Крах «Валькирии»
– Доннерветтер!1 Либо заходи, либо закрой дверь с той стороны! – оберштурмбанфюрер Отто Штайнмахер в ярости стукнул кулаком по столу, смешав карты несложившегося пасьянса.
В последние две недели у него было отвратительное настроение. Ещё бы: две недели без сигарет и четыре дня без пива! И всё это из-за проклятых янки, самолёты которых подозрительно часто стали летать над Новой Швабией, а несколько боевых кораблей, в том числе один авианосец, перекрыли выход из бухты. Неужели они уже нашли последнее прибежище Третьего Рейха? Вряд ли, над нами почти километровый слой льда. Скорее всего, они хотят застолбить себе местечко в Антарктиде, чтобы опередить русских.
Дверь кабинета всё-таки открылась, и на пороге появился Зигберт Вальдбах, один из сотрудников лаборатории по созданию сверхчеловека. Он робко вошёл, оглянулся, поправил очки и вскинул правую руку в приветствии.
– Хайль …
– Хватит орать! – рявкнул Штайнмахер. – Итак, голова раскалывается. Ну, что у тебя?
– Победа, – прошептал Зигберт, стараясь понять, не превысил ли его голос количество децибелов, способное вызвать очередной приступ ярости оберштурмбанфюрера. – Проект «Валькирия» завершился полным триумфом немецкой науки.
– Ну-ну, кажется, я уже слышал нечто подобное с проектом «Феникс», – пробурчал Штайнмахер, собирая карты в колоду. – Напомнить подробности? Что там случилось с унтер-фельдфебелем Алексом, когда он, провалившись в трещину во льду, отморозил себе левую ногу?
– Н-нет, не надо.
– Нет, я напомню, – со злорадством прошипел оберштурмбанфюрер, в душе презиравший всех этих никчёмных, полоумных учёных. – Такие же недоумки как ты, ампутировали ему ногу. Они заявляли, что у него вырастет новая, лучше прежней. А сколько у него выросло ног? А? Три, да-да-да, три ноги вместо одной. Так что проект «Феникс» правильнее было назвать проект «Сороконожка». Ха-ха-ха!
– Но это был проект лаборатории регенерации, а наш проект из лаборатории новых возможностей. Мы четыре года занимались этой перспективной темой и …
– Знаю, чем вы там занимались, – усмехнулся Штайнмахер, перетасовывая карты. – Протирали на задах брюки и заглядывали под юбки лаборанткам. Ну, давай, попробуй удивить меня вашим успехом немецкой науки.
– Чем отличается живой организм какого-нибудь вида, от только что умершего?
– У нас что, вечер вопросов и ответов? Здесь вопросы задаю только я!
– Извините герр оберштурмбанфюрер. Так вот, они ничем не отличаются: ни химическим составом, ни физическим параметрами. Они совершенно одинаковые, но один живой, а другой уже нет. А что это значит?
– Ещё один вопрос, и ты вылетишь отсюда как пробка!
– Извините, это я машинально. Если отличий живого от мёртвого нет, то значит то, что мы называем жизнью, находится вне тела и постоянно, пока организм живёт, поступает в это тело.
– Что-то я плохо разбираюсь в твоей галиматье. Говори проще и короче.
– Представьте живой организм радиоприёмником. Корпус – тело организма. Всякие там сопротивления, транзисторы и прочее – его внутренние органы. Батарейки, аккумуляторы – не что иное, как продукты питания, вода и воздух. Но, если не работает ни одна радиостанция, то радиоприёмник мёртв. Нам удалось найти источник потоков жизни для всех живых существ. То есть, теперь мы примерно знаем, где находятся все радиостанции, можем подключаться к любой из них и перестраивать направление и частоту волн. Все они находятся в одном месте. Люди и раньше догадывались, что что-то подобное существует. Они называли это место по-разному: Асгард, Правь, Олимп.
Учёные за пределами «Новой Швабии» считают, что молекула ДНК несёт в себе всю информацию для развития и жизни организма. Глупцы, как можно думать, что всё это может вместить сравнительно небольшой набор каких-то аминокислот. Нет, ДНК это всего лишь ключ, код доступа к источнику жизни. Это всего лишь настройка на одну единственную волну, предназначенную для этого конкретного живого организма.
