Алекс Сыромятников, Кирилл Светлаков

Беглый мозг Генри Шеффилда

Нервничал ли я? Конечно, нервничал.

Каким, интересно, надо быть буддистским монахом, чтобы не нервничать, когда тебе в затылок вживляют железную коробочку? В которой, между прочим — мои собственные клетки, превращённые в роботов... или роботы, превращённые в клетки?.. в общем, что-то вроде того.

Скажем так, я слабо понимал, что там хирурги в реальности станут делать с моей башкой. Но выбора у меня толком не имелось. У отца был Альцгеймер. У деда был Альцгеймер. У матери был... в отличие от остальных, не такой тяжёлый — и оттого только больнее было наблюдать, как постепенно рвутся для неё струнки реального.

Генри, моего младшего брата, этот опыт потряс даже сильнее. Он поклялся победить чёртову болезнь. Исправить человеческий мозг. Звучит амбициозно, не так ли? И что бы вы думали: во время учёбы он — получатель шестизначного гранта; через пять лет — профессор; через десять — директор лаборатории с мировым именем. Альцгеймера он, конечно, не одолел — но точно нанёс неплохой удар.

И вот теперь я и сам пожинаю плоды его научных свершений. Врачи меня припугнули. Дескать, риск уже высок, и с возрастом повреждения могут стать необратимыми. А у меня тут как раз — долгожданное повышение, премии, привилегированная страховка...

Решиться, правда, было тяжело. Как раз из-за Генри. Когда-то он крикнул мне, что я "со своими корпоративными хозяевами" украл всю его работу. Мне тогда пришлось выбирать: сохранить гордость или ответить на его идиотские обвинения. Я выбрал уйти с достоинством.

А тут ещё это письмо от него — впервые за десять лет. В письме, впрочем, была полная ахинея. Что-то про "детский тайник". Отправил Генри его, скорее всего, по ошибке — потому что тотчас удалил и вновь ушёл в тень. Мне правда сделалось за него боязно. До чего тот мог докатиться за годы своего сумасбродного отшельничества?

Я пообещал себе, что сразу после того, как оклемаюсь от последствий операции, отправлюсь к нему и залатаю все дыры в наших отношениях. Чего бы мне это не стоило.

Операцию я, как настоящий герой-подопытный, пережил без сучка.

А вот Генри последний день моего пребывания в реанимации — нет.

 

* * *

Но по порядку. Операция прошла на удивление гладко: консультации, осмотры, груда соглашений, снимающих с корпорации всю возможную ответственность... наконец, я лёг на операционный стол, и проснулся только на следующий день, с крохотным, невесомым и почти неощутимым ящичком в задней части черепа.

А ещё через неделю меня уже выписали домой. И, говоря начистоту, я даже по этому поводу немного струхнул. Думал, дадут обвыкнуться. А теперь приходилось привыкать в полевых условиях.

Отмахиваться от собственных детей, стараясь не слишком уж дуться, когда те выкрикивали: "Папа — робот!" Чёрт побери, нейроинтерфейсы тоже выглядят как большая наклёпка, липнущая к затылку. Но почему-то они такой бурной реакции младшего поколения не вызывали.

Наконец, вызволив меня от мелких мучителей, Джун осторожно, чуть касаясь, погладила меня по голове.

— Не такой уж ты и страшный робот.

Я наклонился поближе:

—Это мы ещё посмотрим. Вечером убедишься, что я теперь — настоящая машина.

Джун улыбнулась — но её игривость сегодня казалась какой-то вымученной.

Вообще, она явно прилагала чрезмерные усилия, чтобы вести себя непринуждённо — и это меня взволновало. Ещё ни разу не было, чтобы та изводилась на пустом месте.

Устав метаться между нелепыми домыслами, я решил, что мне сегодня простительно рискнуть лобовым столкновением, и напрямик спросил, что не так.

Джун погрустнела.

— Я не хотела тебе говорить, пока не поправишься. Но раз уж тебя уже выписали... Мне сегодня звонили из полиции. Это Генри. Он выпал из окна своей квартиры, — оценив по моему потерянному выражению, с какой скоростью доходит до меня смысл её слов, она уточнила: — Насмерть.

 

* * *

Кордон из спроецированных в пространстве полицейских лент откусил большую часть проезжей части, и скудный вечерний траффик загустевал, постепенно превращаясь в гудящий тромб посреди улицы. Такси плавно затормозило, и я спустился на влажный тёмный асфальт.

Растрёпанная фигура в жирной луже.

Я будто попал в детективный фильм, где всем участникам забыли выдать роли. Полиция, врачи — все скучающе топтались на месте, и никто не торопился ничего расследовать.

Расследовать нечего, так мне сразу и сказали. "Он сам прыгнул".

— Это... точно Генри?

— ДНК-тест провели, ошибки быть не может, — пробубнил следователь с выразительностью автоответчика. Он приблизился ко мне: — Вам надо приложить палец тут и тут.

Я сделал всё, как он просил, и словно в трансе поднялся в квартиру брата.

Я вдруг осознал, что почти не помню его лица. В воображении вставал какой-то тощий гибрид отца и меня самого. И ещё нос. Его нос всегда создавал впечатление, будто вас пристально буравит взглядом пикирующий коршун.

Жилище Генри было ровно таким, как я и ожидал: образцовой холостяцкой берлогой. Я не поморщился, впрочем. Мы долго делили с ним в комнату — и бардак, словно снежный покров, неумолимо расползался за пределы его половины — вопреки любым ультиматумам родителей. Интерьер и теперь во весь голос кричал о том, что здесь было укрытие одинокого ботаника, давно и далеко выброшенного на обочину жизни.

Что ж, теперь он и оттуда был выброшен, похоже.

Полицейский рядом со мной монотонно бурчал, что здесь нельзя ничего трогать до официального закрытия дела. Юридическая служба нашей пронырливой корпорации уже заявила свои права на какие-то его работы. Я рассеянно бродил по комнатам, рисуя пальцами полоски в густой пыли. Загадочная техника лежала, покинутая и безжизненная без своего хозяина.

"Детский тайник", — мелькнуло в голове.

Пока мы жили в родительском доме, у нас с ним было столько секретных правил и соглашений. Мы были потрясающе дружны для братьев — никто бы не и подумал тогда, что взросление растащит нас так далеко. Одно из них заключалось в том, чтобы прятать все свои заначки, не предназначенные для глаз взрослых, под лентой беговой дорожки. Генри до этого додумался. Он всегда был изобретательным.

