Юрий Долотов

Волки и капуста

Погляди-ка, мой болезный,

Колыбель висит над бездной,

И качают все ветра

Люльку с ночи до утра.

Лариса Миллер

От меня уехал Волк.

Я кормил его капустой,

Видно, этот овощ вкусный,

Видно, кушать он не мог.

Волк уехал от меня.

Сколько зверя не кормите,

Для него природы нити

Крепче толстого ремня.

Он уехал в дальний лес,

Где растут деревьев тыщи.

И построил там жилище,

И в него, довольный, влез.

А потом глядит вокруг,

А внутри жилища – пусто...

Где же ты, моя капуста?

Где же ты, мой верный друг?

Ночью Волк сидит на пне,

На луну тоскливо воя...

Видно, нет ему покоя.

Видно, помнит обо мне.

Тим Собакин

[ЕГВ 77,490 ГС][Созвездие Волка]

 

— Интерстелл... — прочел Александр и запнулся: дальше буквы старой латиницы не читались, съеденные налетающим потоком галактического водорода.

— О, какая древность, — сказала Александра без видимого интереса. — Это значит — интерстелларная экспедиция. Так иногда называли последние досветовые Звездные. Примерно треть галактической секунды назад.

— Откуда ты знаешь? — оживился Александр.

— В традициях нашего рода знать историю, — немного надменно объявила Александра.

— В твоих традициях быть ядозубом женского рода, — добродушно сообщил сестре Александр.

Объект препирательств находился в десяти километрах перед ними: полуторакилометровый усеченный конус, зауженную сторону (обращенную к “Апсаре”) венчала сложная система переплетенных тороидов. Забытые и оттого немного загадочные формы старинного звездолета.

Рад, не обращая внимания на треп пилотов-стажеров, рассматривал находку через самый мощный умножитель видеообъема, пытаясь найти еще какие-либо сохранившиеся надписи, затененные от межзвездного газа. Фергана, откинувшись в кресле, поглядывала то на Александра, то на изображение мертвого корабля, медленно вращающегося вокруг продольной оси.

— Сто парсеков от Солнца и скорость ноль запятая пятьдесят пять световой, — тихо сказала она. — Он действительно летит более пятисот лет.

— И кормой вперед, — заметил Александр. — Они тормозили, когда пришла погибель.

— Вот что-то еще есть, — Рад нашел искомое. — Апсара, что можно извлечь из предварительного осмотра?

— “Констелляция”, — без паузы ответила управляющая машина, — или, как тогда произносили, “Констеллейшн”. Корабль Сто Шестой Звездной экспедиции. Собственность Североамериканского Регионального Центра Космических Исследований. Стартовал в 77,1903 ЕГВ от Луны к Ню Два Волка. Считался пропавшим без вести. Никаких сведений о нем с момента выхода из Солнечной Системы не имелось.

— Теперь имеются, — сказала Александра. — Рад, долго мы на него будем смотреть? Сделай что-нибудь.

Рад хмуро глянул на неё — к выходкам Александры он демонстрировал равнодушие, а невозможность задвинуть на должное место не в меру нахальную девчонку он переживал в глубинах. При любой коллизии неминуемо проявилось бы истинное отношение к Александре, а командир должен быть одинок и независим даже в демократичную эпоху 77,49 ЕГВ. Рад был выше слабости.

(Девчонка с равнодушным, ни на чем не задерживающимся, но все замечающим синим взглядом; вздернутая верхняя губа придавало её лицу выражение нахальства; ничего не бойся и ничего не жалей — вот Александра. Упершись длинной ногой в обрез пульта, она раскачивалась вместе с креслом, небрежной расслабленностью подражая матери, легендарному пилоту Энн Дарк Ларра, какой ту изображали обычно в исторических реконструкциях.)

— Апсара. Дрон на прямой осмотр, — приказал Рад. — Немедленно. — Он помолчал несколько секунд, затем проговорил как бы про себя: — Странно. Не сказал бы, что они пролетели мимо Ню Два Волка. Траектория не соответствует.

(Рад — очень серьезен. Ершик коротких темно-рыжеватых волос над темным, не то загорелом, не то с наследованной от какого-то южного предка смуглостью лицом, веснушки на прямом коротком носу и широких скулах светлее самой кожи; яркие, чуть навыкате, прозрачные зеленые глаза — “морской лед”, как характеризуют их склонные к романтизму женщины. Жесткий командир, но улыбка мягкая и потому редко допускается. Превосходный — дар неба — пилот.)

