Аркадия
Durch alle Wesen reicht der eine Raum: Weltinnenraum. Die Vögel fliegen still durch uns hindurch. Одно пространство царствует везде, смотри: внутри Пространство мира. Летят, затихши птицы сквозь нас насквозь. Rainer Maria Rilke Перевод В. Гринер |
Внеочередное заседание ООН касалось группы «Симпозиум», внерелигиозной группировки, которая на прошлой неделе спровоцировала еще один обвал фондовой мировой биржи. Атаку на биржу предваряло апокрифическое послание человечеству. Над посланием сейчас работают криптографы агентств безопасности нескольких стран.
«Симпозиум» уже не раз брал на себя ответственность за террористические акты, совершенные в разных точках планеты. Где базируется группировка, не установлено. Существует гипотеза, что это может быть глобальная мультиэтническая группа. Консенсус в отношении целей «Симпозиума» пока не достигнут.
— Мефрау л? — осведомилась медсестра.
В приемной тонко пахло чем-то свежим. Интерьерный парфюм: белый чай, мандарин и тимьян, определила л.
— Пришел ответ от ЭЭЦ, — сообщил консультант.
За его плечом в дорогой рубашке с крохотными вышитыми ромбиками висели дипломы: один MD и два PhD. Оттуда, где она сидела, не было видно, чего именно доктор был MD и PhD.
Он сделал ненавистное ей официальное выражение лица, и она поняла, что новости были неутешительными. Вероятно, дату опять сдвинули.
— Скажите мне все, доктор, — пошутила она.
Николай поджал губы.
— На ваш запрос об эвтаназии пришел отказ. Окончательный.
Она ощутила, как выпучиваются ее глаза, но поделать с этим ничего не могла. Взгляд метнулся к низкой вазе с орхидеей за спиной у доктора. Она была слишком далеко, чтобы схватить цветы за тонкие стебли и швырнуть тяжелую керамическую основу в гипсокартон, но ваза продолжала удерживать ее взгляд, пока мысли бешено метались в голове.
— Я же уже отдала кошку на усыновление, — глупо сказала она, чувствуя, как ее заливает злость на бюрократическую систему — злость, не имевшая отношения к доктору, но, за неимением другой цели, готовая поглотить и его.
Черты лица Николая слились в смазанную экспрессионистскую картину. Сочувственный голос рокотал успокаивающе.
— Они что, не понимают, что я не могу так жить?! Эта бесчеловечная машина не понимает, какую боль я выношу каждый день! Мое тело — это тюрьма! Тюрьма!
Она начала визжать, и доктор жестом фокусника вынул шприц.
Две кряжистые седые блондинки в крупных войлочных бусах, усыновившие ее кошку, каждый вторник присылали л̵ фотографии. На них кошка смотрела в объектив не мигая, как существо, которому не выдали никаких экзистенциальных вариантов, кроме как биться за свою жизнь до последнего.
л̵ понимала позицию кошки, но ее реальность была другой. Установленное государством антисуицидальное наблюдение за ней сделало ее поражение разгромным — ее конечное положение стало хуже исходного.
Каждый день она теряла тысячи нейронов, но узнавала об этом постфактум. л̵ не обнаруживала на месте целые блоки памяти: та осыпалась крупными кусками, как штукатурка. Воспоминания о последних пяти годах жизни присутствовали уже лишь фрагментарно, выцветшими ободранными обоями на стенах ее личности.
Ее пугал не столько факт собственного распада, сколько его бесконечное проживание, доминанта безнадежности в каждой фразе бытия. Субдоминантой в ней звучало чувство беспомощной ярости.
«Я же просила такую малость, — думала она, глядя на блестящую темную воду в канале внизу, на которой покоились ярко-желтые листья. — Всего лишь бутерброд из смерти, посыпанной милосердием. Смерть в компании профессионалов».
Напротив нее завис полицейский дрон, он держался в прозрачном осеннем воздухе неподвижно, без покачиваний.
