Запретная зона
1
- Ты не в курсе, Дмитрий Павлович, чего нас собрали-то? – жарко выдохнул в ухо Голубовскому генпрокурор Васильков. Он убойно пах чем-то цитрусовым. После сближения с его похожей на чемодан фигурой всегда хотелось разогнать рукой духи и туманы, в которых он, кажется, купался.
- Понятия не имею, - прошептал Голубовский. – Белый дом не информировали.
- Наши тоже ничего не копенгаген, - вздохнул Васильков. – Не к добру это.
- Уважаемые коллеги, - сказал Шипов, и все обратили внимание, как нервно он барабанит пальцами по столу, - нам потребовалось очно собрать Совет безопасности. Поэтому вы две недели провели в карантине. Надеюсь, что риски заразиться сведены к минимуму.
Министр обороны Коротков, восседавший неподалёку от президента, громко хмыкнул. Он переболел недавно, очень тяжело, еле выкарабкался.
- Материалы к заседанию вам не рассылались, - вздохнул Шипов, покосившись на Короткова. – Это не просто гостайна. Вы сегодня услышите о фактах планетарного значения. И нам предстоят трудные, ответственные решения. Прошу вас внимательно выслушать сообщение Семена Исааковича Шахермахера, руководителя национального исследовательского центра имени Гамалеи.
Коротышка в очках, что были размером почти с его лысую головку, просеменил к трибуне. Он возвёл очи горе и в дальнейшем не отрывал взгляда от потолка, будто докладывал не членам Совбеза, а кому повыше.
- Около 40 лет назад, - проскрипел Семён Исаакович, немилосердно картавя, - впервые были предприняты попытки противопоставить пандемии коронавируса массовую вакцинацию. Сразу несколько научных коллективов в аномально сжатые сроки разработали свои варианты отечественных вакцин. Все эти варианты, как вы знаете, были тогда одновременно пущены в дело. В связи с угрожающей статистикой заражений тестирование вакцин происходило, что называется, в полевых условиях. Никто в мире не знал в точности, каким будет действие этих препаратов на организм в долгосрочной перспективе.
Шахермахер запнулся, вынул из кармана просторный носовой платок – видимо, у коротышки была тяга к предметам внушительного размера, - протёр им вечно слезящиеся глаза, затем очки, и водрузил их обратно на нос. В мёртвой тишине зала скрипнуло кресло под Шиповым. Семён Исаакович вперился в потолок и продолжил:
- В итоге ставка была сделана на одну вакцину, «Спутник V». А остальные признаны менее эффективными. Но мы в интересах науки сформировали контрольные группы из тех, кому ставили в ту пору разные прививки, и в течение всего прошедшего времени периодически наблюдали за состоянием этих людей. Обязан доложить вам итоги наблюдений за контрольной группой из 500 человек, которые на старте вакцинации получили полный курс препарата «Корона Лайт». Сейчас это уже пенсионеры, как вы понимаете, и в весьма преклонном возрасте. Буду краток. В их организмах нами зафиксированы нарастающие изменения на генном уровне, которые следует считать беспрецедентными. К чему они сводятся? Скажу по-простому, по-народному, чтобы даже ребёнку было понятно. В клетках этих людей совершенно прекратились ошибки репликации ДНК. Соответственно, не отмечается активности белков, участвующих в устранении этих ошибок и истощающих жизненные ресурсы организма. Тут важно понимать, что белок PARP1 участвует в репарации ДНК и сиртуинов, а белок NAD+ является косубстратом PARP. В ответ на повреждения ДНК из-за работы PARP в клетке также очень быстро истощаются запасы NAD+, что приводит к клеточной гибели, и как следствие – к старению организма...
- Семён Исаакович, - вклинился Шипов, - вы же обещали по-народному!
- Так а я что? – удивился Шахермахер, не переставая гипнотизировать Господа Бога в горних высях. - Вроде бы на пальцах объясняю. М-да. Кроме того, мы констатируем изменение функций теломеразы – фермента, который, в частности, обеспечивает неукротимое деление раковых клеток. У наших подопытных полностью прекратились злокачественные процессы. И наоборот, запущен процесс деления здоровых клеток, безграничный и бесконечный, поскольку они более не изнашиваются. Все это мы увидели более чем у 60% объектов наблюдения. В организме остальных привитых «Короной Лайт» подобных изменений не обнаружено. Почему гены одних меняются, а других – нет, мы сейчас ответить не можем.
