Я остаюсь

 

Тур терпеть не мог дежурить на вокзале. Зал ожидания, некогда огромный и роскошный, в два света, с колоннами и лепниной, теперь был сплющен низким фальшпотолком и разгорожен на несколько проходов, длинных и сумрачных, как крысиные норы. В каждой из нор светилось лишь окошко инспектора. Его тусклый свет отражался на композитных доспехах Тура и его товарищей, застывших у стены напротив. Чёрные и неподвижные, с опущенными тонированными забралами, гвардейцы напоминали не то латы рыцарей в полутьме средневекового замка, не то пауков, затаившихся в тёмном углу. Тур стоял на левом фланге, в резерве. На правом фланге стоял Грач, а между ними неподвижными статуями замерли Вепрь и Конь.

Щёлкнул замок, шоркнула по полу вращающаяся дверь. На миг с привокзальной площади ворвались свежий воздух, солнечный свет, гомон, крики и ругань, но дверь завершила движение, и лязг замка вернул сумрак и покой.

Мужчина средних лет, несуразный и мягкотелый, оказавшийся после яркого света в полумраке вестибюля, растерянно озирался, беспомощно моргая за толстыми линзами очков. Инспектор кашлянул. Посетитель обернулся на звук, заметил окошко и шагнул к нему.

— Пропуск, — устало произнёс инспектор.

Мужчина суетливо зашарил по карманам старомодного длиннополого плаща, потом, хлопнув себя ладонью по лбу, взгромоздил на полочку потёртый на углах кожаный портфель. Долго не мог справиться с замками, и наконец дрожащей рукой сунул в окошко серый картонный прямоугольник.

Инспектор несколько секунд разглядывал его под разными углами, затем сунул под ультрафиолетовую лампу и вернул обратно со словами: «Недействителен».

— Не может быть! — фальшиво воскликнул посетитель. — Мне выдали его в институте! На кафедре! Я ведущий специалист по обогащению руд! Я сегодня же должен быть там! Меня ждут!

Инспектор сделал едва уловимое движение рукой под столом — над окошком вспыхнула красная лампа и зазвучал зуммер.

Вепрь и Конь синхронно сделали шаг вперёд и взяли очкарика под руки. Тот едва успел подхватить свой нелепый портфель, как его, брыкавшегося и продолжавшего вопить, потащили к неприметной двери. Створки плавно разъехались, пропуская охрану с нарушителем, и сомкнулись за их спинами. Крики стихли.

Тур и Грач сделали приставной шаг и заняли место ушедших.

Щёлкнул замок, дверь провернулась и выплюнула в вестибюль испуганную худенькую женщину в стареньком сером пальто. На руках она держала девочку лет трёх-четырёх.

«Чёрт, только не это», — подумал Тур, украдкой разглядывая их из-под забрала. — «Почему именно я?» Он мгновенно понял, что у женщины не было пропуска. По сквозившей от неё безысходности, по испуганным глазам, по тому, как она прижимала к себе ребёнка.

— Понимаете, — кинулась женщина к окошку, — муж прошёл, а мы остались.

— Пропуск, — сказал инспектор тусклым голосом, глядя в стол.

— Наши пропуска у мужа, понимаете? Он прошёл, а мы немного задержались, и вот… Но он должен встретить нас на перроне, понимаете?

— Пропуск.

— Пропусти-и-ите-е-е-е! — завыла женщина. Её ноги подкосились, и она рухнула на колени.

Вспыхнула красная лампа, дрязгнул зуммер. Тур и Грач шагнули вперёд, подхватили её подмышки и рывком подняли на ноги. Тур попытался забрать ребёнка, но женщина вцепилась в девочку с неожиданной для её худобы силой. Пришлось провести болевой приём. Только после этого хватка ослабла, и Тур смог подхватить девочку левой рукой. Та мгновенно вцепилась в его шлем, и перед глазами Тура качнулся металлический браслет с каким-то дурацким зайчиком. Они миновали двери в стене, поднялись на два лестничных пролёта, и вышли в длинный коридор, окрашенный в успокаивающий светло-салатовый цвет и освещённый холодным пунктиром ламп дневного света. Навстречу шли Вепрь с Конём, уже успевшие избавиться от своего учёного клиента. Женщина была лёгкой, почти невесомой, но билась и кричала изо всех сил. Девочка напротив молчала, и только переводила полные ужаса глазёнки с Тура на мать и обратно. И была тяжёлая, как гиря. У Тура почти отнялась рука, пока они дошли до ворот.