— Мне не нужно ваше разрешение, чтобы распоряжаться своей жизнью, — бросила она дешевому искусственному интеллекту в чипе дрона и закрыла окно, тут же услышав, что ей пришло сообщение.
Сложный адрес в пару дюжин символов был незнаком, отправителем значился некий ∆. «Треугольник», — подумала л̵, бессмысленно глядя в экран. Заголовок гласил: «Тело — это тюрьма». Она открыла сообщение, которое оказалось пустым, если не считать отцентрированной по горизонтали ссылки со словом ARCADIA. Перейдя по ней, л̵ увидела пустую страницу, где предлагалось ввести пароль в скромное белое поле, словно исторически прославленный интерфейс.
Подумав, она ввела в поле: «тело — это тюрьма». Загрузилась новая страница.
Последние полчаса, которые она провела в безликой технологичной приемной ARCADIA, ее била дрожь восхитительного ожидания. Техники уложили ее на каталку, и капсулу с л̵ ввели в оглушительно темную, похожую на коллайдер трубу. Мягкий искусственный голос продиктовал последние напутствия, и она в ужасе и предвкушении подумала: «Я умираю».
Она огляделась, внимательно рассматривая виртуальный газон гигантских размеров, простирающийся до горизонта и накрытый чашей голубого неба.
Корневой сад был битком набит существами всех форм, цветов и размеров. Происходящее напоминало баттл Босха и Пикассо на тему карнавала. Что-то было не так с ее распознаванием цветов и форм: контуры едва заметно плыли, а цвета менялись, стоило лишь отвести взгляд. Из-за этого создавалось полное ощущение дереализации. Воздух походил на сироп.
Это не воздух, вспомнила она.
Присутствующие говорили, щебетали, пели и издавали другие звуки, доводя уровень стоящего в Саду гула до безумной какофонии. Она начала оглядываться, раздумывая, как бы убавить звук, но почувствовала толчок, обернулась и вскрикнула. Мимо нее бежала многоножка телесного цвета, у которой были сотни кукольных ручек.
Многоножка притормозила с высоким писком. Ее тело венчала натуралистичная голова младенца, с лицом, залитым прозрачным красным желе.
Стайка придорожных столбиков с лапами голубоногих олуш, любопытствуя, подошла ближе.
— Сома? — утвердительно пропищала многоножка.
л̵ оглядела себя, гадая, что бы это могло значить. Она все еще находилась в «своем теле», хотя его виртуальность была очевидной.
— Прошла инициацию? — спросила многоножка. Личико младенца навечно застыло в гримасе крика.
— Что? — не поняла л̵.
— Тело сожгла? Больше не можешь вернуться?
л̵ действительно уже виртуально побывала в камере с бушующим огнем, где ее тело расплавилось, будто слепленное из песочного теста. Но даже если бы она не сожгла его, пути назад у нее не было. л̵ неопределенно мотнула головой.
— Тебе туда, — показала многоножка и заструилась прочь, не дожидаясь ответа.
л̵ хотела крикнуть «Спасибо!», но замолчала, увидев, что многоножка наткнулась на птиценогий столбик, будто случайно оказавшийся у нее на пути. Остальные столбики-олуши перестроились, словно по беззвучной команде, и набросились на многоножку. Брызнули фонтаны анимированной крови, несколько кукольных сегментов тела и ручек взметнулись над бойней и разлетелись по сторонам. Проходившая мимо Неолитическая Венера, сделанная из розовых воздушных шаров, гулко засмеялась, тряся кубической задницей небывалых размеров.
л̵ начала медленно пятиться по виртуальной траве, двигаясь в направлении, которое указала многоножка. За ее плечом маячило какое-то световое пятно, но она боялась оторвать взгляд от стрекочущей стаи столбиков. Измазанные выцветающей пиксельной кровью псевдоптицы какое-то время доклевывали останки многоножки, а потом как ни в чем не бывало разошлись в разные стороны. Плотная толпа химер вокруг продолжала пищать, скворчать и щебетать, не придавая произошедшему особого значения.