- Позвольте, Семён Исаакович! – воскликнул министр здравоохранения Щебетков и развернулся всем телом к докладчику. – Вы хотите сказать, что у этих людей рак излечился сам собой?
- Не только рак, Александр Иванович - проскрипел в потолок Шахермахер. – Эти 60% людей в контрольной группе стали абсолютно здоровыми. Их организм способен самостоятельно справляться даже с тяжелейшими инфекционными атаками. Фактически их жизни могут угрожать только сильная травма и убийство. А жить они теперь могут неограниченно долго.
- Бессмертные! – выдохнул кто-то. Министр обороны запустил свою мощную клешню в пышную седую шевелюру. Президент Шипов устало прикрыл глаза рукой.
- Добавлю, что вакцинированных «Короной Лайт», согласно имеющейся документации, насчитывается 112 546 человек, ныне живущих. И, судя по всему, большинство из них переживёт нас всех. Производство вакцины было свернуто в эпоху начала пандемии почти сразу, на сегодняшний день ее невостребованные складские запасы составляют всего около 50 тысяч доз. Доклад окончен, - Шахермахер вновь извлек носовой платок, но забыл, зачем, да так и сошёл с трибуны, неся его несколько растерянно, как белый флаг.
- Спасибо, Семён Исаакович, - вежливо сказал Шипов спине Шахермахера. – Я понимаю, коллеги, что у вас возникла масса вопросов. Часть из них снимет Николай Максимович Калмыков. Его специалисты провели некоторую аналитическую работу.
Долговязый и, на первый взгляд, нескладный директор Федеральной службы безопасности Калмыков имел способность перемещаться в пространстве как-то незаметно для окружающих. Он материализовался за трибуной, кажется, из воздуха.
- Мы попросили сотрудников управления социального моделирования дать прогноз, как будут развиваться события, если информация об этих бессмертных станет достоянием гласности. Есть три варианта обозримого будущего, и все они тревожные. Появление группы лиц, которые гарантированно и практически навсегда спасены от смерти, угрожает стране кризисом. Результат многофакторного анализа, в целом, таков: неизбежные социальные волнения, острейшая политическая нестабильность, раскол общества. В лучшем случае придётся полностью переформатировать политическую и социальную систему, чтобы вписать в нее новую касту бессмертных. В худшем – нас ждёт гражданская война.
- Николай Максимович, - перебил докладчика Шипов, - а что говорят ваши мудрецы относительно вполне предсказуемой идеи сделать бессмертными всех граждан страны? Организовать заново широкое производство «Короны Лайт» и вакцинировать всех поголовно?
- По нашему мнению, реализация этой идеи как раз и станет, в одном из вариантов, причиной общественных раздоров, - невозмутимо, как робот, ответил Калмыков. - Те, кому сейчас за 50, вряд ли доживут до начала генной перестройки организма, даже будучи привиты. Кроме того, на значительную часть вакцинированных чудодейственный препарат воздействия вообще не окажет. Из построенных нами моделей следует, что огромная часть населения начнёт активно требовать принципиального отказа от прививок, по крайней мере, до той поры, пока учёные не добьются, чтобы эффект бессмертия стал уверенным и стабильным для каждого. Отдельная тема – возможный международный резонанс. Перспектива стать бессмертными всколыхнёт мир. С одной стороны, обладание уникальной вакциной – это козырь для нас. С другой же – повод для лидеров мирового сообщества всерьёз задуматься о необходимости физического уничтожения жителей нашей страны, ведь мы волей-неволей бросим вызов установившемуся порядку вещей на планете.
- «Бросим вызов»! – шёпотом передразнил директора ФСБ генпрокурор Васильков, и плотная стена цитрусового аромата шатнулась от него к Голубовскому. – Да наши прохиндеи матерью родной налево торганут, а не то что вакциной. Это же золотое дно!
Голубовский неожиданно для себя представил генпрокурора и ФСБ-шника за прилавками в торговых рядах заштатного рынка: вот они, фальшиво улыбаясь, хлопают себя по телогрейкам, зазывают публику, а на прилавках – сплошь пробирки да шприцы. И миллионы баксов на ценниках.
