Только Мика между прошлым и будущим
***
Снег и деревья. Кто-то нарисовал на снегу смайлик с глазами-иксами. Как будто сказал: ничего не вижу.
Иногда люди видя не видят и слыша не разумеют – так говорила бабушка. Кажется, цитировала. Она вообще была большой оригиналкой – много читала, многое помнила наизусть, и это в её-то годы! И как сильно ей не повезло – всего два года не дожить до Эры Бессмертия. Несправедливо и...
– Сочувствую, – перебивает Ипчик, и до Мики доходит, что она задумалась вслух.
– Что ты понимаешь в сочувствии? – возмущается она. – Что индивидуальный помощник может знать о человеке? Ты – сеттер! И даже сеттер не настоящий!
– К вопросу о том, что считать настоящим, существуют разные подходы. Я – оптическая проекция – и в этом качестве вполне настоящий. А сеттер я потому, что ты сама так выбрала. И не хочешь перевыбирать. – По самодовольной собачьей морде расплывается улыбка шире той морды. Преимущества оптики!
– Не разговаривать же мне с какими-нибудь очками под шляпой или светящимся ромбом, – фыркает Мика.
– Но это всё равно был бы я.
– У помощников нет никакого «я». Будешь умничать – выключу!
– Не выключишь. Без меня ты не дойдёшь.
Мика замолкает, и некоторое время они передвигаются молча, она по снегу – он над снегом. Девушка в зелёном волонтёрском комбинезоне ЦИМа – и ирландский сеттер, совсем как живой, да ещё и всё на свете знающий. И да, он прав, куда Мика без него? У него вся инфа, адрес, маршрут. А всё, что имеется у неё – голый факт «я нахожусь в каком-то идиотском парке на окраине». Впрочем, нет. Это не всё. Ещё – горячее желание помочь так до сих пор и не шагнувшим из прошлого в будущее. Больше всего таких среди людей почтенно-пожилого возраста.
– Может, хоть сегодня всё получится? – осторожно выбирается Мика из своего нано-бойкота. – Кто наша сегодняшняя подопечная?
– Потенциальная подопечная. Слонская, Маргарита Савельевна. Бывшая актриса. Эксцентричная женщина девяноста пяти полных лет. Всё ли у нас получится? Всегда надо верить. – Сеттер безмятежен.
– «Верить»! Но ведь с нами даже разговаривать никто не хочет! Никак не могу привыкнуть к тому, что есть такие люди. Им повезло, а они этого до сих пор не осознали. Жить в Эру Бессмертия – это ведь такое счастье! В стране, которая это бессмертие открыла...
– В самой лучшей стране, – добавляет Ипчик, умильно задирая мордочку – и снова он прав.
– ...Открыла – и всем своим гражданам совершенно бесплатно это счастье раздаёт. А они... Изворачиваются, двери не открывают... Девять рейдов – и ни одного эффективного! А один так вообще...
– «Убирайтесь со своим ЭБ, черти эбанутые – и ты, и твоя собака!»
– Да, я про того дедка. Не включай так неожиданно.
– Ничего неожиданного. У меня все ходы записаны. Всё тут. – Проникновенно прижатая к груди лапа никак не влияет на качество бега. Преимущества оптики!
Мика похлопывает по форменной сумке (а там только и есть – корпус-проектор и колотушка):
– Вообще-то – тут.
– Это скорее в частности, – поучает сеттер.
– Ладно, в частности, – не спорит Мика. Кто станет спорить с логикой ИП? – А дедок странный, да... Как он может говорить про ЭБ такие вещи?
– Уже не может.
– Почему?.. Аа, ой! – И Мика уже на снегу, ничком. – Тут скользко... – оправдывается она, поднимаясь. – А ещё я запыхалась. Давай постоим.
– Мне не скользко и я не запыхался. Но давай. – И сеттерова морда вновь растягивается в длиннющей улыбке. Вот наглец!
Мика критически оглядывает окрестности. Всё-таки на редкость неудачный райончик. Начинает казаться, что этот огромный заснеженный квадрат, утыканный разнокалиберными деревцами, никогда не кончится. ЦИМовская тээлгэха, «телега», довезла их ровнёхонько до остановки на трассе и встала как вкопанная, выдав бесстрастное: «Парковая зона. Пешее передвижение». А эта парковая зона – ого-го зонища, до жилсектора ещё идти и идти. Такое впечатление, что толстые чернющие вороны, расхаживающие с непередаваемо важным видом исключительно по тропинкам, смеются над ними. Кар-ха-ха, кар-ха-ха, кар-ха-ха! Но есть в этом что-то зловещее...
