Налог на вечность
Механическая лапа манипулятора проехалась среди исходящих холодным светом потолочных ламп. Она бережно, строго по разметке разместила новую крестовину на тёмной ленте транспортёра. Лента дрогнула и плавно поехала в сторону колыбели. Нолс вздохнул. За столько лет работы акушером он так и не перестал ассоциировать осевой биоштатив с распятьем.
Через панорамное стекло акушер внимательно наблюдал, как крестовина плывёт к серебристой полусфере. До колыбели добралась первая сигнальная отметка, и в акушерской тонко пискнул зуммер. Нолс ожидал этого, но всё равно вздрогнул. Звук, казалось, проникал прямо под кожу и там оставался. Фап во время смен обычно втыкал в уши наушники и слушал музыку, но всё равно жаловался на интенсивность оповещения. Нолс весь сжался, ожидая повторного сигнала. Лента транспортёра медленно проползала через разверстую колыбель.
«Как будто миссис Пакман решила как следует зевнуть.» — вдруг подумал Нолс и сразу же осознал, что за долгие годы такое сравнение ещё ни разу не приходило ему в голову. Тонкие плотно сжатые губы акушера начали складываться в подобие бледной улыбки. Вторая сигнальная отметка прошла вход в колыбель, и снова сработал зуммер. Улыбка умерла, не успев родиться. Крестовина была внутри. Теперь самое важное.
Нолс поискал глазами знакомый символ и недовольно поморщился. Фап снова настроил рабочий стол под себя и сдал смену, не озаботившись привести всё в порядок. Напарник Нолса предпочитал хаос карикатурной анимации вместо привычных образов стандартизированной графики. Нолс в этих весёленьких картинках ориентировался не очень и старался приучить Фапа убирать за собой. Он всегда перенастраивал панель обратно, даже если это удавалось сделать лишь в самом конце смены. Обнаружив в левом верхнем углу мультяшный клетчатый костюм с галстуком, акушер вытер вспотевшую ладонь об униформу и нажал на сенсорной панели «swaddle».
В ответ сверху над колыбелью выпростались удлинённые щупы манипулятора, которые опустили и закрепили по краям биоштатива таксисную сеть. Нолс наблюдал за процессом с таким вниманием, что даже забывал дышать. Он всё время держал палец рядом с горящей на экране опцией «switch to manual control», потому что иногда, очень редко автоматика могла дать сбой. Тогда ему грозило оказаться в роли игрока, бросившего в автомат монетку, чтобы попытаться ухватить и вытащить наружу понравившуюся детскую игрушку. Таксисную сетку пришлось бы расправлять вручную, сверяя каждую нанесённую лазером метку, а это тот ещё геморрой. Пропустишь хоть одну, хотя бы в одном месте сеть сомнётся в складочку, и новорожденный организм окажется дефектным или вовсе нежизнеспособным. Вся процедура насмарку.
Нолс вздохнул. Когда в начале двадцать первого века открыли CRISPR-Cas9, а обычные студенты впервые превратили E. coli в эритроцит, перспективы генной инженерии потрясали воображение. Юный Нолс мечтал стать генным хирургом, инженером, конструктором, чтобы лечить любые болезни, создавать новых уникальных существ, подарить людям бессмертие! Что ж, мечта сбылась.
На этот раз автоматика не подвела. Нолс всё перепроверил и нажал на панели иконку «Implens» с наклонённым по сорок пять градусов красным ведром, из которого лилась голубая водичка. Миссис Пакман захлопнула рот. Колыбель ожила. По тонким стерильным трубкам к ней устремились потоки отредактированных клеток, питательные смеси и стимуляторы роста. Нолс знал, что клетки разных тканей, что внутри они не перемешаются, а напротив благодаря изменённым рецепторам клеточной оболочки «узнают» друг дружку, сгруппируются и ведомые таксисом распределятся строго по отметкам на таксисной сетке. Перфорированная полость биоштатива заполнится нейроглией, которая даст начало центральной нервной системе, а сама крестовина станет позвоночником, вокруг которого нарастут мышцы и внутренние органы. Ну а размещённый внутри штатива нейроимплант позволит выполнять родительский контроль за поведением нового организма.