- Присаживайтесь, Николай Максимович, - очень тихо произнёс Шипов. – Я резюмирую. Мы в безвыходном положении. Публиковать сенсационные сведения нельзя. Разворачивать всеобщую вакцинацию «Короной Лайт» нельзя, преждевременно. Но и пускать всё на самотёк тоже нельзя. Рано или поздно бессмертные обратят на себя внимание. Поэтому мы посоветовались в узком кругу...
«Но не со мной, - молча обиделся Голубовский. – Первого вице-премьера доверием не удостоили...»
- ...и предлагаем такие решения, - продолжал президент. – Все они – под строжайшим секретом. Первое: учёных нацеливаем на срочную доработку вакцины и усиленные исследования имеющихся генных изменений. Мы только ухватили бессмертие за хвост – а нам надо его приручить. Окончательно и бесповоротно. Это национальный приоритет номер один. Второе: мораторий на использование имеющихся запасов вакцины «Корона Лайт». Никаких поблажек никому, включая присутствующих. Иначе - утечка информации и неизбежные социальные волнения. Ждём от учёных прорыва на общих основаниях. И третье: тех, кто перестал стареть, нужно изолировать. Эвакуируем их в полном составе в один из вымирающих городов – например, в Воркуту. Инфраструктура, жилье там имеются. Предлог для эвакуации – неотложные медицинские показания. Скажем, у этих людей обнаружена новая мутация вируса, которая делает его необычайно заразным. Город ставим под плотную охрану: всех впускать, никого не выпускать. Охраняемые переживут охранников, конечно. Но мы наберём новых. Не впервой. Организовать снабжение ста тысяч жителей мы в состоянии. Важно, чтобы из Воркуты наружу не просочилось ни капли информации. Будем надеяться, что это мера временная. Ваша задача сейчас, Дмитрий Павлович, в срочном порядке, за две недели вывезти и расселить оставшихся жителей Воркуты и подготовить город к заселению... м-м-м... бессмертных граждан.
- Есть, - привстал Голубовский. – Принято.
2
Студёный, звонкий, бесснежный ноябрь обнимал дачу на Новой Риге, свеженькую и крепкую, под стать утреннему морозцу.
- Дмитрию Павловичу – наше с кисточкой! – помахал рукой отец с крыши особняка, и Голубовскому, неуклюже вывалившемуся из джипа, даже отсюда, снизу, виден был бодрый румянец на щеках старика.
Отец принялся звать сына по имени-отчеству с тех самых пор, как Голубовский стал вторым человеком в правительстве. Вроде бы шутил, но за этим угадывались годы военной службы и субординация, вросшая в подкорку. У матери образовалась другая привычка: она выплывала встречать сына с сигаретой в длиннющем мундштуке, а то и с чашечкой кофе на отлёте. Видимо, в память о старых добрых богемных временах, когда её, оперную диву, осаждали толпы поклонников, и она так же снисходительно удостаивала их вниманием.
- Его не остановить, - пожаловалась мать, царственно указав мундштуком в сторону отца, который совсем по-юному, шустро спускался с крыши по лестнице. – Нынче, видите ли, вбил себе в голову, что пора перестилать черепицу.
- К чему это?– возмутился Голубовский. – Черепице этой от силы пять лет. И потом, я нанял бы рабочих. Зачем такие нагрузки в 85 лет?
- Он твердит, что ему работа в охотку, - пожала плечами мать. – С тех пор как мы сюда переселились, Пасику не сидится на месте. Должно быть, дело в экологии. Воздух здесь потрясающий!
Пасик и Масик – так родители Голубовского, Павел Сергеевич и Мария Станиславовна, звали друг друга. Годы шли, а они оставались вечными детьми.
- Ты понимаешь, Димка, - разглагольствовал за столом Пасик, уже навеселе, - вокруг кого ни послушай - ругают режим, нынешнюю жизнь, ограничения ковидные, а я тебе скажу: всё правильно делаете. Свобода – химера. Вот введи в армии демократию – и кирдык. Демократия победит, а армия развалится. Так же и общество. Должны быть красные флажки. Должно быть единоначалие!
