Тёмные и голодные боги
В моей жизни всё происходит не вовремя. Будто бы это был мой персональный генетический дефект.
Лифт уносил меня вниз, сквозь слои наносной почвы, а под ней – тонкую прослойку булыжника, затем – целый уровень ветвящихся технических коридоров, и наконец – внешнюю стену цилиндра.
Не то, чтобы мне пришлось сильно удалиться от оси вращения "Гало-Сити", но я буквально ощущал, что становлюсь тяжелее. Может, то был простой недосып. А может – груз моих нескончаемых волнений. Но, наверное, и то, и другое сразу.
В нижней точке меня встретил челнок – встретил целым ассортиментом застоявшихся ароматов, по которым удалось бы без труда восстановить его последний грузовой манифест: кажется, туда входило всё, от химикатов до съестного – и обязательно чертовски пахучее.
Не прибавляла свежести и кучка полицейских, поджидавших меня в салоне – все, как на подбор, крепкие ребята в зелёной форме. Чрезвычайно сурового вида смуглая девушка протиснулась вперёд.
– Сэр, –лениво отсалютовала она, исполняя ровно тот минимум, что от неё ожидался, – Лейтенант Ахмади, полиция "Гало-Сити". Поступаем в ваше распоряжение по приказу губернатора.
Не требовалось особенной проницательности, чтобы понять: ни ей, ни её подчинённым поручение по вкусу не пришлось. Не требовалось также и богатого воображения, чтобы представить, как я выгляжу в их глазах: недовольный функционер, час назад выбравшийся из постели. Что ж, над имиджем можно поработать позже: сейчас у меня, по крайней мере, было официальное синее пальто и серебряная стрелка комиссара на груди.
– К вылету всё готово? – мои новоиспечённые приспешники охотно закивали. Поди, бедолаги уже пару часов маринуются в этой жестянке. – Хорошо. Быстрее начнём, быстрее сможем вернуться по домам.
Под присмотром пилота все угнездились в противоперегрузочных креслах и тщательно затянули ремни. Я повернулся к Ахмади, занявшей соседнее сидение – хотя бы до конца полёта ей теперь от меня не отделаться.
– Лейтенант. Знаю, это не то, на что вы подписывались, – сделал я первый шаг.
– Сэр? – натянуто переспросила она.
– Не нужно никаких "сэров". Зовите мне Сол, – отмахнулся я. – И можете высказывать всё, что думаете об этой затее. Я ведь вас даже отчитать не вправе, не то что уволить.
– Я просто выполняю свою работу.
– Обещаю, это будет мало напоминать работу, к которой вы привыкли. На "Кардашёве" ведь есть свои полицейские. Там и комиссар свой есть. Виктор Королёв, настоящий идол в моём отделении, его всем ставят в пример, и я не планирую путаться у него под ногами. Так что мы с вами в одной лодке, Ахмади, и лодка эта для тех, кого любят посылать на внезапные вылеты в самое неудобное время. Я сегодня стал отцом, например.
Сам удивился, с какой лёгкостью произнёс это, и нервно усмехнулся. Я не получил ни одной весточки о состоянии моей жены с того самого момента, как выскочил из постели под неуёмный стрёкот срочных уведомлений. Центр разве что плетью меня не подгонял.
– Что? – переспросила Ахмади, и это уже меньше напоминало вымученную уставную учтивость.
– Сейчас уже, скорее всего, роды приняли. И именно в этот день меня вызывают на специальную задачу. Можете поверить?
– Нет, не особо...
– Покажу вам фотографию, если мне её пришлют. Я не могу даже позвонить и узнать, всё ли в порядке. Просто представьте! Мы с вами оба предпочли бы сейчас оказаться в другом месте. Но раз уж обстоятельства играют против нас – давайте сделаем всё, чтобы облегчить себе жизнь, как думаете? Сделаем дело, как следует, и я смогу когда-нибудь рассказывать дочери о своих приключениях. Упомянуть бесстрашную напарницу по имени Ахмади, чтобы она не боялась полицейских, когда подрастёт.
Уголок рта лейтенанта тронула улыбка.
– В таком случае, Сол… не хотите посвятить меня в детали того, что нам предстоит?
– Вам что, ничего не сообщили?
– Только сказали лететь с комиссаром и исполнять любые его приказы.
Ну конечно. Начальству, как всегда, чертовски нравится выглядеть таинственными. Иногда мне казалось, что эта их манера ведения дел только подливает масла в огонь суеверий насчёт сверх-сущностей. Огонь, в последнее время охвативший много народу.
– Ускорение, – предупредил пилот.
По корпусу от двигателей проползла вибрация; старый грузовоз утомлённо застонал, и кресло-амортизатор жёстко упёрлось мне в спину.
– Как обычно, – начал я, как только привык к тяге, – всё это связано с очередным… культом. В Комиссии выявили много всякого: аномалии успеваемости студентов, аномалии стабильности социальных контактов. Почитали, что люди пишут в Сети, в конце концов. Культы сейчас активизировались повсюду: в преддверии новостей о судьбе Беглецов. Боятся, должно быть, что вскоре им останется некого боготворить. Внимание Комиссии привлёк этот хабитат… "Кардашёв" . Подробностей у меня самого мало, но, похоже, коллеги боятся, что местные ожидают скорого пришествия своих богов.
– Вы серьёзно? – Ахмади и не пыталась скрыть скепсис, – Все эти россказни про тёмных богов – детские сказки.
– Дороговато вышло бы, – хрюкнул я, – содержать всю нашу Комиссию из-за детских сказок.
– Простите... Я верю, что культисты опасны. Но разве они не обыкновенные психи? – Ахмади заговорила, как самый настоящий полицейский, – насколько я знаю, им чаще удаётся что-нибудь взорвать, чем… пробудить.
– Вы правы, культисты чаще всего – полные психи. Но вовсе не обязательно тупицы. Человечество в прошлом уже имело дело со сверх-организмами, которых они боготворят. Все знают, чем это закончилось. И наша задача – чтобы в прошлом они и оставались.
В иллюминаторе наконец появилось что-то интересное. В поле зрения не попадало само Солнце, но его пылающих ореол рождал пламенный отблеск на корпусе удаляющегося от нас цилиндра. Дальше простирался вечный, доисторический мрак космоса. С такого расстояния не видно ни одного другого хабитата – но если приглядеться, можно уловить мимолётное подмигивание крошечных огоньков, подобных искоркам, разлетающимся от костра. Они казались ничтожными – но я знал, что они сгрудились вокруг Солнца, словно мотыльки, слетевшиеся к лампочке – в таком безумном количестве, что поглощали до половины мощи пламенеющего гиганта.
