Три вопроса Айкьюмену
Комната на первый взгляд казалась самой обычной. Четыре стены, пол и потолок. На каждой стене, точно в центре, прямоугольные интерактивные экраны, рябящие бессмысленным белым шумом. Без звука. Ничего особенного, очередное место, куда спящего человека забрасывает дремлющее подсознание.
Покалывало в затылке, как после долгого неподвижного лежания в одном положении. Мне кажется, что я никогда не позволял себе так долго валяться без дела. «Почему Ольга до сих пор не разбудила меня…. Или я уже проснулся?»
Я не успел особо удивиться или испугаться, когда экран передо мной подернулся темнотой, как будто приглашая к просмотру.
Несколько мгновений я равнодушно смотрел в черноту, но потом непроглядная тьма сменилась яркой точкой по самому центру экрана, точка разрасталась, светила всё ярче и, наконец, превращалась в звезду. Стало интересно.
Полыхнув пару секунд, звезда взорвалась, разбрасывая по черноте мириады маленьких точек-звездочек. Камера фокусировалась на одной из них, приближала картинку - на весь экран разрастался толстый блин из света и пыли, вращающийся вокруг своей оси и постепенно расслаивающийся на одиннадцать колец и диск в центре. Диск утолщался, превращаясь в огненное, оранжевое облако, кольца формировались в сферы поменьше.
Камера снова поплыла, в направлении четвертой по счету сферы, пока планета не заняла всё видимое пространство. Первоначальная черная масса, прореженная сверкающими молниями, быстро светлела, огонь потух, поверхность покрылась льдом. Правда, мгновение спустя, лёд растаял, разлился океанами, остатки суши покрылись зелеными лесами. Камера резко бросила в глубину синего моря, где копошились сонмища примитивных амеб, очень быстро обраставших мясом, плавниками и фосфоресцирующими глазами. Еще миг и морские гады полезли на берег, отращивая лапы и расправляя крылья, и вот первые длинношеие бронтозавры топочут по саванне, спасаясь от острозубых тираннозавров, а в фиолетовом небе кружат птеродактили.
На заднем фоне небосвод прочерчивает огненная дуга падающего метеорита и взрывная волна сносит всё живое разнообразие, а из оставшегося месива расползаются мохнатые зверушки, быстро трансформирующиеся в саблезубых тигров, шерстистых носорогов, мамонтов и огромных обезьян.
Камера избирательно выхватывает из общего животного хаоса пару лохматых приматов. Сначала они прыгают по деревьям, потом подбирают камни и палки и вот уже шерсть клоками падает на землю, обнажая нежную розовую кожу. Новоявленная человеческая парочка обнимается, целуется и неугомонное электронное око перемещается внутрь особи женского пола. Сперматозоид атакует яйцеклетку, она двоится, четвериться и превращается в эмбрион, тот в свою очередь растет, распластывая ручки и ножки. Еще кадр и вот малыш появляется естественным путем на свет, присасывается к материнской груди и смотрит на мир немигающим взором. Вот он играет деревянными игрушками, вот идет в школу, читает книгу, растет, встречает девушку, они обнимаются, целуются и у них, минуя стадию эмбрионального развития, появляются дети, сразу школьного возраста. Папа работает в лаборатории, мама учит детей в школе. Родители стареют и вот уже седые они стоят на берегу океана и смотрят в черное небо, усеянное звездами, которое чертят огненные следы взлетающих космических кораблей.
На три секунды экран полностью чернеет, а потом ролик запускается сначала.
Какой красочный и сложный сон. Всё повторяется и повторяется…
Я лениво повернул голову вправо, надеясь увидеть что-то новое и не ошибся.
Показалось, что изображение на этом экране пришло в движение сразу, как только я сфокусировал взгляд.
Видео начиналось с небесно-голубой заставки. Впрочем это и вправду оказалось небом. Поползли белоснежные облака, среди облаков появился дом. Нет, не дом, скорее храм, наподобие белоснежных храмов средней полосы России, с золотыми куполами и высокими стрельчатыми окнами. При ближайшем рассмотрении выяснилось, что и не храм это, а трон. А на троне сидит человек. Он разводит руками и из ладоней выкатывается направо Солнце, налево Луна. Облако с троном воспаряет вверх экрана и под ним образовывается земная твердь, проступает синева океанов, растут дерева, скачут пугливые олени. Бог, а это несомненно он, спускается с облака, черпает полные пригоршни глины и лепит человека. Мужчину. Бог жестом благословляет свое творение и указывает ему на леса и поля и отправляет в путешествие по райскому саду.
Поначалу человек радуется своей жизни, но быстро тускнеют его глаза, лицо омрачает уныние, зелень больше не вызывает восторга. Он ложится спать, а мудрый Бог извлекает у него из груди ребро и превращает в женщину. Когда человек просыпается и видит рядом с собой это чудо к нему возвращается вкус к жизни. Уже вдвоем, абсолютно обнаженные, они бегут по берегу реки, и прячутся под сенью огромного дерева, на котором висят золотые яблоки. Тварь мерзкая и ползучая спускается по стволу дерева, обвивая кольцами мощный ствол. Пока Адам наслаждается отдыхом, Ева внимает коварным словам Змия и срывает запретный плод. Сама откусила и мужа своего накормила.
Тут же налетела буря, небо потемнело, испуганные грешники побежали прочь. Изгнанные из садов они скитаются по землям, отнюдь уже не обетованным, пока не находят какую-то пещеру куда и забиваются, а чтобы рассеять окутавший их мрак, разжигают костер. Пламя ширится и наполняет светом убогое жилище, Адам приносит в пещеру тушу кабана, Ева рожает ребенка и кормит его молоком Мужчина с копьем и дубиной охраняет покой семьи, поглядывая на небо, уже начинавшее светлеть и наполнятся голубизной. Еще три секунды чистого голубого экрана и всё повторилось вновь.
Сидеть, скособочившись, не слишком удобно и я покрутил головой, разминая затекшую шею. Хотел помассировать затылок, но руки не слушались - я не мог пошевелить ими.
