Его звали Геовельм

– Как же он далеко забрался! – полковник Кременец зябко передёрнул плечами.

Порывы морозного, полярного ветра хоть и разбивались о парку, но всё равно внушали опасение, что хлад найдёт дырочку в одёжке и просочится сквозь неё, чтобы обратить в лёд и тело и душу.

– Обстоятельства в процессе выяснения, собрат полковник, – услышал Кременец в наушнике услужливый голос капитана Додлика.

Полковник покосился на подчинённого.

«Инициативный, – подумал он. – Ведь не спрашивал...»

В микрофон же Кременец произнёс другое:

– Что там с сапёрами? Когда прибудут? Вон как льдом всё затерло. Без взрывчатки не обойтись.

Полковник посмотрел на бревенчатый сруб, наполовину вмороженный в лёд и с огромной шапкой слежавшегося снега на крыше.

«Думал, что его лет сорок искать будут, – злорадно подумал Кременец. – Ан, нет! За вдесятеро меньший срок управились! Это тебе не позапрошлый век, чтобы в глухом, посреди пустыни, дацане под видом мумии семьдесят лет скрываться!»

– Очень сильный порывистый ветер при низкой облачности, – ответил на вопрос о сапёрах капитан. – Просят подождать.

– Сколько ждать? – спросил полковник. – До полярной ночи?

– Говорят – пока не улучшатся погодные условия. Очень извиняются, но просят подождать.

– Жди у моря погоды, – пробурчал недовольно Кременец. – Извиняются они...

Он добавил слово, причисляя ожидаемых сапёров к отряду парнокопытных.

– Виноват, собрат полковник, – отреагировал Додлик, по-своему растолковав недовольство начальства.

– Отставить «виноват», собрат капитан, – осадил его Кременец. – Возвращаемся в вездеход. Будем ждать, когда утихший ветер разгонит низкую облачность. Неужели это помеха полёту вертолёта? Не верю! Дурят, ленивцы!

– Они бы и полетели, собрат полковник, – словно оправдывал сапёров Додлик, – если бы не взрывчатка на борту. Опасаются, что от болтанки может сдетонировать.

– Как знал, что не нужно с местными связываться, – посетовал Кременец. – Взрывчатка у них болтанки боится... А каково ваше мнение по этому поводу, собрат капитан?

– Местные, по моему мнению, собрат полковник, гораздо лучше ориентируются на собственном поле, чем сапёры, которых бы мы могли взять с собой, – ответил Додлик.

– И почему у вас такое мнение, собрат капитан? – поинтересовался полковник.

– Местные досконально знакомы со всеми нюансами здешней специфики и имеют практический опыт, – отвечал капитан. – Там, к примеру, где они всего лишь на глаз наметают план предстоящих работ, нашим понадобилась бы консультация квалифицированного гляциолога. Водяной лёд вкупе с вечной мерзлотой весьма непредсказуемая субстанция.

– Ваша правда, собрат капитан, – согласился Кременец.

Они уже дошли до вездехода, который тёмной, угловатой громадой возвышался над белой, покрытой слежавшимся снегом, поляной редколесья. Капитан отворил двойные створки кормового люка и, соблюдая ранговую очерёдность, военные влезли внутрь.

– Вольно! – скомандовал полковник вскинувшейся было со своих мест, закемарившей по случаю отсутствия начальства, пятёрке сержантов поисковой группы. – Продолжать отдых!

Капитан и полковник прошли через кормовое, оно же грузовое, отделение вездехода и через переходной люк проникли в небольшой салон-кубрик, расположенный за рулевой кабиной. Он был оборудован откидными, обитыми искусственной кожей с набивкой из синтепона койками для отдыха экипажа. Пустой дощатый ящик, стоявший между ними, покрытый рогожей, изображал стол, за которым сидел консультант Спитц, представлявший научную составляющую экспедиции. Его взгляд был устремлён на экран монитора лэптопа,на котором скакали линии каких-то графиков. Он что-то жевал, а его пальцы шарили по клавиатуре. На вошедших Спитц едва обратил внимание. Он лишь удостоил их беглым взглядом с кивком и снова уставился в монитор.

