Застывший мир
2365 год, человечество покорило космос, но нашло в его глубинах только выжженные пустыни – огнем и холодом. За долгие годы поиска не найдено ни одной пригодной для жизни планеты, где можно было бы добывать ресурсы, Земля истощается.
Сможет ли человечество преодолеть проблему и выйти на новый уровень? И если да, то какой ценой...
...
из дневника инженера исследовательской станции “Птолемей”
Наш мир умирает. Привычный мне с детства мир, который я знал всю жизнь вдруг оказался на гране гибели, катастрофы. Близится полное истощение ресурсов нашей родной планеты, которое поставит точку на будущем, о котором мы все мечтали.
Возрастающие аппетиты научно-технического прогресса больше не могут удовлетвориться энергетическими ресурсами, что значительно тормозит развитие. Множество людей голодают и терпят бедствия, потому что не хватает всего на всех, ученые сбились с ног, пытаясь найти ответ, но пока их попытки тщетны.
Впервые о том, чтобы искать источник энергии не на Земле, а в уже покоренном космосе заговорили пять лет назад. Нет, об этом, конечно же, говорили раньше, когда покорение только начиналось и люди, полные радужных ожиданий стремились в неведомые глубины открытой для них вселенной. Но их ждало разочарование.
Кроме безжизненных и пустых миров, путешествия к которым выматывали ресурсы, кроме гнетущего одиночества посреди бездны космоса и огромных вложений, большинство которых ушли впустую, мы ничего не получили от покорения неба, на которое всегда смотрели, с мечтой запрокинув голову.
Но пять лет назад из глубины вселенной пришел сигнал. Что-то пробудилось далеко-далеко от нас, или просто наши приборы стали точнее улавливать излучение, или, может быть, расстановка сил поменялась в космосе, но мы уловили нечто. Нечто, что подняло на уши через день весь мир.
Огромный импульс энергии неизвестной, новой для нас природы попался в наши спутниковые радары на орбитах некоторых планет. Энергия не была похожа на взрыв сверхновой или импульс квазара, и совсем далека была по природе от солнечного ветра, которым напитан космос.
Скорей она напоминала ровное излучение, которое, словно тепло от тела, распространялось по вселенной, как будто для него не существовало пространства-времени. Эта энергия совершенно новой природы поразила всех. Человечество, уже успевшее позабыть о мечтах, о будущем, начало собирать свои последние силы, чтобы продолжить борьбу за жизнь.
Через год были собраны средства на последнюю экспедицию, которая обанкротила ни один союз. Многие программы исследований давно уже были свернуты, так как не давали никаких надежд на свою полезность, поэтому сбор экспедиции стал сенсацией.
Было собрано передовое снаряжение, которое только можно было найти на почти истощенном рынке. Многие научные разработки к тому времени уже были заморожены, так как давно не получали средств на свое развитие, но несмотря на это, для модификации снаряжения к условиям экспедиции выделили ресурсы.
Глаза всего мира были прикованы к межзвездному кораблю в том день, когда мы отправлялись в путь. В полете прошло долгих четыре года, по прошествии которых о нас остались помнить только руководители экспедиции на Земле. С каждым днем приближаясь к планете в глубинах космоса, я ожидал многого, но только не того, что увидел на самом деле...
...
- Импульс был зафиксирован с юго-запада,- пробормотал Лобач, изучая приборную панель с термосом горячего чая в одной руке, - На этот раз он сильнее...
- Да что мы вообще тут забыли?- вскинулся неожиданно Кипятилов, - Третий месяц торчим на этой пустой планете, делая вид, будто бы что-то ищем!
Человек с термосом укоризненно посмотрел на него. Михаил Петрович Лобач был руководителем экспедиции и до последнего верил в миссию, на которую мы были посланы.
- Дима... - ненавязчиво начал он.
- А что Дима? – вскипел собеседник, который был инструктором по выживанию, - Я не ученый – я говорю то, что вижу!
Мы тут торчим уже третий месяц! И за это время не сделали ничего...
- Но...
- Делаем вылазки то туда, то сюда, но все раз за разам пусто!
- Подожди!
- Пора давно понять, что эта вымерзшая пустыня не даст нам ничего, кроме льда и холода!
- Дмитрий Константинович, - наконец перебил его Михаил Петрович, - Это наша миссия, - он помолчал, как бы растягивая повисшую паузу, отвоеванную у собеседника, - И только от нас зависит, доведем мы до конца ее или нет!
- Михаил Петрович! – вклинился в разговор Поспелов, который только что оказался рядом, - Оборудование готово, команда собрана!
