяную глыбу. Дальше. Вот они решают выйти в погоню за призраком. Зеро. Ещё дальше. Намного дальше назад. Есть развилка! Комиссия выбирает командиром экспедиции не его. На Европу Ян и Гарри летят с другим капитаном. Теперь, по другой ветви, снова вперёд. Стоп. На плато зияет разлом. Никого нет. Во время катастрофы погибла вся экспедиция. Значит, опять назад, ещё дальше в прошлое.
Ещё три раза Серёгин ходил от прошлого в будущее и обратно, проверяя, чем закончится ветвь от каждой из всё более дальних развилок. Финал был одинаков – любой из отправленных на Европу экипажей завершал свою миссию гибелью. Видимо, в этой вселенной иной сценарий не предусмотрен. Запас кислорода кончался.
Но его хватит, должно хватить, на ещё одно, последнее дело. Серёгин не мог не вернуться в то злополучное место на дереве своей жизни, где сделал выбор, о последствиях которого жалел больше всего на свете – выбор, в результате которого он потерял семью.
Что есть силы оттолкнувшись ногами от одной из развилок, он полетел вдоль ветви, которую условно принял за основной ствол. Остановка. Громада-карьер. На серпантине врезанной в отвесные стены дороги замерли кряжистые грузовики. У обочины стоят мужчина и мальчик. Отец и маленький Витя. Слишком далеко занесло его в прошлое. Нужно снова вперёд, лет на 25 в будущее.
Где же, чёрт возьми, это место? Медленнее. Внимательнее. Не проскочить. Вот оно! На стуле вполоборота сидит красивая женщина. Вера. Лучшая подруга жены. Напротив неё, вальяжно устроившись на диване, мужчина – Серёгин образца 2079-го года. Вера зашла к супруге. Лена долго не возвращалась. Через мгновение Вера предложит Серёгину отправиться к ней пить бурбон, а после сыграть на гитаре. Ещё она скажет, что у неё гитара, точно такая же, что висит сейчас на стене, аккурат над головою Серёгина.
Он помнил, о чём тогда думал. Вера снилась ему в эротических снах. Каким он будет ослом, если откажется! Все мужчины делают это. Кто на свете без греха? Да и грех ли это? Лена ничего не узнает. Вера не дура, чтоб проболтаться. Через секунду он сделает выбор.
Прежде, чем умереть, Серёгин из настоящего жаждал увидеть, как сложилась бы его жизнь, если бы он не поддался тогда – жизнь вместе с Леной и Настей. Он был уверен – на этом месте будет развилка. Развилки не было. Серёгин понял, в чём дело. Сидя напротив Веры, он даже не рассматривал альтернативы тому, чтобы переспать с ней.
Из глаза скатилась слеза. Солёная от жгучей вины, горькая от чёрной досады. Через пару минут он умрёт. Как выглядит смерть? Серёгину вспомнился призрак с развевающимся на ветру балахоном. Призрак? Ткань балахона была настоящая. Значит... Шоу с «призраком» устроили те, что создали кротовую нору, те, что затащили его сюда. Ткань колыхалась под ветром? Нет. Гравитация! Они играют на волнах гравитации, как на струнах. Струны... О чём говорит теория струн? Гравитация – единственное, что пронзает все измерения. И если они могут так тонко играть на ней, то...
Над головой Серёгина из прошлого висела гитара. Ленин подарок. А ну-ка! Серёгин из настоящего откинул туловище назад и со всего маха шибанул фонарём шлема скафандра о прозрачную стену, отделяющую его от прошлого. Ещё раз. Ещё. Плевать на разгерметизацию.
Что-то изменилось. Или лишь показалось? Да нет же! На следующем «стоп-кадре» из прошлого гитара поехала вниз по стене. Там, в прошлом, как раз за миг до того, как Серёгин собирался сказать: «С удовольствием», гитара, непостижимым образом сорвалась со стены, и совершив рикошет от его головы, со звоном грохнулась об пол. Самая тонкая струна, струна ми первой октавы, лопнула, издав жалостливый пронзительный звук. И с этим звуком что-то треснуло, оборвалось в душе у Серёгина. Подарок жены. Лена. Любимый родной человек. Что я делаю? Серёгин поднял гитару, нежно провёл рукой по продолжающему вибрировать грифу, и посмотрел на Веру. «Извини, Вер, не сейчас...»
На древе мгновенно образовалась новая ветка. Развилка и новая ветка. Так, словно бы они здесь были всегда. Как хотелось бы успеть хотя бы немного проплыть вдоль по ней, поглядеть, как продолжается жизнь вместе с Леной и Настей! Но теперь недосуг. Серёгин научился изменять прошлое. Надо попытаться спасти ребят.