Приписанный штатский – что с него взять. Типичный, по мнению полковника, представитель той категории людей, которые до сих пор строем не ходят, несмотря на то, что такие умные.

– Пламенный привет науке, – сказал Кременец, расстёгивая парку. – Какими достижениями можете похвастаться?

Додлик молча стянул с себя свою и присел на койку напротив койки, где сидел Спитц и где уже расположился полковник.

– Кофе? – предложил консультант то ли вместо ответа, то ли отвечая на заданный ему вопрос вопросом. – Ещё две трети термоса в наличии.

– А давай! – согласился Кременец.

Он достал из бокового кармана камуфляжной куртки плоскую, блестящую фляжку на девять унций, открыл, затем откупорил предложенный ему термос и бухнул туда её добрую половину. Поболтал. Подождал, когда осядет гуща, налил кофе в крышку-стакан, отхлебнул из него и зажмурился от удовольствия.

– Я бы тоже, с вашего позволения, угостился бы, – сказал Спитц, закрывая лэптоп и с некоторой завистью поглядывая на полковника.

– Какое позволение? – ответил вдруг подобревший Кременец. – Термос-то ваш... Капитан? – повернулся он к Додлику, предлагая тому снова наполненную кофе крышку термоса.

– Я пропущу, собрат полковник, – отказался капитан.

Зато Спитц опустошил сразу две крышки – и за себя, и за капитана.

– Ну? – обратился полковник к стремительно разрумянивающемуся консультанту. – Есть чем науке похвалиться?

– Определённо могу сказать, – начал отвечать Спитц, – что там, – кивок куда-то в сторону, намекающий на затёртый льдом сруб, – в наличии явные признаки жизнедеятельности ожидаемой активности.

– Ожидаемой активности? – не понял Кременец.

– Сон, – сказал консультант, – он сладко спит. Объект жив, спит и видит сны.

– Объект, – повторил за ним Кременец. – Спит и не околел. Любой нормальный человек на его месте...

– Он не нормальный человек, – перебил его Спитц. – Он не спит как мы, люди, какую-то часть суток. У него организм круглосуточного, если можно так назвать, функционирования. Он может бодрствовать годами, но в любой момент готов завалиться спать. Для того чтобы выспаться, ему нужно минимум пара-тройка месяцев, а максимально... Уже имеется опыт семидесятилетнего непрерывного сна. Разрешите ещё кофе?

Полковник обнаружил, что до сих пор держит термос в руках и хотел было грохнуть им об стол погромче, чтобы снять раздражение от общения с наукой, но заметил, что капитан уже успел задремать, сидя на своей койке, и подавил в себе это желание.

«Всё правильно, – подумал полковник, глядя на подчинённого, – пусть поспит, когда можно. А то вдруг война, а он уставший».

Мероприятия по поиску и обнаружению объекта как раз располагали к усталости.

***

Его звали Геовельм, по имени алхимика, который пятьсот, с лишним, лет назад «воскресил» мертворождённого младенца к вечной жизни одним известным ему способом.

Геовельм-алхимик был словно десантирован из далёкого будущего в средневековье для проведения исследований и экспериментов на века опережающих время, в котором жил.

Как все порядочные алхимики он искал философский камень, обращающий неблагородные металлы в золото, и тинктуру, дарующую вечную жизнь. Правда, делал он это весьма своеобразно, покупая, в частности, мертворожденных мальчиков для своих изыскательских исследований. Геовельм, согласно сохранившимся преданиям, сотворил достаточное количество рукотворных чудес к тому времени, когда науськиваемый духовенством народ в порыве праведного возмущения взял приступом башню алхимика, а его самого лишил жизни, разорвав на куски.

К тому времени, когда светские власти, вкупе с духовными, вмешались, чтобы прекратить погром, почти вся библиотека алхимика вместе с его записями, а также многочисленные созданные им модели и макеты сгинули в пламени пожара. Кое-что всё ж уцелело. И в это кое-чём прятался мальчик. То ли подмастерье, то ли служка.