Было в этом нечто завораживающее. Конечно, я не романтик в духе Солярных Пилигримов и других подобных движений, но в такие моменты даже самый чёрствый человек проникается ощущением настоящей поэзии.
– Скажите честно, – голос Ахмади вернул меня из астрономических далей, – вы действительно в это верите? Что какая-то кучка свихнувшихся способна устроить апокалипсис?
– Конкретно в этом случае? Не представляю. Но дело не в этом. Понимаете, не важно, как мала вероятность возникновения сверх-сущности. Всего одной будет вполне достаточно, чтобы поставить под угрозу всё человечество. А людей много – так много, что любая статистическая чепуха становится практически неизбежностью. Мы боимся их не случайно, – я невольно перенял менторский тон своих бывших наставников, – Первому полноценному ИИ потребовалась минута доступа к сети, чтобы обрушить мировую экономику. А генетическая война? А культ Свободного Падения?
На обучении нам говорили: "Эту войну можно выиграть лишь до её начала".
Ахмади слушала внимательно. В её взгляде больше не осталось неприязни, лишь толика недоверия. Я поздравил себя: с этим уже можно работать.
– Но ведь тогда выходит... ваша война уже проиграна, – возразила она, впрочем, не особенно испугавшись такого предположения.
Учитывая, что за события были сейчас на слуху буквально у каждого из триллионов, я легко догадался, к чему та клонит.
– Вы про Беглецов?
– Да. Только на прошлой неделе мы задержали помешанного, который зверем выл на улице… мол, "богам ракеты нипочем". Но он такой далеко не один. Куча людей уверенны, что Беглецы действительно могут спастись.
– Могли спастись, – поправил я инстинктивно.
– Что?
– Что бы ни стало с их кораблём, это уже случилось. Наши ракеты поравнялись с ними около недели назад, просто свет оттуда до нас ещё не дошёл. И я сомневаюсь, что они пережили наш залп, какими умными они бы не оказались. Они смылись за какие-то полвека до введения Запрета, мы ещё сотню раз успевали перехватить их. А в космосе, на таких скоростях, нельзя ни уклониться, ни спрятаться – любой манёвр выделяет неприлично много тепла.
Ахмади задумчиво нахмурилась.
– Отчего тогда повсюду столько паники?
Я поморщился. Меня и самого, бывало, терзали сомнения. Трудно поверить, что судьба всей цивилизации решается в световых неделях от тебя.
Они ведь там совсем одни, последние из сверх-сущностей. В полной пустоте, без единого источника ресурсов под рукой, без топлива для быстрого торможения – иногда я задаюсь вопросом, каково жить последние годы, наблюдая за догоняющими тебя снарядами, зная точную дату, когда твой мир закончится. Боятся ли они? Могут ли бояться?
– Все теории – просто раздутый прессой ажиотаж. Вы же наверняка видели цифры, – произнёс я наконец с уверенностью, которой не ощущал, – Уверяю, они настоящие. Несколько сотен миллионов самых авторитетных экспертов составили сценарии, при которых Беглецы могли бы пережить наш удар; ещё пара миллиардов оценили их – и ни один не получил коэффициент достоверности выше 0.2. Спасти этих ребят может только чудо.
Лейтенант Ахмади пыхтела, и поражённо вертела головой, старательно делая вид, что нисколечко не удивлена. Что видит нечто подобное тому, что представлял собой "Кардашёв", каждый день.
Поразительно, но в космическом муравейнике, населённом триллионами живых душ, люди нечасто удаётся попутешествовать – у каждого есть обжитое место в собственной металлической трубе.
И ведь среди бесчисленного множества хабитатов, летающих вокруг Солнца, были такие, что могли по-настоящему удивить современного человека: "Кольцо Персефоны" с его крупнейшим искусственным океаном, или тот же "Фейнман", вмещавший в себя больше людей, чем вся матушка-Земля всего сотню лет назад. "Кардашёв" не был ни очень большим, ни очень высокотехнологичным. Он просто был красивым.
Мост под нашими шагами был белым, как фарфор, и глазам никак не удавалось привыкнуть к его поверхности: она не бликовала, не ослепляла, и тени лежали на ней мягче, чем на суфле. Ахмади шла мелкими шажками, словно опасалась что-нибудь повредить. Белые километровые пролёты уходили вверх, напоминая нити громадного архитектурного грибка, разросшегося внутри плывущего в космосе цилиндра.
- Невероятно, – Ахмади запрокинула голову, и, прикрываясь от слепящего сияния осевого стержня, уставилась на различимый за ним клочок пейзажа с противоположной стороны: идеально круглое озеро, с одной стороны окружённое рощами, узор которых напоминал рёбра на морском гребешке. С другой стороны к нему подступали горы, подёрнутые дымкой.
Я вдруг ощутил странное, воздушное желание оторваться от земли, пересечь внутреннее небо "Кардашёва" и долететь до этих заснеженных вершин по ту сторону центробежной силы.
Ахмади, кажется, разделяла мой порыв.
– Я слышала, эти горы делают из чего-то очень лёгкого. Какая-то новинка из семейства аэрогелей, не иначе.
У неё всё было написано на лице — я готов был поставить все свои деньги на то, что по возвращении домой лейтенант тут же подаст прошение о переводе на "Кардашёв".
– Настоящий рай.
– Да, – я на ходу разблокировал свой планшет, смахнул прочь очередной "невероятно актуальный" спам о Беглецах, и принялся вертеть пальцами карту окрестностей. – Рай, в котором нам предстоит ловить чертей.
Впрочем, судя по отчётам местного комиссара, никаких чертей тут не было и в помине. Все точки, на которые пало подозрение Комиссии, Виктор Королёв проверил ещё до моего прибытия. Все, кроме одной – и то во мне ворочалось ощущение, что коллега с радостью довёл бы дело до ума и без лишней помощи.
Никто не любит, когда за хорошо выполненную работу тебе присылают не премию, а проверку.
– Ищите данные по школе?
