Аносмия бригадира Боба
Проклятый вибробраслет экстренной связи бесцеремонно выдернул Боба из сна. Чудесного, яркого, с чёткими картинками. В реальности Боб никогда не видел Марс так ясно даже в очках.
Он активировал слухап и сморщился. Полковник Круж не мог гордиться приятным голосом:
- Ты в Хофедпортене?
- Да, - сказал Боб и тут же пожалел об этом.
- Срочно к третьему грузовому шлюзу!
Конечно, приветствие не входило в привычки начальника смены.
- У меня отпуск не кончился!
Бесполезное уточнение, Боб ответил скорее по инерции и со зла, что так и не узнает теперь, чем кончился его поход к подножью Олимпа.
- Отставить! Быстро сюда!
- Так точно! Расчетное время пятнадцать минут.
Возле шлюза толпились его ребята, окружившие автоматический погрузчик с контейнерами. Круж возвышался над ними свирепой живой башней. Но даже не глядя, Боб узнал бы, где находится полковник - от того несло потом и сельдерейной отрыжкой. Бригада нюхарей мылась дважды в день особыми средствами, чтобы запах собственного тела не мешал им работать. К прочим это требование не относилось, а в условиях дефицита воды даже осуждалось.
Парни Боба облегченно выдохнули. Даже Круж смягчился:
- Хорошо. Твои щенки не могут разобраться с грузом, подключайся.
- То есть как это не могут? – тут уже Боб повысил голос и сдвинул белесые брови.
Он был не старше «щенков», но бригадирство словно прибавляло ему лет пять. Парни наперебой стали объяснять, что слишком сложный микс запахов, невозможно выделить все, наблюдается несколько вообще неизвестных.
Боб вздохнул, и вынул заглушки из ноздрей. Бригада бесшумно освободила для него аромарадиус. Пять метров, согласно инструкции. «Четко и быстро, молодцы» – отметил про себя бригадир и осторожно втянул воздух над контейнером. Пару секунд ему пришлось настраиваться, а потом мешанина запахов стала сама собой сортироваться, как брикеты группового пайка в холодильнике. Упаковочный пластик категории С, медная проволока, пористая дешевая бумага, апельсиновое масло … Тут Боб на мгновение замер и постарался задержать чудесное цитрусовое послевкусие, приятно ползущее сквозь носовые перегородки в самый центр мозга. Но следом напирали новые и новые составляющие. Тонкий кислый запах недавно спаянных металлических деталей скребся по слизистой носа, как иглоногий клоп – единственное сложное живое существо на Марсе, кроме человека. Внезапный еле различимый аромат корицы удивил лишь на миг. Мало ли что себе заказывают толстопузы из МТФ.
Собственно, поэтому и нельзя было таможне распотрошить подозрительный контейнер. Да и вообще нельзя без специального ордера досматривать корабли, прибывающие к третьему грузовому шлюзу. Только по рапорту нюхарей. Если, разумеется, они сумеют обосновать. А они растерялись, напрягли Кружа, и он выдернул Боба из приятного ничегонеделания. Боб коротко вздохнул через рот, чтобы не сбиваться, и продолжил анализ. Парни оказались правы. Три составляющих никак не бились. Боб усиленно гонял вдыхаемое от ноздрей до увеличенных обонятельных луковиц, но не мог найти аналога. Апельсиновое масло мягко, но настойчиво напоминало о себе, затаптывая запах простого мыла. Стоп!
Боб выпрямился:
- Прошу разрешения на вскрытие контейнера!
Круж не шелохнулся, но его запах резко усилился, так, что вся бригада поморщилась:
- Основание?
- Предполагаю тротил.
Аромарадиус расширился до десяти метров и Боб усмехнулся. Правда, щенки еще, боятся. Бомбы пахнут иначе. Здесь скорее всего просто незаконная перевозка взрывчатых веществ. Конфискация, штраф, принудительные работы. Но кто этот идиот, что открыто перевозит тротил?
Круж поколдовал над коммуникатором служебного канала и махнул Бобу:
- Давай!
Во время вскрытия Боб не мог отделаться от сравнения контейнера с кочаном капусты. Слой за слоем падал пластик, запах апельсина и мыла становился всё сильнее, а упаковка никак не заканчивалась. Под пластиком класса С оказалась обычная упаковочная плёнка с пузырьками, древняя, как первые воздушные фильтры колонии и вечная, как космос. Боб усмехнулся. Они в детском доме любили играть с такой плёнкой. Кто лопнет последний целый пузырёк, тот раздаёт щелбаны участникам. Пузырьки под пальцами были призывно-упругими и Боб не сдержался, лопнул один из них.
В следующий момент он с воплем опрокинулся на спину. Ноздри горели, глаза чуть не вылезли из орбит, а под переносицей в голове словно вращали раскаленный нож, безбожно кромсая мозги. Последнее, что Боб увидел, были силуэты его парней на границе аромарадиуса, спешно напяливающих респираторы. Ни один не кинулся к нему. Ни один.
**
Серый потолок не помнил уже своего первоначального цвета, но пятна и потёки различил даже Боб. Значит, в реальности всё еще хуже. Он не сразу сообразил, что лежит на больничной кушетке. В госпиталях обычно мощно пахнет лекарствами, кровью и гноем даже сквозь заглушки, а тут стерильно всё. Как им это удалось?