Визуальная трансляция показывала с одной стороны быстро удаляющуюся “Апсару”, с другой — разрасталась угольная масса “Констеллейшн”.

— А он неплохо сохранился, — прокомментировал Александр. — Протоны сожгли броню, должно быть, на метр вглубь, но крупных разрушений нет. Он ни с чем не сталкивался и ничего на нем не взрывалось.

— Контракция поля, — буркнул Рад.

— Или еще что-нибудь, — не промолчала Александра.

(Рад боковым зрением фиксировал Александру: короткую, делающую вовсе похожей на брата стрижку, шалую улыбочку, поражающую гибкость пальцев, сплетенных на колене, — раздумывая, какую прореху в его репутации человека без страха и слабости могла бы одним движением сделать эта непонятная девчонка.

Но Александру не интересовали мужчины. Кто знает, что её интересовало вообще, кроме пилотского кресла).

— Вход нужно искать на корме, — убеждала его Фергана. — Даже если корабль и был невредим четверть галактической секунды тому назад, с тех пор он наверняка сталкивался с микрометеоритами, пробивавшими корпус.

Словно подтверждая правоту Ферганы, визуальное пространство полыхнули мгновенной фиолетовой вспышкой — межзвездная пылинка пересеклась с последней трассой древнего звездолета.

Дрон обогнул закраину плоского обширного (километр в поперечнике) и “поднялся над” днищем “Констеллейшн”, показывая панораму.

Картина открылась преудивительная. Корма багрово светилась под напором галактического газа; вместо ожидаемых кратеров и рытвин протонной эрозии плиту основания почти сплошь покрывали странные образования — воронкообразные выросты, “грибы” на тонких гнутых ножках, диски и зубчатые колеса, торчащие под разными углами наклона.

— Это еще что? — выразила общее недоумение Александра.

Фергана подпрыгнула в кресле и потянулась к видеообъему.

— Если эрозия, то очень оригинальная, — заключил Александр.

(Александр, в отличие от Александры, не презирал радостей простой жизни. Приятный во всех отношениях, доброжелательный, не создающий проблем ни из чего. Но полон энергии и более целеустремлен, чем хлысткая сестра. Внешне похож на неё — двойняшки! — темноволосый, гибкий, голубоглазый — но откровенный в реакциях.)

Фергана быстро набирала команды аналитическому комплексу дрона.

(Фергана — врач, биолог и химик — обычно играла покорную восточную женщину. Невысокая, тихая, смуглая, круглолицая, она походила на пери со старинных иранских миниатюр. Ей удобно было наблюдать за событиями чуть со стороны, ожидая, пока без неё не смогут обойтись. Но нетрудно было, приглядевшись, обнаружить неглубоко внутренний жар, быструю верную сообразительность и кошачью самоуверенность.)

Рад тихонько вздохнул. Несбалансированый экипаж, спешно собранный на аварийный вылет курьера из специалистов, подвернувшихся под административную длань. Командир отстаивающегося на профилактике патрульного звездолета, биолог из карантинной службы и два стажера – выпускника Навигационой Школы. Одно утешение, что полет разовый и непродолжительный. Напряжения и противоречия среди четырех не успеют проявиться. Рад на это надеялся.

Дрон обстрелял поросль нейтронами, лазерным лучом, провел резонансный тест. Фергана озадаченно приняла результаты анализов.

— Полиметаллы, — подытожила она. — Интересно.

Покружив, дрон обнаружил сквозную пробоину — кратер метров трех в диаметре, из-под прогнутых краев особенно густо вытягивались пучки перекрученной проволоки, оканчивающиеся веером ножевидных лопастей. Дрон заглянул в колодец — водород постепенно прогрыз переборки на много ярусов вглубь. Чуть помедлив (организуя ретрансляционную систему) машина двинулась вглубь. Теперь разведчик посылал восемь изображений: кроме двух осевых, четыре боковых и два — оперативных, приоритетного внимания. Мимо скользили зализанно-бугристые стены трубы, прорезанной прямо в аппаратуре звездолета; изо всех щелей торчали багрово светящиеся образования — ленты, спирали, иглы, похожие на сростки кристаллов магния структуры, изогнутые пластины. Дрон с трудом находил дорогу в этой путанице, ниже заросли редели и метров через тридцать сошли на нет. Устья колодца за ними было уже и не разглядеть. Впереди показалось дно, неровное, ребристо-щелястое. Аппарат двинулся вбок, через пролом стены вплыл в технический канал. Труба пяти метров в диаметре пронизывала весь корабль; в пятидесяти метрах была видна полуразрушенная диафрагма герметизации.