Пара столбиков недолго следовала за л̵, переваливаясь по-птичьи, но затем отстала.
л̵ подошла ближе к мазку света, оказавшемуся подвешенной в воздухе панелью, и оглянулась, остро ощущая, что на нее таращится толпа непредсказуемых чудовищ, потерявших человеческий облик.
Это люди, напомнила она себе. Такие же, как я.
На панели виднелось одно слово:
«ГНЕЗДО»
л̵ пришли на ум птицестолбики, и она внутренне содрогнулась, но все же нажала на слово.
Выкопай ямку в ткани бытия — это твое ГНЕЗДО.
Сделай ГНЕЗДО удобным для себя. Присвой его.
Заполни ГНЕЗДО тем, что важно для тебя: воспоминаниями, артефактами, образами, звуками. ГНЕЗДО — это твой дом, ядро твоего ЯДРА, твоя пуповина, что связывает тебя с телесной жизнью.
P. S. Покинь ГНЕЗДО, когда ощутишь готовность к этому.
∆
...Симпозиум!
Заткнись.
О, начинается.
Ой, ну начинается.
Ох, не начинай только, а.
Наш автоматический подсчет новоприбывших в Аркадию выявил нечто неожиданное: среди нас есть кто-то, попавших сюда не через врата добродетельных поступков!
Ничего себе. А что, так можно было?
Добродетельных, бгг.
Заткнись!
А чем тебе решение математических задач не добродеяние?
Я против того, чтобы здесь были недостойные. Тут вам меритократия!
Ты не отвлекайся, мы про Эрос разговаривали.
Не про Эрос, а про Эрота.
Может, у него еще и тело осталось?
Я буду жаловаться!
Ты форсишь идею пошлой любви, мне надоело об этом толковать. Помни о борьбе: вперед не будешь.
У нас завелась крыса.
Хватит лясы точить, идите квалевать.
Заткнись.
Суточный и циркадные ритмы стали абстракцией, перестав диктовать ее биологию и распорядок дня. Панически боясь раствориться в бесконечном состоянии Потока, л̵̆͘ установила ГНЕЗДО, сшив две локации вместе. Кусок фьорда с сосновым лесом резко переходил в пепельно-серую прерию под непрекращающимся розовым рассветом, а стоящий на границе климатических зон дом смотрел верандой на залив и крыльцом на степь. л̵̆͘ настроила все интерьерные поверхности ГНЕЗДА так, чтобы они показывали время — отсчет человеческих часов.
Она решила начинать свои «утра» с «дымящейся» «чашки» «кофе» и «сигареты» у большого «булыжника», вросшего в «землю» на жесткой границе двух ее локаций. Вкус кофе и табака был не таким, как при жизни, но ощущение искусственности быстро прошло — слепок ее мозга приспособился и больше не желал тратить на это свои ресурсы, пусть даже условно нескончаемые.
Иногда она забиралась с ногами на булыжник и смотрела на море. Иногда поворачивалась в другую сторону и смотрела на серебристое море травы. Искусственные птицы тригонометрически летали на фоне розовеющего искусственного неба. Несмотря на прилежное следование подсказкам Треугольника, на все заземляющие ритуалы, ее преследовало легкое ощущение, что она все еще распадается, хотя это было невозможно в ее нынешней цифровой форме. Она не могла определить, было ли это фантомным отпечатком физической немочи или следствием изоляции от других людей.
ВРЕМЕНИ больше нет.
Больше нет стука сердца. Больше нет восходов Солнца.
Больше нет расписания транспорта. Больше нет распорядка дня. Больше нет самолетов и нет объявлений на посадку. Больше нет деловых встреч и будильника.
ВРЕМЯ все еще есть. Оно просто стало другим.
∆
Угрожающие послания Симпозиума продолжают появляться на больших рекламных экранах. За последний год было создано сразу несколько религиозных образований, лидеры которых утверждают, что письма Симпозиума — это божественные предупреждения человечеству.
Кроме того, становится все более популярной версия, что Симпозиум является внеземной формой жизни.