Натужно выл зуммер. Индикатор на рукаве мигал красным. Скорее! Вот ледяной бугор. Серёгин из времени час назад, обходит его слева. Конечно! У него же нет теперь предрассудков по поводу «лево» и «право». Этот Серёгин жене так и не изменил. Здесь в теле бугра есть что-то вроде горизонтального кулуара, полки, которой не было справа. Она удержала его от падения в бездну, когда начался гравитационный рывок. Неведомые они «отключили» кротовину минут через пять. Серёгин из новой временной линии добрался до рыбки, снял аккумуляторы, перенёс их к электролизной установке, подключил, дождался пока баллон наполнится сжатым воздухом...
Вот он возвращается к субмарине. За спиной драгоценный груз. Ещё немного... Проклятье!
Его, вместе с кислородным баллоном стремительно потянуло вниз. Чёртов разум из иных измерений снова забавляется с гравитацией. Субмарина, надёжно зафиксированная тросами к нижней поверхности льда, остаётся далеко наверху. А потом лёд ломается, образуя прямо над субмариной пасть трещины. В следующий миг невидимые убийцы, опять выключают кротовину. Субмарину резко бросает вверх, прямо в пасть, между двумя ледяными плитами, размером с многоэтажный дом. Ещё один короткий рывок гравитации, и пасть захлопывается, превращая подлодку в лепёшку.
Обливаясь холодным потом, Серёгин из настоящего прыгнул вдоль ветки вперёд, в самое недалёкое будущее.
Он увидел себя подо льдом. В скафандре и с большим баллоном, наполненным кислородом. Этого количества хватило бы на троих. Теперь он остался один. Ещё немножко вперёд. Его поднимают из скважины. Он стоит на поверхности. Его обнимают. Спасён.
Серёгин из настоящего на секунду задумался. Он выжил. У него есть семья. Чего ещё можно желать? И кто знает, может, когда он умрёт в этой кротовине, то тут же осознает себя в новой жизни? Такой вероятности нельзя исключить.
А чёрта с два тебе, шкура! Ты должен спасти ребят.
Если бы он отпустил за кислородом Гарри и Яна, они бы остались живы. Назад!
Стало трудно дышать. Кислород на нуле. Скорее! Вот то место, где они препираются по поводу того, кому выходить.
«Капитан должен остаться на судне», – говорит Ян.
«Соглашайся, дебил! Соглашайся!» – кричит Серёгин себе самому.
Глупо. Не докричаться. Гравитация – единственная связь между мирами. Фотография! Только на ней уже не одна Настя. На фото трое – он, Настя и Лена. Семья.
Серёгин из настоящего выбрал место ближайшее к фотографии на панели. Он задыхался. В глазах темнело. Вынул из кармашка монтировочный молоток. Размахнулся и стукнул по прозрачной перегородке между мирами.
Там, за перегородкой, в ином измерении, фотография вспорхнула с панели и плавно опустилась на пол.
– Смотри, Витя, ведь это знак, – сказал Ян. – Мы-то с Гарри холостяки, а тебя семья дома ждёт. Сиди-ка ты лучше здесь. Мы управимся.
– Ладно, – махнул рукой Серёгин из прошлого, – валите уже. Только это, смотрите у меня. Осторожнее!
Последний бросок вперёд. Нужно увидеть, чем всё закончилось. Площадка перед скважиной. Новый лендер. Рядом с ним – пять человек в скафандрах. Трое сменщиков, и... слава богу! Гарри и Ян.
Всё. Темнота.
– Дыши, брат! Дыши!
Серёгин открыл глаза. Над ним склонились лица Гарри и Яна.
Низкий свод потолка. Кресла. Панель управления. Он снова на субмарине.
– Ну, командир, ты даёшь! – Гарри просто светился.
– Что со мной было? – спросил Серёгин, приподнимаясь.
– Как что? Сделал всё то, что нужно. Только возился долго. Весь кислород в скафандре сжёг. Полумёртвого тебя в шлюз затащили.
– Мужики, – Серёгин непонимающе переводил взгляд с Гарри на Яна, – а я с какой стороны бугор обходил, с правой?
– С левой, – в один голос ответили инженер и биолог. – А почему ты спрашиваешь?
– Потом объясню.
Сменщики отыскали их быстро. Уже через сутки новый взлётно-посадочный модуль доставил первопокорителей планетоида на Европу 1. Ещё через 2 часа межпланетная станция стартовала к далёкой Земле. Домой.
– Так почему ты про сторону, с которой бугор обходил спрашивал? – Гарри выдавил себе в рот клюквенного джема из тюбика.
Серёгин вздохнул. – Сейчас расскажу. Слушайте. Вообще-то я его справа обходил. После определённых событий, я левой стороны избегаю, да и бурбон не пью. И вот, когда я повернул направо...
После того, как Серёгин закончил, стояла долгая тишина, нарушаемая лишь тихим шорохом системы кондиционирования.
– Фантастика, – наконец, произнёс биолог.
– Ничуть, – помотал головой Гарри. – Математический аппарат теории струн и теории бран, именно так всё и описывает. Только практически это не подтверждено, – он поглядел на Серёгина и добавил, – было.
– Не понимаю, почему я жив? – Серёгин тёр виски, – ведь я же сам видел, что погиб.
