Дестабилизация стабильности

 

Двое мужчин в военной форме напряжённо вглядывались в экран:

– Почему он застыл? – нервно спросил генерал Бритникс.

– Он на что-то смотрит... – спокойно отозвался майор Джонсон.

– Но почему второй боец не видит этого? – продолжал нервничать старший по званию.

– Возможно, он не способен это воспринять... сложно сказать, что там происходит... мы не видим всей картины... и не можем предсказать реакцию каждого бойца на то, с чем он столкнётся в реальности...

– Что он говорит? – генерала Бритникса не устраивала ситуация неопределённости.

– «Ты иди, а я догоню тебя», – прочитал по губам застывшего перед чем-то непредвиденным Джонсон.

– Мы одинаково воспитываем всех бойцов. Почему же они по-разному реагируют на одинаковую ситуацию? Один подчиняется программе и приказам, а другой принимает самостоятельные решения относительно своего поведения, исходя из визуальных впечатлений... Что это? Сбой в программе? – генерал был явно недоволен тем, что происходило за пределами бункера, и чем он был неспособен управлять.

– Возможно, там какая-то внештатная ситуация... поэтому боец вышел из-под контроля... – майор пытался понять, что происходит за периметром, но обзор установленных камер был ограничен и не позволял видеть далее двадцати метров.

– Так почему вы ещё здесь? – возмущённо крикнул генерал. – Разве вы не должны разобраться в том, что там происходит?

– Я не выхожу за периметр охраняемого города. Это делают только специально подготовленные бойцы, – пояснил майор Джонсон. И помолчав, добавил. – Я боюсь снова умереть.

– Так вы – имитация?! – в изумлении воскликнул генерал, до сего момента даже не подозревая, что беседует с искусно воссозданной копией. Федерацией было принято решение сохранять опыт погибших военных, проецируя информацию о них в их копии, которые называли имитациями. Но сведения о том, кто из командующих офицеров является живым, а кто погибшим, сохранялись в тайне и не подлежали разглашению.

– Да, – отозвался майор.

Существовало негласное мнение о том, что сами имитации заинтересованы в сокрытии их идентификации, поэтому они не будут выдавать себя. Но Джонсону почему-то захотелось признаться в мучающей его тайне.

– Тем более, чего вам бояться, если вы уже мертвы! – без капли сочувствия отреагировал на неожиданное признание генерал, словно сам был имитацией, лишённой чувств.

– Я не хочу быть убитым ещё раз... Это не слишком приятные ощущения.

Оба офицера постояли молча несколько секунд, ожидая дальнейшего развития событий.

– Было ошибкой выбрать этот день для начала операции... – тихо, будто для себя, пробормотал майор Джонсон.

– А какой сегодня день? – бурно отреагировал генерал.

– День освобождения... – ещё тише проговорил майор.

– Освобождения кого? – вскипел генерал. Он не терпел подобных разговоров на полусмыслах-полунамёках. Если есть что-то сказать – говори, не мямли!

– Освобождения «машин»... В этот день от них можно ожидать чего угодно. Вероятно, наш боец наблюдает нечто необычное.

– Он что, не знаком с «машинами»? – возмутился Бритникс.

– Бойцам вводится вся необходимая информация для эффективных действий при столкновении с вышедшими из-под контроля членами общества, – отрапортовал Джонсон.

Спокойствие майора окончательно вывело генерала из себя. Возмущённый бездействием офицера, он потерял над собой контроль и закричал:

– Если вы не можете руководить операцией, выпустите меня. Я сам разберусь, что там происходит, – генерал в гневе рванулся к двери из бункера.

Майор Джонсон преградил ему дорогу:

– Я не имею права подвергать вас опасности.

– К чёрту ваши предосторожности! Я – старый вояка и сумею себя защитить!

– Я здесь для того, чтобы защищать вас, – твёрдо стоял на своём майор.

Генерал грубо оттолкнул Джонсона и рванул рычаг затвора. Больше он ничего не помнил: майор нанёс ему парализующий удар. Бритникс отключился и упал на пол.

 

На следующий день майор Джонсон предстал перед Советом Федерации.

Судья, облачённый в тёмно-зелёную мантию, вопрошал его, глядя поверх очков в тонкой золочёной оправе:

– Вы нанесли удар старшему по званию?

– Так точно, – спокойно отвечал майор. Он знал, что действовал по инструкции, и разбирательство – чистой воды рутина, через которое, тем не менее, нужно пройти.

– При подобных обстоятельствах вы повторили бы свой поступок? – настаивал Судья.

– Я следовал инструкции, – чётко отрапортовал Джонсон.

– И если бы на месте генерала был я, вы бы ударили и меня? – Судья проверял устойчивость личности майора при варьировании ситуаций. При любых обстоятельствах офицер должен был выдавать одинаковую реакцию. Если подобное поведение подтверждалось, значит, всё было в порядке.

– Именно так, – без тени сомнения отозвался майор.

– Что ж, вы поступили согласно Уставу внутреннего распорядка, и мы не можем вас ни в чём обвинить. Я думаю, вас можно назначить Главнокомандующим, – это был последний хитроумный тест.

