Имя автора будет опубликовано после подведения итогов конкурса.

Чарминар

1.

Время тянулось долго. Разговор не клеился, мы молча ждали на причале, рядом с которым покачивался всплывший «краб» – подводный аппарат-амфибия. Из открытого люка послышалось гуденье центрифуги. Потом все стихло.

Мы с Даней сидели на досках причала, свесив ноги, а Кан – директор «Драконовой фермы» – мерял причал шагами. Последняя неделя выдалась нелегкой для него. Шесть дней назад устье Анамура, где находилась «Драконова ферма», накрыло сильнейшим ураганом. В море возник смерч, он прошел вверх по руслу Анамура и распался в горах. Селевой поток снес мосты, перерезал коммуникации и разрушил фермерские строения. Несколько человек пропало. Но на этом бедствия не закончились. Вчера на подводных плантациях фермы появились черные лохмотья плесени. Китеж и Комман были готовы: людей эвакуировали, по периметру выставили беспилотное оцепление. Теперь дело было за экспертизой.

Пал вылезла из люка и молча начала сдирать перчатки с рук. Кан перестал ходить туда-сюда, мы с Даней поднялись. Пал закусила губу и показала нам экран фона. На диаграмме экспресс-анализатора было три красных столбика. Плесень выделяла дезоксиниваленол, он же DON, он же вомитоксин.

Кан отрывисто втянул в себя воздух. «Драконова ферма» была обречена. Вместе с черной плесенью сюда пришла смерть: невидимая, без цвета и запаха, скучная, медленная. И неотвратимая, как смерть от лучевой болезни.

– Грибок. Все тот же, – сказала Пал. – Какой-то штамм фузария, который приспособился жить в местной марикультуре. Жить, жрать ее и выделять весь подарочный набор микотоксинов.

Первые случаи заражения грибком зафиксировали в мае на марифермах экваториального пояса. В июне произошла первая после Голодного года вспышка септической ангины – зараженные продукты в обход Коммана попали на черный рынок. Лихорадка, язвы, кровотечение изо рта и носа, некроз. Несколько десятков смертей в течение первой недели. Тот же токсин, который забрал столько жизней в Голодный год. С грибком было невозможно бороться – он выживал при высоких температурах и его не брали фунгициды. Комман почти сразу ввел ограничения на поставки из мест потенциального заражения, еды стало не хватать. Паника, погромы продовольственных складов – кошмар Голодного года возвращался в новом обличье.

– Есть надежда? – спросил Кан.

– Нет. Ферме конец. Плантации нужно уничтожить. Если это не остановить – через пару месяцев вымрет все побережье.

– «Все дерева твои и плоды земли твоей погубит ржавчина», – мрачно резюмировал Даня.

– Бери вертолет, – сказал я, показав на маленькую площадку за куполом. – Нужна карта течений и ветров на эту неделю и дальше. Мы должны знать, как далеко все зайдет.

– Полетите на Вахту с Даней? – спросил я Кана. – Ваша консультация очень поможет.

Директор кивнул. Все равно это место было уже мертво. Кану будет легче, если его занять работой.

Когда мы остались вдвоем с Пал, я посмотрел на нее и, поколебавшись, спросил.

– Ты можешь взять пробы в «горячей» зоне Могильника?

Она озадаченно посмотрела на меня.

– Зачем? Мы и так знаем…

– Да. У нас есть твои пробы воды с контрольных биостанций Могильника. Но это не весь Могильник. Я хочу знать, как грибок чувствует себя в «горячей» воде.

– Это все твоя профдеформация, – улыбнулась Пал.

В Могильнике было брошено много судов с атомными двигателями – боевые корабли, гигантские атомоходы Пояса, большие рыболовные базы. Это делало разборку Могильника очень нетривиальной задачей. Зато мы получали топливо для бридеров Китежа, Вахты и окрестностей.

– Радиация не действует на этот грибок, – продолжила Пал. – На суше их находили даже в зонах отчуждения после атомных ударов.

Она внимательно посмотрела на меня.

– У тебя есть предчувствие?

Я пожал плечами.

– Тут все равно больше ничего не сделаешь, а мне вспомнилась старая история – и я хватаюсь за соломинку.

– Выкладывай.

2.

– За десять с половиной лет до Голодного года меня пригласили на собеседование. Работа была настолько секретной, что с меня взяли подписку о неразглашении еще до собеседования.

– Правительство?

– Нет. «Блэкфиш корп». Формально – исследовательское подразделение «Скайлайфа».

«Скайлайф» была биотехнологической корпорацией, которая до Голодного года продавала агробизнесу высокоурожайные сорта злаков.

– А реально?

– Думаю, они занимались чем-то вроде промышленного шпионажа.

– И чьи секреты они воровали?

Главным конкурентом «Ская» был «Парабиозис».

– Они не столько воровали секреты, сколько хотели взломать защиту от воровства «интеллектуальной собственности».

Пал покивала.

«Парабиозис», как и прочий биотех, продавал свои сорта злаков по завышенному ценнику, мотивируя это высокой урожайностью. Главной проблемой этих корпораций было то, что покупатель мог использовать собранный урожай в качестве семенного фонда. Это подрывало монополию. Какой смысл подписывать контракт с «Парабиозисом» и платить лицензионные отчисления с каждого урожая его сорта кукурузы, если можно после первой покупки выращивать этот сорт самому? Проблему пытались решить, используя «терминаторные» семена, урожай которых не мог дать второе поколение. Но это создавало трудности для корпорации, которая должна была выращивать семена сама, и не обеспечивало полную защиту.