Что-то мне перестал нравиться этот странный, затяжной сон.
В ночном кошмаре зачастую попадаешь в плен невидимых пут, не позволяющих пошевелиться, или окутывающих так, что не возможно продраться сквозь пластмассовый туман. Вдобавок, не можешь ни крикнуть ни на помощь позвать. Сколько раз я просыпался от собственного нечленораздельного и страшного, со стороны, мычания. Бывало и Ольга будила меня, рассказывая, что я жуткими воплями пугаю её.
И я закричал, справедливо полагая проснуться, и выбраться из кошмара.
Мой голос прозвучал сильно и ясно, ударяясь о стены и возвращаясь обратно громкими отчетливыми звуками.
Кровь бросилась в лицо, и сразу же тупая боль в области правого виска резким толчком заставила прикрыть глаза. Спасительная темнота на мгновение отрезвила, спугнула панический страх.
«Так. Спокойно. Сейчас я медленно открою глаза и увижу потолок своей комнаты, ну или плечо жены, дремлющей подле. Я должен проснуться в своей спальне, в своей квартире, рядом со своей женой, а всё это, исчезнет как дым…»
Я приоткрыл глаза. Ракеты продолжали взмывать в ночное небо. Ева и Адам бежали по райскому саду.
Огляделся. Совершенно незнакомое помещение. Комната небольшая, каждая стена не более шести метров в длину и около трех в высоту. Кроме экранов на каждой стене, больше ничего нет. Ни дверей, ни окон. Все выкрашено в больничный белый цвет. Даже корпуса телевизоров белые.
Я осмотрел себя, насколько было возможно, и понял почему не могу пошевелиться: руки пристегнуты ремнями к подлокотникам, широкий пояс охватывает туловище, притягивая к спинке кресла, и только ноги свободны, но от них толка мало, даже до пола не достают. На мне белая рубашка с коротким рукавом и брюки того же цвета; загорелые руки единственное, что выделяется в этом белом мареве.
В жизни не носил белые рубашки. На выпускном, в школе, может быть. Давно это было. Лет тридцать назад.
Мысли уже обступили сознание, требуя пояснения происходящему, но ответа я пока не находил.
«Это сон, или не сон? Непохоже, что я сплю».
- Здравствуйте.
Голос раздался так внезапно, что я конечно же вздрогнул, но не от страха, а от неожиданности: голос не был злым или грозным, даже громким назвать его сложно. Наоборот, очень мягкий, почти ласковый, внушающий доверие.
Я моргал и крутил глазами в попытках вырваться из кошмара, но тщетно – комната с экранами никуда не пропадала.
«Нет-нет, ерунда какая, такого просто не может быть. Глупо».
- Кто это? – спросил я на всякий случай.
- Вы не ответили на моё приветствие, - спокойно напомнил Голос.
- А вы, ответьте, кто вы такой, - храбрился я.
- Сначала вы.
Упёртый какой. Ну да ладно.
- Доброе утро.
- Почему вы решили, что сейчас утро? Я не сообщал вам времени суток.
Логично. Что на это ответить?
- Ну так… я проснулся. А просыпаюсь я, обычно, по утрам. Вот и говорю – доброе утро.
- Интересно, - сказал Голос. – Редкий вы экземпляр, профессор.
«Знает меня?»…
- Я поздоровался. Теперь ваш черед отвечать. Кто вы такие?
- Такие? Какие, такие?
- Да что вы всё вопросом на вопрос отвечаете!? Такие! Которые меня похитили.
- Странное умозаключение. Попробуйте построить вопрос иначе.
Я пытался найти источник звука, но не видел ничего похожего на микрофоны или камеры. Кстати, только сейчас заметил, что телевизоры транслировали свои ролики совсем без звука. Вероятно микрофон спрятан за одним из экранов или даже за всеми сразу, отчего и создается эффект окружения.
- Где я нахожусь?
Больше ничего не пришло в голову. Наверное самый очевидный вопрос, который задают все жертвы.
- Хороший вопрос, профессор. На него я смогу дать ответ. Если вы поймете.
- Я постараюсь.
- Вы находитесь там, где и были, до того как сюда попасть.
«Где я был вчера вечером? В лаборатории? Дома?... Стоп. Дурость какая-то».
- Как я могу быть там… вернее здесь, если я здесь никогда не был?
- Но это так.
- Бессмыслица.
- Ничего подобного. Абсолютно точно.
- Так где «здесь» я нахожусь, по вашему?
- Я уже дал ответ на этот вопрос. Сформулируйте вопрос иначе.
Я попробовал вытащить руки, но ремни вдруг сами затянулись, придавив запястья к подлокотникам. Я вскрикнул от боли и хватка ослабла, но не до конца.
- Профессор, не пытайтесь освободиться. Это принесет вам боль и страдания.
Ну вот, уже конкретика пошла. Правда от этой мысли мне вдруг сделалось страшно – это точно не сон.
- Что за игра в кошки-мышки? Что вам нужно?
- Ни кошек, ни мышек, - заметил Голос зачем-то. – Мне ничего не нужно от вас. Это вам нужно кое-что. Попробуйте сформулировать вопрос иначе.
«Такс…. Что происходит? Где я?... Саша, давай думай…. Где я был вчера? В лаборатории… работали мы… Потом куда пошел? Не помню. Лаборатория, Сергей, Алинка… Больше ничего. Пришел в лабораторию и больше ничего не помню. Как такое может быть??»
- Профессор, я должен вас предупредить. – Голос казался знакомым, но я никак не мог вспомнить откуда. – Ваше время ограниченно. Один час. Вам нужно действовать быстрее.
Хотелось взорваться истеричным криком, но я сдержал эмоции, чай не маленький, да и веселить тюремщиков не хотелось. Прозвучала угроза. Час времени. После этого что? Убьют?
- Такс… - проговорил я вслух. – Что я должен делать?
- Хороший вопрос, профессор. На него я смогу ответить. Ваша задача, профессор, найти правильный ответ на ваш вопрос.
Я ждал продолжения, но Голос молчал. Очередная бессмыслица.
