Ксен Крас

Предел человечности

В крохотной ванной комнате было не развернуться. Три из четырех зеркальных стен не запотевали благодаря специальной прозрачной пленке, но на четвертой, до сих пор не обработанной, виднелись капли. Они медленно сползали вниз, подвластные силе притяжения – одной из тех вещей, которые человечество стремилось победить. Небезуспешно.

- Виктор, поторопись! – послышался из-за зеркальной поверхности женский голос. С появлением детей все и без того немногочисленные ручки семья заменила на встроенные сенсоры, чтобы минимизировать травмы. Миле всегда казалось, что нужно еще больше безопасности.

Мужчина уже обмотал полотенце вокруг пояса, причесал короткие темные волосы, побрился и пристально разглядывал небольшую татуировку на ребрах с левой стороны. Он заметил ее не так давно и с тех пор не мог перестать о ней думать. Семнадцать. Вот и все, что красовалось на коже, черное двухзначное число без дополнительных обозначений. Оно не вызывало отторжения, словно было частью его, но Виктор не мог вспомнить, чтобы делал татуировку и не представлял, что должны означать эти цифры.

Мужчина стоял боком к стене с дверью, приподняв руку и методично расчесывал успевшую покраснеть кожу вокруг тату.

- Виктор! Если дети опоздают и им снова снизят рейтинг...

- Иду, - мужчина еще раз потрогал пальцем рисунок. Татуировка была не новой, как будто ей было не меньше пары месяцев, но после третьего оклика опустил руку и вышел из ванной. Мужчина решил подумать обдумать все на досуге, когда жена не будет торопить его.

***

Виктор уселся в машину и выдохнул.

Дети поспели вовремя только потому, что он гнал, не соблюдая скоростной режим. Штрафы уже выписали, уведомление об этом пришло на мобильный – телефон по-прежнему, как и десятилетия назад, оставался самым популярным средством связи с миром. Но теперь в нем копилась вся жизнь.

- В связи с четвертым штрафом за тридцать дней ваш рейтинг понижен на двенадцать сотых. Вы можете воспользоваться формой обратного звонка или оставить жалобу на сайте, если считаете, что понижение было произведено безосновательно...

Мужчина убавил громкость динамиков в машине: всякий раз, как он садился, телефон автоматически соединялся с колонками. Дурацкая встроенная функция, которую не удавалось отключить дольше, чем на день.

Число, мелькающее в углу мобильного, изменилось, теперь вместо вызывающих у многих зависть восьми с половиной пунктов красовалось восемь целых и четыре десятых. Два месяца кропотливого труда насмарку. Но уж лучше значения упадут у главы семейства, чем у детей – за опоздания могли настолько понизить рейтинг ребенка, что того отказывались принимать на дополнительных занятиях или звать на дни рождения. Для вступающего в подростковый возраст сына и девятилетней дочери это стало бы трагедией. Виктор и без того уже дважды в этом месяце опаздывал и тем самым портил жизнь детям.

А все из-за глупых мыслей, навязчивых, не оставляющих в покое ни на минуту. Из-за возникших размышлений о нынешнем положении дел, о смысле жизни и законах, которые не шли на пользу никому, кроме занимающих высокие посты богачей. Эти мысли не пришли в один день, не появились беспочвенно, не возникли на пустом месте. Они копились, одни налепляли на себя другие, как снежный ком, и не желали никуда уходить.

Размеренная и тихая жизнь Виктора закончилась, когда он стал раздражаться от, казалось бы, самых простых вещей. Взять хоть тот же рейтинг. Изначально система казалась верной и была призвана помогать обществу, делить его не по богатству или внешности, не по рождению, а по талантам и стараниям. Так говорили, но случилось иначе.

Богатые люди прикупили себе цифр, они озаботились приобретением рейтинга для детей и друзей. Но доказательств ни у кого не имелось. В то время как рожденный ребенок начинал с середины рейтинга – пяти, и за каждое достижение, развитие, верные ответы, добросовестное поведение получал прибавку, некоторые особенные отпрыски зарабатывали почти максимум благодаря родителям. Хорошую идею испортили за считанные годы и теперь использовали в качестве средства устрашения и управления населением – исходя из рейтинга решали, какая будет зарплата, сколько дней отпуска положено, где человек сумеет их провести, что получит семья при рождении ребенка, куда отправится работать, где и как будет жить. Семья Виктора стремилась к совершенству – супруга уверенно держалась на уровне почти девяти, а мужчина – ненамного отставал от жены. Раньше.