Новая идея заключалась в том, что в продукт внедрялась «защита от контрафакта». Например, нужно было добавлять в удобрение определенный химикат – без него урожай сгнивал на корню. Легальный покупатель получал инструкции и химикат. Корпорации оставалось только сохранять в секрете состав химиката. Это был простой и достаточно легко взламываемый вариант. Но идея «зашла», и биотех принялся изобретать замысловатые и сложные способы. Секрет мог заключаться в удобрениях, в пестицидах для обработки поля, в обработке собранного зерна особым способом, даже во времени суток для посева. Биозащита от контрафакта стала прибыльным направлением в исследовательском бизнесе. А параллельно появился запрос на взлом и обход биозащиты.

Пал задумчиво почесала в затылке.

– Получается, «Блэкфиш» искал специалиста по ядерным технологиям, – предположила Пал. – Раз они пытались хантить тебя?

– Да. И я отказался. Это была авантюра, причем явно криминальная. Пока мы ждали результатов анализа, вспомнил про эту историю.

– Думаешь, Голодный год связан с «защитой от контрафакта»? «Парабиозис» вывел какой-то штамм грибка, который нужно было убивать, чтобы он не уничтожил урожай? Потом что-то пошло не так и грибок вырвался из-под контроля?

Я кивнул.

– А если им был нужен специалист твоего профиля, то грибок они убивали радиоактивностью? Например, облучали семена перед посевом?

Голодный год был вызван очень живучим и агрессивным штаммом фузария, погубившим урожаи самых распространенных злаков. Вместе со злаками погибло животноводство – скот было нечем кормить. Разразился голод. Правительства пытались переориентироваться на те культуры, которые уцелели, но еды не хватало. Люди сходили с ума, начинали есть зараженные продукты и умирали от септической ангины. Произошло несколько коротких кровопролитных конфликтов за еду.

И тут на выручку пришло море. Выяснилось, что грибок распространяется только на суше, а «урожаев» морепродуктов хватало для выживания. «Шельферы» быстро самоорганизовались, вокруг морских хозяйств возникло множество самопровозглашенных государств. Уцелевшие после войн государства и шельферы договорились и организовали Комман – комитет по распределению продовольствия. С началом поставок продовольствия ситуация постепенно пришла в норму. Начался бум марикультуры и морского фермерства.

– Не сходится, – сказала Пал после паузы. – Даже если допустить, что грибок, вызвавший Голодный год, был рукотворным. В самом начале Голодного года с ним пробовали бороться рентгеновскими лучами. Безрезультатно.

– А потом пробовали? – спросил я.

Пал покачала головой.

– Проблем хватало и без этого. Я ничего не читала про ядерные технологии в биологии в последнее время. Предположим, что твоя безумная гипотеза про намеренное заражение грибком мариферм – рабочая. По-твоему, штаммов было несколько? На разные случаи жизни, так сказать?

– Да. Один вызвал Голодный год, а морская, галофильная разновидность всплыла только сейчас. Перед закрытием «Парабиозис» интересовался марихозяйством, поэтому мог разрабатывать защиту и для них. Но пустить в дело не успел – а там знамя подобрали наследники в лице «Бионовы». Это в их духе. И в Коммане много чиновников оттуда.

«Бионова» возглавляла список корпораций биотеха, уцелевших после Голодного года. Перед самым Голодным годом они скупили все старые корпорации на корню – и теперь жили их наследием. Это были молодые игроки, которые стремились вернуться на продовольственный рынок. Они обвиняли шельферов в неэффективности и требовали от Коммана снять ограничения на использование своих технологий в марихозяйствах. Взамен они сулили «рывок в продовольственном снабжении». Грибок на марифермах давал биотеху козырь для давления на Комман. Начиная с первого случая септической ангины, представители биотеха трубили о возможном повторении Голодного года и требовали принять меры.

– Допустим, – продолжила Пал, – они решили загубить марихозяйство, чтобы вытеснить шельферов с рынка и задорого продать свои передовые технологии. Но этот грибок пришел из Могильника. Зачем биотеху заражать Могильник?

Я пожал плечами. Пал вздохнула.

– «Горячие» места Могильника мы проверим – реагентов достаточно. Но все это сильно отдает конспирологией.

У меня зажужжал фон. Звонил Грек.

Грек и его группа занимались тралением бухты Суда. Кто-то из местных фермеров сообщил о всплывших после шторма «альхабаарах». Так называли самонаводящиеся подводные дроны с ядерной начинкой. Все норовили обозовать их «аллахакбарами», хотя на самом деле название переводилось как «кальмар». Это были серые блины с красным предохранительным колпаком на взрывателе и арабской вязью черного цвета по ободу. Грек вторые сутки безрезультатно прочесывал окрестности бухты. То ли сбоила система обнаружения, то ли не там искали.

– Что стряслось? – спросил я. – Кто-то подорвался на «кальмаре»?

– Хуже. Комман вышел из спячки, – в голосе Грека не было ни капли веселья. – Из-за грибка в вашем районе.

– Слишком быстро, – растерянно сказал я и посмотрел на Пал. – Мы только отправили результаты анализа.

– Им было достаточно данных с биостанций Пал. Мне только что сообщили, что к вам отправили специального инспектора Питера «Тана» Танвара, – сказал Грек.

– Нам тут не до него. Мы разбираемся с грибком.

– Вот он тоже хочет разобраться.

– Наши друзья из «Бионовы» озаботились?

– Тоже так думаю.

– Что требуется от меня? Притопить этого инспектора где-нибудь у западного мыса и свалить все на непогоду? – мрачно пошутил я.

– Просто встреть его и покатай по Могильнику. У вас с Пал уже есть какие-то идеи?