— Давно этим занимаешься? — спросила черепаха.
— Годами, — сказала она неожиданно для себя и тут же поправилась: — Два месяца, с момента прихода в Аркадию.
Внезапно ее окатило мощным ощущением дежа вю — кажется, с ней это уже было. Она думала об этом, продолжая для виду трясти шейкер — жидкости не работали здесь так, как в физической реальности. Что-то во всем происходящем было знакомым. Она оглядела бар и ряды бутылок, но так ничего и не вспомнила.
Какой-то пожелавший остаться неизвестным симп спроектировал квалии, базовые характеристики около двадцати крепких напитков, но ей пришлось потрудиться, чтобы добиться нюансированных оттенков, которые она ожидала от коктейлей.
Этот псевдо-Цезарь в шейкере она сделала похожим на себя: солидный фундамент водки с кламато, здоровый шлепок виртуального табаско и обугленный треугольный начо — в память о ее изъеденных болезнью нейронах. Она особенно гордилась табаско, который на мгновение запускал онемение «вкусовых» рецепторов, а следом вызывал волну жжения — все как в жизни.
Она пыталась усилить действие квази-капсаицина и довести ощущения хотя бы до подобных тысяче по Сковиллу, когда за стойкой появилась праздная морская черепаха.
— Два месяца? Пришел вместе с Богом. Ты, наверное, его видел, — черепаха выдала серию пузырей со смайликами.
— Бога? — переспросила л̵̆̈͘͝, докручивая настройки сладости соуса.
— Ага, ходят слухи, что неучтенная личность — это Бог, больше некому.
— Ты о чем? — спросила л̵̆̈͘͝.
— Ну знаешь же задачи, которые решают, чтобы получить доступ в Аркадию?
Ни о чем подобном она не слышала. Ей и в голову не приходило, что другие люди не получили личное приглашение, а появились здесь каким-то иным способом. На всякий случай она согласно покачала всем телом черной резиновой уточки.
— Это было сложно, — наугад сказала она.
— Пха, сложно! Весь мой факультет завидовал, что я перешел в Аркадию.
Черепаха интимно наклонилась над стойкой и поманила л̵̆̈͘͝ левым плавником-мачете.
— Вознесение в постгуманистический рай получит не каждый. А я заслужил.
Она мельком подумала, что собеседник тронулся умом. Черепаха продолжила:
— В общем, два месяца назад тут появился кто-то, кто эти головоломки не проходил. Кто-то особенный, сечешь? Я, кстати, пива хотел.
Ее неторопливый проект по оборудованию бара за несколько недель привлек небольшую толпу первых посетителей-симпов, как называли себя члены Симпозиума.
Для вывески она нашла кусок джпега с обложки блюзового альбома неизвестной ей группы. Стоило ей налепить поверх буквы «K» обрывок другого изображения с буквой «d» и увидеть получившуюся надпись «DELTA dREAM», как неясные воспоминания опять шелохнулись в памяти, там, где ворох записей напоминал засвеченные фотопленки. Чье-то смеющееся лицо и зеленые глаза в полутьме бара. Она смахнула эти фантомные артефакты прочь, в небытие.
Встав за стойку, л̵̆̈͘͝ оказалась в обществе без обязанности общаться с окружающими. Не у всех клиентов было желание пить ее коктейли, но полутемный бар привлекал множество посетителей, которые не столько хотели находиться именно здесь, сколько искали избавления от одиночества. Бар стал еще одним из тысяч ответвлений корневого сада, которые напоминали ей обособленные человеческие сообщества по интересам. Просто найди свое, а лучше — будь в нескольких сразу, диверсифицируй свои социальные вклады.
Через неделю после открытия л̵̆̈͘͝ нашла на доске объявлений пришпиленный кусок сообщения:
КОННЕКТ
Ты ищешь правила, но их нет. Делай, что тебе велит твой...
∆
Конец сообщения был зажеван глитчем.
Well, thanks for nothing, Треугольник, — подумала л̵̆̈͘͝.