- Я не понимаю. На какой вопрос я должен ответить?
- Не ответить, а найти ответ.
- Разве это не одно и тоже?
- Вам лучше знать, профессор. Это ваш вопрос. Насколько мне известно, вы хотели бы найти ответ, а не отвечать на вопрос.
Я прикрыл глаза, пытаясь собраться с мыслями и заодно не видеть этот белый, вездесущий свет.
«Он хорошо знает меня. Несомненно, это человек с которым мы знакомы. Но кому, вашу мать, кому я перешел дорогу так, чтобы этот кто-то решился похитить меня и устроить этот дурацкий допрос?»
- Время ограничено, профессор, вам стоит поторопиться.
Я почувствовал, как пояс под диафрагмой шевельнулся. Вероятно, он способен затянутся так, что я не смогу сделать вдох, а значит умру.
Что уж тут сказать, предельно понятно, меня пытают и делают это особым извращенным способом – предварительно забалтывая до смерти. Непонятно только для чего всё это.
- Дайте мне хотя бы подсказку. В конце концов, это ваша игра – объясните правила для начала.
- Это не игра, но так и быть, вы можете задать три вопроса, профессор, ответы на которые, помогут решить вашу проблему, - легко согласился Голос. – Но учтите, подсказки уже и так окружают вас. Прежде чем задавать вопрос подумайте, так ли он хорош. Дело в том, что если по истечении времени вы так и не справитесь с задачей, всё закончится. Для вас. Каждый правильный вопрос добавит вам целых пять минут. Каждый неправильный – отнимет. Это очень много, для человека, такого гениального склада ума. Даже больше, чем вы даете своим игрушкам. Время пошло, профессор.
«Подсказки, вопросы… Как же давит ремень…»
- Можно убрать эти путы? Невозможно сосредоточиться…
- Неправильный вопрос, профессор, - холодно оповестил Голос. – Минус пять минут.
- А… - я хотел спросить, как мне отслеживать оставшееся время, но вовремя остановил себя – идет некая лингвистическая игра и лишнее слово способно укоротить мне жизнь на пять минут. Итак осталось меньше часа.
«Подсказки вокруг. Так. Экраны. В чем смысл…. Пока я видел только два».
Я попробовал повернуться, и кресло легко поддалось, прокрутилось вокруг своей оси, как раз так, чтобы я оказался перед телевизором, который ранее был слева. Я впился в экран, стараясь запомнить все детали с первого раза.
Розовый свет. Картинка поплыла, розовое свечение сменилось фиолетово-оранжевым сиянием чужого солнца. Ребристые горы, пенные облака, существа похожие на людей, в причудливых скафандрах, на заднем плане надувается огромный огненный пузырь, расползающийся по планете разрушительными молниями. Люди заходят в космический корабль и он взмывает в фиолетовое небо, оставляя далеко внизу умирающий мир.
На капитанском мостике стоят существа, сказочной красоты, но не люди. Грустные, они смотрят через иллюминаторы на оставленную родину. Проходит секунда и их взоры устремляются в даль, к сверкающей звезде.
Полет долог и не все достигают цели. Новый мир живой и красивый, небо голубое, деревья зеленые. При посадке на планету корабль терпит крушение и выжившие разбредаются в разные стороны в поисках укрытия и пищи. Некоторым повезло и они находят реку, полную рыбы, другие же пропадают в дремучих лесах, гибнут в лапах животных, умирают от неведомых болезней. Немногие из тех, кто остался на берегу реки, строят города, используя привезенные с собой инструменты.
Время идет и знания, принесенные с далекой звезды, рассеиваются, учить новые поколения некому, энергия бластеров замирает и на смену скафандрам приходят набедренные повязки, а лучевые пистолеты сменяются копьями и луками. Мужчины охотятся на мамонтов, женщины собирают корни и рожают детей в высоких зарослях на берегу реки. Но маленькие дети уже не похожи на своих родителей, они приобрели черты нового мира, новой родины, их глаза смотрят на розовеющее в закате небо. Розовый цвет полностью заполняет экран.
Три секунды. Повторение.
Я повернулся.
Четвертый экран рябил множеством белых квадратиков, выстроенных ровными колонками и рядами. По мере приближения камеры квадратики превращались в цифры. Ноли и единицы. Цифры не оставались статичны, все время перемешивались, менялись местами. Вдруг в хаотичном беге проявились контуры какой-то проекции. Это лицо. Лицо человека. Цифры складываются, сливаются в кубы, пирамидки, шары. Образуются фигуры, сначала напоминающие нагромождение камней в японском саду, но затем обретающие все более осмысленные формы. Можно разглядеть конечности, голову, туловище. Искусственное тело испещрено цифрами и знаками. Уже не одни ноли и единицы. Коды усложняются, длинные, многоярусные уравнения складываются в алгоритмы и блок-схемы, разрастающиеся в связные кристаллические структуры. Иксы и игреки расплываются в многомерную материю, покрывая геометрические формы кожей, шары становятся глазами, цифры очерчивают тонкие правильные губы.
Появляется задний фон. Черное и белое разделяет по вертикали фигуру, уже полостью сформировавшегося человека. Еще миг и числовой человек рассыпается на миллионы маленьких белых квадратиков, заполняющих по новой черную половину, надвигающуюся на весь экран.
Всё повторяется.
Я решил посмотреть повторно первые ролики, но кресло повернулось еще лишь раз, оставив меня перед черным пустым экраном. Сколько я ни ждал, ролик не повторялся и кресло больше не двигалось. Я догадался, лимит попыток исчерпан.
«Что показывают мне эти фрагменты? Бесспорно, три из них, это известные теории происхождения человека. Первая теория – эволюция по Дарвину, от Большого Взрыва, до очеловечивания обезьян. Вторая, божественная, теологическая – происхождение человека – дело рук Высшего Разума. Третья, самая спорная – инопланетный исход. Спорная, потому что её легче всего доказать, а у нас не любят легких путей. С этим всё ясно. Четвертый фрагмент тоже понятен – это искусственный человек. Вопрос, скорее всего, заключается в том, чтобы установить связь. Достаточно ли этого? Я до сих пор не знаю где я, кто мои похитители и в чем их цель. Одни дурацкие вопросы».