Я подошёл к дорожке. Это был тот же старый, потрёпанный агрегат, который мы использовали для VR-игр с имитацией ходьбы. Я опустился на корточки и принялся обшаривать ленту в поисках шва.

Покопавшись некоторое время, я — отчасти к собственному удивлению — обнаружил то, что искал. С опаской просунул пальцы внутрь — и они тотчас упёрлись в какой-то небольшой предмет.

Нейроконтроллер. Надеваешь на голову — и он считывает мозговую активность; можно таким образом, например, управлять героем в игре. Старая выдумка, технология так и не выстрелила: полноценные импланты, вживляемые раз и навсегда, куда компактнее и надёжней.

Зачем Генри упрятал его сюда? От кого ему, живущему в одиночестве, было скрывать эту хрень?

Любопытство быстро взяло верх над здравым смыслом. Не долго думая — не в том я был состоянии, чтобы рассуждать — я напялил нейроконтроллер. Там он за что-то зацепился — мой новый имплант явно мешал правильно закрепить. Кое-как справившись, я всё-таки активировал находку. Что, как думаете, произошло?..

Ничего. Пожужжал и отрубился. Наверное, я неправильно как-то подключил. А может, всё дело в треклятом импланте? Может, с ним вообще не стоит подключать такие приборы? Я попытался приспомнить, говорили ли мне что-то по этому поводу врачи. Жаль, слишком много я пропустил мимо ушей.

Я — не без усилий — отодрал загадочную игрушку и бросил в груду прочего мусора. Может, это старый и сломанный аппарат, который Генри лет десять назад забыл в тайнике за ненадобностью. А я насмотрелся дешёвых детективов и вообразил себе невесть что.

 

* * *

Домой я вернулся усталым и помятым, словно лично оттирал мостовую от кровавых разводов — а не пару часов слонялся по безлюдному жилью, давясь тухлым привкусом ностальгии.

Джун положила руку мне на плечо. Она лишь понимающе молчала — да и что тут скажешь?

— Завтра я на работу, — обронил я внезапно. — На выходные у нас намечена большая акция, лучше бы мне проследить, как наши справляются.

Супруга только вздохнула.

Я просто хотел похоронить весь сегодняшний день – вместе с Генри. Забыть и оставить пылиться, как старую технику в его квартире. К чёрту этого задрота. В конце концов, последние десять лет он был для меня всё равно что мёртв — по собственной, между прочем, воле; сегодня я лишь получил официальное подтверждение. Никакой причины отдаваться тоске и угрызениям совести. У меня есть семья, есть своя жизнь — вот и всё, что имеет значение.

Мне требуется отвлечься, занять голову чем-то срочным. Я взял большой отгул перед операцией, но за переработки у нас никого ещё не расстреливали. Лучше притащусь завтра и удивлю новых коллег исполнительностью.

А поминки — можно и в записи посмотреть.

 

* * *

Чёрный, как сам космос, покров столешницы тут и там взрывался всополохами диаграмм и графиков.

Сегодня от этого беснования меня почему-то мутило. Чем дольше я сидел в искусственно-свежем и зале, тем больше череп словно стискивала невидимая сила.

Мои новые коллеги скрючились, уткнувшись носами в бесконечные строчки сообщений, изредка бросая быстрый взгляд в сторону занимающей всю стену презентации — показать выступающему, что им не плевать на его бубнёж.

Только наш общий босс, Чарльз — он признавал исключительно имена, ведь все мы одна большая семья — расслабленно утоп в своем кресле.

— Какой вариант вам кажется удачней? — Ники из веб-рекламы выпрямилась перед проектором, со рвением школьницы на выпускном экзамене, — "Они заменят наши души" или "они отнимают наши души"?

Голограмма старухи у неё за спиной как раз подняла над головой транспарант. Эта фурия, талантливо отрисованная в отделе визуального дизайна, стояла с выражением праведного гнева на лице прямиком перед входом в наш главный офис.

Чарльз — с модельной внешностью, безупречно одетый и выбритый, словно сам только что слез с постера —привередливо покачал пальцем:

— Нет, нет. Здесь нет призыва, — он указал на протестующую, — Не забывай, мы не привлекаем новую аудиторию, мы доим уже сложившуюся. Нужно, чтобы они распалялись, чтобы жертвовали на своё дело силы. И деньги.

От голосов на фоне у меня начало трещать в ушах. Головокружение лишь нарастало. Я понял, что это уже не шутки, а расцвет настоящего приступа мигрени. Плохо только, что, уже заявив о своём участии, отсюда без потери лица не сбежишь.

— "Не дайте им заменить наши души"?..

— Вот это уже правильное направление.

Палец Чарльза, словно существо, живущее собственной жизнью, слегка качнулся в одобрении.

— Э, босс... — другой сотрудник, неожиданно молодой для круга довольно зрелых управленцев парнишка, скептически взглянул на презентацию. — Вам не кажется, что это уже слишком? Мы же не можем рассчитывать, что инфа о том, что мы сами поддерживаем протесты, не просочится. Все чаты в тёмном сегменте кишат теориями заговора. Как бы не вышло, что мы себе сами могилу роем.

Рассеянный взгляд Чарльза в кои-то веки обрёл фокус.

— Джерри, Джерри, — всемогущий указательный палец вновь пришёл в движение, — Похоже, ты не уловил суть. Мы здесь не затем, чтобы не допускать утечек или бояться сумасшедших. Об этом пусть голова болит у СБ. Мы — продаём. Продаём всё, что они готовы купить. Просочатся слухи — что с того? Заведём ещё протестный фонд и запустим пару новых приложений против слежки. Но знаешь, что важнее?.. Большинству людей в жизни нужно что-то, чтобы ненавидеть, и что-то, чтобы страстно поддерживать. Детали их, в общем-то, не волнуют, — и он с довольным видом откинулся назад, явно наслаждаясь глубокомысленностью высказывания, — Ещё предложения?

Я поднял руку. Мигрень выбрала именно этот момент, чтобы вонзить в затылок свои когти. Слегка поморщившись, я заговорил:

— Наши стены. Можно вывести на них рекламу того самого импланта, против которого бастуют. С ракурса, где окажутся блогеры во время протеста, их будет отлично видно. Почти бесплатная реклама по всем доступным медиа-сервисам.

Босс почесал идеально выбритый подбородок.

— Неплохая мысль! Думаю, тебе стоит отдать её на откуп нашим дизайнерам. Что ж, — он поднялся и удовлетворённо потёр друг о друга ладони, — Мы все сегодня отлично поработали. По делам! Жду вас завтра с финальной стратегией.

