Бесценные люди

 

Ронда как окаменелое яйцо, в которое вдохнули жизнь, не учитывая звериную сущность будущего зародыша. Казалось, что сонная планета оскаливается потревоженным ящером, когда долбит и скрежещет строительная техника, вгрызаясь в непокорную твердь, захватывая всё новые пространства. Беспрерывная стройка экспериментальных контор. Робототехника размашисто хозяйничала, раскраивая поверхность, раскалывая её на глыбы, высекая искры в полутьме. Энергию берегли для подземных лабораторий, похожих на сакральные гробницы из твердокаменных плит.

Вселенский опытный полигон. Проверка человеческого разума на творческий потенциал в условиях обустроенных темниц для гениев.

Растения выживали на гнилостном перегное редких болотных оазисов. Деревья и кусты крепкие, правда низенькие: высотой с полчеловека. Зелёными волдырями торчали кочковатые мхи, длинные кудели ряски волочились как сатанинские волосы.

 

Призрак

 

Моё сознание хрупко. Совсем недавно кружу и обозреваю всё объёмно. Похоже, не зря трудился над эфирными формами жизни пять веков. Пробовал на себе экспериментальные препараты. Творил в одиночку и задыхался во плоти хлипкого тела. Ну как в одиночку? Помимо лабораторного оборудования, рядом всегда верный бот в образе древней пишущей машинки. Переводчик с телепатического общения на словесное, созданный с набором функций, подходящих в меру разумному компаньону. Может, он и недоволен обличьем ископаемого с клавишами. Но такой вот у него чудак-хозяин. Восхищаюсь механической письменностью и музыкальными инструментами прошлого. От мозга и сердца в пальцы. От пальцев на бумагу или струны. Сравнимо с извлечением звуков на фамильной антикварной гитаре. Одухотворённые занятия помогали мне нащупывать идеи, а за идеи здесь платят бессмертием. Не хитрая, но беспощадная мотивация идти вперёд.

Иным достаточно искупаться в настоящем водопаде на туристической планете. И по прилёту домой целый год пускать китовые фонтаны восторга, орошая всех вокруг благостным слюнотечением. А мне важно преодоление, цель, которую просто так не подстрелишь глазом. Важно знать, что я лучший.

Как ты смеешь быть богом? Смею и только так живу.

Самый счастливый миг настал тогда, когда я не увидел своих ног, спросонья пытаясь надеть тапки. Не отражался в зеркале, хотя материальность мира ощущал и наблюдал. Долго не мог опомниться от эйфории полёта. Постылая плотоядная сущность наконец-то преобразилась в летучую субстанцию.

Долгожданная награда – безграничная свобода. Всегда чувствовал тело как запасную оболочку, подобную погребальной одежде предков. Одноразовую, до первого червя. И этот червь точил меня с детства. Я вечно был не в себе, обособленным отшельником. До изнеможения скитался по паутинным дебрям мозгового лабиринта. И самое время оглянуться. Не подлинное ли бессмертие то, что со мной произошло?

Без тела цепь созерцания раскована. Видимая реальность рассыпается газообразными кольцами, по которым витаю вокруг маленькой Ронды. Теперь кажется, что соткан из воздушной нити прозрачных ощущений. Воображение, восприятие не те, как в бренном теле. Мне непривычно, необычно, но главное, боюсь вернуться в тесный саван человеческой ограниченности. Сейчас спокойно, и пусть слова призрака легковесны для вселенских надзирающих. Могут не верить моим запискам, обидчивость осталась в хилом теле.

А что, если сознание рассеется вслед за телом? Почему бы не рассказать про мою Родину? Где всё не так, как кажется.

Если прибудете к нам на Ронду, будьте готовы к серым гнетущим рассветам. К постоянному запаху сырости и затхлости.

Не прислушивайтесь к шуму моря и крику чаек. Не выискивайте забавных тварей, которые захотят потереться об ваши ноги пушистой мордашкой. Здесь ничего подобного и в помине не будет.

Но когда отчётливо увидите аккуратные бирюзовые волны, многоярусные белоснежные яхты и в носу защекочет от запаха йода, соли и свежей рыбы. Или опьянеете от пряного аромата цветов, ощутите ласку солнечного тепла, и ваши волосы взъерошит озорной ветер, а не душный поддув. Тогда вы в объёмной симуляции. Где щедро угощают жареными лепёшками с дымным ароматом и сочными прозрачными ломтиками фруктов. Исчезает напряжение и сожаление о том, что невозможно упомнить бесчисленные экзотические виды, вкусы и ароматы. Становится неважно, какой ветер сюда пригнал и зачем. Ваш взор не зацепит звериную настороженность на твердолобом облике моей Родины. Не заметит убогих жилых строений на фоне громадных генераторов и формованных космопортов с доками для кораблей.

Вот и сейчас скудные ресурсы еле дотянули до выставки века «Сотник». Когда показушное объединение всего сущего в космосе плещет щедротами через край. Возвеличивая и восхваляя «сверкающую зарю науки», – по велению Вселенского совета.

Да уж, сверкающая Ронда оживает в кичливом убранстве праздника, как зомби под толстым слоем грима. Кукловоды приводят члены обрядного чучела в движение. Радостно вещают об успехах.

Пока идёт экспозиция достижений, необходима маскировка серой действительности. Иначе совет прекратит финансирование и погибнет подземная коммуна эвакуированных с затухающей Земли лучших учёных.

Для короткого гостеприимства места всем хватает. А для обитающих здесь тесно, и невозможно прекратить распри между подземными конторами. Всемогущая конкуренция взращивает чувство зависти, ревности, на выходе получая предательство вместо честного соперничества. Незримые глазу враждебные проявления научились маскировать с такой коварной искусностью, что в пору давать премию на манер позолоченного старины «Оскара». Высказываться может только бестелесный, как я.

За прорывные открытия платят обновлением надорванного организма. Каждое новое столетие, до которого надо ещё дотянуть. Приманивают медицинской страховкой. Можно восстать из праха, если только не рассыпался на молекулы. Например, при космическом взрыве. Такое бывает в путешествиях или служебных командировках.

