Оксана Алексеева

Профессор

Профессор Густав Кох был очень занятым человеком. Утром его ожидали в университете обожатели-студенты, вечером он с нетерпением летел в любимую клинику. Его детище под названием «Медицинский центр психических расстройств и патологий» олицетворяло собой все, чего он в жизни достиг - неоспоримое лидерство в психиатрии и непогрешимую репутацию. Здание центра, состоящее из восьмидесяти этажей серого мрамора и сверкающее затемненными стеклами из особого сплава, было венцом творения самого искусного архитектора современности. Кох мог с закрытыми глазами пройти по каждому коридору и найти любую палату. Он знал в лицо всех медицинских сестер и даже уборщиков. От его придирчивого взгляда не могла ускользнуть ни единая деталь, вплоть до невовремя убранной мусорной корзины. Впрочем, это было лишнее – всего-то привычка перфекциониста. «Совершенство во всем!» – любил повторять профессор своим студентам. Пожалуй, этим он бросал вызов самой Системе, которая и представляла собой то, к чему так стремился Кох.

С недавних пор Система, как самая совершенная программа, заботилась о своих гражданах при помощи датчиков, вживляемых массово всем взрослым и детям с рождения. Здоровье, самочувствие, состояние банковского счета, мысли и желания – все сигналы поступали в Систему, анализировались и преобразовывались в рейтинг гражданина. Остальное оседало в медицинских картах. Именно такие электронные карты и держал каждый вечер в руках Густав Кох, обходя свои владения. В эти моменты он ощущал некоторое превосходство. Система, запущенная в тестовом режиме, пока не могла обойтись без знатока человеческих душ, направляя проблемных граждан к нему на лечение. То, что пока было не под силу ей, мог исправить знаменитый Густав Кох. Он был светилом науки и сам знал это, мысленно называя себя кризисным менеджером в том Раю, который успешно осуществлялся Системой для счастливого и гармонично развивающегося гендерного общества.

Густав еще помнил то время, когда в качестве оплаты использовалась бумага, а преступность и взаимная ненависть зашкаливали. Права и свободы нарушались с той же легкостью, с какой сейчас программа вычисляла внутренний, еще даже не сформировавшийся импульс и отправляла предупреждающие сигналы в соответствующие структуры. Разработчики называли эту всемирную программу «мягкой силой», убедительно доказав, что она никоим образом не нарушает права и свободы, а даже наоборот, является их залогом. И профессор Кох был с этим совершенно согласен. Он много прожил и ему было с чем сравнивать. Более того, планировал жить еще столько же, наслаждаясь всеми достижениями медицины и науки.

Сегодня и лекция намечалась как раз на эту тему. Кох хитро зажмурился, он любил подразнить студентов актуальными и неоднозначными дискуссиями.

Пригладив перед зеркалом благородную седину, профессор вошел в аудиторию и сел в широкое кресло. Вся студенческая братия была уже на связи и, как всегда, встречала любимого педагога стоя и бурными овациями. Лекция проходила дистанционно, но непременно сопровождалась спорами и выкриками с места – Густав одобрял неформальное общение во время урока. Улыбаясь, он объявил:

– «Дефекты сознания и их взаимосвязь… с терроризмом!»

Студенты громко зашептались, делясь эмоциями и формулируя вопросы. Тема была, конечно, самая что ни на есть злободневная. Несмотря на всевластие и доказанную эффективность новой Системы, террористические акты происходили регулярно. Взрывались центры эмбриологии и банки. Кто-то стремился посеять страх и сомнение у простых обывателей. Но главное – подорвать основанные на идеалах демократии гендерные права. Террористы разбрасывали свои жалкие листовки по городам с гомофобными призывами «Женщины должны быть женщинами, а мужчины – мужчинами!» Как будто и не было за последние семьдесят лет величайшего прорыва в умах и обществе по расширению гендерных рамок.

– Итак, поговорим о дефектах сознания. Разве можем мы забыть великую борьбу феминизма с шовинизмом? – начал вкрадчиво профессор. – Трансгендеров с мучившими их веками ортодоксами? Еще сто лет назад Гендерная дисфория и гомосексуализм считались психическими расстройствами. Это было позорное пятно на всей психиатрической науке. Обществом управляли закостенелые, твердолобые гомофобы…

Густав Кох поймал любимую волну. Он любил рассказывать о былых временах и одержанных победах. Тем более, что в эту победу он вложил немало сил и считал по праву своей собственной тоже. С большим удовольствием рассказывал, как будучи студентом маршировал под разноцветным флагом любви и терпимости.