- Выдвигаемся, - проговорил Лобач и отпил из термоса.
...
Если бы я никогда не был в Арктике, мне трудно было бы сравнить эту планету хоть с чем-нибудь. Ландра в созвездии Лебедя была ледяной пустыней. Ее расстояние от звезды было достаточно далеко, чтобы вода на ней постоянно пребывала в кристаллическом состоянии.
На самой планете не было замечено никаких вулканических источников, которые могли бы разогревать ее, поэтому выживание на ней походило на жестокую затянувшуюся зимовку. Температура за стенами нашей станции доходила до минус двести тридцать градусов Цельсия, нахождение на поверхности без специального защитного термоскафандра приравнивалось к самоубийству, мгновенному и практически безболезненному, но от этого не менее страшному и ужасному.
Транспортер, на котором мы выезжали на экспедиции, был оборудован мощным двигателем и внутренними энергетическими узлами, питавшимися от маленького реактора в его недрах. Реактор с каждым месяцем истощался и другого пути назад, кроме того, как найти энергию, у нас просто не было.
За время исследования мы уже делали много вылазок, но каждый раз все было безрезультатно. Сигнал играл с нами, словно мираж в пустыне. Он то появлялся, то исчезал опять, а мы бродили за ним, изматывая ресурсы, которых и так осталось совсем немного.
За время экспедиции немногие сохранили остатки воли вдали от дома на этой чужой планете, понимая, что только решение проблемы человечества поможет нам когда-нибудь снова увидеть солнце. Наше, настоящее, а не это белое и холодное.
С каждым днем люди переставали питать надежду, и их становилось все сложнее организовывать.
Иногда приступы паники накрывали и меня, пусть мое дело маленькое – я просто наблюдаю за оборудованием, но я как-то справлялся с ними и не рассказывал никому. Не хотел занесения наблюдений в личное дело: в случае нашего возвращения домой это могло бы плохо сказаться на моей карьере.
Не раз я наблюдал, как Лобач докладывал руководству об очередном “ничего”, которое мы нашли. Там на земле люди еще запаслись терпением, но здесь, на передовой, его с каждым днем становилось меньше. Успокаивал только горячий чай, который согревал посреди этого неземного холода. Холода, который просачивался даже сквозь стенки станции, многослойные утеплители термоскафандра и обшивку транспортера, которого еще согревал реактор.
Не раз мне приходила мысль о том, что будет, если мы все-таки не найдем ее, ту энергию, о которой нам говорили руководители. Что если мы останемся без билета домой на этой планете, что с нами станет. Я гнал от себя эти мысли, потому что по инструкции нам запрещалось об этом думать, но они посещали меня все чаще, а от молчания становилось только хуже.
На этот раз мы снова выехали на вылазку. Судя по данным сканеров, импульс энергии был зафиксирован довольно недалеко от нас, всего километров триста, без учета неровностей ландшафта и других препятствий, которые могли бы встать перед нами на нашем пути туда.
Я все больше думал о том, что это очередная бесполезная экспедиция, которая ничего не даст, и мы снова вернемся на станцию, истощенные и подавленные. Уныние поглощало меня, но я продолжал следить за показаниями приборов, механически выполняя свою работу. Хотелось только выпить горячего чаю и завалиться спать.
...
- Прием, прием!
Рация надрывалась, Лобач, отвлекшись от портативного сканера, снял ее и поднес к лицу.
- На связи! – басистым голосом гаркнул он сквозь помехи. Я явственно почувствовал, как на базе о его голоса мелко дрожат динамики.
На само деле, связь на этой планете благодаря постоянным бурям была неважной, поэтому говорить действительно нужно было громко, но Лобач говорил так, что, казалось, даже если и не будет рации, база его все равно услышит.
- На вас надвигается буря! Прием! Как слышали?
- Надвигается буря, принял. Продолжаем движение!
- Никак нет! Прием! Поворачивайте назад, вы идете на эпицентр!
- Сигнал никогда себя так не вел, это может быть единственный шанс обнаружить источник...
Помехи из рации перебили Лобача, и он отложил ее сторону, не закончив фразы. Видимо, буря действительно была близко, поэтому связь уже не работала.
- Вы уверены? – настороженно спросил Алексей Захарович, обращаясь к руководителю экспедиции, - Мы можем не вернуться на станцию, если буря сильная!
Лобач помолчал, наблюдая за сканером на приборной панели, и лишь затем ответил, обращаясь будто бы к самому себе:
- Ты пошел в эту экспедицию не для того, чтобы вернуться домой, салага. Мы должны найти то, зачем мы сюда пришли – другого пути просто нет!
