Аквапарк
Учительница Акулина
– Кто у нас сегодня смелый? – широко улыбаюсь я. И в то же время хищно, детишки меж собой меня «акулой» кличут. Да, я жёсткий учитель. Физика – это вам не литература.
Жёсткий-то – жёсткий, но не сегодня. Сегодня – тема урока особенная, архиважная: почему люди ушли в океан. И я обязана вбить её каждому ученику в голову. Каждому! В таких случаях предпочитаю пряник, а не кнут.
– Можно я? – тут же взмывает руку Ан, подскакивая от нетерпения.
Благосклонно киваю. Троечникам дорогу, ведь сложность опроса пойдёт по нарастающей.
– Всему причиной пульсар. Пульсар – это быстро вращающаяся нейтронная звезда. Образуется в результате взрыва массивной звезды, израсходовавшей своё термоядерное топливо – замечу, до взрыва она была по размеру много больше, чем наше Солнце, – чешет он как по писаному. Выучил. Старался, молодец. – Звезда сбрасывает в пространство внешние оболочки, коллапсирует – то есть сжимается в компактный шар. Маленький, в диаметре всего 20 км. Шар начинает вращаться с огромной скоростью – у нашего это под сотню оборотов в секунду.
– Почему вдруг – с огромной? – вклиниваюсь в отлаженную речь. Манера у меня такая – запутывать. Хорошую оценку получает только тот, кто сумеет выпутаться.
– А вот, демонстрируем. – На лице его разливается благодать. А ведь он ждал этого вопроса!
Вскочила его подружка Ната и ка-ак начала кружить пируэты, размахивая руками. Подряд, без остановки. Мама-мия, девчонка – в балетках! Что вертится как балерина – не удивительно, балетный же кружок посещает, но на урок явиться в балетках?! У меня даже речь пропала.
– Видите, руки в сторону – вращение медленнее, чем если прижать к себе, хотя усилий она прилагает одинаково, – комментирует Ан. – А тут несколько миллионов километров превращаются всего в двадцать! Вот и закрутилось!
– Почему вдруг – превращаются? – обретаю речь.
– Так взрыв же! И схлопнулось!
Хм-м. Ладно, придираться не буду.
– Молодцы! Обоим ставлю пятёрки!
Заслужили, отличники бы так красиво и доходчиво не смогли.
Лес рук. Просекли, называется, моё хорошее настроение: все хотят продолжать! Кроме отличников – те солидно ждут: их время ещё не пришло.
Выбираю Севу. Какой-то он в последнее время рассеянный, отвечает невпопад, хотя язык хорошо подвешен.
– Итак. Шар вращается. С его полюсов исходят два джета. Джет – это поток гамма-лучей. Ну как если проткнуть апельсин – насквозь через центр – прутиком, и будут из апельсина торчать два хвостика. – Смотри-ка, какое сравнение выдал, я одобрительно киваю. Он светлеет. И продолжает уже более уверенно. – У джета энергия гамма-частиц фокусируется вдоль узкого луча, и при вращении эти лучи замазывают плоскость. На больших расстояниях плоскость немножко размывается. И вот в эту размытую плоскость попадает Солнечная система. И учёные фиксируют на приборах гамма-пульсации, идущие с удивительно постоянной частотой. Это бьют те самые джеты, вращаясь. Бьют сильно, приборы чётко засекают пульсар. А в телескопы он не виден – маленький же, и далеко: диаметр всего двадцать километров, как Ан уже сказал. А я добавлю: масса пульсара – как пятьсот тысяч планет размером с Землю. То есть невероятно плотный. Потому что при взрыве звезды электроны вмазались в протоны, и плотность стала больше, чем у атомного ядра.
В целом неплохо. Не запороть бы допом… но не спросить не могу, сам подставился.
– И как же тогда этот плотный комок излучает? Ведь излучение подразумевает, что из него вырываются какие-то частицы? Причём излучает мощно, на своей шее земляне прочувствовали.
– Ну так, эт-то… – Сева растерянно оглядывается.
– Из-за громадного магнитного поля! И бешено быстрого вращения! Отрываются гамма-кванты с полюсов, образуя те самые высокоэнергетические джеты! – приходит на помощь Катя, соседка по парте. Пух светлых волос, тоненькая, невысокая – чисто одуванчик. Как и Ната, Катя ходит на кружок балета.
Не совсем так, но я киваю: принимаю ответ. Идею эти двое ухватили. Поддержу ребят, тоже ставлю пятёрки.
Лес дёргающихся рук становится гуще. И пусть. И хорошо. Всех опрошу, не поскуплюсь на хорошие оценки.
Помогать с ответом дозволяю не просто так – это мой принцип. Друг – как элемент воспитания. В наших условиях замкнутого пространства дружба очень важна – больше, чем что бы то ни было.
Следующие отвечающие озвучили год обнаружения, расстояние до пульсара. Нарисовали траекторию его прохождения относительно Солнечной системы. Далеко идёт, не страшно для нас. Страшно другое: скоро – через двести лет – наступит время «ч», когда поток гамма-излучения станет максимальным, и вот тогда людям придётся совсем уж несладко. Вот поди ж ты: и сверхновая слабенькая, и пульсар на ахти какой мощный – а что сотворили с человечеством! – заставили уйти в океан!
