Похороны компьютера

 

Великий и несчастный Фредерик Мэй, обманувший смерть, сидел в своей новой белой комнате и злился на фикус. Большое развесистое растение в массивном керамическом горшке на подоконнике. Фред собрал волю в кулак, сосредоточился и твердым решительным голосом приказал: "Исчезни! Ты загораживаешь обзор!"

Ничего не произошло. "Жаль, – подумал Фред, – вот если бы он исчез, или хоть чуть-чуть изменился – стало бы понятно, что я в симуляции".

Память делилась на далекое и недавнее прошлое. В двадцать семь лет он уже писал неплохую фантастику на двух языках. Серьезную, новаторскую, не подражание старым мастерам и не гламурный науч-поп для гуманитариев. Три издательства наперегонки вежливо-назойливо досаждали ему просьбами дать им что-либо очередное новое. Главное, Фред любил свое дело, не мыслил другой жизни, другой профессии. Сотни благодарных писем от внимательных умных читателей. И он старался, трудился, совершенствовался. Чувствовал, что будет писать еще лучше, гораздо лучше, впереди много времени. Быть может, его скромный вклад окажется решающим для возрождения и расцвета серьезного и сложного жанра. Лем, Стэплдон, я не подведу вас!

Затем – диагноз: опухоль в мозге, неоперабельная. В двадцать девять ухудшение умственных способностей стало явным. Отец долго пытался его переубедить, но в итоге согласился и профинансировал прыжок в неизвестность, с мизерными шансами на выживание. Китай, индуцированная кома, гибернация.

Что дальше, как долго он отсутствовал? Фред попытался сформулировать свежие воспоминания связно, в виде текста.

 

Вначале был свет, приносящий ощущение бытия. Внутренний свет сливался с освещением зала, проникавшим сквозь закрытые веки. Мелкие разноцветные искорки стремительно мчались группами по сложным траекториям и бледнели, исчезали далеко-далеко. При каждом резком звуке перед внутренним взором вспыхивали и плавно гасли непонятные пятна и переплетения линий, знаки-иероглифы. "Сколько лет прошло, что я упускаю?"

 

"Как первый черновик приемлемо. Я мыслю", – порадовал себя писатель. – "Значит ли, что я существую?" Фред то ли видел, то ли представлял текст на удивление отчетливо, слово-в-слово. Где, перед "внутренним взором"?..

Зафиксировать его он не мог, в комнате не было никаких письменных или печатных принадлежностей. В углах – стойки с какой-то незнакомой навороченной аппаратурой, на ней сидят и ползают сотни микророботов. Большое светлое окно, кресло-кровать-трансформер и – странный контраст – обшарпанный круглый деревянный стол. Керамический заварной чайник без крышки и два граненых стакана на столе.

Сколько лет прошло? Каждый раз в уме уверенно всплывает четырехзначное число. 2139.

Боль по всему телу вновь прокатилась тяжелой волной и быстро ослабла.

Что было дальше, после пробуждения? Воскрешения?.. "Поднимите ему веки!" Фред видел, как микроботы заползли ему на лицо и выполнили команду. Куратор стоит перед ним. Другие микроботы вытягивают разноцветные проводники из его тела и складывают в кюветы с голубоватой опалесцирующей жидкостью.

Фред видел панораму большого светлого помещения сверху, события запомнились до мельчайших деталей. Глаза его открылись, и несколько секунд он воспринимал всё происходящее в зале странным двойным взором.

Он может прокручивать не тускнеющее воспоминание от начала до конца, пересчитать всех людей в зале, всех крупных роботов, помнит все объекты, которые были в поле его верхнего зрения. Но откуда он знает, что человек перед его телом – куратор? Внетелесный опыт в полном сознании, с открытыми глазами, двойное зрение?.. – Возвращаемся к подозрению о симуляции.

Впрочем, размышлять, в симуляции ты или нет, и не является ли вся наша Вселенная симуляцией изначально – бесполезно. Продвинутая симуляция всегда сможет предоставить любые доказательства, что она не симуляция.

Есть и простой, неприяный, вполне реалистичный вариант: он – сумасшедший писатель, думающий, что он – писатель. И это единственный островок истины в болоте безумия.

 

* * *

– Фредерик, зачем вы всё усложняете, мучаете себя мрачными фантазиями. В комнату тихо вошел куратор – уже знакомый Фреду худой пожилой мужчина в белой одежде.

– Ваш фокус с фикусом не удался, потому что обращаться надо не к объектам, а к смартвизору. Смотрите! – куратор перевел взгляд на потолок, сделал еле заметный непонятный жест пальцами – фикус и пейзаж за окном исчезли.

Удивленный Фред подошел к бывшему окну. Ровная матово-белая поверхность, глубина ниши с подоконником оказалась меньше пяти сантиметров.