Теперь он падал и падал потому, что жизнь перестала казаться ему правильной, такая жизнь и такой мир. Мужчина старался не показывать недовольства семье, до тех пор, пока он не сместится ниже восьми, никому не сообщат.

Все началось с простого – Виктор заметил, что почти не различает знакомых. Он знал их имена, мог подсмотреть в телефоне заметки, видел отличительные признаки, но ни по лицам, ни по фигурам, ни по одежде он не разбирал, кто есть кто. Мужчины еще хоть сколько-то различались, но женщины были словно близкой родней. Виктор догадывался, что причина не в его внезапных проблемах с восприятием, нет, совершенно в другом. С тех пор как возможность «исправлять» себя стала практически общедоступной, не требовалось потеть в спортзалах, чтобы обрести тело мечты – все исправлялось при помощи быстрых операций. Нехватка врачей, и та перестало быть сдерживающим фактором, так как процесс практически полностью автоматизировали.

Одинаковые тела, одинаковые лица, одинаково-красивые, идеальные и потому скорее отталкивающие люди стали населять мир. Они охотно улучшали и себя, и детей, желая получить идеальное продолжение рода. Кто-то считал, что это хорошо – люди перестали переживать из-за особенностей внешности, но Виктор понемногу осознавал, что вместе с этим исчезло и разнообразие. По улицам ходили куклы, похожие друг на друга. В центрах красоты и здоровья даже не особо меняли аппаратуру, не перестраивали под каждого, уже предполагая, что попросят явившиеся. Всюду широко использовались лекала, по которым шел процесс перекройки.

Однако, страшнее всего было не это. Стремление к красоте объяснимо и имеет право на жизнь. Куда хуже дела обстояли с клонированием. В свое время и это начиналось как хорошее, правильное стремление, одобренное большинством. За принятие законов о клонах боролись долгие годы – считалось, что они помогут родителям смертельно больных отпрысков, пережившим трагедию потери возлюбленного, детям, которые тяжело переносили смерть любимого питомца... Создание копий, имеющих такие же параметры и все знания оригинала и мыслящих точно так же стало спасением для многих. Поначалу. Как часто происходит, благое деяние потеряло свою актуальность, как только превратилось в прибыльный бизнес.

Клонирование перестало использоваться как шанс вернуть потерянную вместе со смертью близкого часть души. Шаг за шагом человечество шло к очередному витку социальной и эмоциональной деградации, понемногу приближаясь к краю: копии перестали быть таковыми в прямом смысле слова. Воссозданных погибших могли слегка подправить за определенную плату – почистить неприятные воспоминания, удалить негативные эмоции, избавить от каких-то вредных привычек. Словом, как думал Виктор, от всего того, что делало людей самими собой. Но на этом никто не остановился. Преступление против личности перешло на совершенно иной уровень, когда власть имущие приняли закон, разрешающий переделывать клонов под запросы заказчика – людям задавали нужную внешность, подправляли мышление, зачастую снабжали их тела какими-то дополнительными имплантами, позволяющими превознестись над большой частью общества. По новому закону семья имела право вернуть погибшего из-за несчастного случая или от болезни близкого, и делать с ним почти что угодно. Зачастую неуравновешенные личности пользовались этим, избавляясь от изменников, болеющих родителей, непослушных детей, чтобы получить себе лучший из вариантов. Доказанных случаев было немного, их называли «допусками», но как дела обстояли на самом деле мало кто знал.

Стоило только Виктору задуматься и посмотреть вокруг, как он понял, что в мире практически не осталось стариков. Семидесятилетние дамы с внешностью тридцатилетних стали обычным делом, как и выросшие лишь внешне дети, и взрослые в телах подростков. Новые возможности не исцеляли мир, а уничтожали его. Пожалуй, если бы не Мила, Виктор не осознал происходящего еще несколько лет, или, быть может, не стал вовсе задумываться.

Женщина работала в «Центре Реабилитации Искусственно Созданных Организмов», проще говоря, наблюдала за процессом клонирования и вела какие-то учеты – служебная тайна мешала ей делиться с супругом всей информацией. Именно Мила, множество раз возвращаясь домой, с тоской смотрела на соседей и их отпрысков. Категорически выступая против модификации семьи, она лишь откладывала неизбежное – рано или поздно детям придется присоединяться к обществу и подстраиваться под него.