– Ну… как сказать.

– Мне нужно выиграть время. Я бросаю траление. Пару часов – и я присоединюсь к вам. Инспектор обещал забрать тебя с фермы. А «краба» отгонит Пал.

– Забрать с фермы?

– У них «Хайрейдер» – тяжелый вертолет-амфибия.

3.

Насколько хватало взгляда, Могильник был усеян сотнями брошеных судов, стоящих на якоре. Раньше тут был живописный остров с прекрасными берегами. Даня, восстанавливавший Роттердамские портовые записи, рассказывал, что перед самым Голодным годом на утилизацию судов выделялись большие суммы, но кто-то решил сэкономить – и их стали бросать в местах, подобных этому. Дальше сработала «теория разбитых окон»: каждый раз, когда возникала необходимость похоронить еще одно судно, его отправляли на уже существующую свалку.

«Хайредер» пошел на снижение, и стали видны детали. Мы пролетели над площадкой разборки, где «крабы» разбирали сухогруз. В разных частях судна вспыхивали ослепительные «зайчики» лазерных резаков. Один из «крабов» начал пятиться по мелководью, таща за собой тросы. Огромная секция – раз в пять больше краба – отвалилась от борта и плюхнулась в воду, подняв волну.

Каждый раз я невольно сравнивал Могильник с судоразборочными площадками в Аланге, где я работал до Голодного года: коричневые воды, пропановые баллоны для газовых резаков, запах окалины и толпы истощенных работников в лохмотьях. Сейчас при разборке использовали лазерные резаки, части судов утаскивали «крабы», радиоактивные материалы утилизировались в бридерных реакторах, параллельно снабжая энергией фермы. В конце все вредные отходы аккумулировала и перерабатывала санитарная марикультура Пал. Тяжелые металлы фильтровались моллюсками, специально подобранные водоросли насыщали воду кислородом – Пал шутила, что вода Могильника был чище, чем на любом побережье до Голодного года.

Вертолет обогнул мыс и взял курс к Вахте – старому вертолетоносцу, посаженному на мель у юго-восточной части острова. На палубе уже стоял вертолет с «Драконовой фермы». «Хайрейдер» приземлился рядом.

Мы с инспектором Танваром выбрались из вертолета. За нами последовали два его зама. Микош и Дино были солидных габаритов и гораздо органичнее смотрелись бы со штурмовыми винтовками в руках, а не с планшетами. Кроме них, «Хайрейдер» привез еще десяток людей – и все они были такими же. Очень странный подбор персонала. Мне не позволили зайти в грузовой отсек, но я успел заметить там нечто округлое и тяжелое даже для «Хайредера». Еще я увидел краешек серго корпуса и черные надписи на нем.

Даня встречал нас на палубе вертолетоносца. Я представил их друг другу. Рабочее место Дани располагалось в верхней части надстройки, где мы расширили и доработали ходовую рубку.

– Ваш начальник упомянул, что у вас есть идеи, – сказал мне инспектор.

Я жестом пригласил его к большому столу-терминалу.

– Даня, покажи нам карты за неделю, – сказал я. – Начиная с момента, когда тут прошел циклон.

Даня уселся в кресло в задней части рубки – он оборудовал себе рабочее место в штурманской выгородке. Мы склонились над столом, показывавшим карту острова и Могильника вокруг него.

– Первые случаи зарегистрировали вот здесь, – я показал на бухту в восточной части острова.

– Здесь нет ферм? – казалось, инспектор слегка удивился.

– Могильник – это зона отчуждения. Тут вообще не ведется никакой хозяйственной деятельности.

– Тогда как вы определили, что тут появился грибок?

– Пал… Афина Владимировна работает с экспериментальными биофильтровальными системами. Поэтому в Могильнике есть несколько контрольных станций, которые регулярно берут пробы.

– И вы ничего не сделали, когда поняли, с чем имеете дело?

– Мы поставили в известность Китеж и Комман и усилили контроль на фермах. Когда грибок добрался до «Драконовой фермы», – я показал на побережье материка к северу от острова, – мы ее изолировали.

– Есть догадки, откуда грибок взялся в Могильнике?

– Даня, откати время до циклона. Вот. Посмотрите. Шесть дней назад со стороны южного Средиземноморья пришел циклон, – на столе последовательно сменялись метеокарты. – Весь регион накрыло ураганом. В Восточной бухте видели несколько смерчей.

Тан склонил голову, ожидая продолжения.

– Корабли в Могильнике в очень плохом состоянии. Такая буря может переворачивать и… э-э-э… сгребать суда вместе. Грибок мог попасть в воду после разрушения судна – или его груза. Со всеми вытекающими – в прямом смысле – последствиями.

– Но их же разгружали? – спросил инспектор. – Перед тем, как… бросить тут.

– В первое время разгружали, но перед Голодным годом могли бросить как есть.

Инспектор задумчиво смотрел на метеокарту.

– Если это – чей-то груз, – вслух подумал инспектор, – то по течениям мы можем рассчитать примерное место и «виновника».

– Есть несколько кандидатов, – сказал я.

Даня наложил на метеокарту карту Могильника. Тут были обозначения тех судов Могильника, которые мы опознали и каталогизировали, отметки, показывающие положение «крабов», и прочая рабочая информация.

– Мы исходили из того, что грибок вряд ли попал сюда на танкере, балкере или траулере. Наиболее вероятный вариант – это контейнеровоз. Подходящие суда расположены в этом районе, – я выделил на карте нужную область.

– Вы его уже обследовали?

