Паутина

 

Есть такой тест на очевидность происходящего: если что-то выглядит как утка, плавает как утка и крякает как утка, то, скорее всего, это и есть утка. «Утиный тест» называется. Нам же с бароном Форзициусом довелось испытать на себе его «паутинный» аналог.

Пиргулианская прогулочная яхта «Ордек» приближалась к планете приписки — нашему вынужденному месту назначения. Ни шатко ни валко, но судно рассекало пятое измерение. Вот только на экранах внешнего обзора не было ни звёзд, ни облаков пыли или газа. Ни-че-го! Как на снимках абсолютно чёрного неба, сделанных на Луне первыми астронавтами. Может, они тоже, прилетев с Земли, попали в это унылое место? Где нет ни солнц, ни туманностей. Лишь воображаемый спутник под ногами скафандров, вращающийся вокруг фантомной планеты в топологически-бессвязном пространстве...

Яхта подобрала нас с бароном в двух световых годах от Пиргулио, когда мы висели в костюмах высокой защиты, уцепившись гравитационными тяжами за небольшой осколок станции — единственное, что осталось от нашей орбитальной лаборатории после прямого попадания нейтринного снаряда. Эмиссары с Земли выследили-таки нас! Хоть мы и думали, что хорошо спрятали концы в океане космических бурь и звёздных катаклизмов. Военный крейсер атаковал без предупреждения. И только благодаря поразительной интуиции Форзициуса оба остались живы: он за мгновение до удара успел катапультироваться со станции, прихватив заодно и меня. Барон потом говорил, что у него зачесался правый глаз, и он извернулся в скафандре, чтобы взять носовой платок. Тут-то якобы и увидел вспышку выстрела в десяти световых секундах от лаборатории. Его альтеррианская скорость реакции спасла нас — барон рефлекторно нажал кнопку отстрела модуля, в котором мы в тот момент находились.

Хорошо, что никого на станции больше не было. Весь персонал, включая мою несравненную Еву, отбыл на выходные полюбоваться вспыхнувшей по соседству новой звездой в тесной двойной системе. Она взрывалась каждые пятнадцать лет, и наш штатный астроном, Николь Дюбуа, заметила признаки очередного катаклизма, когда сканировала пространство в поисках нового материала для прототипа Меллонтикуса.

Идея создать улучшенную версию Homo Sapiens принадлежала моему наставнику и другу, барону Форзициусу. Этот моложавый подтянутый альтеррианец за последние несколько столетий был причастен к целой серии эпохальных открытий. Но несколько лет назад, разочаровавшись в идее звёздного Империума, с моей скромной помощью окончательно порвал с официальной наукой. Однако в добровольном изгнании вскоре заскучал и решил попробовать собственными силами претворить в жизнь очередное гениальное озарение. Он подобрал нужный персонал — секретаршу, инженера по синтезированию пищи, биолога, астронома и программиста, после чего мы дружно удалились подальше от Метрополии, где никто не мог помешать проведению наших дерзких экспериментов. Тихая планетка на другом конце Галактики вполне подходила для этих целей. Мы её назвали Спумой, потому что крупная галька на побережье по виду напоминала куски ароматного разноцветного мыла и была такой же скользкой. Местное солнце обеспечивало комфортные условия: ни слишком жарко и ни слишком холодно; температура на экваторе планеты всегда двадцать три градуса. Пышная растительность и обилие плодов, экзотическая местная фауна и шикарные пляжи — всё это делало пребывание на планете не только безопасным, но и приятным.

Хищные котособаки, которые во множестве водились в здешних лесах, не сильно заинтересовались нами. Первые недели поорали, конечно, для порядка. Но потом поняли, что странные двуногие почти не мешают их жизни. Поэтому симпатичные звери теперь не вмешивались в наши занятия и дремали, предпочитая целыми прайдами лежать на пнях вокруг жилого отсека. Иногда открывали средний глаз, прищуривались и с любопытством взирали, как мы рубим очередное подсохшее дерево.