– Нельзя, – отозвался Джонсон. – Я обучен подчиняться, а не командовать.

Судья остался доволен ответами тестируемого: они не выходили за рамки программы, а значит, офицер не представлял опасности. Ему можно было позволить продолжать выполнять свои функции.

 

Следующее заседание Совета Федерации было посвящено разбору внештатной ситуации, свидетелями которой стали генерал Бритникс и майор Джонсон. Оба бойца, отправленные для перестановки корректирующих линз обороны города, не вернулись в своё расположение. Сначала исчез один, затем – второй. Камеры не могли предоставить никакой полезной информации, так как показывали одно и то же: застывшую фигуру одного бойца и удаляющуюся – другого.

Первым пригласили к даче показаний генерала. Потирая затылок от всё ещё зудящей боли, он предстал перед Советом в явно не презентабельном виде. Ему было немного неловко за своё вчерашнее поведение, и сегодня он вполне понимал безрассудность своей попытки и не мог объяснить, что заставило его действовать таким странным непредсказуемым образом вчера?!

Члены Совета были в замешательстве: генерала знали как сдержанного и хладнокровного руководителя, который всегда чётко выполнял поставленные перед ним задачи. И вдруг подобное поведение? Чем оно было вызвано? И чего можно было ожидать от него позже? Не пора ли ему на деструктуризацию программных файлов? Не запущен ли какой-то вирус в его некогда чётко отлаженный механизм действий?

– Опишите нам, что произошло вчера в бункере при выполнении задания? – строго спросил Судья.

Ясно осознавая, что допустил ошибку, генерал не планировал изворачиваться и искать оправдания. Он знал: чем честнее он будет, тем мягче будет деструктуризация. Поэтому он твёрдо произнёс, глядя прямо в глаза судье:

– Заметив неадекватное поведение одного из бойцов, я потребовал от майора Джонсона, чтобы тот нарушил предписания Устава внутреннего распорядка. Когда тот не подчинился моему приказу, я попытался сам преступить закон. Майор остановил меня.

Судья довольно кивнул головой: отсутствие противостояния суду означало, что в настоящий момент генерал вполне адекватно оценивает произошедшее, а в тот момент попал под вероятное воздействие заглушающих программ.

Подобные «глушители» стали основным оружием восставших «машин», как их называли жители города. Хотя на самом деле, они были такими же запрограммированными людьми. Но по какой-то причине однажды группа этих жителей вышла из подчинения и перестала выполнять заложенные в них программы.

Придуманное некогда новшество было введено, чтобы значительно облегчить жизнь людей на планете. Каждому рождённому человеку вставлялся чип с набором действий, которые ему предстояло выполнять. Таким образом, решалась проблема занятости каждого представителя человеческого сообщества. Людям давались те роли, которые были необходимы для обеспечения благополучного существования всего мира. Не было тех, кто «искал себя» или был неудовлетворён тем, что делал.

Каждому предоставлялось чёткое руководство, описывающее круг его обязанностей. Сознательные граждане придерживались инструкций, понимая, что подобное устройство общества на благо всем и каждому. Школы и учителя ушли в прошлое. Дети больше не тратили время на овладение ненужными им знаниями. Больше не было «двоечников» или «неудачников». Все были одинаково успешны. При всеобщем равенстве не возникало зависти, ссор или соперничества.

Спорт – как профессиональная деятельность – также прекратил своё существование. В понимании нового сообщества соревнование в том, что не помогало достигать спокойствия и комфорта, не имело смысла. И если бы сейчас кто-то выступил с идеей пробежаться или попрыгать для того, чтобы выявить наиболее быстрого и энергичного, прочие посмеялись бы над ним и разошлись по своим, более «разумным» делам. Спорт стал увлечением для личного удовольствия, как и другие виды деятельности: живопись, поэзия, танцы. Для занятия тем или иным видом достаточно было ввести дополнительную программу в систему файлов функционирования субъекта и пожалуйста: рисуй, сочиняй, танцуй.

Особенно новому сообществу нравились утренние и вечерние танцы с элементами лечебной физкультуры, которые проводились под музыку на открытом воздухе под руководством тренеров. Таких танцевальных площадок на территории города было несколько: люди с удовольствием выполняли ритмичные движения в группе подобных им людей. Эта неутомительная, приятная для тела и души, деятельность сплачивала их и позволяла чувствовать себя единым организмом.

Проект, предложенный Эммануилом Физбором, получил название «Общество всеобщего процветания». А самого его стали называть «отцом благоденствия». Спустя несколько десятков лет его правнук Оруэлл Феймас разработал возможности сохранения человеческого опыта в его копии – имитации.

За прошедшие двести лет многое было сделано по усовершенствованию проекта. Теперь целая армия нейроспециалистов трудилась над исследованиями взаимодействия электронного устройства, встроенного в человеческий организм, и нейронной системы человека и его наиболее эффективным применением. Были разработаны специальные шлемы, которые защищали мозг человека от случайной интерференции с программами других людей. Сами чипы были снабжены особыми схемами, защищавшими их от несанкционированного проникновения возможных зловредных программ.