Королёв, присоединившийся к нам сразу на выходе из космодрома, замедлил шаг, поравнявшись со мной. "Думаешь, я без тебя не разберусь в собственных файлах?"
– Именно.
– Сводка из Центра за номером двести три, – Королёв махнул рукой в воздухе, словно делал мне эпохальное одолжение, – я уже ознакомился со свежими данными.
– Судя по всему, у вас здесь всё схвачено, – хмыкнул я, в очередной раз делая хорошее лицо при плохой игре, – уверяю, я здесь, скорее, на всякий случай. Не стану отрицать – учреждение, прямо скажу, необычное.
– Кто заподозрит школу-интернат? – Королёв дёрнул плечом. Его брови, почти горизонтально лежащие над серыми глазами, придавали взгляду целеустремлённый и жестокий вид. – Не думаю, что обнаружить сущность будет сложно. Большинству из них удаётся укрыться от глаз лишь потому, что никто и не смотрит, – он бросил на меня выразительный взгляд, – но не думайте, что я что-то упускаю.
– Директор или ученики? Кто первый в очереди? – спросил я, пролистывая довольно узкий список подозреваемых.
Королёв помедлил, щурясь, словно бы мог видеть своих будущих жертв сквозь стены интерната.
– Директор, – наконец обронил он.
Я не мог отделаться от ощущения, что он мною командует.
– Отличный ход, – я изобразил одобрение умудрённого опытом комиссара, – а лейтенант, тем временем, отправит своих людей на внезапный обыск.
Ахмади нехотя отвлеклась от созерцания окружавшего нас великолепия.
– Разве нам не нужен ордер?
– Нужен, разумеется. Но ведь он напрочь испортит весь сюрприз!
– У вас, наверное, и ордер есть?
Вот так сразу – с места в карьер, как любил говаривать мой папаша. Директор Стеллан робко выглядывал из-за своего стола, утопая в мягком кресле.
– Знаете, как говорят в старых фильмах? Если надо, мы его добудем.
– Позвольте, господа комиссары, – испарина на лысине директора блестела в свете огромного экрана за его спиной. Я бросил туда быстрый взгляд – ничего, кроме последних новостей школы, – это – школа-интернат для детей с ограниченными возможностями. Здесь заботятся об инвалидах! Мы прошли всю сертификацию. Мы в программе муниципального субсидирования. А вы приходите сюда с обыском, без ордера, словно мы... Меня даже не предупредили!
- Комиссия присвоила вам высокий статус угрозы, – я развернул в его сторону планшет, – Достаточно нашего ходатайства – и через пару дней всех ваших учеников, до единого, изолируют и отправят на обследования. Но к чему столь радикальные меры? Начнём с того, что мы просто сходим и поговорим с парочкой. Больше того, мы можем избежать даже этого, если вы дадите нам… прямую наводку.
Я не снимал маски непоколебимой доброжелательности, а Ахмади к ней стремительно привыкала.
Директор Стеллан выглядел как человек, который совершенно не умел – и не хотел – врать. Он уставился на собственное отражение в столе, и я понял, что он очень сильно напуган. Что-то в том, как быстро он расстался с попытками дать мне отпор, свидетельствовало о большой усталости. За спиной у директора пошевелился Королёв, нависающий над ним, как самый настоящий дамоклов меч.
– Но если вы станете чинить нам препоны... – прогудел Королёв у него над ухом, – ваше заведение может лишиться всех этих замечательных привилегий. Вы знаете, как важно для образовательных программ одобрение Комиссии.
– У вас нет причин нас в чём-то подозревать, – директор опасливо покосился через плечо, но решил не оборачиваться до конца.
– Если жизнь даёт тебе лимоны – сделай себе лимонад, – я от чистого сердца улыбнулся, – это тоже из какого-то старого фильма. Я прошу вас, директор, дать мне доступ к базе данных интерната, раз уж вы отказываетесь говорить сами.
Стеллан совсем поник. Некоторое время он разглядывал свои пальцы, после чего поднял на меня немигающий взгляд и смахнул что-то на собственном планшете. Победа вышла чересчур лёгкой – но чего я ожидал? Перестрелки?
Королёву только что хватило пары слов, чтобы расколоть директора. Я сейчас испытывал именно то, что чувствует профессионал, за которого делают всю его работу.
Ахмади заглянула мне через плечо, пока я пролистывал свежие сводки с твёрдым намерением отыскать там что-то примечательное. Список учеников и сотрудников интерната, каждому из которых комиссия уже присвоила персональный статус угрозы, дополнялся новыми строчками. Успеваемость и клиническая картина уже были доступны, но после щедрого жеста директора появилось и кое-что поинтереснее.
- Что можете сказать об Амире Ареуду, директор? Индекс социальной активности очень низок. Зарегистрирован приём запрещённых лекарств. Другие дети его опасаются.
"Статус повышенной угрозы."
- Он эпилептик, комиссар, – Стеллан уставился на меня так, будто бы я обвинял в чём-то его собственного сына, – наш интернат предназначен для детей с ограниченными возможностями, если вы не потрудились прочесть вывеску на входе. Лекарства же эти мы отменили, как только они попали под запрет.
Я сделал вид, что всё идёт именно так, как задумано – одной рукой полез в нагрудный карман, другой продолжал пролистывать имена и лица.
- Саския Ваттаби? Призывы к "академической свободе". Семь опубликованных научных работ. И это в шестнадцать-то лет, с таким диагнозом, как ОКР!
- С каких пор светлый ум стал приговором?
- Комиссия присвоила этим подросткам высокий статус угрозы. Вы хоть понимаете, что это значит? – я достал наконец из нагрудного кармана небольшое устройство, похожее на прищепку. – Будьте добры ваш палец. С этого момента вы будете давать показания вместе с моим маленьким помощником.
Я уже нагнулся вперёд, чтобы закрепить устройство, как вдруг в пространстве кабинета эхом разнёсся хищный щелчок.
– Мы теряем время, – прогрохотал Королёв, о существовании которого я почти забыл, настолько неподвижен он был до сих пор, – у меня есть для вас детектор лжи получше, Стеллан.
Висок директора почесал ствол его табельного пистолета.
– Продолжайте, Сол, – как ни в чём не бывало, отчеканил Королёв, – а вы, директор, имейте в виду: нас интересует правда, а красивые россказни можете оставить для рекламных листовок.
Я усилием стёр со своего лица гримасу возмущения. Вот так, значит, ведёт дела идол моего отделения комиссариата?