Тогда в архив памяти, где в кладбищенском рае обитает прошлое. Объёмное виртуальное действо, воспроизводимое в подробностях каждый раз по запросу взгрустнувших близких. Желающих отравиться скорбью, улыбнуться родным лицам, вымолить прощение, похвастаться достижениями или оправдаться за неудачи. Навещают архивный склеп, когда изнутри точит сомнение, мучает зависть, истязает ущербность. Помнят, пока помнят.

 

А сейчас праздник на Ронде. «Сотник» – пафосное мероприятие, скажу я вам! На исходе века - главное событие. Полетаю по павильонам, чтобы оставить лёгкие зарисовки. Опробую в междумирье миссию поводыря для вновь прибывших. А что? Родился здесь, разве не повод для путеводителя. Получится? Вряд ли. Я невидимый. Но чувствую, - чем молчаливее плоть, тем многословней душа.

 

Ребекка

 

Холодные каменные скамьи, леденящее ощущение опасности. Ребекка мелко дрожит, обнимая ноющие колени. Затёкшие ноги не разогнуть и нельзя вытягивать. Иначе судья может воспринять такую вольность, как вальяжную беспардонность и неуважение к судебному процессу. Подсудимая тоскливо оглядывается на брата, который сгорбился в недвижной позе, рассматривая песок под ногами. На расстоянии вытянутой руки от него притулились вялые тела, временами заваливающиеся друг на друга. Ребекка угадывает знакомые фигуры лабораторных коллег, плохо восстановленных после взрыва, с изуродованными лицами, которые трудно узнать даже родным.

Отзывчивое на боль сознание блокирует шоковую информацию, отвергая вину за происходящее. Что случилось? Девушка не может понять. Ей хочется уснуть, цифровой рай уже не кажется трагическим мраком. А спасательным кругом плавает в воспоминаниях последняя встреча с оцифрованной мамой. Тогда Ребекка, не стесняясь посетителей, с животной жадностью обнюхивала свои руки, выходя из склепа. Ощущая мамино прикосновение и улавливая аромат её любимых духов. Оттого в горле будто скребком шаркала горечь. Ребекка мысленно возвращается к дорогим моментам встречи, теперь она не станет привередничать, она готова уйти к близким и желанным: «Мама, какая ты тёплая и живая. Я не буду проверять, как ушлые провокаторы, выпытывая то, чего не было при твоей жизни. Хочу лишь обнять, услышать голос с повторяющимися фразами. Пусть предсказуем каждый твой вздох, всхлипы и смех. Счастлива, как в детстве, верить, что ты моя мама. Пусть чужаки называли меня неродной Чернавкой. Я люблю тебя, мамочка».

Пока судья за прозрачной защитой готовится к оглашению приговора, обвиняемые вспоминают каждый о своём.

Подземные лаборатории

 

– Нет, Ребекка! Ты не астробиолог, ты хренолог! Узкорассудочная безда-а-а-рность! – Бриг тяжело вытягивал из себя слова, нервно подёргивая обритой головой на жилистой шее.

Громко орал, не опасаясь коллег, мельтешащих за бликующей перегородкой защитного поля. Оно отделяло кабинет босса от лабораторной зоны. Несмотря на ослепляющий взрыв гнева, он замечал суетливую возню взвинченных людей, чувствовал их настороженность.

В вибрациях струйного света фигуры извивались длинными тенями. Они, словно пиявки, пытались присосаться и уловить суть происходящего. Насладиться привкусом чужой боли и страха.

А с противоположной стороны ограждения подчинённым казалось, что тело начальника тощим спинайзером крутилось вокруг измождённой Ребекки. Его подвижный рот представлялся разинутой сетью – лекоткой, отпущенной выуживать добычу. Так ловят священных скунхутов в заповедных болотах Ронды. Чтобы насладиться Хунутупом.

Сегодня будто внутренний триммер предчувствия косил людей. Неясные догадки мучали обитателей секретной конторы. Сослуживцы Ребекки волновались. Почему властный начальник так взбеленился на свою сестру? Хотя то, что она приёмная дочь в семье Халански, знали все. Наверно думали, что неродную кровь легче отплёвывать?

Босс продолжал бесноваться, орал на поникшую девушку. Ребекка нелепо улыбалась, по-собачьи нервозно облизывалась, вдавливаясь в пузатое сиденье тумбы. Пронзительный голос брата болью прошивал её насквозь. Она не хотела вникать в суть обвинения. Нет, она не виновата. Пусть он что-нибудь придумает, пусть он избавит её от неопознанных мук, когда непонятно от чего ноет сердце. Она будет защищать себя до конца. Она идёт вперёд и она права. А если страх победит? Распахнув припухшие, чуть воспалённые губы, глубоко втянула в себя побольше воздуха и выпалила:

– Зачем ты так? Успокойся, Бриг! Объекты выведены по точным вводным созвездия Зукко. В нём всего-то пять звёзд. Я не могла ошибиться с последним пробником Лосёнка. Ведь получился же длинный Лис с газовым хвостом? А плоский Кот? Его микробное напыление сверкает так, что можно заметить даже с бытовой оптики! И... Лев, как хорош Лев! С горящей гривой гидросферы. Наши выстраданные создания на Зукко. Все мечтают побывать там...

Внезапно осеклась, судорожно зевая от волнения. Неуместная гримаса растянула губы, ставшие как давленые вишни.

Уже более спокойно произнесла:

– Нет, Бриг, ты неправ, обвиняя меня в том, что нет результатов. А огненный Медведь?! Вспомни, как идеально вписался по лекалу. Не можешь это отрицать.

– Да, вписался. По лекалам из архива картографий всё идеально, а работают только четыре модели. Что мы будем предъявлять Вселенскому совету? Как прикажешь презентовать созвездие? Если нам не удержать даже начальную стадию. Бекка, у тебя было всего пять вводных, пригодных для жизни. И ведь получалось, судя по твоим отчётам.

Совет беспощаден, мыслит в другом измерении. Им подавай результат, а не твои всхлипы. Могучая каста, не поспоришь, иначе не продержались бы тысячелетиями. Бессмертие для каждого своё. Для нас – века. Что там дальше? Тьма и нестабильность. Меняются, видишь ли, критерии оценки. Да, – глубоко вздохнул Бриг, – вот так... Всё изменяется и непонятно, что будет дальше, – он замолчал, скорбно насупился.