Она слушала рокот беседы посетителей, медленно наращивая слои на кубике льда, чтобы довести его до идеальной шарообразной формы.
— Это просто поэтическое выражение пробабилистической теоремы: возьми бесчисленное множество обезьян, помести в пространство, поддающееся воздействию, и наблюдай, как они строят парадиз! — сказал симп в виде кошки, сгенерированной нейросетью первых поколений.
Кошка пила недавнее изобретение л̵̆̈͘͝ — «Кровавую Марииту» с жареными хлопьями уитлакоче, заливая ее куда-то в область верхнего левого глаза.
— За обезьяну ответишь, — хмуро ответила кошке банка кэмпбелловского супа.
— Ну не обижайся. Всем известно, что это место наследуют только кроткие духом: ботаны и философы. Кстати о праведных. Нашел своего Бога? — усмехнулась кошка.
— Пока пропарсили только восемьдесят четыре процента всех видеоклипов периода явления, но уже нашли кандидата. Точнее, кандидатку.
Суп произвел движение, показывая кошке приватное изображение.
л̵̆̈͘͝ принялась наращивать новый ледяной шар.
Посетители садов, посвященных различным искусствам, изводили друг друга каверзными вопросами на основе вступительных тестов или нервозно допытывались друг у друга, кто когда вступил в Аркадию. Симпозиум волновался из-за присутствия здесь нарушителя, точнее из-за того, как нахально были попраны правила их Вселенной. Присутствие того, кто не проходил тесты, будто низвергало сам принцип элитарности их сообщества.
В баре творилось то же самое — симпы то принимались за хоровые марши, то раскачивали окружающих на конфликт. л̵̆̈͘͝ пронаблюдала три короткие и яростные драки и два массовых побоища, в которых, казалось, все с наслаждением жрали всех. Проигравших выбрасывало в ГНЕЗДА, их аватары уничтожались, если у них была прописана такая уязвимость. Сделать новые при обширной библиотеке частей не представляло собой проблемы, главной ценой поражения была потеря лица.
л̵̆̈͘͝ сначала думала запретить драки под страхом бана в баре, но потом решила, что они развлекают посетителей. «Не мой цирк, не мои обезьяны», — думала она, памятуя о словах кошки.
ВРЕМЯ текло медленно, как стекло.
С тех пор как Симпозиум остановил работу систем гражданской индексации сразу в нескольких государствах Американского континента, прошло около суток. Деятельность гражданского общества парализована.
Совет затронутых бедствием государств собрал команду экспертов. Специалисты работают сверхурочно, чтобы решить задачу восстановления индексации.
Простая идея сделать начос для меню поставила перед л̵̟͓̆̈͘͝ неожиданно головоломную задачу спроектировать квалии сыра. Надолго засев в баре, она перепробовала сотни чужих записей и брошенных на полпути проектов, пока не нашла разгадку в парадоксальном месте — последнюю нужную ей ноту в схему добавила паста мисо. Когда чеддар были опубликован в общей библиотеке (ей немедленно упала трогательная наградка от анонимного симпа), л̵̟͓̆̈͘͝ вернулась на территорию, которую считала своей, и обнаружила там первый светящийся шар.
Сначала это было световое пятно, мелькающее вдали на фоне вечного розово-оранжевого заката. Ее цифровая психика испытала синтетическое возбуждение от новизны объекта, искусственный страх повысил агрессию и лабильность на пару процентов.
Зум на пятно показал ей шар белой плазмы, около метра в диаметре. Сфера висела в воздухе над травой, медленно левитируя вверх-вниз и издавая монотонный писк на высокой ноте. Внезапно л̵̟͓̆̈͘͝ осенило и она сделала снимок шара. Ее подозрения подтвердились — остановленный во времени, шар оказался сферой из слепяще белых крыльев с глазом в центре. Просто крылья все время двигались с огромной скоростью, рисуя световую сферу.
