Возвращение «Одиссея»
В кают-компании космического корабля «Одиссей» было душновато. Изначально оформленный в стиле хай-тек минимализма, за долгое время экспедиции этот отсек неоднократно использовался не по назначению. Его переделывали в лазарет, мастерскую и даже сельскохозяйственную лабораторию. Однако последние три года необходимости использования этого помещения не возникало, и наспех налаженная к общему собранию экипажа вентиляция едва справлялась.
Сейчас здесь находилось около пятидесяти человек – почти все, кто был на борту, за исключением несущих особо важные вахты. Мужчины разных рас и возрастов стояли, вдоль стен по периметру, за частично демонтированным столом, в середине помещения расположились женщины, несколько держали на руках грудных младенцев. Дети постарше сидели в дальнем конце кружком прямо на полу под присмотром подростков. Нескольким же старикам отводилось почетное место у трибуны, чтобы лучше слышать выступающего – системы усиления звука в кают-компании давно уже не было.
Несмотря на не самые комфортные условия, люди выглядели воодушевленными, хотя и бесконечно усталыми. Тем не менее, над собравшимися витал негромкий, но веселый гомон, а на лицах были улыбки – каждый понимал, о чем сегодня пойдет речь.
Наконец, в кают-компанию вошел капитан. Несмотря на свой возраст, давно переваливший за пятьдесят, двигался он легко и энергично. Быстро перебросившись с офицерами парой фраз, он встал за трибуну и обвел взглядом моментально притихших собравшихся. Лицо капитана искажало несколько уродливых шрамов и ожог – следы участия в ликвидациях аварий, происходивших на борту за долгое время скитаний «Одиссея», но во взгляде лучилась нескрываемая радость.
Громко прокашлявшись и обхватив трибуну руками, капитан начал:
– Дорогие члены экипажа «Одиссея»! – сделав положенную паузу, капитан еще раз скользнул глазами по людям и встретившись с несколькими из них взглядом, продолжил уже совершенно другим тоном. – Дорогие соратники. Товарищи. Друзья! Много лет назад этот корабль покинул Землю и взял курс на Юпитер. Многие страны объединили свои усилия, сделав возможным создание такого сложного аппарата и его запуск. Многие объединились, несмотря на многочисленные внутренние разногласия, несмотря на сложную политическую обстановку. И, без преувеличения, каждый цивилизованный человек на планете желал успеха нашей экспедиции. Экспедиции, которая бы открыла человечеству новые горизонты, новые возможности. Экспедиции, которая бы сделала пророческими слова Циолковского: «Смело идите вперед, великие и малые труженики земного рода, и знайте, что ни одна черта из ваших трудов не исчезнет бесследно, но принесет вам в бесконечности великий плод».
Капитан замолчал. Плотно сжав губы, он смотрел куда-то поверх голов собравшихся. В наступившей тишине было слышно, как где-то далеко, за многими переборками гудят насосы системы охлаждения ядерного реактора.
– Мы покинули Землю много лет назад. Вместо расчетных двадцати лет, наша экспедиция продлилась тридцать семь. За это время многое произошло. Мы преодолели много трудностей. И ни одна из них не сломила нас! – и вновь капитан прервался, однако теперь он смотрел в лица своим людям, стараясь поймать взгляд каждого, – Через пять лет полета мы потеряли связь с Землей. Остановило нас это? Нет! Мы продолжили идти к своей цели. Дважды в реакторном отсеке вспыхивал пожар и дважды находились герои, ценой своих жизней предотвратившие катастрофу. Испугало ли нас это? Нет! Сколько раз происходила разгерметизация? Сколько раз выходило из строя оборудование? Сколько раз мы теряли родных и друзей? И каждый раз нам помогали лишь наши разум и воля. Разум, чтобы найти правильное решение. И воля – чтобы провести его в жизнь. Каким бы трудным оно ни было...
Капитан опустил глаза и спустя какое-то время продолжил:
– Тридцать семь лет мы в пути. Многие из тех, кто тогда покинул Землю на борту «Одиссея», больше никогда на нее не вернутся. Многие из тех, кто сейчас присутствует здесь, никогда ее не видели. Когда мы стартовали с Земли я был двадцатилетним помощником инженера! Твоим помощником, Степаныч!
Капитан широко улыбнулся и кивком указал на сидящего перед ним однорукого старика. Больше половины его лица покрывал страшный ожог, а единственный оставшийся глаз был мутным. Но, Степаныч скривил рот в некое подобие улыбки и энергично закивал в ответ капитану, а тот продолжил.
– Сейчас я уже третий капитан «Одиссея». И все это время со дня, когда я ступил на борт, до этого самого момента, я твердо верил в две вещи. Первое: мы выполним нашу миссию. И второе: мы вернемся на Землю.
По толпе пробежался возбужденный шепот. Речь капитана явно подходила к кульминации. Все знали, что услышат дальше, и все равно с нетерпением ждали продолжения. Напряжение в кают-компании медленно нарастало.
– Десять лет назад мы выполнили последнюю задачу, поставленную перед нами Землей. Камеры хранения забиты образцами, а жесткие диски отчетами, проверенными и перепроверенными тысячи раз. Гигабайты фотографий, петабайты видео. А учитывая бесконечный список опытов и экспериментов, проведенных нами вынужденно или же, так сказать, в порядке личной инициативы... Результатам некоторых экспериментов, если не ошибаюсь, завтра исполняется уже тридцать два года, не так ли, мистер Вильямс?
Мужчина в форме офицера связи покраснел, но весело выкрикнул в ответ:
– Так точно! Все приглашены, подарки необязательны!
Волна одобрительных аплодисментов и выкриков пробежала по залу и быстро стихла, а капитан продолжил.
– В общем, я думаю, что поставленные задачи мы даже перевыполнили. Нам есть чем гордиться. Так что ровно половина из того, во что я верил все это время – сбылось. Но все это не имеет смысла, если не сбудется вторая половина. Я знаю, с тех самых пор, как мы ушли с орбиты Юпитера каждый из нас отсчитывает дни до возвращения на Землю. Я сам так делаю. Я... я все еще помню запах скошенной травы и... И я знаю, ни для кого это не секрет, но, тем не менее, как капитан обязан сообщить, что по расчетам мы достигнем Земли в течение месяца!