Ребекка огляделась, наблюдая неприглядную картину.

Кабинет состоял из модульных нагромождений. Запахи прокисшей тухлятины возбуждали брезгливую неприязнь и одновременно сочувствие к хозяину захламлённого помещения. Казалось, что жилец обитает здесь не столетия, а находится во временном заточении. Бытовые гаджеты отчаянно мигали, требуя подзарядки. Заляпанная кофеварка сиротливо зависла над пультом рабочего монитора. На подносах подпрыгивали крошки от продуктов, потому что виртуальная доставка не дождалась оплаты клиента. Невнятные информационные окна, будто сгустки мелко пиксельной пыли, зависали по периметру помещения.

Бриг вышагивал по кабинету, искоса поглядывая на мерцающие защитные створки, затуманенные от дыхания подслушивающих.

С нарочитым пафосом обратился к сестре:

– Наш коллектив в веках, покуда есть идеи, и до тех пор, покамест они работают. Ты это знаешь. А если тебе с мизерным созвездием не справиться... Зачем тогда жить?

Чернокожая Ребекка прижала к лицу ладони, будто спряталась в темень, глухо выдавливала слова:

– Я не понимаю, что не так с Лосёнком.

– Всё не так, а главное – проект не развивается, – уже спокойнее отозвался босс. - Он вплотную подошёл к девушке, опустил её руки и за плечи развернул к себе, грубо сжал её голову в своих костлявых ладонях, прошептал: – Бекка, родная! Я думаю, ты знаешь, что делать. Они такого не простят. – Взгляд его будто сканировал. Попыталась отвернуться, чётко увидев в его выпученных глазах с зеркальными линзами, своё опухшее от слёз лицо с ошалелым выражением страха. Ей подумалось, что у брата такие линзы от того, что отражают только чужое горе, а своего в глазах не заметно.

Брат настойчиво удержал её голову и пристально смотрел и смотрел, продолжая говорить: – Лучше уйти по собственной воле, как наши родители. Бессрочно крошиться юному телу в заморозке тюремных ледников... Забава не для моей единственной сестры. Я чувствую, что идём к пропасти.

А так, будем встречаться в семейном склепе. Поверь, я не закажу дешёвую голограмму. Ты будешь в естестве своей темнотелой красоты.

– Бриг, я не исчезну по собственной воле из реала. – Девушке удалось выскользнуть из его рук.

Почему брат хочет избавиться от неё? Истерит, угрожает. Она захотела обнять маму. И плакать, плакать без оглядки.

Скандалист присел на тумбу, упёрся острыми локтями в свои колени, будто хотел их просверлить. Склонил голову, уставился на свои ступни: левую в меховом тапке, правую в стоптанном ботинке.

– Помнишь, в прошлом году? Со спутника-челнока? Тогда по лазерному лучу послали пробники на созвездие Зукко? – сосредоточенно продолжала Ребекка, не обращая внимания на то, что собеседник не смотрит на неё. – Они же хорошо раскрылись в заданной многомерности и ориентировались там, будто родились не в моей голове, а порождение Зукко. Всё было предсказуемо и я...

– Что ты? – встрепенулся спорщик, глаза его часто заморгали. Высоколобого потряхивало. Внезапно он вскочил и опять заметался. – Не зли меня, Бекка! Небесная сфера созвездия – наш всеядный выкормыш, глотает мелочь без разбору, а Лосёнка вытолкнула. Что будет, когда безразмерные подкидыши начнут расти по реальным величинам? Наращивать массу и накапливать энергию! Всем известно, как родители смогли убыстрить этот процесс. Благодаря им выделили секретную лабораторию. По их наработкам мы управляем небывалыми скоростями и плюём на штамповки из активного углерода. Рискуем и ищем слепо, на ощупь, потёртой кожей и чуйкой, как подкорковые твари, пропитание. Так же веками на поверхность не выходим. Охотников за головами боимся. Не тех боимся, сестрёнка, не тех.

– Бриг, ну вот же оно! Ощущаем и понимаем. Находим связующие элементы биохимии с активным космосом. Они же нам не мерещатся? Родной мой! Мы стали богами всевозможных форм жизни. Даже в условиях температур, где от нас не осталось бы живых частиц.

– Без тебя в курсе. Да, способны создать пригодное поселение за несколько тысяч веков, а не за миллиарды лет. А кем заселять будем? С чего начнём сотворение мира? С ошибок? Мы пока для всех легенда. По твоей милости наши смешные жизни будут склонять в сказаниях о блаженных.

Лицо Брига сделалось цвета перезрелой груши и сморщилось в ехидной гримасе, он опять протяжно заорал:

– Мамочка звёзд-зверушек! Дура сентиментальная, не смогла уследить за пробником.

– Не кричи. Сам бесноватый торопыга. Я ни на минуту не упускала Лосёнка из виду. Просто именно в этой звезде я переборщила... Соединила бор, кремний, фосфор, серу и ещё много капризных производных. – Девушка выгнула спину, как нашкодивший щенок, и перешла на жаркий шёпот: – Каюсь. Пробовала кое-что из тайных записей мамы.

Бриг застыл в изумлении, выдохнул, - неужели посмела?

– Запрещённые советом эксперименты, а ты... ты...

Она конфузливо залопотала, уводя разговор в сторону:

– И-и-и как ты думаешь, мой лютующий наставник, по завещанию родителей «...оберегать и заботиться о сестре, быть внимательным и милосердным...», по какому пункту ты выходишь на спринтерские дистанции? Молчишь? А я скажу: на длительный забег по хамству!

Бриг остановился и с подначивающей интонацией спросил:

– Как же так получилось, что напичканный инфой Лосёнок вылетел с заданной траектории? Как он мог уйти от пограничников? Галактика, битком набитая бессмертными, как ватой лоскутный музейный коврик, располосована жилыми зонами с чёткими границами. А твой Лосёнок болтается где-то, как космический мусор, и провоцирует...

– Нет, войны не будет, – Ребекка грубо перебила обвинительные речи брата. В её интонации исчезли заискивающие нотки. Послышалась звенящая напористость обличительных вопросов. – Похоже, ты основательно решил запугать, братец. Что с тобой, мой старший надзиратель? Какие ещё грехи хочешь на меня навесить? Спутники не пропустят и бесконтрольную частицу Бога, не то что моих детёнышей. Чего бояться?