Мне, однако, не оставалось ничего, кроме как двинуться далее по списку подозреваемых:
– Итан Харпер. Социальная активность на нуле. Пережил травму, лечение которой потребовало кортикальной стабилизации. Снова запрещённые препараты. И, судя по данным, его успеваемость радикально улучшилась после операции.
Мне казалось, что я наконец смог нанести директору удар ниже пояса, но на его лице так и не появилось ничего, кроме смертельной усталости.
– Будь благоразумен, Стеллан. Я вижу тебя насквозь, – выцедил Королёв одними губами, – ты можешь значительно облегчить нашу работу, если скажешь всю правду.
Я оторвал глаза от планшета, намереваясь продолжить допрос – но обнаружил, что все взгляды в комнате вдруг оказались прикованы к экрану за директорским креслом.
Там расцветал взрыв.
Алый цветок пламенел на фоне бескрайней черноты, пожирая звёзды. Среди дьявольских всполохов виднелись осколки огромной конструкции, погнутые и мёртвые. Над всем этим в космосе парили холодные белые буквы: "КОНЕЦ СБЕЖАВШИМ ТИРАНАМ".
– Вот и всё, – обронила Ахмади, моргая так часто, будто бы её обдало жаром от настоящего взрыва. Я почувствовал вдруг, что задержал дыхание. Значит, чуда не произошло. Беглецы не спаслись. Разумеется, то, чему мы наконец стали свидетелями, было качественной симуляцией – готов спорить, ролик был готов уже в тот самый момент, когда Беглецам вдогонку пустили первые ракеты.
Однако по какой-то причине мне очень хотелось верить, что те, кого называли "тиранами в бегах" разлетелись на мелкие кусочки именно так.
Рука Королёва всё ещё не дрогнула ни разу. Дуло пистолета зарылось в седины над ухом директора.
– У мальчика была… смертельная черепно-мозговая травма. Его должен был кто-то спасти. Мы ведь этим и занимаемся. Спасаем детей.
– Вы предоставили оборудование его родителям, – невозмутимо произнёс Королёв, – а они, видимо, только и ждали момента, чтобы изуродовать человечность своего ребёнка. Отец – нейроморфолог, мать – инженер.
– Идеальный субстрат для незаконных мозговых модификаций, – добавил я, пытаясь припомнить, была ли в моих сводках из Центра информация о родителях Итана, – думаю, у нас достаточно зацепок. Кстати, где все дети? Я ни одного не встретилна пути сюда.
– Сегодня четвертьфинальный матч по регби, – со странным спокойствием ответил директор, – между нашими "Фениксами" и "Фронтиром" с той стороны хабитата.
При упоминании "Фениксов" что-то затеплилось внутри меня, что-то, почти целиком оставленное мною в школьных годах. Здешние ребята, должно быть, назвались в честь чемпионов, рвавших любого соперника в клочья лет пятнадцать назад – да и символизм названия был очевиден.
Королёв одним ловким движением убрал оружие в кобуру:
– Вызывайте сюда Итана, директор. Мы с ним потолкуем.
– Так же, как потолковали со мной? – неожиданно яростно выплюнул Стеллан, косясь на его пистолет.
Что-то зажглось при мне в ответ на очередной приказ Королёва. У меня тоже был свой способ вести дела – и не хуже его. Может, даже лучше.
– Признаться, эти стены начинают давить на меня, – я поднялся на ноги, широко улыбаясь Королёву, – может, перенесём нашу беседу туда, где попросторнее? Скажем, в спортивный зал. Подумайте только, все подозреваемые – в одном месте!
Я подмигнул Ахмади, хлопнул в ладоши, и, не дожидаясь ни от кого ответа, направился к дверям, – ведите, директор.
Ахмади покинула кабинет последней – и бросила мне многозначительный взгляд – мол, что ваш коллега себе позволяет?
"Тебе ли не знать, лейтенант. Похоже, сегодня мы играем в хорошего и плохого копа, Ахмади."
* * *
– Садитесь вот сюда.
Предложение было столь неожиданным, что я даже огляделся вокруг, пытаясь понять, кто его сделал. Несколько рядов раскладных сидений были почти все заняты учениками, в немом восторге следящими за игрой. Только один смотрел на меня – лет шестнадцати, тощий, как палка, с латунного цвета волосами.
Я выбрал одно из кресел рядом с парнем – тем временем полицейские Ахмади двигались вдоль задних рядов, оцепляя зал. Игра была в самом разгаре – и близилась к финалу: каждый раз, когда мяч с мерцанием пересекал зелёный экран посередине поля, по трибунам прокатывался завороженный ропот.
Некоторое время я наблюдал за командами. Сборная интерната, "Фениксы", как я подспудно ожидал, оказывалась сильнее в каждом раунде. Они действовали уверенно и слаженно.
Мой сосед внимательно следил за ними – по крайней мере, так мне показалось. По его лицу мало что можно было понять.
– Они победят, – проговорил парень. На его лице расползлась ленивая улыбка, и он повернулся ко мне. У него были ясные, зеленоватые глаза.
– Кто именно? – осторожно переспросил я, поглаживая большим пальцем стрелочку комиссара на груди.
– Кто-то. В любой игре неизбежно побеждает какая-нибудь из сторон. Например, сегодня победят "Фениксы", – беспечно констатировал он.
– Болеешь за них?
– Болеть – это глупо, – Итан блеснул улыбкой, в которой было больше, чем полагалось в его возрасте, – от моих предпочтений ни одна команда лучше играть не станет.
По моей спине вдруг пробежал холодок, и я начал осознавать, насколько абсурдной выглядит ситуация. Только сейчас я понял, что мы с ним сидим в полностью свободном ряду.
Словно бы паренёк ждал, что кто-то составит ему компанию.
- Сол? – прогремел Королёв, вырастая рядом. Я оставлял его тянуть жилы из директора, надеясь, что он даст мне хотя бы пару минут побыть наедине со своими мыслями. И вот он, пришёл напомнить, кто здесь играет роль по-настоящему плохого копа.
Словно хищник, готовый сделать прыжок, он впился взглядом в моего соседа.
- Как твоё имя? – губы комиссара еле пошевелились.
- Итан.