Затем колыбель поедет в инкубатор, где поддерживаются оптимальные условия для ускоренного формирования тканей, а через неделю чадо каких-то далеко небедных родителей получит нового питомца. Нолс вывел на монитор два изображения. Слева – фотография детского рисунка, где неумеющий ещё толком рисовать ребёнок изобразил своего фантастического друга. Оттуда на акушера огромными голубыми глазами смотрел маленький медвежонок с острыми как у немецкой овчарки ушами, тёмно-фиолетовой шёрсткой и палитрой раноцветных полосок вдоль позвоночника и на пухлых щёчках. Справа – согласованный индивидуальный дизайнерский проект с электронным штампом «approved» от ВОЗовского комитета по этике и безопасности. Изображение справа называлось «NEA243115FB6556». Подпись большими неровными буквами на рисунке слева гласила: «Мой Фафик».
Наполнение колыбели завершилось. Нолс, пошарив взглядом по пёстрой панели, нажал на иконку с изображением счастливой наседки, очевидно планировавшей произвести из молочно-белого яйца самоё лучшее на свете потомство. Трубки втянулись обратно в стену, и колыбель поплыла ко входу в инкубатор. На освободившееся место конвейер привёз новую серебристую сферу. Может быть сегодня в лабораторию заглянет Мария? Поскорее бы перерыв. Нолс вздохнул. Уже в который раз.
Вместо Марии в открывшуюся без стука дверь ввалился Фап.
— Хэлло от НЛО! — радостно изрёк с порога долговязый длинноволосый детина. Он шагнул в акушерскую и почти сразу зацепился ногой за ножку стула.
— Аккуратнее, Хьюстон, а то будут проблемы. — почти добродушно предупредил Нолс.
— А, чего? При чём здесь Хьюстон? — Фап теперь тоже выглядел слегка сконфуженным, как и Нолс обычно, когда слышал от напарника очередное молодёжное приветствие. — Это опять что-то из твоего античного фольклора?
Оба заулыбались, разница в возрасте давно стала у них предметом постоянных подколов и шуток. Приветственный обмен любезностями состоялся.
Фап ещё не успел надеть униформу, и через прозрачную синтетическую безрукавку Нолс разглядел свежий анатомический шрам. Несколько лет назад у Фапа диагностировали болезнь Вилсона-Коновалова с неблагоприятным прогнозом. Печень заменили по страховке на выращенную заново, благо стволовых клеток хватало. Новые гепатоциты не содержали дефектного гена, однако с тех пор его напарник уже не мог остановиться.
— Снова проапгрейдился?
— Ага. — Фап перехватил его взгляд и попытался демонстративно выпятить худой живот. — Ты слышал, у Яманучи вышло обновление их «Hepar 6.3»? Увеличенный детокс и плюс прокачали систему глутатиона для лучшего связывания свободных радикалов! — Фап выглядел почти счастливым. — А ещё для профилактики желчекаменной болезни теперь вместо дезоксихолевой кислоты будет синтезироваться урсодезоксихолевая, как у медведя! – Фап хохотнул.
— В мои времена такого не было.
— Офкос, в твои времена ещё даже колесо толком не придумали!
— Ты опять всё перепутал: в мои времена не придумывали умников вроде тебя, а колесо уже было.
— Ладно, ладно, — примиряюще выставил ладони перед собой Фап. — Главное, что в те времена разрешили использовать в медицине генную хирургию и векторные коктейли. Это ведь где-то в две тысячи сороковом было, да?
— Вообще-то, в две тысячи тридцать восьмом. Это ведь современная история. Чему вас только в школе учили? — Нолс с удовольствием оседлал любимую лошадку. — Открытие крисперов, затем опыты на животных с вирусными векторами, которые разносили по всему организму нуклеиновые последовательности с кодами корректоров работы теломераз, новых ДНК-репараз и всего остального, что тормозило старение и лечило болезни. Потом придумали составлять коктейли из вирусных векторов для регулярного введения.