Кидаешься на всех без разбору. Скряга дотошный, посмотри, во что превратил жильё. Неужели даже ботов боишься допустить в святую обитель грязи? Прокисло всё. Да и от тебя несёт тухлым отчаянием. Давно нервную систему надо обновить, а не плевать..

Ребекка осеклась на полуслове, увидев, как вытянутое лицо брата бледнеет, губы синеют. Он держался правой рукой за сердце, а левой безвольно ощупывал пространство сзади себя, медленно приседая на тумбу.

Терпкий густой запах прогорклого пота и старого тела с аммиачным душком окутал помещение. Девушка до крови скребла крылья носа ногтями.

Подошла и порывисто прижала обритую голову брата к себе. Одной рукой осторожно гладила отрастающие волосы, другой насильно затолкала капсулу ему в рот и, горько улыбаясь, произнесла:

– Мне больно. Ты такой колючий изнутри и слова у тебя игольчатые. У нынешних высоколобых пульсируют не по одному родничку, а у тебя и свой зарастает. - Потом громко воскликнула, грозя кому то кулаком: – Ох уж эти ограничения во времени! Чёрная дыра их поглоти! Чтоб они так же разваливались, как ты. Куда от них скрыться? Сбежать за горизонт событий? Болванки охранные рулят везде. Эли-и-та-а-а! На вечном вселенском обеспечении. А мы «бесценные людишки», так ведь они нас называют? Не правда ли?

– Бекка, не юродствуй! Ты знаешь, кого так называют, – измождённым голосом просипел Бриг, отодвигая сестру и отнимая её руки от своей головы. Тяжело поднялся, в упор посмотрел на её зарёванное лицо. – Может статься, что ты лишишься такой милости и поселишься в мёртвых городах цифры. Для чего тогда всё? Семья не вылезала из лабораторий. Да, чтобы называться «бесценными людишками». А цена-то есть – бессмертие.

Как мне осточертели одни и те же рожи!

Что мы хотим от вечности? Хунутуп? Насильно пробуждать и пугать Вселенную как скунхута?

Болотная охота! Вечная борьба за глоток жизни. Но никто не кокетничает: «Ах! Нам скучно! Ах, нам больно от утрат!» Если только кривляки из слезливой постановки в виртуале.

Ты, единственная родная душа на Ронде, должна ясно понимать задачу. Результат, любой ценой результат. Иначе физическая смерть. Пусть я в твоих глазах жесток и строг не по-родственному. Но можешь не сомневаться, я смогу уничтожить даже тебя.

Ребекка смотрела на него широко открытыми глазами с выражением презрения и плохо скрываемого страха.

Бриг тяжело опустился на тумбу. Не глядя на сестру, с начальственной интонацией произнёс, будто захлопнул дверь. ─

Родительская лаборатория – это главнее всего в нашей с тобой жизни.

 

 

Охота

 

Шутка лаборантов: «Что даётся каторжным трудом в подземелье, в болоте приходит с выпущенным пуком скунхута».

Для охоты на болотных скунхутов требовалось надёжное снаряжение. Помимо жаропрочных комбинезонов и специальной обуви, участники похода запаслись спинайзерами с намотанной сеткой-лекоткой. Длина мягкого несмертоносного капкана исчислялась лучамекрами. Прочная нить обматывала тонкую бабину спинайзера во множество слоёв, как тощий сук оплетала в кокон паутина. И начиналось волшебство.

Бриг вёл охотников в предрассветную топь по ориентирам искателя, прямо к логову скунхута. Запеленговали, подходили ближе к лежбищу, заметили верхушку брони зверя, торчащую из серой грязи. Вонючий громко посапывал, опустив тупую морду в жижу. На поверхности надувались чёрные пузыри, играя радужной маслянистостью в свете приборов ночного видения. Обувь охотников гасила любой звук.

Для облавы разделились на загонщиков и стрелков со спинайзерами. Загонщики приманивали зверя на любимое лакомство: ГМО безглазых змей. Рептилии не могли взбудоражить спящего монстра своим невнятным запахом. Тогда слепых гадов расчёсывали щётками против чешуек, и неистовое шипение усиливалось. Ползущие жертвы будили толстоголового броненосца, прозванного так в народе за роговую броню, половинки которой, наподобие грецкого ореха, защёлкивались по боковой окружности туловища при перекатывании по болотной грязи.

Скунхут услышал добычу. Доверчиво раскрыл роговые створки, обнажая хилую безлапую тушку с хвостом-лопатой. Огромная голова в сравнении с телом будто раскололась пополам. Распахнутая пасть ощерилась редколесьем зубов, сквозь щели которых просачивались незрячие змеи прямо в объёмный пищевод броненосца, как по трубопроводу продвигаясь в желудок, ориентируясь на писк мышей. Мышцы зверя, как чревовещатели, издавали утробные звуки, необходимые для выживания.

Во мраке болота постоянно булькало, клокотало, шипело, шумело и ухало. Будто перебродившие массы превратились в звуковые дорожки. Эхо всласть солировало, взмывая под купол атмосферы, но, словно испугавшись прорыва в космос, отскакивало и возвращалось назад в болото. При этом не забывая отображать мистические отзвуки, которыми напиталось в полёте.

Бриг остановился в раздумьях. «Вот бы наши идеи, как эхо, рождались просто из тенётного хаоса. Почему своевольное вдохновение так легко приходит в грязном болотном замесе? – подумал и украдкой осмотрелся по сторонам, чувствуя трепет и непонятную неловкость. – Что это я? Невзначай философствую тут».

Облава на скунхута требовала внимания. Бриг постарался сосредоточиться на координации действий охотников.

Стреляли сеткой-лекоткой с помощью спинайзера. Никогда не убивали скунхутов. Страх должен быть сиюминутным и живым. Если броненосец успокоится, нечего ждать удачного исхода охоты. Фантазийная аномалия запахов случалась исключительно спонтанно, от внезапного испуга скунхута. От испускаемого зверем туманного шлейфа, накрывающего людей, – Хунутупа.