Барон велел зажигать костёр по вечерам, а местная растительность, представлявшая эдакие травинки-переростки, вообще не давала сучьев. Судя по тому, что удавалось найти на земле, в определённый период подсыхающие стволы попросту рассыпались крупной трухой, давая место новой поросли. Вот мы и добывали древесину древним варварским способом. Причём совсем не для того, чтобы согреться или сварить пищу — на это вполне хватало компактного термоядерного генератора. Костёр нужен был как мистический символ очага для дружеской беседы. Форзициус ввёл эту традицию, чтобы «сплотить нас в группу единомышленников». Ему помогала Азуми Иошико, отвечавшая за синтез еды, — она оказалась не только бесподобной хозяйкой, но ещё и увлечённой любительницей чайной церемонии. На огне она готовила нам старинный зелёный напиток из местных трав и подавала в строгих традициях тядзи.

Барон благосклонно относился к подобным затеям, полагая, что только у спаянного и дружного коллектива получится создать настоящую «семью», которая приведёт к возникновению нового человека. Человека будущего — Меллонтикуса, лишённого многочисленных пороков, угнездившихся и закрепившихся в геноме Homo Sapiens на протяжении тысячелетий: жадности, агрессии, зависти и прочих малоприятных изъянов характера.

Итак, нас было семеро. Семь-Я, с совершенно разными характерами и жизненным опытом: альтеррианец барон Юстас Форзициус, душа и руководитель проекта, и шесть потомков землян: инженер по приготовлению пищи Азуми Иошико, девушка изумительной красоты и тонкого душевного устройства; программист Алан Винер, для которого не существовало слов «не получится»; биолог Джеймс Мендель, всей душой вовлечённый в идею проекта; астроном Николь Дюбуа, с детства влюблённая в космос; секретарша Ева Родригес, выполнявшая также функции медсестры; и наконец ваш покорный слуга, Евгений Механаузен, он же ученик и ближайший помощник барона по совместительству.

Хоть и говорят, что семеро одного не ждут, но мы ждали. Чего? Того момента, когда в нашем плавильном «котле», как мы его ласково называли, вызреет новое существо, которое будет стократ совершеннее любого из нас и наших соплеменников. Потом уже можно будет задуматься о клонировании или модификации созданного субъекта.

Но покамест в котле, который представлял собой сочетание инкубатора, вортекса, холодильника и центрифуги, происходили цепные реакции между исходными реагентами, синтезировались РНК и ДНК, наращивалась биомасса, трансформировались полученные белковые препараты. Весь процесс контролировался и анализировался с помощью мощного квантового компьютера. Не знаю, где барон его достал, но когда программист Алан Винер впервые его увидел, у него загорелись глаза. А когда включил комп, то мы испугались, как бы его органы зрения не вылезли из орбит навсегда.

Сама лаборатория со всем научным оборудованием располагалась на орбитальной станции. На самой планете у нас были только жилые и складские помещения. Мы не хотели рисковать и выводить нового человека в местности с устоявшейся флорой и фауной. Неизвестно, как поведёт себя существо в присутствии чуждых для него форм жизни. Кроме того, следовало обезопасить Меллонтикуса от влияния потенциально опасных для него вирусов и бактерий.

По этой причине, работая с автоклавом, мы всегда надевали скафандры высокой защиты. И именно поэтому мы с бароном остались целы, очутившись в космосе после катапультирования.

Все наши усилия пошли прахом. Станция вместе с оборудованием разгромлена. Всё, что наработано в течение шести месяцев, сгинуло без следа. Хвала создателю, остальные члены команды не пострадали — как я говорил, незадолго до инцидента они впятером отбыли в соседнюю звёздную систему, соблазнившись возможностью понаблюдать за рождением нового светила. Их челнок обеспечивал автономное нахождение в космосе в течение месяца.

