Имя автора будет опубликовано после подведения итогов конкурса.

Под толщей воды и страха

 

Легкий поток океанского бриза коснулся ее изнуренного жарой лица. Агнесс с жадностью глотала свежий воздух, не без труда добравшись до омываемого волнами пляжа.

К водной кромке она неслась на всех порах, будто убегая от родительского дома, она скрывалась и от своего омерзительного настоящего.

Солнце медленно вваливалось за горизонт – тонкую линию, разграничивающую рыжеватое небо с серостью необъятной толщи воды. Смешение природных красок во всей красе.

Агнесс безумно любила закаты, поэтому и боялась не успеть к началу очередного и, наверное, последнего в ее жизни.

Ее легкое ситцевое платье – голубое, под цвет ее глубоких, выразительных - крохотных кристалликов - глаз, - ненавязчиво развевалось от усиливающегося ветра. Он окреп, разнося по водной глади волны, и теперь не казался забавным, а скорее угрожающим.

Когда солнце практически утонуло, девушка направилась к воде, следуя туда, словно завороженная. Ее губы тихонько напевали детскую песенку, но так неуверенно, что слова с трудом можно было разобрать, лишь известный каждому ребенку в здешних местах мотив.

Ее ладонь медленно и нежно гладила живот, когда теплые волны коснулись ее оголенных ног. В этом платье прибавка в весе была с трудом заметна, особенно для невнимательного взгляда супруга, который остался где-то позади, - в доме. Он, наверное, и не знал, где ее искать, ведь только те, кто был знаком с Агнесс с самого ее детства, могли уверенно указать на дикий пляж, с которого она привыкла любоваться закатами.

Ничего, подумала Агнесс, скоро ее отец расскажет об этом месте Джонатану, который, осознав произошедшее, на всех порах понесется к ней. Будет уже поздно, мысленно добавила она, немного погодя.

Шаг за шагом она все больше погружалась в воду, пока волны не стали накрывать ее с головой. Она не умела плавать, а даже если бы и умела, то не стала бы сопротивляться наступательной силе океана, отдавшись ей целиком и полностью, что она и сделала, исчезнув в безмолвной синей глубине.

Когда пляж наполнился истошными криками Джонатана, рыскающего по округе с растерянным выражением лица, вода вытолкнула на поверхность бесчувственные тело бедняжки Агнесс.

Он не сразу заметил ее, но когда увидел, испустил душераздирающий вопль и стремглав направился к ней. Вынеся тело из воды, он бережно уложил его на песок и взглянул на бледное лицо. Какое-то время он отчаянно пытался запустить ее сердце, но тщетно. Его остановил тесть, примчавшийся на крики.

Затем приехала бригада медиков и шериф, но Джонатан находился в аморфном состоянии, глядя на бродивших вокруг людей абсолютно безучастным взглядом.

***

Он очнулся от длительного сна, услышав, как трезвонит будильник.

Валяться в койке времени не было, потому что капитан Саммерс уже ждет его у себя в кабинете, он знал это, ведь сегодня предстоял важный и ответственный день. Джонатан приподнялся с постели, походил по каюте и начал одеваться. На мгновение взгляд его остановился на кольце на безымянном пальце, от чего поток воспоминаний захватил его разум.

Перед глазами всплыла их с Агнесс свадьба, переезд в Калифорнию и отдых на Гавайях. В день бракосочетания с девушкой, о которой он когда-то в тайне мечтал, все искрилось нежным белоснежным цветом, будто на недолгое время в Лебаноне летом пошел снег. В тот день лицо двадцатилетней студентки Чикагского университета Лойолы сияло от счастья, когда их с Джонатаном взгляды встречались, а пальцы рук переплетались меж собой. Когда они принесли клятвы друг другу и Господу, она стала принадлежать ему полноправно, а он не мог поверить в это. Он называл их помолвку не иначе, как чудом.

Но всякому чуду приходит неминуемый конец. Джонатан тяжело вздохнул и встряхнул головой. Поспешно одевшись, он взглянул в зеркало: на его лице застыл ужас от повторяющегося из раза в раз сна, врывавшегося в настоящее из его прошлого. Вот уже последние пять лет он не может нормально поспать, не окунувшись в череду воспоминаний, от которых кровь в его жилах леденеет.