Он повернулся и увидел дремлющего на стуле санитара.
- Эй!
Санитар подпрыгнул, будто в палату влетела граната.
- Прости, - прошептал Боб. - Давно я тут?
- Со вчера. Сейчас доктор придёт. Как вы себя чувствуете?
Тут санитар наклонился за упавшей салфеткой и из кармана у него выскользнула надкушенная чесночная галета. Без ноздревых затычек нюхать эту гадость было невозможно и Боб сморщился, ожидая аромаудара в нос. Но ничего не случилось. Санитар отряхнул галету и смущенно убрал в карман. Галета не воняла. Лекарства не пахли. Самый чувствительный на планете нос просто гонял выхолощенный, пустой воздух в лёгкие. Боб схватил санитара за несвежий рукав:
- Погоди! Почему твоя галета не воняет?
- Сейчас придёт доктор, - не глядя в глаза Бобу, повторил санитар и выскочил из палаты.
Врача Боб узнал, хоть и редко бывал в госпитале. Когда-то давно этот жилистый мужик, больше похожий на слесаря, учился у доктора Шаца и помогал тому лечить приютских обормотов. Дети не желали лечиться, старшие даже осмеливались бить врача за уколы. Доктор Рикс сделал вид, что улыбается:
- Привет, Боб!
- Привет, док. Что с моим носом?
- Аромаудар. Очень мощный.
- И когда вы меня почините?
Рикс вздохнул и сел на кровать, бесцеремонно отодвинув ногу Боба. Точно так же, как в детдоме вечерами садился к одному из пацанов и громко, на всю комнату рассказывал чудесную историю про освоение Марса. Только на этот раз он был краток:
- Никогда. Производные тиофенола вызывают неприятные ощущения даже у синусистов-хроников, а ты знаешь, их обоняние почти нулевое. Для твоего носа всё кончено, Боб. Нечего чинить. Мне жаль.
- Но как я вернусь в бригаду?
- Никак. Я выписал инвалидное удостоверение. Тебе положена пенсия, потому что всё произошло во время службы. Если хочешь, останься еще на сутки, отлежись.
Боб вскочил так резко, что доктор Рикс чуть не упал.
- Ну уж нет! Я в норме и нюх вернётся, просто это не ваш профиль, вы детей лечите!
Рикс пожал плечами.
- Ты можешь обратиться к другому врачу. Но сначала советую сходить в канцелярию и оформить пенсию. Не откладывай, ваше начальство очень не любит содержать ветеранов. Удачи!
Доктор несильно хлопнул Боба по плечу и вышел, оставив дверь открытой. Боб потянул носом – сквозняк из коридора был безнадежно пустым.
**
Полковник Круж принял Боба в своём кабинете – небольшой комнатушке с пустыми стенами и косыми башнями ящиков с конфискатом. Раньше Бобу тут пахло табаком, синтетическим кофе и мужским потом, теперь ничем. Круж выслушал его равнодушно, вертя в руках выписку из госпиталя. Потом откинулся на спинку кресла:
- А сюда зачем пришёл?
- Мне нужно подтверждение, что я получил аромаудар на службе. В канцелярии заявляют, что я в отпуске, а в таких случаях пенсия не начисляется.
- Ну… - полковник пожал плечами. - Значит, не начисляется.
Боб опешил, не веря в происходящее:
- Но ведь это вы меня вызвали!
- Ты не поставил в известность канцелярию, - полковник скучающим взглядом обвёл потолок.
- Вы сказали бегом!
- Я не обязан думать за тебя, - лиловые глаза наконец смотрели на Боба. - Свободен.
- Я ценный специалист!
- Уже нет.
Боб хотел еще что-то сказать, но Круж достал сигару и развернул огромное кресло спинкой к двери, показывая, что разговору конец. Боб стоял и смотрел на голубоватый сигарный дымок. По привычке принюхался в попытке определить, какого урожая табак и поперхнулся пресным воздухом. А потом одним движением перемахнул через стол и вцепился в седеющую шевелюру полковника:
- Ах ты, канцелярская крыса!
Полковник заорал, вбежала охрана, но Боб раздавал тумаки направо и налево, пока в бок ему не разрядился электроган и мир не захлебнулся в чёрной жиже.
**
Он лежал на склизком бетоне, пока не остановилась карусель в голове, потом встал на четвереньки, сплюнув кровавой слюной.
- Хорошо тебя отделали, друг!
Боб вздрогнул и попытался рассмотреть говорившего сквозь треснувшие очки. Это удалось не сразу, левая линза покрылась паутинкой глубоких трещин и ему пришлось сильно напрячься. На нарах сидел землянин. Упитанный, смуглый и совершенно не расстроенный тем, что вокруг него решетки. Одет он был в потёртый пилотский комбинезон с эмблемой вольных перевозчиков.
Боб промычал, не в состоянии шевелить разбитыми губами, и сел, опершись о стену. Пилот достал из кармана пачку салфеток-реабилитантов и протянул Бобу. Боб не отреагировал. Тогда пилот сел рядом на корточки и разорвал упаковку:
- Давай, обработайся сам, ты же не девица в беде, чтоб я тебе личико ремонтировал.