А нас выручила прогулочная яхта, хозяева которой поспешили в точку бедствия, услышав сигнал SOS, автоматически поданный в момент срабатывания катапульты. «Ордек», который нас подобрал, представлял собой классической «зонтик», способный уверенно перемещаться не только в безвоздушном пространстве, но и в плотных слоях атмосферы. Как и все звёздные яхты, он не имел ракетных ускорителей, а использовал лишь антигравитационную установку и паруса. К последним относились купол «зонта» и три длинных носовых кливера, позволяющие не только ловить звёздный ветер поблизости от светил, но и лавировать в межзвёздной среде под действием электромагнитного и гравитационного полей. А аккумулятор запасал достаточно гравитационной энергии, чтобы яхта при переходе в пятое измерение могла разгоняться до субсветовых скоростей, что делало её необыкновенно притягательной для столь дешёвого способа перемещений.

Вся парусная оснастка яхты крепилась к центральной неподвижной оси, с рубкой управления в головной части. В тени главного купола быстро вращались три изящных блока с прогулочными каютами, соединённые переходами в гибкое кольцо, благодаря чему внутри создавалась искусственная гравитация.

Спасители пояснили, что оказались поблизости совершенно случайно. Одного из пассажиров настигла космическая болезнь, когда яхта попала в болтанку неподалёку от места слияния двух чёрных дыр. Пришлось лечь на обратный курс, который волею случая пролегал как раз мимо квадрата пространства, ставшего нашим временным пристанищем.

Время было неспокойное, многочисленные пираты шныряли в космосе в поисках лёгкой наживы. Как правило, их интересовало содержимое парусных бригантин на тяге от звёздного ветра, направлявшихся к космополисам Империума с грузом драгоценных камней и редких минералов, добытых на примитивных копях, что быстро плодились вокруг углеродных звёзд. Но и сбившимися с дороги путешественниками, каковыми мы представились команде «Ордека», они тоже не брезговали — на тех же рудниках постоянно требовались рабочие руки. Настолько, что доходы от работорговли успешно конкурировали со сбытом некоторых редкоземельных элементов.

Поэтому спасителей вполне удовлетворила история, рассказанная бароном в кают-компании — о том, что космонавигатор последней модели, каналья такая, отказал, и на пересечении космических трасс мы заблудились и свернули на глухой необитаемый просёлок. Где угодили прямо в ловушку к пиратам, которые установили там свои гравитационные силки.

Способы действий ловцов «живого товара» не изобиловали особым разнообразием — как правило, они именно так подкарауливали на караванных тропах, а то и на входе-выходе из Нави, гружёные тихоходные бригантины и шхуны, тормозили мягкими гравитационными волнами и били парализующими лучами и гиперторпедами. После чего, как древние морские предшественники, брали застывшие туши космических кораблей на абордаж. Оборудование жертв шло на улучшение пиратских судов, а груз и рабы быстро перепродавались в ближайшей звёздной системе нечистым на руку манагерам. Порой — за бесценок. А так как недолгая, но мучительная жизнь подневольного горняка не прельщала почти никого, многие космоплаватели теперь минировали свои «грузовозы». Чтобы даже после парализующих ударов до смерти удивить непрошеных визитёров.

Впрочем, немногочисленная команда на яхте «Ордек» подобралась нелюбопытная и немногословная. С тремя невозмутимыми пиргулианцами мы встречались только в кают-компании за общей трапезой и обменивались парой-другой вежливых фраз о самочувствии и космической погоде за бортом. Путешествуя по пятому измерению, надо быть очень внимательным: того и гляди, наткнёшься на обрывки космических струн, столкнёшься с осколком чёрного карлика или попадёшь в гравитационную воронку, которую оставила пролетавшая по соседству чёрная дыра.