И зал, наконец, взорвался. В многоголосом реве смешалось все: одобрительные крики уставших, измученных, но несломленных мужчин, всхлипы расчувствовавшихся от радости женщин, плач испугавшихся младенцев и беззаботный смех заскучавших было детей. Люди обнимались, поздравляли друг друга, похлопывали по плечам и даже на глазах у нескольких мужчин блеснули слезы. До Земли месяц! Это знали все, но вот теперь это прозвучало от капитана, а значит – так и есть, и все идет как надо: «Одиссей» не сбился с пути, топливо не закончилось и двигатели не отказали. Через месяц они увидят Землю. Кто-то спустя тридцать семь лет, а кто-то – впервые в жизни.
Капитан перевел дух и смахнул пот со лба. Он очень надеялся, что заряда эмоциональной энергии, который он дал своим людям, хватит до окончания полета. Из всех бед, которые пережил «Одиссей», апатия, депрессия и отчаяние экипажа были самыми страшными. Капитан бросил взгляд на свой планшет, где у него был записан текст выступления. Неозвученным оставался еще один, последний абзац, но капитан сомневался, что он будет уместным, чтобы продолжить. Он пробежался по нему глазами, хотя знал свою речь наизусть:
«Наш корабль назван в честь героя Древней Греции. Я считаю, что мы превзошли его подвиги многократно. Подобно его отряду, мы тоже совершили невероятное путешествие, однако скитались мы не десять лет, а почти сорок, и путь наш лежал не через моря и земли, а через холодный и враждебный космос. А уж про то, что выпавшие нам испытания, не идут ни в какое сравнение с приключениями Одиссея, как по количеству, так и по качеству, я вообще молчу. И сейчас, подобно Одиссею, мы возвращаемся к себе на родину и каждый из нас имеет право радоваться этому! Но, я прошу вас помнить об одном. Свое последние испытание Одиссей прошел на пороге родного дома. И оно, возможно, предстоит и нам тоже».
Подняв взгляд от планшета, капитан увидел, что собравшиеся все еще поглощены весельем и лишь несколько человек выжидающе смотрят на него, продолжая улыбаться.
– Через месяц будем дома! Отдыхайте! – чуть резче, чем собирался, сказал капитан, захлопнул планшет и вышел из кают-компании.
– Капитан! Есть связь!
– Ну, наконец-то! Соединяй! Кто там?
– Международная орбитальная верфь. Соединяю!
– На связи капитан международного научно-исследовательского судна «Одиссей» Курасов! С кем говорю? Прием.
– Иозеф Кац, начальник Орбитальной верфи. Погодите-ка... Вы тот самый «Одиссей», который в две тысячи тридцать восьмом отчалил?! Вы возвращаетесь?!
– Да. Мы столкнулись с рядом сложностей. Дальняя связь вышла из строя, хотя орбитальная уже должна до Земли доставать.
– С Землей и у меня связь через раз работает! С ума сойти! Вы вернулись! Я же на этой верфи инженером работал! Я же вас в путь провожал! Я Земля! Я своих провожаю... питомцев! Долетайте до самого Солнца! И назад! Ха, просто невероятно, а мы же думали, что как связь пропала, так и...
– Нет-нет, остальные системы более-менее в порядке. Вы сказали, с Землей связь сбоит, я правильно понял?
– Да, правильно. На Земле же сейчас... Ох, так вы же не знаете, что здесь делалось без вас!
Капитан Курасов нахмурился и оглядел мостик. Он столкнулся с удивленными взглядами членов экипажа, слышавших переговоры. Он почесал ожог на щеке и отвернулся, что бы никто не видел его собственную растерянность.
– МОВ, прием?
– Да, да, я пытаюсь связь с Землей наладить! Минуточку. Есть связь!
– ЦУП на связи. Что у вас?
– Это Кац. Со мной только что вышел на связь «Одиссей». Они вернулись! Они к Земле летят!
Повисла неприятная пауза. Курасов хотел вступить в разговор, подтверждая слова Каца, но тут снова заговорил оператор ЦУПа.
– Связь с ними есть?
– Капитан «Одиссея» Курасов на связи.
– Что вы планируете предпринять?
Курасов снова нахмурился.
– Планируем действовать по протоколу – подлетев к Земле выйти на низкую орбиту и спуститься на катере, оставив на корабле дежурных, дожидаться смены.
– Боюсь, что это невозможно, «Одиссей». У нас сейчас... непростая ситуация... с орбитальным простран... Ищите... ие варианты...
Голос потонул в шелесте помех, Курасов глянул на Вильямса.
– Помехи связи, постараюсь исправить, - моментально отозвался тот.
– Так, Вильямс, как только поймаешь связь с МОВ или ЦУПом, немедленно переключай на меня. Остальным по связи – слушать эфир! Найдите мне хоть кого-нибудь на земле! Канаверал, Байконур, хоть мальчика с самодельным приемником – без разницы! Навигация: наблюдать Землю всеми средствами. Если заметите что-то необычное – сразу докладывать. Вопросы? Тогда приступайте!
Полтора часа спустя весь командный состав «Одиссея» собрался на капитанском мостике для обсуждения дальнейшего плана действий. Информации удалось собрать много и, выслушав доклады своих подчиненных, капитан Курасов, был вынужден признать, что ситуация, при всей своей фантастичности, фактически безнадежная. Рано или поздно ее придется донести до остальных членов экипажа, и Курасов пытался сложить для себя набор установленных фактов в логическую и последовательную картину. Начать он решил с самого начала, потому как конечный результат сам по себе с трудом укладывался у него в голове.
Итак, к середине двадцатых годов двадцать первого века на Земле разразился глобальный финансово-экономический кризис. Наступил он, конечно, много раньше, но лишь в 2024 году большинством международных организаций он был признан как проблема человечества с высочайшим приоритетом. Разумеется, подобное в мировой истории случалось не раз, и проверенный способ решения таких проблем был прекрасно всем известен: война, желательно, мировая. Победитель избавлялся от необходимости решения запущенных проблем на значительное время, а проигравшие, как правило, уже навсегда. Но, то ли наступившая Эра Водолея, то ли вера в возможность мирной экспансии, а может и иные сугубо прагматичные, хотя и совсем неочевидные причины, в тот раз заставили мировое сообщество попытаться искать другие пути выхода из кризиса. И пути, надо признать, весьма оригинальные.