Грач свободной рукой нажал кнопку, и створки, скрипя, разъехались в разные стороны. В глаза ударил яркий свет. Под ногами лежала привокзальная площадь, полная народу. Редкая вдали, толпа уплотнялась ближе к зданию вокзала, и у дверей превращалась в сплошной монолит спрессованных людей, которые едва могли дышать. Над площадью витали озлобленность и безысходность, страх и надежда. Взгляд Тура невольно остановился на очень бледном лице молодой женщины шагах в двадцати. Ей было плохо, и она стояла на ногах только потому, что падать было некуда. Вдруг её глаза закатились, и она медленно ушла вниз, точно утопленник в воду. Толпа сомкнулась над ней, и через секунду трудно было поверить, что на этом месте только что кто-то стоял. Чуть подальше, где ещё можно было дышать и ругаться, вспыхнула перебранка. Но до драки не дошло: негде было развернуться. Вдалеке, где толпа была не очень плотной, и можно было пройти, мелькали лазурные балахоны Пророков то ли Высокой Воды, то ли Последней Волны — хрен их разберёт, Тур не помнил. Вербовщики. Ловцы отчаявшихся душ. Тур презирал их, но если кому-то от их веры станет легче — на здоровье. Бог им судья.

Тур посмотрел вниз, на толстый мат, заваленный объедками, пластиковыми стаканчиками, засаленными газетами и прочим мусором. До недавних пор мусор убирали, теперь всем было на всё плевать, мир катился к чёрту. Ещё несколько дней назад в них с Грачом полетел бы град камней и проклятий. Но сейчас никто даже головы не повернул в их сторону. Люди выгорели. Даже на ненависть сил у них уже не осталось.

— Её заберите, — лихорадочно запричитала женщина, вцепившись Туру в правую руку. — Не надо меня. Спасите дочку! Умоля-я-я-яю-ю-ю!.. — кричала она, уже падая вниз, на мат.

Тур бережно опустил девочку на край и мягко подтолкнул. Двери закрылись с невыносимым скрежетом, и всё же Тур успел увидеть, как девочка, слишком лёгкая для того, чтобы сразу погрузиться в мат, отскочила от него и прилетела ножками матери точно в живот.

— Собачья работа, — процедил Тур, и его кадык дёрнулся вверх-вниз.

— Собачья работа — это отмывать мясо и кровь с локомотивов, — буркнул Грач. — А у нас тут, считай, курорт.

 

***

 

В караульном помещении стоял тяжёлый запах застарелого мужского пота, испортившихся рыбных консервов, спиртного и тоски. Вепрь сидел сгорбившись и уставившись в одну точку, с куском чёрного хлеба в левой руке и со стаканом в правой; Грач вяло ковырялся вилкой в банке тушёнки; Тур лежал на тахте, прикрыв глаза; Конь, самый молодой из всех, сидел прямо, нервно барабанил пальцами по столу и косился на тихо бормочущий в углу старенький телевизор. На подслеповатом экране мелькали кадры озверевших толп, громящих магазины. На несколько секунд возникло изображение миловидной профессионально-встревоженной дикторши, экран мигнул и показал бесконечный караван людей, бредущих вдоль железной дороги.

— Ну куда их всех несёт, ну куда?! — не выдержал Конь. — Ведь не пустят их в Цитадель. Неужели они не понимают? На них еду не запасали.

— Понимают, наверное, — вяло отозвался Грач. — А что им остаётся? Сидеть, сложа руки, и ждать смерти? Так хоть какая-то надежда…

— Надежда… Половину из них намотает на колёса поездов на мостах и в тоннелях. А остальные замёрзнут на перевалах.

— Это да.

— А помните как всем весело было двадцать лет назад? — спросил Вепрь, продолжая смотреть в стол.

— Это когда астрономы только-только обнаружили планетоид? Помню, конечно, — ответил Грач. — Тогда только ленивый про конец света не пошутил.

— Теперь-то, небось, не смешно. Я сегодня троих… ссадил. До сих пор перед глазами стоят. Как покойники. Да что уж там — покойники. А что поделать? Служба. Всех всё равно не спасти, — Вепрь одним глотком опустошил стакан и сморщился.