Голос парня был в точности тот же, каким он предлагал мне присесть: его будто бы вообще не заботило наше присутствие – он даже от игры не отрывался. Мне с каждой минутой становилось всё более и более не по себе. Однажды мой наставник сказал: "страх, недоверие, отвращение – это нормально. Это – наше профессиональное чутьё, безошибочно указывающее на всё, что потеряло человечность."
Пара детей, сидевших в ряду перед нами, обернулись, блестя настороженными взглядами. Итан улыбнулся им всё той же ленивой улыбкой, прикладывая палец к губам.
- Они победят, – вновь произнёс он, беспечно глядя на Королёва. Тот слегка покривился, что в его исполнении, вероятно, означало высшую степень отвращения.
- Тебе придётся пройти с нами, – процедил он, чуть ли не перегибаясь через меня в сторону Итана. Меня вдруг пробрала мелкая дрожь.
- При всём уважении! – я вскочил на ноги, загораживая Итана, – я здесь полномочный представитель центра! Это чётко контролируемая миссия, у нас есть регламент, мы отчитываемся перед Комиссией на каждом этапе! Вы могли бы посоветоваться со мной, прежде чем…
Я понял, что не знаю, как лучше закончить это предложение. Боже, может я и был прав, когда говорил Ахмади, что мы будем только путаться у него под ногами?
– Это ведь ваш первый вылет, верно, Сол?
Королёв склонил голову набок. "Когда он в последний раз моргал?"
– Можете не отвечать. Думаете, голосования и тренировки в симуляциях делают вас экспертом? Я сталкивался с реальной Сверх-сущностью – так что не учите меня работать. Лучше сами поучитесь, раз уж выпал шанс. Я, в отличие от молодняка, готовлюсь к делу заранее, а не трачу драгоценное время на неумелую импровизацию. Вы поступите мудро, если доверитесь моему чутью.
– Чутью?! – наконец взорвался я, привлекая еще с десяток ошарашенных взглядов, – Так вы называете беспредел, которым занимаетесь? Размахивать оружием, даже не получив экстренных полномочий – это ваше чутьё?
Мой планшет, оставленный на треснутом кресле, еле слышно пискнул – впервые за полчаса. Я покосился на него – и мгновенно узнал красный треугольник уведомления о том, что общее голосование только что выдало представителям Комиссии экстренные полномочия.
Я готов был сквозь землю провалиться.
Королёв улыбнулся. Впервые за весь день.
– Позвольте, я кое-что вам покажу.
И он снова достал свой пистолет – так легко и непринуждённо, будто бы это был его излюбленный инструмент на все случаи жизни. Одним твёрдым движением он отстранил меня – и встал прямо над Итаном. Мне очень захотелось прорычать что-то возмущённое, вроде "это же ребёнок", или "что вы себе позволяете?".
Но, чёрт возьми, когда палец на крючке держит подобный человек, героические порывы как-то притухают.
– Поиграем в ковбоев, мальчик? – обратился он к Итану у всех на виду, словно угрожать оружием детям – безобидная местная традиция.
Лицо Итана исказилось, брови поползли куда выше, чем им полагалось, и я в очередной раз поёжился.
– Кто же вы из троих, мистер комиссар? Хороший, плохой, злой?
Вокруг уже раздавались отдельные возгласы, и если бы не полицейские, взявшие зал в оцепление, среди зрителей наверняка началась бы паника.
– Я убью тебя! – прошелестел комиссар "Кардашёва", – я убью тебя прямо сейчас.
Фразочка была мне хорошо знакома – одна из тех, которые комиссару следует говорить вполне определенным тоном, в нужный момент, с нужной гримасой – и следить за реакций подозреваемого.
Лицо Итана не изменилось – он и вовсе отвернулся от Королёва. Уставившись прямиком на меня.
– Нет, не убъёте. Он вам не позволит.
Королёв нахмурился, глядя то на него, то на меня – но всё-таки спокойно опустил пистолет. Итан наблюдал за происходящим так, как естествовед наблюдает за вылупляющейся бабочкой.
– Может, вы горите желанием ещё немного мило поболтать с этим уродцем, Сол?
Меня, в теории, готовили к ситуациям куда более абсурдным. Однако сейчас вся моя подготовка куда-то улетучилась, и я даже не знал, что ответить. Какая-то часть меня предполагала, что парень может быть просто душевнобольным.
Крохотная часть.
– А теперь, – процедил Королёв, протискиваясь мимо меня, – скажите своим людям, чтобы как можно скорее изолировали этот объект.
– Всем оставаться на местах! – прокричала Ахмади, проталкиваясь сквозь беспокойную толпу, пока мы спешно покидали спортзал, – спецоперация Комисси по Обнаружению Аномалий Развития!
Большинство послушно продолжили сидеть – хотя игра, казалось, не волнует уже даже и самих игроков. Лишь Стеллан настырно увязался за полицейским конвоем, но я сознательно решил не прогонять того. Для того, чтобы внушать страх гражданским, здесь имелся Королёв.
Теперь он вызывал у меня ещё большее раздражение – возможно, оттого, что оказался прав.
Может, оно и к лучшему? Стресс быстро пройдёт, а вот поощрение, которое мне наверняка назначат за вклад в это дело, придётся кстати. Нужно лишь ещё немного потерпеть, как терпит моя жена на Гало-Сити, баюкая на руках нашу новорождённую дочь, пока я вынужден упражняться здесь в собственной бесполезности.
– Так вот, как вы ведёте расследования? – шикнула на меня Ахмади, улучив миг в коридоре.
– Так он ведёт расследования, – я разделял её негодование, но отрицать, что Виктор бьёт по сверх-сущностям с поразительной точностью, было глупо.
Вскоре мы вернулись в кабинет директора – Королёв стоял в дверях, пока мы по очереди проходили мимо.
- Садись, – приказал тот мальчику, как только дверь захлопнулась.
- Что вы собираетесь делать? – в голосе Ахмади боролись непонимание и страх.
- Оставьте нас, лейтенант, – гаркнул Королёв, – Этот мальчик теперь – внутреннее дело Комиссии, и его судьба – тоже.
Ахмади вовсе не торопилась двигаться с места, выжидающе глядя на меня. Да и я не горел желанием оставаться наедине со сверх-сущностью – и человеком со взглядом столь жёстким, что им впору орехи колоть.
– Сол, будьте добры. – Королёв перевёл многозначительный взгляд на меня, – Нам не нужны посторонние.