Он скривил губы, глядя на свое отражение. Они изрядно потрескались, впалые щеки и морщины, проявившиеся в одночасье пять лет назад - вот и все, что представляло его лицо сейчас. На висках его обильными рядами выступила седина. Он вдруг подумал, что выглядит слишком старо для своих тридцати семи лет. Впрочем, это было уже не важно.

В кабинете капитана Саммерса было оживленно: Марта Коулсон вела дебаты с Харви Свенсоном. Вечные споры этой парочки изрядно поднадоели не только Джонатану, но и, кажется, всему экипажу исследовательского судна.

Марта с пеной у рта доказывала, что пробоотборники, которые они с командой спускали на океанское дно на прошлой неделе доставили на борт подводного судна уникальные образцы глубоководных грибов, которые еще долго предстоит изучать, но всплывать на поверхность, ограничившись еще одним, последним погружением, по крайней мере, глупо.

Она считала, что им удалось нащупать верное направление, отыскав в Тихом океане ранее не изученную глубоководную впадину, о глубине которой стоило только догадываться. Там-то и были обнаружены образцы грибов.

- Вы только представьте сколько там неизученных и неизвестных науке представителей жизни! – верещала она с вдохновением. – Если мы получим достаточно образцов, изучим их, то вполне возможно даже сможем перевернуть наше представление о мировом океане! Как вы этого не понимаете?! Сворачивать миссию на полпути означает только одно – вернуть в ножны меч, который прорубает путь в терновом лесу. – Окончив, она с усталостью взглянула в лицо капитана Саммерса. Тот в свою очередь ожидал услышать доводы ее оппонента.

Свенсон начал издалека, рассуждая об изначальной идее миссии, ее протекании и тех небольших результатах, которых удалось достичь на текущий момент. Пока Харви изрекал собственные мысли, Джонатан незаметно просочился в кабинет, стараясь не привлекать внимание. Он тихонько занял стул в углу и внимательно начал наблюдать за словесной перепалкой двух океанологов.

- Мы поставим миссию под угрозу и самих себя, в том числе, если продлим наше нахождение здесь, на глубине, - пытался достучаться до своей коллеги и до капитана Харви Свенсон, мужчина в очках которого отражались вопросительные взгляды. – Сегодня Крейн совершит вылазку, которая, на минуточку, весьма опасна и может сулить ему смерть, но это должно быть единственное рисковое исключение, на которое мы в силах пойти ради науки! Мы всего лишь люди, Марта, а не боги! Мы итак проболтались под водой лишнюю неделю по твоей милости, на этом стоит кончать, иначе фортуна нам изменит!

- Ты всю жизнь трясешься и осторожничаешь, Харви! – возопила разъяренная Марта, носясь по кабинету, точно сумасшедшая. – Если мы стоим на пороге открытий, которые перевернут мир? Что тогда? А если в наших силах найти в полученных образцах лекарство от смертельных болезней? Если у нас есть шанс подарить людям надежду? Шанс, Харви, которым ты не хочешь пользоваться! - Она замолкла на мгновение, но тут же продолжила, не дав коллеге вставить и слово: - Океан не изучен от слова совсем, а ведь может в нем и есть наше спасение?! То, что скрывается под толщей воды, возможно, спасет миллионы жизней...

- Или погубит их, - мрачно вставил Свенсон с недовольным видом.

Она уставилась на него глазами, наполненными непониманием.

- Мы не знаем, что таится в водах океана, в этой чертовой впадине, как и не знаем, что таится в космосе, - принялся объяснять он. – Вдруг там новая опасность для людей? Мы не можем этого знать, но потихоньку, маленькими шажочками, узнаем. Только так, Марта. В этом деле нельзя спешить!

Свенсон запустил руку в жесткие волосы и причесал их на затылок. Измученным взглядом он принялся наблюдать за тем, как сильнее и сильнее накипает гнев внутри Марты Коулсон. Он знал: она взвешивает аргументы и подбирает слова для новой тирады.

Но новой тирады не произошло, потому что Саммерс наконец заметил прислонившегося к стене Джонатана.

- А вот и Крейн! – воскликнул он, явно радуясь, что ему не придется больше слушать этих двоих. – Джонатан, друг мой, ты готов к сегодняшнему дню?