Из уцелевших записей Геовельма следовало, что мальчик этот мертворожденный, во младенчестве был приобретён у какой-то крестьянской семьи, объяснившей отказ от его отпевания и погребения местному священнику тем, что в отсутствии людей в их дом проникли свиньи, вырвавшиеся из загородки, и съели подготовленное к погребению тело мертворожденного младенца без остатка.

Каким-то образом этот младенец был возвращён к жизни, но каким осталось неизвестным: вся информация погибла в огне костра, куда люди, упиваясь победой над силами зла, бросали рукописи и фолианты.

Мальчуган оказался обладателем весьма посредственных способностей и ленивого ума, но был чрезвычайно послушен и исполнителен. Его нарекли именем погибшего хозяина, Геовельмом, и отправили на воспитание в один из отдалённых монастырей.

Через два с половиной века после описанных событий, во время Великой Революции, до этого монастыря добрались комиссары, дабы произвести необходимые экспроприации и реквизиции в пользу Республики и Освобождённого народа. Кроме всего прочего в монастыре обнаружили юношу по имени Геовельм, а в монастырском архиве - очень любопытные записи, касающиеся его личности.

Тем, кто их прочитал, стала понятна причина некоторых «совершенно невозможных» побед войск Духовной Лиги над ополчениями реформации в религиозных войнах, бушевавших в стране за полтора века до Великой Революции. Появилось объяснение, как Духовная Лига смогла удержать позиции там, где, казалось, её песенка была уже спета.

Причиной был Геовельм, оказавшийся бессмертным, воспитанный и вымуштрованный монахами - он совершал диверсионные акты и покушения на вождей реформации в моментах, который могли стать, но из-за его вмешательства так и не стали переломными. Недостаток интеллекта не мешал его натаскивать и дрессировать, а исполнителем он был великолепным.

Новорожденная Республика быстро прибрала молодого, бессмертного и беспринципного человека к своим рукам, засекретила, и приставила к привычному для него делу.

Впоследствии Республика смогла быстро отбиться от интервенций соседей и подавить внутреннюю контрреволюцию, причём некоторые её победы противные стороны никак, кроме как вмешательством чуда, объяснить не могли. Преследуя внешних врагов и громя внутренних, Республика перешла в наступление и разрослась до таких пределов, что стала именоваться Республиканской Империей.

И тут, век спустя со дня своего обнаружения в монастыре, Геовельм сумел сбежать из-под надзора своих стражей-комиссаров и скрылся невесть где.

За те семьдесят лет, что его искали, дела Республиканской Империи ухудшились настолько, что слово «империя» в её названии уже вызывало у соседей лишь взрывы гомерического хохота.

Позиционная война на три фронта, то утихая, то разгораясь вновь, превратила Республиканскую Империю в шагреневую кожу.

Геовельма нашли в глухом дацане, расположенном посреди Пустыни Мрака, в песках которой летом можно было испечь яйцо, а зимой без одежды замёрзнуть в считанные минуты.

Там он спал.

Его тело было крайне дегидрировано и напоминало мумию, но он, без сомнения, был жив.

Монахи никак не объяснили появление Геовельма в дацане, но, исповедуя ненасилие, не препятствовали его экстрадиции за соответствующее пожертвование в пользу духовного заведения. На том полюбовно и разошлись.

Геовельма к тому времени уже более-менее успели изучить с научно-материалистической точки зрения, и поэтому его всего за год привели в состояние бодрствования, вымачивая его тело поочерёдно в специально изготовленных бульонах и физиологических растворах.

Геовельма вернули, и сразу последовало несколько внезапных и сокрушительных прорывов фронтов окольцовывавших то, что к тому времени осталось от Республиканской Империи. Это привело к восстановлению статуса-кво, утраченного было Республиканской Империей, и, более-менее приличествующим званию, территориальным оформлением. Статус-кво в дальнейшем был подтверждён в так называемом «Страпангемском сражении», которое противная сторона именовала не иначе как катастрофой, и неожиданным разрешением Бульбанкарского кризиса.

И в том, и в другом случае успехи Республиканской Империи предварялись внезапными несчастными случаями, которые случались с ключевыми фигурами противостоящей стороны.

