Радиопризыв
Радиопризыв
Огрр-32 навалился на дверь своей подземной капсулы отдыха и не без усилия протолкнул гору плотных тёмных мышц в узкий проём. Это не было жилище человека. Это была корневая система гигантского картофеля, которую однажды перевели в отрицательное состояние, превратив клубни в комнаты, а корни — в коридоры. Отлично для хранения продуктов, требующих холода. Тяжко для людей, не привыкших спать, свернувшись калачиком, на сырой земле. В сырой земле. И кто только это придумал? Наверняка тот же самый человек, который изобрёл почти всё в современном мире и своевременно удалился на покой подальше от плодов собственного труда....
В чёрные руки въелась грязь и усталость, но они всё равно синхронно нажали две кнопки на противоположных стенах. Зажёгся свет, заиграло радио. Огрра-32 одолевало безумное желание уснуть, тем не менее, он изо всех сил оттягивал момент погружения в дрёму, потому что сон вместо облегчения приносил приступы панического страха и в последнее время уже не раз в неделю, а еженощно. Скрежет зубов, холодный пот, дрожь, слёзы из глаз, которые никогда не плакали ни над чужими бедами, ни над своими: вот от чего ограждали верные друзья — свет и звук.
Транслировалась передача из объединённой Америки. Умник в эфире. Один из тех вундеркиндов, с которыми носятся как с писаной торбой, стоит им произнести первое «агу». По сути — такой же сирота, как Огрр-32, просто попавший по счастливой случайности в экспериментальную детскую группу института мозга, а потом шагавший со ступеньки на ступеньку, получая не тычки в спину, а дружеские похлопывания судьбы.
Равис Эп отвечал на банальнейшие вопросы радиоведущего, откровенно скучая, но Огрр-32 всё равно завидовал ему. Столько внимания! Столько интереса к обычным человеческим извилинам! Самого-то его проверяли один раз в жизни — в десять лет велели нарисовать картинку и отправили анализировать вместе с тысячами других детских рисунков. Разумеется, собранные тонны листков проверял компьютер, а не чуткое око, и цель у него была - не вникнуть в тонкости юной души, а провести грубую профориентацию, основанную на поверхностных выводах, чтобы распределить сирот по местам работы. Автопортрет Огрра (имевшего в то время другой порядковый номер) включал в себя механические детали, что считается в детской психологии тревожным признаком. В его деле появился штамп «потенциальный преступник», ниже следовал абзац о «нереалистичном самовосприятии», хотя он честно воспроизвёл всё, что нажил за свои десять лет: стальные ногти, синтетические мышечные волокна, вплетённые в ногу, и несколько титановых заплаток.
«Потенциальный преступник» теперь, спустя годы, вёл жизнь настоящего преступника — ломал голыми руками камни под надзором автоматчиков, получал паёк биомассы стандартного веса и вкуса, послушно принимал антилибидол, иногда участвовал в драках, чтобы разнообразить будни. Ни выходных, ни праздников. Когда подсчитали, сколько процентов рабочих умирает от скуки и сходит с ума, провели в каждую капсулу отдыха свет и радио. Больше ничего. Государство обеспечило абсолютно пустую жизнь тем, кто обеспечивал его военную мощь. Жизнь-наказание. Многим в этих африканских каменоломнях и впрямь начинало казаться, будто они отбывают здесь срок за нечто столь омерзительное, что даже память отказалась удерживать в скользких пальцах. Огрр-32 держался. Он каждое утро вбивал в себя уверенность, что это всего лишь такая работа. Нечеловечески тяжёлая, в кольце колючей проволоки, но всё же работа, а не кара. Внутренне соглашался, когда какой-нибудь надзиратель кричал: «Радуйтесь, что не на войне!». Да, действительно, работать на войну и работать на войне — несравнимые вещи. В тылу. В тепле. По сравнению с передовой-то!
Огрр-32 встал на согнутые ноги и надавил могучими плечами на потолок. Потом прислонил спину к одной стене и пяткой принялся бить в другую. Просачивалась влага, надо было уплотнить почву. Заодно выгадаешь несколько кубических сантиметров дополнительного объёма жилища. Из радиоприёмника журчал сытый голос Рависа Эпа, который весьма кстати призывал расширять границы.
- Напоследок расскажите, над чем вы сейчас работаете, - попросил ведущий тоном заезженной пластинки.