Приборы никогда не давали таких устойчивых координат, как сейчас. Такого случая может более не представиться...
- Михаил! Михаил Петрович! – внезапно раздался крик из смотрового отсека, - Буря! Буря приближается – щас накроет!
Внезапно Лобач оторопело замер, и я не сразу сообразил, что это не сообщение о наблюдаемой буре способствовало его реакции. Уставившись в приборную панель на показания сканера, он побледневшими губами прошептал только:
- Сигнал пропал...
...
Мне трудно описать это ощущение, когда ты в один миг теряешь все. Многое я уже потерял, согласившись на экспедицию, но еще большее потерял сейчас и, может быть, до сих пор не могу оправиться от потери.
Мы попали в самый эпицентр бури. База не зря нас предупреждала, чтобы мы поворачивали назад; метеостанция на ней хорошо заранее прогнозировала погоду в ближайшей области, поэтому на ее сведения мы могли положиться больше, чем на показания своих приборов.
Доверившись предчувствию, Лобач повел нас вперед и... совершил ошибку. Когда налетела буря, транспортер сильно затрясло, перевернуло, а затем забросало снегом. Это был единственный серьезный транспорт, которым мы обладали, помимо экзоботов и снегоходов, поэтому любое его повреждение было для меня, как для инженера, царапиной на душе.
Буря полностью оборвала все сигналы и частично вырубила электронику благодаря сильному магнитному возмущению, которое зафиксировали приборы. Мы переждали ее внутри, и после обследования транспортера было понятно, что двигатели вышли из строя.
Ситуация принимала критический оборот. Было решено облачиться в исследовательские скафандры и продолжить поиски. Остальные должны оставаться внутри и починить транспортер, а также продолжать попытки связаться с базой.
Сильных повреждений при осмотре выявлено не было, но как поднять его снова на гусеницы представляло собой задачу, над которой требовалось пока хорошо подумать.
Механических костюмов было всего лишь шесть, и из всего экипажа Лобач взял только людей, которые действительно могут понадобиться снаружи. В их число, так получилось, входил и я.
...
- Всем рассредоточиться! – Лобач был собран, как никогда, - Мы должны обыскать эту территорию, потому что сигнал перед бурей прервался здесь!
- Трудно что-то искать, когда единственный измерительный прибор – это интуиция, - съязвил Кипятилов, но руководитель не обратил на него внимания.
Исследовательские скафандры представляли собой большие механические костюмы с манипуляторами, которые рассматривались, как внешний модуль. Их назначение было второстепенным, потому что в них мы погружались в уже надетых термоскафандрах, которые были гораздо меньше, однако спектр применения был столь широким, что необходимость их использования никогда не ставили под сомнение.
Широкие гидравлические захваты были достаточно грузоподъемными для того, чтобы разобрать завал. Костюмы также имели инструменты для скалолазания, которые на этой планете с ее ландшафтом приходилось использовать очень часто.
Дыхательная смесь была надежно герметизирована и скрыта защитными оболочками во избежание утечки воздуха в атмосферу чужой планеты или внутренние оболочки механического скафандра. Находясь внутри, термоскафандр присоединялся к ее источнику и мог сохранить свой резерв. Дополнительно прилагался спасательный набор из маски-респиратора и запаса воздуха примерно на полчаса. Энергии работы хватало на пять часов.
Распределившись, мы обшаривали поверхность, просматривая каждый сантиметр льда, занесенного снегом, отбрасывая обледенелые камни, которые попадались на этой пустоши. Температура снаружи скафандра показывала сто семьдесят градусов Цельсия, видимо, после бури наступило некое потепление.
Я до сих пор помню тот момент, когда понял, что лед подо мною трескается. Недоумение, а потом и ужас, охватившие меня, мгновенно передались другим. Мы оказались на пустоши, под поверхностью которой было нечто, что не выдерживало веса наших исследовательских скафандров, и буря спасла нас, вырубив транспортер, иначе бы мы туда провалились сразу.
Мы начали падать. Никто не успел толком среагировать, мы цеплялись за осколки льда, неуклюже размахивая манипуляторами и могли только надеяться на то, что костюмы выдержат приземление. Помню ощущение падения в неизвестность, помню, как от удара потерял сознание.
Последней мыслью было то, что мы все-таки проигравшие в этой битве – вся экспедиция была не более, чем ошибкой...
...
Свет... меня разбудил яркий свет. Открыв глаза, я понял, что меня слепит раскачивающийся прожектор механического скафандра, который повис на какой-то глыбе на уровне моих глаз. Внутри было тело Кипятилова – его пронзило насквозь так. Что от бедняги почти ничего не осталось внутри его собственного костюма.