Расследования, проведённые потерпевшими от «несчастных» случаев сторонами все, как одно, упирались в акты «чудесного вмешательства». Других объяснений случившемуся у них попросту не было. О Геовельме, как прямом виновнике «несчастных» случаев, факт существования которого был тщательно засекречен, они понятия не имели.

Согласно данным проведённых исследований причиной феномена Геовельма явился генетический сбой. Мутация. В обычных условиях младенец бы просто погиб, но алхимик-Геовельм только ему известным образом запустил процесс обмена веществ в маленьком, практически мёртвом, организме и вызвал к жизни бессмертного человека. Определённо бессмертного, но, по всей видимости, не вечного, так как он рос и взрослел, хотя и чрезвычайно медленно. К своему условному пятисотлетию он выглядел молодым, тридцатилетним мужчиной.

Организм Геовельма имел исключительную резистентность к травматизму. Органы и сосуды мгновенно расступались перед инородными объектами, проникающими в его тело, будь то клинок, пуля или осколок. При воздействии на него пламени он, словно минога, начинал всеми порами тела источать слизь, гасившую огонь. Его можно было расчленить и быть уверенным, что спустя какое-то время он весь срастётся обратно и отрастит напрочь утраченные члены и органы, как краб или гидра.

Эти необычные способности гармонично уравновешивались недостатками в виде лености, отсутствия амбиций, недалёких умственных способностей и склонности, если за ним не следить или не нагружать заданиями, впадать в сон-спячку на годы, а то и на десятилетия.

Обещание разрешить ему предаться сну на пару-тройку месяцев было для Геовельма самым действенным стимулом-пряником к исполнению поручаемых ему заданий. Кнутом являлась угроза позволить заснуть и тот час же разбудить. Хуже пытки для него придумать было нельзя.

А будить его умели.

Бессмертного Геовельма фактически надрессировывали на точное и беспрекословное выполнение заданий. Монахи монастыря, где тот провёл своё «детство» блистательно наработали и отработали методы его дрессуры.

От Геовельма требовалось лишь одно – убивать. Он был, в сущности, многоразовым камикадзе.

Самым существенным недостатком его натуры оказались так называемые «интеллектуальные просветления», которые превращали недалекого ума, безынициативного исполнителя в изобретательную и хитрую личность, ставившую своей целью сбежать от своих опекунов, чтобы, где-нибудь схоронившись, залечь поспать на срок более долгий, чем бы ему позволяли в неволе.

Один раз он уже сбегал.

Не прошло и восьмидесяти лет между первой и второй попытками, как Геовельм сбежал снова.

Обстоятельства этого побега существенно отличались от тех, при которых он сбегал более чем полтора века назад. Однако и методы поиска с тех пор тоже изменились.

Если в первом случае в побеге фигурировали лошади, то в послёднем – вертолёт. Соответственно, в первом случае поиск опирался на слухи, переносимые народной молвой, во втором же – на средства массовой информации и новейшие технологии поисковой деятельности.

Вертолёт, покинутый Геовельмом, нашли быстро, но дальше след терялся.

Пару лет спустя после побега в одном из зарубежных изданий, специализирующихся на паранормальщине, промелькнула информация о человеческой руке, упавшей с неба на арктический посёлок сопредельного государства. Статья была снабжена фотографией.

Даже на плохой фотографии признали – его!

Развернули поиск.

Если рука упала с неба, следовательно, она должна была как-то на небо попасть.

Проанализировав историю погоды региона, а также статистику полётов и катастроф всех летательных аппаратов, пришли к выводу, что средство доставки руки на небо никак не могло быть тяжелее воздуха.

Вывод был невероятный, но с невероятным дело и имели.

Аэростат!

И, определённо, метеозонд.

Проанализировали покупки метеозондов в розничной торговле и баллонов с водородом, сделанные частными лицами в заданный период времени, и нашли продавцов.

Допросили их...

В результате ареал поиска значительно сократился.

Затем вышли на продавца подержанных машин, у которого Геовельм приобрёл полноприводный пикап.

Ареал сократился ещё больше.