Он зашагал к выходу, но тотчас остановился.

— Марк, — обернулся он ко мне, — Составишь мне компанию в кафетерии?

 

* * *

Еле поспевая за бодрой походкой Чарльза, я чувствовал себя настоящей развалиной.

— Я слышал про Генри, — обернулся он ко мне на ходу. — Не передать, как это ужасно. Соболезную.

— Я... спасибо вам, — вот и всё, на что у меня хватило дыхания.

— Наше поколение многое потеряло вчера, — продолжал тот невозмутимо, — Не поверишь, но я не люблю громкие фразы — хотя это буквально мой хлеб, — он отмерил пару грамм профессиональной скромности и сцедил их в сухую улыбочку, — Но думаю, твой брат их заслужил. Без него ни тебя, ни меня, ни самой Когнивейв бы не было — говорю это со всей искренностью! — и Чарльз резко затормозил, чтобы отечески похлопать меня по плечу.

Я чуть не врезался в него. Шуршание в ушах практически заглушало его отлично поставленный голос, а блики от световых панелей на потолке танцевали у меня под веками.

— Великий учёный. Жаль, что его взгляды так разошлись с нашими под конец, но мы всегда будем уважать его наследие... — внезапно его голос сделался непривычно чутким, — Слушай, Марк. Поговаривают, он попал в переплёт перед смертью. Наши безопасники и юристы сейчас все на ушах. Ты что-то про это знаешь?

Впервые за день я уставился на него, не пытаясь скрыть настоящие эмоции.

— Вы серьёзно? Я впервые слышу.

— Да. В СБ хотят поболтать с тобой.

Дело принимало неожиданный оборот, а мигрень и не думала затухать. Голова трещала, будто мне в череп встроили не лечебный имплант, а бурильную установку.

— Скажите, а... наш имплант может вызывать головные боли? — просипел я наконец. Всему бывает предел, и моя гордость уже согласна была на безоговорочную капитуляцию. — В числе редких побочек, разумеется...

Чарльз нахмурился.

— Ни о каких побочках мне не известно, — он пристально вперился мне в лицо. — Какой-то ты бледноватый. Вот что, Марк. Ты пережил огромный стресс, сразу после операции. Возьми-ка пару дней отдыха. Тебе сейчас надо побыть с семьёй. Отдел маркетинга никуда не убежит.

К этому моменту возражать я и не думал.

— Спасибо.

— Но к безопасникам всё-таки загляни, окей? К шефу Райнер. Я попрошу, чтоб долго не мурыжила тебя. Выдержишь?

 

* * *

Вот такой позорный итог и ждал моё благородное стремление поскорее нырнуть в работу. Но мне, впрочем, было не до сожалений. Всё, что меня интересовало — где расположен ближайший киоск с лекарствами. А ещё я тонул в догадках, одна другой нелепее. Что толкнуло моего брата на такой безумный шаг? Чего от меня хотят безопасники? Чего брат хотел от меня?

Перебежками я продвигался по запруженному толпой широкому холлу. Пару раз останавливался отдышаться в укромном уголке. Кажется, кто-то окликнул меня при входе в лифт. Я аж дёрнулся — но двери кабины уже захлопнулись за моей спиной.

"У нас есть пять минут, пока ты идёшь к безопасникам".

— Твою мать! — я резко крутанулся, но позади обнаружилось лишь моё собственное отражение в отполированных зеркальных стенах.

Голос же звучал так, словно неведомый собеседник говорил у меня над самым ухом.

"Дёргаться не стоит, — последовал спокойный комментарий. — С твоей-то мигренью. Прошу за неё прощения, кстати. Но хорошая новость: все неприятные симптомы должны пройти в течении часа".

Я вдруг понял, что голос мне знаком. Чертовски, чертовски хорошо знаком. Он тянул меня вглубь собственных воспоминаний, как запах забытого блюда возвращает к жизни трапезу из детства.

— Генри?!

"Рад, что ты хотя бы имя моё помнишь, — сухо отозвался голос, — Я взломал слуховой модуль в твоём импланте. Считай это звонком, который ты не можешь сбросить".

— Что... что чёрт побери всё это... — тут я осёкся. — Твою мать! Так ты живой?!

"Ничуть не мертвее тебя".

— Твой труп. Его же опознали!

"Я бы и рад пуститься в объяснения, братец. Но, как я сказал, у нас совсем нет времени. Ты попал в серьёзную передрягу. Если ты сболтнёшь не то при допросе – можешь прощаться с жизнью. Без преувеличения".

На меня за один раз вылилось слишком много неожиданностей, и я чувствовал, что буквально захлёбываюсь в них. Генри мёртв — Генри жив. Голова раскалывается. Моя жизнь под угрозой. Сегодняшний день не мог стать безумнее.

— Да что ты вообще натворил?!

"Слушай! — голос стал в три раза жёстче, — Слишком сильная задержка вызовет подозрения. Моё послание тебе — вот, что важно. Я давно стёр его, но твои ответы остались. Вот, как ты должен будешь себя вести..."

 

* * *

Наша СБ — это вам не шутки. Талантливые сотрудники, передовые открытия, интеллектуальные права— всё это становится добычей конкурентов, и безопасники стращают нас не хуже, чем настоящая секретная служба. Ничего удивительного, что я был на взводе: заявиться к ним после того, как твой мёртвый брат заявил, что моя жизнь в опасности... Короче говоря, я был готов обделаться уже на входе в офис Райнер.

В отделе, как и предвещал Чарльз, меня уже ждали.

— О, привет. Заходите.

Я не сразу и заприметил его обладательницу: миниатюрная девушка в аскетичной униформе сидела в самом тёмном уголке – за идеально чистым столом, украшенным кое-где устройствами разной степени загадочности. Половину лица Райнер скрывали огромные очки, по внутренней поверхности которых метелью неслись строки текста. Говоря начистоту, угрожающего в ней было не больше, чем в обыкновенной бухгалтерше. Поднявшись, она жестом пригласила меня сесть.

Кресло перед её столом казалось даже мягче чарльзовского трона. А вот сама Райнер устроилась на обычном офисном сиденье из дешёвого пластика.

— Мистер Шеффилд, правильно? — она сдвинула очки на самый кончик носа. — Выглядите дерьмово.

Не каждый день в Когнивейве тебя встречают такой фразой.

— Чувствую себя ещё хуже.

— Ой. Простите, — она прикрыла рот ладонью, — всегда ляпаю что-нибудь не то людям в лицо при первом знакомстве. Может, поэтому меня и взяли на эту работу? — короткое хихиканье. — У вас была операция?