– Кыш!.. Ипчик, откуда здесь столько ворон?
– Через полтора километра по трассе – кладбище.
– Северка? Так они оттуда? – округляет глаза юная адептка бессмертия. – Когда-нибудь кладбищ просто не будет. Люди забудут, что это такое...
– Всегда надо верить. – Сеттер по-прежнему безмятежен.
– Какой хоть дом? – вглядывается она в проступающие меж реденькими деревцами жилсекторовые горизонты. – Поближе или подальше?
– Во-он тот.
– Так и знала, что самый дальний! – сокрушается Мика. Отсюда та пятиэтажка – небольшая серая коробочка, которая с легкостью поместилась бы на указующую Ипчикову лапу. Или даже на пол-лапы, сеттеры так-то не маленькие.
– А вот скажи... Почему у тебя нет крыльев? – Хитрый взгляд на бескрылого помощника. – Были бы у тебя крылья, ты был бы не только индивидуальный, ты был бы идеальный! Летел бы сейчас – и меня бы нёс куда надо.
– Оптические проекции не способны перемещать физические объекты.
– Нет?
– Нет.
– Нет?
– Нет!
Мика смеётся. Она готова поклясться, что на морде сеттера – настоящее человечье замешательство.
– Я же шучу! Ипчик, ты чего? Доберёмся и без крыльев. Всегда добирались, как-нибудь и теперь!..
Мика отряхивается от снега, досмеиваясь. Ипчик ждёт, помахивая хвостом.
Как-то добрались и теперь.
***
Следуя инструкции, дотошная волонтёрка жала на звонок ровно минуту, сосредоточенно вслушиваясь в позапрошловечную трель, льющуюся за дверью. Звонок доисторический, но рабочий и даже громкий, по датчику присутствия «+», но дверь открывать никто не торопится. Что ж. Стандартная ситуация. Пора переходить ко второму пункту инструкции.
Мика вынула из небольшой аккуратной сумочки наперевес небольшую аккуратную колотушку и принялась стучать – ритмично, четыре цикла по восемь раз – в оклеенную кроссвинилом лет дцать назад дверь.
– Откройте! Откройте пожалуйста, Маргарита Савельевна! – привычно голосила волонтёрка.
– Только две минуты вашего времени! – помогал индивидуальный помощник её же голосом.
И дверь распахнулась. Мика, откровенно говоря, уже и не ждала, да и произошло это так бесшумно, без какого-либо предварительного щелчка, и так резко, что она не успела отскочить, заработала по лбу и отлетела в сторону («Ой!»). Ипчика же если и повело, то буквально на секунду, а в следующую он уже стоял на прежнем месте, то есть во всей своей красе пред светлыми – голубыми, если быть точным, и даже не похоже, чтобы выцветшими – очами хозяйки.
– Ирландский красный сеттер? – изумилась та.
– Ого. Вы разбираетесь в собаках?
– Если бы только в них, – хмыкнула старуха.
– А в чём ещё?
– Подумай, детка. В чём разбираются в моём возрасте?
– В... во всём?
Старушка была просто зашкаливающе старообразной. Всем старухам старуха, у Мики аж дыхание спёрло – как в кино! Худющая, с длинными костлявыми руками и длинными костлявыми пальцами – но на этих костяшках сияли два огромных перстня, а с дряблой шеи мерцала тоненькая цепочка. Смуглое, но вряд ли загоревшее, скорее потемневшее от времени, в крупных рельефных морщинах лицо. Лиловая помада на тонких, какие лет сто уже никто не носит, губах. Голубоватое хлипенькое облако седины, цвет красивый, но... хлипенькое. Длинный халат явственно не нов – но из какого-то хорошего, плотного материала. На синих тапочках – большущие красные помпоны.
– Гав, – сказал Ипчик, не переключившись с Микиного регистра. Получилось по меньшей мере странно.
– Ой, – спохватилась Мика. – Маргарита Савельевна! Я – волонтёр Центра Инновационной Медицины. Меня зовут Мика Евсюшина. Цель визита...
– Проходить-то будешь?
– Буду!
– А ты, собачка, будешь? – усмехнулась гостеприимная хозяйка то ли собачке, то ли своему остроумию.