— Да-да, спасаем только самых достойных, — хмыкнул Конь.

— А ты против? — сипло сказал Вепрь и посмотрел ему в глаза. — Кто потом страну будет поднимать? Троечники?

Конь насупился и промолчал.

— И то верно, — сказал Грач. — Мой-то оболтус, как почуял, что жареным запахло, сразу за ум взялся. Школу закончил с отличием. Теперь там уже…

— Ну и молодец. Жить останется, — Вепрь плеснул себе ещё. — Чёртов Хоррос… прилетел на нашу голову…

— Ты его видел? — осторожно спросил Конь.

— Да уж несколько дней вижу, — нехотя отозвался Вепрь. — Растёт на глазах. Жуть.

— А я боюсь вверх смотреть, — признался Конь. — Как-то спокойнее, когда не видишь, правда?

— Скоро все увидят, — Грач бросил банку в мусорное ведро, и попал. — Эта хрень в полнеба будет.

Дверь открылась с резким скрипом, прозвучавшим в тишине, как ружейный выстрел. На пороге стоял Чиж, адъютант господина полковника, румяный и жизнерадостный.

— Здорóво, парни! Как служба?

— Служба, как служба, — буркнул Конь. — Ты чего такой весёлый?

— А что? — Чиж по-хозяйски прошёл к столу, бросил на кусок хлеба ломоть колбасы и плеснул себе в кружку из чайника. — Дела заканчиваем. Скоро тоже на поезд — и ту-ту, в Цитадель.

— Ну да, ну да...— неопределённо сказал Грач.

— Да чего вы, ребята, в самом деле? Вы же тоже считайте уже там, — Чиж прожевал один кусок и откусил второй. — Гвардия — она это… при любом строе необходима, — и он подмигнул собравшимся. Но ему никто не ответил.

— Да, я чего пришёл-то, — видя, что разговор не клеится, сказал Чиж. — Вот приказ господина полковника: выделить людей для эвакуации особо ценного объекта по «Проекту Алира», — и он выложил на стол казённого вида конверт. — Адрес, предписание, пропуск — всё здесь.

— Мимо, — лениво отозвался Грач. — Мы своё на сегодня уже отпахали. Пускай другие побегают.

— Это вы господину полковнику скажете. Моё дело — передать приказ. Бывайте, братцы! — Чиж закинул в рот последний кусочек, и, дожёвывая на ходу, вышел из караулки.

— Вот глист, — пробурчал Вепрь, распечатывая конверт. — Всё ему нипочём. Главное, что сам в тепле. Ну, кто пойдёт? Приказано выделить двух человек для сопровождения гражданского.

— Я пойду, — отозвался молчавший до этого Тур. — Отдыхайте.

— Приказано выделить двоих.

— Один справлюсь.

 

***

 

Ценный объект жил в таких трущобах, что Тур нерешительно остановился перед покосившейся дверью и сверился с адресом. Всё верно: Третий фиалковый проезд, блок два, комната шесть. Название улицы казалось злой шуткой. Редкостная вонь, пропитавшая всё вокруг, нечто среднее между тухлой рыбой и гнилой капустой, менее всего походила на аромат фиалок. Впрочем, Тур плохо помнил запах этих цветов.

Он нажал кнопку звонка, но та отвалилась, издав предсмертный писк. Тур чертыхнулся себе под нос и громко постучал, не снимая перчатку.

Ему пришлось сделать это ещё пару раз, прежде чем дверь неохотно отъехала в сторону. В проёме стояла девушка в светло-жёлтом комбинезоне. Она была невысокой, белокожей, белокурой, чистой и такой неподходящей для халупы на Третьем фиалковом, что Тур моргнул от неожиданности и не сразу заговорил.

— Вы к кому? — поинтересовалась девушка, внимательно разглядывая его оружие и знаки различия. Глаза у неё были тёмно-серые и такие спокойные, уверенные, как у людей, которые приходили на вокзал с настоящими пропусками.

— Алира, — Тур не спрашивал, а утверждал.

— Да, это я.

— Можно зайти? Дело государственной важности, — он протянул предписание, и, не дождавшись разрешения, шагнул внутрь квартиры.