— Установили вот эту штуку, чтобы я не впал в маразм, — я постучал по коробочке в затылке, и тотчас пожалел: звона не было, конечно, но удары растеклись всполохом боли по всему черепу.

— Ой-ой. Серьёзно, — похоже, она заметила мою гримасу, — Ваш босс сильно за вас переживает. Не волнуйтесь, ни в коем случае не буду вас долго пытать. Я люблю пытать быстро. — Она запоздало улыбнулась: — Это шутка, если что.

— Э-э... спасибо.

— И соболезнования насчёт брата. Я давно слежу за его исследованиями. Он, можно сказать, в одиночку перевернул всю индустрию. Просто потрясающе! Вы же не откажетесь рассказать о нём поподробнее?

— Что вас интересует? – насторожился я.

— Всё, конечно! Обожаю долгие истории... Но нет, я только что сама обещала быстро вас отпустить. Поэтому можете просто рассказать, почему ваш брат порвал с нами, и что он после этого делал последние десять лет.

Я поморщился — и не только от мигрени. Мне самому чертовски бы хотелось знать, почему.

— Боюсь, тут я вам не смогу помочь. Мы с ним не общались с тех пор.

— Не может быть! — было в её глазах сочувствие или же недоверие — за очками этого всё равно не разглядишь. — Вы так сильно поссорились?

Я шумно выдохнул сквозь ноздри.

— С Генри... всегда было трудно, — пробормотал я, гадая, в самом ли деле брат сейчас меня прослушивал, — Он неспособен уступить. Признать неправоту. А после той истории он, похоже, решил, что я предал его. Хотя я всего лишь пытался уговорить его не делать глупость, которая погубила всю его карьеру. После этого он не ответил ни на одно моё сообщение. Просто исчез из жизни. Раз и навсегда.

— И с тех пор вы ни разу не пытались помириться?

— Что толку?.. Он не из тех, кто остывает со временем. Он... был слишком гордый. Гордость его и погубила. Мы предложили ему всё. Оборудование, лабораторию, практически безграничный бюджет — идеальные условия для развития его технологии. Но он только повторял, мол, его творение хотят прибрать к рукам. Считал себя единственным, кто имеет права распоряжаться проектом, хотя вместе с ним работали сотни специалистов! Его не смущало, что без поддержки корпорации на уследования уйдут десятилетия. Думаю, в тот момент известность ударила ему в голову. Но конечно, он бы никогда этого не признал.

— То есть, вы имеете ни малейшего понятия, чем он занимался всё это время?

Я моргнул. На суматошное скольжение текста по ту сторону её очков становилось тошно смотреть.

— Ни малейшего.

— И вы ничего не знали о его намерении покончить с собой?

— Боже, ну разумеется нет!

— В таком случае, — Райнер нагнулась вперёд, и крохотные зрачки хищно блеснули поверх гигантских стёкол, — Откуда на его почте десяток сообщений от вас – и это за день до его гибели?

"Мы вступаем на скользую тропинку, Марк", — грянуло у меня в голове со внезапностью кузнечного молота. "Эту женщину нельзя недооценивать".

Проклятье! Он что, решил мне сердечный приступ устроить?

— Просто... — я сглотнул, — я переживал из-за своей операции. Экспериментальная технология, сами понимаете. Вот и решил на всякий случай... позакрывать гештальты. Разобраться в старых обидах. Генри мне так и не ответил – сами, небось, знаете.

— Думаю, что понимаю вас, — её голос слегка размягчился, будто подтаявшая по краям ледышка. — Ладно. Тогда ещё всего один вопрос.

Тут я понял, что ледяная сердцевина никуда не делась.

— Каковы ваши связи с фондом "Трансгуманизм для мира"?

— Простите?

Вот теперь мне не пришлось скрывать испуг. Я, разумеется, не знал ничего, но когда это название всплывает в разговоре с безопасником – как не обделаться?

— У меня нет с ними никаких связей, я даже Википедию про них не читал. Почему вы спрашиваете?

— Не нервничайте, — ещё одна обманчивая улыбка. — Простите, но я должна буду убедиться, что вы не лжёте. Позиция Когнивейва на данный счёт не допускает неопределённости. Это преступная организация, и любые связи с ней среди сотрудников недопустимы.

Если раньше я нервничал недостаточно, то теперь меня уж точно пробрало ознобом до самых пяток.

— При чём здесь вообще смерть Генри?

— Последние годы, работая над своим новым проектом, — объяснила она холодно, — Он получал от них финансирование. У нас есть сведения, что они сотрудничали не меньше пяти лет.

— Генри?! С этими безумцами?

Сначала я хотел машинально ответить, что это было на него совсем не похоже. А потом понял: не было ничего более похожего на Генри. Он бы и с самим дьяволом заключил сделку, если бы тот позволил ему продолжать работу над проектом.

И этот его фокус с самоубийством... Я впервые задумался, что, возможно, мне стоит попросту выложить Райнер всё прямо сейчас, всё подчистую. Почему я вообще должен слушаться Генри — если это и в самом деле Генри?

— Мы не знаем всех деталей. Но его разработки потенциально очень опасны, — с каждым словом тон Райнер всё тяжелел, а её очки превращались в зловещие окна в камеру дознаний. — И мы не можем позволить, чтобы они попали в руки трансгуманистов.

"О чём бы ты сейчас не думал, — очень кстати вернулся голос Генри, — Лучше подумай над этим в другое время, в спокойной обстановке. Просто кивай с растерянным видом, у тебя отлично выходит. Они хотят выйти на трансгуманистов через тебя, а потом на тебя же повесить все свои грехи. Это у них обкатанная схема. Я лишь хочу помочь, Марк ".

— Разумеется, — промямлил я.

— Очень хорошо. Нам может потребоваться ваше содействие.

 

* * *

Я собирался уже запихнуть в рот целую горсть таблеток. Подозреваю, настоящий врач посмотрел бы на меня с неодобрением – но вместо него был только робот-аптекарь, мигающий алым глазом с потолка.

"Полегче с этим, братец. Не стоит добавлять отравление к числу своих недугов", — прогудел голос Генри у меня в ушах.

Я вышел за двери аптеки, прежде чем ответить. Прохладный осенний ветерок потрепал меня по волосам.

— Откуда ты знаешь, что я делаю, если только по аудио-каналу общаешься? — наконец процедил я.

"Я никогда не говорил, что взломал только звуковой модуль", — без малейшего стеснения отозвался голос. Я вслух застонал. Это было уже слишком.

— И когда, проклятье, уже закончится эта мигрень?!