Только здесь запахи являли колдовскую силу. Мистическое наваждение. Ждали спасительного озарения. Когда внутренний зов познания искал от чего бы оттолкнуться. От чего? Вверху синтетический купол атмосферы, а внизу каменное дно.

Здесь, на охоте, в болотном мираже, опасения, волнения, тревожность казались блажью. Болотная атмосфера напоминала о скучном прозябании, хотелось душистой мечты. Хунутуп. Запоминалась последняя нота божественного шлейфа, раскрывающаяся для каждого по-своему, ввергающая в катарсис тела и души людей.

Охотники замерли в ожидании. Под завесой ограничителя видимости зверь не чуял движения. Спокойно переваривал змей, смаковал неожиданно лёгкую добычу, моргал незрячими бельмами. Слепой болотный упырь и его загодя ослёпленные жертвы.

Духоискатели беззвучно молились, умильно наблюдая за трапезой толстоголового гурмана. Ждали команды босса, чтобы опутать скунхута, и тогда желанное благовоние окутает волшебным туманом.

Вынужденное топтание на укромном пятачке утомило, усиливался зуд нетерпения. Чуда! Смертельный риск ради чуда! Всем хотелось одного: раствориться в небытие. Как пахнет счастье?

– Хунутуп, Хунутуп, Хунутуп, – шептали охотники.

– Хунутуп, Хунутуп, Хунутуп, – ухало болото, вбирая в себя звуки, поднимающиеся на поверхность.

– Хунутуп, Хунутуп, Хунутуп, – полыхали любопытные звёзды, пытаясь учуять аромат благодати в удушливой дымке синтетического одеяния Ронды.

Великое объединение всего сущего в космосе, вдохновенное и озаряющее!

 

Разрывающий в клочья барабанную перепонку свист оглушил людей болью, и сиреневая вспышка света накрыла время и пространство.

Взрывная волна раскидала тела в разные стороны. Болото вибрировало и тряслось, а охотники подрыгивали, как объедки на подносах в кабинете Босса.

 

 

 

Призрак

 

Облетаю рекламные растяжки. Ближе, ещё ближе. Опять одно и то же. Посмотрите-ка, а это не симуляция? Похоже, нет.

«Ронда зажигает звёзды!», «Биороботы “Сотника” возрождают надежду!», «Лучшее в Галактике за столетие!», «Такого вы нигде не увидите!»

Раньше нравилось, а сейчас замечаю, что выражения будто подтрунивают. Плакатные клоны тиражных словес искажают смысл главного события века, превращая в мишуру шуршащих агиток.

Оглядываюсь, прислушиваюсь. Павильоны «Сотника». До мелочей выверенный и выстроенный мир с плюшевым уютом в ласкающем тёплом свете. Новое убранство явно подражает древнему мещанскому стилю и сияет коврово-платочными расцветками. Организаторы празднеств всегда умудрялись обрядить пространство по-своему, но в такую древность окунулись первый раз. И в разговорах инородцев слышится новомодная тягучесть речи, сдобренная сюсюкающей лаской. Мол, так теперь надобно общаться между собой порядочным цивилизациям. Послушных мало, разве что боты.

Туристов сопровождают гиды ангельской наружности. Проникновенные голоса мироточат тоскующей негой, зовущей и недоумевающей. Как это можно не захотеть сюда, не пытаться обзавестись хотя бы самым дешёвеньким симбионтом? Или новинками мужеподобных андроидов с прошивкой эндокринной системы, которая должна, по слухам, вырабатывать гормональное волшебство в полусинтетическом теле. Оголённые киборги с могучими телами фланируют по подиуму ровными рядами. Толпы озабоченных зевак осоловело млеют.

Поодаль, не касаясь сенсорных панелей пола, проплывают геноиды – женские фигуры с меняющейся внешностью на самый взыскательный вкус. В их глазах плещется жизнь, словно мысли-купальщицы кружат в синхронном танце, иногда ныряя на опасную глубину. Угадывается скрытая ярость силы, заключённой внутри тел прелестниц, хрупких с виду. Обольстительные создания с именным клеймом творца на шее. Мутирующие репликанты, способные воспроизводить домашнюю мультивселенную из бытовых мелочей.

Обычно тайных обладателей штучных шедевров не объявляют. Их имена не мельтешат на голографическом экране в графе «покупатели».

Слышу, что один из толстосумов крепко сцепился в споре с создателем приобретённого бота.

– Уважаемый заказчик, – с официальной строгостью обращается мастер. – Техническое задание я выполнил в точности. Киборг юрист имеет полную прошивку профессиональной пригодности. Что я не учёл по-вашему?

– Я же вам объясняю, – блеет высоким тенорком большой красномордый человек. – Я владею юридической конторой, но этот экземпляр лично мой каприз. И куда уж ещё подробней? Вам расписан до мелочей протокол качеств...

– Не понимаю претензий и заявок на очеловечивание, – уже суетливо тараторит технарь, раздувая широкие ноздри. – Когда Галактика перенаселена живыми, и действуют людоедские законы на ограничение рождаемости, вы хотите заполонить Вселенную чувствующими и размышляющими ботами?

Приобретатель тяжело дышит, но со сдержанной настойчивостью гнусавит:

– Повторюсь, вы, уважаемый, проигнорировали качества, которые должны были сделать бота моим личным преданным помощником. – И чуть смутившись, добавляет: – И другом, чтобы можно поговорить обо всём и вообще...

– Что вообще? – неучтиво перебивает заказчика мастер. – Уж не хотите ли вы ручное правосудие? – Сжимая острые кулаки, хлипкий творец надвигается на тяжеловеса.

Тот выставляет вперёд ладони, как вёсла.

– А не хотите ли в длительную заморозку? – ухмыляется и рыгает, обдавая тщедушного гения мясным духом.

Судья

 

Судья Блум не находил себе места. Он шестой раз кодировал обстановку помещения на свой притязательный вкус. То расслабленно возлежал на пушистом ковре в прозрачной сфере со звёздным видом и эффектом покачивания (так создавалось ощущение одинокого полёта в космосе, где стёрты очертания реальной перенаселённости), то долго и муторно ощупывал ослиную шкуру на полу и нервно елозил спиной по шершавым доскам аскетичного убранства. Сбрил себе сивые брови и замышлял сделать на лбу татуаж, но расхотел и заказал в виртуальном магазине одежду из шкур. Блум увлекался замшелой архаикой. Иногда выискивал в своей внешности отголоски сурового мачизма белобрысых кельтов. Нередко представлял себя мифологическим божеством. И устраивал судебный процесс на манер театральных представлений.