Хозяев яхты мы не видели ни разу. Они вообще не выходили из каюты. Если честно, мы даже не знали, сколько их — один или несколько. Иногда члены экипажа, понизив голос, упоминали пассажира (или пассажиров?) во множественном числе, но это ровным счётом ничего не означало. В космических традициях принято за глаза говорить «они» об одном существе — это означает высшую степень почтения. Мы, конечно, со своей стороны старались не навязываться и излишнего любопытства не проявляли, будучи искренне признательны спасителям за то, что нам предоставили отдельную каюту и позволили пользоваться всеми преимуществами путешествия на дорогой яхте: отдыхать в оранжерее, плавать в самом настоящем бассейне, заказывать по своему выбору любые напитки и блюда на синтезаторе пищи.

На третьи сутки нашего путешествия по местному корабельному времени мы с наставником находились после обеда в своей каюте и занимались привычными делами: я стриг ногти, которые в условиях пониженной гравитации росли прямо-таки с бешеной скоростью, а барон насвистывал арию из своей любимой оперы «Приключения красного гиганта и белого карлика в космосе». На попытку аккуратно намекнуть, что свист в помещении — плохая примета, он отмахнулся, заявив, что хуже вряд ли будет. К тому же, что я имею в виду под помещением? Если каюту, то в ней и так нет ничего нашего, не считая скафандров в углу перед дверью. А что касается прогулочной яхты, то свистеть в ней не возбраняется: он сам слышал, как капитан посвистывал, стоя рядом с дверью, ведущей в пассажирские апартаменты. Не исключено, что свист для пиргулианцев — как для нас речь. В любом случае, они должны снисходительно к нему относиться.

— А такой высокохудожественный, как у меня, — барон изогнул правую бровь и назидательно поднял палец, — приобщает представителей иной звёздной расы к шедеврам мировой культуры. Не забывайте, Евгений, об основной идее: просветительской миссии в космосе. Тем более, пиргулианцы наши спасители! И вообще, очень приятные во всех отношениях существа. А то, что у них четыре глаза, по два на лбу и затылке, так с этим можно смириться. Им, поди, тоже не нравится наш волосяной покров. Ведь у них самих головы лысые, как яйца. Ничего, нас же вежливо терпят.

Так вот, сидим мы, значит, в каюте и гадаем: как можно связаться с остальными коллегами? Они уже должны вернуться из экскурсии и, надо полагать, сходят с ума от неизвестности. Наверняка решили, что нас нет в живых, не найдя никого на планете в месте обычного пребывания и увидев облако плазмы с роем ошмётков вместо орбитальной станции.

Тихий шелест, донёсшийся со стороны двери, я услышал первым. Наверное, из-за того, что всё внимание Форзициуса было поглощено особенно сложной фиоритурой, которую он старательно и виртуозно в тот момент исполнял. Я прислушался. Шорох доносился из угла перед дверью. Подошёл поближе. Так и есть — из скафандра барона доносилось явственное шуршание, как будто кто-то скрёб по нему изнутри.

Форзициус закончил свистеть и с любопытством воззрился на меня. Я сделал приглашающий жест рукой, одновременно приложив палец к губам. Мы вместе склонились над скафандром...

* * *

Прошло ещё два дня. События, произошедшие за это время, показали, насколько велик и многообразен космос: в нём может произойти всё, что угодно! Самые смелые фантастические допущения порой оказываются бледной тенью по сравнению с реальностью. Хотя что такое реальность? Если вам вживили в мозг микрочип, что принимает извне программирующие сигналы, вы будете, лёжа дома на диване, совершенно убеждены в том, что путешествуете по дну Марианской впадины или штурмуете вершину Эвереста; лавируете в кольцах Сатурна меж ледяными кристаллическими глыбами или погружаетесь в огненный ад солнечной короны. Всё зависит от того, кто вас программирует и с какой целью. Тут главное — есть ли у вас свобода выбора, под чью дудку плясать и чьи распоряжения выполнять.

Когда мы с наставником откинули шлем скафандра, из которого слышался шорох, в первый момент ничего не обнаружили. Но характерный треск не прекратился, наоборот, стал более отчётливым. Больше всего он напоминал звуки, которые можно услышать в лесу в ветреную погоду: листья трутся друг о друга и шелестят, послушные дуновениям ветра. Барон откинул внутренний кармашек скафандра, и в устье правого воздуховода дыхательного мешка увидел средних размеров паука, размахивающего передней левой лапкой.