— «Эликсир молодости», правильно?
— «Эликсир молодости», «Философский камень», «Грааль» — Pfizer, Shire, Astra Zeneca и многие другие соревновались не только в науке, но и в пафосе. — Нолс усмехнулся. — Первый такой многокомпонентный препарат был официально одобрен ВОЗ в две тысячи тридцать восьмом и получил название «Вечность».
— А в сороковых уже появился...
— Нет. — не дал себя прервать Нолс. — Сначала появилась проблема. ВОЗ давала препарату зелёный свет только при наличии «страховочного троса». «Вечность» должна была стать для людей билетом в почтибессмертие. Идеальная выправленная ДНК, идеальное здоровье, НО все клетки организма подвержены мутагенезу. Фоновая радиация, бессчётные пищевые добавки, свободные радикалы, образующиеся в самом организме. Чтобы предотвратить риск мутаций «прооперированных» клеток в нечто опасное и доселе неизвестное, в геном также встраивались гены, инициирующие апоптоз при появлении хотя бы небольших признаков отклонения от допустимого порога мутаций в ДНК. Из-за постоянно ухудшающейся экологии эти гены срабатывали часто, что требовало введения новых доз «Вечности». Терапия получалась пожизненной и дорогостоящей.
— А в ВОЗ, конечно, не согласились изменить требования к безопасности препарата?
Нолс задумался, будто взвешивая возможные последствия ответа.
— Сейчас об этом действительно не принято ни говорить, ни писать. — наконец произнёс он. — «Вечность» и её аналоги стала недоступной для обычного человека. Человека, перед которым уже с триумфом расстелили ковровую дорожку к перспективе бесконечного долголетия... Надо ли объяснять, что люди не пожелали оказаться за бортом корабля, уплывающего в бессмертие? Начались массовые акции протеста, погромы, мятежи. Государства вынуждены были вмешаться, но фармгиганты отстаивали в судах свои права и прибыль. И только тогда в качестве компромисса появился налог на «Вечность».
Нолс грустно улыбнулся. Закон, известный всей планете как «Налог на «Вечность» или просто ННВ, уже почти сорок лет замедлял старение и продлевал ему жизнь.
«Если ты богат, то можешь позволить себе терапию сам. Если ты востребованный квалифицированный специалист и нуждаешься в «Вечности», то стоимость терапии будет оплачивать за тебя твой работодатель. Если ты нужен, то живёшь. Всё просто».
— Угу, — Фап в нетерпении заёрзал на стуле, — Тёмное было времечко.
— Ты даже не представляешь. — Глаза Нолса смотрели сквозь напарника. — Я специализировался на генной хирургии. Тогда, в середине века в таких специалистах нуждались. Мне повезло.
«А вот Ирен не была квалифицированным специалистом. Она просто любила одного учёного, который зарабатывал недостаточно для «Вечности». Всё просто. Ирен не стало, а учёный остался жить, чтобы осуществить мечту, чтобы делать новые открытия, чтобы вознести человечество на новые высоты. Мечта сбывалась: наука летела вперёд, совершались новые поразительные открытия, покорялись высоты. Но как-то так получилось, что почти сорок лет спустя он со всем своим опытом и знаниями сидит в лаборатории и ради продления собственного существования выполняет капризы избалованных детей».
— Ну вот, как я и говорил, — поддержал сам себя Фап. — ННВ ввели где-то в сороковых, а в пятидесятых...
— А в пятидесятых из-за того, что поговорка «Здоровье не купишь» во многом потеряла свою актуальность, злоупотребление алкоголем и наркотиками побило все рекорды. Массовая культура пошла вразнос, а потом родился ты. Я, конечно, не на что не намекаю, но...
Фап улыбнулся. Что-то в этой улыбке мелькнуло такое... Вроде бы не обида — они так перешучивались миллион раз. Какая-то неловкость?