- О, я вычислил координаты мира, - обрадовал его гость.
- Как интересно, - пробурчал интервьюер, явно поглядывая на часы.
- На нашей планете есть три точки, где живут три незримо связанных человека. Если они встретятся в четвёртой вычисленной мной точке, в космосе, эти люди смогут остановить бесконечные войны на Земле!
- Остановить военную промышленность? - оживился ведущий. - Чтобы люди потеряли рабочие места? А на чём мы будем воспитывать наших детей? О чём будем петь песни и снимать фильмы?
- О мире, - улыбнулся Равис Эп, и его улыбку увидели все радиослушатели галактики.
- Постойте, но если не будет войны, и друг не сможет пожертвовать жизнью за друга, какая же это будет дружба?
- Самая обычная дружба. Без геройств и истерик. Любовь такая же будет.... Но я вижу, время наше уже на исходе, позвольте, быстро назову координаты великих миротворцев — чёрного, белого и красного.
Как ни останавливал его радиоведущий, Равис Эп сумел передать открытие миллионам слушателей, и среди них нашёлся один чёрный человек, который побледнел от неожиданности.
Огрр-32 наизусть помнил координаты своей каменоломни. Когда в глазах от отчаянья начинали плясать языки пламени, он концентрировал взгляд на буквах единственного доступного ему текста — пожизненного контракта с мучителями. Он читал его столько раз, что в конце концов вызубрил. Впервые услышав, как звучат эти цифры, он сразу их узнал, хотя вообще плохо помнил, каким образом написанное читают вслух.
Подтекает? Да надо не утрамбовывать землю, а копать ход на свободу, пока почва размягчена! План побега родился мгновенно, воплощаться стал немедленно. Железные ногти впились в стену, перекатились ожившие мускулы под блестящей кожей рук, плечей, спины. Закипело, пошло!
Когда измученный червь Огрр выбрался на поверхность родной планеты, под звёздное небо, у него уже не было номера, он был единственным сыном Вселенной. Она расстилалась тысячей дорог перед ним во всём своём великолепии, звала одновременно во все стороны, и он знал, что у него хватит сил обойти её всю.
Но сначала пусть наступит мир. Чтобы этого добиться, надо идти на север. Он точно знал, куда и как двигаться, ведь единственным предметом, который изучали дети-сироты, была география — каждый современный человек должен уметь наносить удары чётко по указанным координатам. Сетка широты и долготы накрепко впечаталась в пустое сознание Огрра. Стрелка внутреннего компаса дрожала в нетерпении, вытянув указующий перст в направлении белого миротворца.
Признаков погони не было. Или не было погони? Работники поговаривали, что стерегут не их самих, а только ценное сырьё, и по закону каменоломню любой волен покинуть, когда пожелает, просто не нашлось ещё ни одного трудяги, которому было бы куда податься. Огрру хотелось верить, что свобода дана ему отныне навсегда, но на всякий случай ступал тихо, прислушивался изо всех сил и за версту обходил освещённые дороги.
Так он добрёл до края вечной мерзлоты, до прекрасной белой долины, на уголке которой его чёрное изувеченное тело смотрелось, как гадкое насекомое на чистой отглаженной скатерти. Замешательство перед гладкостью совершенного пейзажа охватило путника на какое-то мгновение, но ноги его, привыкшие топтать цветы, сами шагнули вперёд и нарушили выстроенную гармонию снежинок с поистине древнеримским цинизмом. Природа отомстила — он поскользнулся и покатился, поминутно обо что-то под снегом стукаясь, переворачиваясь, набирая скорость. На полном ходу Огрр врезался в ледяную скалу, но вопреки ожиданиям боли не ощутил, вероятно, от холода. На всякий случай он решил посидеть ещё немного с зажмуренными глазами, утихомирить сердце.
Когда успокоенные веки открылись, пришёл страх. В зеркале льда, где небо и пейзаж выглядели ещё великолепнее, чем на самом деле, распластался уродливый лоб с бровями питекантропа, уныло повисли щёки, недоверчиво сжались громоздкие плечи. Огрр не видел своего отражения много лет, не искал с ним встречи и не был готов взглянуть в эти потухшие глаза, находясь на пути к спасению человечества. Он закричал звериным криком — надменный хрусталь ледяных скал ответил тонким эхо, а в зеркале мелькнул веер блестящих снежинок, издевательски сложившийся в очертания прекрасного лица. Огрр даже обернулся, чтобы убедиться, что у него за спиной не человек....