Боб взял салфетку и шипя сквозь стиснутые зубы, промокнул ссадины на лице. Реабилитант покрыл их желтоватой пеной и быстро испарился. Вторая салфетка ушла на разбитые кулаки.
- Ну вот, теперь тебя можно разглядеть, - удовлетворенно кивнул пилот. – Я - Саладин.
- Боб.
- Так за что тебя упекли сюда свои же, а, Боб? Почему не на гауптвахту? И где знаки отличия на твоей форме? Вдруг я не по чину обращаюсь, - весело сыпал вопросами Саладин.
Только сейчас Боб заметил, что с его комбинезона содрана эмблема нюхарей и бригадирские нашивки.
- Роберт Хоуп двенадцатый, бригадир второго отделения отряда аромаконтроля таможенной службы космопорта, - привычно отчеканил он, а потом добавил чуть тише: - Бывший.
- Нюхарь? Ха, вот так дела! – Саладин хлопнул себя по ляжкам. – Никогда с вашими не разговаривал. Скажи, друг, а правда, что вам в детстве отключили все чувства кроме нюха? То есть, ты плохо видишь и слышишь?
- Типа того.
- И твои родители позволили такое?
- Я приютский.
- Ясно… и как ты живёшь так… ущербно?
- Нормально жил. До сих пор.
- Да… Создатель придумал собак, но человеку их оказалось недостаточно… – Саладин почесал курчавую голову, а потом вдруг прищурился и продолжил уже не так доброжелательно. – Эй, не из-за тебя ли я тут сижу?
- Понятия не имею, - буркнул Боб.
- Какой-то урод из ваших заподозрил тротил в нашем грузе, добился вскрытия и активизировал защиту от воров. Вонь была на весь космопорт, а меня на всякий случай закрыли, потому что нюхари, видишь ли, не ошибаются. Тем более бригадиры. А, что скажешь?
- Не хрен было мутить с маскировкой. – Боб не смотрел на Саладина.
- Ну не гад, а? – подскочил тот. – Из-за тебя мне заплатят меньше! Развели мутантов, а обучить не могут.
- Я не мутант.
- Ага, а я родился на Меркурии.
- На Меркурии нет жизни.
- Дебил, - отрезал Саладин и вернулся на нары.
Боб закрыл глаза и попытался сосредоточиться, но сознание плыло, как дым от сигары Кружа. Привыкнув жить в море запахов, Боб то и дело ловил себя на панике – пустой воздух казался мёртвым, вот-вот задохнёшься. Оказалось, что лучший нюхарь Марса не может занять себя в изоляции. Обычно в подобных случаях он просто сортировал окружающие запахи, ранжировал в своём личном списке предпочтений, сравнивал и гадал о природе того или иного аромата. Теперь ему было нечем занять мозг и это грозило сумасшествием. Впрочем, сойти с ума он не успеет. Бесполезных людей на Марсе не держат. Скорее всего, после суда его утилизируют, чтобы не тратил воздух и воду.
- Так почему ты здесь? – Саладину было слишком скучно, чтобы долго молчать в праведном гневе.
- Полковнику в морду дал.
- О как! Это уже интересно. А за что?
Не успел Боб опомниться, как выложил участливому чужаку всю свою историю с момента выпуска из приюта и до удара электроганом в кабинете Кружа. Всего-то три года, а казалось уже полжизни прошло!
- Да уж. Печаль. Значит, быть тебе удобрением для деликатесной марсианской картошки?
Боб ничего не ответил.
- А что твои сослуживцы не вступились?
- Нюхарей в Хофедпортене два десятка, а вакансия бригадира одна. На мое место бешеный конкурс.
- Много платят? – интерес в голосе Саладина приобрел практичный оттенок.
- Нас обеспечивают всем необходимым, а в городе пользуемся кредитными кодами. Меня вычеркнули из системы, а судьи всегда на стороне офицеров. Даже если меня выпустят, работы в городе не видать. Так что… картошка тоже нужная штука.
- Дьявол, всё никак не привыкну к вашим диким обычаям. Мне жаль.
- Да ладно, - Боб вздохнул, - Не один сижу и то хорошо. А ты вообще кто?
Саладин приосанился и указал на своё правое плечо. Светоотражающий восьмигранник, очерченный вокруг силуэта допотопного орбитального грузовика, говорил всем и каждому, что владелец комбинезона принадлежит к самому большому профсоюзу перевозчиков.
- Я лучший пилот в системе, а моя «Святая Фатима» - прекраснейший и быстрейший грузовой катер!
Он расправил плечи и посмотрел куда-то вверх, сквозь заплесневелые потолочные панели. Потом хотел еще что-то прибавить к хвалебной речи, но громыхнула дверь и зычный голос прервал его на полуслове:
- Землянин, на выход, за тебя внесли залог!
Саладин сник и виновато посмотрел на Боба:
- Мне правда жаль, бригадир! Я оставлю тебе салфетки и вот еще что… - он быстро вытащил плоскую фляжку и засунул под нары. – Бывай.