Рассудив, что для экспансии капитала мало уже целой планеты, человечество обратило свой взор на космос. Было понятно, что это инвестиции в очень далекое будущее, и немедленной прибыли ждать не стоит, но мировым капиталам нужна была очередная ниша для размещения, а правительствам нужен был глобальный проект, чтобы дать работу миллионам и приостановить разрушение экономик и производств.
Ведущие мировые державы заключили Международный Космический Союз, впервые в истории выпустив облигации международного госзайма. На деньги от продажи облигаций предполагалось построить Международную орбитальную космическую верфь, для строительства флота, на котором человечество освоит Солнечную систему.
При всей своей смелости, проект привлек инвесторов всех мастей и калибров, и деньги хлынули в экономику бурным потоком. Для строительства Орбитальной космической верфи требовалось все, от текстиля и металлоконструкций до оптики и электроники. Требовались тысячи рабочих, логистика, топливо для транспорта. Требовались ученые и инженеры. Не осталось ни одной области человеческой деятельности, которую не затронул бы этот грандиозный проект.
Через 10 лет верфь была готова, и на ней заложили первый межпланетный корабль, нареченный «Одиссеем». Именно в его капитанском кресле сейчас и сидел Курасов. Корабль предназначался для полетов к внешним планетам солнечной системы, сбора информации и даже высадки автоматических и пилотируемых модулей на поверхности лун планет-гигантов. Менее чем за полтора года была разработана немыслимая ранее международная программа пилотируемых космических полетов, целью которой ставилась разведка и разработка полезных ископаемых на спутниках Юпитера. А заодно и проведение огромного количества научных опытов и экспериментов в процессе. Ничего подобного человечество еще не создавало. Экипаж «Одиссея» мог достигать ста человек, но в первую экспедицию решили ограничиться половиной. Отбор в экипаж был, по меткому выражению одного журналиста, «самым жестким и глобальным селекционным мероприятием со времен фашистской Германии». Иными словами, в экипаж вошел только самый цвет человечества. Лучшие из лучших. Подготовка экспедиции проходила с абсолютно невообразимой тщательностью. С одной стороны – «Одиссей» должен был стать первым, но не последним кораблем, который превратит Землю в процветающую метрополию с колониями по всей Солнечной системе. С другой, все понимали: если не получится с первого раза, второй попытки больше не будет никогда.
И все получилось. 21 июня 2038 года «Одиссей», под наблюдением миллионов затаивших дыхание людей, стартовал с орбиты, совершил один разгонный виток вокруг Земли после чего устремился прямиком к Юпитеру. Его дальнейшую историю можно было практически поминутно восстановить при помощи бортового журнала, а вот подробности происходящего в это время на Земле стали известны его экипажу только сейчас.
Пока с «Одиссеем» была связь, на Земле все придерживались утвержденного плана. Космическая программа развивалась, а международное сотрудничество укреплялось. На верфи даже заложили следующий корабль, названный «Ясон» и успели полностью закончить его двигатель.
Однако, как только связь с «Одиссеем» была потеряна, игра поменяла правила на «каждый сам за себя». Все международные договоры и конвенции мгновенно утратили силу, а так и нерешенные экономические проблемы возникли на повестке дня в новом, невиданном ранее масштабе. К ним добавилась небезосновательная истерия экологов, а последней каплей стали полувоенные организации религиозных фанатиков, время от времени менявших власть в отдельно взятых странах, причем не только на африканском континенте. Через восемь лет после старта «Одиссея» каждому на Земле стала очевидна неизбежность мировой войны. Ее никто не решался начать, но все с упоением готовились, выводя военно-политическую игру на новый уровень. Ставки стремительно повышались: используя полученные знания и опыт Россия, США, Китай и Евросоюз совершали по несколько запусков в неделю, в попытках вывести на орбиту еще один спутник двойного или откровенно военного предназначения. Взаимный шпионаж, диверсии, а также общая нервозность обстановки были уже обыденностью, поэтому иногда запуск проходил успешно, иногда ракета-носитель взрывалась на страте, а иногда и будучи уже на орбите, усеивая все вокруг обломками, летящими на огромной скорости. Никто и не заметил, как за несколько лет орбиты Земли заполнились мусором настолько, что каждый запуск аппарата на высоту свыше трехсот километров стал напоминать русскую рулетку.
После того как, в 2051 году, влетев в облако космического мусора, погибла Международная космическая станция, между потенциальными участниками конфликта была достигнута негласная договоренность о сокращении количества запусков, чтобы орбиты могли немного самоочиститься. Однако, спустя несколько лет, стало понятно, что очищаются лишь нижние слои, где мусор постепенно снижается и сгорает в атмосфере. Это были года зловещего затишья перед бурей, и они были относительно неплохи.
Гром грянул, когда в 2057 году разведка США сообщила, что располагает информацией о готовности России вывести на орбиту ракеты с ядерными боеголовками в нарушение всех международных правовых норм и договоров. Несмотря на многочисленные возражения последней, через полгода США официально заявляют о вынужденной милитаризации своей космической программы и наличии у них аналогичного оружия. В средствах массовой информации беспрерывно сообщается о подготовке русских и американцев к крупной серии запусков космических аппаратов. Если, хотя бы один из них потерпит крушение, имея на борту ядерное оружие – глобальная катастрофа неизбежна. Однако тот, чьи ракеты выходят на орбиту – забирает весь банк. Часы судного дня в Чикагском университете показывают без тридцати секунд полночь.
Китай не стал ждать, пока другие разыграют свои последние карты, а просто взял и перевернул игральный стол: менее чем за сутки со всех космодромов страны стартовал десяток ракет-носителей, каждая из которых вывела на орбиту несколько спутников-мин, начиненных металлоломом. Они взорвались, окутав Землю облаком шрапнели, летящей на первой космической скорости, сметающей все на своем пути. В один миг человечество было отброшено в докосмическую эру. Исчезло все: связь, навигация. Но главное – исчезла возможность покинуть Землю. Равно как и попасть на нее извне.