По велению настроения судья менял интерьер помещения ещё несколько раз. На это ушло полдня. Потом лень атаковала упорство высокопарного эстета, и он сдался без боя.

– Хвала создателю! Но зачем нагрузил мою профессиональную память древней историей человечества? – кривился румяными губами бот-юрист. – Сосредоточиться невозможно, – сетовал он, жеманно укладываясь на мягком ложе королевского размера.

«Не создатель, а ты боженька для меня. Любимый, нежный и неутомимый», – журчала у подножия золочёного одра совершенно нагая женщина с великолепной фигурой. Гладкое миловидное лицо её без единой морщинки излучало негу и покой. Радужные зрачки играли цветом в зависимости от угла освещения. Только глаза с хитрым прищуром и сквозящим во взгляде вековым опытом мешали увидеть в ней юную девицу. Чёрная кожа манила сексуальной аппетитностью. Осветлённые волосы, как волнистая проволока, замысловато уложенная по окружности головы. Контрастная шевелюра женщины со стороны казалась Блуму закипающей от дум пеной, так и хотелось снять скальп и прочитать её потаённые мысли, но облагороженный лицемерием бот проникновенно шептал:

– Нет, ты не права, моя прекрасная нимфа! Во всём рука и ум создателя. По его отзыву я – улучшенная версия «судейских штампованных сухарей», – Блум свесил голову с края пуховой перины и, утопая всем телом, выпростал холёную белую руку. Потрепал аппетитную чернавку по щеке и капризно протянул: – Зачем, скажи, творцу надо было оригинальничать? Перегружать мой многострадальный таламус возможностями сомнительной важности? Например, склонностью к созерцательному эстетству, навязчивым идеям игровой утончённости в сексе и расширением ресурса мужской физиологии в ближайшей перспективе. Я точно передаю описания из моего технического паспорта?

– Как ты узнал? Где его нашёл? – Женщина вскочила во весь рост, изогнулась и нависла над самым лицом бота.

– Неважно где, послушай дальше. В паспорте после перечисления служебных обязанностей мы вскрыли пометку «секретный эксперимент», где зашифрованы «бонусные функции инновационной модели № F-0507».

Знакомый хакер помог. За приговор, по которому отсидел меньше, чем требовала пострадавшая корпорация. Он подробно расшифровал мои возможности. И поздравил с первенством среди ботов-суперменов, внушив гордость. Но я не понимаю, как это может развить и укрепить матрицу логики мышления? Я юрист. Во мне многотомный архив свода законов. Разве память бездонна? От странных причуд создателя в голове у меня полный раздрай. Образуются непонятные нейронные связи и мозговые штормы. Появляются сбивчивые путаные ощущения.

– Это чувства, дорогой. Вернее, имитация их. Почти как у нас, – темнотелая томно потянулась и с лёгкостью запрыгнула в кровать к Блуму. Постановочным голосом декламировала. – Не ропщи, мой капризный. Мой ненаглядный гомункул. Люби меня всеми своими возможностями. Искусный творец воплотил в тебе мечту о соитии тела, духа и ума. Ах, как часто они бывают в ссоре!

В водовороте тел, казалось, что в высокую перину бултыхнулась страсть в образе чёрно-белой рыбы. Ныряющей круговертью похоти, а потом плывущей тягучим экспромтом. Желание мучало разгорячённую женскую плоть сладкими остановками. Чернокожее тело и мужское белое сцепились опасной киноварью. Искажённые лица в красных всполохах света наливались драконьей кровью и будто принюхивались друг к другу звериными оскалами. Когда она оказалась сверху, Блум широко открытыми глазами уставился в приближенное женское лицо. Ответный взгляд чернавки словно впивался в партнёра, творил несусветное в динамике с её туловищем, колеблющимся в чувственном такте. Она не отводила от Блума горящего лица ни на секунду, будто руководила потоками энергии изнутри. Каждая синтезированная клетка бота оказалась в телесном плену живой, трепещущей самки человека. Её зрачки закружились радужной каруселью, освещая бликующими оттенками всё вокруг. И показалось, что от пылающих чувств тела превратились в текучий хрусталь, сверкающий тёмно-гранатовыми гранями. Воспаряя, живой дух вдыхал жизнь в рукотворную подделку, вопреки физическим законам, попирая каноны и инструкции.

Всё случилось именно так, как представляла себе женщина.

Отдышавшись, она обиженно надула губы.

– Любимый, а у тебя даже дыхание не сбилось. Лёгкие наверно вечные. Мне бы такие! Жаль, скоро мой срок заканчивается. Через двадцать лет как все живые – в архив памяти, если конечно не попаду в бесценные. Лимит обновления заканчивается в сто пятьдесят на Ронде? Я не ошибаюсь?

У других-то подольше будет. У вас, наверно, из-за каменной почвы. На моей Родине она рыхлая. Кругом много земли и называется – Земля. Только вот быстрее стареют.

– Не надо об уходе, не говори ничего. Искроглазка моя, ты как девочка полувековая.

А тело! Хоть ложкой ешь, – восхищённо протянул он, нежно поглаживая рукой потную грудь рядом лежащей женщины.

– А у тебя, хм-м-м, в речевой казёнщине появилась образность каннибала. Ах-ха-ха! Раньше такого не замечала. – Кокетливо приподнялась, стараясь удобно угнездиться в высокой перине. Она пристально посмотрела на Блума и удивлённо повторила: – Нет, не замечала. А ещё, ты сегодня издавал звуки, похожие на, – женщина задумалась, – на скрипучие стоны гигантских черепах при спаривании. Такое я уж точно бы запомнила, но нет, раньше молчал. Похоже, дорогой, со скрипом, но очеловечиваешься.

Блум слащаво улыбнулся.

– Я твоя подопытная черепаха, а ты моя ненасытная. Так что скорее очерепашиваюсь, дрессура даёт свои результаты. – Судья смачно елозил лицом по чувственным выпуклостям чаровницы. Он видел такое в голографических постановках и запомнил каждое движение, каждый вздох.

