Новая ты

 

Доктор Домбжек улыбнулся Хельге как старой знакомой – впрочем, она и была для него настоящей старой знакомой. И в самом деле, о пациентке, наблюдающейся у тебя без малого сорок лет, волей-неволей узнаешь очень многое, даже если видишь ее обычно только во время плановых осмотров раз в три месяца. Всегда можно между делом поговорить о новостях, о погоде, обсудить непутевых детей, и даже посоветовать друг другу пару рецептов народной медицины…

Впрочем, как и любой честный медтехник, народную медицину старый врач все-таки не одобрял.

– Здравствуйте, госпожа Мортенсен, садитесь, пожалуйста. Я вижу, что вы, впрочем, как и всегда, выглядите прекрасно. Как ваш желудок, кстати, не напоминает о себе больше?

Хельга села на кушетку и окинула кабинет быстрым взглядом. Что ж, ничего с прошлого посещения и не изменилось. Скромно и со вкусом – в этом весь доктор Домбжек. Все тот же сделанный на заказ изящный стол под дерево, он всегда ей нравился, старомодные шторы на окнах. На стенах – вереница портретов знаменитых в прошлом медиков, работавших в клинике.

– Нет, доктор, вашими стараниями с желудком теперь все просто замечательно. Однако я опять пришла к вам жаловаться, и опять – просить совета. В последнее время мне все-таки неуютно, можно сказать, даже некомфортно. Я понимаю, мир меняется… Вы уже говорили…Но мне, мне-то – хотелось бы все-таки оставаться прежней… Вот вчера я поехала в магазин, и просто не смогла оплатить на кассе свои покупки. Старый терминал барахлил, а эти новомодные сканеры, те, что рассматривают глаза… Я ведь не могу ими пользоваться…

Доктор встал из-за стола и подошел к окну, выглянул на улицу. На лужайке во внутреннем дворе клиники играли в мяч дети. Один из малышей, самый активный, запнулся, упал, и, видимо, ушибся. Доктор услышал приглушенный пластиком окна плач. К ребенку тотчас же заспешила дежурная медсестра, обняла ребенка, гладя по головке что-то зашептала на ушко.

Он обернулся и посмотрел на пациентку.

– Госпожа Мортенсен, мы говорим об этом вот уже два года, и вы знаете все мои аргументы. Я в какой-то степени столь же консервативен, как и вы, я привык лечить старые тела, видеть их красоту. Моя специальность – именно они, такие тела, как ваше. К сожалению, в последнее время у меня совсем мало пациентов, и знаете, я, отчасти даже вынужденно, решил уйти на пенсию. Не думаю, что попрощаюсь с медициной навсегда, нет. Сейчас общество дает много возможностей для развития, не то что сорок лет назад. Потом, возможно, после отдыха и переподготовки… я все-таки продолжу свою практику… Ну, вы же понимаете, таких пациентов, как вы, уже очень мало…

Хельга сцепила пальцы лежащих на коленях рук. Спросила:

– Доктор, но вы-то поменяли свое тело?

Доктор сел на место. Опять улыбнулся.

– Да, и уже достаточно давно. И вы это знаете. И я ни о чем не жалею. Поверьте, госпожа Мортенсон, все ваши страхи ничем не обоснованы. Новые тела прекрасны, они – продукт самого тщательного проектирования. Наука шагнула далеко вперед за все эти годы, и те немногочисленные трагические случаи, что поначалу создали такую шумиху в прессе… Сейчас все гораздо надёжнее. Уж поверьте мне как специалисту. Неидеально, конечно, зачем бы иначе были нужны медики? Но ведь врачи требовались и для старых тел. Так что…

Хельга печально закивала в ответ:

– Я все это понимаю, доктор… Но мне нужно подумать… Хорошенько подумать. Тем более, вы каждый раз говорите, что моё тело еще достаточно крепкое…

– Оно все еще замечательное, госпожа Мортенсен, – улыбнулся доктор. – Что ж, приступим к осмотру…

 

– …а еще доктор сказал, что поможет мне с аккумуляторами. Их уже давно не производят, но есть одна небольшая фирма, которая делает на заказ любые. Обойдется, конечно, недешево, но зато качественно. Вот только с прошивкой он уже ничего сделать не может, слишком давно не выпускались обновления, и эти сбои – они все из-за проблем с совместимостью…

– Мама! – решительно сказала Алисия. – Так дальше продолжаться не может!