— Слушай, старина, — начал Фап. — Я тут кое-что услышал. Было закрытое совещание у генерального. Мейнард говорит, у нашей конторы в последнее время много долгов. Будет сокращение штата. Сейчас выгодно штамповать по готовым лекалам серийные модели — умилительные зверьки, радужные пони и всякие мультяшные персонажи вроде миньонов всегда в моде и хорошо продаются. В общем, отдел Мейнарда на коне, хотя и у них кого-то тоже уберут. Индивидуальные проекты дорогие, их заказывают редко, поэтому акушеры-дизайнеры конторе особо не нужны. Мейнард говорит, раз нас в отделе всего двое, то оставят кого-нибудь одного. Ты, конечно, опытный специалист, но ведь за тебя нужно платить ННВ, а раз с деньгами проблема, то сам понимаешь.
«Что же произошло? Высоты оказались не те? Но разве такое возможно? Скорее всего в какой-то момент пути он сам свернул не туда. Принимал громкие лозунги и чужие высоты за свои мечты. Человечество стало почти бессмертным, а он, похоже, лишним. Всё очень просто».
Фап опустил глаза.
— Это всё пока ещё не на сто процентов. Я просто хотел тебя предупредить, поэтому и забежал пораньше. Уверен, если вдруг что, ты легко найдёшь новое место.
Фап замолчал. Он мялся и, кажется, хотел добавить что-то ещё. В дверь деликатно постучали. Букет свежести от парфюма и россыпь каштановых волос. Мария всё же заглянула его проведать.
— Привет, ребята. — прощебетала Мария, обращаясь в основном к Нолсу. — Сходим выпить кофе?
«Славная девчушка. С ней всегда интересно, не ощущается пропасть из-за разницы в возрасте, а её голос заставляет что-то внутри радостно сжиматься. Неужели я и правда могу ей нравиться? Едва ли. Может быть Маше интересен молодой, энергичный и целеустремлённый Нолс, останки которого она сумела разглядеть в этом поддерживаемом «Вечностью» теле? Жаль, что я давно уже не он. Слишком лишний для неё. Всё непросто, но должно быть просто».
— Я пока занят. — отозвался Нолс, глядя куда-то в пространство между напарником и девушкой. — Сходите вдвоём с Фапом. У него, кстати, намечается интересный проект, пусть расскажет.
Девушка удивлённо взмахнула ресницами, пухлые губки чуть сжались.
— Хорошо... Фап, пойдём?
— Уже бегу! — Напарник Нолса, как всегда, пялился на Машу, практически не моргая.
— Кстати, — Фап попытался продемонстрировать худой живот. — Ты слышала, у Яманучи вышло обновление их «Hepar 6.3»? Увеличенный детокс и плюс прокачали систему глутатиона для лучшего связывания свободных радикалов! А ещё для профилактики желчекаменной болезни у меня теперь вместо дезоксихолевой кислоты будет синтезироваться урсодезоксихолевая, как у медведя!
***
Внутри автомата что-то щёлкнуло, цифровое меню на секунду погасло, но почти сразу загорелось снова. Ровно загудело. Машина согласилась выдать требуемый напиток.
— Вот, — к столику подошёл Фап, ставя на стол дымящийся непрозрачный стаканчик. — Еле дождался — опять этот старый шифоньер клинит, когда заказываешь латте! Чем он тебе так нравится? Я пью обычный кофе, он вкуснее, и делается без глюков.
Мария молча смотрела на стоящий перед ней стаканчик.
«А действительно, чем? Латте она любила заказывать, сидя где-нибудь на летней площадке в кафе. Там его приносили в высоком прозрачном стакане, и тогда хорошо были видны слои напитка. Латте казался ей красивым. Когда-то она даже волосы так красила».
— Почему ты не попросил Мейнарда?
— О чём? — не понял Фап.
«Кофейный автомат в буфете выдаёт всем одинаковые белые цилиндрики. На вид содержимое её стаканчика отличается только пижонской шапочкой пенки сверху. Так может быть Фап прав, и нужно брать тоже что и все? Неет. А вкус? Да плевать ей на вкус, сердцу не прикажешь».