Обворожительная чертовка с озорной нахальностью выгнулась, медленно и грациозно поднялась, бесцеремонно столкнула судью на пол. Игриво сползла на край кровати, с победоносной отвязностью поставила стройную ногу на его плотный торс и с гордым кличем разразилась откровениями:

– А знаешь? Твоя укротительница чуть не стала революционеркой. Там, в моём студенческом прошлом, где в сопротивлении сбивались в кучки юные существа. От страха, от ощущения надломленности и ненужности. Против ограничения виз на бессмертие. Мы жались друг к другу, как беззащитные подкидыши, выброшенные на свалку из-за лишайной парши с названием «недоумки».

Криобанк, помню, выдал для исследования генетический материал черепахи с рогатым панцирем. После удачного эксперимента молекулярных генетиков пришёл черёд и мне отличиться... Я ведь, мой дорогой, тоже мечтала стать бесценной. Вырастила пару ленивых гигантел, ростом почти с меня. Иногда сытые подопечные скрипели тяжёлыми стонами, как ты сегодня. К сожалению, впоследствии их пришлось стерилизовать. Места на Земле не хватало даже для людей. И эксперименты с воскрешением вымерших тварей быстро закрыли.

Блум мягко перебил её:

– Ты моя бунтарка! От меня тоже не будет детей. А ты бы хотела?

Игривое настроение красотки улетучилось окончательно, она сняла с партнёра ногу и накинула на себя просторный халат.

– Ребёнок? Кто это? Ах да, вспомнила. У меня родилась девочка на Земле. Кстати, от нашего общего с тобой покровителя.

Блум встрепенулся.

– Он мой любимый хозяин. Я создан по всевышнему заказу.

– Я знаю. По-твоему он великодушен? Отправил на Ронду дочь сразу после рождения. Через пятьдесят лет она стала дальней родственницей, с которой иногда общаемся по видеосвязи.

– Дорогая, ты мне так и не скажешь, как тебя зовут? Ведь мы с тобой долго вместе. Хотелось бы знать о тебе больше, – игриво катался по полу голый Блум.

– А как ты думаешь, дорогой? Полюбила бы тебя живая, горячая женщина, как я, если бы в твоей башке была болванка охранника или неотёсанного самца формулярного образца? – она заметно нагнетала тон непонятного боту раздражения. – Я люблю тебя, пока рядом, благодарна за средства, потраченные на мои обновления. Да и зачем тебе? Сто пятьдесят лет исполнится – и я безропотно уйду в архив. Не вижу смысла в бессмертии. А тебе выдадут другого человека – содержанку соглядатая.

Выпалила и обожгла Блума высокомерным выражением угольного взора. В её тёмных зрачках остервенело отсвечивали искры, прыскающие всеми цветами радуги вместо слёз.

Киборг вскочил на ноги, и бескровное лицо с яркими губами заходило темнеющими желваками. Глаза с ярко-зелёными зрачками выражали противоречивые эмоции. Левый выпученный будто выстреливал ненавистью и злобой, а правый беспомощно моргал и туманился.

Женщина отшатнулась и вскрикнула:

– Блум, не пугай меня! Ты как мумия. Под твоей кожей будто бегают скарабеи.

– Самка человека! Я к тебе привык. Я знаю тебя. Я предугадываю тебя. Я удовлетворён тобой, – бот заикался и с силой выдавливал из себя слова. – Я не хочу без тебя. Я перегружен. Я много думаю, моё перефор-р-р-мат-т-т-т-тирование тормозит. Часто не понимаю, что со мной происходит. Я... нет... нет... ты бесценна для меня, безымянная самка человека! Я не отпущу тебя в архив, я буду злой, я...

– Я, я, я! Вот заякал, мой бедный слепок человека. Никак злишься? Вот это темпы! – Женщина бросилась к нему, обняла и крепко прижала к себе. –Мой блаженный боженька, – улыбнулась она сквозь слёзы, – оказывается, я для тебя незаменима! Да? Мой нежный с бонусными функциями. – Истерично захохотала и, откашлявшись, вкрадчиво прошелестела ему на ухо:

– Ты же знаешь, чем меня развлечь.

Голый киборг разомкнул руки своей самки и, пошатываясь, неуверенным шагом отошёл от неё. Быстро облачился в строгий комбинезон.

– Подожди, изменю интерьер и настрою видеотрансляцию.

Появился гамак, будто связанный из ворсистых паучьих лапок.

Бот тоскливо смотрел в лицо женщины и грудным тембром в козлиной тональности проблеял:

– Театр для тебя, моя нимфа! Греческая трагедия семейного предательства.

Не мешкая, манерная кокетка умостилась в плетёном сооружении, расслаблено поглядывая на виртуальное действо, летящее широкой лентой в перемотке. При этом она не забывала выставлять свои телесные роскошества в выгодных ракурсах.

Судья в напряжённой позе опирался спиной о перегородку помещения и вдруг внезапно оплыл вниз, на пол. С трудом поднялся и обессиленно просипел:

– Отлучусь на перезарядку? Сегодня не хватило. До ночной дозаправки не дотяну, даже резервные использовал.

– Мой бездушный боженька выдохся, – жеманно улыбнулась обольстительница.

Но постепенно её улыбка исчезла, губы выгнулись скорбной дугой. Лицо сделалось страшным, с очумелым выражения испуга. Зрительница замерла, радужка глаз в бешенстве искрилась.

 

Суд

 

Судья Блум в тёмной шёлковой мантии с широченными крыльями, как у ската, летал на фоне воссозданной Афинской агоры, ловко лавируя между монументальных колонн и фресок. Внезапно он вынырнул из древнего строения и рванул в сторону насыпи с золотистым песком. Пространство напоминало амфитеатр, но без каменного каскада ступеней от неба до земли. Не было возвышающихся рядов сидений античного строения.

Воссозданный антураж, фрагментарный и поверхностный, как и синтетическое сознание бота.

Будто напитавшись надменностью картинных богов, киборг величественно приземлился ровно посредине песчаного поля, окружённого притихшими подсудимыми на длинных каменных скамьях. Обезопасил себя прозрачной купольной защитой. Справа от Блума чинно восседали такие же киборги клоны, точь-в-точь его обличья, только мантии алые на широких плечах. А слева на холодных лавках расположились обвиняемые.