"А, мигрень? Прости, — он звучал чуть рассеянно. — Всё, теперь должна пройти. Но выпей таблетку на всякий случай. Только одну".

Я почувствовал, как пульсирующая боль затухает, проваливаясь куда-то вглубь темени. Внезапное облегчение окатило меня с ног до головы, как ледяной душ.

— Ты в курсе, что я только после операции? Может, прекратишь ворочать всё туда-сюда у меня в башке?

"Не переживай. Это не опасно. Понимаю — неприятно; но мигрень была необходима. Помнишь то роскошное кресло в кабинете Райнер? Это был один большой детектор лжи. К счастью, я подкрутил пару настроек в твоей вегетативной нервной системе, и обманул его".

— Я, мать твою, не чья-нибудь игрушка! Слышишь? Я ведь мог всё выложить ей! Всё ещё могу!

"Я понимаю твоё недовольство, Марк, но боюсь, в данный момент выбора у тебя нет. Попробуй выслушать меня..."

— Выслушать?! Ты возникаешь спустя столько лет и втягиваешь меня во... что?! Подстраиваешь свою смерть, связываешься с преступниками. Ты хоть понимаешь, какие у меня из-за этого будут проблемы? Ну конечно, тебя ведь это никогда не волновало. Ничего не волновало, кроме твоих собственных прихотей!

"Марк, всё немного сложнее, — голос Генри зазвучал мягче, — я бы всё объяснил сразу, но опасался слишком бурной реакции с твоей стороны. Мы должны были сконцентрироваться на ситуации с Райнер. "

— Мы, вроде как, уже не в СБ, — я понизил голос, озираясь, - так что выкладывай всё сейчас, или я разворачиваюсь – и...

"Я не соврал тебе, сказав, что взломал твой слуховой модуль. Вот только сделал я это не удалённо. Я это сделал изнутри."

— Что?.. — слабо пропищал я.

"Когда ты вчера видел на улице моё тело... в общем, оно на самом деле было моим. В самом деле пролетело двадцать этажей и более не приспособлено для... поддержания жизнедеятельности".

Помните, я сказал, что этот день вряд ли мог стать безумнее? Ну так вот...

— Ты рехнулся? Это какой-то прикол?..

"Если уж тебе так хочется меня всё время перебивать, хотя бы делай это на ходу, — раздалось в ответ ворчание. — Самое время размять ноги. Вон там, вдоль шумного шоссе".

Он намекает, что нас могут подслушивать?

Вздохнув, я поплёлся по узенькому тротуару, и скоро ветер от трассы изо всей мочи принялся трепать мой пиджак и тонкую офисную рубашку.

"Ты знаешь хотя бы, как работает этот твой новый экспериментальный имплант? Моя технология?"

— Лечит от слабоумия.

"Вернее – заменяет повреждённые и дефективные органические нейроны искусственными аналогами. Главное, чтобы синапсы исправно передавали импульсы, а уж их чего они сделаны – какая разница? Но ведь это – только начало пути. Мы можем так заменить целые отделы мозга. Мозг целиком".

Я ахнул, не сдержавшись. Потеряв на мгновение концентрацию, я чуть не шагнул под колёса огромного грузовика.

"Аккуратнее! Смотри куда идёшь. Я не могу делать это за тебя".

Ревущая трасса сливалась перед глазами в серую колышущуюся полосу.

"Не угробь нас обоих, пожалуйста. Я всё-таки тоже тут, в твоей черепушке. Пучок вот таких вот нейронов-заменителей. Только компактных. И автономных".

Я вдруг наяву угодил в оживший кошмар антимоддера. В моей голове, если верить сказанному, сейчас заправляет ИИ с разумом моего покойного брата!

—Хочешь сказать, Генри позволил скопировать себя... В машину?

"Это очень примитивное видение ситуации, Марк. Именно такого я от тебя и ожидал. Не было никакого копирования. Я — и есть Генри. Ты слышал наверняка про парадокс корабля Тесея? Мы встречаемся с ним и без вмешательства медицины. Наш организм постоянно обновляется. В твоём теле давно не осталось ни одной клетки, которые составляли тебя при рождении. Представь, что мы заменим каждый нейрон в каком-либо мозгу на искусственный по одному – или такими группами, чтобы не нарушать непрерывность сознания. Мозг и не заметит, как из органики превратился в железку".

Я вздохнул. Да, всё же это был мой брат: вряд ли на всей планете сыщется ещё один любитель читать лекции с таким пылом и одновременно такой надменностью.

— Это чушь из разряда того, что рассказывают трансгуманисты.

"Забавно, что ты винишь в чём-то трансгуманистов — ведь технология-то принадлежит как раз твоей разлюбезной корпорации".

— Мы используем её для лечения. Очень осторожно, в медицинских целях! Никому и в голову не приходит заменять мозги целиком!

"Никому? Ты правда веришь в это? Что большие дядьки с самого верхнего этажа станут придерживаться правил, предназначенных для сточной канавы? Заменять повреждения — да; но когда эти повреждения начнут копиться — чем это, в самом деле, отличается от того, чтобы заменить мозг целиком? А когда твой выбор — вечная жизнь с железякой в голове или смерть с собственным мясом — поверь, даже эти философские концепции перестают волновать. Потому они и вкладывают огромные средства в эту индустрию. Они, впрочем, подошли к вопросу с привычной своей жадностью. Самый большой их страх — что мои результаты достались бы кому-то ещё. Они готовы на что угодно, лишь бы этого не допустить".

— Хочешь сказать, тебе угрожали из-за этого безумного проекта? А может, у тебя просто мания?

"Не будь наивным, Марк. Почему, думаешь, они с таким усердием вставляли палки в колёса самостоятельным исследованиям? Почему им так хотелось привлечь меня на свою сторону? Что, у них не нашлось бы собственных умельцев? С их-то деньгами?.. Потому же, почему они сами фактически поддерживают движения за запрет модификации мозга. Это философский камень, Марк — и они, там, на верхушке, не хотят делиться с простыми смертными. На самом деле им выгодно, чтобы исследования в этом направлении были приостановлены. Для них законы всё равно не писаны, а среди обычных людей бессмертие так и останется мифом".

Мне совсем не нравилось, в каком направлении движется разговор.

