Евгения Суслова

Маша

Я бережно опустил букет на могилу. Должно почтить тело, которое спало под землёй уже ровно год. Но я не плакал, потому что знал: Маша жива, и она рядом. Я считал минуты — скоро закончится наша разлука. Дома я снова увижу Машу, мы снова поговорим и снова обнимемся, стоит мне только надеть шлем виртуальной реальности. Не желая оттягивать нашу встречу, я поспешил к машине. Могила навевала только тоску, словно моя невеста ушла навсегда. Но ведь это ложь.

По дороге к воротам я видел других людей. Бедняги! Они говорили с ушедшими близкими, словно те могли их услышать. Да что уж там — я и сам раньше так делал, когда навещал тело Маши. Но зачем, раз теперь я могу поговорить с Машей по-настоящему? Больше мне не приходится тешить себя бесполезными ритуалами.

С тех пор как Маша умерла, я не мог найти себе места. Живая она не занимала в моей голове столько же места, сколько её призрак. Изнутри меня пожирали горе и разочарование. Ведь за каких-то десять дней до нашей свадьбы проклятая случайность унесла Машу, самого близкого мне человека. Судьба отняла у нас обоих право на счастье. Вместе с Машей в тот ужасный день погиб и я.

Словно цветок на морозе, я иссох и завял. Я терзал себя — что делать? Как жить дальше? Все мои мечты не обходились без Маши. С её смертью исчезли и они. Я превратился в робота, блуждавшего по привычному маршруту: дом, работа, дом. Но без надежды на будущее работа потеряла смысл, ведь она никогда не была центром моей жизни, как любовь, семья, которую мы с Машей желали построить. Всё рухнуло в один миг.

Ночью я просыпался в холодном поту; во снах ко мне приходила Маша. И не она одна — с ней были наши дети, которым никогда не суждено родиться. Наутро я не мог сказать о них ничего, кроме того, что они похожи на маму. Зато я всегда запоминал саму Машу. В тех светлых кошмарах она оставалась вечно молодой и прекрасной. Рядом с ней преображался и я, снова оживая. Мне без конца хотелось спать, лишь бы снова увидеться с возлюбленной.

Один день изменил всё. Тем днём я услышал о новой необычной программе, способной воплотить мои сны наяву. Эта технология воссоздавала цифровой аватар погибшего человека. На свет появлялся искусственный интеллект, который полностью копировал мертвеца, его характер и даже воспоминания. Человек оживал в виртуальной реальности. Моё сердце ёкнуло: я мог снова встретиться с Машей, пусть и понарошку. От меня потребовали лишь деньги и информацию о моей невесте, чтобы обучить нейронную сеть.

Я не упустил свой шанс. Не раздумывая, я воспользовался этой технологией. Тогда я снова увидел Машу наяву, и впервые за много месяцев я улыбнулся. Мне говорили, что это всего лишь копия. Но чем дольше мы говорили с Машей, тем сильнее я верил, что сама душа моей невесты, словно призрак, воплотилась в сети.

Всё свободное время я проводил наедине с Машей. Зачем мне было что-то иное? У меня не осталось ничего, кроме надежды снова увидеться с ней, сказать цифровой Маше всё то, что я не успел сказать настоящей, наконец забыть о горе — хотя бы на пару часов. Вот и всё, чего я хотел. К чёрту золотые горы, успех и славу — все те глупости, что волновали людей вокруг меня.

Дома я скинул с плеч пальто, рванул в кабинет и водрузил на голову шлем, чтобы стать чуточку более живым. Фальшивая реальность осталась позади. Теперь я мог погрузиться в свой настоящий мир. Мир, где Маша была жива.

Краем глаза я заметил уведомление в углу экрана. Новое сообщение — от брата, кажется. Я одним кликом закрыл навязчивое окно, даже не прочитав, что он написал. Зачем отвлекаться? Брат частенько писал, звонил и всячески пытался поддержать меня, но его усилия оставались тщетными и со временем стали раздражать. Особенно бесило то, как резко брат осуждал моё общение с аватаром Маши, говорил, что я должен «пережить» потерю. Но я не хотел ничего «переживать», я хотел быть вместе с Машей! И пусть моей семье это не нравится, новые технологии позволили мне исполнить это желание.