Алира бросила быстрый взгляд на бумагу и попятилась. Уверенность в её взгляде сменилась усталым раздражением.

— Как же вы достали! — выдохнула она.

— Я?!

— Такие, как вы! Я уже сто раз вашим говорила: без отца не поеду!

— Приказ на эвакуацию одного человека, — Тур старался говорить спокойно, но внутри уже закипал. Белая пигалица нашла не лучшее время добавлять ему проблем.

— Засуньте его сами знаете куда! — воскликнула Алира.

— Дура! — не сдержался Тур. — Тут ничего живого не останется после волны!

— Вот и валите отсюда, пока сами целы!

Тур сделал глубокий вдох и сказал, отчётливо выговаривая каждое слово:

— Пять минут на сборы.

— Чёрта рог вам в глотку, — тихо, но решительно ответила она.

Солдатская грубость нежного создания раззадорила Тура. Он резко схватил её за руку, она отпрянула, послышался треск материи и стук пуговицы, упавшей на пол.

— Уберите руки! — закричала Алира, срываясь на визг. А потом Тур перестал её слышать. Видно было, что она истошно кричит, но звуков не было. Зато у него заныло в висках и сжалось что-то в груди.

Тур встряхнул её, как куклу. Она закрыла рот, и нытьё в висках тут же исчезло.

— Это что ещё за хрень? — озадаченно спросил Тур.

— Не ваше дело! — огрызнулась она обычным голосом.

— Права. Не моё. Государственное. — Он уже пришёл в себя и привычно

заломил руки девушки за спину.

— Провалитесь пропадом! Я всё равно никуда не поеду! — злые слёзы

Алиры, казалось, не текут, а брызжут из её глаз. Она трепыхалась отчаянной

рыбкой, но силы были неравны.

— Вы имеете право опротестовать мои действия в суде по истечении срока

чрезвычайного положения, — Тур выдал заученную протокольную фразу и прижал

Алиру к обшарпанной стене, — а если не согласитесь собрать вещи, поедете в чём

есть.

Она не успела ответить. В тёмном коридоре позади неё вдруг возник прямоугольник болезненно-жёлтого цвета, внутри которого нарисовалась крупная тень.

— Что за шум, доча? — произнесла тень хриплым низким голосом, от которого у Тура похолодело в кишках.

— Барс? — прошептал он и невольно ослабил хватку.

 

***

Крохотная кухня едва вмещала троих. Барс сидел на табурете напротив Тура и, кряхтя и морщась, растирал ногу. Он и впрямь напоминал хищника мощным телом и тяжёлой головой. И только левая нога была неестественно тонкой и кривой, словно Барсу пришили чужую.

— Болит? — спросил Тур.

— Ничего, нормально. Только ноет немного. Выпьешь?

— Я на службе, — покачал головой Тур.

— Тогда чаю.

Алира нехотя выкладывала на стол скудные припасы, всем своим видом показывая, что гостю тут не рады. И держалась подальше и настороже, словно опасалась, что Тур внезапно набросится на неё.

— Барс, что ты здесь делаешь? — спросил Тур. — Мы с парнями были уверены, что ты в пансионате для ветеранов. Уход, процедуры, симпатичные медсестрички и всё такое…

— Поначалу жил в пансионате. А как жена умерла, пришлось съехать. У меня дочь, — Барс посмотрел на неё, и его взгляд впервые потеплел. — Кому-то надо было о ней заботиться. Не в приют же её. Да ещё эти учёные… Прилипчивые, что твои мухи. Редкая мутация, редкая мутация… тьфу! Если б не я, заперли б девку в лаборатории.

— Я бы и сама отбилась, — фыркнула Алира.

— Отбилась бы, держи карман… Мне на все рычаги пришлось нажать, все знакомства поднять. В общем, не отдал я её. Отступились. Теперь только обследуют иногда.

Алира подошла к нему сзади, обняла за плечи и чмокнула в макушку.

— Спасибо, папа.

— Вот так и живём вдвоём. Пенсию мне, как ветерану, выплачивают аккуратно. Плюс, Алирка, считай, на гособеспечении. Грех жаловаться.

— Не похоже, что вы шикуете, — хмыкнул Тур.

— Не ваше дело! — огрызнулась Алира.