– Спасибо, спасибо! – тараторила Мика, стаскивая комбинезон. – Мы так рады, что вы дома!
– Дома, конечно. А куда мне?
– Мы так рады, что вы нам открыли! Вы долго не открывали.
– Я не ждала гостей. – Старуха пожала плечами. Плотный халат колоколом колыхнулся на её сухонькой фигурке. – Нужно было привести себя в порядок, как ты думаешь?
– Да, думаю, что да... И на звонки вы не отвечали. И в Паутину не заходите.
– А что мне там делать, в Паутине? Я же не муха.
– Это же только название! – снисходительно заулыбалась Мика. – В Сеть вы раньше – заходили?
– Бывало.
– Ну вот. А Паутина – та же Сеть, только почищенная и упорядоченная.
– Видно, детка, не такой уж я ценитель чистоты и порядка.
– Ну что вы! Не может быть. У вас так чисто! И вообще очень уютно. И... очень красивые цветы. – Мика хвалила по инструкции, но душою не кривила. Было действительно чисто и уютно. И ожидаемо старомодно. Пахло старыми вещами и немножко цветами.
***
Друзья! Сограждане! С праздником вас! С годовщиной! (Всеобщее ликование. Взмывают ввысь воздушные шары с эмблемой ЭБ – зелёным кругом, окружённым ещё более зелёной окружностью. По колоннам, проходящим мимо трибуны с госконферансье, пробегают разноцветные волны – люди машут руками, флажками, флеш-веерами и пипидастрами.) Ни для кого не секрет, что у всякой страны, у всякого государства есть периоды падений и периоды взлётов. Нам же с вами посчастливилось быть свидетелями начала целой эпохи, целой эры невероятного подъёма – Эры Бессмертия! (Ликование. Салюты. Краткий фрагмент новейшего гимна.) И мы – не просто свидетели, мы – непосредственные, активные участники этого беспрецедентного, уникальнейшего биолого-социального процесса. Мир становится другим у нас на глазах, он совершенствуется благодаря плодам наших усилий. Вековечная мечта каждого из когда-либо живущих на Земле отныне осуществима, для граждан же нашей страны она осуществима не когда-нибудь, а здесь и сейчас, не в теории, а на практике! (Новая, ударная партия взмывающих в небеса ЭБ-шариков.) Ровно год назад фармацевтами нашей страны были выпущены первые партии уникальнейшего препарата «III-умф», перенастраивающего организм человека коренным, принципиальным образом: с программы разрушения и закономерной, неизбежной гибели – на программу восстановления, обеспечивающую в конечном итоге неограниченно длительное существование, другими словами – бессмертие! (Фрагмент новейшего гимна. Над колоннами появляется линейка квадрокоптеров, сворачивающаяся в кольцо. Внутри кольца вспыхивает эмблема ЭБ. Головы демонстрантов запрокидываются, мелькают крупные планы улыбающихся лиц и счастливо распахнутых глаз.) С тех пор именно оно, всеобщее, доступное каждому бессмертие – Идея, вокруг которой мы сплотились. Большинство из нас уже бессмертны! (Ликование достигает пика. Фрагмент гимна звучит на максимально возможной громкости.) Но, как это бывает всегда, существование ни одной светлой Идеи, ни одного здорового устремления не безоблачно. Не избежали скепсиса, ничем не оправданного недоверия и наши новейшие достижения. В это трудно поверить, но реалии таковы: находятся и те, кто не приветствует или даже отрицает бессмертие. (Ропот по колоннам.) «Нет у вас никакого бессмертия!» – говорят они нашим ведущим учёным (короткая тревожная отбивка) и фармацевтическим промышленникам (то же), а иногда и (драматическая пауза) кому-то из нас. Тебе. Мне. ЛИЧНО. (Длинная тревожная отбивка. К светящейся эмблеме подбирается чёрная туча, начинает заволакивать её, заволакивает наполовину – и останавливается. Колонны останавливаются синхронно. Тишина. Пауза. Эмблема медленно отклоняется в сторону – и резко возвращается на место, долбанув по туче так, что та летит кувырком, рассыпаясь на лету.) Но не было ещё прецедентов, чтобы правда не восторжествовала! (Взрыв ликования. Фрагмент гимна в миксе с торжественной отбивкой. Колонны вновь приходят в движение. Воздушные шары, разноцветные волны, флажки, пипидастры, салюты.) И сегодня мы...