– Когда ты выбрал спасти нас, пожертвовав своей жизнью, ты создал ещё одну, новую линию времени, которую ты не успел увидеть, находясь в кротовине, – ответил Вилсон.
– Всё равно, не понимаю. Как я смог выбраться из кротовины?
– Это они спасли тебя, – сказал Гарри уверенно. – Ты нас, а они тебя. Знаешь, это ведь не враги. Эти сущности всё время наблюдали за нами, изучали, испытывали. Базу, конечно, они уничтожили, но ведь призрак-то для чего явился? Чтобы с места разлома нас увести! Они не хотели нам смерти.
– Есть ещё кое-что, – Серёгин лукаво прищурился, и вытащил из кармана предмет, похожий на большие наручные часы с браслетом. Только часовой корпус заменяла коробочка из поблёскивающего серебром металла.
– Что это? – спросил Гарри.
– Полагаю, подарок. Я обнаружил эту штуку у себя на запястье, когда снял скафандр. Только, как же они её сумели туда впихнуть?
– Ну ты даёшь, командир! Побывал в пятом измерении, и такое спрашиваешь, – Гарри улыбнулся. – Чтобы это сделать и четвёртого измерения достаточно. Возвращаешься по времени немного назад, когда на тебе ещё не было скафандра, надеваешь на руку эту штуковину, возвращаешься обратно, и вуаля!
– Вот болван, – Серёгин хлопнул себя ладонью по лбу, – сам же про это дочке рассказывал.
– Что это может значить? – озадачился Ян. – Что они хотели сказать нам?
– Кто ж их разберёт? Сами смотрите, – Серёгин поддел ногтем крохотный выступ на корпусе. Крышечка открылась. В мини-контейнере находился много раз свёрнутый листок из очень тонкой, но невероятно прочной бумаги, исписанный фиолетовыми чернилами.
– Что там? – Гарри всем телом подался вперёд.
– Не знаю, – пожал плечами Серёгин, – какие-то формулы. Может быть, ты разберёшь? – он протянул листок Гарри.
Глаза инженера-физика побежали по строчкам. Губы беззвучно шептали что-то. На лбу выступила испарина. Брови поползли вверх по лбу и застыли на высшей точке.
– Ну что там, Гарри?
– Мой бог!
– Да объясни ты, наконец!
– Уравнение Форварда-Бонди... – Гарри оторвал ошеломлённые глаза от листка. – Гениально...
– Что гениально? – Серёгин терял терпение.
– Уравнение считалось нерешаемым, – Гарри дышал часто, словно только что пробежал стометровку. – А здесь... Мой бог! Так просто...
– Что это за уравнение?
– Уравнение описывающие условия получения вещества с отрицательной массой! Экзотическая материя. Значит...
– Мы теперь сможем построить кротовую нору, – закончил Серёгин.
– Легко! – тут Гарри схватился за голову, и принялся хохотать, будто бы с ним случился приступ буйного помешательства.
Когда эмоции Вилсона улеглись, Серёгин спросил, – почему они сделали это для нас?
– Наверное, сочли нас достойными, – ответил Ян.
– Почему? – повторил Серёгин.
– Думаю, благодаря тебе. Сначала ты предпочёл семью предательству, потом нашу жизнь своей собственной. Им понравился твой выбор, Витя.
– Первый или второй?
– Думаю, оба, – улыбнулся китаец.
Включился голографический монитор.
«Господин Серёгин! Виктор Петрович! С вами семья на связи», – объявил оператор из ЦУПа.
На расстоянии вытянутой руки от Серёгина возникло объёмное изображение Лениного лица.
– Привет, капитан! Ой, Витька, как же ты похудел!
Сердце Серёгина учащённо забилось.
– С вами две недели связи не было. Думала с ума сойду.
– Да... Проклятый Юпитер... – Серёгин пытался справиться с дрожью в голосе.
– Настя! Да погоди ты. Дай я сначала с папой поговорю.
Настя не дала. Её улыбающееся веснушчатое личико вытеснило маму с экрана.
– Папка, здравствуй!
– Привет, Настёнышь! Какая ты большая у меня стала!
– Лети быстрей, а то, когда вернёшься, вообще меня не узнаешь.
– Насть, а я подарок тебе везу.
– Ледышку что ли? – захихикала Настя. – У вас же на Европе ничего кроме льда нет.
– Не ледышку. Помнишь, перед отлётом ты расстроилась, что мы до звёзд долететь не можем? А я тебе тогда рассказывал, что...
Серёгин запнулся. Он создал новую ветку времени, в которой не изменял жене, не терял семьи. В этой ветке многое могло пойти по-другому, и он не знает, как именно. И, может быть, не было того разговора с Настей?
– Конечно помню, папа.
Серёгин облегченно вздохнул.
– Теперь сможем. Потому что, папа везёт подарок. Тебе и всем людям.
– Что за подарок?
– Пропуск. Наш пропуск к звёздам, Настя.