От волнения Зигберт покрылся потом. Он замолчал, сделал несколько глубоких вздохов, поправил очки и уже собирался продолжить монолог, как его перебил оберштурмбанфюрер.
– Из твоей болтовни мне больше всего понравилась пауза. Когда ты молчишь, то можешь сойти за вполне нормального человека. Ладно, продолжай, только меньше терминов и больше сути. Ферштеен?2
– Яволь!1 – Зигберт кивнул головой и продолжил. – Так вот, каждое живое существо ловит жизненный поток, так же как приёмник ловит волны радиостанций. Но в отличие от приёмника организм может ловить только волну от одной радиостанции, той к которой у него есть допуск.
Мы нашли способ, как настраивать организм сразу на несколько источников жизни. Это открывает для нас огромные возможности. Представьте, что жизненный поток, предназначенный для других, направится на одного человека! Этот человек будет знать и уметь всё, что знали и умели другие. А если направить потоки животных, то человек сможет видеть в темноте, улавливать слабые электрические импульсы, да что там, он сможет читать чужие мысли. Если от нашего солдата в бою останется целым хотя бы один палец, то мы использую потоки для морской звезды, сможем восстановить солдата целиком.
– Хватит трещать как сорока! У меня уже голова разболелась от твоей болтовни. Эксперименты все прошли успешно? – оберштурмбанфюрер вынул из колоды одну карту и бросил её на стол.
Это оказалась дама пик. Штайнмахер был в душе очень суеверен, но тщательно скрывал это от других. Дама пик – плохой знак, предсказывающий скорую смерть. К скверному настроению Отто добавилось тревожное предчувствие.
– Так точно, герр оберштурмбанфюрер! С людьми эксперимент ещё не проводился, по уставу необходимо ваше разрешение. В последнем эксперименте с животными, старый больной павиан, который боялся воды, после воздействия на него дополнительными потоками жизни, с удовольствием стал плавать в бассейне. Более того, он стал совершенно здоровым и помолодел лет на двадцать.
При слове «помолодел» настроение Штайнмахера значительно улучшилось. Он уже полгода оказывал знаки внимания фройляйн3 Хильдегард и даже добился от неё согласия на интимную близость. Но в самый ответственный момент оказался совершенно несостоятелен как мужчина, хотя раньше, в молодости, был всегда успешен в этом плане в любой день и даже несколько раз в день. После этого случая ветреная Хильдегард отдала предпочтение молоденькому унтер-фельдфебелю.
– Я разрешаю эксперимент с людьми. Первым, на ком будут использованы ваши потоки жизни, буду я.
– Но, герр оберштурмбанфюрер, вы очень ценны для Новой Швабии. Может для начала, проведём опыт над менее ценным сотрудником с низшим званием?
– Ради победы наших великих идей, я готов пожертвовать собой, – торжественно произнёс Штайнмахер, глядя на портрет фюрера. – Приказываю начать эксперимент немедленно! Марш в лабораторию!
Зигберт Вальдбах подбежал к двери, открыл её и подобострастно склонил голову, пропуская вперёд оберштурмбанфюрера, который с невероятной для его избыточного веса скоростью, выскочил из-за стола и рванулся к выходу.
В центре лаборатории новых возможностей на круглом подиуме находилось небольшое кресло с множеством подключённых проводов. Вокруг кресла со всех сторон располагались приборы, а сверху свисал полый полупрозрачный цилиндр.
Войдя в лабораторию, Штайнмахер сразу направился к креслу и с трудом, маневрируя ягодицами, смог протиснуться между подлокотниками и усесться в него.
– Проклятье! Что, кресло предназначено только для павианов, шире нельзя было сделать? Приказываю направить на меня как можно больше потоков.
– Это опасно. Это нельзя за один раз сделать, – попытался возразить Зигберт.
– Это мне решать, что можно, а что нельзя! – рявкнул Штайнмахер. – Выполнять приказ!
– При избыточном количестве потоков человек может перейти в полевую форму жизни.