– Нет. Не хватает людей. Сначала мы разбирали завалы после шторма. Потом нам сообщили про «кальмаров» в бухте Суда. Это потенциальные носители ядерных зарядов, поэтому на траление и поиск бросили всех, кого можно. Это везение, что к моменту обнаружения грибка тут хоть кто-то остался.

И что Пал с Даней смогли разобраться в происходящем, мысленно добавил я.

Инспектор задумчиво почесал подбородок. Потом достал планшет и что-то пролистал на нем. Мелькнула знакомая бело-желтая раскраска таблиц, инспектор поймал мой взгляд и приподнял планшет, чтобы закрыть экран от меня. Мы с Даней переглянулись. Я услышал, как он стучит клавиатурой. Даня снова посмотрел на меня – и на его лице появилось озадаченное выражение.

– Приближается ураган, – сказал он и поманил меня к себе. – Вот метеосводка с материковой станции.

Рабочая карта в том числе с метеосводками еще была на столе, но я понял, что Даня хочет что-то мне показать и подошел к нему. На экране были скриншоты с камеры над столом. Даня с его неуемным любопытством подсмотрел, что было на планшете инспектора. Разрешения камеры едва-едва хватало, но три изломанные голубые волны и синие буквы рядом было невозможно с чем-то спутать. Haven van Rotterdam. Порт Роттердам.

Даня со значеним посмотрел на меня. На планшете у инспектора были данные из базы Роттердама. Поскольку Грек и Даня, и тем более Китеж, не делились этой информацией ни с кем, эту информацию Танвар заполучил где-то еще. Скорее всего – из файлов «Бионовы», которая унаследовала их от «Парабиозиса». В этот момент у меня все сложилось. Инспектор привез сюда десяток головорезов и атомный дрон явно не для расследования.

Учитывая расклады – сейчас на Вахте были только я, Даня и директор фермы – выбор действий был небогатым. Я должен был лететь с ними.

Инспектор спрятал планшет и направился к нам. Даня одним движеним скрыл скриншоты. Когда Танвар увидел мониторы, те показывали увеличенный участок карты с воронкой циклона и кодовое сообщение материковой метеостанции.

– Вот что я думаю, – сказал инспектор. – Ваша гипотеза, верна она или нет, требует проверки. У нас есть вертолет – и мы можем проверить все варианты.

– Я хотел это предложить, – кивнул я. – Подходящих судов четыре: «Чарминар» у восточного берега, «Уэмура» в десяти километрах к северу от мыса, «Салар Юнг» и «Ватанабэ» в пяти километрах к северо-северо-востоку. С кого начнем?

Инспектор пожал плечами.

– «Чарминар» ближе всего, – сказал я.

На самом деле я был уверен, что источник грибка – это «Чарминар». Но инспектору не нужно было это знать.

– Даня, я заберу одного из «крабов» с разборки? Желательно поближе и чтобы у него был спредер.

Так называлось устройство для захвата контейнеров.

– Конечно, вот этот должен подойти идеально.

– Этот? – спросил я.

– Да, – кивнул Даня и вывел индентификатор «краба».

Я сосканировал идентификатор и вызвал «краба», отменив его задачу и направив его к «Чарминару».

– Зачем там «краб»? – спросил инспектор.

– «Чарминар» может перевозить восемнадцать тысяч контейнеров, а грузовых стрел на нем нет. Нам понадобится погрузчик. Кроме того, нужно торопиться – ураган на подходе. А еще нам понадобятся инструменты.

Я прошел за загородку и достал бинокли, несколько сигнальных дымовых шашек с оранжевым дымом, пенал с инструментами, детектор беспроводных чипов, планшет-считыватель и все коммуникаторы, которые не забрал Грек. Упаковал все в рюкзак и вернулся в рубку.

– Кстати, Даня.

– Да?

– Не в службу, а в дружбу. Передай Пал, что я видел человека, у которого та штука, которую Грек потерял два дня назад.

4.

«Чарминар» посадили на мель носом к берегу. Похоже, его специально привели сюда еще до появления Могильника и даже не подумали разгрузить. После урагана корма контейнеровоза сдвинулась с места, и теперь «Чарминар» накренило и развернуло под углом к берегу. Контейнеровоз был загружен полностью. В передней части судна над контейнерами возвышалась надстройка с жилыми помещениями и ходовой рубкой, в задней – машинное отделение с двумя трубами. В носовой части крепления не выдержали, стеки контейнеров рассыпались, как книги на слишком свободной полке, несколько контейнеров смяли правый борт рядом с надстройкой и вывалились в воду.

«Хайрейдер» сделал круг над контейнеровозом. В сотне метров севернее начиналась широкая и неглубокая – всего несколько метров – песчаная отмель, усыпанная скалистыми островками. Пилот выбрал свободное от скал место на отмели, поскольку на ней было удобно бросить якорь, и приводнился. Контейнеровоз огромной стеной возвышался над нами, закрывая горизонт. «Краб» уже был здесь. Я достал фон и включил маяк, чтобы он мог нас найти. «Краб» доплыл до отмели и начал карабкаться на нее. Тяжело переваливаясь и увязая в песке, он заковылял к мерно покачивающемуся на поплавках вертолету. «Краб» был примерно вдвое больше вертолета, с него ручьями стекала вода.

Я вышел на поплавок и дождался, когда «краб» развернется спиной.

– Что вы собираетесь делать? – спросил Танвар.

– Рутинный осмотр согласно инструкциям, – сказал я, перепрыгивая на наклонную спину «краба» и карабкаясь по выступам к люку.

Инспектор кивнул заму и еще кому-то из сопровождающих. Те прыгнули за мной. Они не доверяли мне и в общем-то правильно делали. Я чувствовал, как головорезы инспектора переглядываются у меня за спиной.