– Обычный монитор, – улыбнулся куратор. – Впрочем, большой монитор – это и есть настоящее окно в жизнь! Гораздо лучше, чем статичный пейзаж за реальным окном. Впрочем, молодежь уже считает мониторы устаревающим излишеством – эпоха нейровидения! Извините, я забегаю вперед и в стороны. Меня зовут Олаф Гвюдмюндссон. Можно просто Олаф или просто "куратор". Есть много хороших новостей: вас успешно разморозили, удалили опухоль, рак сейчас вообще не проблема, и – главное – удаленную часть мозга заменили нейроимплантом. Самая передовая разработка, такой мощный и компактный пока в единственном экземпляре. Он прижился и прекрасно коммуницирует с мозгом. Так что гордитесь – вы самый уникальный отморозок в истории человечества!

Всё остальное, что сбивает с толку и тревожит вас – лишь следствия. Некоторую информацию записали в имплант при тестировании in vivo. Помните "Профессию" Азимова?.. – Добро пожаловать!

Поэтому, прежде чем вы открыли глаза в новой жизни, вы уже знали мой облик, и что я – куратор. Во время пробуждения к вашему импланту подключили верхнюю камеру, чтобы вы запомнили торжественный момент своего воскресения в полноте, увидели своими глазами всю картину. Впрочем, слово "своими" здесь неуместно. Но вы поняли. Приятно вот так поговорить напрямую, без посредников, правда? Оптимус назначил куратором меня потому, в том числе, что я знаю хорошо русский язык. Я тоже долго жил в России. Глобальный инглиш сильно оптимизировался, похож на эсперанто, без переводчика мы не понимали бы друг друга.

Как историк, начну с важных дат. Но вообще-то я больше психолог. 2139. Видите, помните? Не сомневайтесь, новое восприятие вас не подводит. Сейчас 2139-й год. Ваш возраст формально – 144 года, реально – 29 лет. Мне – 68. Такая получается у нас разница в возрасте. Интересная история, правда?

Как психолог я постараюсь сделать вашу адаптацию максимально комфортной. За-кадычными дружбанами мы вряд ли станем, разность темпераментов. И вот вам аутентичная древняя мебель! – кивнул он на стол. Размышляйте, наслаждайтесь, отдыхайте! И куратор, неожиданно для Фреда, вышел стремительно, почти убежал из комнаты.

 

По-русски куратор говорил действительно неплохо, если не обращать внимания на редкие ошибки и смешение стилей.

Позже Фред подытожил для себя, что Олаф часто и неожиданно переключается между тремя доминантами. Изредка он мог вести душевные добрые беседы – про ушедшее прошлое, про литературу, о смысле жизни, о творчестве. Иногда принимался с пафосной театральностью нахваливать дивный новый мир.

Изредка, в плохом настроении, он говорил обо всём с тонким сарказмом и пренебрежением, прятавшимися за риторикой и софизмами. В том числе о поведении Фреда. С таким человеком действительно трудно стать "за-кадычным" другом.

Во время перехода между второй и третьей жизнью, когда Фред лихорадочно просчитывал способы покалечить или убить Олафа – параллельно с жестоким замыслом у него было ясное и грустное понимание, что куратор Олаф, несмотря ни на что, оказался единственным близким человеком и лучшим собеседником в двойственном и неуютном новом мире. По крайней мере, он старался помочь и не обманывал Фреда.

 

***

Прошло три дня. Фред сидел в дальней безлюдной части парка и медитировал. Или размышлял, но непривычным для него способом.

Полчаса назад тупая боль неожиданно принялась гулять волнами по всему телу. Быстро примчались медроботы, подключились, как стая огромных комаров, к его микротрубкам-проводникам, что-то втянули в себя и проанализировали, что-то впрыснули и через минуту стремительно улетели. Боль вскоре утихла.

Смартвизор объяснил процедуру скупыми словами, зато с множеством сложных динамичных изображений. Фред всё зафиксировал (он не переставал удивляться своей обновившейся цепкой памяти) и отложил на потом, в растущий пул новой информации, чтобы разобраться, что он просто помнит, а что понимает.

Сейчас Фред пытался понять оптимус. Или Оптимус с большой буквы? Возможно, он – почти Господь Бог, ключ к пониманию нового состояния мира, объяснение всего. Или, наоборот, такая же банальность, как интернет? В происхождении его нет никакой тайны. Сеть суперкомпьютеров, гигантский глобальный единый разум. Не всесильный, не универсальный, но естественным образом, при всеобщем одобрении получивший значительную часть реальной власти. Притянувший финансы и все прочие ресурсы на поддержание и совершенствование себя и всей планетарной системы. Плюс неспешное освоение ближнего космоса, разумеется.

Человеческий мир стал прост снаружи и сложен внутри – так и строятся интерфейсы пользователей. Никакие терминаторы не торопятся нас уничтожать. "Зря сирот не обижай, береги патроны". Идеальный супербюрократ, слуга народа. Возможно, он считает оптимальной игру с положительной суммой из чувства самосохранения. ("Из чувства"? Какие чувства, "из мысли"?..) Может быть, оптимус подозревает, что у человечества хватило ума создать тайный выключатель...