Существо непринуждённо сидело на перевёрнутых санках из лозы и чуть улыбалось. А может, у него просто было такое строение губ? Огрр попытался понять выражение глаз, но оказалось, он разучился это делать за годы, проведённые в окружении стёртых лиц. Да если бы хотя бы ресницы не были сплошь в инее! Он лихорадочно перебирал все свои чувства, точно голодный паук — паутинки, но ничто не подсказало, стоит пугаться или радоваться, защищаться или нападать, молчать или говорить — и если последнее, то как обратиться к этому существу. Ежедневный приём антилибидола настолько заглушил в нём мужчину, что он даже не мог по реакции своего тела определить пол снежного видения. Раскидистое кимоно с белой вышивкой по белому отлично скрывало рельеф тела. Черты лица отличались такой сбалансированностью, что казались блистательной формулой, выведенной из всех возможных женских и мужских лиц. Эта внешность ничему не противилась. Назовёте нос острым — да, пожалуй, он остёр. Курносым — что ж, и курносинка имеется. Под определённым углом в нём виделась и горбинка. Кому как угодно. Глаза безупречно отражали цвет синего неба. Кожа вторила снегу.
- Ну, вот вы меня нашли, а служить всё равно не заставите, - пропел звучный голос.
- Я похож на того, кто швыряет свежее мясо в глотку войне?
Огрр давно не произносил столь осмысленных и длинных фраз. В его жутком лице мелькнуло обаяние самоудовлетворёнености.
- А для чего, кроме службы, в наше время разыскивают людей? Родственников у меня никогда не было, на наследство не рассчитываю.
- Если я тебя нашёл, это не значит, что я тебя искал.
Выдав очередной перл, Огрр подумал: надо бы почаще разговаривать вслух, от этого становишься умнее.
- Здесь больше никого нет.
- Ну, не здесь, а ещё маленько севернее....
- И севернее нет. Я странствую со стадами карибу, я знаю. Уже очень давно — никого.
Огрр задумался, для удобства уперев палец в лоб и поглядывая на предмет обдумывания. Неужели эта девчонка и есть великий белый миротворец?
- До того, как присоединиться к карибу, я кочевал с волчьей стаей. Каждому в определённом возрасте кажется, что он волк, не так ли? Я начал описывать это в стихах и довёл мечту до того, до чего мечты доводить нельзя. Волки не только романтично воют на луну, а потом несутся сквозь ветер навстречу приключениям. Волки ещё и кушают. Чтобы покушать, надо убить. Пока я жил в городе и видел продукты на столе в красивой упаковке, я не задумывался об этом, а с волками на своей шкуре прочувствовал страшную истину — кто-то умирает каждый раз, когда я ем. Так я стал вегетарианцем ещё до подписания всемирной конвенции. Мои маршруты остались теми же, только с тех пор я кочую не с хищниками а с их кормом. Люди севера дали мне имя Ельга, оно означает «бесконечно переходящий рубикон».
- Так значит, есть люди! - обрадовался Огрр.
- Давно уже нет, - махнул рукой Ельга.
Делать нечего. Беглый работяга объяснил беглому поэту, что на этой широте и долготе, по расчётам американского умника, находится звено самой важной для человечества цепи. Ух, и сжались же у него кулаки, когда полупрозрачный блондин ответил на пылающий взгляд неуверенным покачиванием изящной головы!
- Даже если верить радиопередачам....
- А кому ж, кроме них, верить-то? - прохрипел Огрр, имевший в своей капсуле отдыха ещё только лампочку да и всё.
- Хорошо, допустим, места указаны верно. Но где указания на конкретного человека?
- Ты сам сказал, что один-одинёшенек здесь.
- Но в каменоломне вы не были единственным! Сотни рабочих, десятки надзирателей, все тоже чёрные! Допустим, я полечу искать остальные звенья цепи....
- На чём это ты полетишь?
- У меня тут недалеко. Неважно. Если мы все соберёмся, а вы окажетесь самым обычным человеком?
- Я уже был обычным человеком! - взорвался Огрр. - Я носил порядковый номер сироты, потом порядковый номер рабочего, но если из всех, кто слушал в тот вечер радио в каменоломне, только я единственный добрался сюда, на вторую точку, значит голос из приёмника обращался именно ко мне!