– С каких это пор шельферы следуют инструкциям? – спросил инспектор, запрыгивая на «краба» следом за нами.

– Я не шельфер – я техник. Работа с атомными материалами, знаете ли, спобствует осторожности.

Я подключил свой фон к ретранслятору «краба» и вошел в общую сеть. Потом прогнал базовые тесты на оборудовании «краба» – пусть видят, что я занимаюсь делом.

«Крабы» были результатом доработки минисубмарин, популярных у исследователей и марифермеров. Постепенно субмарины увеличивались в размерах, потом получили микрореакторные блоки, что сильно расширило их автономность и мощность. Потом кто-то догадался снабдить их манипуляторами. Оказалось, что манипуляторы отлично заменяют шасси. Так получился «краб» – автономный подводный, надводный и наземный аппарат. Для марифермеров он был такой же рабочей лошадкой, как трактор для аграриев.

– Как мы попадем на контейнеровоз?

– Поедем верхом. В кабине мы все не поместимся, но на спине места хватит, – я показал на поручни по периметру «краба». – Сначала мы с вами, потом следующая партия. Пусть все возьмут фонари.

– Слышали? – Танвар кивком приказал своим людям действовать.

Мы доплыли до кормы «Чарминара», где «крабу» было удобно карабкаться, сохраняя свой груз в относительном равновесии. Манипуляторы «краба» хорошо подходили для лазанья. Пока он лез, нам пришлось цепляться за поручни. Потом «краб» выбрался на палубу и, ступая по разбросанным контейнерам, двинулся к жилой надстройке. Когда он высадил нас, я отправил «краба» за следующей партией.

– У вас есть какие-то средства связи? – спросил я Танвара, когда «краб» доставил на место всех.

Было похоже, что люди инспектора не знали, как устроен контейнеровоз и не понимали, что делать. Сойдя с «краба», они растерянно озирались и цеплялись за чехлы, в которых явно лежало оружие.

Инспектор озадаченно посмотрел на меня. Я достал из сумки коммуникаторы. Это была простая симплексная модель, которая в каждый момент времени позволяла работать либо на прием, либо на передачу. Один коммуникатор я оставил себе, остальные отдал инспектору.

– Нужно провести общий осмотр судна, понять, в каком состоянии проходы, есть ли повреждения, поступает ли вода и так далее. Начнем с носовой части, – сказал я. – Разделите людей на группы, снабдите их связью. Пусть пройдут по проходам вдоль бортов от надстройки к носу. Контейнеры по правому борту сорвало с креплений, и тоннелям наверняка досталось, но проходы по левому борту должны быть чистыми.

Разобрав коммуникаторы, люди инспектора продолжали топтаться.

– За надстройкой, – я показал направление, – есть две лестницы – к правому и левому проходу. Спускайтесь по ним и идите вдоль бортов. Если упретесь в препятствие или завал – свяжитесь с нами через коммуникатор.

– Новички, – несколько натянуто сказал инспектор. – Только-только в управлении.

– А мы посмотрим, что можно найти на мостике, – я показал на лестницу, ведущую к надстройке.

Ходовой мостик был полностью закрытым и занимал верхнюю часть надстройки. Туда вели две двери с иллюминаторами. Одна намертво заклинена – пришлось воспользоваться второй. По сравнению с мостиками старых атомоходов и панамаксов, здесь было тесно. «Чарминар» строили так, чтобы им могла управлять маленькая команда, и это сказывалось на всем. По центру располагался пульт с двумя креслами на подвижных рельсах. Штурманской выгородки не было. Кроме пульта и основных навигационных приборов тут была разве что полка с документацией и кофеварка у входа.

В иллюминаторах было несколько дырок с разбегавшимися от них трещинами. На пульте была раскурочена рация и АИС – блок, подававший сигналы о местонахождении судна. На полу валялись гильзы, а стены за креслами были в бурых пятнах. Похоже, «Чарминар» оказался у этого берега совсем не случайно.

Стоять было сложно из-за наклонного пола. Я смахнул грязь с пульта. Зазвенели попавшие под руку гильзы. Положил сумку рядом со штурвалом и повернулся к инспектору и заму.

– Карты на стол, – сказал я. – Вы собираетесь меня убить, а потом взорвать «кальмар», который привезли с собой, чтобы уничтожить все улики.

5.

Инспектор и зам переглянулись. Инспектор положил руку на кобуру со «Штогер-Силахом».

– И вы сейчас расскажете, почему этого не нужно делать? – холодно спросил Танвар.

Я пожал плечами.

– Тут, – я показал пальцем на контейнеры, – восемнадцать тысяч двадцатифутовок. Там, – я показал на горизонт, где скапливались тучи, – второй ураган – брат предыдущего. Без меня вы ни черта не найдете. Ваши мальчики не отличат киль от клотика. Будете долго искать нужные вам контейнеры, еще дольше их перегружать. А потом все накроет штормом – и вам всем конец. Вам нужна эта машинка, – я ткнул вниз, туда, где на палубе стоял «краб». – И я.

– И зачем же, по-вашему, нам понадобился какой-то контейнер? – спросил инспектор, склонив голову.

– Думаю, что вы работаете на «Бионову». И что контейнер, из которого в море попал грибок – ваш. Или может привести к вам. Вы хотите замести следы и свалить все на неудачное разминирование «кальмара».

– Что может связывать «Бионову» со старым брошенным контейнеровозом?