— Апсара, останови дрон! — сказала Фергана. — Выключи осветители!

Визуальное пространство потемнело, но не погасло — светилось множеством ярко-алых огоньков.

— Освети стены до двух десятых люкса, — командовала Фергана. — Дай дополнительный вид в инфрадиапазоне. Дай увеличение в пять раз в оперативной зоне.

В инфрасвете крапчатые образования засверкали каплями жидкого света. Полусферические, эллипсоидальные, бугристо-неправильные бугорки, в поперечнике от пяти до тридцати сантиметров, медленно двигались, едва заметно, с неспешностью ползущей по стеклу капли.

— Фергана, что это? — Рад требовал ответа.

— Понаблюдаем еще чуть-чуть, — инфопространство перед Ферганой пестрело диаграммами, графиками, колонками чисел.

Одни светляки двигались в глубь корабля, другие им навстречу. Фергана поймала в рамку группу огоньков; рядом с ними зажегся еще один, расширился звездообразно, вытянулся серпообразно, неторопливо охватывая удлиняющимися концами два крайних светляка, пытаясь захватить их в кольцо.

Фергана засмеялась.

— Разве не ясно? — сказала она, глядя на медлительно формирующееся кроваво-красное в оптическом и ярко-белое в инфракрасном свете кольцо. — Это жизнь!

 

* * *

 

Когда Рад и Александр, отоспавшись после утомительного двадцатичасового маневрирования на финише погони за “Констеллейшн”, вошли в рубку, девушки все еще работали, шаря по мертвой (или все же живой?) “Констеллейшн” десятками дронов — Фергана наблюдая за странной биосферой корабля, Александра — исследуя сам корабль.

— Я обнаружила прыгающую разновидность, — живо объявила Фергана, поднимая с глаз черные очки визуализатора и встряхивая волнистыми волосами. — Она сидит-сидит, угловатая вся, затем как сиганет на метр-два. Оказывается, не все светляки жестко привязаны к поверхности.

Рад подозрительно посмотрел на Александру, праздно стоявшую у пульта с этаким загадочным видом, как будто ей удалось стянуть и спрятать Малое Магелланово Облако, и сказал:

— Хорошо. Что вообще ты поняла в этом гербарии-террариуме?

— Я вам такое расскажу!

— Максимально кратко, очень прошу.

— Это жизнь. Уникальная, нигде раньше не замеченная — небелковая, на основе полиметаллических соединений. Энергию для своей биохимии она получает от протонного излучения. Галактический водород для неё что Солнце для Земли. Возможно, в метаболизм включены непосредственно акты ядерных реакций — с этим пока у меня нет ясности. Заросли на днище корабля — это автотрофы, квазирастения. Они концентрируют энергию и строят цепочки и агрегаты полиметаллов. Движущиеся светящиеся образования — консументы, животные. Тут очень занятный биоценоз. Растения, естественно, поставляют животным конструкционный материал и энергию, но и те одновременно передают первым жизненно необходимые вещества, вынесенные из внутренности корабля. Это не простой поедательный процесс, отношение пищи и едока, это симбиоз, что-то вроде взаимодействия гриба с растением. Отсюда, кстати, постоянное движение туда-сюда. Растительноядных — точнее, растительновзаимодействующих — животных подстерегают хищники. На первый взгляд, это более типичный случай пищевой цепи, но думаю, и здесь взаимозависимость более сложная. Подозреваю, что эти квазихищники — редуценты. Возможно, в глубине корабля скрыты еще какие-то важные жизненные центры или участки группового действия. Биосфера “Констеллейшн” просто прелестна, это самое веселое событие в ксенобиологии за последнюю децигалактосекунду! — Фергана светилась радостью.

— А откуда она вообще там появилась? — заинтересовался Александр. — Вряд ли она развилась за пятьсот лет с нуля, из чистых металлов конструкций корабля.

— Ничего не могу пока сказать, — покачала головой Фергана.

— Так, — сказал Рад. — Я вижу, что Александра нашла нечто из ряда вон. Хвастайся!