Всё в новом сообществе должно было быть полезным. Одежда теперь была призвана обозначать профессиональную принадлежность человека. Целая армия модельеров трудилась над созданием удобных и элегантных мантий фиолетовых оттенков – для нейроспециалистов, формы зелёных тонов – для военных, комбинезонов оранжевых расцветок – для строителей зданий и мостов.

«Глушители» подавляли команды встроенных программ и высвобождали истинные эмоции человека, заставляя его вести себя «неадекватно», то есть несоответственно той программе, которая была в него заложена.

Почему появилась та кучка несогласных с общепринятым законом? Никто не мог объяснить. Чтобы дать ответ, необходимо было понять мотивы, которые ими двигали. Но этой возможности у оставшихся в городе приверженцев однажды выбранной стратегии «личностного программирования» не было. Повстанцы покинули город и теперь жили где-то там, за периметром. Точных данных об их количестве не было. Время от времени поступали сведения о подобных восстаниях и в других городах. Поэтому можно было предположить, что их количество росло. И хотя «машины» никак не проявляли себя, сам факт их появления беспокоил руководство Федерации.

Законопослушным гражданам путь, выбранный две сотни лет назад, казался безошибочным и оптимальным. Он помог решить многие проблемы: больше не было алкоголизма и наркомании, не было преступлений и самоубийств. Развитие общества стало разумным и предсказуемым. Почему появились люди, которые решили нарушить идеальный порядок образцовой коммуны? Этот вопрос вставал снова и снова, требуя немедленного решения. Иначе обществу грозили старые социальные беды, от которых им удалось уйти две сотни лет назад.

– Вы считаете действия майора Джонсона правильными? – решил уточнить судья и проверить твёрдость установок генерала.

– Вне всяких сомнений, – решительно отрапортовал генерал. Он знал, что его ждёт и не хотел усугублять своё и без того плачевное положение.

– Благодарю за честную оценку событий, – торжественно произнёс судья, подчёркивая всем своим видом одобрение поведения генерала. «Именно так должен вести себя каждый!» – читалось в его взоре, которым он обвёл всех присутствующих.

Зрители, которые находились в зале Совета при разбирательстве, безмолвствовали. Многие были напуганы происходящим: никто не хотел терять то, что у него было. Их устраивала стабильность и комфортное жильё. Принятый порядок гарантировал обеспеченность всем необходимым: никто не переживал голод или нехватку каких-либо ресурсов, и в этом сознательные граждане видели счастье. Непонятное поведение повстанцев пугало жителей города непредсказуемостью. И один из примеров сейчас находился перед их глазами: генерал, который принуждал к нарушениям и сам преступал закон! Что же будет дальше, если каждый откажется от выполнения своей предписанной роли?

– Майор Джонсон, как вы можете оценить поведение бойцов? – задал следующий вопрос судья, обращаясь к имитации некогда бравого офицера.

– Боюсь, что не смогу предоставить вам утешительные сведения, – помедлил майор с неприятными новостями. – Действия солдат свидетельствуют о том, что они подверглись воздействию заглушающих программ, которые позволили им на какое-то время отказаться от встроенных схем поведения и... возможно, перейти на сторону «машин».

Молчание зала стало ледяным: никто не хотел испытать на себе подобное!

– Это насилие над личностью! – воскликнул возмущённый психолог Джереми Нарцикус. – Они не могут принуждать людей против их воли лишаться своих программ!

– Совершенно с вами согласен, – громко произнёс Судья. – Именно поэтому мы должны предпринять меры, которые остановят распространение этой «чумы». Объявляется чрезвычайное положение для всех. Оно обязывает каждого внести свою лепту в дело ликвидации распространяющейся заразы «освобождения». Научная Академия переводится в режим беспрерывной работы до тех пор, пока не будет найдено решение, – Судья хлопнул крышкой своего стола, показывая, что заседание Совета завершено.

 

Майор Джонсон вернулся в свой бункер: имитации оказались надёжней людей. Генерал Бритникс был отправлен на деструктуризацию программ. Это была безболезненная процедура. Единственный неприятный побочный эффект заключался в том, что после неё человек несколько дней находился в состоянии робота. Никаких чувств или мыслей, только механическое выполнение функций. Особенно тяжело это сказывалось на семье, на близких и родных людях, которые на какое-то время лишались своего отца и друга. Но все понимали, что это – необходимый шаг, обеспечивающий дальнейшее нормальное функционирование любимого ими члена общества.

 

– Каким образом «машинам» удаётся блокировать поступление сигналов от чипа к мозгу человека? – задавался вопросом нейроинженер Байрунке. – Почему наши защитные схемы, которые должны препятствовать вторжению инородных программ, не действуют?

– Им известно что-то, что позволяет им конструировать новые модели поведения, вызывая агрессивную реакцию испытуемых, – задумчиво проговорил нейропрограммист Вальдерфейд. – Чем занимались сбежавшие повстанцы? – обратился он к Судье, присутствовавшему при всех важных событиях города и знавшем обо всех его жителях.

– Гейреттон был уборщиком общественных помещений, Аутотроттель занимался водоснабжением города, Хребентис был хранителем книг.