В этой связи задаю ключевой вопрос:
– Сверхновая, которая превратилась в наш пульсар, взорвалась тысячу лет назад. А почему в течение семисот лет после взрыва не было пульсаций? хотя облако после взрыва отслеживалось без проблем. И вдруг, триста лет назад, они появились, совсем слабые поначалу?
Пришло время отвечать отличникам. Вызвалась Танечка, деваха кровь с молоком.
– Пульсации были всегда! Просто плоскость джета тоже вращается – я имею в виду не вращение вокруг магнитной оси, которое, собственно, и задаёт плоскость. Сама эта магнитная ось тоже не стоит на месте. А медленно вращается! Из-за этого вращения нас и замазало триста лет назад. Сначала коснулось краем. Учёные молодцы, быстро провели расчёты, и люди успели хоть как-то подготовиться. Гамма-излучение нарастает с каждым годом постепенно. Максимум будет через двести лет. А потом начнётся уменьшение излучения. Ещё пятьсот лет – и размытая плоскость с джетами совсем покинет Солнечную систему.
– Как это – ось – и вращается, да ещё медленно?
– Ну… вот, допустим, Земля. Летит по окружности вокруг Солнца и вращается вокруг своей оси. Ось вращения не меняет своего положения относительно Солнца. Но магнитные полюса чуть-чуть, но не совпадают на 100% с той осью, и магнитная ось как бы ёрзает вокруг оси вращения. А у пульсара оси не совпадают гораздо больше. Поэтому плоскость с джетами… ну, как бы ползает.
Хе, что значит девочка: ось у неё ёрзает, плоскость ползает.
– А если б у пульсара оси совпадали?
– Тогда б мы этот пульсар вообще не заметили. И не пострадали бы, весь вред же только от излучения, а оно бы просвистело далеко от нас.
Всё так, светлая голова у Танечки. Вероятность такого события (медленного вращения) меньше одной сотой процента, а чтоб ещё и Земли коснулось – домножим на десять в минус третьей. Не повезло, называется. Из категории «кирпич на голову».
Подбивает итог мой любимчик Ваня. Как всегда – потрясающе. У него принцип – не просто извлечь интересные факты из базы данных, а и подтвердить расчётами. Техникой интересуется, препод по роботам его очень хвалит. И на этот раз Ваня не подкачал, удивил интересными выкладками. Доложил, сколько зибертов в момент времени «ч» схватит суша, а сколько – мы, если а) останемся как сейчас, б) всплывём до ста метров от поверхности, в) погрузимся вглубь на километр. График отрисовал для этих трёх случаев и в пику – для суши. Очень наглядно, да. И вывод сделал: придётся постепенно – вплоть до времени «ч» – погружаться вглубь океана.
– С погружением давление на стенки пузыря будет расти: каждые десять метров – на одну атмосферу. Поэтому следует – что? – Он солидно кашлянул. – Следует оболочку наращивать. Послойно. Здесь я выписал толщину слоя и скорость погружения – так чтобы в итоге, во время «ч», оболочка пузырей выдержала. Именно поэтому и ползают эмы по стенам с наружной стороны пузыря – наращивают. А не чистят, как думали мы поначалу.
Блестяще. Незаметно смахнула слезу – приятно, понимаешь, сознавать, что не зря работала. Да и день сегодня такой – слезливый. Именно в этот день – 15 марта – триста лет назад и обнаружили проклятый пульсар, прогнавший человечество с суши в океан.
Далее моих подопечных (я у них класс-рук) будет пытать биолог. И не только про особенности флоры и фауны водного мира, но и про всякие биологические штучки-дрючки и жидкости, вытеснившие воздух внутри человека, что позволило плавать на глубине (ведь давление изнутри и снаружи сравнялось, и громадный столб воды над человеком больше не способен его раздавить). Именно решение проблемы с давлением и предопределило превращение людей в эмов.
Морские люди = м-люди = эмы. «Морские» можно читать как «модифицированные» – смысл один.
Да, 99.9% людей стали эмами, и только мы, «чистые» – в пузырях. Как в зоопарке. Неприкосновенный людской запас, хаха. И выхода нет. Нету, да.
Чего это Ваня стоит у доски, не уходит? А, ждёт доп-вопрос!
– Иван, а что ты скажешь по поводу того, насколько опасно для нас гамма-излучение? И почему мы прячемся не на суше, внутри толстых бетонированных укрытий, не в пещерах гор, а именно в океане?
Иван отвечает обстоятельно, начав с самого начала – со строения гамма-лучей. Это частички-волны с очень высокой энергией с лёгкостью повреждают ДНК человека, бактерий и вообще всего живого. А замедляются быстрые нейроны до безопасных тепловых лучше всего на малых структурах, то есть в веществе с малым атомным номером. А самая малая структура – это водород. Водород есть в воде, полиэтилене, пластике. Потому прятаться в пузырях океана – лучшая для нас защита. По крайней мере, в океане есть возобновляемая еда, в отличие от пещер и бункеров, ведь придётся пережидать катаклизм не менее тысячи лет – а это очень долго.
Силён пацан, атомную физику мы ещё не проходили. Учёным будет. Улыбаюсь, хотя хочется плакать. Почему нам, «чистым», не позволяют стать эмами – спрашивать не собираюсь. Это тема биолога, нехорошо влезать в чужую епархию.
Урок закончен. Мои восьмиклассники отправляются на биологию, я – к старшеклассникам, у них сразу два класса объединены в один ввиду малого количества учеников, и придётся мне разрываться. А после можно будет и расслабиться – грядёт выходной.