– Перед самым Голодным годом молодая «Бионова» купила разорившийся «Парабиозис» и вывезла его оборудование в Австралию, – ответил я. – По дороге часть груза потерялась – в том числе контейнер со штаммом грибка, который может заражать марифермы. Все это время он лежал здесь, в Могильнике. Из-за шторма грибок попал в воду и добрался до ферм в Анамуре. По результатам анализов это тот же штамм, которым заразились фермерские хозяйства шельферов в экваториальном поясе. Когда распутается вся эта цепочка, станет ясно, что грибок – и Голодный год – был порождением «Парабиозиса», а теперь его использует «Бионова».

– Что мешает нам подорвать «кальмар» прямо сейчас и закончить историю? – «вместе с вами» не прозвучало, но подразумевалось.

Я ухмыльнулся.

– Не факт, что нужный груз именно на «Чарминаре». У вас есть еще три варианта: «Уэмура», «Салар Юнг» и «Ватанабэ». Будет глупо, если вы подорвете «Чарминар», а следы выведут к другому судну. Так что – удачи.

Я подождал, пока они переварят эту мысль.

– А еще я думаю, что этот контейнер интересует вас и сам по себе. Надеетесь найти намеки на противоядие? Исходный грибок был чувствителен к гамма-излучению, верно?

Инспектор кивнул. О том, что морской вариант грибка тоже может мутировать, они явно не задумывались.

– Чего вы хотите?

– Свою долю. Мне до смерти, – я провел рукой по горлу, – до смерти надоело копаться в ржавчине и радиоактивном мусоре.

Инспектор и зам переглянулись.

– Я мог бы сдать вас в любой момент – пока мы были на Вахте или даже раньше.

– Вот так уж и в любой момент? – усмехнулся инспектор.

– Одного «кальмара» было бы достаточно, чтобы упечь вас на много лет.

– И что теперь?

– Сколько контейнеров вы ищете?

– Их должно быть три.

– Я помогу вам их найти. Один – на мой выбор – заберу с собой и спрячу в Могильнике. Остальные загрузите в вертолет. Потом я уплыву на «крабе», а вы подорвете «кальмара». Когда будете готовы платить – я назову вам счет и орбитальный банк. После оплаты – дам координаты контейнера.

– По рукам, – сказал инспектор. – Только боюсь, что мы ничего не выигрываем от этой сделки. Как вы сказали – тут восемнадцать тысяч контейнеров.

– Посмотрим, – сказал я, раскладывая содержимое сумки. – Берите бинокли.

Их лица ничего не выражали, но смена настроения прямо таки ощущалась в воздухе. Инспектор и зам радовались, что нашли простака, который поверил, что его оставят в живых и даже заплатят.

6.

Я вскрыл центральный пульт в поисках накопителей с данными. Пульт, понятное дело, не работал, но он был не нужен – специально для такого случая я захватил считыватель и планшет. Твердотельные накопители были на месте и выглядели неповрежденными.

– Как продвигаются группы? – спросил я, вставляя накопители в считыватель.

Инспектор сказал пару фраз в коммуникатор.

– Правый борт к носу блокирован, как вы и сказали. Они ищут обходной путь.

– Они заблудятся. Вода в проходах есть?

– Вроде нет.

– Верните их – пусть пройдут по внутренним проходам до кормы. Мне нужно понять, что происходит во внутренних помещениях.

Инспектор кивнул и начал отдавать команды через коммуникатор.

На накопителях было много разной информации, но меня интересовал бортовой журнал и особенно планы загрузки.

– Что нам это даст? – спросил инспектор, разглядывая диаграммы грузовых планов.

– Все еще хотите поискать самостоятельно? – улыбнулся я им двоим.

Планы загруженного судна выглядели так, словно контейнеровоз от носа к корме нарезали ломтиками по одному контейнеру толщиной, а потом эти ломтики плашмя разложили на плоскости. На плане каждого ломтика – «бэя» или отсека – контейнеры изображались, как клетки с разными пометками. Все вместе это напоминало шахматную партию на сорока – по числу отсеков – диковинных шахматных досках разного размера. И таких партий было семь – по числу портов, куда заходил «Чарминар»: Роттердам, Лейшойнш, Лиссабон, Танжер, Валенсия, Мальта, Мерсин. В каждом порту что-то выгружалось, что-то загружалось, контейнеры меняли место на судне.

– «Чарминар» шел из Роттердама, – я открыл рядом судовой журнал. – Вот. Последний рейс: Роттердам – Мельбурн. Контейнеры погрузили в Роттердаме?

– Вы же вызвались определить все сами, – ехидно сказал инспектор.

– Ладно. Если то, что мы ищем, везли легально, то грузу должны были присвоить класс опасности 6.2 – биологически опасные матералы. Посмотрим… В Роттердаме такого не грузили.

Я отфильтровал журнал по грузам.

– Лейшойнш – ничего… Вот. Лиссабон и Танжер. Но они были выгружены в Мальте, поэтому нас не интересуют. Для такого большого контейнеровоза как-то много заходов. Ага!

Инспектор и зам напряглись.

– Три контейнера. Класс 6.2, категория B. Похоже, правда? Международный порт Мерсин – последний, о котором есть записи в судовом журнале. Судя по грузовому документу, эти контейнеры грузили в спешке. Они не тяжелые, поэтому их просто закрепили на верхнем стеке, и пошли дальше. И по дороге что-то произошло.

Я показал на дырки от пуль.

– Кто-то решил, что судну совсем не обязательно идти в Суэц, вывел из строя АИС и связь и привел его сюда. Зачем? Собирался разгружать позже? На «Чарминаре» нет своих стрел, поэтому нужно дополнительное судно. Может, наш неизвестный просто решил оставить судно до лучших времен?

– А если бы контейнеры не промаркировали? – спросил зам.