— Подаёт знаки! — отметил Форзициус, внимательно приглядевшись к упорядоченным жестам мелкого создания. — Друг мой, подайте чистый лист пласта и освободите какое-нибудь ровное место.

Паук, помещённый в центр столешницы, заметно успокоился и как будто даже повеселел. Во всяком случае, он принялся дёргать лапками и выделывать замысловатые па, как в причудливом танце. Мы пригляделись. У него было не восемь конечностей, а только семь. Отсутствовала передняя правая, длинная ходильная лапа. От этого паук смешно выкидывал вперёд уцелевшую переднюю левую, сильную и волосатую, и пытался опереться ею о гладкий лист пластика для записей. Но его всё время сносило вправо.

— Центр тяжести смещён, вот и двигается по кругу! — глубокомысленно заметил Форзициус. — Интересно, откуда он взялся в моём скафандре? Тот же абсолютно стерилен!

— Был! — добавил я. — Пока нас не подобрали эти милые пиргулианцы. Кто знает, может у них пауки вместо домашних питомцев? Вот и разгуливают свободно по всему кораблю. А ваш скафандр ему просто полюбился!

Наконец членистоногий прекратил движения и на несколько секунд застыл в задумчивости. Даже присел на две задние лапы, а хитиновой головогрудью опёрся о левую переднюю конечность — ни дать ни взять роденовский Мыслитель! Затем, приняв решение, задрал эту лапку вверх и сильно ударил ею по столу несколько раз, как будто отбивая морзянку.

— Внимание, внимание! Говорит Меллонтикус! Говорит Меллонтикус! — перевёл барон паучьи щелчки на человеческий язык.

— Вы знаете космическую морзянку? — удивился я.

— С детства увлекался, — скромно признался Форзициус. — Когда родители запирали меня в подвале, чтобы не шлялся по чужим садам в их отсутствие, я перестукивался со слепым шарманщиком, жившим через стенку от нас. Он когда-то был пилотом корабля Земля-Меркурий и однажды из-за ошибки навигации подлетел слишком близко к Солнцу, когда разбушевавшееся светило выбросило в сторону корабля активный протуберанец. Сам он остался жив, но глаза выжгло — не успел опустить фильтр... Да, но почему это крошечное создание передаёт от имени Меллонтикуса? Давайте ответим ему!

И барон осторожно постучал указательным пальцем по столу.

— Паук-то, оказывается, непростой! Смотрите, как возбудился!

Тот действительно разволновался. Стал отбивать морзянку в два раза быстрее. Барон отвечал. Мне ничего не оставалось делать, как оставаться молчаливым свидетелем этой беседы двух разумных представителей космоса. То, что создание разумно, не вызывало никаких сомнений.

— Просит покормить. Евгений, что у нас осталось от завтрака?

— А что едят пауки?

— Говорит, что плодовых мушек и личинок.

— Откуда мы их возьмём?!

Барон что-то отстукал и в ответ получил нервную дробь нашего визави.

— Говорит, что может удовлетвориться листвой акации или, на худой конец, листьями зелёного салата.

— Пусть ест ветчину! — Я вынул из кармана завёрнутый в салфетку бутерброд, с которым собирался выпить кофе между завтраком и обедом. — Будет вместо личинок.

Паук с явным неудовольствием обошёл вокруг куска синтезированной ветчины, потрогал его лапами и брезгливо отошёл в сторону.

— И чем же его кормить?

Над нами на бреющем полёте пролетела муха средних размеров, спланировала на лист пласта как на аэродром и, виляя из стороны в сторону, направилась прямо к пауку. Он дождался, когда она подошла вплотную, и сладострастно обвил лапами. Муха неистово заверещала и затихла. Мы как заворожённые молчали — просто опешили от неожиданности. Я первым нарушил молчание:

— Откуда здесь муха?!