— Ведь вы с Мейнардом хорошие приятели, верно?
— Ага.
«Он так и стоит перед столиком, будто продолжая приводить аргументы: рука вытянута вперёд, его маленький стаканчик возвышается над её... Наверное, он ждёт, что я прямо сейчас признаю его правоту, торжественно поклянусь больше не пить латте и с благодарностью возьму или может даже выхвачу у него этот стакан?»
— Почему ты не попросил его найти место в отделе для Нолса?
— Ну ты же знаешь, по всей компании шли сокращения.
— У Мейнарда в итоге никого не убрали. Они штампуют ширпотреб, который пользуется спросом, и компания на этом неплохо зарабатывает. Их отдел, может быть, ещё и расширят.
Фап наконец сел за стол и поставил свой стаканчик перед собой.
«Ну вот, скис сразу, как только стало немного некомфортно. И так все два месяца, пока они вместе ходят на обед. Нет. Это с Нолсом мы ходили вместе. А Фап попросту за мной таскается!»
— Послушай, Маша, Нолс... Ты ведь его знаешь, он бы не прижился у Мейнарда. Там сработанный коллектив, своя атмосфера, а Нолс, у него свои заморочки. Благодаря «Вечности» он, конечно, выглядит на неполные пятьдесят лет, но он, — Фап развёл руками, — Он ведь просто старый.
— При чём здесь возраст?
— А при том! — Фап оживлялся на глазах. — Думаешь, почему сократили именно его? За него немаленький ННВ нужно выплачивать. В нашем отделе индивидуальные проекты нужно делать, а не только в акушерской на кнопки нажимать. Иногда клиенты сами приходят с конкретным заказом. Сделать проект из детского рисунка не так уж и трудно, но в остальное время нужно создавать что-то новое. Придумывать тренды. Креативить. Чтобы можно было подключать маркетологов и запускать серийное производство.
— Нового ширпотреба? Каких-нибудь голубеньких котиков с короткими лапками и особенно умилительными мордашками?
— В общем да, но это ведь только так и работает. Люди покупают умилительные мордашки. Я, например, сделал проект с ёжиками, которые могут приносить владельцам ключи. — Фап явно приободрился. — А у Нолса такое не получалось. Он из себя любил строить большого учёного, мол, он выше всего этого.
«Строить»? Маша вспомнила, как один раз, до того, как Нолс вдруг отгородился от неё, они вместе ходили обедать. Она случайно увидела содержимое его личного шкафчика. Две полочки плотно заставлены разными кубками с вариациями изображения витой спирали ДНК. Аккуратной стопочкой были сложены какие-то дипломы. Сверху лежала маленькая книжица в плотной обложке. Маша взяла её в руки и открыла. Выцветшие страницы, видимо, были когда-то заполнены от руки, а сверху прилепился чёрно-белый прямоугольник нецифровой фотографии.
«Настоящий бумажный паспорт, с ума сойти!»
Молодой человек на фото мог быть её ровесником. Он приветливо улыбался Маше, будто видел её через своё крошечное окошко в прошлое, будто знал, что она на него тоже смотрит.
— Я ведь намекал ему, пытался помочь, адаптировать. Представляешь, я даже рабочую панель в акушерской постоянно менял, чтобы ярче было, современнее, а он каждый раз всё возвращал к допотопной базовой версии. Разве такой человек смог бы работать в команде у Мейнарда?
— А если он не сможет найти новую работу, где есть страховка с выплатами ННВ?! Если везде будут рассуждать так как ты?
— Найдёт. — встретившись с Машей глазами, Фап отвёл взгляд. — Наверное найдёт.
«Или угаснет без терапии, потому что среди Фапов и Мейнардов для него не нашлось места. Миру тоже больше нравятся штампованные серийные модельки. Разве таким должно быть бессмертие?»
Немного помолчав, Фап добавил: «Я ему помогал чем мог».
— Молодец. Ты бы, наверное, и сам себя запихнул в колыбель и клонировал, чтобы офигенного во Вселенной было больше!