– Странно, – задумчиво пробормотал Вальдерфейд. – Что же их тогда могло объединять? Ведь согласно роду своей деятельности, они могли даже никогда не встретиться. А если и встретились бы, то у них не было бы общих тем для общения. Что необычного произошло в тот день, когда они вдруг отказались от выполнения своих программ и решили бежать?

– В тот день был непредвиденный плазменный скачок, – произнёс нейрометеоролог, пряча глаза.

– И что? – не понял Вальдерфейд. – Как это могло повлиять на микросхемы чипов?

– Не знаю, – виновато признался исследователь, занимавшийся проблемами влияния погодных и климатических условий на исправное функционирование нейронных программ. – Но это было единственное необычное событие в тот день.

– Если допустить, что именно плазменный скачок каким-то образом повлиял на изменение параметров программирования поведения субъектов, то почему только на них и никого больше? – продолжал доискиваться до истины нейропрограммист. – Что могло их объединять?

– У них была общая фаза SAMMELN, что означает «собирать», – высказал свою догадку Байрунке. – Возможно, именно эта часть программы подверглась воздействию всплеска плазмы и спровоцировала сбой всей системы.

– Даже если они подверглись несанкционированному изменению их программ, то как мусорщик, библиотекарь и слесарь могли создать «глушитель»? – не сдавался Вальдерфейд. Он пытался нащупать нечто большее, чем просто случайное изменение состояния окружающей среды. Что если «машин» больше, и часть этой группировки находится сейчас среди них, не раскрывая истинного лица? Но они уже ведут свою подрывную деятельность, подготавливая нечто более грандиозное, чем срыв программ трёх человек? Что если эти трое вообще ни при чём? Что если они – пробный вариант воздействия?

Вальдерфейд испугался собственных мыслей: восстание – это то, что разрушит их тщательно выверенную систему взаимоотношений и связей. Восстание приведёт к изменению привычного порядка, который устраивал нейропрограммиста, в котором у него была идеальная жена и послушные дети, радующие его своими успехами. Они тоже станут нейропрограммистами и, как и он, будут счастливы в этом уютном комфортабельном мире без проблем и хлопот. Но теперь этим мечтам угрожала кучка странных существ, которая вела непонятную для Вальдфейда деятельность.

– Возможно, их не устраивала та работа, которую они выполняли, – предположила психолог Джейли Нарцикус, супруга Джереми Нарцикуса, выступившего на суде.

– Это невозможно! – горячо возразил Джереми. – Вся система профессионального и личностного программирования нацелена на обеспечение удовлетворения субъекта от выполняемой деятельности!

– Какое же удовлетворение испытывает мусорщик? – с долей сарказма спросила Джейли.

– Он наслаждается плодами своего труда: чистыми улицами и помещениями и благодарными улыбками довольных людей! – воскликнул куратор психологических составляющих программы.

– Возможно, ему этого недостаточно? – с улыбкой глядя на мужа, предположила Джейли.

– Это может произойти только в том случае, если у него мало работы, и есть много времени для того, чтобы размышлять о чём-то другом, что не входит в список его обязанностей, – растерянно пояснил Джереми.

– Возможно, с библиотекарем произошло нечто подобное: в свободное время он думал о внешних, дополнительных вещах, которые не входили в список его обязанностей, и почувствовал неудовлетворённость, – продолжала развивать свою мысль Джейли. – И слесарь, механизмы которого работали без поломок, тоже задумался о чём-то, на что раньше не обращал внимания. Возможно, о том, что его отец был слесарем, и его сыну тоже придётся идти по тому же стандартному пути... А красавица дочь его соседа не захочет связать свою судьбу с потомственным водопроводчиком. Она предпочтёт ему сына судьи...

– У меня нет сына, – вмешался в разговор Судья.

– Это детали, – отмахнулась от замечания Джейли. – Я пытаюсь сказать, что восставшие машины имели какие-то основания быть несогласными со сложившейся системой. Они захотели изменить сформировавшийся порядок и для этого объединили свои усилия.

– Ты думаешь, их много? – наконец-то решился озвучить свои опасения Вальдерфейд.

– Мы не можем знать наверняка, но среди них должны быть те, кто способен разрабатывать фрагменты программ, а также уметь создавать противодействие их функциям, – робко предположила Джейли.

– Как их найти? – сразу перешёл к делу Судья.

– Придётся провести всеобщее тестирование личностных и профессиональных программ, – уверенно провозгласил Вальдерфейд.

– Это займёт много времени, – предупредил Джереми Нарцикус.

– Мы ищем тех, кто причастен к составлению индивидуальных программ, с них и начнём, – решительно заявил Вальдерфейд. – Мусорщики и водопроводчики нас пока не интересуют. Они лишь – следствие чьей-то работы.

– И начнём с тех, кто находится в этой комнате, – строго произнёс Судья. – Я хочу быть уверенным в том, что каждому из вас можно доверять.

– Согласен, – тотчас поддержал Судью Вальдерфейд.

– Я буду присутствовать при всех тестированиях, – подчеркнул Судья невозможность ускользнуть или обмануть правосудие.