– Что ты несёшь? В какую «пылевую» форму? В Новой Швабии идеальная чистота и нет никакой пыли.
«О, с нами Бог, – мысленно простонал Зигберт. – До чего же тупой солдафон. Если у фюрера все генералы были такими же тупыми, то понятно, почему мы проиграли в войне. Другого и быть не могло».
– Не «пылевую», а полевую. Циолковский в своей теории космических эр называет эту форму жизни «лучистым человечеством».
– Подумаешь, какой-то поляк брякнул полнейшую чушь. Что вообще могут поляки с их постоянным «полише виртшафтом»?4
– Но Циолковский русский учёный.
– Какая разница, все они славяне. Хватит болтать! Под трибунал захотел? Выполнять приказ!
Зигберт вздохнул и включил приборы. Раздалось тихое гудение. Вокруг Штайнмахера появилось лёгкое свечение, которое затем сжалось в тонкий луч и устремилось внутрь цилиндра, над его головой. Сияние луча усилилось, затем последовала вспышка, и луч устремился дальше вверх, пробивая толщину бункера и ледового покрова над ним. Оберштурмбанфюрер блаженно закрыл глаза и приготовился к превращению в сверхчеловека.
Он уже представлял себя молодым, жизнерадостным, со стройным торсом и прекрасно развитой мускулатурой, словно древнегреческий бог. А под ним, на смятой простыне, распластанная обнажённая Хильдегард просит его о пощаде: «Дорогой, я больше не могу. У меня совсем не осталось сил, давай лучше продолжим завтра». Но он был беспощаден, и его твёрдый и могучий «меч» снова и снова проникал на всю глубину в лоно стонущей девушки пока…
Внезапно загорелась красная сигнальная лампа, завыла сирена, и из динамика послышался тревожный голос.
– Ахтунг, ахтунг!2 «Новая Швабия» подвергается бомбардировке! Немедленно перейдите на нижние ярусы! Ахтунг, ахтунг...
– Может, прервём эксперимент и спустимся в убежище? – робко спросил Зигберт.
– Нет! И ещё раз нет! – Штайнмахер был непоколебим.
Со всех сторон раздался грохот взрывов. Стены лаборатории затряслись. Стрелки приборов судорожно задёргались в разные стороны, а свечение цилиндра над головой стало мерцающим.
– Ахтунг, ахтунг! Второй и пятый блоки разрушены, оставшиеся в живых срочно перейдите в нижние ярусы! – завопил динамик.
– Повреждение приборов может отклонить направление потока и непредсказуемо изменить его силу, – предупредил Зигберт.
– Нет! Продолжать эксперимент до его окончания. У нас мощный бункер и над нами много…
Договорить, впрочем также, как и превратиться в сверхчеловека Отто Штайнмахер не успел. Десятки сверхтяжёлых бомб, пробив и лёд, и стены оставшихся бункеров, взорвались внутри лабораторий, поставив тем самым крест как на проекте «Человек совершенный», так и на всём проекте «Новая Швабия», окончательно уничтожив остатки Третьего Рейха.
А в это время, в далёкой Алабаме серийному убийце, чернокожему Джону Блэкдэсу, оставалось жить считаные минуты. Завтра ему исполнилось бы двадцать лет. Но завтра для него не наступит, ибо казнь совершится сегодня. Джон был привязан к электрическому стулу и мог смотреть только прямо перед собой.
За большим бронированным стеклом находилось полтора десятка человек. Все они: и мужчины и женщины были белыми. Он смотрел на них, а они на него. Их лица казались Джону одинаковыми белыми пятнами, которые потом слились в одно большое бесформенное пятно. Они смотрели на преступника, не отрывая глаз, в предвкушении предстоящего зрелища. Ещё бы, казнь чёрного, того самого чёрного, который жестоко убил больше сотни человек.
В последние минуты жизни Джон жалел только об одном: как мало он убил белых. Надо было убивать не одного в месяц, а одного в неделю. Нет, одного в день. За те страдания, что белый человек принёс чёрным, все они заслуживают смерти. Все до единого.