— Ч-ч-ч! — мягко шикнул на неё отец. — Не шикуем, это правда. Но на кусок хлеба хватает.

— У тебя же дом был, — вспомнил Тур. — Шикарный дом в пригороде.

— Был, — спокойно согласился Барс.

— И?

— Да что теперь вспоминать…

— Дом он продал, чтобы купить мне билет на Ковчег, — быстро сказала Алира.

— Но зачем? — удивился Тур. — Тебя и так эвакуируют.

— Пару лет назад ещё не собирались. Вот папа и задёргался. Говорила же ему: не надо!

— Что сделано — то сделано, — нахмурился Барс. — Я ни о чём не жалею.

— А надо бы!

— Что случилось с деньгами? — похолодел Тур.

— Денег уже не хватало на билет, — горько сказала Алира. — Билеты подорожали. Папа связался с какими-то жуликами, они обещали быструю прибыль…

— Ясно. Ни денег, ни жуликов?

Алира молча кивнула.

— Ну, почему ты не сказал нам? — зарычал Тур. — Мы бы весь город перевернули, вытрясли бы из этих подонков все до последнего медяка!

— Да кто я такой, чтобы из-за меня город переворачивать...

— Наш командир!

— Бывший, — поправил Барс.

— Ну и что! Какого чёрта! Мы до сих пор за тобой хоть в ад!

— Хватит с него ада! — встряла Алира. — Он уже побывал там. Хорошо хоть, что в живых остался.

— Дочь, я же говорил тебе: просто не повезло. Несчастный случай.

— Несчастный случай — это когда компотом подавился. Зачем ты полез под пули?

— Он мне тогда жизнь спас, — сказал Тур и тут же пожалел об этом: глаза девчонки потемнели.

— Так во-о-от из-за кого-о-о… — начала было она, но отец накрыл её руку своей широкой ладонью.

— Тур, сынок, — сказал он. — Не за себя прошу, за неё. Увези её отсюда!

“Не меня! Не меня! Спасите дочь! Умоляю-ю-ю-ю!” — зазвенело в ушах у Тура.

— Я здесь как раз за этим, — подобрался Тур.

— Нет! — крикнула Алира.

— Дочка, ну будь благоразумной!

— Папа, нет! Если я подопытный кролик, если я так важна для их дурацкой науки — пусть забирают обоих! Без тебя я не поеду!

— Алира!

— Я всё сказала! — девчонка выскочила из кухни, с треском захлопнув за собой дверь.

— Упрямая, что твоя ослица, — покачал головой Барс. — Ну, что ты прикажешь с ней делать?

 

***

Тур быстро шагал по улице, злобно пиная пустые банки. Он не выполнил приказ. Впервые в жизни. Точно так же много лет назад Барс не выполнил приказ, и Тур тогда остался жив. Но сейчас всё иначе. Сейчас Тур никому не помог. Просто не применил силу к девчонке на глазах у отца. Смерть Барса неизбежна. Вне Цитадели он обречён, и Тур ничего не может с этим поделать. Оставалось только признаться, что он провалил простое задание. И не думать о Барсе.

До вокзала, где базировался временный штаб, оставалась пара кварталов, и Тур невольно замедлил шаг. Кого теперь пошлют за Алирой? Скорее всего, Коня и Вепря. Они-то приказ выполнят. Барса парни знают только по рассказам стариков, и, не задумываясь, вырубят его, если он решит защитить дочь. И её вырубят. Воплями и инфразвуком спецназ не остановить. Подумаешь, голова у бойцов заболит. С их количеством мозга это не страшно.

Тур тряхнул головой и поднял глаза. На него смотрели пустые глазницы выбитых витрин, повсюду валялись брошенные вещи и изуродованные тележки. Мостовая была щедро усыпана битым стеклом. По стеклу бегали люди, кричали, переругивались, окликали друг друга. Эхо металось между зданиями. В этой суматохе Тур поначалу даже не обратил внимание на громкий шлепок позади, но крики ужаса заставили его обернуться. Примерно в сотне шагов позади него, у высотки бизнес-центра что-то случилось. Будто из ниоткуда соткались фигуры в лазурном, сгрудились вокруг тела на вытоптанной клумбе. Тур подошёл и, не слишком церемонясь, со словами: “Р-р-разойдись! Дорогу!” - протолкался внутрь. Лазурные, ворча и шипя, расступились. Он расслышал сдержанные проклятия и несколько раз повторенное «и у этой бедняжки душа не выдержала». Женщина лежала лицом вниз, и тёмная кровь не растекалась лужей, а сразу впитывалась в сухую землю. Серое пальто задралось, оголив тощие бёдра, и какая-то старуха, причитая, поправила его, словно это имело значение для самоубийцы. Тур не обратил на это внимания. Он смотрел, не моргая, на детскую пухлую ручку, выглядывающую из-под тела женщины. Пальчики, измазанные кровью, всё ещё конвульсивно дёргались, и звякал браслетик с дурацким металлическим зайцем.