- Мы уничтожаем сами себя, таких, какими мы должны быть, - делилась Мила за ужином, пока дети находились в Игровой – самой большой комнате двухэтажного дома, стены, потолок и пол которой были оббиты мягким материалом, чтобы во время погружения в виртуальную реальность чада не пострадали. И сын, и дочь давно научились быть аккуратными отдельно от родителей, но у семьи никак не доходили руки убрать лишнюю защиту.

Соседи, переживающие за целостность своих отпрысков, пичкали их биологическими добавками, укреплявшими кости и повышавшими свертываемость крови. Приятным для родителей дополнением было то, что после некоторых из препаратов детям не хватало сил на шумные и опасные развлечения. Виктор с Милой, напротив, во многом сходясь во взглядах на воспитание, прежде всего хотели позволить сыну и дочери быть обычными людьми.

- Человечество нуждается в помощи, - снова и снова говорила жена, - Жизнь должна быть естественной. На работе я видела многое, и это ужаснее, чем тот, настоящий мир. То, что происходило на наших улицах и улицах любого другого города. Борьба с болезнями и потерями – это ужасно, но такова и должна быть жизнь.

Нормально терять родителей, нормально стареть и видеть, как стареют друзья и родные, нормально видеть, как взрослеют дети. Нормально, когда за жизнь теряешь одного кота или пса за другим – люди должны знать, что такое смерть, понимать, видеть ее. Она страшна, но только когда о ней думаешь. Как жили люди? Они не боялись каждый день, не думали о том, что он может стать последним.

- Таков теперь мир, Мила, и мы его часть, - пояснял Виктор. Он не хотел спорить с супругой, поддерживал ее, однако не видел выхода. Вернее, не пытался его найти.

- Мне не нравится такой мир. Я не хочу, чтобы наши дети жили в нем. Не хочу, чтобы они шли за всеми, переделывали себя, чтобы не понимали, что такое жизнь и не ценили время. Я хочу, чтобы они любили себя такими, какими они стали, сами по себе, благодаря нам, благодаря их собственным усилиям. Хочу, чтобы они когда-нибудь полюбили подходящего им человека, а не купили мужа или жену, про копию которого расскажут им в рекламе.

- А что мы можем сделать? Общество никогда не прислушается к мнению одного человека.

- Даже один может сделать очень многое, если захочет и постарается. Все когда-то начиналось с одного. С какой-то идеи, с решительного шага, поступка, который вдохновлял других.

Виктор раз за разом обещал супруге, что подумает, разговор повторялся и, все шло по кругу. Но с каждой такой беседой мужчина обращал все больше внимания на окружение и мир, он отвлекался от работы и многочисленных расчетов, и замечал. В конце концов, он исполнил обещание и задумался.

***

Началось самое сложное время в жизни – Виктор начал борьбу. Мила не могла открыто поддерживать супруга: потеря работы, дававшей семье доход, была слишком большой роскошью. Мужчина же был готов к подобной участи, он знал себе цену и был уверен, что отыщет другое место, если в том будет необходимость.

В свободное время Виктор собирал информации и оббивал пороги, уговаривая обратить внимание на возникшие в мире проблемы. Хотя бы посмотреть одним глазком на перспективы, которые мужчине помогла расписать женщина.

Он разъяснял, говорил, выступал в общественных местах, особенно около развлекательных комплексов. Социальные сети помогли Виктору находить единомышленников в разных частях света, по чуть-чуть, по капле, он привлекал столь нужное внимание к проблемам. За два неуместных выступления его оштрафовали, срезав рейтинг, а руководство отстранило от работы, пока он не восстановится в глазах общественности. Это принесло Виктору много свободного времени, которое он тут же пустил на свое дело.

Так получилось, что всего через пару месяцев, из идеи Милы все стало делом жизни самого Виктора. Он уже почти не вспоминал, кто подтолкнул его в нужную сторону, отдавая себя борьбе за спасение человечества. Жена поддерживала его и остужала, когда он слишком торопился. Она напоминала, что время на их стороне, но Виктор не мог долго ждать. Он желал получить все и сразу.