- Ну, единоначальники наши – тоже не сахар. Медицина как была в загоне, так в нём и пребывает, - заметила Масик. – На той неделе похоронили нашего главрежа бывшего. Какую «Хованщину» он поставил в 2040-м – вот были времена! «Вспомни, помяни светлый миг любви, как шептал ты мне про счастие мое...»
- Ковид? – вежливо уточнил Голубовский. – Сейчас новый штамм гуляет.
- Привит был с головы до ног, а скончался, как в старину говорили, апоплексическим ударом. «Скорая» к нему час ехала. Как это называется?
- Бардак это называется! – мирно отозвался отец. – Ему везде есть место, как ни верти. А нам-то самим, к примеру, на медицину грех жаловаться. Врачи эти, честно сказать, надоели даже.
- Чего так? – промямлил Голубовский, закусывая квашеной капусткой.
- Что ни месяц, то, понимаешь, в дверь стучат. Снова-заново обследование, как в отряде космонавтов, анализы берут, ЭКГ, УЗИ и всё такое прочее. Прямо коммунизм с доставкой на дом, - рассмеялся Пасик. - Я им говорю: кончайте уже, лечите лучше больных, а у нас всё пучком. Нет, через месяц опять они тут как тут.
Мать задумчиво выпустила дым в потолок и вошла в образ доброго следователя:
- Признайся, Дима, твои проделки? И в самом деле, это перебор. Перед друзьями неудобно. Они в очередях к участковому сидят, а нам – привилегии, как хозяевам жизни.
- Ты там, в кремлёвской больнице или в центре Гамалеи вашем, отказ напиши от этих услуг, Дмитрий Павлович, - поддакнул Пасик. – Не в коня корм. Мы же с Масиком здоровые, хоть паши на нас. А здесь, на свежем воздухе, вообще болячек не чувствуем. Как отшибло их. Прошли напрочь. Я вчера свою «десяточку» пробежал – и не запыхался даже.
- Да, а после «десяточки» «соточку» принял – и спать, - хмыкнула мать. – Угробишь ты своё здоровье алкоголем.
Голубовский слушал их беззлобные пререкания, знакомые с детства, и сердце его вдруг сжалось от догадки, сверкнувшей, как молния.
- Слушайте, - сказал он, - а тогда, в самом начале, вам какую вакцину ставили?
- Ну, ты, кажись, тоже в «кремлёвке» на полставки колымишь, - хохотнул Пасик. – Коммунисты твои в белых халатах нас о том же расспрашивали, когда припылили в первый раз.
- Я не сразу и вспомнила, - покачала мундштуком Масик, - пришлось в архивы лезть. Помню, что какая-то малоизвестная была вакцина, по тем временам, редкая, а название из головы вылетело. В конце концов, выяснили: «Корона Лайт». Про неё потом писали, что это не вакцина, а позорище. Толку от неё ноль, якобы.
Голубовский с трудом подавил стон, готовый уже вырваться, и через силу налёг на фирменный мамин салат.
Родители вышли его провожать вместе, по традиции.
- Машина – зверь, - уважительно похлопал Пасик по капоту джипа. – Сносу ей не будет.
Масик судорожно, чуть не со слезами, обняла сына - ей нравилось представлять, будто он уезжает надолго и по какому-то опасному делу.
Голубовский глядел в зеркало заднего вида до тех пор, пока трогательные фигурки родителей не скрылись за створками ворот. Отъехав пару километров, он остановился и вышел из машины. Перед ним в сумерках чернело неуютное, ветреное поле, и душу ранили корявые, угрожающие изваяния репейника ли, борщевика ли, а может, другого какого растения, изгнанного с поля прочь на бровку, на отшиб. Хотелось плакать.
3
За третьим постом охраны открывался серый, тусклый, как в фильмах ужаса, коридор: сплошные стены, гулкие шаги, выморочное освещение. Наконец в этой бетонной пустыне показалась дверь с табличкой «Хранилище».
- Можно? – заглянул Голубовский. – Я от Семёна Исааковича.
В кабинете, больше похожем на оранжерею, - так много здесь было цветочной зелени, - телевизор, занимавший полстены, что-то вещал голосом президента Шипова. Спиной к нему у кофеварки орудовала ладная женщина, и Голубовский успел отметить, что её белый халат без единой складочки весьма нахально подчёркивает стройность фигуры.