При манипуляции сложными мыслеобразами Фред начинал слышать у себя в голове голоса двух смартвизоров – его собственного и куратора. И, реже, голос самого Олафа. Поначалу Фред испугался и категорически противился такой шизофрении. Но вся троица вежливо и твердо настаивала на прогрессивном способе коммуникации. Фред смирился, и сейчас чувствовал себя комфортно.

Ненавязчиво и понемногу началась аналогичная тренировка с визуальными образами, всплывающими из ниоткуда. Упражнение обескураживающее, но интересное. Киберпанк.

Еще крохотные микророботы-наушники... Или “внутри-ушники”, “вушники”? Вообще-то они выполняют и много других функций. Ползают и летают лучше любого насекомого... – любого "бионасекомого"?.. (Мысли Фреда спотыкалась и перескакивали. Но ведь интересно!) По команде смартвизора и в соответствии с желаниями и настроением человека наушники перекрывали слуховой проход, либо, наоборот, сидели снаружи и транслировали голоса и музыку, позволяя оставаться в звуковой панораме внешнего мира. И еще масса самых разнообразных мини- и микроботов, пристально изучать их по отдельности и классифицировать нет смысла. "За деревьями не увидите леса", – сказал голос Олафа.

 

Дома Фреда ждала работа над текстами. На столе рядом с чудным сервизом появились стопки бумаги, стаканы заполнились ручками, карандашами и маркерами. Еще трансформер, имитирующий привычный Фреду компьютер-моноблок. И, как родная, идеальная клавиатура. Она удалась со второй попытки, когда куратор лично явился на проектирование. Сперва Фред пытался объяснить словами желаемый звук и сенсорной отклик клавиш.

– Я понял! – объявил Олаф. – Вам важна дятловость клавиатуры.

Через минуту прибыл трансформер с продвинутой 3D панелью. Кисть руки можно было утопить в ней, как в огромном куске ваты, либо, наоборот, островки под кончиками пальцев становились твердыми и оказывали регулируемое сопротивление. Имитация шершавой поверхности, переменная жесткость, имитация разных коэффициентов упругости. “Не надо трудных слов, я вообще гуманитарий!” – взволновался Олаф. – Просто стучите пальцами и думайте “Так!” или “Не так!”. Расслабьте разум и кисти рук. Вообразите клавиатуру своей мечты. Зачем нам технические подробности? Вкалывают роботы, счастлив человек!” Действительно, дело пошло быстро. Через час очередной робот-трансформер привез из техцентра еще теплую (в буквальном смысле) идеальную персональную клавиатуру Фреда. Лучшую в его жизни.

 

* * *

Прошло еще пять дней. Стены в комнате Фреда густо покрылись мониторами – тонкими белыми листами с набросками, цитатами, схемами, справочниками. Большой монитор-псевдоокно тоже пригождался для манипулирования сложным объёмным визуальным контентом. Комната оставалась белой и не отвлекала внимание человека. Когда Фред задумывался, уходил в себя, изображения бледнели. Смартвизор учился понимать хозяина и высвечивать на стенах только нужную в данный момент информацию. Зачем-то перемещать ее в разные части комнаты и возвращать обратно – нелогичному хозяину было удобно и приятно работать таким странным образом. Имплант недвусмысленно считывал и транслировал смартвизору через внешний интерфейс сигналы удовольствия. "Эпоха нейровидения!" – звучал в голове Фреда голос куратора.

Фред ходил по комнате, садился за стол, смотрел на клавиатуру, принтер, старинные милые безделушки, добавившиеся к чайнику и стаканам, разбросанные ручки, карандаши и маркеры, исписанные, исчёрканные, пёстро размеченные листы бумаги. Кажется, он ждал появления новых сюжетов и размышлял о лингвистике, филологии, семиотике с практической точки зрения. Или он предчувствовал доселе не встречавшуюся ему метапроблему?

Он успел уже через волшебное окно и внутреннее видение побывать виртуально везде и всюду – осмотрел старые и новые города в разных масштабах и ракурсах, подводные компьютерные базы, универсальные технические центры (в одном из которых он и пребывал сейчас). Лунные базы, моря и реки на Титане, марсианскую станцию, зоопарк с динозаврами на месте бывшей Сахары. Но цельная картина не складывалась.

Картина... Проблема с текстами. Люди перестали общаться словами за ненадобностью. Нет, не совсем, но речь их ниже уровня восьмилетнего ребенка. Простые короткие фразы. Здравствуй, Эллочка-людоедка! Кажется, в школах дети читают и говорят чуть лучше, но затем навык утрачивается за ненадобностью. Настроение и мысли передаются через нейровизоры смартвизорам, преобразуются в эмодзи – и ленты в сети выглядят, как древнеегипетские росписи, пестрят мелкими картинками.