"Он действует по регламенту" – убеждал я себя, но, как бы ни старался, не мог унять волнения, поселившегося в груди. Итан ведь чей-то сын. Чей-то друг, уж наверняка. Что бы сделал я, если бы мою подросшую дочь вот так усадили перед вооружённым человеком?
Я знал, что произойдёт, как только за Ахмади затворится дверь. Рука Королёва и без того постоянно мелькала возле кобуры.
– Боже, Виктор, куда вы так торопитесь? – не выдержал я. – Разве не стоит сначала прояснить все детали ситуации? Собрать больше данных?
– Никто не мешает нам заняться этим, как только разберёмся с первоочередной проблемой. Или мне снова напоминать вам о регламенте? О той опасности, что представляет это существо?
– У него могут быть важные сведения, – я сам не понимал, почему продолжал перечить. Королёв был в своём праве, но…
Он смотрел на меня, как на умалишённого.
– Вы издеваетесь? За один только зрительный контакт с подобным существом мы проблем не оберёмся. Может, я говорю недостаточно прямо для вас, Сол? Постойте в сторонке и не мешайте мне делать, что должно.
Я подавленно отвёл взгляд. Я предполагал не путаться у него под ногами – и теперь поступаю ровно наоборот. Мне следовало бы благодарить судьбу за то, что эта внеплановая командировка подходит к концу куда быстрее, чем я смел надеяться.
Но отчего-то мысль о том, насколько легко Королёву далось расследование, вызывала лишь гнев... Нет, не гнев. Недоумение.
Я вдруг вспомнил, с какой настойчивостью он предложил начать расследование с директора, как прерывал любые мои попытки задавать тому нетривиальные вопросы. Как нацелил на Стеллана пистолет, стоило мне заикнуться о детекторе лжи. Как Королёв мгновенно ухватился за улики, ведущие к Итану, с каким рвением он вернул нас в эту комнатушку, где не было лишних свидетелей.
Всё это могло указывать на то, что он попросту был жестоким ублюдком. Но мне почему-то слабо в это верилось.
- Я одного не понимаю, Виктор! – с упорством самоубийцы продолжал я. – Это ведь по-настоящему вопиющий случай. Как вы раньше этого не заметили? Меня удивляет, почему вы оставили этот интернат напоследок…
Я ещё немного подумал, и произнёс – как можно более уверенно:
– Была одна сводка из Центра. Есть подозрения, что на Кардашеве находятся последователи одного из самых неоднозначных религиозных течений современности. "Нейроморфозы", если мне не изменяет память. Они на грани запрета. Это должен быть целый культ! Мы обязаны допросить всех, кто связан с Итаном!
- Я повторяю в последний раз, – окончательно вскипел Королёв, – я прочёл те же сводки, что и вы, и сделал все нужные выводы ещё до того, как вы проснулись в своей постели сегодня утром! Занимайтесь "Нейроморфозой" сколько хотите, но только после того, как мы разберёмся с… этим!
- Дело в том, Виктор, – я почувствовал себя безнаказанно нашкодившим школьником, – что никакого культа "Нейроморфозы" не существует. Я его только что выдумал. А теперь – будьте добры объяснить нам, ради чего вы готовы врать прямо на ходу…
Пистолет снова оказался в руках у Королёва с нечеловеческой скоростью.
По моим ушам ударил грохот выстрела, и я невольно зажмурился – но даже сквозь закрытые веки видел вспышку.
Ахмади охнула. Так, будто просто подавилась – и мешком осела на пол.
Мой взгляд медленно, словно зачарованный, прополз от неё к Виктору – который с привычной невозмутимостью уже наводил дуло на меня самого.
– Бросай оружие, – отчеканил он.
Я и не заметил, как в моей собственной руке оказался служебный пистолет. Выпустить его было нелегко, словно кисть намертво приклеилась к рукояти – но в итоге тот всё-таки загрохотал по полу.
– У тебя в руках было без пяти минут закрытое дело, Сол. Повышение, огромный удельный вес твоего голоса в комиссии. Я принёс тебе всё это на блюдечке.
Я полагал, что в помещение с минуты на минуту ворвутся оставшиеся неподалёку полицейские – но потом понял, что единственное, что те ожидали услышать отсюда – это выстрел. Какая ещё участь ожидала сверх-сущность, оставшуюся наедине с комиссаром?
Убедившись, что я смирно стою у него под прицелом, Королёв положил палец на спусковой крючок.
– Я вижу презрение в твоих глазах, Сол, – его рука еле заметно дрогнула, – но я и впрямь делаю то, что должен. И я знаю, ты уже успел поразмышлять о том, как поступил бы, будь на месте пацана твоя собственная дочь. У тебя ещё есть шанс увидеть её, если послушаешь меня, свяжешься со своими людьми снаружи, и прикажешь им…
Повторный грохот не дал мне ничего предпринять. Я схватился за грудь, приготовившись ужасающей боли – но её не было.
Королёв отлетел в сторону, словно сметённый невидимой рукой. Громыхнуло снова – я не считал, сколько раз.
Содрогаясь всем телом, Ахмади держала в вытянутой руке пистолет – несмотря на то, что её рубашка уже превратилась в кровавую тряпку.
Другой её кулак разжался, и о залитый кровью пол дзенькнула капсула полицейского стимулятора.
– Дьявол!
Я стащил пиджак, неуклюже пытаясь сделать из него повязку – но меня остановил оклик Итана, всё время тихо сидевшего на своём месте.
– Не стоит. Для неё уже поздно.
– Замолчи! – меня трясло, – Заткнись, ты, урод, замолкни!
Взгляд Ахмади безвольно поблуждал по моему лицу, и остановился на чём-то у меня за спиной.
– Валите отсюда, Сол … Возвращайтесь к дочери, скажите ей, чтобы… не боялась полицейских.
На её лице застыла гримаса боли.
Я протянул дрожащую руку к шее лейтенанта. Пульса не было.
– Боже.
Надо было брать себя в руки. Срочно. Поднявшись на ноги, я, шатаясь, прошагал к двери. Приоткрыв её, выкрикнул:
– Приведите директора! Лейтенант убита!
Стеллан ввалился в собственный кабинет после возбуждённой возни в коридоре – и в ужасе вытаращил глаза, заметив, что привычное ему убранство пополнилось парой свежих турпов. Из его груди вырвался сдавленных вздох облегчения, когда он понял, что Итан цел и невредим.