Впоследствии произвели множество математических расчётов, в том числе и по розе ветров. Опросили множество обитателей территорий, которые входили в ареал поиска.

Спустя три года адских поисковых работ вездеход с поисковой группой стоял у затёртого льдом сруба в ожидании сапёров, чтобы проникнуть внутрь.

Зачем бессмертный ампутировал себе руку и запустил её в небо на метеозонде?..

На этот вопрос ещё предстояло ответить.

***

– Скажи мне Спитц, – говорил полковник, отхлёбывая кофе из крышки-стакана, – а как у него, у объекта, с личной жизнью.

– Формально он является особью мужского пола, – отвечал научный работник, – и поэтому способен совершать коитусы с представителями противоположного пола, но...

– Он импотент? – предвосхитил полковник своим выводом окончание фразы Спитца.

– Отнюдь, – замотал головой тот.

– Тогда – из этих?.. – делая многозначительное лицо, не унимался Кременец.

– Да что же вы слова сказать не даёте! – возмутился Спитц. – Вы, кстати, со своим кофе уже закончили? Разрешите и мне тоже.

– Что ж вы обидчивый такой, – примирительно произнёс полковник. – Готов выслушать.

Он передал пустую термосную крышку Спитцу, который тут же наполнил её отдающим коньячным ароматом кофе.

– Так называемый объект асексуален, его организм не вырабатывает гормоны, отвечающие за половое влечение, – произнёс консультант и тотчас же влил в себя кофе.

– Ух! – выдохнул он облегчённо и продолжил:

– Сперматозоидов его организм не вырабатывает.

– Как евнух, что–ли? – спросил полковник.

– Совсем нет. Нужные органы присутствуют, но они как бы законсервированы. Если давать оценку с эзотерической точки зрения, то это можно понять. Если будешь жить всегда, то зачем себя воспроизводить. А если незачем, то и по противоположному полу страдать не стоит. Инстинкта размножения у него пока не обнаруживалось.

– Так он девственник? – удивился Кременец. – За пятьсот лет ни с кем ни-ни?

– У него другие кайфы по жизни, – ответил Спитц. – И один из них – поспать как можно дольше.

– А как же он тогда относится к смерти? – спросил полковник.

– Кажется, он и не подозревает о её существовании, – консультант выразительно покрутил пальцами у своего лица. – Хоть и поубивал прорву народа за все годы своего существования, но искренне убеждён, что всего лишь отправил всех их, уставших от жизни, спать. Этакое воплощение песочного человечка в собственном мнении. Не видит зла в причинении смерти. Даже завидует тем, кого убил. Ко всему прочему он не обладает философским складом ума, чтобы забивать голову слишком сложными вопросами и обладает способностью напрочь забывать ненужную ему информацию.

– Ого! – выразил междометием восторг полковник. – Мне бы так!

– Я бы тоже не отказался от такого дара, – согласился с ним Спитц.

– А ещё я хотел бы я узнать... – начал Кременец, но тут вмешался капитан.

– Собрат полковник, получено сообщение. Сапёры уже на подлёте и просят обозначить место посадки огнями и дымами с земли.

– И ветер им больше не помеха, – иронично сказал Кременец, вставая и беря в руки парку. – С чего бы вдруг?

– Маршалл взял дело под личный контроль, собрат полковник, – сообщил Додлик.

– Маршалл?.. Кх–м... – кашлянул полковник. – Вздрючил, должно быть, их знатно... Этак весь режим секретности может к чертям полететь... К машине! – скомандовал он.

***

Прибывшие сапёры дали несколько кругов вокруг затёртого льдом сруба, примеряясь. Полковник их не торопил. Он – профессионал в своём деле, они – в своём, и лезть в него не надо.

Сапёры, проведя осмотр, обстукав лёд и сделав на нём отметки, совсем недолго посовещались и, достав из грузового отсека вертолёта, крутящего винты на холостых оборотах, ледобуры, вместе со всем прочим, принялись за дело. В намеченных точках прокрутили отверстия различной глубины, а также вбили в лёд с десяток стальных крючьев. Затем сапёры запихнули в просверленные отверстия столбики взрывчатки с ввинченными в них радиоуправляемыми детонаторами и мигающими огоньками диодов и попросили всех укрыться за корпусом вездехода, первыми подав пример.