Джонатан машинально кивнул, даже не определившись готов ли он на самом деле. Ему предстояло погрузиться в прототипе нового батискафа в неизученную глубинную впадину, а это казалось довольно рискованным делом. Впрочем, он уже привык рисковать и последние пять лет только и искал риск, так что, если он даже и не вернется, то скорее потешит свои потаенные желания, о которых мало кому известно.

- Если ты чувствуешь, что боишься или не справишься, то мы могли бы отложить миссию и вернуться на сушу, - пояснил Саммерс озабоченно, наблюдая за потухшим взглядом своего давнего товарища.

Крейн лишь вяло улыбнулся. Он почувствовал, как его мышцы потеряли всяческую силу – эмоционально он был полностью опустошен, но отказываться первым погрузиться в бездну не хотел.

Он приподнялся и немного прошелся, поглядев сначала на Марту, устроившуюся в углу кабинета, - скрестив руки на груди в ожидании, - явно подальше от Свенсона, а затем и на самого Харви, который с некоторой оторопью, наблюдал за каждым действием Крейна.

- Я не готов признавать себя человеком, отступающим от своих навязчивых стремлений, - сказал Джонатан, разглядывая висящую на стене карту Тихого океана. – Ты ведь знаешь, Бен, - добавил он, взглянув на Саммерса. – Я не допущу, чтобы кто-то был первым в освоении новой глубинной дырки. – Он слегка улыбнулся. – В конце концов я рассчитываю, что ее назовут в мою честь. Как насчет «Пропасти Крейна»?

- Называть такое открытие именем человека, который считает его всего лишь «глубинной дыркой»? – подняла бровь Марта. – Боюсь, исследовательское сообщество нас не поймет. Но не расстраивайся, Крейн, так уж и быть, мы назовем в честь тебя какой-нибудь новый вид подводных червей.

На лице Саммерса скользнула улыбка, тогда как Свенсон все еще пребывал в замешательстве. По своей натуре Харви был человеком острожным и осмотрительным, а неуместный юмор в ситуации, когда приходится быть запертым в подводном судне, ему не прельщал. Он ограничился лишь глубоким вздохом.

- Если тебе не нравятся черви, то не волнуйся, уверена, что в этой, как ты выразился, «дырке» мы найдем кучу новых видов беспозвоночных, - продолжила язвить Коулсон с видом победительницы. – Хотя, в твоем случае их стоит называть бесхребетными.

И тут Джонатан понял куда она клонит. По его затылку пробежались мурашки, на лбу выступил пот.

- Если хочешь изучать свою подводную ложбинку, тебе стоит прикусить язык, Марта, - огрызнулся он злобно. – Я не сомневаюсь, что в ней побывало множество живых организмов, - добавил он, сверля женщину глазами. Но ярость его была не долгой: он тут же улыбнулся и бросил ей: - И я сейчас не про впадину.

Когда Саммерс примирил своих коллег, уже необходимо было совершать вылазку наружу, к черноте глубин океана, что можно было наблюдать сквозь иллюминаторы Минотавра. Этот подводный крейсер - если его можно было так назвать, - уверенно держал курс к недавно обнаруженной расщелине в грунте. Здесь, на глубине около тысячи метров, этот подводный корабль казался надежным и непоколебимым, имея внушительные размеры и бронированный корпус. Серая торпеда, как ее часто называли исследователи, за внешнюю схожесть со снарядом. Различие их было, пожалуй, только в размерах.

Саммерс управлял Минотаврами на протяжении двенадцати лет, будучи одним из первых кто руководил подводной исследовательской экспедицией на протяжении долгого времени. Учитывая, что сам Саммерс в 2043 году только окончил институт, а затем провел в качестве первого помощника капитана Марко Буна на борту глубоководного Скорпиона всего два года, внезапный взлет его карьеры до капитана судна - которое в те года считалось инновационным и от того пугающим даже матерых исследователей, - казался чем-то невообразимым. Тем не менее, Бен Саммерс отлично справлялся со своими обязанностями, пусть и нынешняя его экспедиция казалась ужасно затянутой из-за открытия новой впадины в тектонических плитах Тихого океана, образовавшейся, по всей видимости, во время войны в тридцатые годы, когда на долю океана приходилось несметное количество боеприпасов различного вида, которые при детонации заставляли содрогнуться всю планету.

***

- Я слышал, что в кабинете капитана снова происходила перепалка, - проговорил Браун негромко.