– Тогда я бы зашел с другой стороны. Груз попал в воду, а пробоин в корпусе нет. Следовательно, грибок был в каких-то из «просыпавшихся» за борт контейнеров. Их места можно определить по последнему грузовому плану. Еще я знаю, что искомые три контейнера были погружены в одном порту. Это еще больше сужает область поиска, – я показал им планшет. – Нам нужны контейнеры на местах 232188 и 232190. Третий контейнер был на месте 232192, а сейчас – за бортом.

Зам непонимающе посмотрел на меня.

– Я пошлю туда «краба», – сказал я, доставая фон.

Внизу «краб» поднялся и двинулся в сторону носовой части, осторожно ступая по контейнерам.

– Хотите посмотреть на контейнеры в бинокли? Видите вон тот разваленный стек? – я показал направление. – Два красных контейнера.

Инспектор и зам были похожи на рыбаков, у которых наконец начало клевать. Танвар схватился за коммуникатор с явным намерением послать туда своих людей, но я остановил его.

– Вы их запутаете, – сказал я. – Пусть все просто идут на нос. Я поднимусь на навигационный мостик на крыше и проконтролирую их и «краба» сверху.

Танвар кивнул, и они с замом снова взялись за бинокли.

Я дошел до выхода, на ходу копаясь в рюкзаке. У выхода я остановился и, достав дымовые шашки, выдернул чеки и аккуратно поставил шашки на полку с кофеваркой. Закрыв за собой дверь, я достал из рюкзака гаечный ключ и вставил его так, чтобы он заблокировал ручку. Зажал пальцами тангенту на коммуникаторе и защелкнул ее специальной защелкой в этом положении.

Секунду за дверью было тихо, а потом сработали дымовые шашки, извергая оранжевый дым. Раздались приглушенные гневные вопли. Мостик быстро заволокло плотным и непрозрачным дымом. Я бросил коммуникатор с заблокированной тангентой в рюкзак. Коммуникаторы симплексные, а значит, пока я не разблокирую свой, никто не сможет переключиться на передачу.

За дверью что-то загрохотало, кажется, кто-то упал. Они так или иначе выберутся, но это займет время. Головорезы инспектора сейчас должны были застрять без связи во внутренних проходах на полпути от кормы. На то, чтобы разобраться в обстановке, у них тоже уйдет время.

Вертолет все так же покачивался на мелководье. Пилоты скучали в кабине. Я достал фон и на ходу набрал несколько команд «крабу». Тот развернулся, цапнул ближайший контейнер и сиганул с ним в воду. Плюх получился громким.

Я сбежал вниз по внешнему трапу надстройки. Пилоты ошарашенно смотрели на резво плывущего к вертолету «краба» с контейнером в манипуляторах. «Краб» вскарабкался на отмель. Оба пилота высунулись из сдвижной двери, один держал в руках автомат, второй – рацию. Увязая в песке и выставив перед собой контейнер, «краб» ковылял к вертолету по мелководью.

Над головой раздалась очередь – и стекло мостика со звоном разлетелось. Я невольно оглянулся, но увидел только выплывающие оттуда клубы дыма. Инспектор не стал кричать – он просто выпустил в воздух еще одну очередь из автомата. Пилоты истолковали сигнал правильно – и открыли огонь по наступавшему на них «крабу». Он, не замедляя хода, добрался до вертолета и с грохотом обрушил контейнер на хвост. Нос вертолета задрался в воздух, пилоты вывались наружу. «Краб» продолжал крушить хвост. Пилоты не пытались его остановить, а вплавь направились к контейнеровозу.

Откуда-то со стороны машинного отделения донеслись крики. Похоже, подчиненные Танвара сориентировались быстро. Прогрохотала очередь, я услышал, как разбилось стекло кабины «краба». Через мгновение по нему били уже из нескольких стволов.

Пока все внимание было сосредоточено на «крабе», я прыгнул в воду, прижав рюкзак к груди. Вынырнул, отплевался, сделал вдох и снова нырнул. Под водой не было слышно стрельбы, зато был слышен скрежет и гулкие удары – «краб» продолжал мерно молотить контейнером по хвосту многострадального «Хайрейдера».

Меня заметили только тогда, когда я был уже рядом с вертолетом. Я услышал крики, нырнул и тут же увидел дорожки пузырьков от входящих в воду пуль. Поднырнув под вертолет, я всплыл так, чтобы фюзеляж закрывал меня от стрелков на «Чарминаре», и вскарабкался на поплавок. «Хайрейдер» был наполовину погружен в воду, через раскуроченный хвост внутрь поступала вода. Сложно было сказать, сколько вертолет продержится на плаву.

Я достал фон. «Краб» остановился, потом развернулся и, хромая, боком двинулся вдоль вертолета, выставив перед собой контейнер. По нему продолжали отчаянно стрелять. Два манипулятора заклинило, по фону ползли аварийные сообщения, но «краб» был все еще на ходу. Он дошел до нужной точки и грузно опустился, закрыв вертолет собой и контейнером.

Я сдвинул дверь и забрался в вертолет. Над головой брызнул осколками стекла иллюминатор, пули распороли пилотское кресло. Я на четвереньках пополз в грузовой отсек. «Кальмар» был наполовину в воде. Его взрыватель управлялся дистанционно, и я не хотел оставить инспектору ни единого шанса. Достав инструменты, я приступил к делу. Я мог обезвредить «альхабаар» даже под водой, ныряя на задержке дыхания. В этот раз хватило трех минут. Когда я покончил с детонатором, то понял, что наступила тишина. Осторожно добрался до блистера, выглянул наружу и увидел, что к вертолету плывет несколько человек.