В глазах у Тура потемнело, а в горле собрался горький комок, который нельзя было ни сглотнуть, ни выкашлять. Стоявший рядом старик с блаженной улыбкой посмотрел на него и проговорил нараспев:

— Не последовала сия матерь за нами, согрешила, убив себя и дитя. А могла бы со светлым взором встретить Последнюю Волну, всепрощающую и всеочищающую.

— Чего? — Тур с трудом оторвал взгляд от детской руки и посмотрел на старика.

— Покайся, воин, ибо убивал ты, а это право Последней Волны! Бросай оружие и надевай лазурные одежды, пока ещё есть время!

— Ваша правда. Время ещё есть! — процедил Тур сквозь зубы и решительно повернул в сторону Третьего фиалкового проезда.

 

***

 

Тур чуть ли не волоком тащил Алиру через вокзальный комплекс. Каждый шаг давался ему с трудом: Алира трепыхалась, упиралась, колотила кулачками по композитной броне, а на опущенном забрале шлема красовалось несколько смачных плевков. Всё было напрасно: браслет наручников, защёлкнутый на запястье, не давал ей никаких шансов ускользнуть.

В здании стояла предотъездная суета. Чиновники и гвардейцы рысью носились по коридорам, хлопали двери кабинетов, вдалеке слышалась ругань: кто-то распекал подчинённых. В этой безумной круговерти гвардейцы, проверявшие пропуска у выхода на перрон, казалась островком спокойствия. Рядом с ними качался с мысков на пятки целый господин полковник. “Удача!” — пробормотал Тур и направился к нему. Алира, выбившаяся к тому времени из сил, повисла у него на руке.

— Господин полковник, — Тур постарался вытянуться по стойке “смирно”, но получилось так себе. — Ваш приказ выполнен, объект “Алира” доставлен.

— Прекрасно. Почему хромаешь?

— Упал на лестнице. Лягается, что твоя кобыла, — он дёрнул рукой, звякнула металлическая цепочка. Алира обожгла его свирепым взглядом.

— Ясно. Проходите на посадку. Через полчаса отправляемся.

Тур кивнул и протянул пропуска гвардейцам. Старший, даже не взглянув на них, махнул рукой: проходи. Дверь распахнулась, и Тур с Алирой вышли на перрон, на котором сержанты старались переорать гвалт, суматоху, топот сотен ног и лязг тележек, перегруженных контейнерами с оружием, боеприпасами и снаряжением.

— Неужели получилось? — сказал Тур и бессильно опустился на скамейку. — Даже не верится.

Он тяжело дышал, на руках выступила испарина.

— Прости, что тебе пришлось тащить меня, пап, — Алира сделала было движение обнять его, но осеклась. — Но как бы мы иначе скрыли, что ты… что...

— Что я инвалид? — усмехнулся под забралом Барс. — Не извиняйся, дочь. Ты всё отлично придумала. Ничего, я в порядке. Сейчас отдышусь, и пойдём.

— Ты был неподражаем.

— А ты вообще самая лучшая актриса из всех, что я знаю.

— Потому что ты ни одной не знаешь, — фыркнула Алира, но было видно, что она польщена. — Ну, хорошо, на поезд мы сядем, а что дальше?

— Не волнуйся. Кто в Цитадель попал — того обратно не отправят. Да и некуда уже будет. К тому времени здесь ничего не останется. Не сбросят же они меня со скалы, на самом деле!

Мимо них прогрохотал по плитке металлический контейнер на колёсиках. Его толкали два дюжих гвардейца. Алира проводила их взглядом.

— Как думаешь, он выберется? — тихо спросила она.