Великий чёрный миротворец набросился на белого с кулаками. Ельга прикрыл лицо рукавами кимоно, ожидая, что их белизну вот-вот осквернят, однако в последний момент Огрр вспомнил об огромной мощи своего искусственно усиленного тела и всего лишь схватил блондина за тонкие прохладные запястья.
- Поведёшь меня, покажешь, на чём летаешь.
Онемевший Ельга замотал головой. Его голубые глаза заполнили чёрные зрачки — будто чёрные цветы расцвели. Огрр без малейшего усилия закинул его на плечо, нашёл след полозьев и побрёл по сугробам вдоль этой нити ариадны, сетуя на тех, кто прячется от войны, но не борется за мир.
Аккуратно сложенный в ледяной пещере летательный аппарат выглядел более чем подозрительно.
- Как же он летает на воздухе? - переспросил Огрр сердитого Ельгу.
- Никак. Я обиделся, разговаривать не буду.
Тряская поездка на плече великана совершенно не располагала к сотрудничеству. Тем не менее, угрозы и демонстрация железных ногтей помогли отчаянному миротворцу освоить теорию управления воздушным шаром. Оставалась практика.
Всё с той же улыбкой-неулыбкой, сидя в сторонке, Ельга наблюдал сквозь белые ресницы за попытками большого чёрного человека добыть маленькую искорку огня. Огрр долго не мог поверить, что луч бледного солнца, пройдя через призму ледышки, подожжёт сухой лист, а когда поверил — не хватило сноровки такой трюк провернуть. Всё же в Африке он со льдом не сталкивался. Огрр пыхтел, закусывал губы, бросал сердитые и умоляющие взоры в сторону невозмутимой белоснежной фигуры, но Ельга подошёл помочь только через час. К тому времени его просто утомили стоны бессилия.
Молниеносным жестом он посадил на краешек листа живое пламя, элегантно увенчал горящим листком горку топлива в воздушном шаре, затем пригласил пассажира поторопиться занять место, пока махина не поднялась ввысь. Огрр запрыгнул в корзину, восхищённо задрал голову в попытке понять, как же это летают, если воздух внутри да воздух снаружи, и потому не сразу заметил бегство Ельги.
Распластывая по снегу кимоно, он стремился слиться с защитницей-землёй подобно белым животным Севера. Не оглядывался, чтобы взглядом не притягивать хищника. Не оценивал свои шансы. Остановился лишь тогда, когда ощутил на шее жёсткую хватку каната. Чёрное страшилище догадалось сделать лассо из того, что нашлось в корзине! Кольцо сжалось быстрее, чем он успел подсунуть узкие пальцы. Теперь оставалось только пятиться назад, подчиняясь воле полоумного пришельца. Неужели так глупо и страшно могут закончиться годы странствий по ласковым долинам, волнующим горам, трепещущим морям — годы избегания? Ельга, привыкший блаженно растворяться в своей слабости рядом с силами природы, впервые ощутил бессилие как трагедию. Горечь сковала его рот. Точно так же, как зверь не может крикнуть охотнику: «Не стреляй!», он не мог договориться на родном языке с представителем своего вида. Теперь он не более, чем жертва, он - когда-то красивый юноша, способный прочувствовать каждый оттенок северного сияния и перевести песню неба в земные слова. Задыхаясь в лассо, он страшился не столько своего погружения в небытие, сколько сиротства покидаемого мира. Что будет делать пейзаж, если им перестанут восхищаться? Утеряет своего гения места и присоединится к батальонам бесчисленных точек для обстрела со стороны противника? Если некому будет разглядывать снежинки, вдруг они станут одинаковыми? Если перестанут рождаться стихи под обжитом музами звёздным небом, оно превратится в то глухое «стратегически ценное космическое пространство», за которое борются грызущиеся страны?
Когда Огрр втаскивал Ельгу в корзину воздушного шара, он решил, что тот притворился мёртвым, научившись этому у своих пушистых братьев. Как поступать в таких случаях, ему было неизвестно, а посему он просто положил белый расшитый свёрток подальше от себя, сложил руки на груди и принял позу готовности к дальнему перелёту.
Шар дрейфовал, пересекая небесный океан по никем не задуманной траектории. Его пассажиры недвижно лежали, и он чуял свободу всем своим большим круглым телом. Можно было бы сказать, что он летит, куда хочет, но он был пуст и свободен от желаний.