Когда Боб остался один, он в три глотка осушил фляжку с таким же восьмигранником, как на рукаве землянина. Судя по вкусу, это был синтетический ром. Но после потери нюха Боб уже не был так уверен в своих прочих чувствах, купированных в раннем детстве. В голове зашумело и вот уже плыл он по несуществующим марсианским каналам, прекрасно понимая, что это сон, но такой приятный, что лучше бы уже не просыпаться.
Он слышал сквозь сон, как в камеру бросили термопакет с пайком, но даже не пошевелился, хотя в последний раз ел почти два дня назад. Но через некоторое время очнулся от чувства, что не один.
На противоположных нарах, там, где днём разглагольствовал Саладин, сидел худой высокий человек. Бобу пришлось несколько раз протереть треснувшие очки, прежде чем он убедился, что убогое зрение его не обманывает.
- Док?
- Здравствуй, мальчик мой.
- Вас-то за что?
Старческий смешок рассыпался по камере мелкими гвоздями. Доктор Шац встал, хрустнув всеми суставами:
- Не за что, а за кем. Подъем.
Боб сунул в карман пустую фляжку Саладина и через мгновение вытянулся возле двери. Никого и никогда он так не слушался, как этого старика, заменившего когда-то сиротам колонии и отца, и мать, и господа бога.
Только когда охранник апатично закрыл за ними облезлую дверь, Боб задал вопрос:
- Как вам удалось меня вытащить?
- Легко, - доктор Шац спрятал руки в карманы и ссутулился, он всегда мёрз на улице, - Рикс рассказал о твоей беде и мне удалось уговорить полковника Кружа отозвать обвинение, ведь и его я помню мальчиком. Эх… он оказался слишком слаб, чтобы сопротивляться яду власти.
- То есть, меня восстановят?
- Нет, настолько добрым Круж никогда не был. Максимум, на что ты можешь рассчитывать – место уборщика в моей больнице и половинный паёк. Но это несравненно лучше, чем утилизация.
Боба передернуло. Он вспомнил грязь и вонь городской больницы, которой вечно не хватало ресурсов. Единственным плюсом было место. У самого купола, где не нужно забираться на крыши, чтобы увидеть горизонт и поверхность Марса. Красно-терракотовый вечерний пейзаж был удивительным, хоть Боб и не мог различить ничего дальше десяти метров. Зато мог вообразить то, что сотни раз видел на фотографиях.
Впервые с момента вызова к третьему шлюзу Боб улыбнулся. День закончился чудесно, а в мысли стучалось предположение, что жизнь хоть и круто изменилась, зато в лучшую сторону.
А наутро стало ясно – запас чудес у Марса исчерпан. Боб не сразу понял, что его полпайка – это часть доли доктора Шаца. Никто не собирался прощать бывшего бригадира, его просто отпустили на отсроченную смерть. Доктор может предоставить крышу, воздух и немного воды, но при таком питании они оба быстро протянут ноги.
Впрочем, когда Боб принялся за работу, он понял, что плотный вкусный завтрак уборщикам противопоказан, иначе еще и за собой придется полы протирать. Это было дикое и странное ощущение – находиться в эпицентре вони, видеть её источники, знать историю ее происхождения, и вообще не бояться аромаударов. На больных он не смотрел вообще. Было жалко и противно видеть культи, сочащиеся сукровицей через скудные перевязки или черные язвы, кое-как намазанные вонючим линиментом. Раньше Боб мог четко разделять запах ран разных степеней нагноения, а теперь… он осклабился, в сотый раз за день пытаясь уговорить свой мозг, что картинка, к которой прилагается ужасающая вонь, теперь просто картинка. Пустая и мёртвая. Боб продолжил с остервенением елозить половой щёткой, беззастенчиво задевая больных, не успевших убраться с пути его уборки.
Доктора Шаца он встретил только вечером. Марс прощался с солнцем и мир за куполом приобретал особую предзакатную сочность. Боб замер, пытаясь вдохнуть пейзаж, узнать, чем он пахнет и уже был готов опять грязно выругаться на судьбу, но его окликнул доктор Шац. Пришло время ужина. Они снова делили паёк, сидя в микроскопическом кабинете, где теперь для Боба был положен матрас на пол. Пока Боб ел свою половину, старый врач долго звенел чем-то в шкафу и наконец достал колбу с жидкостью, похожей на сильно разбавленное соевое молоко. Выпил из горлышка, сморщился так, что лицо его на секунду стало совсем чужим. Никогда прежде Боб не видел, чтобы доктор Шац пил плохо очищенный самогон. А в том, что это та сивуха, вонь которой он раньше мог унюхать за километр, Боб не сомневался. Он не выдержал:
- Док, зачем вы меня вытащили? Я вас объедаю теперь!
- Роберт, прекрати. Я не мог тебя бросить, - ободряющая улыбка выглядела жалко, - к тому же я виноват перед тобой.
- Что вы несёт, док? – Боб перестал жевать и так сидел с набитым ртом, словно следующий его глоток полностью зависит от слов доктора.
- Ну… если бы не мои эксперименты…
- Ай. Бросьте. До недавнего времени мне нравилось, как я живу. Круж мне завидовал. И не только он.
- Ты не знал другой жизни. Вдруг она бы тебе понравилась.
- Док, не надо о том, чего не случилось. Вы мне помогали в приюте. Вы спасли меня сейчас. Дайте немного времени и обязательно отдам свой долг. А пока я могу только драить грязные полы, но клянусь делать это хорошо!