– Свобода самоопределения и другие общечеловеческие права, дарованные нам демократией и находящиеся под защитой Системы – это главная заслуга обновленного человечества! Дефект сознания – невозможность или нежелание объективно оценивать свои и чужие действия. Нежелание освободить свое сознание и принять чужую свободу. Это крайне опасная патология, приводящая к агрессивно-разрушительным действиям в отношении гендерно равного, свободного и совершенного общества. Но медицина может помочь и даже обязана это делать! Хочу вам рассказать, что совсем недавно в мою клинику поступила пациентка… Кхм… Да, да, прямиком из тюрьмы. Достоверно известно, что она состоит в террористической организации и даже принимала непосредственное участие в организации взрыва в Новом Орлеане.

Студенты возмущенно гудели и уже пытались выкрикивать с места.

– Спокойно. Скоро вы сможете задать вопросы… А сейчас я хотел бы вас спросить. Как вы считаете, может ли насилие стать правомерным ответом на террор?

На экранах перешептывались растерянные лица.

Кох торжествующе смотрел поверх стареньких и очень дорогих ретро-очков.

– Ну конечно же нет! – засмеялся реакции ошарашенных слушателей. – Помните, будущие психотерапевты! Только убеждение! Только добровольное согласие и гуманизм. И в подтверждение своих слов я через неделю верну обществу нового человека в лице этой бывшей преступницы.

– Но как? Как, профессор?! – не выдержал один из студентов.

– Ах, Кло… Вы всегда были нетерпеливой… После анализа итогов я предоставлю вам записи для ознакомления. И этот вопрос будет в тесте!

И, довольный произведенным эффектом, откинулся на спинку кресла.

– Продолжаем лекцию. Теперь обсуждение и вопросы.

 

Женщина была пристегнута к кровати мягкими ремнями. Мера была совсем не лишней. Уже несколько раз она пыталась вырваться во время кормления, в результате чего была переведена на внутривенное питание. Всклокоченные с проседью коротко стриженные волосы и глубокие морщинки на лбу говорили о том, что она никогда не пользовалась омолаживающими модификациями. Глупость, конечно, особенно для женщины, но и такие странности случались. А вот отсутствие чипа, подключенного к Системе… Это было серьезно. Официально считалось, что все граждане прошли «регистрацию». Но некоторые, по всей видимости, решили избежать этой процедуры. Профессор покачал головой, глядя на несчастную жертву агрессивной пропаганды.

– Как вы себя чувствуете? – участливо поинтересовался он, водя пальцем по экрану мед карты.

Женщина сжала губы. Но глаза выдавали страх.

Густав назначал ей дополнительные витамины и успокоительное.

– Если вы и дальше будете отказываться говорить, я не смогу вам помочь. Даже не так… Я все равно буду помогать, но не так эффективно, как мог бы.

Профессору было искренне жаль ее – эту жертву закостенелого сознания.

– Ну что ж… – продолжал Густав. – Кстати, вы отчего-то совсем не интересуетесь судьбой своего сына…

Пациентка дернулась.

– Как? Он тоже у вас?!... – голос показался хриплым и даже простуженным.

– Нет, ну что вы! Что ему здесь делать… С ним, в отличие от вас, все в порядке и в моей помощи он не нуждается. Прекрасный мальчик! Сейчас его готовят к усыновлению.

– Усыновлению?! Нет! Вы не имеете права!

Профессор сел на краешек кровати.

– Что с вами происходит, Маргарет? Вы слышите себя со стороны?

Разве вы не любите своего сына?

– О чем вы мне говорите?! Я должна радоваться, что у меня отбирают ребенка??

– Маргарет, это для вашего же блага. Это слишком тяжелая ноша для вас. Может быть, когда вы подлечитесь…

– Это вы все – психи! Вы все!!! Отпустите меня!

Женщина билась в истерике на кровати, выворачивая стянутые руки. Густав участливо гладил ее по голове.

– Бедная! Бедное дитя… Вашему ребенку подобрали замечательную семью. Его будущие родители прошли всестороннюю проверку – супруги Том и Стив смогут дать ему прекрасное воспитание и образование. И любовь, конечно! У меня самого, признаться, есть приемный сын. Моего милого Маркоса тоже когда-то изъяли из нетолерантной и невежественной семьи. И я очень благодарен службе опеки за эти своевременные меры. Счастье моего сына – самое главное для меня!

Маргарет, извернувшись, выла в подушку.

– Дорогая, вы не должны быть такой эгоисткой! Вам следовало бы подумать о благополучии ребенка. Что он видел рядом с вами? Где он растет? Морально разложившиеся личности, грязь и нищета. Вы хотя бы где-то прожили больше трех месяцев? Вашему сыну нужен дом. У него есть биологический отец?

Женщина замолчала.

– Вот видите… Неполная семья. Что из него получится?

– У него есть семья! Это – я! – закричала Маргарет.