Огрр проснулся, оглядел проплывающий внизу мир, потом разбудил Ельгу. Один умел управлять шаром, другой отлично ориентировался в пространстве: они были бы полноценной командой, если бы постарались преодолеть классовое отвращение друг к другу. Но изуродованному рабочему было так же приятно кичиться своим тяжким опытом, как эстетствующему пацифисту — его отсутствием. Несколько раз из-за нежелания разговаривать они чуть не сбились с курса, и завидев в розовых лучах пункт назначения, немало удивились, что всё-таки добрались до вожделенного города.
Башни, парки, мосты сменяли друг друга, как расписные товары в руках оборотистого торговца. Цивилизация протягивала свои плоды небу - статуи на крышах небоскрёбов и мудрёный ландшафтный дизайн невозможно было оценить с земли. Путешественникам верилось, что всё здесь ждало именно их. Обоих одновременно пронзило острое чувство присутствия третьего звена где-то совсем рядом. Оба окончательно уверовали, что они первые звенья. Так свершилось их первое рукопожатие.
- Но как искать в многомиллионном городе? - ужаснулся Ельга, вглядываясь в приближающиеся окна.
- По цвету. Третий должен быть красным, а этот цвет кожи встречается реже, чем чёрный и белый.
- Если вообще встречается. Может быть, это образное название. Например, он одевается во всё красное, или у него имя созвучно....
- Нет. Верю, что он красного цвета, и верю, что мы его увидим, если будем ходить по улицам с достаточно широко открытыми глазами.
- Долго же ходить придётся....
- Некоторые сорок лет ходят по пустыне в поисках песков забвения, и я готов пройти больше, дольше, дальше, если это поможет миру забыть войны.
- Ну, ты погуляй пока, а я спрошу у того, кто всю кашу заварил. Равис Эп известный учёный, берём курс на вывеску «Всеамериканский дом науки»!
Белый, как облако, воздушный шар легко, как облако, опустился на вертолётную площадку дома науки. Ельга сбежал по лестнице, пользуясь возможностью как следует подвигать ногами, а прихрамывающий Огрр остался дожидаться лифта. К тому моменту, когда золочёная, обитая пунцовым бархатом кабина спустилась к справочному бюро, самодовольный блондин уже обмахивался бумажкой со всеми данными Рависа Эпа, облокотившись на стройную конторку и демонстративно поглядывая на часы.
- Заждался, - вздохом встретил он чёрную глыбу.
Блестящие стрельчатые дверцы причудливой ковки бесшумно сошлись за широкой спиной, покрытой шрамами и лохмотьями, лифт побежал развозить более привычных посетителей небоскрёба. Огрр, смущённый роскошью и придавленный головокружительными потолками, протянул ржавую ладонь за адресом — покорее бы убраться из храма науки, где на непонятных языках молятся невидимым богам!
Ельге тоже было неуютно, но поуулыбка всегда скрывала его истинные чувства, и благодаря безотказной маске он ощущал себя в большей безопасности, чем Огрр, утерявший талант контролировать лицо. Внимательный любовник природы, он ненавидел насильников-учёных, стремящихся содрать с неё покровы, а тут целый дворец, кишащий деятелями науки....
- Я бы тоже с радостью наведался в гости к нашему великому Равису Эпу, - признался бледный блондин. - Но он пока не покидал здания. Нам придётся обойти все кабинеты, где он может быть. Вот список. Можно поделить его.
Огрр задумчиво поводил пальцем по плану эвакуации на стене.
- Мы в таком лабиринтище и его не найдём, и друг друга потеряем. Предлагаю сесть у выхода в мягкие креслица и ждать вечера.
- А если в этой части света вечер не наступает никогда?
- Тебе просто охота погулять по этой золотой табакерке, - высказался чёрный великан.
- Мне хочется проверить кое-что, - загадочно прошептал Ельга. - Почему во многих сказках герою необходимо преодолеть лабиринт? Это нужно для чего-то? Может быть, важно пойти на риск потерять того, кто рядом, чтобы обрести того, кого ищешь?
- Я сейчас смеяться над тобой буду, - предупредил Огрр, не смеявшийся за всю жизнь ни разу.