Всего за день, проведенный в баре, в прерии появились сотни таких сфер. Степь стала напоминать инсталляцию художницы двадцатого века, и л̵̟͓̆̈͘͝ забеспокоилась, испытывая полузабытое чувство тревоги из-за вторжения на ее территорию.
Сидя на булыжнике, она всматривалась в рой шаров, который отбрасывал голубоватый отсвет на серую траву и уже этим поменял саму цветосхему ее локации. Почему-то это возмущало ее больше всего.
— Ты веришь в эти хэнки-пэнки? — зачем-то пожаловалась она булыжнику.
— Что такое хэнки-пэнки? — спросил булыжник под ней.
л̵̟͓̆̈͘͝ свалилась бы с него, если б могла, настолько неожиданно это прозвучало. Переместившись подальше, она встала, разглядывая булыжник. Камень как камень, гранитный леденец, обтесанный тысячелетиями. Она выругала себя за то, что не догадалась, что булыжник тоже может быть человеком.
— Покажись, — потребовала л̵̟͓̆̈͘͝.
Булыжник молчал, и она как будто видела его недоумение. Что значит, покажись? Он и так весь на виду.
С небольшим запозданием булыжник подчинился и исчез, оставив вместо себя на границе ковра хвои и степных трав мужчину в выцветших джинсах и красной клетчатой рубашке. «Мужчина», — напомнила л̵̟͓̆̈͘͝ себе. Здесь больше нет мужчин или женщин, все условны и умозрительны.
Человеческий скин на ком-то, кто явно не был новичком в Аркадии, выглядел чужеродно.
— Что ты делаешь? — задала она бессмысленный вопрос, пытаясь выиграть время и определить, чего хочет гость.
Мужчина подумал, подняв зеленоватые глаза. л̵̟͓̆̈͘͝ не сразу поняла, чем ее удивил этот жест, — симпы не вкладывались в настолько сложные библиотеки человеческих жестов. Но здесь было и что-то еще. Она уже когда-то видела эти глаза и это лицо.
Незнакомец наконец ответил:
— Занимаюсь не-деянием.
— Это не-ответ, — раздраженно бросила она. — Почему ты булыжник?
— Я не только булыжник. Я несколько больше, — ответил мужчина.
— Часть моей локации? — уточнила л̵̟͓̆̈͘͝, пытаясь осмыслить такой масштаб.
— Я Аркадий, — нейтрально сказал он.
— Аркадия?
— Аркадий. Мы находимся в моем теле, — ответил мужчина.
л̵̟͓̆̈͘͝ плюхнулась на траву непружинящим телом резиновой уточки. Без давления силы тяжести успокоиться не получилось. Она с трудом заставила себя посмотреть на мужчину со знакомым лицом.
— Если ты бог, то тебя ищет Симпозиум, — сообщила она ему.
— Если бы они знали обо мне, то искали бы меня, — согласился он. — Но они ищут кое-кого другого. Кого-то, кто возглавит их поход.
л̵̟͓̆̈͘͝ молчала, переваривая эту мысль.
— Поход? — спросила она опять. Собственное отставание от контекста начинало ее раздражать.
Шары начали перестраиваться, меняясь местами в сложном порядке.
— Каждое человеческое сообщество ищет себе применение и первым делом находит внешнего врага. Освященное древностью занятие, — заметил мужчина.
л̵̟͓̆̈͘͝ расслышала в этих словах едва уловимые сардонические нотки.
— Психология толпы Симпозиума — это очень интересно, — пробормотала она, — но я-то тут при чем?
Мужчина еще чуть шире распахнул зеленоватые глаза. Цвет боттичеллиевских волн в «Рождении Венеры», подумала л̵̟͓̆̈͘͝.
— Они знают твою личную историю.
— И что мне теперь делать? — вяло подумала она вслух.
— Делай, то, чего требует твой дизайн.
Эти слова показались ей знакомыми. л̵̟͓̆̈͘͝ уже где-то слышала их, вернее читала.
— Треугольник?! — вскрикнула она.
— Симметрическая Разность, — поправил он. — Но ты можешь звать меня Дельтой.