— Самого себя нельзя. — обиженно засопел Фап. — Комитет по этике не выдаёт разрешение на создание клона человека, пока жив оригинал.
Маша отвернулась. Время перерыва заканчивалось. Пенка на нетронутом кофе застыла и скоксовалась.
***
Бегун в синих шортах как обычно застыл на низком старте. Просто дотронуться не вышло. Средний палец с силой спружинил от большого прямо в голову спринтеру. Получился щелбан, а система всё равно правильно распознала команду! Фап был в восторге.
На рабочем столе открылось окошко инициализации, и оживший манипулятор начал укладывать на ленту новый биоштатив.
«Как какой-нибудь танцор в свете софитов выводит на сцену свою худую гибкую партнёршу. Сейчас начнётся рок-н-ролл, yeah baby».
Он мельком глянул на монитор, где подсвечивался дизайнерский проект. Наконец-то утверждённый. Его собственный проект! Об этом скоро узнают все. Всем станет ясно, насколько он хорош, и тогда Мария уже не станет его отшивать!
Лента транспортёра мягко двигалась к колыбели, а в голове Фапа вовсю гремел ремикс, воскрешённый диджеями неизвестно из каких глубин ретро-Вселенной. Мелодия была заводная и прилипчивая, поэтому сразу понравилась Фапу. Он понятия не имел, кто такая эта Билли Джин, но...
«Она была похожа на королеву красоты из кадров кинолент
Я сказал, ты не против, если я буду единственным,
Кто будет танцевать на танцполе у всех на виду?
Она сказала, я единственный,
Кто будет танцевать на танцполе у всех на виду»1
До колыбели добралась первая сигнальная отметка, тренькнул зуммер, и начался припев.
«В сущности, я всегда знал, что так и будет. Проект одобрили — дружба с Мейнардом не пропала зря. Маленькие и неколючие ёжики, которые приносят владельцам разную мелочь, могут стать популярными. Если выйдет большой тираж, то будут просто сказочные премиальные! И Мария не устоит! Do think twice! И вот, та-даа, четыре месяца холодной зимы закончатся, наступит оттепель!»
Зуммер дал знать о себе второй раз. Пальцы легкой рысью пробежались через пёструю рощицу иконок. «Swaddle».
«А ведь как я офигел, когда Машунька заинтересовалась Нолсом?! Oh no! Прибегала на его смены, звала обедать. О чём вообще она могла подолгу с ним разговаривать? Что в нём интересного? Будь Нолс помоложе, тогда ещё может быть. Или она просто купилась на это его «Я учёный из Прошлого, великого и ужасного! Мы там уже всё придумали, пока вы ещё пешком под стол ходили»?
Колыбель захлопнулась. «Implens».
«И где Нолс теперь? Таскает по собеседованиям коробку со своими дипломами и пытается убедить всех, что ещё не так стар и стоит того, чтобы за него платили ННВ? Впрочем, неважно. Главное, что устроить его сокращение оказалось нетрудно. Теперь Нолса нет, а я есть. Hey, hey, hey, ещё как есть! »
Очередная колыбель устремилась в инкубатор. Фап посмотрел на монитор. В очереди на сегодня оставалась последняя папка.
«Оу, на сладенькое — частный заказ. Неплохо, должны быть приличные комиссионные!»
Фап нажал на распаковку. Два стандартных вложения: файл с исходником — рисунком или фото, предоставленным заказчиком, и файл с уже согласованным на всех инстанциях дизайнерским проектом. По экрану пробежала лёгкая рябь раскодировки, и музыка вдруг смолкла. Акушер вытаращился на монитор, где раскрылись два изображения.
Справа – индивидуальный дизайнерский проект. С электронным штампом «approved» от комитета ВОЗ по этике и безопасности. Слева... Слева на изумлённого Фапа с увеличенного чёрно-белого прямоугольника нецифровой фотографии смотрел смутно знакомый молодой мужчина. Смотрел приветливо, без страха и без груза прошедших лет. Так, будто жизнь для него ещё только начиналась.