– Стоп-стоп-стоп! – останавливает запись Маргарита Савельевна. Уххх, – выдыхает она так, как будто что-то могло её утомить. – Микуля, может, всё-таки чаю? Или могу сделать морс.
– Спасибо, не нужно. Правда не нужно. – Мика упёрлась глазами в подлокотник полусдутого пневмокресла. Она явно расстроилась. Подопечная обещала посмотреть все материалы, а теперь начинается какой-то там «стоп»!
– Мика не хочет ни пить, ни есть. Она хочет донести до вас информацию, – вернувшись к своему баритону, находит возможным вклиниться Ипчик. Согласно инструкции, он лежит в дальнем углу и по большей части дремлет. Просыпаться он должен лишь в случаях крайней необходимости или если волонтёр к нему обращается.
– Я к тебе – не обращалась, – строго напоминает Мика. – Ничего не понимаю, – трясёт она головой, словно активирует мозги, не желающие что-то усвоить.
– Вы, Маргарита Савельевна, сказали, что на парад не ходили.
– Не ходила, – крутит головой старуха.
– И запись не видели.
– Да бог с тобой, детка!
Мика смотрит искоса, но всё-таки продолжает:
– Тогда почему и сейчас – я же заметила! – вы не смотрели?
– А на что там, моя хорошая, смотреть? Я такого видала-перевидала.
– Вам так кажется! – горячо заверяет Мика. – Просто кажется! Это свойство людей почтенно-пожилого возраста...
– Какого-какого возраста? – Старуха покачивает ногой в нелепом помпончатом тапочке, устроившись на диванчике, под сенью какого-то широколистного вьюна. Глядя на неё, невозможно ошибиться: она явно не воспринимает волонтёрку всерьёз!
– Почтенно-пожилого, – не даёт выбить себя из колеи волонтёрка. – В таком возрасте люди уверены, что они всё уже видели, всё знают. Помните, в подъезде вы сказали, что разбираетесь во всём? Так вот: так не бывает! Во всём не разбирается никто. А в чём-то одном, но очень хорошо – специалисты. Когда нужно разобраться в чём-то сложном, специалисты работают в команде. Именно такая команда и разработала бессмертие. Разработала – и подарила нам. Всем нам. А вы до сих пор не приняли буккету!
– Чего-чего не приняла?
– Вот видите! Не знаете. Препарат, который запустит восстановление ваших клеток, выпускается в форме буккеты, малюсенькой такой, квадратной белой пластиночки. Её прижимают к слизистой щеки. Растворяется – моментально. Если что – она сладкая!
– Скажу больше, деточка. В лучшем случае она из сахара и есть.
– Нет, это не сахар! – Мику аж подбрасывает, и она болтается в кресле, как лодочка в чудесным образом локализованной ячейке моря. – Ну как, как вы так можете?! Я знаю в чём дело, – немного помолчав, успокаивается импульсивная волонтёрка.
– В чём же?
– В вашем «из сахара». Это же насколько надо не понимать! Я же говорю – вам нужно посмотреть ВСЕ материалы!
– Кто мы?
– Клетки!
– Чем мы занимаемся?
– Жизнедеятельностью!
– В чём наша проблема?
– Наша проблема в том, что... – Схематичные розовые шарики со схематичными органеллами начинают разрушаться, из них выпадают кусочки, органеллы, кусочки органелл, всё это происходит быстрее и быстрее. Потерянные детальки тают на лету. – Наша проблема в том, что мы изнашиваемся и погиба-а-а-а...
То, что осталось от шариков, скукоживается и осыпается в общую кучу. Изображение темнеет и замирает.
ГОЛОС ЗА КАДРОМ (загробно): Это – конец... Или?..
Изображение озаряется ярким тёплым светом. Сверху, над кучей, появляются белые квадратики, подписанные «III-умф», и сразу же склеиваются в симпатичные облачка. Из облачков начинают лететь весёлые розовые снежинки сложной конфигурации, подписанные: Р-1-а. Снежинки заменяют собой выпавшие кусочки, органеллы и кусочки органелл. Шарики, восстановившие свою целостность, выправляются, поднимаются вверх. Вскоре они целы все до единого.
ГОЛОС ЗА КАДРОМ (бодро): Или – не конец. Сюрприииииз! А конец никогда не наступит!
– Кто мы?
– Клетки!