Александра показала очень большое, почти круглое помещение, видимо, танк расходуемых веществ, переоборудованный под склад. В его центре стояли три огромных цилиндрических пластиковых контейнера, сквозь толстые прозрачные стенки которых хорошо просматривалось содержимое — многогранные кристаллические призмы диаметром около полутора метров и длиной до двадцати; в их опаловой глубине свет дробился радужными бликами.

— И что это такое, на ваш взгляд? — вкрадчиво поинтересовалась Александра.

— Черные небеса! — сказал Александр. — Денебианские маршевые двигатели?

— Откуда на “Констеллейшн” техника Денебиан? — риторически вопросила Фергана. Она явно видела артефакты впервые.

— Это как раз понятно, — безапелляционно заявила Александра. — Люди с “Констеллейшн” повстречали брошенный денебианский “прокалыватель”, оторвали от него что смогли — по счастью, среди добычи оказались тоннельные двигатели — и начали возвращаться на курс. Или поворачивать к Земле. Тут у них начались проблемы с защитой, экипаж погиб, схемы управления распались, а корабль летел по инерции шесть веков, пока Рад, в свою очередь, не углядел его.

— Брошенный денебианин — что-то неслыханное... — усомнилась Фергана.

— В Пространстве можно найти все что угодно, не только покинутый денебианский звездолет, — возразила Александра. — Есть предположение, что они населяют Омикрон Два Кентавра, а это не так уж далеко отсюда...

Александр внимательно разглядел странно пересеченные грани чужепланетных кристаллов и сказал:

— Представляю, что чувствовали люди “Констеллейшн”...

— Первый след чужого разума, даже сейчас это открытие хоть куда! — согласился Рад.

— Но что нам с ним делать? — спросил Александр.

— Как что? — вспыхнула Александра. — Перегружаем их к себе. И всё.

— Стоп, — сказал Рад. — Александр прав. Вы, мои сладкие, забыли, что у нас график. Необходимо поспеть к Нава-Эмате не позже вполне определенного момента. На все манипуляции здесь у нас стотысячная галактической секунды 1, затем я стартую отсюда, будь на “Констеллейшн” хоть все сокровища Вселенной.

— Но есть дублеры, — заикнулась Александра. — “Иордан”...

— Забудь об “Иордане”, — улыбнулся Рад, — считай, что его нет.

— А дело тухлое, — сообразила Александра. — На высокой реальной скорости быстро ничего не делается.

— Что болтать попусту, — сказала Фергана. — Посчитайте варианты.

 

* * *

 

— Итак, пространство оптимальных решений вырождено, следовательно у нас нет рациональной стратегии, — скучным голосом говорил Рад. — Критический фактор — время. Наш ресурс — девять галактических микросекунд, при предельном напряжении программы и нулевом резерве. Первая плоскость вариантов: мы оставляем все как есть до последующей специализированной экспедиции. К сожалению, вероятность повторного обнаружения “Констеллейшн” определена в двадцать три сотых. Корабль летит вдоль края темной туманности Осьминог, как вам хорошо известно, поблизости нет ни опорных баз Человечества, ни мощных локаторов. Не говоря уж о том, что лоцирование в пыли затруднено, что точных гравиокарт района не существует, существенно влияние импактного дрейфа, и вообще на скорости выше 0,5 “цэ” стохастическая неопределенность растет по экспоненте. К тому же семь сотых — вероятность полного уничтожения “Констеллейшн” при столкновении с глобулой. Вторая: изъятие контейнеров с борта субсветовика мягко — с запуском уцелевших систем, с форсированием преград механическими методами и-или микровзрывами — не оставляет времени на собственно погрузку на борт “Апсары”. Наши трюмы заняты, а в ангар — если выбросить шлюпку — контейнеры не входят по габаритам. То есть впихнуть то их мы сможем, но лишь разомкнув контур субсветовой защиты. При нашей скорости — даже при использовании тени от “Констеллейшн” — риск слишком велик.

— Сколько? — спросила Александра.

— Девять сотых — тяжелое повреждение корабля, семнадцать сотых — умеренное, но ухудшающее ходовые качества настолько, что своевременное выполнение главной задачи становится невозможным. Я готов рисковать, но не жизнями людей на Нава-Эмате. Поэтому я за третий вариант: торпедирование “Констеллейшн” гравиоударом или мощным взрывом с последующим торможением контейнеров на гравибуксире до безопасной скорости. Которые затем будет возможно поместить в предварительно переоборудованный ангар.

— Еще вопрос — какова вероятность, что древний корабль просто рассыпется? — снова Александра.

— Шестьдесят две сотых, — немедленно ответил Рад.