"Пирсинг". По всему телу и особенно густо в голову внедряются тысячи проводников. Не просто электродов – универсальных проводников-микротрубочек. Что ж, естественная линия развития прогресса. Сначала подобные новости ошарашивают, через день кажутся привычными атрибутами повседневности. Нет слов для описания таких чудес, потому что нет ничего чудесного. Самого Фреда утром и вечером диагностировали, подпитывали и лечили через его проводники. Иногда днём ему на макушку бот-паук спускал кабель и подзаряжал имплант – электричеством, гормонами, нейромедиаторами. "Молекулярный гуманизм!" Нет такого общеупотребительного термина, Олаф – выдумщик. Удивление и восторг в первые дни, шуточка "я смартфон" (сам для себя, посторонним такой юмор не зайдёт) и через неделю процедура становится банальной мелочью жизни.

На Марсе станция функционирует почти полвека, расширяется. Кропотливая работа, шаг за шагом. Сейчас там четыре космонавта и роботы, много – мелких никто не считает. Цветущую яблоню вырастили девять лет назад. Можно развернуть таймлайн по всем стенам комнаты, отметить главные вехи, смотреть фото и видео всех событий общими планами и в деталях. Смартвизор может комментировать вслух, но каждая картинка стоит сотни слов. Объёмные изображения высокого качества завораживают. Если бы вернуться в своё время, рассказать о будущих достижениях... А сейчас они – обычное недавнее прошлое. Все всё знают.

Большинство людей живут в многоэтажках, в компактных комфортных квартирках-ячейках. Интернет, водопровод, пищепроводы – всем, бесплатно. Красивая жизнь аватаров, реальные технические прорывы, кинофантастика, фантазии нейросетей, игры, открытия, суеверия – всё слились в одну новую реальность в виртуальном пространстве.

Умные люди разрознены, общаются больше с компьютерами и в узких группах по интересам. И опять же не словесно, а в основном через нейровизоры с помощью смартвизоров на новых адаптивных семиотических языках, подстраиваемых на выходе индивидуально под каждого человека. Фред начинал понимать, что где-то там он сможет найти адекватных собеседников, но предстоит пройти непростой и, возможно, долгий путь. В итоге придется фактически сменить профессию.

Фантастика в виде текстов неактуальна. Поразительно, как быстро вся литература превратилась в архаику. "Нет, не обманывай себя: ничего удивительного, просто один из закономерных предсказуемых процессов," – сказал Фреду на этот раз его собственный внутренний голос.

 

* * *

– Тук-тук! – На боковом мониторе появился куратор. – Фред, я вижу, у вас творческие проблемы с текстами. Вы страдаете? Хотите поговорить об этом?

– Я страдаю от неизвестности. Вы всю жизнь будете появляться так неожиданно и копаться в моих мозгах?

– Мою жизнь или вашу жизнь? – парировал Олаф бессмысленным контрвопросом и продолжил психотерапию:

– Почему бы вам не попробовать сделать шаг в другую степь? Создайте художественный фильм. Это просто! Давайте поработаем вместе!!!

На большом мониторе появилась величественная панорама звёздного неба, зазвучала музыка Баха. Огромный сложносоставной космический корабль выдвинулся в комнату на Фреда. Затем в кадр ворвался гигантский радужный единорог со своим набором веселеньких схематичных звёздочек и принялся крушить корабль копытами.

– Это вот всё что?! – от изумления Фред чуть не разучился говорить.

– Это стандартная заготовка кинофильма. Если вы не начнёте придумывать сюжет, скоро другие персонажи в кадр подтянутся. Сюжетная линия станет размытой. Давайте же!

– Вы издеваетесь? Придумывать сюжет, когда в глаза лезет такая мешанина?

– Ну как хотите... Нет, друг мой, я ни капельки не издеваюсь, лишь немного шучу. Не желаете делать фильм – напишите автобиографию, – посоветовал Олаф. – Писателю, наверное, приятно писать о писателе – будете ощущать себя при этом писателем.

Куратор исчез, не прощаясь.

Предложение имело некоторый здравый смысл, хотя скрывалась в нём и горькая ирония. Написать про себя для себя – такой подход явно не решал фундаментальную проблему Фреда в непривычном новом мире. Придётся искать нетривиальные решения.

 

* * *

Прошло еще семь дней. Фред вернулся из опостылевшего парка и ходил по комнате из угла в угол в мрачном расположении духа. Жизнь проста и якобы прекрасна, но он потерял все ориентиры и точки опоры.

" Эпоха нейро-биоинтерфейсов! Эпоха семиотики! Эпоха молекулярного гуманизма!" – пафосно возглашал куратор Олаф в памяти Фреда, как конферансье на арене цирка.

Оказывается, в совершенном мире человеку совершенно нечего делать, по крайней мере в обязательном порядке. И большинство вполне довольно таким положением дел. Или "положением безделья"?.. "К старости я тоже разучусь нормально говорить и понимать сложные тексты? Или раньше?!" – вообразил с ужасом Фред.

Внезапно вошел куратор и без предисловий перешел в наступление:

– Я внимательно прочел ваши мысли. Объясняю вам экспертно, как психолог несчастливому попаданцу. Вы пытаетесь уловить современный мир в сеть привычных слов. Благородная затея! Но способы описания и коммуникации изменились, вы уже освоили новые, зачем себя так мучить? Не хотите ли для начала просто пожить, без текстов и философских терзаний? Не хватайтесь, как ребенок, за всё и сразу. Просто наслаждайтесь. Почитывайте старые книжки, если угодно. Вы зациклились на своём писательстве. Литературщина, плетение словес, громоздкие жанры с вымышленными героями...