И вот закончен рабочий день. Так и не ясно, куда идти. Наш заказ в аквапарк, похоже, срывается – у шлюза мигает красным. Жаль, дети настроились. В ресторан, что ли, двинуть? – по случаю грядущего выходного взрослым посетителям заведения положен бокал вина. Эмы нас не только поят-кормят, поддерживают жилые блоки и собственно пузыри, но и балуют: обеспечивают развлечениями, удовольствиями. А как же, запертые зверюшки не должны страдать от несвободы.
Ура, кар пришёл, и зажёгся зелёный! Сеанс состоится! Слышу радостные крики моих. Сдерживая улыбку, неспешно шагаю вдоль борта к шлюзу. Дети побежали в раздевалку менять книжки на купальники.
Глаз замылен – я научилась не замечать эмов-туристов. Противно жить «за стеклом», когда на тебя пялятся рыбы с человечьими мордами. Зовут себя тоже людьми. Враньё. В одну сторону – из человека в эма – научились модифицировать, а обратно – нет. У них даже дети рождаются по их подобию, закрепилось редактирование ДНК. И похоже, им обратно – в человека – не хочется. Объяснимо: если раньше люди жили на плоскости, то эмы сейчас – реально в пространстве. Не просто как птицы – птице всё же надо прикладывать усилия и махать крыльями, чтобы летать. А этим ничего не надо. Куда захотел – туда и вперёд.
А мы тут – блюди, понимаешь, чистоту человеческого рода. Миссия. А поскольку переженились между собой «чистые» уже в первые десятилетия и теперь все друг другу братья-сёстры разной степени дальности, то нам, нынешним, запретили рожать друг от друга. Скрещивание близкородственных организмов ведёт к гомозиготности потомков, то есть увеличивается вероятность стать носителем генетического дефекта. Спать – спи с кем хочешь. А рожать – добро пожаловать в медцентр, где тебе выдадут пузырёк с семенем из хранилища. И проследят, чтобы правильно ввела. И правильно забеременела. Тогда только и ура: теперь ты не подвергнешь зверюшек в зоопарке опасности вырождения!
Зачем мы им? Почему не дают нам тоже стать как они – свободными? Есть же препараты, механизм отлажен. Не сразу, конечно, сработает, даже не за год: лет десять потребуется для перерождения. И что? Я бы согласилась, несмотря на довольно большой процент неблагоприятных исходов. Но нет, даже обсуждать эту тему запрещено. «Чистых» становится всё меньше, хоть и развели, понимаешь, активную агитацию «рожать полезно».
Знаю, у эмов тоже построены города, но нам туда ходу нет. Общаются они меж собой знаками и звуками – вода хорошо проводит звуковые волны. Подозреваю, и телепатией скоро овладеют, если уже не. Дышат эмы жабрами, превращающими воду в кислород, кожа покрыта защитными чешуйками с низкой теплопроводностью, глаза навыкате для лучше обзора, нос сплющен и почти исчез ввиду ненадобности – уродцы как есть. Мутанты. Да, я злюсь и потому обзываюсь (мысленно), раз мне не позволено стать как они. Различия между нами и эмами усиливаются с каждым годом. А ведь бытиё определяет сознание! У них же и ценности меняются! Чем дальше, тем больше они мне не нравятся. И в то же время тянет туда, к ним… к свободе. Разлад в душе. Сама не понимаю, чего хочу.
Казалось бы, имеются хранилища семенного материала – яйцеклеток и сперматозоидов. Те, кто готовили исход человечества, побеспокоились об этих хранилищах в первую очередь, каждый житель Земли сдал в банк своё семя. Ясен пень, думали о будущем: через одну-две тысячи лет (точнее тогда определить не могли) суша станет безопасной, и человек вернётся. Вот из хранилищ и будут брать материал для восстановления облика человека. Сами-то не смогут. И не захотят – им в воде лучше. Уже вон как изменились их тела! Ладони с лопату, ступни впятеро больше. И перепонки между пальцами, бр-р.
Не для того же нас холят, чтобы мы поддерживали компьютеры, базы данных со знаниями? В воде они не особо нужны – так, по мелочи, местные расчёты. Это раньше вся жизнь определялась электроникой, ИИ, компьютерами, а теперь – другое. Другие ценности. И всё меньше задач, поступающих от эмов для обсчёта.
А-а, дошло: нужны курицы! Которые вЫносят первых цыплят! Сразу ведь, когда человек вернётся на сушу, не получится организовать искусственные биоматки, для этого надо иметь не только теорию (а её так и не довели до ума), но и уметь воплощать в практику. Чем? – руками. С пальцами, а не толстыми перепонками. Из чего? – а вот это проблема. Пока добудут нужные материалы да создадут годную технологию, не одно поколение вырастет. В общем, как ни крути, а миссия «чистых» женщин – стать в будущем курами и рожать «чистых»! А мужчины «чистые» зачем? – охранять и обслуживать женщин. Что, не так? Тоска.
Но с другой стороны – я, учитель физики, могу ли предложить другой план по восстановлению человека? – нет, не могу. Потому что не знаю. Зато знаю, что быть зверюшкой в зоопарке мне не нравится. Забеременеть? – да, выход. Говорят, забота о малышах меняет женщину: она перестаёт нервничать и метаться. Надо подумать о походе в медцентр. Всё-таки ребёнок будет и мой тоже. Почему бы и нет, вполне выход для меня. А насчёт того, что без отца – так тут все безотцовщина, многие поколения уже как. Даже дико представить: как это, когда есть и отец помимо матери? Чтоб волосатый мужик вмешивался в процесс ухаживания за малышами? – бред!