— Я против, — резко заявила Фергана. — Есть Закон о биосферах, прямо запрещающий преднамеренное генеральное воздействие на биосферу. Пусть рухнет мир, но закон должен быть выполнен, разве нет?

— Да, но Закон о биосферах не применим в данном случае, — возразил Рад. — Космический корабль, даже покинутый людьми и обитаемый иными существами — не планета. Он объект принадлежности и попадает под действие Правил Космических полетов.

— Это казуистика, — поморщилась Фергана. — Есть буква закона, есть дух. Неужели ты сомневаешься, какое толкование дал бы Верхний Суд?

— А притормозить “Констеллейшн” целиком мы не сможем? В параллель по извлечению груза? — поинтересовался Александр.

— Все равно не успеваем, — мрачно заявил Рад. — “Апсара” — маленький курьер с очень ограниченными ресурсами как по мощности, так и техническим. К тому же торможение понизит температуру днища “Констеллейшн” градусов на триста, неизвестно, как это скажется на металлоорганических козявках. Лучше риск взлома.

— Коза и капуста и Волк, — задумчиво сказала Александра. — Имеется в виду констелляция Волк. Не “Констеллейшн”. Задачка.

— Мне это все не нравится, — взволнованно повысила голос Фергана. — Я требую общего решения.

— Я тоже, — поддержал Александр.

— Разве я против? — заявил Рад. — Я не бегаю от ответственности, но не мечтаю принимать это решение. Согласно традициям Космического Флота и Человечества, ради чести права и блага людей, мы открываем равное и свободное обсуждение в поиске ответственного и верного решения проблемы, — произнес он формулу. Последовала пауза. — Ну?

— Если положение безвыходно, то я предлагаю оставить “Констеллейшн” как есть, — утвердила Фергана.

— Но четыре пятых шансов за то, что она будет утеряна навсегда! — с нажимом произнес Рад.

— Не все в этом мире создано на потребу нам, — спокойно сказала Фергана.

— Я не желаю разрушения “Констеллейшн”, — сообщил Александр. — Надеюсь, мы найдем иное решение.

— Так, — сказал Рад. — А ты? — обратился он к Александре.

— Я так понимаю, что ты настаиваешь на третьем решении — вскрытии хранилища грубыми методами, не взирая на угрозу сохранности древней посудины?

— Да.

— Если я проголосую за тебя, голоса разделятся пополам в приятной симметрии, в дело вступит дополнительный голос командира, который ты отдашь за атаку на “Констеллейшн”. Если я голосую за Фергану и братца — вопрос решен и мы отваливаем к Нава-Эмате немедленно. Я, пожалуй, подожду высказываться. Я подумаю.

— О чем? — Рад чуть воспрянул. Александра косвенно солидаризовалась с ним.

— А зачем нам, собственно, тоннельные сверхдвигатели? Ну будем мы в сто раз быстрее скакать по галактике, и что с того? — безмятежно вопросила Александра. — Да и надежда, что мы поймем принцип действия машины, безнадежно чуждой нашей технологии, — довольно бессмысленна. Чужой интеллект, чужая физика, чужая культура, миллион лет иного пути... Все равно, что Архимеду понять, как работает фототрон.

— А по мне, мы и так слишком далеко забрались, — тихо добавил Александр.

— Шуточки! — взвыл Рад. — Хохмочки! Сарказмы! Вы что, не понимаете, что там лежит? Мечта! Ключ к Галактике, установки сверхдальнего тоннельного перехода! Технология, которую не смогла реализовать ни одна раса в Галактике за всю её историю — кроме Денебиан. Не попробовать разобраться в них — это... не по-человечески. — Рад быстро взял себя в руки. — А вы знаете, что Денебиане пользуются голографическим принципом хранения информации? В кристаллической структуре этих монолитов могут быть заложены любые знания Денеба, культуры, существующей то ли пять, то ли сто пять миллионов лет. Инструкции к двигателям, учебник физики, навигационные карты, ксенологическая энциклопедия... Мы умеем читать денебианские записи, уж это мы сможем извлечь.

После короткой, но тягостной паузы заговорила Александра:

— Рад, — вкрадчиво произнесла она. — Мы довольно странная и скрытная семейка, но и у нас есть мечты. О чем грежу я, сейчас не важно. Но вот Александр мечтает с детства найти что-нибудь, что помогло бы найти бывшие планеты Орионов. Или еще какой-нибудь працивилизации. Ну хоть Археев.