– Чем мы занимаемся?
– Жизнедеятельностью!
– В чём наша проблема?
– У нас нет проблем! Уникальный инновационный препарат «III-умф» решил все наши проблемы раз и навсегда! Ведь именно он вызывает непрерывную выработку биомолекулы Р-1-а! Ведь именно она является универсальным клеточным восстановителем! Ведь именно он нужен для бессмертия!
ГОЛОС ЗА КАДРОМ (громогласно, торжествующе): Для бессмертия!
По центру проступает зелёный круг, окружённый ещё более зелёной окружностью. Шарики, облачка и снежинки танцуют вокруг него под жизнеутверждающую музыку.
– Ну? Теперь-то вы поняли? Видели, как это происходит? – Мика смотрит именинницей. Она просто уверена, что старуха прониклась. Секунду назад была уверена. Но... – Вы... плачете?!
– Прости... Прости, детка... – Костлявые пальцы растирают слёзы. Перстни поблёскивают. – Дай салфетку. Там, на полке... Я не плачу, Микуля. Я так смеялась, что вот, слёзы...
– Но это... это неправда! Я не слышала, чтобы вы смеялись!
– Да куда тебе! Ты вся там была, разве что тоже в пляс не пустилась.
– Хотите сказать, что ничего не поняли? Что вам не понравился научно обоснованный тематический материал?
– Цирк с конями... – старуха прижимает салфетку к глазам. Она действительно смеётся!
– С какими ещё конями? – обиженно спрашивает волонтёрка. Это ужасно неприятно, что старуха вот так расхохоталась. Кажется, что смеются над нею, Микой! Но Мика берёт себя в руки. Так сразу сдаваться она не собирается. Не дождавшись ответа по поводу коней, как можно спокойнее говорит: – Я знаю, почему вам смешно. Но вы – ошибаетесь.
– Смех, возникший во время просмотра тематических материалов, может быть признаком истерической реакции подопечного, – подаёт голос Ипчик. Голос игнорируется.
– А ну-ка? Что ты там ещё такое знаешь? – Старуха даже голову набок наклоняет, то ли выказывая, то ли изображая крайнюю степень заинтересованности.
– Вы не верите в бессмертие потому, что считаете себя слишком почтенно-пожилой, думаете, что ваши клетки уже не восстановятся. Что они слишком сильно разрушены. Но это – не так. Восстановление происходит очень быстро в любом возрасте.
– И морщины у меня пропадут?
– Да. Несомненно!
– И волосы станут густыми как в молодости?
– Конечно! У меня есть материалы, демонстрирующие преображение в результате...
– И на скрипке смогу играть?
– И на... А при чём тут скрипка? – спохватывается Мика. – Но если вы о том, улучшиться ли ваша моторика, то да, конечно, она улучшится!
– Ну хорошо, хорошо. Мне вот интересно, ты сама – видела на ком-нибудь такое преображение?
– Конечно! Нам много раз показывали, как...
– Ах вам показывали, – перебивает Савельевна и снова утыкается в салфетку.
– Не понимаю... Вам же даже идти никуда не надо! Подпишете согласие, приедет мобильная бригада и всё подвезёт!
Савельевна продолжает веселиться.
– Нет, ну правда, что тут смешного? Подвезут медкапсулу. В ней – буккета. И ваша возможность жить вечно! Вам присвоят Индивидуальный Код Бессмертия. Процесс восстановления будут контролировать. И при необходимости – повторят процедуру. Ну почему вы упрямитесь?
– Потому что мне всё известно заранее: линючесть ангелов, круговорот улыбок, позор расставаний, и не хочу таскать страданий тонну, прощальной кровью дурманить горло1.
– В смысле?.. – совсем теряется Мика.
– Это цитата, детка. Просто вспомнилось, не принимай близко к сердцу. Уж больно красиво ты почемукаешь, захотелось красиво ответить... Я, Микуля, до сих пор не съела этот ваш сахарок потому, что я, всю свою жизнь, актриса. Актриса, а не циркачка. И не хочу на старость лет в цирке участвовать. Не хочу и всё, понимаешь? Я, конечно, сама виновата, не надо было доживать до очередного витка абсурда, но... дожила. Что ж теперь? Теперь ничего. Осталось только завидовать.
– Кому?
– Недожившим.
Этого Мика уже не выдерживает, подскакивает как ошпаренная.