– Что… здесь случилось?
– Этот же вопрос стоит задать вам, – я пытался звучать хотя бы вполовину столь же жёстко, как это получалось у покойного Королёва, но трясущиеся руки выдавали меня с головой, – ведь это вы тут превращаете своих учеников в… чудовищ. И именно вы заправляете тем культом, следы которого мы нашли.
После смерти Королёва ко мне, видимо, перешла его способность метать обвинения направо и налево.
– О чём вы говорите?
Слова ножами полетели с моего языка.
– И вряд ли я ошибусь, сказав, что Королёв, местный комиссар, умело вас покрывал. Может быть, даже был одним из них, – я кивнул головой в сторону Итана. – Какая удача. О предателях в Комиссии не слышали уже сотню лет. Но с какой стати он так стремился сдать одного из своих – а то и прикончить его прямо здесь? Думается мне – затем, чтобы поскорее выдворить меня с вашего хабитата с закрытым делом в кармане.
И Королёву почти удалось выпроводить меня раньше, чем я осознал свои подозрения.
- Он защищал вас. Вас всех, потому что Итан – явно не единственный, кто подвергся модификациям, – проговорил я, внимательно следя за реакцией директора.
- Самоуверенность рано или поздно привела бы его… к этому, – с сожалением выдохнул Стеллан, – Он действительно взял на себя слишком много. Надо было слушать Итана с самого начала. Если мальчик не смог увидеть благополучного конца, значит, такой конец невозможен.
- В любой игре всегда кто-то побеждает, – повторил Итан, словно пытаясь утешить директора. – От монстра не спрятаться, я говорил. Второй раз нам уже не провести его.
"Второй раз", – пронеслось в голове. Какие же громадные ресурсы, наверное, нужны, чтобы организовать целую школу-интернат для сверхлюдей! Как люди Стеллана могли достать их в тайне от Комиссии? Какая же конспирация требуется, чтобы привлечь на свою сторону комиссара!
– Вы… Беглецы?! – воскликнул я.
Стеллан окинул меня угрюмым взглядом.
– Идиотское прозвище, – с каждым словом с него будто бы спадала частица непомерного груза, – Даже если бы наши предки действительно находились на том корабле, что вы взорвали, им не от чего было бежать. Наш враг тогда ещё был… новорождённым. Незрелым.
– И вы засели здесь, отправив в полёт обманку. У всех на виду. Как благородное заведение... втайне экспериментируя на своих учениках. Превращая их в... это?
– Вы так говорите, словно мы уродуем их. Мы создали умы, которые способны были предугадать каждое действие Комиссии. Мы создавали бессмертие – и разум, с которым можно быть бессмертным. Мы дали парализованному мальчику возможность общаться со сверстниками, увидеть места, где он никогда не побывает. То, что всем детям должно быть доступно, если бы не ваши идиотские законы.
– Вы не просто изуродовали их, вы их убили. Посмотрите на него! – я ткнул пальцем в сторону Итана, чей безразличный взгляд блуждал по кабинету. – Разве это похоже на нормального ребёнка?
– А вы сейчас похожи на себя трёхлетнего? – буркнул директор, – И тем не менее ваших родителей вряд ли обвиняли в том, что они убили вас, позволив вам вырасти. Вот вы кто, вы с вашими бесконечными запретами. Вы сами – дети. Дети, что боятся повзрослеть! – голос Стеллана в мгновение ока обратился раскатами фанатичного грома. – Настолько боитесь, что скорее покончите с собой, чтобы навсегда остаться в инфантильном неведении. Сейчас двадцать шестой век, а что вот это такое? – он в исступлении ударил по стене, в которую был вмонтирован массивный жидкокристаллический экран. – Двадцатый! Если бы не ваш чёртов Запрет, люди давно победили бы смерть! Мы жили бы вечно!
– Это не мой Запрет, – твёрдо ответил я, – Его приняли все. Потому что разумные люди понимают, когда пора остановиться. В конце этого пути ждут демоны, директор, не ангелы.
Увещевать культиста толку было не больше, чем мутузить стену, но кровь вскипала в моих жилах, когда я думал о бездыханном теле Ахмади у моих ног. О дочери, которую мне так хотелось наконец увидеть.
– Что бы вы не запихнули детям в голову, оно отняло их душу.
– Вы ни черта не знаете ни про душу, ни про разум, – бросил Стеллан с презрением, – это всё те же дети, наши импланты не меняют разум, они освобождают его, расширяют его границы. Предоставляют беспроводной доступ к локальной сети, вот и всё. Не опаснее зубного протеза. Технология существует уже пятьсот лет, и мы лишь продолжаем дело наших прадедов – избавляем людей от смерти, и дарим им разум, который сможет вынести бессмертие.
– Зубной протез не превращает нормального ребёнка… в это.
– Не превращал и наш имплант! – директор потряс в воздухе кулаком, – Наш мозг – потрясающий инструмент, он создан, чтобы развиваться! Вы сдерживаете его ограничениями, но на самом деле для человека нет ничего естественнее, чем развитие. Этот орган предназначен для того, чтобы создавать модели реальности для нашего выживания. Мы просто дали ему возможность просчитывать модель более сложную, чем до сих пор.
Директор судорожно вытер пот с побледневшего лба.
– Как вы не понимаете! Все наши решения, все умозаключения принимаются нашим мозгом, как целостной системой, а сознание лишь становится их свидетелем. Люди становятся ленивыми и неизобретательными, если предложить им планшет с подключением к сети, но если подключить определенные участки сети напрямую к дефолт-системе мозга, произойдет многократное усложнение мыслительного паттерна!
Вы и представить себе не можете, на что способен такой мозг!
Он способен просчитать будущее с невероятной достоверностью! Так и родился наш план. Запустить в долгий полёт пустой корабль, чтобы вы с восторгом направили ему вслед тучу ракет. Пустить корни на небольшом хабитате. Развиваться. Собирать ресурсы. Но план этот…
Директор словно уменьшился, выпустил из себя весь воздух, приваливаясь к стенке:
- Бесполезен. Все новые поколения говорят об одном. Что спасения нет, они просто просчитали это. Итан тоже говорил. Он видел это во снах. Так его сознание справлялось с выводами, что ему предоставлял мозг.
Его тирада оборвалась так же внезапно, как и началась.