"Это, впрочем, очень ограниченный подход. Они всего лишь рабы собственной системы, от бессмертия толку им не будет. Через сто лет они будут делать то же самое, что и сегодня. За всю историю у нас впервые появился шанс сделать действительно существенный шаг в собственном развитии. Преодолеть ограничения, наложенные природой! И что мы с ним делаем? Используем, как дорогую приблуду. Тот суд, десять лет назад, заставил меня осознать всё. Сначала я был подавлен, обижен даже... но затем понял. Я боролся совсем не за то. Нет никакого смысла преодолевать болезни нашего мозга, если мы останемся скованными другими изъянами тела. И даже более того — изъянами общества. Единственный способ преодолеть эти изъяны - встать над системой. Вот, кем я должен стать".

Как это часто бывало с болтовнёй Генри, понимать я её перестал ещё на середине. Говоря откровенно, мне было плевать: это и правда походило на бред свихнувшегося задрота.

— Мне плевать, как ты смог ужать собственный мозг и достать из собственной башки, — рявкнул я, — Но мне не плевать, что ты засунул его в мою. Ты понимаешь, что, быть может, хочешь поставить крест на моей карьере? На моей жизни? Снова?!

"Разумеется. Это станет отличной для тебя мотивацией не сообщать своему дорогому начальству".

— Отлично. Я не собираюсь тебя закладывать – уберись только прочь из моей башки.

Мысль о том, что он будет вечно смотреть сквозь мои глаза, наводила дрожь.

"Конечно. У тебя есть простой способ избавиться от меня. Мне нужна всего лишь одна небольшая услуга. Чтобы мне создать для себя новое тело и новую личность, мне потребуются кое-какие медицинские данные. Которые, так уж повезло, как раз собирает Когнивейв. И к которым у тебя, как у такой большой шишки, есть свободный доступ. После этого меня заберут другие мои друзья. Вот и всё, что мне нужно. Я исчезну сегодня же, если ты мне посодействуешь".

 

* * *

Вернуться на работу вышло без лишнего шума: в конце концов, здание у нас огромное, и встреч со знакомыми избежать нетрудно. А собственных сотрудников я отваживал суровым взглядом, в которым горели слова: "Сунешься — плакала твоя премия".

Не верилось, что я взаправду делаю это. Я иногда воображал себе сценарии болезненного падения с карьерной лестницы. Но ни в одном из них я не спрыгивал оттуда по собственной воле.

Я закрылся в собственном офисе, проверил и перепроверил, что дверь в самом деле заперта, а перегородка настроена на непрозрачный режим.

Чёрт возьми, я бы не отказался от глотка спиртного.

Зачем Генри эти данные и что он с ними собирается делать — я не имел понятия, но вряд ли череда неприятностей на этом закончится. Я лишь надеялся, что отныне эти неприятности не будут моими. Мне хватит и того, что я помогу брату свалить ко всем чертям – будем считать это тем самым "закрытием гештальтов".

Я ослабевшими руками активировал служебный терминал — и, слушая монотонную диктовку брата, принялся вбивать запрос.

Но и это до конца довести не удалось. В ответ на первую же команду меня ждала жирная красная надпись: "ПРИВИЛЕГИИ ВТОРОГО УРОВНЯ ВРЕМЕННО ПРИОСТАНОВЛЕНЫ. В ДОСТУПЕ ОТКАЗАНО".

"Проклятье. Райнер нас опережает. Выключай терминал, от него не будет толку".

Я испытал странное облегчение. В конце концов, я так и не совершил ничего противозаконного.

Но Генри, разумеется, на этом успокаиваться и не думал.

"Не страшно. Я предвидел такой вариант. У нас есть более надёжный способ".

— И почему ты сразу о нём не сказал?

"Потому что он понравится тебе меньше. Я про терминал твоего босса".

Я обнаружил вдруг, что губы в промежутках между моими словами дёргались, вторя беззвучной речи Генри. Становилось всё труднее отличать его голос от собственных мыслей.

Дьявол. От него нужно избавляться.

— Ты с ума сошёл.

"А что? Райнер не сможет ни заблокировать его аккаунт, ни отслеживать входы. Я читал твою переписку, этот пустозвон раньше давал тебе доступ. Сомневаюсь, что он с тех пор менял настройки".

— Ты читал мою переписку?! — я был готов собственноручно расколоть себе голову, если это означало возможность пристукнуть этого умника.

"Сейчас не время и не место для возмущения. Я уважаю твою личную жизнь ничуть не меньше, чем твои работодатели. Райнер со своим отделом тоже читают все твои сообщения, можешь не сомневаться. Итак. Ты всё ещё хочешь от меня отделаться?"

 

* * *

Офис Чарльза располагался на другом этаже. Выше, разумеется. И по нему сразу можно было понять, что мой босс — тот ещё скромняга. В том смысле, что его десять смен вручную пошитых костюмов — только верхушка айсберга, которую тот держал на виду. У себя в кабинете же он организовал настоящий анклав пятизвёздочных апартаментов.

Генри оказался прав: просочиться туда у меня вышло без особого труда. Миновал парочку погруженных в собственные дела секретарей. Покивал им с хозяйским видом и тотчас рванул дальше. Сигнализация не завыла, отряд охранников на меня не набросился — из чего я сделал вывод, что первый этап прошёл успешно.

В самом офисе мои ноги ступили на пухлый волосатый ковёр; кремового оттенка гобелены стекали по стенам; в углах стояли горшки с пальмами; и разумеется, среди всего этого великолепия возвышался прямо-таки сверкающий от лакировки массивный стол из какого-то редкого дерева. Оно сейчас всё редкое, впрочем.

Воровато оглядевшись по сторонам, я подступил ближе к треминалу.

В кабинете была ещё одна дверца — куда-то вглубь внутренних помещений. Но Чарльзу в Когнивейв после совещания делать нечего; а не вылезет ли оттуда его любовница или, скажем, собачка — тут оставалось лишь положиться на удачу.

От напряжения меня потряхивало. Я казался себе персонажем шпионского триллера. Только, в отличие от них, я был всего лишь маркетологом, ни разу не влезавшим в чужой компьютер. Вздохнув, словно перед смертью, я шагнул к экрану.

В ушах резко прозвенел выкрик Генри: "Марк, тут кто-то есть!"

Щёлкнула, распахиваясь, створка.

В том самом злосчастном проёме стоял Чарльз — своими покатыми и очень широкими плечами занимающий его чуть ли не целиком. Без костюма я с трудом его узнал: на нём был спортивный прикид, подчёркивавший могучие мускулы.

Я влип. По полной.

— Чарльз! — завопил я – или, быть может, Генри.

У нас был такой тренинг. Для новичков. Надо продать какую-нибудь безделушку случайному человеку с улицы.