Она вскочила с лавочки, и растерянно замолчавшей Хельге осталось лишь последовать вслед за дочерью по коридору клиники.

– Мама, – спустя полминуты, уже в лифте, смягчившись, сказала Алисия. – Мама, почему ты так цепляешься за это изношенное тело? Давно же уже пора сменить, я сколько тебе твержу.

– Али, это подарок твоего отца на мою свадьбу. Это было самое прекрасное, самое современное тело, которое только мы могли тогда себе позволить…

– Но это было сорок лет назад! А ты носишь его до сих пор! Оглянись вокруг, посмотри на людей, на их тела!

Действительно, немногочисленные, чего-то ждущие посетители в холле клиники как будто искоса поглядывали на Хельгу. Или это ей сейчас так казалось. Да, не все их тела были ультрасовременными, по последней моде. И да, они не просто так пришли в больницу – человек вообще редко приходит просто так к врачу. Современный человек. Она, Хельга, с ее плановыми осмотрами не в счет. Новые тела ведь способны к самовосстановлению, а за их состоянием следят многочисленные встроенные датчики… И ведь явно, никто из посетителей теперь не повизгивает едва слышно сервоприводами при ходьбе…

Хельга внимательно посмотрела на себя в зеркало на стене. Высокая, стройная, почти такая же, как и сорок лет назад. В своем лучшем зеленом платье. Холодные, как лед, синие глаза и бронзовый цвет искусственной кожи – да, вот, пожалуй, он совсем несовременен. И слишком уж бросаются в глаза выступы электродов на висках… Сейчас совсем другое в моде.

Она вздохнула.

– Ладно, – сказала Алисия, потянув мать за рукав к двери. – Пойдем, дома поговорим.

И они вышли на улицу, и, став на движущуюся ленту тротуара, поехали мимо парящих в воздухе рекламных голореклам, мимо зазывающе-ярких витрин магазинов. Мимо, по идеально ровной поверхности проносились жуки санкаров.

– Я, кстати, заказала себе новое тело. Мам, ты слышишь? Обошлось, конечно, недешево, но надо следить за новыми технологиями, быть в тренде. А представь, как ахнут девчонки на работе, когда увидят… Ни у кого из наших пока такого нет…

 

И Хельга все-таки решилась. Неизвестно, долгие уговоры дочери ли сыграли в этом ведущую роль, четкие, разложенные по пунктам аргументы доктора Домбжека или же ей просто надоело быть реликтом в этом ушедшем далеко вперед, постоянно меняющемся мире.

…Она вышла из ворот центра переноса словно окрыленной. Новое тело было прекрасным. Было совершенным. Шагалось легко и упруго, совсем не так, как раньше. Каждое движение стало неосознаваемо-точным, изящным, не поступью механизма, но шагом лани. Хельге нравилось это сравнение. Она откровенно наслаждалась собою – новой собою.

Да, позавчера, на прогулке – в конце периода адаптации ее уже стали выпускать во внутренний дворик – она впервые поранилась. Как только умудрилась? Кто-то из детей, проходящих точно такую же адаптацию, бросил на лавочку игрушку, сломанного почти пополам солдатика-знаменосца, с острым, как у битого стекла, сколом. Сначала Хельга бессмысленно смотрела на текущую из рассеченной ладони красную кровь, не зная, что делать. Все, что ей сообщили о ее новом теле на занятиях, моментально выветрилось из головы. Потом пришла настоящая боль, неожиданно острая, гораздо острее того ощущения повреждений, что сообщало ей раньше старое тело. Она вскочила, не зная, куда бежать.