Сейчас экипаж «Одиссея» был единственными людьми за пределами Земли. Уцелевшая Верфь, висела на орбите ниже обломков. Международный центр управления полетами дал понять, что не имеет возможности помочь «Одиссею» вернуться, равно как и желания такую возможность искать. Им предстояло решить, как поступить в такой ситуации самостоятельно. И решить очень быстро.
Думая об этом, Курасов чувствовал, что погружается в какой-то бессмысленный кошмар. А точнее, летит к нему со скоростью 15 километров в секунду. Через три с половиной часа они должны начинать торможение. Или поступить как-то иначе. Он потер ожог на своем лице, шумно выдохнул и поднялся из кресла.
– Джон, собирай всех. Надо сообщить людям.
– Эти идиоты запрели себя в горящем доме! Сколько лет нужно провести в космосе, чтобы, вернувшись на Землю, увидеть что-то новое? – лицо Степаныча выражало смесь досады и презрения.
Когда капитан закончил доклад, в кают-компании на несколько секунд воцарилась тишина, разорвать которую решился только бывший старший инженер, довольно точно выразивший собственные мысли капитана, заставив его едва заметно улыбнутся.
– Степаныч! – капитан с недовольством посмотрел на старика, но тот лишь махнул рукой, демонстрируя, что сказал все, что хотел. Курасов продолжил. – Тем не менее, ситуация выглядит именно так. Вокруг Земли практически непроницаемое облако из металлолома. Мы не сможем выйти на низкую орбиту, с которой отстыковывается посадочный катер. Точнее, шансы на это исчезающе малы. «Одиссей» слишком большой и недостаточно прочный, чтобы маневрировать среди такого количества обломков. И я вижу всего два возможных варианта действий. Первый: мы снижаемся и пытаемся произвести посадку на землю по протоколу. В результате и «Одиссей» и, скорее всего, катер будут уничтожены. Наши шансы выжить – ничтожны. Но они есть.
Капитан усмехнулся и сделал паузу, ожидая негативной реакции собравшихся. Но они молчали, и он продолжил.
– Я говорю о таком варианте, потому что наш долг доставить результаты экспедиции на Землю. В этом весь смысл. А еще потому... – капитан осекся, – а еще потому, что мы должны вернуться на родину. Или умереть пытаясь.
Последние слова капитан произнес почти шепотом, но в тишине зала их услышал каждый.
– Второй вариант! Мы не выходим на посадочную траекторию, а делаем виток вокруг Земли и... И дальше, может быть, повисаем на высокой орбите и ждем, может быть улетаем обратно к Юпитеру, а может быть, куда-то еще. Топлива нам хватит на еще один полноценный маневр. А припасов, теоретически, на еще одно путешествие.
Можно сказать, что наша экспедиция подошла к концу. Так что, с учетом текущих обстоятельств, я не вправе принимать решение о дальнейших действиях в одиночку. Поэтому я хочу, чтобы это сделал экипаж. К сожалению, у нас очень мало времени. Мы достигнем точки принятия решения через три часа, после чего последствия нашего выбора будут уже необратимы. Я жду вас всех здесь через час, чтобы узнать, что вы решили. Я знаю, что наш разум и воля снова помогут нам. Удачи... Разойтись!
Люди покидали кают-компанию в полной тишине. Только Степаныч и еще пара стариков остались сидеть на своих местах, и Курасов обратился к ним.
– Ну а вы чего? Уже что-то решили?
Степаныч равнодушно посмотрел на капитана, потом обвел рукой остальных стариков.
– А что нам? Дедушка старый – ему все равно...
Старики захихикали, а сам Степаныч зашелся смехом, перешедшим в кашель. Прокашлявшись, он продолжил.
– А вообще, капитан, думаю, ты и сам знаешь, что мы решили. Шел бы лучше с внучкой пообщался лишний часок.
– А вы? – спросил капитан, зная, что услышит в ответ.
– А наши все на Земле... остались. – Степаныч отвернулся, давая понять, что разговор окончен. Остальные также с преувеличенной деловитостью смотрели в планшеты, и капитан вышел из кают-кампании.
Курасов вошел в свою каюту, и у него сразу сжалось сердце. Его восьмилетняя внучка сидела на койке и рассматривала плакат, расстеленный на одеяле. Он был отпечатан на мягком пластике уже здесь, на «Одиссее», специально для детей. На нем весьма достоверно изображались оба земных полушария, а свободное пространство заполняли рисунки, изображающие все многообразие флоры, фауны, человеческих культур и достижений. Дикие животные соседствовали с космическими кораблями, а столетние сосны с огромными плавучими городами. Представители разных народов изображались парами и в национальных костюмах, иногда во время какого-нибудь традиционного занятия. «Прекрасная и многообразная Земля – планета, откуда мы родом» – гласила надпись над рисунком. Плакат был стареньким и потертым, уже третье поколение подрастало, разглядывая его. Капитан заметил, на плакате, прямо под лицом ребенка несколько маленьких капель – слезы, догадался он.
Он сел рядом с девочкой и обнял ее за плечи, не зная, что сказать.
– Деда, ты говорил, Земля красивая...
– Да. Земля правда очень красивая.
– И ты говорил, люди на Земле хорошие!
– И это правда. Люди на Земле хорошие. Они построили корабль, на котором мы летим.
– Почему же тогда... Как все это получилось? Они... Они испортили Землю! Они сломали свой дом! Хорошие люди так не делают!
– На Земле есть разные люди, внучка. И плохие, к сожалению, тоже есть. Иногда, они побеждают. Иногда, они не ведают, что творят...
– На «Одиссее» все хорошие!
– Да...
– И ты хороший! Хоть ты и с Земли, но ты – хороший! Тебя все любят!
Капитану резанул слух союз «но» между словами «Земля» и «хороший», но он решил, что ребенок просто не совсем точно выразил свои мысли.
– Деда! Я... не хочу туда, на Землю! Я не хочу к НИМ!
Курасов прижал девочку к груди. Ее слезы пропитывали форму капитана, а он баюкал ребенка, тупо переводя взгляд с плаката на часы и обратно.
– Посмотрим, что решит команда, – сказал он.