– Вы все будете в аду! – крикнул Джон, тем, сидящим за стеклом. – Потому что чёрные люди созданы богом, а белые дьяволом. Я сейчас вознесусь к создателю, а вы останетесь здесь гнить, пока не окажетесь навечно у своего хозяина в пекле!
Среди сидящих за стеклом прокатилась волна издевательских насмешек, которая вдруг внезапно стихла. Откуда-то сверху на осуждённого опустился мерцающий поток. Джон Блэкдэс начал светиться, становясь всё более и более прозрачным. Затем произошло ещё более невероятное: полупрозрачное тело осуждённого легко взмыло вверх, как будто не было связывающих его ремней, и мгновение спустя исчезло, пролетев сквозь бетонный потолок. Здание тюрьмы всколыхнулось, словно бумажный домик при порыве ветра. С потолков посыпалась штукатурка, завыла сирена, прожектора, освещавшие место казни, замигали и, наконец, совсем погасли.
– О, пресвятая Дева Мария! – воскликнул католический священник, который ранее тщетно попытался исповедовать осуждённого. – Воистину неисповедимы пути Господни! Всевышний простил грешника и призвал его в царство небесное.
Произнеся эти слова, священник упал на колени и, сложив руки, стал неистово молиться. В это же время большинство зрителей за стеклом, поняв, что они лишились зрелища казни и, подумав, что началось землетрясение, одновременно повскакивали с мест и рванулись к дверям. В итоге выход был полностью заблокирован застрявшими людьми, которые пытались быстрее покинуть трясущееся здание. К их счастью, здание тюрьмы осталось не разрушенным.
Джон попытался зажмуриться от слепящего со всех сторон яркого света. Тщетно, то ли веки были прозрачные, то ли их совсем не было.
«Где я оказался?» – промелькнул у него в голове немой вопрос. – «Это рай или ад? И вообще, я живой или нет?»
Что собой представляло окружающее пространство, было непонятно: это мог быть и шар, и куб, и вообще, что угодно заполненное извивающимися лучами, словно паутиной проводов. Со всех сторон неслись отрывочные звуки мелодий, смех, плач, скрежет какой-то техники и непонятные шумы. Звуки сливались в одно целое и создавая неповторимую симфонию.
Неисчислимое множество мерцающих лучей, то сливаясь в потоки, то отделяясь от них, хаотично двигались в разных направлениях. Всё находилось в движении. Всё кроме Джона. Он неподвижно находился в одном том же месте и не мог сдвинуться с места.
То и дело от какого-нибудь потока отделялись одинокие лучи и, свернувшись клубком, словно шаровые молнии, устремлялись и исчезали в одном из двух мощных вихрей в виде воронок, расположенных один напротив другого. Те, что исчезали в одном вихре, вспыхивали ярче, а те, что в другом в другом – наоборот, тускнели. Совсем рядом с Джоном пронёсся один из таких лучей и с воплем «доннерветтер» исчез вместе с несколькими ему подобными в воронке вихря.
Неожиданно раздался механический голос: «Ошибка. Алгоритм жизненного потока Джона Блэкдэса прерван из-за внешнего воздействия. Это может привести к нестабильной работе всей системы. Программа «Человек совершенный» заблокирована. Ошибка …»
Раздался щелчок и механический голос умолк, но затем раздались два других голоса и между ними начался диалог.
– Как, опять? Что будем делать в этот раз?
– Я же предлагал «отрубить» этого швабского недоумка, как только он сумел подключиться к программе «Приматы». Но ты был против. «Что скажут в Совете, что скажут в Совете? Так интересно проследить к чему приведут поиски человеческого разума». А к чему они могут привести, если они ищут не в том направлении? Вместо того чтобы стремиться к совершенству сознания, они пытаются сделать совершенным тело. Это так же абсурдно, как и поведение столетней старухи, которая не доживёт до захода солнца, но выбирает самое красивое свадебное платье.
– Вернёмся к заданному вопросу. Что будем делать?
– В первый раз что ли? Закроем программу «Человек совершенный», а заодно и всю группу программ, связанных с человечеством и придумаем, что-нибудь новенькое. Можем, например, внести изменения в программу «Осьминоги», что-то типа «Осьминог совершенный».