- Ты всегда был обязательным и исполнительным, Роберт. Как видишь, не всегда это помогает. Но ты прав. Венера Юпитера мудренее.
Боб усмехнулся, у дока на все случаи жизни имелись какие-то диковинные приговорки, больше никто из Хофедпортена так не выражался. Совет был хорош. Сон сейчас казался единственно разумным решением.
**
- Таможня?
Боб перестал тереть пол и замер. Слухап прилично искажал звуки, но голос он узнал. За спиной стоял недавний знакомый из тюрьмы и скалился так, что даже плохие линзы позволяли видеть улыбку на смуглом лице. Землянин подошел ближе:
- Живой таки?
- Живой, - буркнул Боб, не понимая, как себя вести. Удивительно, но он был рад Саладину. – Тебя как сюда занесло?
- Небольшое дело, - Саладин сделал неопределенный жест рукой. – Но ты-то как выбрался?
- Доктор помог, мы знакомы.
- А я всегда говорил, что друзья нужнее денег! Чем занимаешься?
Боб приподнял над лужей чавкнувшую швабру, и не сказал ни слова.
- А, ну да. Хочешь выпить?
- Не думаю. У меня работа.
- Не самая лучшая работа для лучшего нюхаря таможни, а? – подмигнул Саладин.
Боб снова промолчал и продолжил оттирать вечное пятно на полу.
- Не обижайся, друг! – Саладин зашёл с другого бока, - у меня есть о чем поговорить за выпивкой. Когда заканчиваешь?
- В конце коридора.
- Отлично, жду снаружи. Там у вас за углом есть скамейка с видом на купол и чудный пейзаж. Если не оглядываться на помойку, то роскошное место.
Саладин вышел, насвистывая. Боб сердито размазал лужу и к концу коридора твердо решил сразу уйти в кладовку, но ноги сами понесли его наружу.
Землянин сидел, вытянув ноги в дорогих военных ботинках и наслаждался терракотовыми скалами за стеклом купола. В руке у него была точно такая же фляжка, как та, что он оставил в тюрьме несколько дней назад. Он молча протянул ее Бобу, не дожидаясь, пока тот сядет рядом.
На этот раз пойло оказалось значительно лучше, не нужно было нюха, чтобы понять это. Пряное тепло мгновенно согрело Боба изнутри и легко качнуло мысли.
- Земной ром, настоящий. Стоит как твой годовой паёк.
- Контрабанда. – Боб не спрашивал, он утверждал. Слишком знаком он был с путями, которыми земная выпивка попадает на Марс.
- Нет, для личного пользования перевозчика, строго оговоренный объем. От сердца отрываю. Но для тебя не жалко.
- С чего это?
- Ты умный человек, таможня. Твой ум и опыт недавно выкинули в мусорку. Но он нужен другой стороне. Где его будут ценить и достойно оплачивать.
Боб резко протянул фляжку Саладину, встал и направился к двери.
- Эй, не горячись, послушай сначала!
- Вали на свою Землю, я не продаюсь, - огрызнулся Боб через плечо.
- Да… а ведь из вас правда сделали собак, ты хоть сам это понимаешь? Вас бьют, вышвыривают, а вы всё равно готовы служить…
Прежде чем Боб захлопнул дверь, за ним успели протиснуться последние слова Саладина:
- Я здесь еще три дня! Найдёшь меня в «Гравиаторе»! Жду!
До глубокого вечера Боб старался забыть вкус земного рома. Он не был алкоголиком, и не хотел новой порции чудесной выпивки. Но именно вкус вызывал в памяти предложение, от которого хотелось что-нибудь разбить. Боб презирал марсиан, помогающих преступникам, и всегда радовался очередному разоблачению контрабандистов. От самой мысли, что он мог переметнуться на сторону беззакония, скрипели зубы. Доктор Шац за убогим ужином заметил неладное, но по-своему понял смятение Боба:
- Роберт, я понимаю твое состояние. Так долго продолжаться не может. Тебе нужна нормальная работа.
- Угу, только я никому не нужен такой.
- Да, твои возможности сильно ограничены. Но есть одна мысль…
Боб поднял глаза, но ничего не сказал. Доктор прокашлялся и продолжил:
- Мысль авантюрная, но нам терять нечего. Правда, и реализовать задуманное пока не на что.
- Вы о чем?
- Соматическая редактура.
- Это что-то из генетики?
- Да, генная терапия. Нечто вроде того, что мы сделали с вами в детстве, но обратное.
- А так можно? – Боб забыл про еду.
- В теории. Понимаешь, на старте проекта нам выделяли средства, а сейчас исследования заморожены. Земле всё равно, а местной администрации хватает тех тридцати человек, что выпустились вместе с тобой.
- Вы к чему клоните?
- Если я приобрету нужные реактивы и оборудование, то мы разбудим твои спящие гены. Вернее, постараемся их разбудить. В случае успеха ты получишь обратно полноценное зрение и слух.
- А нюх?
- Аносмию не победить. Твои обонятельные луковицы уничтожены безвозвратно. Но поверь, без обоняния жить и работать вполне можно, если остальные чувства на месте.
- Я могу вам помочь?