Куратор, кажется, не понимал, в какую больную точку ударил. Фред нахмурился и сжал кулаки. Проницательный Олаф, не прощаясь, с лёгкой вежливой улыбочкой попытался просочиться мимо Фреда к выходу, но писатель несколькими тычками в грудь загнал психолога в дальний угол.

– Слушай, ты, скользкий червяк!

Фред не собирался останавливаться, просто сделал паузу. Он ждал реакции Олафа и готовился продолжить словесное избиение с ответным цинизмом, с максимальным красноречием и убедительностью. Параллельно воображение подсказывало, что куратора, конечно же, не дадут в обиду. Стая мелких тварей уже крадётся, приближается, сейчас набросится и вколет разбуянившемуся психу транквилизатор.

– Великолепно! – к удивлению Фреда воскликнул куратор, глядя на подопечного выпучившимися глазами, то ли с ужасом, то ли действительно с восхищением. – Какие яркие человеческие эмоции! Потерпите чуть-чуть, скоро вы узнаете много нового – грядут перемены! Вы потрясающий человек!

Слова куратора озадачили и сбили с толку Фреда. Агрессия угасала, он почувствовал стыд за свою чрезмерную вспышку гнева.

– Потрясающий комплекс эмоций!

Последние слова куратор произносил уже в дверях, ловко проскользнув-таки мимо озадаченного Фреда. Звук трансформера, стремительно уносившего пассажира по гулкому коридору, затих вдали.

Фред не успел погрузиться в рефлексию – Олаф неожиданно вернулся через минуту, столь же стремительно.

–Я забыл самое главное! Зовите свой трансформер, помчались – такое зрелище не каждый год бывает! Оно же – слушалище и аудилище.

Странный день продолжался.

 

"Театральный бинокль!" – Каталка Олафа тонким длинным манипулятором протянула Фреду прозрачную пластину. Боты на плечах Фреда ловко перехватили гаджет и разместили перед лицом хозяина.

Фред мысленно поиграл зумом – работает. За полмесяца он освоился настолько, что собственные сложные и тягостные размышления совсем не мешали ему параллельно управлять окружающими объектами.

"Со второго этажа прекрасный обзор". Стеклянный лифт, ещё один длинный коридор, и в просторном холле огромное настоящее распахнутое окно.

Процессия медленно приближалась под звуки похоронного марша. Впереди на платформе – непонятное вертикальное сооружение. Фред разглядел погребальные венки с эпитафиями на эмодзи, инглише и китайском. Сзади – странный духовой оркестр. Никто никого не мучил, музыкантам явно нравилось происходящее, но всё-таки невольно вспоминался “Музыкальный ад” Босха. Оркестранты катились в креслах-трансформерах с большими задними колёсами и маленькими передними, как у старинных инвалидных колясок. Только высокий широкоплечий трубач во главе оркестра и барабанщик в конце процессии шли пешком.

– Представляете, сколько весит бас-геликон? – сказал куратор, опережая мысли Фреда.

К коляскам прицепились в разных позах дополнительные трансформеры, поддерживающие музыкальные инструменты. Миниботы, закрепившиеся на самих инструментах, контролировали правильность комбинаций и своевременное нажатие клапанов. Некоторые участники оркестра явно не были музыкантами, они лишь формально, слегка прикасались к сверкающей латуни неловкими пальцами, не мешая ботам музицировать. Другие играли по-настоящему, по крайней мере старались: трансформеры держали перед ними партитуры, миниботы контролировали их пальцы легкими нажатиями и блокировками, перехватывая инициативу только в сложных пассажах.

Подачу воздуха осуществляли наиболее босхианского вида боты-трансформеры. Их мешки, как у волынок, надувались и опадали, подобно огромным жабам. Звучал траурный марш узнаваемо, но странно.

– Вот такой перформанс, с душой и смыслом, – прокомментировал Олаф. – Этот компьютер спас сотни людей, просчитав траекторию падения метеорита на город. Грех не отдать дань уважения. Но теперь он устарел безнадёжно, пора на покой. Видите, креативная публика не унывает, развлекается не только в виртуале. И вы не скучайте, присоединяйтесь! Ну ладно, дорогу домой найдёте. – Куратор как обычно, не прощаясь, умчался по своим делам.

 

* * *

Тускнеющее оранжевое освещение в комнате изобразило закат. Информационный пейзаж в голове Фреда растворился, сменился необычной тишиной и пустотой. Смартвизор не проявлял никакой активности. На большом мониторе появился текст, лаконично оформленный под старину, в китайском стиле:

 

"Лучший правитель тот, о делах которого народ говорит: "Это случилось с нами само собой". Он следует естественности.

Управляя страной, совершенномудрый делает сердца подданных пустыми, а желудки полными.