По-моему, я схожу с ума. Надо уже на что-то решиться.
Безносые рожи приникли мордами, всосались лопоухими ушами в оболочку. Подсматривают и подслушивают. И сверху, и снизу. Очередная экскурсия прибыла в зоопарк поглазеть на «чистых», послушать человеческую речь в голосовом исполнении. И не вякнешь ведь против – без них мы сдохнем, и года не продержимся, потому что полностью на их обеспечении.
И тут меня окружили мои восьмиклассники. Теребят, спрашивают… К чёрту кислое настроение!
– Да, сеанс состоится, подтверждение пришло. И кар, вон, стоит, нас ждёт.
Ребятишки в восторге. В нашем городе это первый аквапарк, недавно ввели в строй. Шикарное сооружение. Запись – на месяцы вперёд.
Есть, конечно, и простой бассейн: узкий низкий пенал, я туда хожу тренироваться. Если честно – ощущаю там дискомфорт: стены давят, будто вот-вот сплющатся. И не мне одной так кажется: народу мало, регулярно его посещают только фанаты плавания типа меня. А вот про аквапарк отзывы только восторженные.
Надо ж как-то отметить 15 марта. Одних детей не пустят, а так – вот она я, принимаю на себя ответственность. Уговорили меня, не сама придумала. А куда деваться, я ж класс-рук.
Дружно вваливаемся в кар, курсирующий по туннелю к пузырю с аквапарком и обратно. Туннель – это как оболочка длинной тонкой сосиски, надутая и без содержимого.
Считаю по головам. Одиннадцать. А где двенадцатый? А, вон Сева несётся на всех парах. Дождались его – и вперёд.
Эмы кинулись сопровождать нас снаружи вдоль туннеля, словно резвящиеся дельфины. Вот уродам делать нечего!
Сева
Я – мутант.
Узнать такое было ужасно. Долго не верил.
Это мать призналась. Довёл её своими подзуживаниями и насмешками над эмами – но не специально довёл, нет! Думал, все так считают. Я же вижу. По крайней мере, у нас в классе.
Нет, если предположить, что она не выдумала, и на самом деле любит эма – тогда да, мои подколки её задевали, и наступил момент – довели до белого каления, нервы не выдержали, и она обрушила на меня истину – тайну моего зачатия. Язык мой – враг мой. Зачем, спрашивается, издевался над уродской внешностью эмов и их прогрессирующим отупением? Ну не умеют они кодить – делов-то! для этого есть «чистые». Ясно же – под водой любой хакер разучится хакерствовать, особенно если пальцы опутаны перепонкой, а в ушах вода. И совсем то были с моей стороны не насмешки, а сочувственное сожаление. А мать не разобралась – и вывалила. На меня. Свою тайну. Которая теперь стала и моей.
А может, всё-таки, она сочинила всё это: их страстную любовь, и как помчала потом в медцентр типа «осеменяться», чтобы скрыть настоящую беременность, а после все годы тщательно скрывала правду обо мне? Нет, вряд ли: матери сыновьям о таком не сочиняют.
А скрывать правду обо мне оказалось не столь уж и сложным делом: чистоту мальчиков не отслеживают, всё внимание девочкам. Женщины «чистых» продолжают род, а мужчины – обычная чёрная и интеллектуальная рабсила. Это ребята у нас так болтают, когда взрослые не слышат. И они правы, тоже так думаю. Очевидно же.
Сам я – среднего телосложения, многие в классе больше меня. Стал часто глядеть на себя в зеркало: отыскиваю признаки изменения тела. Возраст такой: идёт процесс бурного роста. И вот оно, началось: ладони и ступни резко пошли расти по сравнению с другими частями тела. И лопоухость увеличилась. И волосатость. Но именно волосатость, а не чешуйчатость. А вдруг потом волоски преобразятся в чешуйки? Меня передёрнуло. Но перепонок нет. Пока – нет. Голос загрубел – так он у всех пацанов грубеет. Нос на месте, обычного размера и даже несколько большеватый – и это радует: носатых эмов я не видел.
На уродцев, снующих за оболочкой, смотрю теперь другими глазами. Точно знаю – где-то там мой отец. Мать говорит, когда он не в командировках – сутками напролёт на нас смотрит. Но я не стал просить её показать мне его. Ну… сначала обиделся, не разговаривал с ней, а потом привык носить в себе этот секрет, обсуждать его – даже с матерью – желания не возникало. С одной стороны – да пошёл он! Как смел вести шашни с «чистой» женщиной – он, недочеловек, эм! Но с другой – у меня есть отец. Ни у кого из пацанов нет – а у меня есть. И это греет, как ни отгоняй эту самую теплоту.
Где он? Среди рож за оболочкой трудно распознать. Думаю, ёкнет сердце, когда увижу. У меня же ёкает, когда о нём думаю. И видения иногда… про водный мир. Возможно, телепатия. Ну, в её зачаточном состоянии.
Что со мной будет, если узнают про моё «нечистое» происхождение?
А ведь меня изгонят из пузыря. Потому, кстати, и налёг на биологию – надо ж знать о будущем доме, там получать знания будет сложнее: книг и компов в воде нет.