— Похоже, он сам её синтезировал. Из химических элементов воздуха. И заставил подойти к себе. Это же Меллонтикус!

— Кто?!

— Совершенное создание. То, о котором мы мечтали и над которым работали столько времени.

— Этот паук — Меллонтикус?! Вы шутите?

— Ничуть. Он мне сейчас рассказал, что помнит события, предшествовавшие взрыву на станции: его память сформировалась раньше, чем он принял данную форму. Кстати, пауком — то есть Совершенным, похожим на нашего паука — Меллонтикус сам решил стать. Человекообразную форму отбраковал: ему мало четырёх конечностей, видите ли. К тому же мы не умеем плести паутину. А для него это, говорит, важно. Взрыв поспособствовал акту творения, были созданы необходимая температура и давление.

— Как он в скафандре-то оказался?

— Говорит, отбросило взрывной волной прямиком на меня. Бедняга! Правой передней лапки он лишился, когда процарапывал себе щель в скафандре. Помните, Евгений, у меня обнаружилась небольшая утечка воздуха, и срочно пришлось заклеивать пробоину?

Я помнил. Мы тогда оба запаниковали, но барон вовремя обнаружил причину падения давления и сумел заделать брешь.

— Вы хотите сказать, что вот эта членистобрюхая арахнида — то самое существо, ради которого мы шесть месяцев недосыпали, недоедали и жертвовали обществом себе подобных?

— Ну, насчёт недоедания — это вы зря, мой друг! По-моему, очень даже неплохо питались. Еда, стараниями нашей несравненной Азуми, у нас всегда была весьма изысканная. А что касается общества себе подобных... Мне лично вполне достаточно общества вас и наших друзей. А вам разве нет?

Я смутился:

— Простите, барон. Погорячился. Согласитесь, однако, что слегка неожиданно...

— Получить паука в качестве совершенного творения природы? Он же сказал, что форму выбирал по своему усмотрению. Мог бы стать и человеком, но не захотел. У него свои резоны. Насколько я понял, довольно существенные.

— Почему он раньше не объявлял о своём присутствии?

— По двум причинам. Во-первых, раньше для нас не было непосредственной опасности. Во-вторых, спешил сплести паутину. Чтобы помочь нам избежать этой опасности, кстати.

— Какой опасности?

— Наши милые хозяева задумали продать нас в рабство. У них денежные затруднения и они хотят за наш счёт поправить положение. А Меллонтикус не может этого допустить, поскольку благодарен нам за своё рождение. Видите, чувство признательности ему не чуждо. А теперь мы предупреждены — значит, вооружены!

— А что за паутину он плёл и как нам это поможет?

— О, это поистине грандиозный замысел! Сейчас я вам расскажу...

* * *

На следующий день после завтрака мы отправились не к себе в каюту, а в оранжерею. Так посоветовал Меллонтикус. Когда прозвучал сигнал тревоги, мы не побежали как все в кают-компанию, а притаились за кадкой с растением, напоминавшим гигантскую монстеру.

То, что мы влетели в гравитационную ловушку, стало ясно по мгновенно наступившей невесомости — инерция движения и вращение кольца кают были нейтрализованы. Гиперторпеды на такую небольшую дичь пираты просто не стали тратить. Вскоре чувствительные листья монстеры среагировали на лёгкое сотрясение — стыковку с яхтой шлюпки абордажной команды. Мы, как могли, запрятались в колышущихся листьях и с волнением ждали дальнейшего. Но прошёл час, два... Ни враги, ни пиргулианцы так и не показались. Наконец, появившаяся инерция вновь начала наливать тела весом. Растения вернулись к привычному виду. Похоже, «Ордек» выбрался из гравитационных силков.