Войдя в кают-компанию, капитан увидел, что весь экипаж разделился на две неравные группы, и он сразу же понял, какие решения они приняли. Слева от него маленькой кучкой стояли все те, с кем он когда-то давно покидал Землю. Степаныч, тридцать лет прослуживший на «Одиссее» старшим инженером, Лэнгли, все еще иногда исполнявший обязанности врача, Келер и Ли Сюнь, руководившие научными исследованиями, бывшие техники Дзюбенко и Готье. Только сейчас капитан по-настоящему осознал, как мало их осталось. И как сильно они постарели... От полусотни молодых и здоровых мужчин и женщин – лучших из лучших со всей планеты, осталось полдюжины стариков-инвалидов с ним самим во главе. Он знал, какое решение они приняли. Они, как и он сам, протянули так долго благодаря надежде на то, что однажды еще увидят Землю. Капитан вздохнул и посмотрел направо.
Группа молодых людей, самому старшему из которых было тридцать два года. Рожденные и выросшие на борту «Одиссея», всю свою жизнь они посвятили на благо корабля и экспедиции. Усердно учась у старших, они с готовностью подменяли их, когда те не могли больше делать свою работу. Беспрекословно выполняя приказы командиров, они много раз рисковали своими жизнями, зная, что это спасет остальных. Их мир ограничивался «Одиссеем», и они готовы были защищать его от любых напастей до последнего. Всего на один миг капитан вдруг с ужасом подумал, что они взрастили поколение безмозглых роботов, но потом он понял, что и у этого поколения была мечта, ради которой они жили. Ведь они также мечтали увидеть Землю. Что ж, надо полагать, они увидели достаточно...
Капитан почесал ожог на щеке, и набрал в грудь воздуха, чтобы сказать что-нибудь для начала, но его опередил Степаныч.
– Капитан, разрешите? – старик неуклюже вышел чуть вперед, – капитан, мы, – он оглянулся, обводя единственной рукой стоящих позади, – мы примем любое решение, но что до нашего мнения... Мы за то, чтобы вернуться. Иначе это все – полная бессмыслица. Может, там на Земле на нас уже давно всем плевать, но у меня была задача: слетать к Юпитеру и вернуться не с пустыми руками. Я хочу довести дело до конца. Я хочу знать, что не зря жизнь прожил. А то, что шансов на такое маловато, так, когда реактор последний раз горел – там-то шансов вообще не было... В общем, мы за то, чтобы вернуться. Да и, честно говоря, хотелось бы к земле поближе помереть...
Капитан медленно кивнул.
– Это общее мнение? – спросил он, обращаясь к старикам.
– Да! – на удивление твердыми и громкими голосами отозвались те.
– Хорошо. Вы?
Из многочисленной группы молодежи вышел Вильямс. Бросив взгляд на старших, он кивнул, после чего посмотрел на капитана.
– Капитан, я говорю от лица всех, кто был рожден на «Одиссее» во время экспедиции. Мы также, готовы принять любое решение, однако согласиться с Вячеславом Степановичем не можем.
Вильямс замешкался, подбирая нужные слова для непростого разговора.
– Этот корабль – все, что мы видели в своей жизни. И я имею в виду не только технику. Я имею в виду и людей тоже. Когда я родился, со мной возился весь экипаж. Каждый мужчина был мне словно отец, каждая женщина – как мать. Я помню их всех. И я помню, как многие из них погибли, выполняя поставленную Землей задачу или спасая «Одиссей». И я сам, как только впервые заступил на вахту, был готов не раздумывая отдать свою жизнь ради любого на этом корабле. Каждый, кто сейчас стоит за моей спиной скажет то же самое. Слово в слово. Здесь ни у кого нет врагов. И даже, если у нас возникали споры, они прекращались ровно в тот момент, когда начинали мешать общему делу. Мы все как одно целое – экипаж «Одиссея». А этот корабль – наша родина, весь наш мир.
А ваша родина – Земля. Мы благодарны вам за все, что мы о ней узнали. В детстве мы считали, что это самое прекрасное место во Вселенной. Став старше, мы мечтали попасть туда и занять достойное место среди землян, ведь только выдающаяся цивилизация могла создать корабль, покоривший космос. Мы хотели быть не хуже вас – лучших из лучших на Земле, и мы брали с вас пример. Повзрослев, мы поняли, что Земля и люди не идеальны, но мы были уверены, что знания, которые мы принесем из экспедиции, сделают ее лучше. Ни на минуту мы не сомневались в важности возвращения на Землю. Мы смотрели на вас, отчаянно стремящихся домой, и для сомнений не оставалось места. Думаю, вы заразили нас вирусом веры...
Вильямс грустно улыбнулся и продолжил.
– Сейчас мы близки к Земле как никогда. И мы все, наконец-то, увидели ее. Ее и человечество. Знаете, что мы увидели? – Вильямс беспомощно развел руками, давая понять, что он и сам не мог поверить в то, что предстало его глазам. – Алчный, затравленный, недалекий и агрессивный народец, запертый в собственном разграбленном и загаженном доме! Не знающий, как помочь себе, не желающий помогать другим. Скажите, ведь мы все видели одно и тоже?
Курасов едва заметно кивнул. Вильямс хотел продолжить, но осекся. Из группы молодежи за его спиной вышла девушка – офицер медицинской службы. Она встала рядом с ним и взяла его за руку. Глубоко вздохнув, он продолжил.
– Тогда-то мы и поняли, что прекрасная колыбель человечества – это сказка. Такая же, как «Звездные войны» или «Звездный путь». Но не это разочарование повлияло на наше решение. Точнее, не только оно. Вы видели то же самое, что и мы. И несмотря на это, вы хотите вернуться. Вернуться, чтобы закончить никому не нужную миссию. Вернуться, рискнув жизнью, ради людей, неспособных думать о ком-то, кроме себя...
Каждый из нас смотрел в лицо смерти, и умереть здесь никто не боится. Но умирать ради непонятно чего?.. Умирать ради ЭТИХ людей? Капитан... возвращаться на Землю – это безумие. Мы против того, чтобы пробовать совершить посадку.
– Что вы предлагаете? – сухо спросил Курасов.