– Как у тебя всё просто и быстро. Из-за небольшого сбоя закрыть такие интересные программы, которые стабильно работали два миллиона лет.
– Зато у тебя всё сложно и непредсказуемо. Когда какой-то небольшой камушек врезался в Землю, и созданный им электромагнитный импульс вызвал сбой в программе «Динозавр разумный», ты, недолго думая, закрыл все программы с динозаврами, словно их не было. Одни окаменевшие косточки остались. А те программы, между прочим, работали в сто раз дольше, чем эти.
– Ты сравниваешь несравнимое. Среди динозавров, несмотря на их два мозга, не появилось ни один разумного, а среди людей изредка появляются более-менее мыслящие особи. Поэтому я предлагаю сделать откат до последней точки резервного сохранения и перезапустить подпрограмму «Джон Блэкдэс», после чего вся программа «Человек совершенный» автоматически продолжит работу.
– Последнее резервирование произошло десять лет назад. Но из-за множества выпадающих вариантов программа выберет, скорее всего, не тот, который уже был. Жизненный путь Джона Блэкдэса изменится. Результат будет непредсказуем.
– Во всяком случае, более предсказуем, чем у твоего «Осьминога совершенного». Откатываемся.
В симфонию шумов ворвался резкий шипящий звук, невидимая сила подхватила Джона и вышвырнула его за пределы пространства мерцающих лучей в абсолютную темноту.
– Джонни, просыпайся лежебока! – утренний голос мамы будил лучше любого будильника. – В школу опоздаешь. Твоя любимая яичница уже на столе.
Джонни, десятилетний, не по возрасту высокий и крепкий, чернокожий мальчик открыл глаза и потянулся. Только мама звала его Джонни, для всех остальных, даже для старшеклассников, благодаря его крепким кулакам и задиристому характеру, он был Джоном Блэкдэсом.
Единственным человеком, который никак его не называл, был отец. Отца тоже звали Джон, и он терпеть не мог своего сына, незаслуженно подозревая, что его жёнушка когда-то, пользуясь бесчувственно-пьяным состоянием мужа, наставила ему «рога». Поэтому он считал, что Джон-младший, скорее всего сын не его, а кого угодно, хоть духа святого.
Благодаря постоянному пьянству главы всё семейство жило очень бедно. Мама Джона, которую все соседи звали просто миссис Блэкдэс, экономила каждый цент.
Джонни ещё раз потянулся, рывком вскочил с кровати и отправился умываться. Этой ночью ему приснился странный сон. Обычно ему снилось, что он с кем-то дерётся, и эти сны хорошо запоминались. То, что этой ночью ему что-то снилось он не сомневался. Он вроде бы даже слышал во сне какие-то голоса. Но что именно приснилось, и что говорили голоса, он никак не мог вспомнить.
– Джонни, мальчик мой, да тебя сегодня не узнать. Ты сам без напоминания умылся. Ты так скоро станешь совсем взрослым, – сказала миссис Блэкдэс, когда мальчик, усевшись за обеденный стол, приступил к завтраку, и погладила его по голове.
– Я и зубы почистил, – гордо добавил Джонни, уплетая яичницу.
Довольная миссис Блэкдэс открыла ключом одну из дверок буфета, взяла оттуда шоколадную конфету и протянула сыну.
– Спрячь её Джонни и смотри не проболтайся отцу, что у нас есть конфеты. Съешь её в школе, но при одном условии, что ни с кем не подерёшься. Договорились?
– Да, мам. Я сегодня не буду драться, обещаю.
Покончив с завтраком, Джон схватил свой рюкзак, в который мама заботливо успела положить пару бутербродов, и помчался в школу. Сегодня точно не буду драться, решил он про себя и, нащупав в кармане конфету, улыбнулся.
Уже на пороге класса Джону показалось, что в его голове прозвучал голос, похожий на тот, что он слышал во сне.
«Перезагрузка подпрограммы «Джон Блэкдэс» из точки сохранения выполнена успешно. Программа «Человек совершенный» продолжает работу в штатном режиме».