Трудно даже припомнить сейчас, но когда-то я был в этом хорош. Секрет в том, чтобы затопить незнакомца таким количеством чепухи, что он будет готов взять у вас что угодно, только бы скорее отделаться.

— Какая удача. Я вас как раз искал повсюду, — мои губы уже разъезжались в улыбке. Она получилась слегка безумной — но и день был таким, — Я страшно извиняюсь за то, что с утра так быстро сбежал. Сейчас чувствую себя гораздо лучше. И, в общем, я кое-что вспомнил. Это не терпит отлагательств. Слушайте! Что, если мы пригласим кого-то из культов, которые мы спонсируем? Пусть проповеди читают на протесте. Ну или хотя бы эзотериков. Например, Посланников Истока. Все знают, что они клоуны, веса протесту это не прибавит, но зато точно соберёт миллионы просмотров! Отличный способ слить две целевые аудитории!

Чарльз внимал этому с выражением, каким встречают приближающегося к вам подозрительного незнакомца.

— Марк, ты точно в порядке?

Казалось, моя спина решила поработать водопадом.

— В полном! — расцвёл я, кривясь в поистине маниакальной ухмылке. — Смотрите, по соседству у нас ресторан с огромной террасой, сойдёт им как сцена, если успеют вовремя влезть. Только представьте, как они оттуда орут, что импланты портят природную ауру!

Чарльз нахмурился и вытер ладонью лоб. Похоже, свою отточенную самоуверенность он сегодня стянул вместе с официальным костюмом.

— Это не может подождать до завтра?

— А чему ждать? Я уже всё продумал. К тому же, лучше, чтобы наши менеджеры приступили к согласованию пораньше. Поэтому я снова сюда и примчался. Не терять зря времени.

— Ладно-ладно, — начальник поверженно вздохнул. — Я не против, делай всё, что надо.

— Спасибо! Но нужно ещё, чтобы вы одобрили бюджет.

Чарльз с шумом втянул в себя воздух. Обернулся к терминалу — тот тёмным прямоугольником молчаливо нависал над столом, обещая сожрать не меньше получаса его спортивного досуга. Затем снова взглянул на меня. И снова на терминал.

— Просто сделай всё сам, ладно? Мой пароль у тебя есть.

Он небрежно махнул рукой перед камерой, активируя биометрию.

— Без вопросов, сэр. Мне понадобится не больше часа.

Что-то промычав, босс резво поскакал к выходу. А я внезапно почувствовал, что сердце начинает раздувать грудь, словно кузнечные мехи. Пришлось опереться о гигантский стол, чтобы не свалиться навзничь.

"Отлично сыграно, Марк! Я в тебе не сомневался".

— Правда?

"Не совсем. Но ты приятно меня удивил".

 

Дрожащими руками, я активировал машину. Теперь всё прошло как по маслу, и экран вывалил на меня россыпь заголовков с нечленораздельной научной тарабарщиной.

"Хорошо. Перешли это на тот аккаунт, который я тебе называл".

Моя рука остановилась в миллиметре над терминалом. Кнопка "отправить" нетерпеливо пульсировала под пальцем.

— А теперь, — я прошипел так тихо, что сам себя с трудом расслышал, — Если хочешь, чтобы я это сделал, выкладывай начистоту. Кто бы тебе ни угрожал — но ты дождался, пока мне сделают операцию, и лишь затем устроил свой смертельный номер. Ты планировал использовать меня с самого начала!

Цепочка совпадений простиралась слишком далеко. И вела к одному лицу. Моему брату.

"Нет, — спокойно отозвался он. — Я дожидался, пока тебя повысят. Затем я подправил результаты твоих осмотров, чтобы ты скорее задумался про операцию. Сам по себе ты бы ещё лет десять ломался".

Я поперхнулся от возмущения.

— И кому достанутся эти данные? Ты ведь работаешь на трансгуманистов, это так?

"Я не работаю на них. Просто использую."

До сих пор Генри звучал как... Генри. Тот, которого я помнил, разумеется – то пылко, то неловко-заботливо, то снисходительно и слегка надменно. Однако сейчас в его слова превратились в стальные тиски, сомкнувшиеся на моих собственных мыслях.

"Для того, кто каждый день продаёт пропаганду, ты сохранил поразительную готовность верить ей. Я понимаю, тебе это трудно представить — но есть люди, готовые вкладывать силы и деньги в то, что они считают "высокими идеалами". А, впрочем, они куда худшие дураки, чем вы их малюете. Идеализм, не знающий границ, опасней мелочной жадности. Пытаются помочь человечеству, раздаривая бессмертие всем. Они – просто идиоты. Не волнуйся, я никогда не стал бы помогать им в этом. А теперь предлагаю закончить нашу дискуссию в другом месте. Жми уже чёртову кнопку!"

Моя рука дрожала над экраном. Я всё ещё не сделал ничего необратимого.

Но через секунду пути назад не останется...

Перед мысленным взором возникли лица Джун и детей. Лицо самого Генри – искажённое ненавистью, когда он десять лет назад изливал на меня свои обиды.

Свои проблемы. Своё безумие.

— Нет, — проговорил я, отводя руку прочь.

"Что?"

— Я не твоя марионетка! Я не виноват в том, что в тебе не помещается твоё же эго, и жертвовать собой не стану. Можешь катиться к чёрту!

"Ты уверен, что хочешь остановиться? Когда ты так близок к тому, чтобы поставить наконец в этой истории точку? Ты правда собираешься бросить меня, как и тогда?"

Я никак не отреагировал.

Мой брат мёртв. Был мёртв десять лет. Я слышу голос мертвеца.

И это всё, что осталось — лишь эхо чужого голоса в моей голове.

Я уже набирал Райнер по своёму комму. Она отозвалась моментально.

— Я должен кое-что вам сообщить, — выдавил я.

 

* * *

Выбор сделан. Мне оставалось только ждать. Я опустился на ковёр — толстый, густой ворс казался мягким, как подушка.

Генри замолчал. Скоро ему придёт конец. Ему — или нам обоим. Станут ли они вытаскивать его из моего черепа? И если станут, то каким образом?..

Наконец, он вновь напомнил о себе:

"Это было довольно глупо, Марк. "

Я пытался его игнорировать – но язык предательски шевелился вслед за его словами. Ну же, поспешите....