- Пока нет, мой мальчик. Денег ты не найдешь. Но твое согласие на эксперимент уже неоценимая помощь. Ведь ты согласен?
- Как я могу отказаться?
- Ну… последствия разные. Самое нехорошее и плохо прогнозируемое – это рак.
Боб нахмурился. На Земле с раком научились разбираться, но для тех, кто выбирается из-под защиты метрополии, дела обстояли хуже. Искусственное магнитное поле и особый материал куполов марсианских колоний лишь отчасти обезвреживал радиацию. Поэтому у рака на Марсе было где разгуляться. Он принимал причудливые формы, неизвестные на Земле, был агрессивнее и скоротечнее. И всё же гипотетическая болезнь казалась не так страшна, как голодная смерть от безработицы.
- Док, я с вами до конца.
**
Спал Боб великолепно. Он видел яркий сон, в котором к нему вернулось обоняние, но что еще удивительнее, он бегал по зеленой траве с собакой. Настоящей земной собакой. Она была рыжая, огромная, лохматая и очень сильно пахла.
Собака ли, скорейшее ли решение проблем с чувствами подняли Бобу настроение, но он еще ни разу так легко не делал свою грязную работу. Закончив на час раньше обычного, он запер дверь кладовки и совсем уже было собрался пойти почитать что-нибудь из книг доктора, как в коридоре возникла фигура, при ближайшем рассмотрении оказавшаяся Гиббсом, его сослуживцем. Чеканя шаг, таможенник шёл мимо, не удостаивая вниманием грязного санитара.
- Гиббс? – не выдержал Боб.
Бледные глаза за толстыми линзами расширились, будто Гиббс увидел марсианского аборигена:
- Боб?
- Привет, - натянуто улыбнулся Боб, заметив на кителе бывшего соратника новенькие бригадирские нашивки.
- Ты что здесь делаешь? – Гиббс сморщил нос и чуть отстранился.
- Живу. А ты, стало быть, теперь на моем месте?
- На своём. Честно заслуженном!
- Ну-ну… а почему не Гор и не Алекс? У них с носами всяко лучше, чем у тебя, - Боб не мог поверить, что именно подхалим Гиббс занял важное место бригадира.
- Кроме нюха надо иметь еще и мозг с осторожностью, а то получается вот так, - он повел глазами.
- Как это так?
- Вонь и нищета. Ладно, мне некогда. Так и быть, я никому не расскажу, как ты опустился. Впрочем, о тебе не вспоминают, Боб Бесценный Нос. Меньше недели прошло. Вот твоя истинная ценность.
- Ты, удобрение, ты не представляешь через что я прошёл! – вскинулся Боб.
- И не собираюсь. Из нас двоих удобрение – ты, и смердишь соответственно! Ох, прости, - Гиббс растянул толстые губы в сочувствующей улыбке. – тебе ведь нечем это унюхать.
Боб был на полголовы ниже Гиббса, но шире в плечах, отчаянная злоба придала ему решимости. Двух ударов хватило бы для зарвавшегося нового бригадира, но Гиббс был прав насчет мозгов и осторожности. Он предвидел реакцию Боба и выхватил электроган:
- Только попробуй, мразь! Мне слова не скажут, если прикончу тебя прямо здесь!
Не поворачиваясь к Бобу спиной и не опуская оружия, Гиббс попятился к выходу и скрылся из виду. Боб разжал кулаки. По четыре кровавые бороздки на каждой ладони. Цена принятого решения.
Воды для мытья ему не полагалось, только антисептик. Ладони щипало, пока Боб приводил себя в относительный порядок. «Гравиатор» находился в самом центре купола и попасть туда в грязной робе санитара-ассенизатора было невозможно. Да Боб и сам не хотел туда идти в своем новом статусе. Как ни редко он там бывал, персонал самого приличного бара при отеле для пилотов менялся еще реже, а знакомых встречать ему не хотелось. К счастью, доктор Шац был на обходе. Боб вошел в кабинет, который никогда не закрывался и активировал городской коммуникатор:
- «Гравиатор»? У вас остановился землянин Саладин, передайте ему, что звонили из городского госпиталя, его анализы готовы.
**
Боб смотрел на закат. Пятый закат его новой жизни в больнице. Старая система вентиляции шумела так, что Боб не услышал, как подошёл Саладин.
- Знаешь, это странно, но ваши больничные задворки могут похвалиться лучшим видом Марса из купола, - землянин присел рядом и первым делом достал свою фляжку.
Бобу вдруг стало смешно:
- А что, на Земле все дела по-прежнему решают через выпивку?
- Нет. Просто я люблю это дело, а в космосе не пью. Вот и отрываюсь, пока можно. Но ведь тебе не это интересно?
- Что надо делать и сколько я получу?
- Вот! Это по-нашему! Могу спросить, кто заставил тебя передумать?
- Нет.
- Ну и ладно. Смотри, - Саладин подтянулся, - нужен весь твой опыт и советы как максимально защитить от вас, ну, от нюхарей то есть, груз, который не должен светиться. Платим по результату. Пять тысяч за первую пробную партию и еще десять оптом за все будущие консультации.
- Какой конкретно груз?
- Разный. От спиртного, - Саладин хихикнул и протянул фляжку Бобу, - до медикаментов, пластида и прочих вещей, которые не производятся на Марсе.