Мне повезло чуть больше, я упал на кучу снега, и мое тело внутри скафандра не повредилось, только костюм заклинило от падения: видимо, экстремальное приземление перегрузило стабилизаторы.
Немалыми усилиями вручную разгерметизировав изнутри костюм я воспользовался аварийным выходом и выполз наружу в термоскафандре, лишившись своей основной защиты. Рация молчала, не принимая никакого сигнала – только шипели помехи, в которых мне послышался вой ветра, который свирепствовал на поверхности.
Осмотревшись, я обнаружил тела ребят из команды в своих костюмах, которым повезло меньше, чем мне. Хотя, кто знает, может быть, это они счастливчики. Потому что, какая смерть ожидает меня, я еще не знал, а шансов выбраться отсюда было довольно мало.
Разбитые, раскуроченные, пронзенные, они лежали вокруг меня, разбросав окровавленные тела по своим скафандрам. Костюмы их были смяты и деформированы, как будто попали под пресс на автомобильной свалке. Не знаю, с какой высоты мы сюда упали, но она оказалась весьма значительно...
Помню, как среди этой пугающей тишины я услышал тихий и слабый стон. Это настолько поразил меня, что ошеломленный гибелью ребят, я не сразу понял, что кто-то остался жив. Завертев головой, я принялся искать тревожный источник звука и обнаружил костюм, который тоже приземлился на кучу снега, но ему повезло меньше. Чем мне.
Приблизившись, я снаружи механически активировал аварийный выход, предусмотренный на подобные ситуации, и открыл кабину механического костюма. Прямо на меня вывалился Лобач в окровавленном скафандре, и он едва дышал.
- Мы... - прохрипел он и закашлялся под забралом, - Мы... ищи...
Проговорил он из последних сил и сунул мне в руки сканер, после чего обмяк и забился в судорогах. На широком табло зеленой искоркой верещал сигнал.
...
Мне трудно описать то ощущение, когда я понял, что остался совсем один. Миссия всей нашей экспедиции неожиданно рухнула всей своей тяжестью на мои плече, неподготовленного к такой ответственности инженера, который должен только следить за исправностью оборудования на вылазках.
Проводив Михаила Петровича в последний путь, я собрался с духом и, ориентируясь на показания сканера, двинулся вглубь пещеры, в расщелину которой случайным образом мы упали. Было непонятно, почему лед оказался таким тонким, что мы смогли проломить его, и возможны ли здесь колебания температур выше того предела, который мы могли зафиксировать на поверхности, но однозначно тут было что-то не так и моей миссией было выяснить что же именно.
Термометр показывал снаружи девяносто градусов Цельсия, и я предположил, что это сказалось отсутствие ветра, но времени размышлять не было, так как собственного запаса воздуха у термоскафандра хватило бы только на три часа, не считая спасательного набора, поэтому я продолжил поиски.
Следуя за показаниями сканера, я продвигался вглубь пещеры и отмечал незначительные колебания температуры, которая повысилась за время моего путешествия на два с половиной градуса, что было странным само по себе тем не менее.
На мгновение я подумал, что приближаюсь к чему-то теплому, потому что температура снаружи продолжала расти по мере моего продвижения вглубь пещеры. Сначала оно повысилась до минус семидесяти, потом подошла к шестидесяти пяти и наконец, дошла до минус тридцати градусов Цельсия, что было немыслимой жарой по меркам этой планеты, однако, на этом дело не останавливалось!
Постепенно я стал замечать, что мне становилось душно в моем скафандре, и когда отметка подошла к минус десять градусов, я подошел к стене, которой заканчивалась пещера. Увы, это был тупик...
...
Не подобрать слов моему отчаянию, когда я понял, что впереди конец. Стараясь не поддаваться панике, я присел на камень, чтобы обдумать свое положение. С каждой минутой кислорода в баллоне становилось меньше, поэтому я должен был действовать. Только действовать.
Сканер в моей руке продолжал пищать. Что бы то ни было, оно находится за этой стеной, значит, там что-то есть. Нужно только найти способ пробить лазейку. Подумав и придя к выводу, что нужно прорываться вперед любой ценой, я решил воспользоваться взрывчаткой, которая была предусмотрена техникой безопасности, пусть и пригождалась, видимо, крайне редко.
Подойдя к стене, я прикрепил к ней блок направленного взрыва и, отойдя подальше, дистанционно детонировал его из наручного блока управления своего скафандра. Раздался грохот. Стена осыпалась, я пролез в образовавшуюся дыру и продолжил путь.