Воодушевленный приобретением сторонников, мужчина решился вломиться на небольшой местечковый праздник, посвященный юбилею открытия нового отделения «ЦРИСО». Ни он, ни его приятели не считали себя вандалами, они не нападали на клонов, не вычисляли, кто из людей настоящий, не выдирали ни из кого импланты, а только читали речи и убеждали присоединиться к их движению. Разъяренная толпа прогнала заботящихся о благе человечества людей, на выступающих набросились с кулаками, и Виктор был вынужден бежать. Этот публичный выход и тысячи негативных комментариев в сети по поводу его деятельности помогли понять – таким образом ничего не добиться, нужен другой план.

***

- Ты слишком торопишься, - такими были последние слова Милы перед тем, как Виктор покинул дом и отправился на встречу с союзниками, - Мы не можем рисковать, лучше идти шаг за шагом, а ты нетерпелив и норовишь бежать. Ни к чему хорошему это не приведет.

Когда-то, много лет назад, Виктор скорее походил на нерасторопного, терпеливого, ленивого и местами аморфного человека. он не помнил какой момент переменил его, что стало решающим толчком, а может, это происходило постепенно, но теперь он стал иным. Лучшей версией себя. Ему нравилось, что больше он не отмалчивался и не пожимал плечами, не сочувствовал жене и не жалел детей, которым придется подстраиваться. Теперь он был готов действовать.

Уже две недели как он не появлялся дома. Супруга и дети могли помешать, Виктор чувствовал тревогу и стыд от того, что слишком, по его мнению, медлил. Каждый день подготовки лишал его детей дня интересной, насыщенной и красочной обычной жизни. Сам Виктор плохо помнил, какая на самом деле должна быть жизнь, во время его детства клоны только начали распространяться повсеместно, и он рос, зная, кто они и для чего предназначены.

Соратники во всю поддерживали Виктора, а он не мог перестать думать о семье. Он вспоминал фильмы о Земле прошлых лет, красочные картины виделись ему прекрасным будущим, которое следовало как можно скорее обеспечить.

- Так что за план? – поинтересовался один из сторонников Виктора. Тот почесал отросшую щетину – ему некогда было смотреть за собой, все время уходило на подготовку к действиям.

- Мы ударим их в самое сердце – заберемся в Центр и покажем, как там обстоят дела на самом деле. Покажем людям то, чего они не видят или не хотят видеть, - над планом мужчина думал долго, он просчитывал, как попасть в «ЦРИСО», подготавливал камеры, искал оптимальное время, придумывал лозунги и подписи для кадров, чтобы привлечь как можно больше аудитории. На самом деле он желал ударить еще и по оборудованию, чтобы, пока общество думает и принимает сторону борцов за естественный ход жизни, сократить количество биологических отбросов.

- Хочешь объявить настоящую войну?

- А как иначе? Мы должны доказать, что сила принадлежит нормальным, настоящим людям, таким, как мы с вами, - Виктор не сомневался в сторонниках, не сомневался в необходимости действовать, он нуждался в этом, как в воздухе.

Наконец, нужный день наступил, и мужчина повел небольшой, но сплоченный отряд за собой. Он выбрал знакомый комплекс, тот, в котором работала Мила, но специально позвонил жене и убедился, что она вернулась домой. Он знал, что никого из сотрудников не будет в это время на месте, в конце концов, он не желал вреда ни одному из настоящих людей. Его сторонники предложили делить жителей на личности, которые заслуживали сочувствия, а не ненависти, и биологические объекты – тех, кто был настолько глуп, что не понимали порочности своей натуры.

- Готовы? – спросил Виктор в последний раз, - Если кто-то сомневается, лучше уходите. Я не знаю, что нас там ждет.

Никто из сторонников не отступил. Это придавало уверенности. Праведный поступок просто обязан стать успешным.

***

- Мила, - Виктор закашлялся. Он сидел, привалившись к стене на какой-то небольшой улочке, освещенной несколькими фонарями. В городе всегда было светло, в свое время жена смеялась, говоря, что фонари поставили потому, что теперь в мире нет некрасивых людей, желающих скрываться в темноте.

Костюм, в котором Виктор отправился в Центр, пропитался кровью. Он хотел выглядеть презентабельно во время съемок разоблачающих видео. Охрана «ЦРИСО» не оценила порыв взломщиков. Половина соратников позабыла о своей цели и разбежалась в разные стороны, а те, кто остался, отступив от предписанных правил, ринулась разбираться с защитниками комплекса. Виктор не поддерживал не первых, не вторых, он желал разнять драку, утихомирить глупцов, которые не ведали что творили, и получил от обеих сторон. Его люди не должны были приносить оружие, цель вылазки была совсем иной, не предполагающей насилия над людьми. Мужчина поверил на слово и поплатился. Охранники же решили избавить мир от главаря беззаконников, надеясь таким образом их отпугнуть...