Боб сделал глоток и прислушался к себе. У предательства оказался вкус подгнившего картофеля. Лучший таможенник стоял у точки невозврата. Он был уверен, что легко уничтожит систему аромаконтроля, и пытался найти хоть что-то, ради чего стоит дать задний ход. Еще раз глотнул и понял, что не ради чего. Доктор Шац будет хорошо питаться и сможет купить всё необходимое для работы, а на остальных марсиан ему вдруг резко стало плевать.
- Условие. Вплоть до прихода груза у нас с доком должно быть вдоволь еды. И док даст список оборудования, которое нам необходимо. Считай это авансом.
- Согласен, - Саладин протянул руку и Боб пожал её. Ладонь пилота была жесткая и горячая.
- Ты запомнишь или будешь записывать?
- Только на словах, никаких носителей информации.
Боб согласно кивнул и последним долгим глотком опустошил фляжку Саладина.
**
Саладин сдержал слово. Пока «Святая Фатима» легко глотала пространство между Марсом и Землёй, доктор Шац готовил лабораторию к эксперименту. На вопрос, откуда деньги, Боб не смог промолчать и выложил всё на чистоту. Они как раз заканчивали роскошный по меркам больницы ужин – настоящее картофельное пюре, сочные соевые котлеты, жареные в настоящем жире, по две штуки каждому и крошечный свежий огурец, нарезанный прозрачными кружочками. Не глядя в глаза доктору, Боб подробно рассказал всё.
- Роберт, мои деяния не позволяют осуждать тебя. Я виноват перед всеми вами. Тридцать человек могли бы жить иначе, но редкий учёный устоит перед соблазном поиграть в бога. Я не смог. Мне казалось, что обеспечить колонию с недостатком ресурсов подобными служащими – гениальная идея. Ну не везти же было сюда настоящих собак, когда дешевле и проще вырастить измененных людей прямо на Марсе! А на деле, как видишь, любая стройная система рано или поздно ломается. И чёрт бы с ней, системой. Ломаются судьбы.
- Но вы сказали, можете кое-что исправить?
- Надеюсь. И благодарю тебя за твоё… твой поступок.
- Вы хотели сказать «предательство»? – глухо уточнил Боб.
- Предательство безликой и бесчувственной государственной машины? После того, что с тобой сделали? Прекращай, Роберт! Давай закончим этот роскошный ужин на позитиве и как следует выспимся, нас ждёт много работы.
И они выспались. И много работали. И когда до прибытия первой партии контрабанды, упакованной по советам Боба, оставался месяц, всё было готово к началу эксперимента.
Доктор выдал Бобу море научной литературы, но большинство статей было написано слишком сложно. Боб запомнил только, что у любого человека есть депозитарий плодных генов, которые работали в зародыше, но потом стали не нужны, что все клетки тела – это потомки одной оплодотворённой яйцеклетки, и они хранят полный набор генов той самой первой клетки, которые можно восстановить, и что для внесения изменений в его гены нужно использовать вирус, который называется вектором. На этом понимании он сдулся окончательно и предложил свою физическую помощь взамен на то, что док не будет истязать его мозги.
На следующее утро после первой инъекции вектора Боб долго лежал на своем матрасе и боялся открыть глаза. Вдруг не сработало, вдруг он по-прежнему увидит только ближайшие предметы и то расплывчато? Он медленно поднял веки, осмотрелся и вздохнул. Слюна стала кислой то ли от разочарования, то ли от реакции организма на вирус. Эта кислинка была единственным заметным изменением.
Доктор Шац каждое утро брал у него анализы, увлеченно рассказывал, что в теории должно происходить с телом, как из стволовых клеток вырастут новые свежие нейроны и вот-вот слух и зрение заработают на полную мощность. Все разговоры сводились к установке «подождать еще» и через три недели Боб взорвался. Когда Шац заглянул в каморку, удивляясь, почему до сих пор не моются полы, Боб лежал, завернувшись в протертый плед. Контейнеры для анализов валялись на полу, и доктор пробурчал себе под нос:
- Идиот малолетний.
- Я не идиот, - раздалось из недр скомканного пледа.
Доктор Щац застыл. Слуховой аппарат Боба лежал на столе, и бывший бригадир точно не мог услышать низкочастотного бурчания.
- Если не идиот, то найди свой слухап, - не повышая голоса сказал Шац.
- Чего его искать, он… эй… как это… Да! Дааааааааааа! – заорал Боб, скатился с матраса и в прыжке обнял доктора:
- Док, скажите еще раз, что я идиот, только отвернитесь. И тихо так, как я никогда бы не разобрал без слухапа.
Доктор Шац с улыбкой отвернулся:
- Фома неверующий.
- Кто этот Фома? – захлебываясь от восторга, вскричал Боб
- Один персонаж в древнейшей истории, на Земле. Он тоже никому не верил, даже богу.
- Док, да кому он нужен, ваш бог, когда вы сами уже такое делаете!