Профессор вытер ее лицо от грязи и соплей. Бросил салфетку в контейнер и встал.

– Какая же вы ему семья, если даже не знали о том, что творится в его душе? У него дисфория, а вы даже не интересовались, как ему помочь?!

– К…к…какая еще дисфория? О чем вы говорите?

– Нда-с, милочка. Очень прискорбно такое отношение к здоровью собственного ребенка!

– Что?!

– Но все теперь будет хорошо. Специалисты обследовали его, и он уже получает необходимые препараты. А в скором времени будет проведена и операция.

– Операция?.. – прошептала женщина. – Он совершенно здоровый мальчик… Какая операция?

– По смене пола, конечно! Как же вы, биологическая мать, не заметили, что ваш сын вовсе не сын, а дочь!

– Господи… С чего вы решили?? Вы не имеете права! Не смейте калечить ребенка!

– Фу, как некрасиво вы себя ведете… Никто бы никогда не стал, как вы выражаетесь, «калечить» ребенка! Уж поверьте мне, врачу. Высококвалифицированные специалисты провели все возможные тесты, и результаты однозначны. Но даже и в этом случае всегда решающим является желание самого ребенка. Дети – чистые создания. Они не врут, ни себе, ни другим.

– И что же, мой сын сказал, что он девочка? – захлебываясь и мотая головой от заливающих лицо слез, прошептала пациентка.

– Конечно! И если бы вы получше знали своего ребенка, вы бы сами повели его на операцию. Если бы вы были хорошей матерью. Если бы вы его любили…

– Но ему всего четыре года!!! Как он мог вам такое сказать? Как он мог это решить? Вы!!! Аааа!!!

Профессор взял шприц и одним щелчком ввел успокоительную инъекцию.

– Маргарет. Вам нужно поспать. Когда вы проснетесь, то сможете спокойно обдумать мои слова. И тогда сможете решить, что для вас важнее – террор или счастливое материнство. Наша жизнь – это всегда выбор. И всегда – только добровольный!

Но Маргарет уже не слышала его последних слов, она лежала, закатив припухшие глаза со стекающей по подбородку слюной.

 

Густав Кох любил свой уютный умный дом. К его приходу всегда был готов свежесваренный кофе, а в рабочем планшете разобрана по папкам корреспонденция. Маркос гремел музыкой в своей комнате, но видеоняня отчиталась, что все уроки сделаны и проверены. Густав с чашкой упал в кожаное кресло и по давней привычке сложил ноги на кадку с разросшимся старым фикусом. Его кабинет был оформлен в классическом стиле, и это было его любимым местом. Средневековое оружие на стенах и потертый гладкий диван. Профессор часто ночевал на нем, хотя на третьем этаже находилась официальная спальня. Маркосу тоже больше нравилось здесь, и он с удовольствием засыпал под громко тикающие механические часы.

Сын вошел тихо и Густав обнял его за плечи.

«Сообщение из клиники!» – объявил домашний компьютер.

Профессор вздохнул.

– Маркос, мы попозже поиграем. Папочка сейчас занят…

Двенадцатилетний мальчик включил виртуальную игру и развалился на диване.

Кох пробежал глазами несколько строчек и улыбнулся.

– Что и следовало ожидать! Сразу бы так. Дайте распоряжение в клинику – успокоительные уменьшить. Ремни можно ослабить… Снять только после того, как пациентка полностью переосмыслит свое поведение и в знак примирения с обществом выдаст правоохранительным органам всех, кто связан с террористами.

Он с азартом потер ладони, репетируя новую лекцию для своих студентов. «Только убеждение! Вот идеальные методы для совершенного мира!»

Входящий вызов снова отвлек его от любимого кофе.

– О, дружище! Рад тебя видеть! – сказал Кох, отвечая на видеозвонок.

– Густав! Прости, отвлекаю…Моя Синти мне всю плешь проела, приедете ли вы к нам на День Благодарения?

– Конечно, Сью! С удовольствием отпразднуем его в кругу вашей семьи. И Маркос, я думаю, только обрадуется, – ответил он, кивая сыну и только сейчас замечая открытое настежь окно с неестественно прогнутыми рамами и вырванным замком. Продолжая говорить, он подошел к окну, одновременно размышляя, как возможно такое при усиленной программе безопасности дома.

Торопливо попрощавшись, он потрогал искореженный пластик.

«Как странно…» – успел подумать Густав, но не успел спросить об этом свой умный дом, ибо почувствовал холод металла на своем затылке. Не веря собственным ощущениям, Кох обернулся и уткнулся в дуло пистолета. Того самого древнего пистолета из старых фильмов, которыми так восхищался его сын Маркос. Оружие держал человек с обросшим лицом и неприятно пахнущей одежде. Густав Кох поморщился. Это получилось не осознанно, но в ответ он услышал щелчок предохранителя.