Виктор позорно сбежал. Истекая кровью, он выбрался через то же окно, через которое ранее забрался в центр, оставляя позади и друзей, и врагов. Он чувствовал себя трусом, но бежал потому, что знал – если данные о нем попадут не в те руки, семья пострадает. Мила поплатится за его ошибку, дети навсегда запомнят отца как преступника, а соседи будут указывать в сторону их дома пальцем и обходить его по широкой дуге. И потому Виктор бежал, так долго и так быстро как только мог. Пока силы не оставили его. Он знал, если его найдут на улице, без документов, без идентификационного чипа, без перенесенных операций – мужчина даже никогда не ломал ноги или руки – его будет сложно опознать, и никто не станет тратить на это времени. Мороки больше, чем пользы. Мила подаст заявление о том, что муж пропал и через три месяца получит компенсацию.

Чип пришлось вытаскивать самостоятельно. Виктор не нашел ничего лучше какого-то старого консервного ножа рядом с мусорными баками и осколков стекла. По чипам живых людей никогда не отслеживали. Он готовился к смерти в одиночестве, но жена отыскала его. Мила пришла к нему, словно догадывалась о беде. Она нашла Виктора и это стоило считать чудом, мужчина так и считал.

- Уходи, я не хочу... Чтобы ты видела меня. Таким. Слабым и жалким. Не хочу, чтобы... Говорила о таком отце... Детям.

- Мне очень жаль, - на глазах женщины выступали слезы, - В следующий раз все будет иначе. Твоя решительность и нетерпеливость перешла грань. Я слишком... Перестаралась. Я виновата перед тобой, милый, но мы не повторим ошибки.

- В следующий?.. Грань? Ошибка? – Виктор зажимал рану на животе рукой, он почти не чувствовал боли. Хороший ли это знак или пора прощаться?

- В этот раз у нас ничего не вышло, но мы не остановимся, я даю слово вновь. Мы будем использовать их же оружие, ты был прав. Будем использовать те же методы. Новая попытка будет удачнее, я знаю, что привело нас сюда и все исправлю.

- Их методы? О чем ты?..

Только когда Мила взяла в руки небольшую черную коробочку, по граням которой пробегали огоньки и выудила из кармана электроды, что-то в сознании Виктора шевельнулось. Память не желала открываться, детали ускользали, но ощущения его не обманывали. Он чувствовал что-то, похожее на дежавю. Словно все это уже когда-то происходило.

Виктор понял, что ему напоминают эти вещи – он видел подобное на работе Милы, в те разы, когда приходил забирать ее, и охрана шла навстречу приличному человеку, пропуская в комплекс, чтобы мужчина не стоял на улице.

- Мы все сможем. Наша вера не умрет, пока мы живы. Рано или поздно мы одержим победу. Пока ты человек, ты будешь продолжать быть человеком, ты останешься им, кем бы ты ни был на самом деле.

- Я не... Ты? – воздуха становилось все меньше, грудь сдавило словно клещами, а живот стал каким-то тяжелым, каменным, неподвижным. Дышать было все тяжелее.

- Ты не должен ни о чем беспокоиться, все идет так, как должно. Мы справимся, рано или поздно.

- А дети? А рейтинг?

- Я знаю, что делаю, за столько времени-то научилась. Все будет хорошо... Мы скоро увидимся, - Мила присоединила один электрод, а за ним – второй, - Просто закрой глаза.

***

Виктор стоял напротив зеркальной стены, которая никогда не запотевала. С нижнего этажа доносились крики детей, они с визгами бегали, собираясь в школу.

- Виктор, мы так опоздаем!

Мужчина улыбнулся, услышав, как дочь передразнивает мать, повторяя ее слова раз за разом. Он потянулся, чтобы взять с верхней полки расческу, и что-то непонятное мелькнуло в отражении. Виктор чуть повернулся, приподнял руку. На ребрах было черное пятно. Мужчина потер его пальцами, но грязь никуда не делась. Глава семьи подступил ближе к зеркалу.

На коже отчетливо проступало число. Восемнадцать.