Жаль. Мне здесь нравится, не хочу изгоняться. А больше всех нравится Катя. Катенька. Катерина. Фу ты, отцово наследие, что ли – любовь к «чистым» женщинам? И опять же: я – как он: однолюб. Всю жизнь мне нравилась она одна, с самого детства. Только от неё столбенею и немею. Как на меня сегодня глянула, о-йоой, когда мы вдвоём, заклятые троечники, и отхватили пятёрки у «акулы»! До сих пор петь хочется. «Акула» расщедрилась: сегодня ж 15 марта, в этот день она всегда слезливо-добрая, старшие пацаны просветили.
Чего-то один, вон, глазеет на меня и глазеет... неужели Он? Но у меня не ёкает. А если… Ох, а куда наши-то подевались, пока я стыну тут словно замороженный?
Вон, садятся в аквапарский кар! Бегом!
Аквапарк
Город – это набор пузырей, соединённых туннелями. Пузыри разного размера и формы расположены примерно на одном уровне, и материал оболочек один и тот же – слоистый прозрачный пластик.
Если смотреть сверху – город похож на эллипсовидную брошь. И в одном из острых концов эллипса располагается аквапарк. Где ж и ему и быть, как не с краю – новый ведь. Сверху и снизу брошь не надстраивают: по вертикальным туннелям сложно организовать движение, не лифты же строить! – затратно и ненадёжно.
Так-то дети часто ездят по туннелям, но в центре города, где светло и тепло. А этот, новый, – длинный, тёмный и прохладный. Люминесцентные полоски пробивают плотную черноту океана всего на десяток метров. А дальше – не так чтобы «глаз выколи», но близко к тому. Там, во тьме, мигают изредка огоньки – и поди знай, кто это: то ли морской монстр подбирается, то ли эмы развлекаются.
– Жутенько, – шепчет Катя.
– Аквапарк, – берёт на себя роль гида Акулина – надо ж чем-то занять детей! – присоединён к городу двумя туннелями, проложенными под углом друг к другу – все понимают, зачем под углом? Верно, для жёсткости конструкции. Работает пока один туннель, другой тестируют. Подходят к аквапарку один с юга, другой с севера, а длинная сторона эллипса идёт по линии запад-восток. Почему именно такая ориентация, кто знает?
В мерное журчание её речи ученики вслушиваются в пол-уха, в основном глазеют по сторонам.
– Ориентация относительно сторон света, – откликается Ваня, – определяется местным подводным потоком: город разворачивают так, чтоб длинная сторона эллипса была направлена по течению.
– Молодец. Ой, ребята, смотрите! красотища какая! – Акулина, задрав голову, таращится вверх. Сквозь прозрачный потолок отчётливо видно, как проплывает над ними другой город.
– На созвездие Кита похоже, – шепчет Мария, натура самая изо всех романтическая, астрономией увлекается.
– Снялись с прежнего места, плывут к новому, глубже, – пояснил Ваня.
– И откуда ты всё знаешь? – протянула, прищурившись, Танечка. На голову выше него, румяная, упитанная.
– Новости слушать надо! – буркнул щуплый Иван. Танечку он боится. А нипочему. Просто – боится.
И тут косяк рыб обрушился на них словно туча. Тысячи юрких серебристых особей, по полметра примерно каждая. Отчётливо слышалось шуршание от соприкосновения их боков с оболочкой. Трясся туннель, а с ним и кар.
– О-ой! – вскрикнула Ната.
– Не боись, – сжал её руку Ан. – Такое туннелю не страшно.
– Большинство оплывают нас, у них локаторы! – авторитетно заявила Танечка, тряхнув толстыми косами.
Ваня хмыкнул, но промолчал.
– А-ай! А там, случайно, не меч-рыба? – глазастая Ната указывала куда-то вбок.
Дети дружно повернулись.
– Она самая, – подтвердил Сева.
Поверили ему все и сразу – он самый продвинутый в биологии, знал много сверх программы.
– Мама-мия! – восхищённо прошептала Акулина.
– Обалдеть! – не менее восхищённо отозвалась Танечка.
– То-то эмы куда-то исчезли, словно сдуло, – пробурчал совсем не восторженно Сева.
– Давайте вам расскажу про неё! – На днях Акулина со старшими классами проводила расчёты про меч-рыбу. А тут и сам объект вдруг явился! Мистика! Впервые вживую увидела. – Чем меч-рыба отличается от других рыб? – мышечной массой. У неё это 67% от массы тела, тогда как у большинства рыб колеблется в пределах 30-45%. А мышечная масса – это «мотор» рыбы.
Хотела было изложить заодно про три типа движения рыб: круизное (0.06 сопротивление массы тела воде, и животное способно проходить громадные расстояния), форсажное (0.6-1, хватает сил на всего несколько секунд такого движения: как бы есть от чего оттолкнуться и резко разогнаться) и взрывное ускорение. Но опомнилась: на лицах детей не увидела заинтересованности. Кажется, перебрала? Но объект – вон, дефилирует невдалеке. Идеальный для учителя расклад! Ладно, скажет совсем немного, исключительно по делу. А по делу – это про физику.
– Меч-рыба лучше других способна развивать взрывное ускорение, – зачастила. – Это когда в течение всего лишь одной секунды она набирает громадную скорость 130 м/с! Осознали? 130! При этом ускорение достигает 10g – как при резких маневрах реактивного самолёта. Меч-рыба – будто специально созданная природой машина для взрывных ускорений.