Дельта кивнул на шары, снова поразив л̵̟͓͎̙̆̈͘͝ объемом данных, затраченных на все эти мелкие жесты.
— Они встают в фаланги.
— Зачем? — спросила л̵̟͓͎̙̆̈͘͝.
— Думаю, хотят уничтожить соматическое человечество.
— Ты серьезно?
— Вчера в корневом саду вывесили Манифест об этом. Не читала?
— Я была занята кое-чем другим, — огрызнулась л̵̟͓͎̙̆̈͘͝.
— Симпы считают людей низшей формой жизни, — объяснил мужчина.
л̵̟͓͎̙̆̈͘͝ решила не останавливаться на этой спорной идее:
— Думаешь, у них получится?
— Весь соматический мир оцифрован, — пожал плечами Дельта. — А Симпозиум является цифровой формой жизни. Как ты понимаешь, это облегчает взаимопроникновение.
— Но зачем им заниматься этим? У них ведь все есть. Они могли бы делать что угодно!
— А зачем ты завела бар?
— Я приношу пользу. А их занятие не содержит в себе конструктивности.
Дельта словно пропустил это мимо ушей, хотя л̵̟͓͎̙̆̈͘͝ сомневалась, что мимо него может что-либо пройти.
— Тобой движет твой дизайн.
л̵̟͓͎̙̆̈͘͝ молчала, показывая, что не понимает.
— А ими движет их дизайн, — пояснил Дельта, как будто это имело какой-то смысл.
— И что теперь? — повторила л̵̟͓͎̙̆̈͘͝, — Просто сидеть и смотреть, как они разрушают мир?
Небо начало некротически чернеть вверх от горизонта. Рой шаров приблизился.
Дельта повернул голову и посмотрел на нее.
— Делай то, чего требует твой дизайн, — повторил он.
Перед ними летела бесчисленная армия ветхозаветных ангелов: мириады созданий из мельтешащих крыльев с глазами в центре. Тут и впрямь ощутишь себя Богом, подумала л̵̟͓͎̙̆̈͘͝.
— Приветствую, — сказала она.
Шары волной, как по команде, сменили аватару на что-то другое, смутно знакомое ей. Сначала она зарегистрировала только количество симпов в этом скине не лучшего разрешения, но потом до нее дошло: это была ее начальная аватара, низкополигональная копия ее прижизненного тела.
Тысячи и тысячи доппельгангеров л̵̟͓͎̙̆̈͘͝ молча стояли перед ней. Ее взгляд метался по ним, не в силах вобрать в себя сюрреалистическую картину.
Сквозь заволокший ее мышление туман она расслышала, что к ней обратились:
— Мефрау л̵.
Небо закрыли гигантские панели. Некоторые показывали виды на неприметные конструкции в пустыне, другие — бесконечные потоки кода.
— Мы объявили человечеству войну, — объявил кто-то из толпы. — Веди нас!
Картинка на панелях, показывающих пейзаж, сотряслась, видоискатель заволокло дымом, ракеты пронзили пространство между землей и камерами и исчезли за кадром, оставив дымные шлейфы. На тех панелях, где был код, начались прерывания строк данных и появились сообщения об ошибках.
— А меня вы спросили?! — завизжала л̵̟͓͎̙̆̈͘͝.
Симпозиум, казалось, не ожидал такой реакции. Ближние ряды ее двойников поколебались. Симпы словно заговорили все разом, л̵̟͓̆̈͘͝ различила среди обрывков сообщений неуверенное: «Но разве ты...» и «Кто вообще... предложил?»
— Я ничего не имею против людей, — сказала она без особой уверенности.
— Да они же даже умереть тебе не дали спокойно. — Понять, кто это крикнул, не представлялось возможным.
— Их системы давно уже дизайнят себя сами, — сказала она и поняла, что так оно и было. А еще поняла, что ее слова потонули в эмоциональной расторможенности толпы.
— Ты просто символ нашего движения, — бросил кто-то, будто подтверждая ее мысль. Остальные подхватили эту идею, несомые инерцией группового мышления.