С этого момента восстановления слуха и зрения бодро пошло в гору. Очки и слухап были забыты, Боб стал внимательнее к миру и с непривычным удовольствием оттирал микроскопические пятнышки на больничной мебели. Он замечал бледные прыщи на лицах, стриженные ногти и выпавшие волосы на полу, но они не казались ему чем-то неприятным, наоборот. Тонкие штрихи обогащали картину, которую он раньше видел только в контурах. Боб осознал, что не страдает от отсутствия запахов, ему просто не до того, надо теперь сортировать тысячи звуков и образов. Но его не отпускала мысль о собаке и зелёной траве. Так ли они на самом деле пахнут, как ему приснилось?
**
Новость об успехе первой партии контрабанды прилетела в больницу раньше, чем Саладин принёс полагающиеся деньги. Неизвестные подорвали запасной регенератор воздуха в складском районе купола. Люди не пострадали, расследование показало следы взрывчатки, которая не производится на Марсе, а все её правительственные резервы остались нетронутыми. В ожидании заявления от террористов руководство космопорта разжаловало Гиббса, в чью смену прибыл опасный груз. Впервые недруга настигла расплата и Боб понял, что осознание свершившегося правосудия пьянит хлеще земного рома. Он не хотел думать о том, что могли погибнуть невинные, всё закончилось хорошо и Гиббс получил по заслугам. И когда Саладин наконец явился, Боб был искренне рад ему.
Они сидели на той самой лавочке на задворках, и любовались Марсом. Боб не мог насмотреться на скалистые изломы горизонта. Как человек, долго голодавший, но не озверевший от голода, он смаковал каждое новое впечатление, как маленькие кусочки изысканной пищи. Так наверное люди на Земле ходят в музеи, про которые рассказывал доктор Шац. Просто смотреть и наслаждаться.
Саладин, едва узнав, что к Бобу вернулись прочие чувства, стал обдумывать возможные выгоды и даже предложил свести доктора кое с кем из «полезных людей», но Шац отказался. Его словно выключили после успеха с чувствами Боба. Так бывает, когда человек, завершив важное дело, вдруг угасает. Доктор Шац стал хуже есть и совсем не интересовался лабораторией. Он мог часами смотреть в одну точку и устало улыбаться. Только сейчас Боб задумался, что его единственный близкий человек безнадёжно стар.
- Док, а сколько вам лет? – спросил Боб, когда занёс старику кружку земного кофе, подарок Саладина.
- Много, Роберт. Удивительно, что ты спросил. Я как раз думал об этом. Полагаю, мне недолго осталось. Сил нет. И знаешь, я счастлив, что успел тебе помочь.
- Э, нет! Так не пойдет! Что я тут без вас буду делать?
- Я тебе уже не нужен. Отсутствие обоняния не помешает найти дело по душе. Кроме того, у тебя появился приятель со связями, - Шац усмехнулся, - и впереди долгая захватывающая жизнь. Поборником морали я никогда не был, так что моё тебе благословение, мальчик.
- Саладин говорит, на наших сейчас весь космопорт косо смотрит, слухи идут, что таможню скоро реформируют, - Боб постарался сменить тему.
- Тебе жаль ребят?
- Не больше, чем они меня пожалели. Нюх-то при них остался, не пропадут.
- Да… другие вы. Но, может так и надо… - доктор вдохнул кофейный аромат и прикрыл глаза.
Через день доктор Шац умер во сне и это было милосердно. Он не узнал, что благодаря помощи Боба исчез с лица Марса вместе с двухтысячным населением город-завод Хёйестебак, крупнейший и единственный независимый разработчик ниобия, и теперь вся добыча необходимого металла сосредоточилась в руках МТФ. Так же не без советов бывшего бригадира контрабандисты успели кроме взрывчатки, медикаментов и дико дорогих специй с галлюциногенным эффектом провезти оборудование и посевной материал для гидропонных мини-ферм, отчего рухнула госмонополия на выращивание картофеля. Нюхарей, пропустивших всё это богатство, с позором выставили вон без средств к существованию, а полковника Кружа отдали под суд. Таможенники космопорта озверели и потрошили теперь весь груз без оглядки на статус. Это повлекло за собой напряженные отношения в верхах и ряд увольнений. Колония трещала по швам и не было какой-то одной силы, способной придать расширению хаоса нужный вектор.
Саладин со всем чутьём, свойственным подобным людям, собрался временно прекратить грузоперевозки на Марс и предложил Бобу место в «Святой Фатиме», разумеется, не бесплатно. Ценой билета на Землю были научные дневники доктора Шаца. Бывшего бригадира отряда аромаконтроля Роберта Хоупа ничто больше не держало в куполе Хофедпортена, где он потерял нюх, а вместе с нюхом и чувство собственной исключительности. Он согласился. Жизнь в аромаблокаде кажется вполне сносной, когда ты чувствуешь мир всем телом.
Боб не успел обсудить с доктором Шацем свои новые странные ощущения и только позже понял, что помимо острого зрения и слуха к нему вернулись совсем уж забытые в процессе эволюции, а то и не используемые видом homo эхолокация и способность распознать теплокровное существо даже сквозь стену. Вирусы-векторы что-то не то встроили в гены Боба, но он был за это на них не в обиде. Саладин называл его не иначе, как супермен, и обещал на Земле первым делом познакомить с «полезными людьми». Боб не сопротивлялся активности приятеля, но точно знал, кого он хочет увидеть на Земле первым делом. Настоящую живую собаку.