С каждым шагом мне становилось невыносимо душно, и я даже отключил все обогреватели моего скафандра и уже подумывал о включении вентиляции, но решил пока не спешить. Температура стремительно приближалась к нулю градусов, что было невероятно, учитывая климат на поверхности самой планеты.
Интересно, насколько глубоко я уже под землей...
Прожектор моего скафандра выхватывал каменные своды природной пещеры, и я уже не находил на них следов льда и снега. Иногда мне даже казалось, что на них что-то зеленеет, как будто мох, но я отметал эти предположения, так как это заведомо невозможно!
Прошло полтора часа. Моя усталость накапливалась, кислород в скафандре заканчивался. Теперь уже вне зависимости от того, найду я источник энергии или нет, я не успею вернуться назад. Верещание сканера усиливалось - судя по всему, я приближался к источнику импульса, который улавливали его сенсоры.
Спустя некоторое время, я уперся в еще одну преграду, которая оказалась не настолько непреодолимой, как предыдущая. Что было к лучшему, учитывая, что взрывчатый блок у меня был всего один. Пещера сужалась, превращаясь в меленькую лазейку, кислород в скафандре уже заканчивался, и я дышал последними его каплями.
Решив идти вперед до конца, так как хода назад уже все равно не было, проверив последний раз по датчикам температуру, которая подходила к плюс четырем градусам, я разгерметизировал, а затем и окончательно снял скафандр. Оставшись в термозащитном комбинезоне я ощутил себя практически беззащитным и, одев маску-респиратор, активировал аварийный запас кислорода на пол часа.
За это время я должен найти источник. Это был мой последний шанс.
...
Ползти по лазейке пришлось недолго. Стесненный со всех сторон каменными сводами, я продавливался вперед, стараясь не повредить шланг для подачи воздуха, которого с каждым вдохом становилось немного меньше.
С каждой минутой я ощущал, что становилось жарче. У меня не осталось термометра, чтобы измерить температуру, но я комфортно ощущал себя в одном только защитном комбинезоне, а это уже что-то значило!
В таком виде я мог позволить себе только разгуливать по станции – даже в транспортере мы обязаны были облачаться в термоскафандры, так как разгерметизация из-за аварии может случиться в любой момент. А если оказаться в нем на поверхности – то это мгновенная смерть, неминуемая и ужасная.
По ощущениям где-то через десять минут, я выбрался в огромный открытый грот, который поразил мое воображение размерами и объемом. Каким-то невероятным образом он был полностью освещен, и я даже выключил фонарь, который тоже взял из спасательного набора.
Восхищенный, я застыл, рассматривая причудливые растения, которые обвивали камни, лианами и ростками тянулись к сводам. Где-то слышалось журчание воды, сверху на меня что-то капало, и оно было теплым.
Я не могу передать того ощущения, что ты первый человек, который нашел жизнь на другой планете! Пусть не разумную, растительную, но все же жизнь. Все это время мы искали ее на поверхности, а она была под землей!
В скором времени я нашел и источник света, а точнее, множество источников. Это были разных размеров желтоватые, многогранные причудливые кристаллы, которые в разных направлениях вырастали из стен и ютились гроздьями на камнях. Рядом с ними сканер просто заходился безумным писком, и я отключил у него звук, так как было уже понятно, что именно я нашел.
Внезапно в наушниках зашипело: видимо, в это месте снова ловил сигнал.
- Прием! Прием!
Сквозь помехи прокашляла моя рация.
Вдыхая остатки воздуха, я медленно нажал на кнопку и ответил на позывные.
- Принял! База, кажется, я нашел источник...
...
Я всегда мечтал стать героем. Нет, ни тем, которого все почитают, и даже ни тем, который спасает жизни. Но я всегда мечтал стать героем, который спасет весь мир. И, наверное, моя мечта исполнилась.
Я уже сообщил координаты по сканеру, сигнал которого будет активен еще приблизительно трое суток, и они смогут его найти, а с ним и энергию, которая перевернет весь мир.
У меня осталась всего пара минут, пока в моем баллоне еще есть воздух, и, присев на камень, я делаю последнюю запись в свой аудио дневник, который вы, когда-нибудь, может быть, услышите, если меня найдут.
Хочу сказать, что, быть может, не так уж и плохо умирать в таком фантастичном месте, в далекой галактике, на другой планете, чувствуя себя первооткрывателем новой жизни. Но главное, что, умирая, я буду ощущать себя героем - героем, который спас весь мир...
Из дневника инженера исследовательской станции “Птолемей”