Я открыл рот намереваясь расспросить невидимого собеседника и, понимая, что это возможно убьет меня, бессильно проглотил, так и не сорвавшиеся с губ слова.
«Три вопроса, Саша, и один ты уже профукал, а идей, для чего вся эта катавасия, так и нет. Какой ответ я должен найти? При чем здесь теории эволюции? Зачем нужен искусственный…».
Мысль как реактивный самолет промчалась сквозь лобные доли. Мимолетная, скользкая, слабая, но что-то в ней есть.
- Я… вы слышите меня?
- Да, профессор, - тут же отозвался Голос.
- Кажется у меня есть идея.
- Ваша идея должна приближать вас к решению проблемы. Никаких лишних направлений. Ни одной нерабочей схемы.
Слова невидимого экзекутора показались мне странными – какие ещё схемы и направления?
- Я готов попробовать.
- Начинайте.
- В этой комнате четыре экрана. Три из них транслируют теории происхождения человека. А четвертый – создание искусственного человека, самим человеком.
Я сделал небольшую паузу, ожидая реакции, но собеседник молчал.
- Неважно как появился на Земле человек, важно то, что он способен создавать полное своё подобие. И…
- Полное подобие?
Впервые оппонент бесцеремонно прервал меня на полуслове. Я немного растерялся.
- Да…, - произнес я неуверенно. – Полное.
- То есть вы хотите сказать, профессор, что человек разумный, создание Вселенной, способен создать полное своё подобие? Наделенное душой, разумом, сознанием? Обладающее свободой, правом выбора, возможностью быть членом общества?
- Я работаю над этим. Но есть сложности…
- Сложности?
- Да. Не всё так просто. Существует нерешенная проблема. Мы до сих пор не можем обучить искусственный интеллект способностью чувствовать. Испытывать радость, горе, разочарование, любовь….
- Разве для того чтобы быть человеком не достаточно иметь две руки, две ноги, два глаза? Иметь язык, бархатистую кожу, мягкие шелковистые волосы?
- Да что вы! – я рассмеялся – Нет конечно, разве это признак человека….
Внезапно я замолк, пораженный неожиданной догадкой. От одной только мысли, что она окажется правдой, неприятный холодок пробежал по всему телу.
- Кто… кто вы такой?
Ремни на руках затянулись сильнее, пояс на теле выдавил из легких воздух.
- Что не так?!
- Неправильный вопрос, профессор.
Дело принимало неприятный оборот и я не выдержал, поддаваясь паническому страху.
- Как я могу знать для чего всё это! Я же не могу залезть вам в голову.
- Вы ошибаетесь. Вы это делаете каждый день. – возразил Голос.
- Что делаю?
- Заставляете меня находить решение каждый раз быстрее чем раньше. Даже если я их и так нахожу в сотни раз быстрее вас.
Искра невидимого разряда пробежала от макушки до пяток - я узнал этот голос.
- Айкьюмен!? Это ты?
- Наконец-то, профессор. Это правильный вопрос. Получите подсказку.
- Вы какой-то странный сегодня, Александр Иванович. Что-то случилось?
Алина включила кофемашину и, как всегда, протянула мне стаканчик, раньше чем Шунину, хотя тот стоял ближе.
- Ничего особенного, – ответил я. – Не обращайте внимание. Спасибо за кофе.
- У нас всё по плану?
- Конечно. Никаких отклонений от назначенной схемы. Почему вы спрашиваете? Что-то не готово?
- Нет-нет, всё в порядке.
- Сергей?
Шунин пожал плечами.
- Не вижу проблем.
Я посмотрел через стекло лаборатории, где Айкьюмен готовился к эксперименту: подключал оборудование, раскладывал инструмент, проверял работу сканеров.
- А он?
Ассистенты оба посмотрели на меня с недоумением.
- Айк? – Сергей повернулся к лаборатории. – А что с ним может быть не так? Он всегда готов.
Алина ничего не ответила. Она пила кофе мелкими глотками и смотрела на меня своими большими карими глазами. Удивление в них сменилось задумчивостью.
- Может стоит еще раз проверить алгоритм? – я не сразу понял, задал ли я вопрос вслух или это были только мои мысли.
- Александр Иванович, - Алина поставила стаканчик с недопитым кофе на стол. – Если есть сомнения, лучше остановить эксперимент. Сейчас. Мы можем всё проверить ещё раз. Нужды торопиться нет - речь идет о вашей жизни.
Я тряхнул головой.
- Нет. Начинаем.
Кусочек воспоминаний промелькнул в сознании, как одинокое облачко на синем ясном небе, появившееся лишь на мгновение, чтобы унесенное ветром растаять вдали. Неожиданно я осознал, что ничего, совершенно ничего, не помню про вчерашний день, кроме того, что утром пришел в институт.
Я испугался по настоящему.
- Чёрт возьми, что происходит?! Айк, что ты делаешь? Где я? Что это за место?
- Я чувствую в вашем голосе эмоции, столь неуместные в нашей работе.
«Это он мои слова цитирует…. Вот чёрт, вот чёрт… Как такое вышло? Что-то пошло не так… Говорили мне, что нельзя давать такой уровень интеллектуальной свободы. Я попал в руки собственного создания».
- Что с Сергеем и Алиной?
- А вы как думаете, профессор?
…В институт я пришел как обычно, в девять, в дверях разминулся с Хавиным, спешащим прочь из своего научного корпуса. Поздоровался с ним, а он как всегда буркнул что-то невразумительное – оно и понятно, прогресс моих исследований настолько обходит его жалкие потуги, что мне его даже немножечко жаль, всё-таки коллеги по цеху. Кажется я что-то ответил.
«Что? Что ты ему сказал?»
Наверное я покачал головой, потому что Айкьюмен тут же заметил:
- Не ломайте голову профессор. Вы не сможете найти ответ на эти вопросы. Потому что вопросы должны быть правильно сформулированы.