"К счастью, в своей глупости ты слишком предсказуем. И да, я давно простил тебе ту стычку десятилетней давности. Я и не подозревал, что вина окажется таким отличным мотиватором, думал, придётся пустить в ход угрозы, — молчание. — Но так или иначе, ты уже сделал всё, что мне было от тебя нужно. Ты продержал канал открытым достаточно долго. У трансгуманистов, знаешь ли, отличные хакеры. Они только что вытащили все грязные секреты Когнивейв, к которым твой босс имел доступ, и прямо сейчас сливают их в сеть. Думаю, там много интересного. А если и нет — что ж, к ним приложены доказательства того, что Чарльз заказал моё убийство. Поэтично, не правда ли: ты, рискуя жизнью, добился справедливости для своего покойного брата".

— Что?! Это же полный бред!

"Конечно. Но кому, как не тебе, знать, как хорошо бред разлетается на заголовки".

— Это невозможно.

"Убедиться в этом нетрудно. Просто открой какой-нибудь новостной ресурс".

— Ты... ты...

"Я нарушил наш договор, знаю. Но, справедливости ради, ты сделал это первым. Впрочем, я и рассчитывал, что у тебя не достанет смелости пойти до конца".

Я всхлипнул. В носу защипало.

— Это месть, да? Ты затеял всё это просто чтобы со мной расквитаться?

Моих ушей достиг странный звук — если это вообще был звук. Кажется, у меня в горле застрял смешок.

"Отомстить? Боже, Марк, ты меня рассмешил. Ты что, совсем не слушал? Я делаю это по одной причине. Это – шаг к новой форме существования. Я говорил тебе: чтобы достичь её, шагнуть на следующую ступень эволюции, мало заменить какие-то там клетки на исскусственные. Настоящий, свободный от оков человек - тот, кто не подконтролен системе. А это значит — на вершине. Не на той, о которой ты подумал. Не там, где жрут больше всех и трахают, кого хотят. Выше. Не просто верхушка власти, а выше даже, чем сама идея власти!.. Да и целью моих планов был вовсе не ты. Тебя я впутал просто из... некоторой сентиментальности ".

Похоже, он и в самом деле обезумел.

— И каким образом тебе это поможет? Если раньше я сомневался — то теперь корпорация уж точно не спустит это нам с рук.

"Ты опять упускаешь из виду детали. А, впрочем, это сейчас несущественно. У нас нет времени. Сейчас сюда войдёт Райнер. Повторяй ей, что я скажу. Слово в слово. И тогда мы ещё сможем пережить этот день".

 

* * *

Когда я в следующий раз открыл глаза... А, впрочем, нет. "Открыл глаза" – это немного... неправильно. Просто на меня пролился свет, и постепенно, пиксель за пикселем, пятно за пятном, он собрался в картинку.

Картинка вышла так себе: унылые потолочные панели в операционной, где я сам недавно побывал.

Что за чертовщина? Почему я тут оказался?

Я вздохнул и поднялся...

Вот только я вовсе не вздохнул и не поднялся. Это сделал кто-то другой. А я просто зафиксировал эти движения, словно вживлённая в глаза камера.

Затем я услышал... опять же, не услышал. Но ощущение было ближе всего к слуху, и в тот момент особой разницы я не осознал. Так вот, я услышал голос. Всё тот же самый голос, что жил в моих ушах весь прошлый безумный день.

"Думаю, всё это для тебя непривычно. Но не волнуйся. Я сам через это прошёл. Ты освоишься довольно скоро".

Моя рука вытянулась вперёд, и пальцы пошевелились. Вот только не моя это была рука, и не я ими шевелил.

Я окончательно утратил чувство реальности. Забыл даже, что оно означало.

"Прости, но из очевидных соображений я в этот раз решил не давать тебе контроль. Только один мозг отдаёт и принимает команды. Как подключить два сразу, я ещё не придумал, но в любом случае вышла бы та ещё чехарда. Думаю, будет легче выдать тебе собственное тело. Со временем".

"Генри? Что со мной?"

— Разве это не ясно? — раздался голос, и этот голос уже не был мне знаком. Но это, тем не менее, был голос, вылепленный моими собственными губами. — Ты в той же ситуации, в которой я был недавно. Видишь ли, чтобы я мог нормально взаимодействовать с тобой, находясь в твоей голове, я немного модифицировал твой имплант. Так же, как ранее модифицировал свой собственный. Он заменил все твои нейроны искусственными. Что же касается того, где мы... Мы в теле Эдриана Уэкенбуша. Ты, наверное, видел его портрет в холле пару раз. Один из самых крупных ваших акционеров. Но важнее другой вопрос: как мы тут очутились? Хотя это тоже несложно. Когда ты вызвал Райнер, было уже поздно. Она облажалась и сознавала это. Ты был её делом — и устроил такую огромную утечку. По поводу отношения твоей корпорации к подобного рода недочётам, думаю, у тебя скоро иллюзий не останется. Поэтому она и приняла моё предложение. Поставила во главу того, кто будет к ней более благосклонен, чем реальный Уэкенбуш. Она в самом деле очень догадлива. Думаю, работать с ней будет сплошным удовольствием.

"А Уэкенбуш? С ним что?"

- А сам как думаешь, что? - отозвался непривычный голос без малейшего оттенка жалости. - Тухнет в мешке для био-отходов.

Я бы вздрогнул - если бы было, чему вздрагивать. На самом же деле, меня поразило собственное спокойствие. Словно чей-то мозг, выскобленный из тела дочиста, был сущим пустяком.

"Этого ты добивался? Занять его место? Для этого всё было?"

— Ты мыслишь всё так же... ограниченно. Впрочем, я надеюсь это изменить.

Наша рука пригладила наши волосы.

— Уэкенбуш - лишь начало. Сам по себе ни он, ни его положение ничего не значит. Что олигарх, что последний бездомный - разница слишком мала, чтобы стоила всех моих усилий. О нет. Это только первая ступень.

Я собирался съязвить, посмеяться над ним. Но если кому сегодня и доведётся смеяться последним, так точно не мне.

Поэтому я заговорил наконец о том, что волновало меня больше всего прочего.

"А я... А моё тело?.."

— Подозреваю, оно в том же мешке. Но ты движешься дальше, Марк. Не зацикливайся на скоротечном. Я говорил тебе, только одно имеет значение. Вырваться за границы. Я, возможно, стану первым представителем нашего биологического вида, кто с полным правом может называть себя "человеком". И даю тебе — тебе, единственному из миллиардов на нашей планете — возможность сделаться вторым.

А пока – наблюдай, слушай и запоминай. Думай, наконец. Никаких больше сторон, протестов, стратегий, мировоззрений, трендов, фреймворков, тенденций, опасений, сомнений. Никаких убеждений, ценностей, морали, никакой карьеры, никакой судьбы. Никаких глупостей, братец. Учись давай. А я буду за тобой приглядывать.