– Время, – прозвучал тихий голос Итана. Мы оба обернулись к нему. – Нам пора улетать.
Мой планшет тотчас запиликал.
Указ, появившийся на чёрном экране, был столь коротким, что я сразу понял, насколько он важен:
Мальчик повернулся к директору и произнёс беспечно – так, словно его только что пригласили на милую экскурсию:
- Не сопротивляйтесь, директор. Может, я и спасусь. Но не с вашей помощью. И прощайте.
Перспектива наконец покинуть гнездо культистов и их божеств должна была вселить в меня оптимизм – если бы самое страшное из них не сидело напротив меня, уставившись всё тем же отсутствующим взглядом в иллюминатор.
- Ускорение, – предупредил пилот, и я поймал себя на мысли о том, что всё произошедшее вполне могло оказаться сном. Может, я просто задремал по пути на настоящий "Кардашёв".
Но я убедился в реальности происходящего, когда покосился на пустующее подле меня место лейтенанта Ахмади.
– Я никогда не летал, – прошептал Итан, пожирая немигающим взором пустоту за бортом.
Хотел бы я иметь возможность, как написано в распоряжении, "нейтрализовать объект". Но из короткого текста было ясно, что срочность гораздо важнее.
- Смотри, как они исчезают, – произнёс Итан, и по мне неприятной щекоткой прополз его взгляд, – в огне.
Я упрямо отвернулся.
В этот момент в кабину ворвалась ослепительная вспышка. Я дёрнулся в сторону, но ремень впился в грудь железным объятием. Вспышка померкла, и я прижался носом к иллюминатору.
В черноте космоса ещё был различим величественный контур внешней оболочки "Кардашева" – выпотрошенной, словно огромная рыбина. В уродливые, сочащиеся стремительно сгорающим кислородом прорехи не было видно ни клочка леса, ни одного белёсого остова хрупких строений – только вихрь обломков, похожий на серебряную пыль.
Я зажмурился, когда в глаза блеснула новая вспышка – кто-то остался недоволен размерами кусочков, на который разлетелся хабитат с миллионным населением.
Я поглядел на Итана:
- Ты знал. Всё знал.
Он чуть склонил голову.
- Ты бы тоже знал, если бы читал сообщения.
Я дрожащими руками приподнял планшет – кажется, пропустил пару уведомлений высокого приоритета. Тут я и заметил: новое голосование. Ничто прежде не внушало мне такого ужаса, как примитивная диаграмма с двумя столбиками: "НЕТ" и "ДА". Картина возникла в моей голове: я сижу дома, баюкая дочь, и получаю эту форму.
Один короткий вопрос.
Если палец почернел, отсечь ли всю кисть?
"Кардашёв" – песчинка в пустыне. Каждую секунду рождается больше людей, чем всё его население. И среди них – огромный культ, объединивший пару сотен сверх-сущностей.
Я понял, что нажал бы сам. В конце концов груз ответственности, разделённый между сотнями миллионов, почти не давит на совесть.
Сейчас как никогда ясно зияла нечеловеческая природа моего пленника. Ни крупицы скорби по сотням тысяч жизней, потухщих в одночасье.
– Я уже это пережил, – Итан поднял на меня глаза, и я поёжился. – Я видел этот взрыв тысячу раз. Они победят. Оно победит. Иммунитет нас найдёт. От монстра не спрячешься.
– Всё это… было необходимо, – с трудом выдавил я.
– В некотором смысле. Только кому?
– Я... Мне жаль.
Мне тотчас стало стыдно за эти слова, но больше сказать было нечего.
- Но ты и сам бы поддержал уничтожение, так? И даже выступи ты против, ничего бы не изменилось. Но кто же тогда на самом деле принимает решения?
Итан чего-то добивался от меня.
– Ты до сих пор не понял, – продолжал он, – вы так боялись пришествия тёмных и голодных богов, что пропустили самого страшного из них. Он уже пробудился – и он огромнее, чем всё, что вы можете вообразить.
"Нельзя его слушать", – мелькнула пугливая мысль. Рядом со мной сидело самое опасное существо в пределах всего безграничного Роя. Чем меньше взаимодействия, тем лучше.
- О чём ты? – всё равно спросил я.
- Ты смотришь на человечество изнутри. Вообрази, что ты улетел за многие световые недели прочь от Солнца, и обернулся назад. Что ты видишь?
Я наконец нашёл в себе силы встретить его взгляд.
- Ты увидишь, что Солнце меркнет. Ты увидишь, как нечто его загородило. Но тебе и в голову не придёт размышлять о том, что это – просто сборище человеческих существ, если всё, что ты увидишь – это огромное облако, – Итан старался изо всех сил сложить слова в узор, который я смогу понять, – В одном человечском мозге полно особенных клеточек, нейронов. Но самих людей скоро будет больше. Они общаются медленно, зато могут сказать много. Очень много. Подумай. Если бы мы, Беглецы, в самом деле улетели к другой звезде и остались там, какую угрозу мы бы для вас представляли? Даже будь мы злодеями, мы бы не навредили ни вам, ни вашим детям, ни внукам. Так кто может опасаться нас? Неужели люди, как отдельные сущности?
Так что же планирует жить вечно – будучи неспособным даже осознать понятия сотрудничества? Что это за бог, что делит мир на две категории: пищу и угрозу?
Ваша система голосований – его умственная деятельность, а Комиссия – иммунитет. И она уничтожает всё инородное, всё, что грозит не подчиниться указам мозга. Вот, кто вы такие на самом деле. Вы – не толпа людей, а единая система с эмерджентными свойствами.
Вы – не винтики в машине, а нейроны, и формирующие, и исполняющие волю чего-то куда большего, чем способны постичь. Вы пробудили божество, и оно уже сознаёт себя. А теперь скажи, кто ты?
Куда ты отвезёшь последнюю испорченную клетку?
Я не думал, что нечто сможет напугать меня ещё больше, чем сам Итан; теперь же мой животный – очень человеческий – страх был вызван исключительно тем, что я действительно понял, о чем он говорил.
Может, по прибытию на Гало-Сити меня забракуют ещё раньше, чем моего пленника. Может, меня повысят, назовут героем.
Многое могло случиться в будущем. Но в одном я не сомневался: Итан уже знал, как я поступлю. Как всё будет. И поэтому я крепко задумался над тем, что ему ответить.