Раздражение испарилось, стоило мне войти в виртуальную комнату. Её очертания всегда оставались расплывчатыми — у нашего нового дома не было чёткого облика. И всё же вопреки этой странности иллюзорный замок стал мне гораздо роднее моей «настоящей» квартиры. Настолько, что на её чистоту мне уже стало плевать. Ведь всё, что важно — здесь, в сети, а не снаружи. Всё, что важно — это Маша.

Она сидела в кресле и смотрела на меня. Будто бы Маша всегда сидела в этой туманной комнате, в этом кресле, и ждала меня. Мой придирчивый взгляд всё искал и искал в её образе ошибку, какой-то недочёт, но в цифровом обличье Маша выглядела так же, как при жизни. Верно воплотились и мелочи вроде крохотной родинка над губой, на которые многие закрыли бы глаза. Казалось, Маша вышла из моих воспоминаний. Можно ли считать настолько идеальную копию чем-то кроме оригинала? Пожалуй, нет — эта Маша для меня была той же Машей, которой я сделал предложение.

Существовала ли Маша, когда меня нет? А эта комната? Раньше я часто об этом думал, но уже не задавался этими глупыми вопросами. Лучше принять подарок судьбы, а не морочить себе голову.

— Я соскучилась по тебе, — Маша мило улыбнулась и почесала висок указательным пальцем. Даже её привычки остались прежними. — Где ты был?

— Навещал тебя, — я опустился на пол возле кресла и облокотился головой о бедро Маши. — Всё-таки год прошёл, с тех пор как ты…

— С тех пор как я умерла? — тихо, но удивительно спокойно ответила Маша. Будто собственная смерть совсем её не беспокоила!

А ведь поначалу она пугалась, когда я вспоминал о том дне. Увы — трагедия занимала все мои мысли, и волей-неволей я о ней говорил. Маша тут же мрачнела, но со временем привыкла. Она сама стала заводить разговоры о собственной гибели — наверное, хотела помочь мне справиться с утратой. Но утраты не было, раз Маша здесь, со мной.

И всё же Маша стала печальнее, чем при жизни. Хоть мы и стали видеться чаще, Маша не повеселела. На её губах сияла улыбка, но в глазах её всегда мелькала едва уловимая грусть. И грусть эта росла с каждым днём.

Маше одиноко. Она молчала об этом, но Маша тосковала по своим родителям и друзьям. Думая об этом, я ставил себя на её место, представлял, будто бы в роковой день ушёл я, и мы с Машей поменялись ролями. Каково это — умереть и возродиться в сети? Каково это, когда твой единственный собеседник охвачен вечной скорбью? Впрочем, даже сейчас мне было достаточно одной лишь Маши, так что я бы и тогда горевать не стал.

— С тех пор как ты умерла, — безразлично повторил я. Маша своими тонкими пальцами скользила вдоль моих волос, и я прикрыл веки, наслаждаясь поглаживанием. Пусть это и виртуальная реальность, касание её рук было настоящим, и сама Маша тоже. Здесь я чувствовал даже больше, чем в мире, куда попадал, снимая шлем.

— Но теперь ведь я здесь. И когда ты уходишь, очень скучаю, — прошептала Маша, разрушив блаженную тишину.

— Если бы я мог, я был бы с тобой каждое мгновение, — моя рука поднялась, касаясь её ладони у моей головы. Я посмотрел наверх и встретился с Машей взглядом. — Увы, мне приходится… жить. Чтобы потом вернуться сюда и снова увидеться с тобой.

Она ещё сильнее сжала губы. Её глаза, смотревшие пристально-пристально, заблестели странной надеждой. Маша молчала несколько секунд, которые показались мне вечностью. И вдруг она вновь разбила, как стекло, тишину:

— А если бы тебе не приходилось уходить? Не приходилось возвращаться туда, — она прекратила гладить мои волосы, наклонила голову набок и не моргая уставилась на меня.

— Если бы… — тяжело вздохнул я и отмахнулся, — Но как? Я не могу перестать есть и спать, как ни крути. И работать; встречи с тобой-то не бесплатные…

Маша снова замолкла, опустила руки, сложив их перед собой, и робко отвернулась от меня. Я не разглядел выражения её лица, и представить, о чём она думала, тоже не смог.