 

– Проведённое тестирование показало, что все программы в норме, не найдено никаких отклонений, которые позволили бы предположить, что носитель программы способен отключать её или изменять её параметры, – Джереми Нарцикус держал в руках листы с результатами. Он сам лично просмотрел все бланки. Хотя это занятие и потребовало много времени, но подобной посвящённости делу требовала сложная ситуация, в которой оказался город и Федерация.

– А мог ли кто-то обойти проверку, не обнажив свою истинную сущность, скрыв нарушения и сбои? – Судья был уверен в том, что величайший ум затаился где-то рядом, нужно было лишь найти способ обнаружить его.

– Это должен быть очень талантливый нейроархитектор, обладающий всесторонними глубокими знаниями в области проектирования человеческой личности, – задумчиво заметил Джереми, перебирая в голове имена всех известных ему архитекторов. Никто из них не производил впечатления нестандартной выдающейся личности. Все они трудились в рамках своих программ.

– У нас нет таких ярких талантов? Может быть, стоит провести какой-нибудь конкурс? – нащупал Судья возможное решение проблемы. – И наш особо одарённый проявится...

– Если он достаточно умён, а именно такого мы и ищем, он просто откажется от участия в конкурсе, – Джереми вопросительно взглянул на Судью, пытаясь найти в глубинах своего сознания альтернативный выход из тупика.

– Хорошо, – согласился Судья с озвученной вероятностью. – А если мы создадим анкету со стандартными решениями и оригинальными ответами? И пропустим всех жителей города через неё? Так мы его поймаем?

– А кто её создаст? Стандартные решения нам известны. Как насчёт оригинальных? – В свою очередь задал ряд вопросов Джереми.

– Неужели нельзя ничего придумать? – в голосе Судьи слышалось разочарование: целая группа специалистов оказывалась бессильной перед гением одного человека, сумевшего выйти за рамки программы.

– Можно! – послышался голос из группы присутствовавших при анализе полученных данных тестирования.

Все взоры обратились к нейрометеорологу.

– Нужно пригласить его к сотрудничеству, – смущаясь, произнёс Стефан Гольдберг.

– Так просто? – усмехнулся Судья. – Вы полагаете, он согласится?

– Я думаю, попробовать стоит, – наивные глаза молодого юноши светились верой в свой проект. – Задание в следующем: всем нужно будет составить пять вопросов с вариантами ответов. Каждый специалист будет работать в своей сфере. Мусорщики будут создавать вопросы по эффективной уборке мусора. Психологи – по продуктивному решению психологических сбоев. Якобы для проверки молодых специалистов. А затем на основе анализа мы выявим самый оригинальный подход.

– Но искомый нами субъект может выполнить это задание, находясь в стандартном режиме своей программы, – предостерёг от возможной неудачи нейроинженер Байрунке.

– Может, – воодушевлённо воскликнул Стефан. – Но мы можем надеяться, что его гений пробьётся сквозь напластования правил и инструкций и выдаст его.

– Хорошо, давайте попробуем этот вариант, – отдал приказ Судья. – Сегодня же каждый житель города должен быть извещён о задании!

 

Вечером того же дня датчики засекли перемещение субъекта за пределами города. Вскоре он подошёл достаточно близко, и можно было разглядеть, что это один из пропавших бойцов. Просканировав его программы, ему позволили войти в город.

Молодой человек выглядел испуганным и ошеломлённым, словно ему пришлось стать свидетелем чего-то необычного, что потрясло его настолько сильно, что не отпускало его мысли, заставляя возвращаться к пережитым событиям вновь и вновь:

– Они совершенно другие, – пробормотал боец.

– В чём же их отличие? – насупился Судья: ему не хотелось знать эти подробности, но боец явно нуждался в том, чтобы поделиться своими впечатлениями. Хотя Судья не был психологом, он понимал, что если человек хочет что-то сказать, необходимо предоставить ему эту возможность.

– Они двигаются свободно и раскованно, словно на шарнирах. Выражение их лица постоянно меняется, будто поверхность воды, по которой пробегает то рябь, то волны. Они – как меняющиеся картинки. Это так странно...

Судья задумчиво вслушивался в слова бойца, потрясённого увиденными им людьми, живущими без программ.

– Сколько их? Ты сможешь показать, где они находятся?

Боец отрицательно покачал головой:

– Я не смогу ответить на ваш вопрос. Я был в замкнутом тёмном пространстве. Свет вырывал из темноты отдельные фигуры. Но я не могу сказать, сколько их было. Возможно, пятеро... – неуверенно произнёс боец.

– Они выдвигают ультиматум, – прошептал он плохо слушающимися губами. В его взгляде была мольба не наказывать его за произнесённые слова, а черты лица заверяли: «Это не мои мысли, не мой выбор, меня принудили доставить вам это сообщение».

– В чём же он состоит? – строго спросил Судья.

– Вы должны предоставить людям возможность самостоятельно выбирать, чем они хотят заниматься. Вы не должны принуждать людей делать то, чего они не хотят, – всё то же жалкое выражение лица бойца вызывало сочувствие. Казалось, что он сейчас заскулит, как жалкий щенок.