Совсем негромко бабахнули взрывы. Ледяные осколки, не долетев до вездехода, врезались в снег где-то на полпути.

– Всё? – спросил полковник, выглядывая из-за вездехода.

В его голосе чувствовалось некоторое разочарование, как у ребёнка, ожидавшего большого «ба-бах!», а дождавшегося лишь маленького «пшик».

После взрывов, казалось, ничего не изменилось.

– Никак нет, собрат полковник, – ответил старший из сапёрной команды на вопрос. – Надо ещё дёрнуть вездеходом. Мы старались всё сделать аккуратно, чтобы не задеть строение.

– Выполняёте, – отдал распоряжение Кременец.

Сапёры протянули тралы, зафиксировав их одними концами на буксировочном кольце вездехода, а другие продели сквозь крюки, вбитые в лёд. Машина начала сдавать помалу назад и, о чудо, легко потащила за собой части расколотых ледяных глыб, обнажая бревенчатую кладку сруба и вырубленный в ней дверной проём.

«Чисто сработано!» – отметил про себя полковник.

А вслух сказал:

– Капитан Додлик, специалист Спитц, старший из сапёрной группы, сержанты Галабо и Пакрант идут со мной. Остальные осуществляют прикрытие. Сапёры ждут дальнейших распоряжений в вездеходе. Задачи ясны?

– Так точно, собрат полковник, – раздался приемлемо дружный ответ.

Сапёр осмотрел дверь, попробовал её открыть обычным способом и, убедившись, что она просто так не откроется, стал прорубать её топором. После десяти минут работы открылся тёмный проём, из которого пахнуло тугой струёй спёртого воздуха.

Сержанты первыми пролезли внутрь с короткими автоматами наизготовку, подсвечивая путь налобными фонариками. Осмотревшись, они вышли наружу и дали добро на вход остальным.

Полковник, капитан, консультант и сапёр поочерёдно шагнули вовнутрь строения. Внутри было тесно: сруб был всего три на четыре метра, зато света четырёх фонариков вкупе со светом, проникавшим сквозь дверной проём, с лихвой хватало, чтобы осветить обстановку.

Стены без окон, земляной пол, какие-то кучи, наваленные по углам. Посреди нетворческого беспорядка стоял стол, сколоченный из грубо обструганных досок и возвышающийся над полом на врытых в землю столбах-ногах. На нем лежал нелепого вида человек, с которым определенно что-то было не так. Приглядевшись, все поняли, что именно было не так. У него не было ни рук, ни ног. Это был человек-обрубок.

– О, божечки! – воскликнул Спитц и бросился к лежащему на столе человеку, никого не спросясь, и тут же грохнулся оземь, споткнувшись о длинный продолговатый предмет, приветствовавший падение консультанта глухим металлическим звоном.

– Так и убиться недолго, – пожурил полковник Спитца, – Мне тут ещё боевых потерь недоставало!

Он направил луч фонарика на предмет, остановивший торопыгу. Им оказался газовый баллон высокого давления с надписью «Водород. Взрывоопасно!».

– Смотри-ка, а вот и водород! – сказал, как провозгласил Кременец. – Как и предполагалось!

Капитан помог кряхтевшему Спитцу подняться на ноги.

– Водород, – сказал консультант утвердительно и продолжил путь к своей цели, но уже степенным шагом и заметно хромая.

Лучи всех фонариков пересеклись на человеке, лежащего на столе. Человек-обрубок, без сомнения, не был мёртв. Он спал. Ошибки быть не могло. Военные могут отличить состояние сна вечного от сна обыкновенного.

– Что это за хренотень? – спросил полковник, глядя на спящего, руки и ноги которого были ампутированы на две трети.

– Как он это сделал? Зачем? – потребовал ответов Кременец.

Спитц обошёл вокруг стола, осматривая тело, и посветил фонариком вверх. В потолке было прорублено широкое, квадратное отверстие, накрытое дощатым люком. В свете диодов были видны потускневшие дверные петли, соединявшие люк с потолком и мощная дверная пружина-доводчик.