Хозяйка хранилища, почувствовав, видимо, нескромный взгляд, оглянулась на миг и буркнула:
- Чё зыришь? В штаны напузыришь! Намордник-то сними, здесь заразных нет.
Голубовский в замешательстве стянул маску с лица. Он узнал эту детскую «дразнилку». И вспомнил, как когда-то давно разглядывал тайком эту фигуру, изгибы которой не могло скрыть коричневое школьное платьице.
- Ленка! – выдохнул он. – Ленка Филатова!
Женщина с чашечкой кофе в руке повернулась к двери, вгляделась в гостя и расхохоталась:
- Привет на сто лет! Голубок, ты, что ли?!
Они сидели за видавшим виды письменным столом и пили коньяк – Голубовский захватил его на всякий случай.
- Значит, ты тоже в разводе? – тараторила Ленка. – А дети что? Мои в загранке учатся, один в Праге, вторая в Вене. Мама – помнишь её? – сдала, конечно, но всё такая же, сплошные правила да принципы. Пилит меня: верни внуков, скучно без них. А твои живы-здоровы?
- Детей не получилось, - сказал Голубовский, не успевая за этим потоком сознания.
- Плохо старался, двоечник. Да ты всегда нерешительным был. Я, помню, тогда, в школьные годы чудесные, всё ждала: когда, когда он приступит к главному? А тебя только на поцелуйчики хватало.
- Ты же мне всё запрещала! – возмутился Голубовский. – Можно сказать, по рукам била. Целоваться, и то не давала.
- Изо рта в рот, получается микроб. Дурак ты... - вздохнула Ленка. – Ножки, рожки, кулаки – это признаки любви. Посмелее надо было. Шахермахеру за вакцину башлять у вас смелости хватает.
- У кого это – у вас?
- А ты, дорогой мой, думаешь, что ты один такой? С ума посходили – всем «Корону Лайт» из нафталина доставай. На фига она тебе, колись?
Голубовский потёр лоб и признался:
- Не могу, Ленка. Не могу тебе сказать.
Филатова презрительно хмыкнула, облокотилась на стол, опёрлась пылающими от коньяка щеками на кулачки и некоторое время молча разглядывала свою первую любовь.
- Мы приняли вызов, который нам брошен, - неслась из телевизора проповедь президента. – В ближайшее время население России будет обеспечено новым эффективным лекарственным препаратом. Сегодня мы тоже с коллегами говорили на этот счёт - с теми, кто занимается этим. Вирус мутирует, но наши исследования не стоят на месте. Мы сумеем надёжно защитить людей. Однако напоминаю, что самым универсальным и лучшим способом защиты от ковида является соблюдение масочного режима и санитарных правил.
Филатова молча поднялась и скрылась за дверью, которую украшала надпись «Вход воспрещён», - а сверху над нею висел короб с красными буквами «Порошок, уходи!».
Вернувшись, она поставила перед Голубовским небольшой контейнер:
- Вот тебе твоя гостайна. Помереть боишься, да?
Голубовский встал и обнял её.
- Не боюсь, - прошептал он, прежде чем найти губами её губы, - просто не хочу. Поставь эту вакцину, Ленка, вколи её себе обязательно, поняла? Именно эту. Я тебя очень прошу. Незачем нам с тобой теперь умирать.
4
Цитрусовый дух распирал комнатушку. Еще немного, и выдавит наружу решётки из окон. Генпрокурор Васильков ходил из угла в угол, останавливаясь у стола, чтобы заглянуть в глаза Голубовскому. Тот ухмылялся и ждал, пока Васильков созреет для разговора.
Наконец генпрокурор прекратил свое хождение и спросил из дальнего угла:
- Жалобы есть на условия содержания под стражей?
- Да чтоб я сдох, гражданин начальник. Не условия, а лафа!
- Ты это прекрати, Дмитрий Павлович! – подскочил к столу Васильков. – Я с тобой как с человеком!
- Так я ж не человек нынче, товарищ генеральный прокурор, а обвиняемый. А завтра буду подсудимый. А послезавтра – осужденный. «Предо мной, как икона, вся запретная зона, а на вышке всё тот же надоевший чекист...»