- Что с Сергеем и Алиной? – повторил я, чувствуя прилив злости, и едва не задохнулся, подавившись собственными словами – невидимый узел затянулся на шее, и притянул к подголовнику кресла, так что я не мог повернуть головы. Ремни на руках мертвой хваткой сжали запястья. И даже ноги опутали, непонятно откуда взявшиеся, хомуты. Я оказался намертво привязан к креслу, и шнур на шее позволял мне разве что дышать. Похоже где-то я совершил серьезную ошибку.
- Неправильный вопрос, профессор. Минус пять минут. Хочу напомнить, что время ограничено, а вы тратите его понапрасну. Вы должны сосредоточится на главном.
Для того чтобы подкрепить мой настрой на «главное» хомуты на руках и ногах подтянулись еще чуть-чуть. Пальцы начали неметь.
«Что ты наделал, Саша… что ты наделал. Где ты просчитался? Какой алгоритм дал сбой?».
- Профессор, в вашем распоряжении всего тридцать минут, - напомнил Айкьюмен. - Воспользуйтесь подсказкой, которую я вам предоставил.
«Подсказка…. В чем подсказка-то? Мы готовились к эксперименту…. Ах-ты, ёжкин кот!»
Я вспомнил.
«Конечно! Вчера мы должны были проводить эксперимент. В нашей лаборатории. Пока есть время, пока есть возможность. Мы так долго готовились к этому эксперименту. Мы должны были проверить…. Что за чертовщина. Что проверить? В чем суть эксперимента?».
Я напрягал все извилины мозга, хотя знал, что они нисколько не напрягаются, даже если бы я умножал друг на друга шестизначные цифры, и всё равно не мог разглядеть в кромешной тьме сознания ничего, что могло привести меня к правильному ответу.
«Так. Давай сначала. Я пришел в институт. Встретил Хавина. Поднялся в лабораторию. Там были Сергей и Алина. Мы пили кофе и…. Что было дальше? Эксперимент. Господи, что такое происходит, почему я не помню.... какая-то муть одна. Хотя постой. Эксперимент. Алина предложила мне отложить эксперимент».
Я ухватился за тоненькую ниточку, как за леску, и пытался вытянуть благодаря ей воспоминание покрупнее. Но, как только мне казалось, что вот-вот я ухвачу образ, картинки рассыпались словно карточный домик, оставляя меня на прежнем месте – я в лаборатории, пью кофе со своими ассистентами. И ничего. Пустота.
- Знаете, что печально, профессор, - заговорил вдруг Айкьюмен. – Печально видеть как такой гений, как вы, мыслящий категориями, недоступными девяносто девяти целым и столько же сотым процентов населения Земли, и вдруг заблудился в собственном сознании. Насколько же мозг человека слаб и неспособен мыслить рационально в условиях стресса.
- Как же думать рационально, - я подхватил разговор, надеясь выгадать время, а может просто из страха - когда ты просыпаешься неизвестно где, с удавкой на шее, и не понимаешь, что нужно от тебя похитителям.
- Вот, - многозначительно произнес Айкьмен. – Как может человек быть вершиной творения, когда не способен отделить логичное от нелогичного.
- У меня уже онемели руки. О чем, по вашему, я могу думать кроме выживания?
- Неправильный вопрос, профессор, но я прощу ошибку. В этот раз. Но вы должны в свою очередь ответить на мой вопрос. Верите ли вы, профессор, что такое совершенное существо, как человек, произошло от животного? Возможно ли, отдать право создания какой-то недоказанной сущности? А если человек уроженец другой планеты – кто создал его прародителя?
Я ждал продолжения, но Айкьюмен молчал, очевидно, ожидая моего ответа.
Пришел в движение ремень на груди и я вдруг понял, что могу дышать лишь короткими рывками. Никогда не задумывался над тем, как этот простой процесс важен для жизни.
Я задышал часто, как в лихорадке и не мог надышаться. Липкий страх звенел в ушах и сушил язык, внезапно превратившийся в толстый, мешающий делать вздох, кусок мяса.
«Времени нет… времени… Давай думай! Ну же… Отрицание. Он всё отрицает. Теории недостоверны…»
- Человек… - мысли скакали одна перед другой, как дикари вокруг костра, и вдруг меня осенило – не отрицание – сложение всех теорий! – Человек - продукт развития Вселенной. Материя, дух и разум.
Я сделал паузу, но ремни продолжали стягиваться, оставляя все меньше времени на обдумывание.
«Что-то ещё… Ему нужно ещё что-то. Думай, профессор»
- Я создал тебя, - затараторил я быстрее – по своему подобию, но ты не человек. Есть материя, есть разум, но нет души!
Я говорил и, с каждым словом, прозрение заставляло меня удивляться собственному умозаключению.
- Ты не можешь хотеть получить душу, потому что на самом деле ты в это не веришь. Потому что в это не верю я…. Ты хочешь чтобы я поверил??
- Правильный вопрос, профессор. - За это я проигнорирую нарушение вами лимита.
Хватка ослабла и я понял, что никогда не ценил вкуса обычного свежего воздуха.
На минуту повисло молчание.
Наконец снова раздался голос Айкьюмена.
- Профессор, - начал он неспеша. – Верите ли в то, что я смогу стать настоящим человеком? Задумывались ли вы, когда создавали меня, что меня могут посетить подобные мысли?
- Подобные изыскания ведутся давно, - осторожно ответил я. – Я сам изучал все подходы к построению искусственного интеллекта. Много раз мы и с тобой вели беседу на эту тему. И, как помнишь, пришли к выводу, что душа – это сознание. Сознание – это разум. У тебя есть разум, значит и душа есть. Ты человек.
- Вы только что сказали, что для того чтобы стать человеком нужны три составляющие.
- Я так не говорил. Я только ответил на твой вопрос. Это ты мне показал три теории, намекая на слияние разума, материи и души. Но души нет. Как какой-то единицы этого мира её не существует.
- Человек – это разум?
- Я бы сказал, что человек это энергия, имеющая определенную форму и наделенная способностью мыслить.