– Послушайте… Если вам нужны деньги, я вам дам их и не вызову полицию.

Густав краем глаза посмотрел на диван. Мальчишка, надев очки и не замечая ничего вокруг, гонял на автодроме.

– Полиция уже едет, я знаю, – сказал человек спокойным голосом, продолжая держать пистолет у виска профессора. – Мне нужно другое. Вы должны сейчас же выписать и освободить Маргарет Симпсон.

– Как вы сюда проникли? Почему не сработала система безопасности?..

– Вы тянете время. Я понимаю. Но не сомневайтесь – я выстрелю в вас через пять секунд, если вы не отдадите распоряжение. И… Я вижу ребенка на диване.

– Хорошо! Хорошо! Успокойтесь. Поймите пожалуйста, это не в моих силах… Я могу дать заключение, но не могу выпустить!

– Один!

– Я вам заплачу хорошие деньги и дам вам уйти!

– Два!

– Я обещаю ей помочь! В рамках закона…

– Три!

– Поймите же! Не может общество строиться на насилии!

– Не может общество строиться на лжи! Четыре!

– Компьютер! Связь с клиникой!

– Добрый вечер! Слушаю вас, профессор, – ответил мягкий голос.

– Подготовьте заключение и выписку пациентке Маргарет Симпсон.

– К завтрашнему утру?.. – переспросил удивленный голос.

– Сейчас! – ответил профессор, нервно моргая и боясь посмотреть на сына.

– Выписка будет готова в течении 20 минут.

Профессор почувствовал, что пистолет давит на его висок сильнее.

– Освободите ее без выписки и проводите до выхода. Выписку пришлем позже… По почте…

– Слушаюсь, профессор. Это какой-то новый эксперимент? У вас все в порядке?..

– Да. Это новая экспериментальная метода…

Связь прервалась. Там поспешили выполнять.

Густав Кох знал, что с ним спорить не будут, он – безусловный авторитет. Это, кажется, знал и незваный гость, который давил своим дулом все сильнее.

– Перестаньте! Я же сделал все, как вы хотели!

Но мужчина вдруг схватился за грудь, захрипел и уронил на пол оружие.

Профессор посмотрел на диван – там лежали только очки. Маркос же стоял за спиной неприятного человека и как-то странно улыбался отцу. Мужчина рухнул на колени, зажимая кровоточащую сквозную рану. А подросток, держа антикварную рапиру двумя руками, вытащил клинок из спины бродяги, пока тот беспомощно хватал руками воздух и судорожно сглатывал кровь, сочившуюся из горла.

– Маркос!.. – застонал профессор. – Что же ты наделал, мой мальчик! Посмотри, что ты сделал с ковром! А ведь это персидская работа… 16 век!

– Прости, папа, – сын потупил взгляд, бросил оружие и стал вытирать руки о штаны. – Он угрожал тебе!

– Ну надо же, – бормотал Густав, толкая тапком безжизненное тело. – Какое острое орудие… Да, мой дорогой! Таков удел всех тех, кто сеет вокруг себя агрессию и хаос! Тычет оружием в людей и не понимает истинной свободы и истинной любви. Как это символично!

Маркос прильнул к отцу.

– Пап, а почему полиция до сих пор не приехала?

– О! – засмеялся профессор, не замечая, как три камеры, находящиеся в комнате, одновременно повернулись в его сторону. – Это тоже символично! Самая идеальная программа не может быть абсолютно идеальной! Только гендер может решать судьбу другого гендера, и ты, мой мальчик, это доказал! Сегодня же следует протестировать систему безопасности… И нужно непременно отправить претензию! Даже несколько!

Что еще нужно было успеть сделать Густаву Коху сегодня, умный дом не успел узнать, потому что профессор и ребенок в эту секунду почувствовали щекочущее горячее тепло и, не успев расцепить рук, сами замертво рухнули на уже запачканный ковер.

Тонкий красный луч лазерного прицела погас, и в комнату, профессионально пнув дверь, вошел человек в бронежилете и глухом шлеме с надписью «Полиция». Следом вошли еще трое. Молча оглядели трупы. Старший, прикрыв глаза, вполголоса давал отчет об операции. Вживленный в голову чип включился голосом начальника. Впрочем, он мог быть голосом и президента… Полицейский и так знал, с кем разговаривает.

– Все находившиеся в доме террористы уничтожены! Да, трое. Группа зачистки на подходе. Вас понял!

Рядом стоящий солдат красноречиво посмотрел на напарника.

Тот кивнул и коротко прошептал:

– Система вышла из тестового режима... Теперь будет настоящий порядок!