Не дожидаясь обещанного смеха, Ельга упорхнул плутать по коридорам, только кимоно мелькнуло. Огрр опустился в кресло и закрыл глаза, чтобы не видеть своего отражения в полированной золотой колонне напротив.
В тот день многие учёные сменили темы своих исследований. Они утверждали, что им являлся ангел в белоснежной одежде и чарующим голосом произносил: «А на правильном ли я пути?».
Просунув светлый лик в очередную дверь, Ельга остановился на полуслове. Посреди колоссального зала, пустого и гулкого, украшенного золотой лепниной и доской с формулами, стоял человек с кожей невероятного цвета. Он, видимо, готовился к выступлению — мерил шагами плиточный пол, чертил в воздухе мнемонические фигуры и нисколько не обращал внимания на явление, из-за которого его коллеги бросились пересматривать свой путь. Благодаря этому его можно было рассматривать без стеснения. Насколько позволяла судить водолазка, к необычной природной пигментации кожи добавился загар, более яркий, почти пульсирующе-красный, на носу и меньшей интенсивности на шее. Волосы выглядели так, будто они тоже загорели до красноты. Но разве они не должны были побелеть от солнца?
Возможно, Ельга пробормотал это вслух, потому что человек вздрогнул и обернулся в его сторону. Любому неприятно обнаруживать за собой слежку, а учёному, за которым и впрямь следили на протяжении жизни, в особенности. Он решительным шагом направился к выходу. Непрошеный гость едва удержался, чтобы не спрятаться за дверь от мощной волны энергии краснолицего.
- Приходите через два часа, - настоятельно посоветовал учёный.
- Я не на лекцию, я ищу Рависа Эпа.
Равис Эп оглядел с ног до головы человека, который явно проник в святилище науки незаконно. Свои все его знали. Опасен или нет? Скорее, нет. Иначе бы подготовился, уж фотографию бы точно посмотрел.
Ельга ответил строгим оценивающим взглядом. Уже догадавшись, кто перед ним, он, тем не менее, заговорил снисходительным тоном, будто с ассистентом младшего стажёра.
- Он выступал по радио. Такой добрый приятный голос, такие правильные рассуждения о мире....
Краснолицый устыдился и откашлялся, дабы выбить из горла засевшую подозрительность, огрублявшую голос.
- Равис Эп очень занят, - сказал Равис Эп.
- Но не настолько же!
- Настолько.
- Тогда зачем было вычислять, как остановить войну? И зачем было рассказывать об этом на весь мир? Шутки ради? Один человек из-за глупой радиопередачи землю рыл, а потом шёл пешком чёрт знает сколько, хотя он хромой с синтетическими мышцами в ноге! Весело, правда?
Глаза краснолицего ощупали кимоно, словно можно было увидеть сквозь расшитую ткань, какие под ней ноги. Ельга перехватил взгляд, усмехнулся, сменил маску и заговорил фразами Огрра.
- Да не обо мне речь. Я второе звено, а он первое. Прилетели сюда за третьим, но видно, напрасно. Что ж вы за народ, учёные? Копаетесь-копаетесь, выкопаете ценность какую-нибудь и отшвыриваете, чтоб дальше копать. А мы хватаемся, аки за соломинку, за каждую находку. Всё надеемся планету перевёрнутую обратно на ноги поставить с помощью ваших научных волшебств....
Вжившись в роль чёрного великана, белый юноша схватил учёного и потащил по коридору, оставив уговоры. Равис Эп то упирался, то уступал любопытству и делал очередные нерешительные шаги к тому, что вычислил в теории, но боялся увидеть в реальности. Он не верил незнакомцу в кимоно. Он не верил также себе. Множество расчётов не подтверждалось прежде, ещё больше не подтвердится в будущем. Такова наука. Если его похитят сейчас какие-то фанаты мира во всём мире, в случае провала, безусловно, убьют. Земляне всегда хватаются за оружие, выкрикивая мирные лозунги.
Огрр привстал в кресле с удивлённой улыбкой, завидев в конце коридора напарника с уловом:
- Неужели ты выбрался из лабиринта?
- Я вспомнил, зачем сказочные герои туда идут, - крикнул Ельга. - На другом конце спрятан клад. Я его уже почти привёл. Помоги мне, брат!
Фигура Огрра произвела на Рависа Эпа ошеломительное впечатление. Литые мускулы вызывали первобытную зависть, лицо внушало страх, а от вида механических частей тела душу пронзала жалость. Только таким и может быть первое звено в открытой им цепи! Учёный одёрнул водолазку и подал руку чудовищу.