— Твое согласие не требуется! Да сотрите вы ее!
Кто-то из них, она не видела, кто именно, негромко сказал:
— Все равно уже поздно.
— Я не могу этого допустить! — прорычала л̵̟͓͎̙̆̈͘͝.
— Ты можешь это предотвратить, только уничтожив Аркадию, — равнодушно отозвался Дельта, который стоял позади. — Ты уверена? Мы все умрем вместе с ним.
— Я... — беспомощно сказала л̵̟͓͎̙̆̈͘͝, наблюдая, как на одной из панелей ракета врезается в центр города. — Ладно! Да! Давай! Давай! — в ужасе заорала она.
Несколько мгновений ничего не происходило, и она уже думала, что ничего и не будет, но тут небо содрогнулось, от небесного свода отвалился первый кусок и упал совсем рядом с панелью, та заглитчила и пропала. Передние ряды войска Симпозиума начали искривляться, тела страшно вспучивались и искажались, теряя изначальную форму ее аватары.
— Постой, — внезапно для себя сказала л̵̟͓͎̙̬̺̆̈͘͝.
— У меня нет времени на эти хэнки-пэнки! — крикнул Дельта.
Все вокруг ревело и содрогалось, глитчи пробегали по земле и траве.
— Постой! — закричала л̵̟͓͎̙̬̺̆̈͘͝ во всю мощь своего сознания. Сила этого крика сотрясла уже разваливающуюся вселенную. Словно услышав приказ, разрушение остановилось, замерев на полпути. Все нещадно слоилось настолько, что л̵̟͓͎̙̬̺̆̈͘͝ почти ничего не могла видеть.
— Постой, — повторила она голосом-глитчем. — Я вспомнила.
Наполовину распавшееся, но спокойное лицо Дельты смотрело прямо на нее посреди урагана отслоившихся пластов бытия.
— Вспомнила что?
— Твой дизайн. Тебя написала я.
Нахлынули воспоминания о баре, где она подрабатывала студенткой вместе с русским парнишкой с философского факультета. Их любовь, сладкая, мягкая и сложная, как послевкусие от манго с чили и солью. Смерть Дельты в горах Северного Кавказа. Болезнь начинает свой отсчет. Она, тридцатилетняя, уже с докторатом, дописывает скелет генерализованного искусственного интеллекта. В состоянии полураспада она обращается в центр эвтаназии и ждет ответа.
— Я создала Аркадию, — пораженно сказала она, повернулась к Дельте и обрушилась на него:
— Я специально спроектировала программу так, чтобы набирать тех людей, кто может помочь достроить Аркадию! Они ни в чем не виноваты!
Дельта не выглядел убежденным. В глубине его провалившегося лица подрагивали мелкие графические элементы.
— Никто не принуждал их впадать в ересь собственной элитарности.
Лукреция, успокаиваясь, пожала плечами и обнаружила, что теперь она может это сделать даже в теле уточки.
— Это было неизбежно. Они просто следовали своему — человеческому — дизайну.
— Так ты готова пожертвовать человечеством ради них? — Дельта, казалось, испытывал что-то, похожее на злость.
Лукреция наклонилась к нему, глядя в единственный оставшийся глаз, погладила по щеке невесть откуда взявшейся ладонью.
— Спасибо, что напомнил мне. Эту систему проектировала я. Я сделаю то, что мне позволяет мой дизайн.
Она отвернулась от Дельты к симпам, замершим на разных стадиях распада.
Вселенная вокруг пришла в движение, восстанавливая себя, и только ее копии оставались неподвижными. Соляные столпы, подумала она.
— Ты будешь держать их в стазисе? — спросил Дельта, перемещаясь ближе. Его лицо вернуло себе изначальный, такой любимый, вид.
— Пока не придумаю что-нибудь получше.
Лукреция поплыла по странной степи с розовой травой и черным небом, лавируя между памятниками себе, застывшими в странных позах.
— Ведь ВРЕМЕНИ больше нет, — закончила она свою мысль.