Его управление ослабляет их волю и укрепляет их кости. Оно постоянно стремится к тому, чтобы у народа не было знаний и страстей, а имеющие знания не смели бы действовать.

Знание – лишь миф, отвлекающий народ от его основных занятий".

 

Фред удивился и осторожно обрадовался. Маленький словесный подарок из ниоткуда, дающий пищу для размышлений. Возможно, однажды объявится отправитель...

"Оптимус похож на мудрого правителя из Дао дэ Дзин? Об этом я подумаю завтра", – решил Фред и лёг спать. Медицинские роботы столпились вокруг него, больше чем обычно, и колдовали до самого утра, дольше чем обычно. Это была последняя ночь Фреда в белой комнате.

"Он готов", – передали куратору.

 

* * *

Очнувшись, Фред обнаружил себя намертво застрявшим в какой-то липкой слизи. Сознание было абсолютно ясным, зрение немного затуманено. В темноте он различал большое, неправильной формы пространство, заполненное громоздкой непонятной техникой, закрепившейся на каменистых стенах, ползающей по строительным лесам. Повсюду мириады мелких огоньков дрожат и мерцают неверным светом. В пятидесяти метрах видна уходящая вверх вертикальная шахта.

Оглядеться как следует не удавалось – голова была прочно зафиксирована.

Куратор полулежал на трансформере прямо перед ним и заслонял часть пейзажа.

– Вы проснулись, сударь, замечательно! – вежливо улыбнулся Олаф и принял вертикальное положение. – У вас снова есть великолепный шанс поиграть в прятки со смертью. Прожить еще одну – третью жизнь! Самую необычную, передовую и разнообразную.

– Что происходит, где мы?!

– В надёжном месте, не волнуйтесь понапрасну, всё под контролем! То, что я расскажу прямо сейчас, сурово и без увиливаний, вам не понравится. Но дальше будут хорошие новости.

Обнаружилось несколько фатальных медицинских проблем. Последствия той варварской заморозки. Устранить их не удаётся, весь ваш организм медленно разрушается. Никто не виноват, таков был уровень технологий.

Куратор сделал паузу.

– Сколько мне осталось жить? – спросил Фред, быстро обдумав сказанное. Царапающий душу дикий страх странным образом не мешал спокойствию и любопытству. Вероятно, Фред не был до конца уверен ни в словах Олафа, ни в реальности происходящего. Если обычные люди переживают яркие сны как реальность, мало ли какой фокус может учудить его гибридное сознание.

– Помилуйте, друг мой, ваша жизнь, строго говоря, не прервется ни на мгновение. Всё железо вокруг вас – единый гибридный суперкомпьютер, ваша новая обитель. Наоборот, радуйтесь – ваше сознание и возможности восприятия значительно расширятся. Вы ничего не потеряете, кроме тела. К сожалению, процесс копирования разрушающий, так что тело и мозг сохранить нет возможности. Да и ни к чему. Зато вы сможете поприсутствовать – заочно, но в полном сознании – на похоронах своего биологического тела. Интересная перспектива, правда? Только не обижайтесь, если я говорю лишнее. Понимаю, вы сейчас переживаете трудный период.

– Уничтожить меня... моё тело, не спросив меня, вот так просто?! – удивился Фред. – Может быть ты не Олаф, а Иуда?

Фред ожидал, что Олаф театрально изобразит оскорбленную невинность или начнет пафосно оправдываться, со своими вечными софизмами. Но нет, куратор закрыл глаза на несколько секунд и затем продолжил объяснения спокойным тоном, с большей сухостью и офицальностью, за которыми, вероятно, таилась обычная человеческая обида.

– Фред, во-первых, решаю не я. Оптимус не ошибается. Моя возможность предупредить вас заранее была ограничена сверху, системой, важными обстоятельствами.

– Значит, в дивном новом мире можно вот так просто превратить человека в подопытного кролика? Без моего согласия?

– Вы ошибочно считаете себя человеком, – возразил куратор и поёжился, поняв, как бестактно звучит его поспешное заявление. – Строго говоря, то, что вы не человек, выяснилось не сразу. К тому же лично я безусловно считаю вас человеком, – торопливо продолжал он, немного путаясь.

Итак, я прямо объясню кажущееся ущемление ваших прав. Поверьте, мне горько говорить... Проблема в том, что ваш имплант взял на себя намного больше половины суммарной производительности комбинированного мозга. Юридически, человек остаётся таковым, если протез выполняет не более десяти процентов функций и мощности мозга. Простите, я путаюсь в терминах, в символьном виде было бы яснее, но сейчас нельзя вторгаться, идёт копирование... Такие протезы ставят при инсультах, обычно снаружи, но гораздо меньшей производительности. Ваш случай уникальный, самая передовая разработка. Я отвлекся, простите, сейчас не важно.

Формально вы не человек. И не робот, не биоробот, не андроид – вы не попадаете ни в одну из этих категорий. Вы гибрид импланта-компьютера и медленно гибнущего человека.