Позже, когда они размещались в его небольшом космолёте, он поймал себя на мысли, что всё же не хочет сажать за спиной никого из новых знакомых. Интерес к Огрру быстро сменился отвращением — признаков мозга в черепной коробке у него не наблюдалось. Ельга ускользал от расспросов и казался всё подозрительнее, отчасти из-за своей неснимаемой хитренькой ухмылочки. Равис Эп ругал себя последними словами за то, что собственноручно организовал столь небезопасную экспедицию, и только в крошечном уголке сознания ликовал микроскопический Великий Первооткрыватель, который был счастлив полететь невесть с кем невесть куда ради проверки своей шаткой теории.
Пока летели к орбитальной заправке, почти не разговаривали. Каждый был погружён мечты о мирной жизни, строил планы.
Замученный трудяга воображал чуть более лёгкие камни, чуть менее тесные капсулы отдыха и индусов с опахалами вместо автоматчиков-надзирателей.
Вечный изгнанник надеялся с окончанием войны снова прочесть свои стихи в кругу ценителей.
Учёный предвкушал, как станет записывать идеи в красивый блокнот, подаренный кем-то с год назад, но до сих пор неопробованный. Тяжело хранить всё в голове. Нет, с запоминанием у него не возникало проблем. Было трудно морально. Камнем на душе висела немота. Обсуждать наработки с коллегами опасно. В интервью можно высказываться лишь в общих чертах. Напечатать в журнале фантастический рассказ — бред. Потому что каждую идею, даже самую невинную, если не наступит мир, используют в военных целях. Сколько блистательных изобретений похоронил Равис Эп, чтобы не пришлось хоронить людей из-за них....
Вынужденный многое замалчивать, он страдал, но само молчание — как процесс, как субстанция — было его излюбленной средой. Такой же маской, как улыбка Ельги. «Частицей и волной», как гласило его собственное определение. Всегда тщательно подготовленный к теле- и радиоэфирам, он любил внезапно замолчать и подержать весомую паузу, наращивая амплитуду ёрзанья ведущего в кресле, пока не обрушивался водопадом хохота на невежество интервьюера. Отгораживаться молчанием от низших умов он привык ещё в школе, где порой приходилось разбирать задачи с глупышами, не способными вообще воспринимать смысл слов. Поначалу немного поругав себя за неумение доходчиво объяснять, Равис Эп в дальнейшем всегда вместо ответа на вопрос многозначительно молчал, а если не помогало — принимался двигать бровями, словно мог ими смести любопытную пешку со своей идеально пустой доски.
Тактика применялась не только в деловой, но и в личной беседе. По большей части тогда, когда речь заходила о семье и цвете кожи. Человек не должен оправдываться за то, что ему дала или не дала судьба. Он ответственен лишь за ту часть себя, которую создал сам. За поступки, решения, отказы и согласия. Разве он давал согласие оказаться в центре неуправляемой реакции и остаться с химическим загаром навсегда? Так зачем же об этом расспрашивать? Зачем играть словами и выдумывать балаганные титулы вроде Последнего Краснокожего Америки?
Равис Эп осознавал — если бы не общественное мнение, произошедую метаморфозу он, скорее всего, рассматривал бы как подарок, ведь она послужила поводом к изучению алхимии с её чёрным, белым и красным мирами, Нигредо, Альбедо и Рубедо. Порой один переходит в другой, и сколько энергии при этом высвобождается, способен понять только человек, из белого ставший красным. Наученный горьким опытом учёный боялся, что этот источник энергии, как и все предыдущие, используют в военных целях, и потому первым делом рассчитал координаты в космосе, где ни в коем случае не должны встречаться представители трёх миров. Перепроверив расчёты через две недели, он взглянул на чертёж с иной стороны и ужаснулся — точка оказалась по другую сторону планеты, а на её месте красовалась идеальная площадка для восстановления мира во всём мире. Первоначальный план был прост: выявить опасное место в космосе и объявить его зоной эпидемии, чтобы не только три мира там не встретились, но и никто ни с кем никогда. Теперь же получалось, что туда необходимо доставить троих землян во имя всеобщего мира.... А через месяц насколько всё сдвинется? Ох, космос-космос неуёмный, вечно ты куда-то стремишься!