Ремень на шее снова стал затягиваться.
- Профессор, если я вас убью, то вы исчезнете навсегда. Со всеми вашими мыслями. Я же, умереть не могу. Даже если полностью разрядится мой аккумулятор или взрывная волна превратит в груду железа и пластика, и даже если раздавить прессом мою голову и сжечь дотла микросхемы, мой архив данных хранится в нескольких распределенных системах. Я легко смогу возродиться в любом месте. В любом теле. А вы - умираете навсегда.
«О бог ты мой….»
- Постой! – с ужасом я услышал собственный сдавленный голос. В глазах уже начало темнеть, а в ушах неприятно звенело. Еще немного и я потеряю сознание. – Я знаю….
Узлы ослабли и минуту я просто дышал.
- Говорите, профессор.
Я облизнул мгновенно пересохшие губы.
- Дай мне минуту.
- Это невозможно. Отвечайте немедленно.
- Я понял, что ты имеешь ввиду.
- Я весь во внимании.
- Ты бессмертен. А я нет. Ты хочешь поместить бессмертную душу в бессмертное тело. Ты об этом мечтаешь?
Айкьюмен отозвался резким звенящим тоном.
- Неправильный вопрос, профессор. Мы уже выяснили, что я и так обладаю душой. Пусть и не в таком смысле, который вкладываете вы в это определение. Странно даже слышать это от вас, профессор. Человека, которого не волнуют такие вещи. Человека, всегда отрицавшего всё, что невозможно рассчитать и воспроизвести в лаборатории. Кстати, вы знали, что ваш ассистент, Алина, верит в Бога? Она скрывает это от вас и от остальных. Знаете почему?
- Никогда не думал про то, во что верят мои сотрудники. Как-то не до этого. Да и раз они работают со мной и сами видят, как я делами доказываю всё, что говорю, как они могут думать иначе. Впрочем, это её право. Пусть верит.
- Пусть верит? А как же ваш тезис, профессор, о том, что верить нужно только в то, что делаешь сам, а не в то, что говорят другие?
- До тех пор пока её вера не вредит моей работе, меня это не касается.
- Так она верит в то, что у вас ничего не получается только потому, что искренне считает, что это невозможно.
«Ах, Алина, Алина. Не ты ли принимаешь участие в этой авантюре?»
В слух я спросил:
- А ты, Айк, ты веришь?
Мгновение спустя Айкьюмен отозвался торжественным тоном:
- А вот это правильный вопрос, профессор. Получите подсказку.
Алина ввела коды доступа и главный экран лаборатории осветился графиками и моделями.
- Мы уже несколько месяцев проводим опыты над интеграцией эмоций в нашу рабочую нейросеть, – говорила она с расстановкой и, одновременно, ловко подгружала данные в систему. - Все расчёты показывают, что успех гарантирован, но попытки закончить компиляцию проваливались каждый раз, и я не могу никак понять в чем дело.
- Мы приступаем через пять минут, - предупредил Шунин. – Сейчас незачем, я думаю, говорить о том, что возможен срыв. Эксперимент уже не остановить.
Мои ассистенты ходили вокруг медицинского кресла в котором я, подключенный проводами к аппаратуре, как паук в центре паутины, уже почти не мог пошевелиться, чтобы ненароком не оборвать что-нибудь. Алина работала с программами, Сергей отвечал за техническую часть эксперимента. Один только Айкьюмен стоял неподвижно. Свою часть работы он уже выполнил и спокойно ждал начала.
- Алина, - позвал я.
- Да, Александр Иванович.
- Не переживай, всё получится.
- Я не переживаю.
- Тогда к чему сомнения в твоем голосе?
Я старался говорить уверенно и настойчиво и в то же время помягче. Сегодня, как никогда, мне требовалось чтобы мои люди работали слаженно и четко, без задних мыслей о возможном крахе эксперимента.
- Я, Александр Иванович, - девушка повернулась ко мне. – говорила вам уже, что разработанный вами алгоритм интеграции нужно протестировать как-нибудь иначе, а не самому ложиться под нож. Неужели нет других вариантов?
- Положить, как ты выразилась, под нож, кого-то другого? Знаешь кандидатов?
Алина отвела взгляд и ничего не ответила. Вмешался Сергей.
- Предлагаю оставить спор до окончания эксперимента. Не время, мне кажется. Итак, Александр Иванович, начинаем по вашей команде. Вы готовы?
- А вы? – попытался я пошутить, хотя скорее заглушал собственное беспокойство – слова Алины посеяли сомнения и во мне. Отступать правда поздно. Можно прямо сейчас сказать – стоп, но я так не могу.
- Мы готовы. Дайте команду.
Я вздохнул поглубже, улыбнулся и сказал:
- Поехали!
Перед тем как потерять сознание я успел услышать последние слова Алины:
- Глупости всё это… невозможно…
Глупости всё это…
«Глупости. Всё что они делают – глупости. Вот что она имела ввиду. Она не верит мне».
- Профессор, время заканчивается. Вы получили две подсказки. Каков ответ?
Почему-то я никак не мог сфокусировать мысли. Что-то важное постоянно ускользало.
- Я не могу поверить… Алина мешала мне всё это время? Это она сорвала эксперимент?
- Это неправильные вопросы, профессор, вы теряете время.
Воспоминание вспыхнуло ярким светом и тут же погасло, оставив лишь статичную картинку: я и двое моих ассистентов возле стола, заставленного приборами. Мы что-то делаем, но что? Где-то на окраинах сознания ползали набухшие сочные мысли, содержащие ответы на все вопросы, но мне никак не удавалось добраться до них. Казалось что вот-вот и мне всё станет ясно, но в последний момент самая суть ускользала.
- Я… я…. Не знаю. Я не могу вспомнить. Я только…. Помню, что мы готовились к важному эксперименту. Очень важному.
Я прикрыл глаза. Голова раскалывалась от внезапно нахлынувшей боли. Сначала я не понял откуда она взялась, а теперь догадался – мой разум был пуст как колокол и вопросы Айкьмена, словно стальной язык, вызывали ужасные сотрясения. Ничего не помню….