Я начал прикидывать, как покинуть тонущий «Хайрейдер», и тут ощутил болезненный удар по барабанным перепонкам и резкую тошноту. Инфразвук!

– БРОСИТЬ ОРУЖИЕ! – прогрохотало снаружи. Я узнал голос Кана. – ИНАЧЕ ВКЛЮЧИМ ПОЛНУЮ МОЩНОСТЬ! БРОСИТЬ ОРУЖИЕ!

Выглянув, я увидел «крабов» вокруг «Чарминара» и субмарину с «Драконовой фермы» с выдвинутым инфразвуковым излучателем – обычно с его помощью отпугивали с подводных плантаций незваных гостей.

С «Чарминара» прозвучало несколько одиночных выстрелов. Затем стрелки скорчились и попадали на палубу. Я находился в стороне – и все равно меня едва не вывернуло наизнанку от инфразвуковой волны.

7.

Шторм еще не начался по-настоящему, но в надвигавшихся серо-черных тучах бесшумно сверкали молнии.

Кан порывался отвезти меня на вертолете в ближайший лазарет, но я воспротивился. Мы сошлись на том, что он снабдил меня одеялом и привез на «Драконову ферму». В бытовке у причала организовалось что-то вроде стихийного штаба. Я разжился огромной кружкой горячего чая, Даня смотался на Вахту и привез сухую одежду. Пал забрала свободного «краба» и отправилась по «горячим местам» Могильника проверять теорию про действие радиоактивности на грибок.

Вернулся Грек, который сначала вылавливал едва не утонувших боевиков, потом руководил погрузкой контейнеров «Чарминара», а после этого по очереди отчитывался руководству Могильника, Китежу и Комману.

– Комман отреагировал? – с интересом спросил Даня.

– О, да, – Грек опустился рядом с нами. – Как только они разобрались в происходящем, собрали всех по видеосвязи. Как ни странно, координатор был счастлив. Юристы «Бионовы» проели ему плешь, печенку и двенадцатиперстную кишку, рассказывая, как у нас все плохо с безопасностью. А тут – такая история. С документами, признанием под запись и тремя контейнерами доказательств. Блюдца с голубой каемочкой не хватает, но за ним дело не станет.

– С контейнерами разобрались? – спросил я.

– Только начали.

– Что случилось на «Чарминаре»?

Грек пожал плечами.

– Скорее всего, когда «Бионова» начала вывозить лаборатории «Парабиозиса», кто-то третий решил перехватить их по дороге.

– А потом ему что-то помешало?

– Непонятно. В самом начале Голодного года много всякого творилось в этих водах. Нападение вообще могло быть не связано с грузом «Парабиозиса».

К причалу подошла субмарина. К нашей компании присоединились фермеры Кана, передавшие инспектора и его подручных дальше по инстанции.

– Может, наш инспектор Танвар что-то прояснит. Кстати, он действительно настоящий инспектор Коммана?

– Самый что ни на есть. Но, понятное дело, работающий не только и не столько на Комман. Когда вы с Пал прислали первые анализы из Могильника, он понял, что это не «их» грибок, и заподозрил, что всплыл пропавший груз «Парабиозиса».

– И помчался заметать следы, – сказал Даня. – Остальное мы знаем.

– Кстати, как ты их вычислил? – спросил Грек.

– Да все было очевидно с самого начала: необычная прыткость Коммана, орава отличников боевой и физической подготовки в вертолете, документы из Роттердама, которые могли быть только у человека, работавшего на «Бионову». И на закуску – «кальмар».

– Который они, скорее всего, увели у меня из-под носа, – поморщился Грек.

– Мог бы сразу обо всем сказать, – обиженно посмотрел на меня Даня. – Если догадался еще на Вахте.

– Я тебе и сказал.

– Нет, я имею в виду…

– Конечно, конечно. Взять инспектора за грудки и заорать «Игра окончена!“. У него в вертолете был десяток вооруженных головорезов и «кальмар».

– И поэтому ты решил полететь с ними на «Чарминар»? – спросил Грек.

– Я рассчитывал, что они так или иначе дадут мне возможность что-то придумать, а вы тем временем соберете подмогу.

По навесу забарабанили первые капли дождя. Поднялся ветер.

– Так и получилось, – согласился Даня.

– Даня связался со мной, как только взлетел «Хайрейдер», – Грек покачал головой. – Надо было слышать, как он вопил! Он бы и сам поплыл следом – но Пал его отговорила. Они с директором подняли всех окрестных шельферов. Кан сам прилетел за мной на вертолете. А потом от тебя по сети «крабов» начал идти сигнал и мы все слышали в прямом эфире.

– Запись получилась?

– Получилась. Танвара чуть кондратий не хватил, – ухмыльнулся Грек, – когда я начал прокручивать весь ваш разговор.

– Ну, да. Они знают, что в этих краях почти нет связи, но не сообразили, что у «крабов» своя сеть и мощные передатчики.

– Ты, конечно, – Грек замялся, подбирая слова. – В общем в какой-то момент я начал думать о том, не мало ли мы тебе платим.

– Подумайте еще, – улыбнулся я. – А то подхвачу еще двух-трех авантюристов и того этого.

Дождь полил сильнее.

– Пал возвращается, – сказал кто-то из фермеров.

Мы увидели «краба», подходящего к причалу. Все замолчали.

«Краб» еще не успел причалить, а люк уже открылся и Пал выскочила под ливень, размахивая фоном с результатами анализа. До нас донесся ее торжествующий вопль.

– Похоже, ферму еще рано закрывать, – констатировал Грек.