- Вот-вот, Дмитрий Павлович, - Васильков присел на край стола. – И я даже скажу, сколько тебе дадут. Отчалишь ты, друг любезный, на восемь годочков. Оно, конечно, на круг-то выйдет поменьше. За примерное поведение скостят, за доброе отношение, за щедрое подношение. Но четыре года отсидишь как миленький. Вычеркнешь их из жизни.
- А вам-то какая печаль?
Васильков поднялся и вновь отправился по своему челночному маршруту.
- Нестыковочка, - сообщил он, замерев носом в угол. – Недосказанность есть в твоём деле, Дмитрий Павлович. Не могу понять, с какого перепугу ты всё это накуролесил.
- Читайте мои показания, там я как на духу про каждую копейку рассказал.
- Да читал, читал! С копейками твоими всё ясно – какая в какой оффшор упала.
Васильков навис над Голубовским и потрепал его отросшие волосы:
- Только не твои это оффшоры, Дмитрий Павлович. Не твоя это корова. А чья? И почему ты так срочно скормил ей нажитое непосильным трудом, а? Срочно и подчистую?
- Ты бы про свои сбережения волновался, товарищ генпрокурор. Тоже наворовал-то дай бог.
- Кому положено знать про мой бизнес, тот в курсе. И к твоему бизнесу, Дмитрий Павлович, до поры вопросов не было. Сколько натараканишь к пенсии – всё твое. Но ты же миллиарды за кордон жахнул. А это не наш метод. Такой хоккей нам не нужен. Ты что-то купил, ясен пень. За что-то заплатил. Вот я и спрашиваю: за что и кому. Шепни-ка мне здесь, тихонько, без протокола. Подобру-поздорову.
Голубовский увидел своё отражение в желтом металле прокурорских пуговиц, замерших прямо перед глазами.
- А что мне за это будет? – скучно произнёс он.
- Президент лично гарантирует смягчение приговора на три года. На три! – растопырил пальцы Васильков. – Просто скажи мне конфиденциально, за что и кому. А в суде тебя об этом никто не спросит.
- Не верите вы людям, господа чиновники, - вздохнул Голубовский. – Не хотите вы слышать народ. Повторяю для тех, кто в танке. Деньги я вывел, потому как решил сбежать на Запад. Не согласен я с политикой государства. Долго крепился, мучился, уговаривал себя – без толку. И даже наоборот, доуговаривался до того, что втайне стал махровым противником режима. А оффшоры – мои они, кровные, специально их сорганизовал.
- Подонок! – процедил Васильков. – Издевается ещё. Мою чуйку не проведёшь. Моя чуйка без полиграфа правду знает. Ты, гадёныш, вакцину себе вколол бессмертную – вот за неё и расплачивался. А раз даже у тебя это выгорело – значит, у нас полКремля уколотых уже. И каждый первый олигарх. Все в Кощеи позаписывались, сволочи! Ну ничего, устрою аудит в хранилищах, Шахермахера к стенке прижму – и будете у меня срока мотать безразмерные!
Генпрокурор упал на стул и бессильно распластался на столешнице.
- Опоздал ты, гражданин начальник, - сказал Голубовский. – Хранилище теперь под охраной ФСО, комар не пролетит. А вакцину списанную Шахермахеру не предъявишь, всё чисто. Пожизненное за финансовые махинации не дадут – а что такое восемь лет по сравнению с вечностью? Ты за это время сморщишься, а я только молодеть начну. И уж поверь, будущее-то за нами. За теми, кто в нём будет жить. Для вас оно – сказки с трибуны, а для нас – завтрашний день. Глядишь, меня лет через полста президентом выберут как пострадавшего в борьбе за бессмертие. Так что, жалоб не имеется, это точно. А вот просьба есть у меня.
Васильков вскинул голову.
- Разрешите свидание с родителями. Соскучился.
- Это невозможно, - бесцветным голосом произнёс Васильков. – В Воркуте твои родители. В Воркуте. Помнишь, как Шипов сказал в Совбезе? - охраняемые переживут охранников, но мы наберём новых. В том-то и закавыка, Голубовский, в том-то и соль: кого окажется больше – вас или ваших охранников.