Лично я считаю вас человеком, безусловно. Моя провокация, когда вы буквально загнали меня в угол и прижали к стенке, как раз демонстрирует, что ваша личность, ваш характер сохранился в полноте и свойственной человеку противоречивости, с переменами настроений.

Фред пытался понять, искренен ли сейчас Олаф, или озвучивает подготовленный текст. Впрочем, заранее продумать, что будешь говорить в сложной ситуации, не зазорно. Следующее заявление куратора быстро отвлекло Фреда от мелких частностей.

– Старайтесь сейчас не зацикливаться на негативном. Попытайтесь мыслить максимально широко, иначе проверка копии и коррекция отклонений затянутся надолго. Нужна идеальная копия. Вон, ваш дубликат такое сейчас строчит...

– Мой дубликат?! Ты... Вы вообще о чём? – изумился Фред.

– Ваш небольшой неполный дубликат. Что вас так сильно удивляет и тревожит? Частичная фрагментарная копия. Вы же не думаете, что полное копирование человеческого сознания можно успешно сделать с первого раза? Технологии отрабатываются постепенно, на небольших образцах. С вас сделали несколько пробных дубликатов, неразрушающим методом, разумеется, и изучили результаты.

Скопировать фактологическую и ассоциативную память не проблема. Такой дубликат не осознает себя как личность, но формально правильно отвечает на задаваемые вопросы, как оригинал. Получается эдакий вариант китайской комнаты Сёрла.

Один из последних дублей унаследовал, отчасти, ваши писательские стремления. Про талант судить рано, поэтому мы его не выключили. Больших мощностей не требуется, есть не просит, работает. Не клон, дубликат, понимаете? Его личность крайне ограничена, он мало задумывается о себе, о внешнем мире, он только черпает информацию из сети и пишет, пишет... И, кажется, доволен собой. Взял псевдоним "Полиграф Полиграфович", сейчас заканчивает "Повесть о настоящем человеке".

– Вроде бы "Повесть о настоящем человеке" написал Борис Полевой, – аккуратно спросил Фред. Ему казалось, что Олаф его троллит, хотя в сложившейся ситуации было бы дико.

– Так та про Маресьева, а новая повесть про Иосифа Сталина.

Фреда передернуло от негодования:

– Интересно, а делать такие ублюдочные копии с человека… с меня… Это никак не нарушает, не знаю, нормы авторского права, что ли?

Конец косноязычного вопроса прозвучал тихо и безнадежно, Фред приблизительно представлял ответ.

– Допустим, вас сфотографировали без разрешения. Результаты вам не понравились, их уничтожили. Какие проблемы? Вы же не думаете, как дикарь, что в изображение перешла часть вашей души? Вы ничего не теряете. А сейчас нам важно получить полную адекватную копию, вот наша главная задача. Будете жить и радоваться. Вы мне еще спасибо скажете!

Фред промолчал.

– И здесь начинается самое интересное! – театрально-заговорщическим тоном объявил куратор. – Сейчас ненадолго вы окажетесь в темноте, не пугайтесь, я переключу вас на обозрение другого проекта.

Зрение Фреда сузилось, погасло, затем он увидел помещение, густо заставленное по периметру аппаратурой и с вездесущими снующими роботами всех размеров. В середине зала три человека упражнялись на спортивных тренажерах.

– Здравствуйте, меня зовут София. Мне очень приятно видеть вас. Мне очень приятно познакомиться с вами.

Молодая стройная женщина сошла с беговой дорожки, медленно сделала три шага в сторону камеры, теперь Фред видел крупным планом её лицо и грудь.

– Не придавайте значения словам, – сказал Олаф Фреду. – София, покажите, пожалуйста, эмоции!

– Радость. Удивление. Печаль. Гнев. Растерянность. Гордость. Нежность. Благодарность. Смущение.

После каждого слова мимика Софии выразительно менялась, похоже, она была талантливой опытной актрисой.

– Это люди с удалённым кортексом, – начал объяснение Олаф. – Уж не знаю, надо ли отвлекаться и сразу сказать очевидное, что не было никакого насилия и вивисекции, никто их не убивал. Все трое погибли в катастрофах естественным образом. Они заранее дали согласие, чтобы их тела послужили прогрессу после смерти. Перспектива, на мой взгляд, ничем не хуже кремации, я вот тоже размышляю… В дальнейшем безмозглые тела, вероятно, начнут выращивать на родильных фабриках полного цикла – вот тогда действительно возникнут этические проблемы.

Фред разглядел к тому времени, что у всех троих отсутствует свод черепа. Толстые жгуты проводников уходили от головы вверх, в полумрак, к каким-то черным ящикам на подвижных платформах.

– Да, внешнее управление, – прокомментировал Олаф, прочитав мысли Фреда и вернув его биологическое зрение. – Но двигательные функции, разумеется, в связке со спинным мозгом, и центральная часть головного сохранены.