Объект подплыл ближе. Тело как торпеда – цилиндрическое. А меч – плоский и длинный, примерно треть от всей длины тела, которая конкретно у данного экземпляра составляла 6 метров. Дети застыли.
– Меч – это вырост верхней челюсти, – вступил Сева, продолжая рассказ Акулины, а то та застыла словно заворожённая, не в силах отвести взгляда от рыбины, подплывшей совсем близко. – Под глазом – видите выступ? Это орган, нагревающий её мозг и глаза. На 15 градусов выше, чем окружающая вода. Поэтому меч-рыба хорошо видит и очень умная. Кстати, мы сейчас – на глубине 700 метров, а это её любимая глубина.
Про то, что она с лёгкостью пробивает металл на 4 см, он не стал добавлять: Катюху и так потряхивало, вцепилась в него.
И тем более он не собирался рассказывать, что хищники с уходом на глубину мутировали: увеличились в размерах за последние 300 лет.
Тут меч-рыба вильнула хвостом и уплыла.
Как раз и кар прибыл по назначению. Протащился с влажным чавканием сквозь шлюз, распахнул двери. Сева незаметно от подруги облегчённо выдохнул.
В нижней трети сферического пузыря плескалась вода – это бассейн. Тут же сбоку – душ, джакузи. Под потолком – верхний ярус с раздевалкой, парной и площадкой под кар. Оттуда же стартует извилистая горка. Места много, но не обустроено ещё, не особо уютно. Но что детям уют, если они все вместе и можно делать что хочешь?!
И настало блаженство.
Одни медузами развалились в горячих джакузи, другие кинулись покорять горки, третьи – нырять в бассейн с верхнего яруса. Акулина возлежала в парной и сквозь прозрачную стену зорко следила за подопечными.
Всё случилось в конце сеанса.
Первая атака больших рыбин прошла вскользь, не пробив оболочку. Акулина даже и не разглядела, что за рыбины. По размеру – метров 6-7, на акул похожи. Не особо-то она и испугалась, но из парной выскочила и стала активно зазывать детей срочно грузиться в кар.
Но дети и ухом не повели – никакой первой атаки они не видели, а время у них ещё было – большие часы на колонне давали им ещё целых двадцать законных минут.
– Ещё чуть-чуть! – прокричали дружно. Они как раз полным составом затеяли игру в бассейне.
Где кнопка сирены? У входа в шлюз! И Акулина метнулась туда. Но добежать не успела.
Началась вторая атака.
Акулина застыла, наблюдая за сюрреалистической картиной: акулы, окружив меч-рыбу, буквально вывели её на удар. И та, разогнавшись с бешеным ускорением, острым мечом проткнула оболочку.
– Что происходит? – первая мысль.
– Они что – разумные? – вторая.
– А-а-а-а-а! – третья, в виде вопля.
Струя ударила по плавающим в бассейне. Двое сразу пошли на дно, оглушённые.
– Вот вам «чуть-чуть» – учительница яростно топнула и «ласточкой» сиганула в бассейн.
Сама собой включилась сирена, отключилось электричество.
Погас общий свет – остались только люминесцентные полоски, ограничивающие выступы конструкций.
Струя не просто сильная, но и холодная: вода настоящая океанская, температурой 2 градуса Цельсия. Дети бросились врассыпную, подальше от смертельной струи, к подъёмникам, что у каждой колонны. Вот только подъёмники больше не работали. В рабочем состоянии остался лишь эскалатор с первого яруса на второй, ведущий к шлюзу: принцип его работы основан на механике, а не на электричестве. А струя, как назло, била возле – так просто не взобраться теперь на второй этаж.
Внезапно рядом с учительницей на дне возник Сева. Двоих сразу у Акулины не выходило тянуть – и он перехватил Нату, оставив ей Ана. По дну плыли с «ношами» друг за дружкой – поверху не поплыть, струя же.
Потом, уже на площадке, Акулина откачивала ребят, наглотавшихся воды. А Сева кинулся спасать остальных.
Наверху, за оболочкой, метались тени: шла непонятная борьба за дыру. Струя словно сбесилась: била теперь не в одно место, а как попало, хаотично. Один за другим его одноклассники опускались недвижно на дно. Ещё бы: попасть под струю – всё равно что получить нокаут от опытного боксёра.
Сева действовал на редкость хладнокровно. Ему будто кто-то в мозгу диктовал, что за чем делать. И он знал – кто. Отец! Телепатирует. Он рядом. Там, у дыры. Не дал пробить ещё одну. Отгоняет акул. И делает всё, чтоб не расползалась эта.
Сначала Сева – по дну – вытащил Катю, «уж простите, ребята». Потом Марию.
– Как Катерина? – спросил у Акулины, передавая бездыханную Марию.
– Отошла, дышит! – обрадовала она его. Он с удвоенной энергией кинулся обратно, на дно. Учительница вон какая крепкая, руки сильные – справится и одна.
Сева уже понимал, что под водой он дышит не лёгкими. А потому что не носом и не ртом. Оно само включилось – второе дыхание.
– «Это жабры», – послышалось в голове.
– «Отец?» – вскричал мысленно Сева. Так-то он бы голосом закричал, но в тот момент находился под водой. Из-за стресса запустились не только жабры, но и телепатия.
– «Он самый. Приветствую тебя, сын».
Струя перестала хаотично метаться, прекратилась её убийственная пляска – вновь стала бить в одно место.