– Лечь на высокую орбиту и ждать. При этом мы сэкономим достаточно топлива для одного полноценного маневра. Можем совершить разгонный виток вокруг земли и полететь обратно к Юпитеру...
– Это еще восемь лет пути. А потом?
– У нас там осталась кое-какая инфраструктура. С энергией и водой проблем не будет. Может, получится организовать нормальную почву. Наши сельскохозяйственные опыты были довольно успешны, Мартинез возлагает большие надежды на свои гибриды и...
Курасов сокрушенно покачал головой и Вильямс умолк.
– Нет, это нам не подходит.
– Я понимаю.
Курасов отвел глаза в сторону и нахмурился.
– Капитан?
– Да, Джон?
– Есть еще кое-что...
– Говори.
– Я... Мы понимаем, что в любом случае вы будете высаживаться на Землю. Мы не понимаем, какой в этом смысл, но мы знаем, что вы именно так и поступите.
– Ты прав, Вильямс. Я думаю, мы сможем достигнуть компромисса. Я, со всеми желающими постараюсь прорваться к Земле на катере, остальные... полагаю, вам для начала следует выбрать себе нового капитана.
– Вы же понимаете, что у вас практически нет шансов при высадке на высокой орбите? Вам придется прорываться сквозь слой обломков в несколько тысяч километров.
– Понимаю. Но мы не сможем опуститься ниже. «Одиссей» не выдержит такого.
– Не выдержит. Но, у нас есть план.
На капитанском мостике присутствовали лишь самые необходимые члены экипажа. Остальные сразу же из кают-компании отправились выполнять распоряжения Вильямса. Фактически это было посягательством на власть капитана, но Курасов уже не чувствовал себя таковым в полной мере.
– Выкладывай.
– Так. Через один час и сорок семь минут, когда мы пройдем точку принятия решения, мы развернем «Одиссей» кормой вперед и начнем торможение. Мы выйдем к Земле и ляжем на высокую орбиту, двигаясь в одном направлении с обломками.
Вильямс быстро рисовал схему в планшете. Он спешил, ведь на счету была каждая минута. Он старался сэкономить как можно больше времени, предвидя возражения капитана, но Курасов, пока благоразумно молчал, лишь кивая, давая понять, что ход мысли ему понятен.
– Далее. Мы чуть притормаживаем и начинаем снижение.
– Мы входим в слой космического мусора задом-наперед, я правильно понял?
– Да, совершенно верно. Из-за небольшой разницы в скорости – обломки не должны причинить нам значительного ущерба. Теоретически. Оставаясь на самой малой тяге, мы будем контролировать и скорость снижения, и скорость относительно мусора. Таким образом мы будем снижаться, пока позволяют запасы топлива и прочность «Одиссея». Полагаю, мы сможем преодолеть около 50 – 60% всей дистанции.
– Преодолеть весь пояс обломков таким образом топлива не хватит?
– Нет. Совершенно точно.
– Дальше.
– Дальше нам придется действовать сообща и очень быстро. Как только топливо будет на исходе или «Одиссей» начнет разваливаться, вы отстыковываетесь на катере, а мы запускаем маршевый двигатель на полную мощность. Выхлоп двигателя сожжет и разгонит обломки на еще каком-то расстоянии. В получившемся коридоре можно будет безопасно пролететь. Думаю, еще процентов 5 – 7 пути мы отыграем. Кроме того, Генри с ребятами сейчас модифицируют катер. Они придумали магнитные ловушки, которые можно выпустить вперед. Они притянут к себе металлический мусор, а для остального мы укрепим борта. При удачном стечении обстоятельств, у вас хорошие шансы преодолеть большую часть пути.
– А что будет с «Одиссеем»? – Курасов и сам знал ответ, однако не мог не выяснить это.
– Время есть на подготовку только одного катера. Так что, мы инициируем взрыв реактора и уничтожим корабль. Если обломки не сделают это раньше, сразу после торможения от запуска двигателя. В любом случае, это произойдет на достаточном удалении от Земли, – спокойно ответил Вильямс.
– Кто останется на борту «Одиссея»?
– Все, кто не пожелали лететь на Землю. Вся молодежь.
В рубке наступило молчание. Курасов понимал, насколько бесполезны и губительны сейчас споры. Однако он не мог просто так согласиться, с тем, что план, согласно которому ради доставки результатов экспедиции должна погибнуть почти вся команда «Одиссея», является лучшим решением. Но и признать, что возвращение на Землю – бессмысленно, он тоже не мог.
Спустя бесконечно долгую минуту, Вильямс заговорил снова.
– Я понимаю, о чем вы сейчас думаете. Помните, у нас нет времени на споры. Наш план – это общее решение всего экипажа. И общее желание молодежи...
– Объясни.
– Наше поколение – тех, кто был рожден на «Одиссее», это побочный эффект экспедиции. Нас никто не планировал, про нас никто не знает и вне «Одиссея» нам нет места. По крайней мере, на Земле его точно нет. Все это время мы существовали по своим принципам: разум, воля, долг, совесть... А Земля, похоже, живет совсем по другим правилам. Мы не сможем встроиться в эту жизнь. Мы не хотим даже пытаться. Это сделает бессмысленным все, что происходило с нами ранее. Мы хотим, чтобы вам повезло, и вы закончили свою миссию, чтобы ваша жизнь обрела смысл. Мы хотим верить, что ваше возвращение изменит что-то к лучшему. Так что, сделайте это, и позвольте нам распорядиться своими жизнями так, как хотим мы. Так, чтобы они не утратили своего смысла.
Помолчав еще немного, Вильямс улыбнулся и веселым тоном добавил, подмигнув капитану:
– Хотя, возможно, на самом деле, мы просто до смерти боимся перемен!
В транспортном ангаре «Одиссея» царила суета. Техники заканчивали подготовку катера. Несмотря на то, что лететь на нем собиралось всего 8 человек вместо предусмотренных 20, вес дополнительного оборудования и усиление обшивки превысили максимальную грузоподъёмность. Установить более мощный двигатель не успевали и было решено максимально облегчить конструкцию. Все лишнее было в спешке демонтировано и теперь маленький корабль стал намного прочнее, почти не потеряв в маневренности.