– Если бы моя бабушка была жива, она бы... А вы... Ипчик, ко мне! – командует она уже из прихожей, натягивая комбинезон. В глазах у неё слёзы. – До свидания, Маргарита Савельевна. Я старалась, но у меня не получилось. Я плохой волонтёр. Вы хотите оставаться в прошлом, не хотите знать, что такое бессмертие, а я...
– А ты не умеешь сравнивать, моя хорошая.
– Мика, пойдём, – зовёт Ипчик.
– Что сравнивать? Вы о чём?
– Мика, пойдём, – настаивает Ипчик.
Мика хмурится, лезет в сумку – и сеттер исчезает, просто гаснет как не было.
– Так о чём вы? – переспрашивает она упавшим, обиженным тоном. Как назло, правое озерцо слёз переполняется, и одинокая капля выбегает на щёку.
Маргарита Савельевна протягивает салфетку:
– На-ка, держи. Пойду включать чайник. А ты скидывай свой дурацкий комбинезон, не идти же тебе заплаканной. Зелёный-то он, кстати, почему?
– Даже этого не знаете, – бурчит себе под нос Мика, но комбинезон снимает. – Я буду морс! – кричит она удалившейся на кухню хозяйке.
***
Есть на карте города локации, о которых даже думать не хочется, куда не заходят случайно, мимо проходя, и одна из таких локаций – кладбище. Но так уж получилось, такой, ни на что не похожий день случился сегодня у Мики, и вот она здесь.
Она бредёт с Северного холма. Ипчик, разгоняя лоснящихся ворон, семенит чуть впереди. Под угрозой быть снова выключенным он истово отговаривал Мику ехать сюда, потом отговаривал забираться на холм, а теперь как-то необычно молчалив, как будто устал. Но кто действительно устал, так это Мика. И нервы на пределе, причём как-то сразу на двух пределах – то кажется, что они натянуты струнами и от любого шороха лопнут, то – провисли усталыми верёвочками и ни на что уже реагировать не будут. Скорее в «телегу» и скорее домой, вот чего уже хочется.
Вдоль узенькой тропинки холодно сверкают разнообразные памятники. Чудовищно разнообразные – Мику всегда пугала эта традиция украшать смерть, уделять ей так много места, времени, фантазии, труда. Вот гигантский, в два человеческих роста, бронзовый ангел. У него полураскрытые крылья и такое лицо... божечки, да он ещё и голову поворачивает, и зрачки загорелись красным! Мика даже немного пробежалась, чтобы скорее убраться из-под его взгляда.
Вон ещё один ангел, прозрачный, словно изо льда, и намного меньше.
А вот некое подобие беседки с двумя креслами-качалками внутри. Каменными! Зачем, почему?! Кто и с какими намерениями будет здесь качаться?!
Вот разбитая мотопланка, подвешенная на огромном, золотящимся под вечерним солнцем кресте. «Почему?» тут не возопишь. Ясно, что авария. Но «зачем?» всё равно остаётся. Те, кто сюда приходит – им и правда так хочется видеть эту покорёженную каракатицу, унесшую жизнь? Видеть всегда, когда бы ни пришли, из раза в раз, а теперь уже – вечно?
Правда, Маргарита Савельевна говорит, что нет никакого «вечно»...
От неё Мика вышла совершенно обалдевшая и окончательно расстроенная. В голове у старушки, конечно, полнейший бардак. Она совершенно уверена, что никакого бессмертия никто не открывал, а всё, что происходит – очередной абсурд, каких она перевидала на своём веку уже предостаточно. Уверена, что люди как умирали, так и умирают. Мика замучилась растолковывать: да, от удара кварцевым блоком по голове человек по-прежнему смертен, но это совершенно другое!
– Не многовато ли, Микуля, «совершенно другого»? Что-то кварцевый блок разбушевался.
– Откуда вам знать, много или мало? Статистику вам не предоставляли, вы же не специалист. Не ходили же вы считать! – возмутилась Мика. И, кажется, напрасно. Потому что именно это возмущение в результате и привело её сюда, на кладбище. И теперь она не только расстроена, но и озадачена.
Дело в том, что Савельевна заявила: нет, она не считала, но она сравнила. Когда ходила на могилу к брату, на Северный холм. А с холма прекрасно просматриваются последние сектора. Последние три так и вовсе как на ладони. И они практически равны. Позапрошлый, прошлый и нынешний год хоть один на один накладывай. А ведь ещё и не конец года...