Однако появились новые трудности. Мало того, что с каждой секундой вода в бассейне становилась холоднее, так ещё и росло давление: быстро прибывающая вода уменьшала объём воздуха. Ведь воздух не улетучивался сквозь дыру, придавленный громадным давлением снаружи, а сжимался.
Кому повезло уцелеть и остаться в сознании – поплыли к эскалатору своим ходом. Но таких меньшинство. Большинство недвижно лежали в воде.
Сева вытащил ещё двоих. И ещё. Приноровился, процесс спасения шёл бодро. Нашёл, дотащил, сдал Акулине, раз-два.
Но тут возникла новая напасть – замер эскалатор: мотор захлебнулся водой. И Акулина принимала пострадавших уже с трудом, разметашись по ребристой поверхности, рискуя сорваться в воду. Оклемавшиеся ей помогали, конечно, но были слишком слабы, чтобы делать что-то существенное.
Холод доставал реально, вода уже была градусов двенадцать. «И плевать. Всех вытащу. Всех!»
Вода коснулась второго яруса, но взобраться напрямую не получилось: целый метр гладкого пластика. По-прежнему только по эскалатору. Да, не работающему, но идущему под углом – всё легче, чем по гладкой вертикальной стене.
Оставались последние – Ваня с Таней. И где они? На дне нет!
А вон же, забились в закуток между колоннами!
Когда Сева подплыл, Таня была без сознания, но дышала. Ваня вцепился в неё обеими руками. И держал. Мелкий – большую. Зубы стучат, губы синие. Ноги упираются в стены, идущие под углом. Раскорячился, и как только удерживался в таком скрюченном положении? А плавал он плохо, собачкой. А вода стала ещё холоднее, градусов восемь.
Сева попытался высвободить из его закаменелых рук девчонку – но не вышло. Свело спазмом! Что делать-то?
«Двоих сразу. Вон, за косы».
Он и поволок их двоих. За толстые Танечкины косы. Она ни на что не реагировала, но, молодец, дышала. Ваня помогал – отчаянно работал ногами.
Однако в этот раз никто их не встретил на эскалаторе.
Сева тёр и щипал руки Вани – и тот разжал ладони. Резко, неожиданно сам для себя. Сева не успел подхватить Танечку: слишком внезапно выскользнула и камнем пошла на дно, пришлось нырять, искать в мутной воде, тянуть обратно...
Поднял. Но она теперь не дышала – захлебнулась. Мальчишки вдвоём ухватили её под руки и потянулись втроём вверх по эскалатору. Тяжёлая. Полметра высоты осилили напряжением последних сил.
А на площадке… они все, и Акулина тоже, лежали вповалку – без сознания. Сева растерялся. А Ваня сразу принялся делать искусственное дыхание Танечке.
«С учительницы начни! По щекам бей!»
Акулина очнулась быстро. Кусая губы и щипая себя до крови, помогла Ване откачивать Танечку.
Потом они затаскивали тела в кар. Дети оказались не столь выносливыми: кто приходил в сознание – хватался за голову от боли и снова вырубался. Сказывалось повышенное – свыше двух атмосфер – давление и переохлаждение.
«Заводите и уезжайте! Быстро! Скоро вода зальёт шлюз!»
Это была последняя команда отца. Сразу после неё связь прервалась – это Сева почувствовал чётко.
Автоматика не работала, и Ваня завёл кар вручную. Сам сообразил, не пришлось дублировать команду отца. А Сева бы и не смог: язык не ворочался.
Кар впилился с чавканьем в шлюз. И выпилился в туннель. Уф, дети прокричали дружное «ура».
Но рано радовались.
Дальше кар ехать не мог. Пузырь, залитый водой больше, чем наполовину, стал тяжёлым и ушел вниз, потянув за собой туннель, а кар мог перемещаться лишь по горизонтальной поверхности. Однако имелся и положительный момент: шлюз сработал надёжно, протечек не дал, и давление теперь было в норме – одна атмосфера. Но холод по-прежнему мучил: они ж все без одежды, в одних мокрых купальниках.
– Севка, смотри – вертикально стоим! – просипел Ваня. – Это значит – что?
Загадки разгадывать Сева не мог в нынешнем полуобморочном состоянии. Лишь глаза вылупил – и что, мол?
– А то, что северный туннель обрубили… или перекусили. И мы повисли. Как бы и нас…
«Отец туда отвлёк, вот его и…»! – подумал Сева, сам не очень соображая, что имеет в виду.
Дети потихоньку приходили в себя, ведь давление больше не мучило, а воду из лёгких ещё раньше откачала ученикам Акулина. Все живые. Сбились в кружок, тело к телу – теплее и не так страшно. Сделали что могли, больше от них ничего не зависело.
Снаружи эмы предприняли какие-то бурные непонятные действия. Облепили снизу пузырь с аквапарком. Те самые «туристы», глазевшие на них ранее. Поначалу особого эффекта не наблюдалось: пузырь лишь слабо дёрнулся. Потом эмов прибавилось – подоспела помощь. Маленьких эмов – очевидно больше, чем больших: неподалёку располагался детский оздоровительный лагерь, вот всем составом они и приплыли. И навалились, толкая.
Потихоньку-полегоньку пузырь аквапарка всплывал. Вместе с ним выпрямлялся и туннель – вплоть до момента, когда вновь принял горизонтальное положение.
Главный эм, директор лагеря, махнул пассажирам кара: езжайте быстрее, мол. И Ваня повёл кар. А эмы держали ношу, и держали, держали… пока кар не доехал до места.