У катера уже одетые в летные скафандры стояли Степаныч, Лэнгли, Келер, Ли Сюнь, Дзюбенко и Готье. Чуть в стороне стояли Вильямс и Курасов. Рядом с капитаном стояла его заплаканная внучка в наспех перешитом скафандре. Шлем переделывать не стали, и маленькая фигурка с непомерно большой «головой» выглядела комично и трогательно.
– Не передумали, Джон? – капитан имел в виду молодежь, пожелавшую остаться на корабле.
– Нет, капитан. Наше место здесь.
– Мы успеваем?
– В общем – да. Десять минут назад выходил на связь Кац. Передал последние сводки по движению космического мусора и соответствующие корректировки нашей траектории. Собственно, он для «Одиссея» путь и рассчитал, причем, очень давно. Все это время надеялся, что мы вернёмся...
– Стало быть, хорошие люди есть не только на «Одиссее».
– Хочется верить, что они есть и на Земле...
Их разговор прервал подошедший техник.
– Мы закончили. Если вы готовы, занимайте свои места.
Курасов посмотрел на Вильямса, собираясь что-то сказать, но тот поднял руку в останавливающем жесте:
– Капитан! Долгие проводы – лишние слезы. Так у вас говорится?
– Так. Спасибо тебе за все. Прощай, Джон!
– Прощайте, капитан.
– Прощай, дядя Джон! – всхлипнула девочка.
– Прощай, Инга.
Они крепко обнялись, и Курасов быстро зашагал к катеру, держа Ингу за руку.
Когда катер был полностью готов к отстыковке, в ангаре остался только необходимый персонал. Вильямс поспешил на капитанский мостик, откуда он собирался руководить операцией.
Огромная туша «Одиссея» задом наперед приблизилась к Земле и легла на эллиптическую орбиту, постепенно снижаясь. Экипаж напряженно замер на своих местах, стараясь уловить первые признаки погружения в пояс космического мусора. В радиоэфире была тишина, нарушаемая лишь отчетами оператора.
– Высота 5500 километров. Все системы работают нормально. Продолжаем снижение.
«Одиссей» опустился на высоту 5000 километров. Затем на 4500 километров. Корабль был уже глубоко в поясе обломков и даже, если не самые мелкие из них умудрялись пробить его обшивку, дыры самозатягивались специальной пеной. На высоте 3500 километров удача экипажа закончилась.
На контрольном пульте сработала аварийная сигнализация, но неожиданностью это ни для кого не стало.
«Давно пора» – подумал Вильямс.
– Разгерметизация складского отсека «Б»! – доложил оператор.
– Убедиться, что там нет людей. Изолировать смежные отсеки, – распорядился Вильямс.
– Высота 3000. Разгерметизация складских помещений «А» и «В». Разгерметизация столовой и первой мастерской. Все системы в норме. Продолжаем снижение.
Сидя в катере, Курасов слушал доклады оператора, одновременно глядя на экран, где дублировался контрольный пульт «Одиссея». На высоте 2500 к предупреждениям о разгерметизации добавились сообщения об отказе отдельных систем. Чем ниже они опускались, тем больше повреждений получал «Одиссей». Курасов подумал, что ситуация напоминает игру «Морской бой», когда противник вычислил твой флагман и выбивает одну «палубу» за другой.
Внезапно в боковой стене ангара образовалась дыра, в пару десятков сантиметров диаметром. Брызнули искры из разорванной проводки, все незакрепленное стало стремительно вылетать в космос, пока наконец, пробоину не заткнул подлетевший к ней большой инструментальный ящик.
– Разгерметизация третьего ангара!
– Капитан, вы там как?
– Все нормально, Вильямс! Главное, чтобы шлюз открылся.
– Он в порядке. Продолжаем снижение.
На высоте 2000 километров «Одиссея» стали сотрясать сильные вибрации. Прошиваемый десятками снарядов в минуту, корабль испытывал предельные перегрузки, но продолжал снижаться. Каким-то чудом невредимыми все еще оставались командная рубка и реактор с двигателями, но это был лишь вопрос времени.
На высоте 1800 километров от наблюдательного мостика поступило сообщение, что, похоже, с орбитальной верфи началась эвакуация, а вскоре начальник верфи вышел на связь.
– «Одиссей», Кац на связи. Пусть ваш катер летит этим маршрутом, я сейчас перешлю файл... В нашу сторону летите! Мы тут кое-чего придумали, но объяснять времени нет.
– Принято, – отозвался Вильямс и в этот момент корабль сотряс мощнейший удар. В рубке погас свет, сменившись через секунду бледным аварийным освещением, но искусственная гравитация отключилась окончательно.
– Внимание! – крикнул Вильямс, плавно взмывая из своего кресла. – Экипажу катера приготовится к отстыковке. Старшему инженеру доложить о готовности к запуску маршевого двигателя.
Инженер ответил через несколько бесконечно долгих секунд.
– К пуску готов!
– Капитан, мы больше не можем ждать, отстыковывайтесь сейчас! Удачи вам! Максимальная тяга по моей команде: три...
Курасов дернул рычаг, и сверхнадежная механическая катапульта выстрелила катер в открытый космос. Над ними была громада «Одиссея», под ними простиралась бело-синяя поверхность Земли, кажущаяся бесконечной. Далеко на горизонте угадывались очертания исполинской Орбитальной верфи.
– ... два...
Курасов быстро оглянулся на сидящих позади. У всех были напряженные лица и только Инга смотрела на открывшуюся картину широко распахнутыми глазами и приоткрыв рот.
– ...один...
Мелодично звякнуло уведомление компьютера. Передача файла с маршрутом к Верфи успешно завершилось. Курасов напрягся. Ему предстояло включить двигатель в единственно нужный момент – слишком рано и они попадут под выхлоп «Одиссея», слишком поздно – не успеют влететь в проделанный им коридор.
– ...пуск!