— Но тогда почему вы...

— Цена, Рад, цена.

— Цену вообще-то можно и уплатить. Ради мечты жизни — любую.

— Рад, ты ведь мечтаешь обо мне, — Александра вытянулась во весь рост, струной. Её глаза блеснули, когда она шагнула к Раду. — Ударь меня, и я твоя. — Пауза. — Я не шучу, ты видишь, что нет. — Пауза. — Вот почему, Рад.

— Ты жестока, — бесцветно сообщил Рад.

— А я была бы нужна тебе мягкой и уступчивой? — шептала и манила Александра. — Я была бы удачей, наградой, подругой всей жизни — но не мечтой. Мечты жизни жестоки. Они требуют больше возможного. Они сжигают. А резка я оттого, чтобы ты понял — ставки высоки и для нас. Может быть, смертельно высоки, — она склонилась, как заклинатель над змеями.

— И вообще читать чужие логи нехорошо, — печально сказала Фергана.

Покрасневший Рад смахнул со лба пот — и вернулся в состояние независимого и непоколебимого командира.

— Хорошо, ты меня уела. Теперь говори, к чему подводила таким причудливым образом.

— Я предлагаю отпустить “Констеллейшн” в свободный полет. Но оставить на нем человека.

— Кого? Как?

— Кого? Естественно, меня. Как? На спасательной шлюпке.

— А зачем тебе здесь оставаться? Странная идея.

— Во-первых, какой бы любознательной и непоседливой ни была наша цивилизация, но все же двинуть армаду на поиски пылинки в пылевом облаке заставит нас вернее всего не наследство Денебиан, не новая форма жизни, а простой факт, что человек нуждается в спасении. Во-вторых, найти живой аппарат легче, чем мертвый. В-третьих, если поиски будут неудачными, я смогу самостоятельно добраться до Нава-Эматы и привезти укрупненные данные о траектории “Констеллейшн”. И, в-четвертых, я смогу слегка корректировать курс и попробовать провести её мимо глобул, ежели такие окажутся на пути.

— И ты думаешь, я тебе позволю отколоть этот номер?

— Почему нет? Риск не многим больше одной десятой, а ты выражал готовность рисковать при условии безопасности Нава-Эматы.

— Ладно. А почему ты?

— Раз. Потому что я это предложила. Два. Я ленива и хочу отдохнуть в одиночестве...

— Хорош отдых, — буркнул про себя Александр.

— Три, — продолжала Александра. — Тебе будет больше пользы, если я сойду с палубы, чем от удаления Александра. Четыре. В навигационном ремесле я сейчас сильнее его, у меня больше шансов выбраться из Осьминога, если дела пойдут вкось...

— Я еще сильнее, — напомнил Рад.

— Ты командир. На тебе долг.

— Я могу подать в отставку.

— И кто будет новым командиром “Апсары”?

— Ты.

— Смешно.

— Нет.

— Пустой разговор. Отставка не избавляет от ответственности. К тому же тебе не набрать пятидесяти процентов голосов плюс один голос за отставку. Я буду против. Александр тоже.

— А если я его уговорю? Тогда сработает мой дополнительный голос.

— Тогда я откручу ему голову. Рад, не кокетничай, ты нужен на курсе к Нава-Эмате! Кроме того, думаю, если необходимо сверхчеловеческое искусство, чтобы повторно обнаружить “Констеллейшн”, то его сможешь проявить именно ты, если здесь останусь именно я.

— Ты меня убедила. Быть по сему. Все равно это последний твой рейс под моим командованием.

— Как тебе угодно.

— Мне не угодно! Ты сущая волчица, а два волка не усидят в одной лодке. Помнишь психологию лидерства? Формально голосовать нет смысла — исход ясен. Возражения? Нет. Прощай, моя сладкая. Я тебя разыщу. Обсуждение закончено. Мы оставляем “Констеллейшн”. Пилот-стажер Александра Дарк Данавен, вы командируетесь для контроля над покинутым кораблем. Старт шлюпки через стомиллионную галактической секунды. Старт “Апсары” — через две стомиллионных. Александр — займись предварительным расчетом выхода на прямой луч и сверхсвет к Нава-Эмате. Фергана — помоги Александре собраться и подумай, чем мы можем её дополнительно поддержать. Я проверю шлюпку. Все свободны. Благодарю вас.

Примечания:

  1. 6 дней 22 часа 40 минут по земному счету времени.
1994