— Должен, — не сразу ответил Барс. — Должен, драть-передрать всех святых триста раз через амбразуру! Иначе как я ему скажу спасибо за тебя?

 

***

 

Вонь горелой резины пропитала, казалось, весь мир. Тур бежал к горам по замусоренной обочине пустого шоссе размеренно, как на тренировке. Рюкзак, отобранный у мародёра, был неудобным, но в него поместился весь набор для выживания. Кое-что нашлось у Барса в квартире, кое-что Тур добыл в разграбленном супермаркете. Спасательный жилет пришлось натянуть на себя — в рюкзак он не влез.

Тур не оборачивался. Он чувствовал хребтом как выбирается из-за горизонта проклятый Хоррос, и опасался, что небесная глыба лишит его воли, как это случилось с многими несчастными там, в оставленном городе.

Со стороны берега донёсся истерический паровозный гудок, и Тур остановился. Последний поезд на Цитадель походил на испуганную бронированную сороконожку, которая пробивалась к тоннелю через обезумевшую толпу муравьёв. Сидящие на крыше бойцы держали в руках оружие, но не стреляли. Скоро патроны станут слишком дорогими, чтобы тратить их на заведомых мертвецов. На таком расстоянии деталей было не разглядеть, поэтому красные кляксы по обе стороны рельс Тур не заметил.

Он посмотрел на часы. Поезд покинул город на пятнадцать минут позже положенного, и это может стоить кому-то карьеры, а то и жизни. Тур отогнал от себя мысль, что задержка случилась из-за его маленького обмана. Старательно глядя только на часы и под ноги, он уже сделал шаг, но не удержался и поднял глаза.

Хоррос багровым пузырём вспух над морем и потянул за собой, казалось, всю воду мира. Горизонт медленно поднялся, как край исполинского ковра. Старые армейские ботинки, удобные и надёжные, будто вросли в землю, и Тур, не в состоянии двинуться с места, продолжал следить за Хорросом.

А тот уже горделиво занял почти всё небо, полупрозрачный в дымке и зловеще, парализующе прекрасный. Лодки и корабли, которые отошли далеко в море, оказались на самом гребне ковра-горизонта, а те, кто не успел, беспомощно лежали на оголившемся дне. Туру с высоты холма они казались мёртвыми рыбками, далёкими и ненастоящими. Всё стало ненастоящим, кроме Хорроса и сильного порыва ветра, который унёс прочь горелую вонь.

Тур вдохнул, закашлялся и наконец смог пошевелиться. По-прежнему не отрывая глаз от вздыбленного горизонта, он пятился до тех пор, пока на наступил на что-то мягкое. От неожиданности он чуть не упал, крепко выругался и перевёл взгляд на землю. Это была измазанная в глине тряпичная кукла. Тур уже занёс было ногу, чтоб пнуть игрушку, но передумал. Дурацкая кукла оторвала его от лика Хорроса, и он наконец побежал.

Он очень старался держать темп, чтобы сберечь силы, но то, что шло за ним со стороны горизонта, оказалось сильнее. Тур то и дело ускорялся, не вглядываясь в дорогу, перепрыгивая через брошенные вещи, слыша только своё дыхание и кувалду в ушах. Кувалда колотила так мощно, что он не расслышал новый звук. Но он его почувствовал всем телом.

Волна снесла большой город, как игрушечную крепость из кубиков, но быстро растеряла свою свирепость у подножья холма. Тур остановился на мгновенье, просто чтобы перевести дух. Упёршись в колени, он кашлял и смотрел на густой суп из воды и мусора на месте города. Это было жутко, но это было далеко внизу. Ему даже хватило сил усмехнуться. Не такая уж и мощная волна оказалась.

А потом он чуть не подавился своей усмешкой. Хоррос исчез. Вместо него во всё небо встала новая волна. Издалека казалось, что она почти не движется, просто полоска неба над ней становилась всё тоньше.

Тур посмотрел вперёд. До безопасной зоны ему точно не добраться. Да и кто знает, где именно начинается эта зона при такой-то волне. И всё же он побежал дальше, отбросив тяжёлый рюкзак и оставив себе только нож, зажигалку и фляжку.

Когда земля под ним дрогнула, он всё так же бежал. Не останавливаясь и не оборачиваясь. Размеренно, как на тренировке.