Однако тут же, заметив, что с ней что-то не так, к Хельге подбежала медсестра. Успокоила, отвела в кабинет, промыла ранку, закрыла ее тотчас же застывшим, унесшим боль биоклеем. Объяснила, что скоро царапина заживет, и клей сам отвалится. Что ее тело теперь само себя ремонтирует. Но лучше все-таки избегать травм.

Новое тело давало сотни острых, ярких, непривычных ощущений. Пища стала совсем другой. Пища стала вкусной. Столь же необходимой, как и раньше, питанием для мозга, хотя теперь и не только мозга и нервной системы – но уже самым настоящим удовольствием, праздником вкуса.

Она вспомнила, как на третий день, в палате, смогла наконец-то посмотреться в зеркало. Ахнула. И целых два часа кряду рассматривала себя, свое лицо и тело. Короткие пока еще волосы – как сказали ей, они отрастут. Синие глаза, но теперь уже тёплые, как летнее небо. И белую кожу, тонкую и нежную. Говорят, это тело будет слегка меняться с возрастом, но его всегда можно будет восстановить до прежнего состояния, и не в этом ли особая прелесть – в изменениях?

Новая – она себе нравилась.

Да, теперь она уставала к концу дня, с непривычки. Узнала, что такое усталость. Но это была приятное чувство. И, конечно же, теперь ее могли обслужить на любой кассе любого магазина. Да-да, абсолютно любого.

Как же долго она была такой дурой, цепляясь за требующий дорогого обслуживания грубый, неживой кусок металла и пластика. Надежный, крепкий – но неживой.

Хельга вдохнула пахнущий сиренью прохладный весенний воздух, она никогда до того, вот так, напрямую, не чувствовала запахов, только лишь считывала информацию со встроенного анализатора, и зашагала к остановке воздушного автобуса.

На нее никто не оглядывался. Потому что она была теперь по-настоящему живой.

 

– Мама, ты такая красивая, – сказала Алисия, заходя в зал. – Я так за тебя рада!

Сегодня она тоже была как будто особенная, с новой прической, в новом платье. Хельга улыбнулась ей и обняла. Было приятно чувствовать мягкость чуть прохладного тела дочери. Они никогда раньше так не обнимались.

А теперь будут обниматься всегда.

– Новая ты мне очень нравишься. Жаль только, что папа еще не скоро тебя увидит.

– Ничего, – сказала Хельга. – Зато у него все еще впереди. Лишь бы вернулся скорее. Когда я выходила замуж, я уже знала, что космические пилоты – птицы беспокойные, вечно в дороге. Жаль только, что ему не разрешат получить такое же тело, как у меня.

– Кстати, – оживилась Алисия. – У меня же тоже сюрприз. Смотри.

Она подошла к стойкам головизора и, обернувшись, провела ладонью по одной из них. Рука прошла будто сквозь стойку. А потом – провела обратно. И на этот раз было видно, как кисть словно бы обтекла пластиковый стержень, пропустила предмет через себя. Как вода ручья пропускает сквозь свое течение любой камень, дерево, человеческую плоть…Кожа в месте контакта с материалом стойки расходилась, становилась текучей, подвижной, и огибала ее, будто на долю секунды теряя цвет…

Хельга в недоумении смотрела на происходящее. Она ничего не понимала. Наконец, спросила:

– Это фокус? Как ты это делаешь?

Алисия рассмеялась. Потом поднесла ладонь к волосам, и их цвет плавно изменился, стал вместо темного – пепельным.

– Нет, мама, это не фокус. Какая же ты все-таки у меня старомодная. Помнишь, я говорила тебе тогда, в клинике? Это микроботы, мама. Маленькие такие роботы. Это новая я, мама. Новая я.

– Это новая я… – прошептала безмерно удивленная Хельга.

Она, пожалуй, действительно, была слишком старомодной.