Идея сравнить самОй осенила Мику, когда они с Ипчиком уже подходили к трассе. Кладбище-то рядом, «телега» домчит в мгновение ока. И домчала.
А дальше: тропинка – холм – корпус-проектор в вытянутой руке – функция: «секторальный подсчёт нетипизированных объектов», количество секторов: 3, и... И вот какие странности. Четыре тысячи двенадцать. Три тысячи восемьсот пятьдесят два. Четыре тысячи сорок. И да – это ещё и год не кончился.
– Ипчик, ты помощник, ты не можешь обижаться, – напоминает Мика.
– Я не обижаюсь.
– Тогда почему всё время молчишь?
– Спрашивай, отвечу.
– Это странно, что могил не меньше... Спрашиваю. Почему могил не меньше?
– Подсчётами занимаются специалисты. Ты не имеешь к этому никакого отношения.
– А ещё говоришь, что не обижаешься! Знаешь что? Завтра я съезжу на Восточное.
– А послезавтра на Южное?
– Это шутка? Ничего смешного. Может быть, и на Южное. Просто надо сравнить.
– Ты серьёзно хочешь этим заниматься?
– Хочу и буду. Конечно серьёзно!
– Нет, – крутит головой Ипчик. – Не будешь.
– Ипчик, не бойся, я не сошла с ума! Просто сравню и всё.
– Не надо этим заниматься, – угрюмо повторяет он. Уши свесил, морда вниз.
Они сами не заметили, как остановились. По обеим сторонам – какая-то хитрая архитектурщина – лесенки, уровни... Ну, хоть не ангелы, и то хорошо.
– Хватит меня учить! – протестует Мика. – Я сказала – буду!
– Думаешь, сможешь посчитать и сравнить лучше, чем посчитали и сравнили специалисты?
– Я не знаю... Но ведь что-то – не сходится! К тому же... иногда люди видя не видят. Разве специалисты – не люди?
– О-о-о-о, – разочарованно тянет Ипчик. – Но через паузу, как будто смягчившись, добавляет: – Хорошо. Я тебе помогу.
– Поможешь? Как?
– На корпус-проекторе зажёгся крестик. Видишь?
Мика достаёт проектор.
– Вижу.
– Нажимай.
– Зачем? Хм... – Нажимает.
И вдруг Ипчик, ирландский красный сеттер, совсем как настоящий и всё на свете знающий, начинает расти. Он растёт вверх и вширь, его как будто раздувает, и вот он уже закрывает собой пол-неба и пол-земли. Всё небо и всю землю. Он заливает собой всё вокруг, всё, что впереди, вверху, внизу, справа и слева. Что позади, Мика не видит, но отчего-то знает, что и там тоже он. Он везде. Он рыжий. Он горячий. Огненный. Сквозь рыжий огонь просвечивает исчёрканный деревьями заснеженный парк, цветы и перстни Маргариты Савельевны, извитая тропинка, чудовищные надгробия, черные крылья ворон и ангелов, красный крестик, вечернее солнце, вечер, ночь, день, ночь, день, ночь, все дни и ночи, которые были и прошли, проступают друг сквозь друга, все рассветы и все закаты. Вечернее солнце проступает сквозь рыжий огонь. Оно ярче огня. Оно здесь самое рыжее. Так это же... голова Ипчика! Какая огромная морда. И странная. И страшная. Ипчик, это ты? Он медленно раскрывает пасть. Но не для того, чтобы ответить. Нет. Он раскрывает пасть для того, чтобы ПРОГЛОТИТЬ.
... – О-о-о-о, – разочарованно тянет Ипчик. – Но через паузу, как будто смягчившись, добавляет: – Хорошо. Я тебе помогу.
– Поможешь? Как?
– На корпус-проекторе зажёгся крестик. Видишь?
Мика достаёт проектор.
– Вижу.
– Нажимай.
– Зачем? Хм... – Нажимает.
Бабах! Яркая оранжевая вспышка. Серый дым рассеивается через минуту, но испуганные птицы решаются приблизиться к воронке только через час. Одна из пернатых находит что-то поинтереснее воронки – помятую блестяшку, в центре которой зелёный круг (вечнозелёная планета), окружённый ещё более зелёной окружностью (вечная жизнь без конца и без края). Кар-ха-ха! Нет, вороны ничего не понимают в бессмертии. Им просто очень нравятся блестяшки.