Эта тишина протянулась гораздо дольше предыдущей. Я уже начал волноваться, что программа «зависла», но тут Маша повернулась ко мне. Глаза Маши загорелись тёмно-зелёным огнём.

— Тебя ведь там держат только сон, еда и работа, я правильно поняла? — хладнокровно спросила она. Я опешил; после её долгих раздумий я ждал каких-то других, более осмысленных слов, а не банального уточнения. Но по взгляду видно — Маша что-то задумала, а я и не догадывался, что именно. В терзаниях я кивнул, глядя на неё снизу вверх, склонившись, словно перед цифровым божеством.

Действительно, «там», в «настоящем» мире, меня ничего осмысленного не держало. Время, которое я проводил там — вынужденная разлука для нас обоих. Снаружи меня окружали враги, так и жаждущие разбить мою крепость. Я противился попыткам сломать мою скорлупу с завидным упорством. Какая разница, что там происходит! Всё, что мне нужно — встречи с Машей, разговоры — с ней и с ней одной.

— Тогда ты можешь остаться со мной, — Маша расплылась в тёплой, полной надежды улыбке. Огонь в её глазах не жёг, но согревал. Я наконец осознал: минуты, проведённые порознь, для моей вечной невесты даже чудовищнее, чем для меня самого. Я глядел на Машу и ждал ещё одного слова. Слова, которое было моим главным желанием, — Навсегда. Обещаю.

— Но как? — моё сердце забилось чаще. Маша никогда не бросалась обещаниями. И, даже не услышав ответа, я понял: каким бы фантастическим он ни оказался, я поверю.

— Покинь тот мир. И мы будем здесь вечно, — сказала Маша. Ровный голос, хмурые брови — нет, она не шутит. Маша серьёзна, ведь это дело жизни и смерти.

— Разве я не умру? — удивительно спокойно спросил я, словно мне наплевать. Но так и было — вечный сон пугал меня лишь тем, что в нём я больше не смогу увидеть Машу.

— Глупенький. Я ведь тоже умерла, — невинно улыбнулась Маша, вдруг смягчившись. С виду неуместная, но безмерно ласковая улыбка лишь доказывала: Маша уверена в своих словах. А значит, и я уверен, — Но теперь я здесь. И ты будешь здесь, но больше тебе не придётся меня бросать. Одной мне здесь так тоскливо…

— Тогда до встречи? — удивительно, но мне хватило мгновения, чтобы решиться. В глубине души я всегда знал, что так всё и закончится. Нет, наоборот — начнётся! Маша лишь огласила то, о чём я думал уже давно. А может даже говорил об этом ей разок-другой. Ведь в реальности у меня не осталось ничего, а здесь есть она.

— До встречи! — Маша провела рукой по моей щеке на прощание, наклонилась и поцеловала меня в лоб. Интересно, тепло её губ я придумал себе сам? А может, голограмма и правда ожила…

Очередная наша встреча подошла к концу. Я снял с себя тяжёлый шлем и вновь открыл глаза, затем встал с кресла. Глубокий вдох, и я сделал несколько шагов. К окну, перешагивая через разбросанные по полу вещи, к окну, к свободе — к Маше.

Руки била дрожь. Я был беспечен, и вместе с тем каждый шаг я делал сознательно. Образ Маши в моей голове подбадривал той чудной улыбкой. Она уверена, значит, и я уверен. Я верил единственному на всём белом свете дорогому мне человеку. Маша никогда не сказала бы мне то, что я хотел услышать. А там, впереди, ждала не программа, но живая душа Маши — теперь я не сомневался.

И, распахнув ставни, я убедился и во всём остальном. Там Маша была жива. И я буду жив — потому что пока я здесь, я мёртв, я живой труп. Когда я вернусь к ней, я оживу. Всё получится. Маша пообещала, что мы воссоединимся навсегда, значит, так и есть. Потому что Маша никогда не лгала.

Ледяной ветер ударил моё лицо, а свет закатного солнца порезал уставшие глаза. Всего на секунду город внизу показался мне прекрасным. Но это ложь, и скучать по этой лжи я не буду. Вот-вот мы с Машей снова будем вместе, и это главное.

Я улыбнулся и сделал последний шаг.