Родственники покалеченных взрывом истязали себя судейским зрелищем, столпившись за сплошной стеной по периметру поля, перешёптываясь проклятиями в сторону «безмозглого бота», который с хладнокровным величием Цезаря взирал на подсудимых. Голос судьи крадучись пробирался до сознания людей, будто шаровой молнией летал по обширному периметру, заставляя человеческие сердца колотиться от ощущения беспомощности и обречённости.

– В результате ошибочных действий команды подземной лаборатории – три ноля сто семьдесят пятой, наша Ронда подверглась атаке испытательных звёзд. Вернее, одного из пробников, именуемого Лосёнком. Оказалось, что макеты могут видоизменять свою внешнюю оболочку, обходя сеть орбитальных спутников-пограничников. Об этом не было заявлено в сопровождающей эксперимент документации. Копии документов прилагаются.

Во время охоты на скунхутов сработали датчики на теле астробиолога Ребекки Халански, которые она незаконно установила для запрещённого эксперимента.

По наводящим координатам мини-макет звезды именуемой Лосёнком, вернулся к своей создательнице. Произошёл взрыв. Видеотрансляция прилагается.

После тщательного расследования должностного преступления, с высочайшего соизволения моего повелителя, имею честь огласить приговор.

Именем Вселенского Совета! Объявляю Брига и Ребекку Халански виновными в причинении ущерба природным ресурсам Ронды. Документы прилагаются. Лаборатории, где веками трудилась семья Халански, отказано в дальнейшем финансировании.

В длительную заморозку отправляются руководитель секретного проекта Бриг Халански и его сестра Ребекка Халански. Приговор обжалованию не подлежит. Остальные члены коллектива, список прилагается, выдаются родственникам в виде архива памяти. Содержание архивных склепов обязуются поддерживать властители планеты Ронда. Список прилагается.

 

***

Женщина в гамаке накренилась и вывалилась бесформенным кулём на пол. Выворачивая ладони, казалось, не замечала, как хрустят костяшки пальцев. С балаганной неуклюжестью каталась по полу и сильно выла.

– Малышка, моя жемчужинка! Неужели? Нет, нет, детка, нет! – Скорбное выражение глаз сменилось потаённым прищуром ненависти. Гибкое тело раскачивалось на четвереньках. Похоже, что страдалица хотела превратится в лошадь и загрести под копыта всё обозримое. А может, таким образом она собирала себя в кучу перед броском в сторону, где скрывался на подзарядке киборг. – Ради кичливой потехи ты готов на всё? Театр, говориш-ш-ш-ь? А есть ли разум в тебе? Ш-то-о-о ты? Чёртова холёная шкура-а-а или живая душа-а-а! – Шипела безымянная, грозно поднимаясь во весь рост.

Сорвалась с места и исчезла в помещении за тяжёлой дверью, где бот возлежал в капсульном зарядном боксе. Вскоре через щель приоткрытой створки показался чадящий дым. Просветы воздуха трепыхались, заполняясь вязким ядовитым смрадом от оплавленной синтетики. Вонь шикала в ноздри и дальше тянулась в носоглотку, забираясь в голову мстительницы. Обезумевшая еле выползла из клубящегося смога.

Тёмное лицо опудрено серым пеплом, исполосовано густой сажей, а в руках острые ножницы. Слезящиеся красные глаза и сухие потрескавшиеся губы. Мгновенное разительное преображение красотки в демоницу. Что-то в её облике напоминало симуляцию. Она страшно хохотала булькающим хрипом в разладе с дыханием. Потом осипло, с надрывом выдохнула куда-то ввысь. – Вот тебе адова коптильня!

Через минуту уже громко выкрикивала. – Какая разница между мясом и трухлявой древесиной? Когда разрезаешь плоть, – никакой. А ты даже и не дерево, ты ничто! Бесчувственный обрубок.

В облаке видеонаблюдения образовалось красное распаренное лицо покровителя. Послышался спокойный гнусавый тенорок:

– Ты права, Сюзи. Наш общий любовник стал опасно своевольным. Но чёрт его возьми, я потратил целое состояние на очеловечивание пробной болванки. А он возомнил себя вершителем судеб! И ты хороша! Зачем его подпалила? Мне же восстанавливать.

– Ненавижу тебя! Ты всегда подписываешь приговор. Разве не узнал нашу дочь? – истошно заверещала женщина, стараясь смахнуть красномордого с экрана, но её руки проходили через облако насквозь.

– Сюзанна, не истери! Ты прекрасно знала, что наша девочка была засланцем в семью Халански. В твоей материнской скорби всё смешалось. Слишком увлекаешься постановками. Блум избаловал тебя. А я давно не понимаю, где ты настоящая.

Халански заразили крошку одержимостью к опасным опытам. Родителей мне удалось спровадить в цифру. Оставался Бриг и всё – лаборатория наша. Но Ребекка ошиблась, начиная внедрять бредовые записи приёмной мамаши. Выходило, что зверюшечной сворой звёзд можно управлять прямо с Ронды, на каком-то незаметном глазу уровне, с помощью газа, изобретённого век назад. Лабораторные рабы называли это Хунутуп. И не зная всей подоплёки, приписывали болотную аномалию ни в чём не повинному вонючему скунхуту.

– Я виню только тебя. Для меня ты хуже зверя. Бедная, она не осознавала свою шпионскую миссию! – Сюзанна картинно заламывала руки и причитала. – Пока мы забавлялись с ботами-любовниками, живые гибли. Рождение новой жизни разрешали избранным по протоколу, длинному, как языки властителей, сцепленные узлом и намотанные удавкой на наших шеях. Меня тоже можешь отправить в цифру. Не хочу быть бесценной.

При этих словах женщина кинулась в обморок.

Призрак

 

Теперь мне радостно облетать Ронду. Я стал видеть эфирных двойников людей. А у моей физической оболочки по-прежнему нет клона. Фантомное одеяние будто на примерке. Верный бот со мной на одной волне. Помогает, архивирует записи.

Я бестелесный поводырь, и летучая стая постоянно пополняется. Кто знает, может, мы найдём приют в созвездии Ребекки.