Через секунду «Одиссей» выстрелил длиннющим хвостом раскаленных газов, в котором яркими белыми точками сгорели самые крупные обломки. Его корпус сперва словно замер над их головами, а потом стал двигаться в обратную сторону, неестественно быстро набирая скорость. Курасов включил двигатель и направил катер по маршруту, пересланному с Верфи. Спуск проходил в напряженном молчании. Через несколько секунд стало слышно, как по обшивке катера щелкают и скрежещут мелкие обломки. На высоте 1400 километров удары по корпусу стали чувствительней. Курасов выпустил первую пару ловушек. Летящие перед катером мощные электромагниты притягивали к себе ближайшие металлические обломки, однако вскоре их заряд иссяк. Недолго думая капитан запустил следующую пару. На высоте 1100 километров катер выстрелил последние ловушки.
– Катер, говорит Орбитальная верфь. Мы сейчас повторим маневр «Одиссея», будьте готовы! Прорывайтесь по нашему следу. Вернитесь на Землю во что б это ни стало!
Темная громада верфи вдруг расцвела белооранжевым светом. Точная копия двигателя, установленного на «Одиссее» выдала всю свою мощность, прожигая для катера путь в обломках, одновременно толкая верфь в сторону Земли.
Курасов бросил катер к новому безопасному коридору. Выхлоп двигателя не достал до них несколько сотен километров, которые им предстояло преодолеть самим. Как только вышли из строя последние ловушки, все почувствовали, как катер сотрясается от множества ударов. Усиленная простой сталью обшивка продержалась недолго. Что-то с визгом пробило борт и влетело в пассажирский отсек, чудом никого не зацепив.
Сработала аварийная сигнализация – произошла разгерметизация. Курасов нервно взглянул на альтиметр. 900 километров до линии Кармана. Он хотел крикнуть остальным, чтобы те пригнулись, но куски металлолома могли прилететь откуда угодно, это было дело случая.
Скрежет снаружи не прекращался ни на секунду, а тряска все усиливалась. Сейчас крохотный катер спасало только то, что он двигался в одном направлении с обломками, немного уступая им в скорости. Но, защита эта была слабая. Как доказательство тому, борта прошило сразу в нескольких местах, и Степаныч сдавленно вскрикнул. Катер трясло так, что Курасов даже не мог считать с дисплея, какие системы уже отказали, а какие нет, но пока машина еще хотя бы слушалась руля.
И вдруг трясти стало меньше, а удары об обшивку сошли на нет. Катер влетел в расчищенную выхлопом Верфи зону. Сама верфь уже вошла в плотные слои атмосферы и пылала гигантским ослепительно белым метеором, разваливаясь на куски.
Курасов обернулся посмотреть, как дела в пассажирском отсеке. Шлемы и скафандры Лэнгли, Готье и Ли Сюня были пробиты в нескольких местах, скорее всего, они умерли мгновенно. Степаныч согнулся в кресле, стараясь прикрыть своим телом Ингу. Она же, в свою очередь перевязывала ногу старика. Келер зажимал рану на плече, и только Дзюбенко не имел видимых повреждений. Увидев, что Курасов смотрит на него, он кивнул, указывая на сгорающую верфь:
– А этот Кац – молодец! Не запусти он двигатель, сейчас нас уже бы в порошок смололо. Повезло, что тогда двигатель от «Ясона» закончить успели. Как думаешь, старик сам успел эвакуироваться?
Курасов покачал головой и отвернулся. Катер все еще потряхивало, но сомнений не осталось, сквозь слой обломков они проскочат. Альтиметр отсчитывал высоту, а термометр показывал постепенное увеличение нагрева обшивки корабля: линия Кармана была все ближе.
Внезапно ожило радио. Речь говорившего была искажена помехами, но вполне разборчива.
– Международный центр управления космическими полетами вызывает посадочный аппарат «Одиссея».
– На связи. Говорит Курасов.
– Сообщите ваш статус. Вам удалось пробиться сквозь обломки?
– Похоже на то. Входим в атмосферу. На борту пятеро живых, трое погибших и полный отчет о результатах экспедиции «Одиссея». Корабль сильно поврежден, есть раненые, планирую совершить посадку на воду у берегов Калифорнии. Вы знаете, что случилось с «Одиссеем»?
– Вас понял. Немедленно организуем поисково-спасательную операцию. Три минуты назад мы зафиксировали взрыв на орбите: «Одиссей» полностью уничтожен... Мы рады, что у вас получилось попасть домой.
Корабль стал нагреваться сильнее. Курасов приготовился переключиться на аэродинамическое маневрирование, надеясь, что его системы не отказали.
– Ради того, чтобы мы попали домой, – Курасов говорил громко и четко, обращаясь сразу ко всем и ни к кому конкретно, – сорок восемь отличных парней и девушек, а также начальник Орбитальной верфи только что пожертвовали своими жизнями. Некоторым еще и восемнадцати не было. Меньше чем за шесть часов они решили проблему, над которой люди на Земле бились много лет. Они сделали это, поверив, что знания из экспедиции «Одиссея» изменят хоть что-нибудь к лучшему на нашей планете. И я тоже на это очень надеюсь. Потому что иначе... Иначе, шансов у человечества нет.
Обшивка на носу катера раскалилась до красна, потом побелела. Тряска снова начала усиливаться, и вот перед лобовыми стеклами вспыхнул белый огонь. Через пробоины в корпусе языки пламени проникали вовнутрь, а вибрации словно хотели вытряхнуть космонавтов из кресел. Катер горел в плотных слоях атмосферы, но он и проектировался для этого. Курасов сосредоточился на показаниях приборов. Те из них, которые еще работали, показывали значения, немного превышающие норму, что давало основания для оптимистичных прогнозов.
– Не бойся, – крикнул Курасов Инге, – это скоро закончится.
– Все нормально, обычно посадка так и происходит, – подтвердил Дзюбенко.
Девочка пискнула что-то в ответ, и в этот момент катер прорвался сквозь последний слой облаков. Курасов резко выровнял машину, и через почерневшие от копоти стекла им открылся вид на землю. Они летели над темными водами Тихого океана, навстречу поднимающемуся красному солнцу. Блики света играли на воде, а небо меняло свой цвет от красно-оранжевого до пронзительно-синего. Привыкшие к тесноте космического корабля или к бесконечным холодным просторам космоса люди, как завороженные смотрели на это и все, кроме маленькой девочки, думали об одном: «Вот мы и дома».
– Дедушка, это так красиво! Что это?
– Так выглядит рассвет на Земле. Мы увидим их еще очень много...