– Так просто... – сказал консультант.

– Что – просто? – нетерпеливо вопросил полковник.

– Он заранее наполнил аэростаты водородом, чтобы те висели снаружи, и зафиксировал свои конечности, привязав их к тралам. Аэростатам не хватало подъёмной силы, чтобы поднять всё тело, но как только очередная конечность ампутировалась, то... Фьють!.. – Увлечённый объяснениями Спитц показал пальцем вверх. – Она улетала на аэростате. Возносилась кверху... В небеса... А люк был зафиксирован либо саморазвязывающимся со временем узлом, либо верёвкой с искусственным дефектом. Через какое-то время верёвочка распутывается-рвётся... Пружина тянет... И хлоп!.. Как дверца мышеловки!.. Спальня готова!

– Скорее усыпальница, – пробурчал Кременец.– Говорили, что интеллект у него не блеск, приспособлений наделал... Хитроумных...

– За свою жизнь он накопил очень большой эмпирический опыт, – объяснил научный работник.

– Ну с шариками и с мышеловкой еще понятно, – повернулся к Спитцу полковник. – А как он себе руки-ноги пообрубал–то?

Научный работник захлопал глазами, ища объяснений, но его выручил сапёр.

– Разрешите обратиться, собрат полковник? – подал он голос.

– Разрешаю.

– Это термит. Термитные шнуры, точнее. Обматываются вокруг конечности, как вокруг трубы, и поджигаются...

– Точно! – перебил сапёра Спитц. – И конечности ампутируются, а заодно и прижигаются, чтобы остановить кровотечение. Голь на выдумки хитра!

Он восторженно взглянул на полковника, словно он единственный автор объяснения, но, не увидев в его ответном взгляде одобрения, перевёл глаза на капитана. Додлик лишь слегка поднял брови.

– Теперь объясните мне зачем он это с собой сотворил? – потребовал Кременец.

Спитц, экая, стал отвечать:

– Он, э–э–э, так как бы подстраховался?

– Подстраховался? – переспросил полковник.

– Когда его нашли в прошлый раз, то его, э–э–э, просто разбудили после, э–э–э, непродолжительных, э–э–э, относительно непродолжительных физиологических процедур. А, э–э–э, в данном случае...

– Что в данном случае? – нетерпеливо перебил его Кременец.

– В данном случае, чтобы его разбудить, даже с физиотерапевтическими процедурами и белковыми инъекциями, потребуется до десяти лет, – выпалил научный работник.

– И как это связано с тем, что он свои руки-ноги по ветру пустил? – не унимался в своей любознательности полковник.

– Я же говорил, что он подстраховался, – отвечал Спитц. – Если бы мы имели в наличии его ампутированные конечности, то их попросту можно было бы пришить обратно и разбудить, когда они приживутся.

– А приживутся? – недоверчиво спросил Кременец.

– У него и голова приживётся. – В голосе научного работника прозвучали нотки раздражения. – А рук-ног, как вы изволили выразиться, в наличие нет, так как они улетели по ветру, и этим он выигрывает целую десятилетку сна. Нужно будет ждать, когда его конечности регенерируют, а регенерация максимально эффективно происходит только во время сна. Будить его в ближайшее время нет смысла. Он обеспечил себе время, в течение которого его точно не будут беспокоить. В этом смысл его самоусекновений. Он просто хочет спать.

– То есть – он будет спать, а руки-ноги отрастать... – озадаченно произнёс полковник.

– Вот сами посмотрите. – Спитц осветил фонариком культю ноги. – Видите намечающиеся очертания ступни?

Полковник, капитан и сапёр вгляделись в кружок света на культе.

– Действительно... – мотнул головой Кременец. – Отрастает...

И обратился к капитану:

– Прикажите сержанту Галабо и сержанту Пакранту принести спальный мешок и носилки. Будем паковать.

Додлик козырнул и пошёл к выходу выполнять поручение.

Полковник перевёл луч фонарика на лицо спящего. Всмотрелся и сказал:

– Какая, однако, у него довольная рожа!