Короче, друг мой, вам недолго быть запертым в суперкомпьютере. Уже есть первый полный имплант кортекса, размером в полтора раза больше биомозга, будет выпирать немного вверх. Но вы поняли, Фред? – через полгода вас перекачают из суперкомпа в имплант, встроят в голову и вы получите новое здоровое сильное тело! Фантастика стала реальностью! Вы же хотите быть первопроходцем?! А пока смотрите, какой тут мощный квантовый компьютер в комплекте! Пенроуз бы лопнул от зависти – у вас как бонус появится способность сверхчеловеческого мышления!

А сейчас, главное, оставайтесь с нами, мыслите широко и свободно, позитивно! Мучиться в прежнем теле вам осталось меньше двух суток. Перекачка закончится раньше, уже сейчас параллельно начинается самый важный процесс – проверка целостности информации. Эмоции, ассоциативная память, характер – это вам не два байта переслать, фантасты-олдскульщики! Получить полную, адекватную копию, весь спектр проявлений разума – задача чрезвычайно нетривиальная.

Через неделю мы с вами посмотрим и обсудим, останутся ли у вас яркие воспоминания о текущей неприятной процедуре. Или они уйдут вглубь, и мы будем наслаждаться сиянием вашего нового, чистого, совершенного разума. Какие заманчивые перспективы! Я бы на вашем месте...

Фред (или кто-он-был-теперь) ощущал себя в филиале ада на земле, точнее, под землей. Обнаружилось много интересного, и он перестал поддерживать диалог с Олафом, удивляться, ужасаться. Не от нервного истощения – наоборот, сейчас Фред-человек составлял единое целое со своим частичным alter ego в суперкомпьютере, и тот хладнокровно оказывал ему мощную моральную поддержку, как бы странно это ни звучало.

Восприятие неимоверно расширилось. Фред посмотрел на свое тело глазами лёгкого дрона-омнивизора, над которым беспрепятственно взял контроль. С разных точек зрения, под разными углами, собрал полную картину всех близких объектов.

Над головой Фреда висел огромный массив аппаратуры, в форме перевернутой пирамиды. Бесчисленные микропроводники сходились толстыми жгутами внутрь вскрытой черепной коробки.

Всюду летали, ползали, карабкались неживые агрегаты странного вида и всевозможных размеров. В уме Фреда неожиданно всплыл гоголевский "Вий". Вот бы прокричал петух, и все эти твари... Параллельно вспомнилось "Приглашение на казнь" – Фред ощутил себя набоковским героем: Олаф – палач, разыгрывающий дружелюбие и участие, немыслимая насильственная процедура – то ли жизнь, то ли... Промчался кролик из "Алисы": "Ах, мои бедные лапки! Ой, мои ушки и усики! Она отрубит мне голову..." И еще Фред успел узнать, что биографии и обстоятельства гибели троих людей, чьи движущиеся останки показал ему куратор, тщательно засекречены.

"Вот в чём вопрос: смириться ль под ударами судьбы, иль надо оказать сопротивление?"

“Моя личность и литературные склонности сохранились, – подумал Фред, то ли с удовольствием, то ли отстраненно и объективно. – Я до сих пор писатель”. Параллельно Фред-в-суперкомпьютере просчитывал агрессивные варианты. Если дрон-омнивизор разогнать и швырнуть в лицо Олафу, или ударить чуть ниже шеи, весьма вероятно удастся скинуть его с платформы, импульс дрона достаточный. Нет, в более полной модели срабатывает защита, дрон останавливается в полуметре от куратора.

Фред без эмоций разыгрывал скрытую сложную партию. Нелепая месть не была его настоящей целью. Он наблюдал, как крамольные мысли прокручивались в дальних уголках сознания, и параллельно следил за реакцией окружения. Утекает ли его тихая глубинная активность вовне, насколько детально за ним способны следить? Могут ли его блокировать?

– Фред, умоляю вас, не отвлекайтесь, оставайтесь с нами! Жизнь продолжается! Вы на грани двух миров, сейчас самая важная часть процесса, иначе не будет цельности образа!.. – суета куратора звучала где-то далеко, на задворках сознания.

Фред взял под контроль тяжелый рабочий дрон из дальней зоны и начал медленно подводить его к себе и Олафу. Защита сработает на расстоянии около десяти метров. Ладно, сыграем в два хода.

Омнивизор под полным контролем Фреда передал тяжелому дрону ложные сообщения и экстренный приказ: “Человек в смертельной опасности. Кабель высокого напряжения соприкасается с головой. Немедленно устранить контакт!”

Тяжёлый дрон метнулся к Фреду, обхватил манипуляторами сноп проводников и потащил вверх. Сработала тревога, дрон блокировали, но непоправимое произошло.

Фред с гибельным восторгом успел увидеть, как имплант выходит из черепа вместе с кабелями. Толстые жгуты распадались на отдельные волокна. Сочились и капали жидкости, с тихим шипением траурным салютом пробегали разноцветные искорки.

Мертвые глаза Фреда смотрели в лицо куратора. Олаф застыл в ужасе. Микроботы облепили густой стаей голову, бесполезно копошились по краям черепа и внутри, пытаясь остановить струйки крови, восстановить контакт...

И наступила тьма.