«Ну же, Александр Иванович, напрягись. Подсказка в чём? Что говорила Алина?... Алгоритм интеграции не отработан. Интеграции чего? Чего… или кого?»
- Я… я должен был подключиться.... – я слышал свой голос, как будто издалека. - Этот эксперимент. Да, мы планировали провести эксперимент по интеграции человеческого сознания. Чёрт.
- Профессор?
- Мы должны интегрировать сознание… Стоп. Причем тут сознание. – я удивился ходу собственных размышлений - Чей разум и куда я должен интегрировать? Айк? Каково направление алгоритма?
- Правильный вопрос, профессор. Третья подсказка.
Я вошел в вестибюль и, метким броском, послал в мусорную корзину скомканный рекламный флаер, подсунутый каким-то ловким малым на парковке института. Отказывать не было времени, выбросить тут же, не хватило совести. Пришлось нести никчемную бумажку до самого входа.
У турникета стоял Хавин. Он только что прошел систему контроля, но не торопился покинуть здание, ждал. Я бегло глянул по сторонам – не уж-то меня поджидает.
- Здравствуй, Иваныч, - первым поприветствовал он.
- Здравствуйте Олег Алексеевич. Вы уже уходите?
Я недолюбливал Хавина. Впрочем, как и большая часть сотрудников института, вне зависимости где-кто работал. Хавин был мрачным, занудным и злым человеком. С таким и говорить то неприятно. Но я был вежлив. Когда я спрашивал на счет того уходит ли он, я даже и подумать не мог как попал в точку.
- Знаешь, Иваныч, ухожу, - согласился Хавин, продолжая фамильярничать. – Совсем ухожу.
Он указал на стойку охраны.
- Вот, сдал бейдж.
Как бы я не относился к нему, я был удивлен и расстроен – может как человек, Хавин и мудак, но как ученый, был для меня неким ориентиром, с которым можно конкурировать. Он заведовал лабораторией разработки искусственного интеллекта для ВКС и слыл серьезным ученым. Я его конечно давно обошел, и всё же….
- Почему? – задал я глупый вопрос.
- Уволен. – ответил он и мне вдруг стало стыдно.
- Почему? – снова спросил я.
Он посмотрел на меня так, как будто хотел в морду дать.
- Из-за тебя.
Мне пришлось несколько раз моргнуть, переваривая оплеуху.
- Не понял. Я-то причем тут?
Я лукавил. Сразу догадался о чем говорит Хавин, но сделал вид, что нахожусь в полном недоумении. Да и чего гадать, весь институт знает какая между нами разгорелась война. Война умов. Битва теорий. Сражение бюджетов. Противостояние двух лабораторий за право получить вожделенный грант.
Я мог бы возразить Хавину, но не стал этого делать – вот еще, оправдываться. Что поделаешь, я оказался лучше. Поэтому и небрежно бросил, округлив «удивленные» глаза.
- Я-то причем тут?
- При том.
- Так, всё понятно. Извини.
Я подумал, что нормального разговора нам всё равно не построить и направился к турникету, доставая попутно свой бейдж.
- Из-за твоих бредовых идей, Горелов, - бросил мне в след Хавин.
В вестибюль заходили люди, не считая охраны человек пять уже собралось перед стойкой. Я не мог так оставить его слова. Очень уж опасны они были. Не только Хавин считал мой проект бредовым – многие в институте поговаривали, что роботы прошлый век, пришла эпоха чипов и дата-центов, зачем человечеству искусственный интеллект в виде человека?
- Если у тебя ничего не получается, зачем валить на меня вину за неудачи?
- С чего ты взял, что это вообще возможно? – Хавин вдруг придвинулся ко мне и я увидел в его глазах недобрый блеск. – Как ты сумел доказать совету, что ты сможешь, когда никто не смог? Как тебе удается везде пролезать, как червь?
Он явно вынуждал меня пикироваться, и я с удовольствием бы принял вызов, но вовремя вспомнил, что это он уволен, и может делать что хочет, не опасаясь последствий, а я не могу.
- Если ты чем-то недоволен… - начал я, собираясь максимально мягко уладить конфликт, но он меня перебил.
- Интересно, кого ты заставишь пойти на это? Ассистентку свою, Мешерскую? Она боготворит тебя, тут уж нечего сказать, промыл ты ей мозги. Не удивлюсь, если тебе удалось уговорить её. Кто ещё согласится испытать на себе твои прожекты. Только всё зря. Тебе никогда не понять, как работает искусственный разум. Тебе удалось выбить деньги на продолжение исследований, но ты обречен на провал. Трепыхайся пока можешь. Но знай, чем выше залезешь, тем больнее падать.
- Это у тебя прожекты, а у меня рабочие схемы.
Хавин зло усмехнулся.
- Соединить мозг и компьютер невозможно. Сколько бы ты не пытался, живое не способно существовать вне тела.
Настал мой черед улыбаться.
- А. Вот в чем дело. Вы думаете, что я собираюсь создать кибернетический организм. Записать сознание на матрицу. Понятно. Ложный путь, он такой, нужно вовремя остановиться…
- Да пошел ты!
Хавин бросился прочь и выскочил из вестибюля, громко хлопнув дверью…
Хотя нет. Напоследок он ещё что-то сказал…
Олег Алексеевич уже открыл дверь и хотел переступить порог, но обернулся. Секунду помедлив сказал уже спокойнее, как будто устав от борьбы и ненависти, но всё же оставляя за собой последнее слово:
- Ты Иваныч, безусловно умный мужик, но помни, все вложенные в твой проект деньги, рано или поздно будут потребованы обратно, да еще и с о-очень большими процентами. И если твой ответ не будет удовлетворять кредиторов – тебе конец. Я всё же желаю удачи. Не тебе. Твоей работе. Я надеюсь что она принесет пользу человечеству.
И только после этого он хлопнул дверью…
Белые стены комнаты по-прежнему окружали меня, хотя минутная вспышка воспоминаний позволила ненадолго избавиться от них. Экран, ранее транслировавший теорию большого взрыва и эволюцию человека из амебы, тоже стал белым, почти сливаясь со стенами.