Когда мы вышли из оранжереи, всё было кончено. Пираты и вся команда яхты лежали рядышком, спелёнутые как младенцы. Только в отличие от них не кричали. Они не могли издать ни звука, потому что рты у них были запечатаны. Меллонтикус не подвёл: он сплёл двадцать квадратных метров отличной плотной невидимой паутины и развесил её по всем проходам и дверным проёмам. С тем расчётом, чтобы никто не смог миновать липкую сеть. Сам он сидел в рубке и руководил процессом: посылал захваченным призывный сигнал и они, как мухи, сами покорно плелись на верхнюю палубу и укладывались там в шеренгу. Прочная эластичная паутина выдерживала и не такую массу, объяснил он нам позднее.

А потом мы сами превратились в абордажную команду. По команде Меллонтикуса, слишком легковесного для самостоятельного нажатия кнопок и джойстиков управления, барон трижды шарахнул по пиратской бригантине парализующим лучом. Затем осталось задействовать вражескую шлюпку и перебраться на близкий борт агрессоров. Там наш совершенный паук быстро опутал ещё троих неподвижных гуманоидов, на лицах которых застыла маска крайнего удивления. Вторым рейсом мы доставили их на «Ордек» и добавили к уже имевшемуся натюрморту «мерзавцев в паутине».

Но самое главное свойство тончайшего изделия нашего Меллонтикуса состояло не только в эластичности и необыкновенной прочности. Алан Винер, наш программист, рассказывал как-то у костра за чайной церемонией, что мечтает создать космическую связь, которая сможет в мгновение ока соединять точки, находящиеся в разных концах вселенной. Так можно будет обмениваться информацией, «не выходя из дому»: не покидая родную планету, обозревать затерянные уголки космоса, исследовать тайны звёзд и галактик, находить братьев по разуму. Теперь, похоже, его мечты стали сбываться с помощью Меллонтикуса! Он сообщил, что пятое, шестое, седьмое и прочие измерения — не что иное, как чрезвычайно тонкие и длинные нити, пронизывающие пространство в разных направлениях. Невесомые и одномерные струны, потянув за которые, можно развернуть космическую паутину и опутать ею разные планетные системы и целые галактики. Когда-нибудь с её помощью станции, находящиеся друг от друга за сотни и тысячи парсеков, смогут осуществлять мгновенную связь. Это звучит как чудо, но уверен — так и будет. Тем более уже сейчас космофлот Империи использует для военной дальносвязи телепатов, способных чувствовать куцые обрывки этой всеобъемлющей вселенской сети.

Пока же нам удалось наладить устойчивую связь с друзьями и сообщить свои координаты; они уже шли нам навстречу. Для дальнейшего путешествия мы решили воспользоваться бригантиной пиратов. Тот же «зонтик», только побольше, с двумя дополнительными кольцами: боевой частью и грузовым хранилищем увеличенной регулируемой ёмкости. В кормовой части, помимо антиграва, размещался реактивный двигатель, позволяющий при необходимости быстро стартовать с поверхностей планет и спутников. Три ускорителя предназначались для маневренного боя в космосе. Корабль пиратов был отменного качества и всё равно им больше не понадобится, так как по нашему вызову в точку местонахождения яхты уже спешили силы Имперской полиции.

Форзициус, как нетрудно догадаться, тут же получил чин старшего помощника капитана, а меня назначили юнгой.

А что же хозяин яхты? Он оказался медузой с планеты Синих Водяных. Из каюты во время путешествия не выходил, потому что должен был всё время находиться в закрытой ванне с питательной смесью из метана и водорода. Там мы его и оставили. Медузу было совершенно не жаль. Ведь это именно она придумала план, по которому нас должны были похитить пираты.

Что касается Меллонтикуса и его струнной паутины, мы решили пока не обнародовать это открытие. Во-первых, по-прежнему не хочется раскрывать своё местоположение. А во-вторых, неплохо бы поработать над внешним видом Совершенного создания. Наши девушки — Азуми, Ева и Николь — всегда истошно вопят, когда по утрам видят капитана, бредущего по потолку прямо над их постелями.