– Мы никого не принуждаем, – Судья расправил плечи и оглянулся на присутствовавших в поисках поддержки своих слов. – Мы действуем, руководствуясь целесообразностью.

Фиолетовое море нейропрограммистов, нейроархитекторов и нейроинженеров одобрительно заколыхалось в ответ: это была всем известная истина.

– Что будет, если мы не удовлетворим их требования? – Судья знал, что ультиматум всегда содержит две части: требование и предупреждение о наказании.

Боец вздрогнул, словно от удара:

– Они сказали, что будут облучать всех жителей города заглушающими программами до тех пор, пока вы не согласитесь, – боец втянул голову, боясь самого звука своих крамольных речей.

– Иными словами, они не дают нам выбора, – Судья многозначительно посмотрел на специалистов, стоявших в комнате.

Тотчас все жители города были приглашены на центральную площадь, чтобы услышать ужасные новости о восставших «машинах»:

– Они хотят установить свою диктатуру и требуют нашего подчинения! – прокричал Судья, обращаясь к людям, заполнившим площадь. – Где же свобода выбора, за которую они так ратуют? Вы хотите отказаться от своих программ? – Судья протянул руку к людям, призывая их ответить.

Люди, заполнившие площадь, взволнованно зашумели. Они недоумевали: «Разве то, что мы делаем, не является нашим выбором? О каком ещё выборе идёт речь?»

Судья смотрел на простирающееся перед ним многоцветье шлемов, соответствовавших одежде собравшихся и их профессиональной деятельности. У медиков и целителей были белые шлемы и халаты. Все, кто имел дело с водой и природой: агрономы, дизайнеры ландшафтов, слесари-водопроводчики, были одеты в голубые шлемы и комбинезоны. Оранжевые, жёлтые, лимонные – все эти красочные волны плескались и перешёптывались. Подобные собрания были редкостью и, как правило, были вызваны чрезвычайными обстоятельствами.

Судья вспоминал прошлую встречу, вызванную побегом восставших «машин». Произошедшая несколько лет назад «потеря» трёх членов сообщества сначала рассматривалась как трагедия, а потом забылась. Жизнь вошла в обычное русло. Об ушедших никто не скорбел – это было обеспечено корректировкой программ их родственников и друзей.

Но вот они снова дали о себе знать. Чего они добивались своими бессмысленными атаками? Навредить тем, кто когда-то был их сородичами?

– Они нуждаются в помощи, и мы должны им помочь. Они попали под власть странных убеждений, которые разрушают их жизнь и угрожают нашей стабильности. Оставим ли мы их погибать? – снова обратился Судья к толпе встревоженных людей.

– Нет! – единодушно взревела площадь, все как один уверенные в необходимости корректировки допущенной ошибки. Если что-то работает плохо, это нуждается в починке. Если слаженная работа механизма нарушена, его нужно отремонтировать. Это было понятно каждому винтику сообщества, выполняющему свою функцию, необходимую всем.

 

Придуманная нейрометеорологом хитрая ловушка захлопнулась, принеся плоды. Злым гением, нарушившим коды программ и освободившим нескольких человек, оказался младший сотрудник лаборатории нейролингвистических исследований Генри Шедеврон. Теперь он сидел на стуле перед Судьёй, лишённый всех программ, кроме одной – подчинение.

– Как вы изобрели «глушитель программ»?

– Это произошло случайно, – Шедеврон не видел смысла в том, чтобы отмалчиваться и скрывать свою находку. В конце концов, он сделал это для людей, и они должны были когда-то об этом узнать. Вероятно, время открыть карты наступило. – Когда бывают плазменные колебания, происходит дестабилизация настройки нейронных программ. Чем сильнее меняются параметры плазмы, тем больше отклонения в проведении программных импульсов в мозг человека. Во время одной из плазменных вспышек я ощутил полное отключение своей программы и испытал совершенно поразительное состояние, до тех пор мне неизвестное. Я не мог понять, что именно со мной произошло, но мне захотелось снова испытать незнакомые мне чувства. Я ждал следующего всплеска с нетерпением. Я стал высчитывать зависимость силы вспышек от других физических факторов и выстроил целую систему графиков, которая позволяла предсказывать, когда произойдёт более сильный скачок плазменных колебаний. Я понял, что их можно направленно использовать, и стал регулярно применять, отключая свою программу, совершенствуя свои знания в других областях. Ведь ограничивая человека только одной сферой деятельности, мы лишаем его возможного взаимодействия с другими научными областями. Мы сокращаем его творческий потенциал до узкой клетки. С одной стороны, это удобно, потому что мы можем держать его открытия под контролем. Но с другой стороны, это лишает человека полёта мысли, – Шедеврон замолчал, с тоской устремив свой взгляд на Судью, от которого сейчас зависела его дальнейшая судьба.

– А нужен ли этот полёт? Ведь он может занести, чёрт знает куда! И человеческой истории известно множество подобных примеров, – Судья рассчитывал на победу логики в дискуссии о человеческом счастье.

– Это так, – с грустью в глазах согласился Шедеврон. – Но если мы хотим создать совершенного человека, нам нужно научиться доверять ему.