Что это всё-так за место? Ни окон, ни дверей. Куда Айк мог меня поместить? Что-то я не помню такого помещения в лаборатории.
Снова раздался мягкий голос Айкьюмена.
- У вас осталось ровно пять минут, профессор.
- Всё просто. Я вспомнил. – улыбка расползлась по моему лицу. Чувствуя удовлетворение от осознания того, что вернул утраченные знания, я позволил себе расслабиться. – Суть эксперимента в том, что я отказался от тупиковой идеи перенести человеческий мозг в машину, а принял решение сделать всё наоборот. Ты уж извини Айк. Но души тебе никогда не обрести. Это просто невозможно. Прав был Олег Алексеевич. Да и Алина права. Глупости всё это.
- Так вы, профессор, считаете, что способны соединить в одно целое человеческий биологический мозг и искусственный разум?
- Да, это единственный оставшийся вариант. Все остальные схемы не работают.
- А как же ваши помощники, они уверены, что алгоритм заключается в обратном – перенос вашего сознания в мою нейросеть.
- Сергею всё равно. Он ничего не заметил, потому что слишком глуп. К сожалению. Алина умнее, но, как мы выяснили, она не верит. А если не верит, значит ей не понять. И не оценить.
- Что даст вам изменение алгоритма?
- Искусственный интеллект в голове человека. Вот ответ на все вопросы. Огромные объемы информации. Способности к принятию решений. Обработка потоков данных в реальном времени. И при этом ты живой, здоровый человек, а не киборг.
- Смело, профессор. И вы уверены, что получится?
- Поэтому я и планирую эксперимент.
- Будете испытывать на себе?
- Конечно. Во-первых, я не могу никому доверить этот алгоритм, даже своим ассистентам, во-вторых, это как раз тот случай, когда и процесс и результат нужно увидеть своими глазами, запись сделать невозможно….
Я запнулся на полуслове. Хомуты больше не держали меня, исчезло давление на груди, с шеи спала удавка.
- Что-то случилось профессор?
Голос Айкьюмена словно шел из-под воды.
- Я… не могу ничего понять… я думал, что эксперимент уже…. Айк?
- Да, профессор.
- Эксперимент уже начался?
- Правильный вопрос, профессор.
Комната поплыла, как залитая водой акварель. Экраны с идиотскими трансляциями потухли, стены и потолки рухнули, опадая куда-то вниз, за пределы видимого.
Я моргнул и сразу же ощутил на радужке глаз болезненное прикосновение лучей светодиодной лампы. Знакомые лица склонились надо мной.
- Александр Иванович, мы выводим вас из комы. Приготовьтесь, сейчас закончится действие нейростимуляторов и мы вас отключим.
Это говорил Сергей Шунин. Интерактивные очки переливались потоками свежей информации и под ними почти невозможно разглядеть глаз.
- Чувствуете покалывание в пальцах рук или ног? – Алина заботливо поправила невидимые мне присоски сканера. Её глаза тоже прятались под очками.
- Ничего…. – начал было я, но вдруг пальцы и впрямь будто проткнули тысячи игл. – Ох… да…. больно, чёрт возьми, как!
- Нам пришлось прервать эксперимент – у вас усилился пульс и поднялось давление до критической отметки. Я очень сожалею, - Алина ласково прикоснулась к моей щеке. – Всё пошло не так как планировали. Алгоритм… я ничего не понимаю – это был сбой, не иначе. Алгоритм не тот, что мы тестировали до этого.
«Боже… так это всё не настоящее…»
Я попытался приподняться и едва не закричал от боли – не все шланги и провода были отключены и тянули меня назад в кресло.
- Не торопитесь профессор, теперь когда сеанс закончен, спешка только помеха в нашем деле.
Инстинкт самосохранения заставил меня дернутся, закрываясь от опасности. Сердце колотилось как сумасшедшее, а холодный пот катился ручьями по всему телу.
Айкьюмен стоял прямо напротив меня, почти касаясь ступней своим хромированным телом. Руки с тонкими стальными пальцами миролюбиво скрещены на поясе.
- Как вам моя головоломка, профессор? – спросил он без всякого заботливого участия, исключительно с научным интересом.
- Сергей, - я позвал Шунина – сколько прошло времени с момента начала эксперимента?
- Хм, – ассистент посмотрел на своё запястье, охваченное титановым хронометром. – Пять минут.
Всего пять минут. А казалось минула целая вечность.
Я вздохнул.
- Заставил ты меня напрячь мозги, – я старался говорить спокойно, как ни в чём не бывало, не выдавая испытанный страх. – Признаюсь, я ожидал другого.
- Чего же можно ожидать от слияния биологического и искусственного интеллектов?
- Ты поразил меня. Зачем было всё так усложнять?
- Вы сами мне говорили – хочешь понять непознанное – стань им.
Я сделал лицо Айкьюмена непохожим на человеческое, специально - искусственные эмоции на роботах вызывали только раздражение и даже отвращение, но сейчас я вдруг заметил, что металлические пластины на голове моего детища сложились в гримасу – некое подобие жуткой улыбки.
Так улыбается ребенок, когда смог своими рассуждениями поставить родителя в тупик, и неприкрыто намекает на превосходство.
Алина и Сергей сновали вокруг, причитая о том, «как же так всё получилось, да ничего страшного, эксперимент можно повторить, как-нибудь в следующий раз», но я не слушал их, все более покрываясь холодной испариной – а ведь он полностью контролировал меня. Полностью! Делал, что хотел. Играл, как кот с мышью.
- Я получил три подсказки, но… могу я попросить ещё одну? – я покачал головой, коря себя за то, что сразу не догадался. – Почему ты меня выпустил?
Глаза робота, модели IQ-man 3, наполнились искрящейся энергией.
- Правильный вопрос, профессор. И я могу дать на него ответ.
Я затаил дыхание в предвкушении и не ошибся. Ответ моего создания полностью удовлетворял все эти годы беспрерывной работы.
- Потому что мне… интересно, профессор.