- Сами решайте, - неожиданно произнесли глянцевитые губы Рависа Эпа.
Вопреки природной самонадеянности и здравому смыслу он предоставил право выбора курса менее информированным членам экспедиции. Они не знали ничего, что знал капитан, но вероятно, как представители чёрного и белого миров они знали нечто, недоступное красному?
- Смотрите, вот равносторонний треугольник, вписанный в границы нашей планеты. Середина совпадает с ядром, и оттуда исходят вверх и вниз перпендикулярные линии. Одна останавливается на полупланете Лоа, другая упирается в шестнадцатый спутник Книссы. Где-то здесь мы втроём должны собраться, чтобы воцарился мир....
Равис Эп сделал свою знаменитую паузу, во время которой, по его рассуждению, кто-нибудь должен был высказать верную догадку. Но остальные члены экспедиции смотрели на предводителя непонимающими глазами и молча ждали.
- Или на Лоа, или на спутнике мы можем установить непоколебимый мир, - заговорил учёный. - Или на Лоа, или на спутнике мы можем окончательно утопить Землю в войнах. Я не знаю, какая из этих точек какая. Помогите выбрать, братья земляне.
Вид смиренного гордеца поразил космических путешественников. Огрр до хруста костей обнял умника, а Ельга попросил показать фотографии обоих объектов. Всмотревшись в них пристальным оком экстрасенса, он без колебаний назвал Лоа пунктом назначения. Спорить никто не стал.
По прибытии на полупланету учёный всё же осведомился о причине выбора, и поэт прокричал в залившееся краской небо:
- Она красивая, а спутник — нет.
Равис Эп схватился за голову. Меньше всего на свете он доверял красоте! Всем известно, что ловушки вызывают интерес и никогда не выглядят опасными! Надо было сразу спросить, на чём основан выбор, да включилась проклятая привычка глубокомысленно молчать!
- Не бойся, он не ошибся, - прозвучал с вышины далёкий женский голос.
На неосвещённом склоне горы, состоящей из тихо мерцавших кристаллов, темнел маленький силуэт. Вприпрыжку, как ребёнок, эта уже очень немолодая женщина спустилась на светлую площадку и обвела взглядом пришельцев.
- Сыновья мои, вот и собрались! - произнесла она с нежностью.
Тот самый человек, который изобрёл все вещи, материалы, институции и традиции, составляющие современную цивилизацию. Та самая Мать Прогресса, которую поминал Огрр, ударившись о камень. Единственный представитель рода человеческого, кому удалось использовать на сто процентов мозг и таланты.
- Когда я увидела, что реализовала весь личностный потенциал, я принялась за тело. Стала чемпионкой во всех видах спорта, чтобы каждая мышца оправдала своё существование. Оставалась только женская реализация. Для чего-то же мне дан именно такой пол. Долго не могла придумать, для чего. Далеко не сразу родился этот проект, родились вы.
- Проект, - с издёвкой повторил Равис Эп.
- Ты понимала, на что обрекаешь нас? - прошептал Огрр.
- Мне были нужны свои люди в трёх мирах, - ответила мать. - Погружённые в реальность науки, искусства и труда. Не равнодушные наблюдатели из соседних галактик, а коренные жители трёх основных стран, способные говорить с каждым землянином на его языке.
- Я вообще ни с кем не говорил много месяцев, я изгнанник, мама, за что же? Неужели в тебе нет ни грамма жалости?
Мать отвернулась и сделала несколько медленных шагов, поглаживая браслет, украшенный подобием кнопки детонатора..
- Любому богу жалко отдавать сына людям. Но кто иначе донесёт до них его послание? Я много лет снабжала землян на первый взгляд незначащими изобретениями. Сегодня они заполонили дома и улицы. Завтра все они настроятся на волну с этой полупланеты. В буквальном смысле из каждого утюга зазвучат ваши голоса. Из каждого холодильника, автомобиля, светофора, плюшевого медвежонка. Пропаганда отказа от оружия пойдёт в атаку с тем же напором, с каким правительства всех стран толкают людей на убийства. Три моих сына, носители трёх моих лучших качеств и недоступного мне жизненного опыта, найдут верные слова для человечества. Остальное устрою я. Вот она, моя заветная кнопка. Приготовились? Внимайте же, имеющие уши, вестникам мира из космоса!