– Нам не нужен совершенный человек! – вскипел Судья. – Нам нужен адекватный человек! И нормальные условия жизни для каждого!

Шедеврон следил взглядом за шагающим по залу Судьёй. Минуту назад у молодого сотрудника ещё была надежда, что он сможет донести до правителя города свою истину, которая открылась ему случайным образом и произвела на его жизнь неожиданный эффект. Но Судья был непробиваем, словно каменная стена многометровой толщины. Неужели ему не хочется пережить то, что испытал Шедеврон? Ведь отказ от программ позволит вывести творчество человека на новый уровень!

– Как вам удалось преодолеть защитные программы встроенных чипов? – этот вопрос мучил всех нейроспециалистов.

– Я их не преодолевал: они достаточно устойчивые... как не взламывал и шлемы – они надёжны, – Шедеврон явно гордился своим открытием и ждал удивления и дальнейших расспросов.

– Что же вы сделали? – принял приглашение к участию в игре тщеславия Судья.

– Я прошёл в обход, через спинной мозг, и по нему поднялся в кору головного мозга, раскидывая парализующую сеть импульсов, – довольный своей хитростью, сообщил Шедеврон.

Жаль, что аплодисментов не последовало. При других обстоятельствах, его гениальное решение было бы встречено рукоплесканием восторженных соратников по работе. Но не сейчас...

– Почему вы считаете, что человеку нужно дать выбор? – строго спросил Судья, остановившись перед стулом, на котором сидел молодой учёный.

– Потому что он имеет на это право, – в глазах Шедеврона загорелись искры: было очевидно, что он свято верит в то, что говорит. – Своими программами вы превратили людей в рабов, послушно исполняющих вашу волю.

– Но как показывает практика, предпринятое нами программирование пошло людям только на пользу, – констатировал реальное положение вещей Судья.

– Оно пошло на пользу вам: тем, кто управляет миллионами безропотных существ, избавив вас от последствий их свободного выбора, – выплюнул ещё одно злобное обвинение Шедеврон.

– Я не могу с вами согласиться, – резонно парировал Судья и выдвинул своё требование. – Нам необходимо, чтобы вы уговорили восставших добровольно сдаться на деструктуризацию.

– Никогда, – решительно отказался от возможности сотрудничества Шедеврон.

– Я вижу, что не смогу переубедить вас, хотя и не понимаю, почему вы упрямитесь, – Судья помолчал, ожидая изменения настроения гениального изобретателя. – Что ж, мы справимся без вашей помощи.

 

– Нам придётся захватить лагерь «машин», – объявил Судья о своём решении членам Совета. – Мы не будем их уничтожать. Мы подвергнем их тщательному исследованию и найдём те ошибки, которые превратились в слабые места и сделали их уязвимыми для внешнего на них воздействия.

– Но кто сможет им противостоять? – возник резонный вопрос.

– Имитации. Они не поддаются воздействию заглушающих программ по той простой причине, что в них не осталось ничего человеческого, только совокупность накопленного опыта и выполняемых инструкций. Мы это поняли после истории с майором Джонсоном и генералом Бритниксом. Они оба подверглись воздействию «глушителей», но на одного они оказали драматичное влияние, а на другого – никакого! – казалось, что Судья был доволен сделанным открытием.

– Насколько мне известно, имитации боятся смерти... – робко вставила слово Джейли. Она не была специалистом по имитациям, но кое-что всё-таки слышала.

– С этим страхом придётся поработать – это единственный недостаток в их структуре личности, – Судья взглянул в сторону нейроархитекторов. – Подумайте над этим. – И обратившись к Джейли. – Они не могут умереть по элементарной причине: они не являются одушевлёнными существами. Возможно, это звучит жестоко по отношению к ним, но в момент смерти они потеряли то, что делало их живыми. А воссоздавать души мы пока не научились, – Судья пребывал в благодушном состоянии: зачинщик переполоха был пойман, остальные пешки этого шахматного сражения скоро будут подвергнуты деструктуризации. Покой во вверенном ему городе скоро будет восстановлен!

– Смогут ли имитации действовать в условиях неизвестности и непредсказуемости? – решил уточнить нейроинженер Байрунке.

– Только они и смогут, потому что им не присущи сомнения. Они проводят анализ поступающей информации и действуют согласно инструкции, – с готовностью пояснил Судья причину своей уверенности в непобедимости имитаций.

– Как роботы? – осторожно спросила Джейли.

– Лучше, чем роботы. Железяки можно вывести из строя, сбить их программы. А имитации неуязвимы ни для какого оружия: ни плазменного, ни электронного, – Судья щедро делился известной ему информацией.

– Они бессмертны? – затаив дыхание, спросила Джейли.

– Их можно отключить, – спокойно отреагировал Судья, казалось бы на провокационный вопрос.

– Каким образом? – почти шёпотом спросила Джейли, словно приближаясь к величайшей тайне Федерации.

– Индивидуальным пусковым ключом. Все они хранятся у меня в секретном сейфе, – судя по внешнему виду Судьи, информация не находилась под грифом особой секретности. Просто раньше она никого не интересовала.