Как отсекали балласт, «чистые» уже не видели: далеко. Зато видели и слышали пузырьковые всполохи в течение всего «инцидента», как позже окрестили случившееся в аквапарке. Такие бывают от взрывов и выстрелов. Это подоспевшие спасатели-эмы отгоняли хищников, решивших пообедать посетителями аквапарка.
В лазарете.
Неделю от отца никакого отклика. Сева валялся на кровати мрачный, ни разговаривать ни с кем не хотел, ни жить вообще.
И тут неожиданно вечером перед сном он почувствовал – жив! Отец жив! Но слабый пока, телепатировать не мог. Послал ему лучи любви и поддержки. И впервые за неделю уснул нормальным сном, без удушающе горького надрыва с гнойным привкусом.
– Э-эй, ребёнок! Спишь? – разбудил его утром вопрос. Бодрое такое включение, не то что вчера, размытым дрожащим фоном.
– Отец… – нос сам собою хлюпнул, подступили слёзы.
– Ты как?
– Нормально, скоро выписывают.
– Скучаешь?
– Ты что! Мы ж тут всем классом! Весело! Мам не пускают, но учителя приходят – уроки проводят. А одна так вообще в соседней палате лежит.
– Акулина?
– Ага. Так-то она нормальная, но физикой реально достала…
– Так это ж хорошо!
– Не, перебор – к месту и не к месту суёт.
– Например?
– Вот вчера. О-очень нам будто интересно – больным, в лазарете! – и слушать, как организована добыча кислорода из воды. А позавчера – про подогрев пузырей! Ага, представляешь? Вот женщина. Фанатичка. А ты как? Я тут переволновался – нет и нет. Звал тебя, звал …
– Покорябало немного, был в отключке. Извини.
– Меч-рыба?
– Нет, с этой я справился. Её товарки, тигровые акулы.
– Так они же вроде не должны вместе… разные слишком!
– А вот. Новая реальность. Захочешь кушать – объединишься ещё и не в такие союзы. Вы не первые, нападения участились.
На мелководье еды больше не было – гамма-лучи убили жизнь. Выжившие обитали на глубинах от ста метров. Прежние цепочки питания не работали, возникали новые. Переселившийся в океан человек стал добычей. Особо лакомая еда походила на икринки – пряталась в пузырях. Но развивать эту тему сейчас – не имели желания ни отец, ни сын.
– А как ты смог-то, один? Там же эмы-дети в основном были?
– Так я спасатель, профессия такая. Оружие всегда со мной.
– А-а, вот про какие командировки говорила мать! Я-то думал, ты пастух… ну, пасёшь косяки какие-нибудь – тюленей, котиков, китов.
– Тоже неплохая работа.
– Отец, тебя наградят? Ведь это ж ты нас… пока другие спасатели не подоспели. Держал оборону.
В ответ раздались смешки, похожие на хрюканья.
– Нет? Но ты же – вон, пострадал, отбивая нас!
– Я допустил, не пресёк. А должен был. Отбивать – это уже вторично и само собой.
– Так откуда ж ты знал!
– Мог бы раньше сообразить. Сначала город над вами проплыл, за которым как раз та стая шла, но он был хорошо защищён, им не по зубам. Потом косяк рыб сквозь вас. Ну и обнаружили вас разведчики.
– Это ты про акул – разведчики?
– Про них. У тигровых – целая система наводки.
– А как же…
– Стоп. Не надо в ту сторону. Лучше скажи, как наградили тебя.
– Меня? За что?! Никто ничего не видел. Вот Ваня – да, отличился. Ему медаль, прям сюда приходили вручать.
– Хм-м… А училка твоя, Акулина? Она же видела!
– Та-ак, кстати. За молчание она попросила от тебя одну услугу.
– Не понял. Ты что, решил скрыть?
– Отец. Я хочу остаться здесь, в пузыре. А мутантам – нельзя. Потому мне нельзя светиться. Понятно?
– Понял. А чего так? Почему не к нам?
– Есть причина.
Отец различил фоном девочку-одуванчик. Но сын про неё не хотел говорить.
– Ладно. Хотя ты – уникальный. Эмы долго не могут на воздухе, а ты – запросто.
– Зато эмы запросто держат давление и переохлаждение! А я – нет, с трудом. Ни то ни сё, посерединке. Недочеловек-недоэм.
– Жёстко... Как тебя врачи ещё не раскусили!
– На снимке лёгкие у меня как лёгкие, чуть увеличены, никаких жабров нет. И потом, не до мальчиков. Всё внимание девочкам.
– Вроде слышу обиженные нотки?
– Нет. Это факт: женщин надо беречь. Нам, мужчинам.
– Сын, я горжусь тобой. Сам допёр, молодец. Так что за условие выставила Акулина?
– Ну, дебильное какое-то, если честно.
– Я внимательно слушаю.
– Хочет, чтобы ты познакомил её с твоими друзьями-спасателями. Организовал встречу. Ну, как-то можно же… через барокамеры. У одних компрессия, у других декомпрессия. Это её слова, не мои.
В ответ раздался гомерический хохот.
– Не понял, – удивился Сева, – это Да или Нет?
– Конечно, ДА. Ну хоть она тебя оценила.
Сева пожал плечами: странные взрослые. Никакой связи между дебильным условием и «она тебя оценила» мозг его не нашёл.