– То есть только вы можете решать, отключать их или нет? – выдохнула Джейли, боясь нарушить границы дозволенного.

– Вы ошибаетесь, я не могу принимать подобные решения. С тех пор как имитации были запущены, ни одна из них не была отключена. Не было причин. Это самый совершенный проект нашего времени, – Судья добродушно улыбнулся.

– Но почему тогда не уничтожить эти ключи? – насторожилась Джейли: неужели был кто-то ещё, кто контролировал ситуацию?

– Зачем? – искренно удивился Судья. – Они – как предохранители, обеспечивающие бесперебойную работу механизма. Ключи – гарантия того, что всё находится под контролем.

Чуть позже, оказавшись наедине с Судьёй, Джейли решилась задать волновавший её вопрос.

– Судья, скажите, только военные подвергаются восстановлению своей личности в имитации? – Джейли вдруг начала осознавать весь масштаб возможной трагедии, к краю которой они, вероятно, уже приблизились и в любой момент могли сорваться вниз.

– Почему ты спрашиваешь? – Судья был намного старше молодой женщины, и когда этого не требовали рамки формального общения, он мог позволить себе разговаривать с ней на «ты».

– Насколько мне известно, имитации не могут воспроизводить потомство – у них не бывает детей, – вопрос застыл в глазах Джейли: «Что же будет с миром, в котором перестанут рождаться дети?».

– Да, это так, – подтвердил Судья. – Но что тебя тревожит?

– Я хочу знать, сколько имитаций уже живёт среди нас? Я боюсь, что когда их количество достигнет критической массы, и люди окажутся в меньшинстве, то мы будем поставлены перед фактом, что имитации будут управлять людьми, – Джейли в ужасе взглянула на Судью.

– И что в этом плохого? – улыбнулся довольный правитель.

– Судья, у вас ведь тоже нет детей? – Джейли осторожно подкралась к самому сокровенному.

– Разве я плохо справляюсь со своими обязанностями? – Судья чувствовал себя правым, и у него не было причин волноваться: ведь он достойно исполнял свой долг.

– Вы – идеальный правитель, – похвала Джейли была искренней. – Но что ждёт человечество, попавшее под власть имитаций?

– Порядок и спокойная жизнь – разве не об этом всегда мечтали люди? – Судья верил в каждое слово, которым делился с молодой женщиной.

– Это так, – Джейли ничего не могла противоставить логичным утверждениям Судьи. – Я имею в виду, будет ли место человеку в том новом мире, населённом имитациями?

– Ты должна понять, что имитации – не враги человечества, – наставительно произнёс Судья. – Это лучшая часть того, что есть в каждом человеке – ответственная и правильная во всех своих проявлениях и поступках. Это идеал, к которому всегда стремился человек, без пороков и недостатков.

– Но может ли имитация развиваться и делать открытия? – Джейли пыталась указать Судье на явное отличие копии от её оригинала.

– С этим прекрасно справляется человек, – казалось, Судья не понимал обеспокоенности Джейли.

Пристальный взгляд правителя заставил слишком любопытного психолога прекратить расспросы.

– Простите, события последних дней вызвали во мне множество вопросов, на которые я не могу найти ответы. Ведь мы не согласимся на условия повстанцев?

– Нет, это ввергло бы жителей Федерации в пучину страданий и бессмысленных мучений, – подтвердил Судья бескомпромиссность решения Совета.

– А если человек хочет страдать и мучиться? Если это его выбор? – не унималась Джейли: она словно спускалась в бездну по винтовой лестнице, которой не было конца.

– В этом и состоит наша задача: мы должны остановить человека на пути к саморазрушению, – Судья по-отечески ласково улыбнулся Джейли, словно маленькой глупенькой девочке, которая никак не могла понять элементарных истин.

– Даже против его воли? – во взгляде Джейли застыло мучение от обуревавших её непривычных ей самой мыслей.

– Даже так, – твёрдо заверил Судья молодую женщину в нерушимости принятых законов.

 

Джейли стояла между двух миров: восставших «машин» и имитаций-миротворцев. Первые угрожали насилием, вторые проводили политику тотального контроля. Что выбрать? За кем пойти? Отключив свою программу, Шедеврон увидел и почувствовал нечто, за что решил бороться! Что посчитал важным и необходимым для всех! Джейли тоже хотелось узнать: что это такое, ради чего человек жертвует спокойствием и комфортом? Что может быть лучше размеренного течения жизни каждый день? Возможно, судья прав: человека нужно спасать от него самого. От его агрессивной сути, низменных желаний и скверных потребностей. Но что если однажды имитации решат избавиться от этого ненужного балласта, от которого в любой момент можно ожидать предательства и неблагодарности? Что если имитации посчитают человека слишком опасным для их «сладкого» миропорядка?

Джейли стояла в бункере рядом с Джонсоном, осознавая, что он не позволит ей выйти, даже если она захочет присоединиться к повстанцам. Опытные имитации найдут «машины» и обезвредят их. Угрозы для спокойной жизни не будет. Как не будет и надежды на другой ход развития цивилизации...

Или всё-таки будет?