Он проверял герметизацию выпускного шлюза перед посадкой в батискаф. Пальцы его крепко потянули клапан шлюза на себя – достаточно уверенно зафиксирован, что не могло не радовать инженера безопасности Скотта Брауна.

- Обычная болтовня про значимость науки, Скотт, - отмахнулся Джонатан. – Марта считает, что она больше всех знает.

Он недовольно скривился при этих словах: Коулсон никогда ему не нравилась. Своей заносчивостью и постоянной тягой к неизведанному она почему-то отталкивала его, хотя между ними было много общего. Крейн, как и Коулсон, плевал на все вокруг и желал большего. Эта навязчивая идея достичь невозможного, отказываясь от довольствования малым или тем, что уже имеешь, в конечном итоге могла привести к худшему, но ни его, ни Марту это не останавливало.

- Тем не менее, Крейн, мы на пороге новых открытий, - заметил Браун, внимательно осматривая гидрокостюм своего коллеги. Убедившись, что в нем отсутствуют порезы, он довольно потер ладони. – Я даже немного завидую тебе. Когда-то человек шагнул на поверхность луны, а тебе доведется еще более ответственный шаг. – Он многозначительно вздохнул. – Быть первым – значит навсегда вписать свое имя в историю.

Джонатан фыркнул:

- Быть первым - худшая перспектива вписать свое имя в некролог, но не мне рассуждать об этом.

- Все пройдет отлично, не сомневайся.

- Мне говорят об этом на протяжении всей жизни, но почему-то я оказался здесь, - проговорил Крейн, уперев в лицо коллеги пронзительный взгляд. – Я слышал это, когда шел в колледж, слышал, когда женился, даже слышал это от Саммерса, когда мы покоряли Арктику, прежде чем застряли в паковых льдах на три месяца.

- Ты слишком пессимистичен, - заметил Браун. Он залез в батискаф и окинул взглядом приборную панель. Датчики указывали на приемлемый уровень давления и целостность внешней обшивки корпуса.

- Я слишком трезво смотрю на жизнь, Браун. Это намного лучше, чем слепо верить в то, что благодаря нашим потугам человечество сделает прорыв в науке или найдет путь к лучшей жизни. В некоторых тайнах нет места любопытству, особенно в таких, как эта – тайна глубины. – Джонатан повертел в руках защитный шлем, взглянув на свое отражение в нем. За несколько часов он будто постарел на пару лет.

- Ты бы думал иначе, если бы у тебя было за что цепляться, - небрежно бросил инженер, настраивая в бортовом компьютере протокол безопасности.

- Я бы думал иначе, если бы за несколько лет исследований мы бы действительно смогли синтезировать из каких-нибудь вновь открытых моллюсков лекарство от рака, например, - недовольно пробурчал Крейн, откладывая шлем в сторону. – Топтаться на месте, радуясь новому виду гидроидов, не продвигает человечество в достижении глобальных целей. – Замолкнув на мгновение, чтобы подобрать слова по острее, он сузил глаза от чувства пренебрежительности к этому разговору, а затем недовольно фыркнул: - Оставь заумные размышления для ученых, уж мы-то с тобой просто инженеры, которые нужны на борту только для того, чтобы эта горстка любителей пробирок не потонула в погоне за своими призрачными мечтами, только и всего.

Губы Брауна вытянулись в прямую линию. Он всегда хотел быть частью чего-то большего, в большей степени витая в облаках, но Джонатан никогда не отказывался от возможности спустить беднягу с небес на землю. Иногда Крейну казалось, что Браун в душе искренне его недолюбливает, хотя сам он никогда не хотел задеть чувств коллеги. Наверное, жизнь со временем превратила его в морского ежа, подумал Джонатан, колючего и отстраненного от всех.

Между ними повисла напряженная пауза, которую нарушил капитан Саммерс, пришедший дать Крейну последние наставления. Высокая фигура капитана показалась в проходе, и автоматизированный люк с шипением закрылся за его спиной.

- Все готово к миссии? – вопрос его протиснулся в люк прежде, чем он успел войти.

Крейн ограничился лишь вялым кивком, тогда как Браун тут же бросился к капитану с разъяснениями.

- Я проверил оборудование и прочность обшивки, целостность кислородных баллонов, - сказал он с некоторой гордостью за свою работу. – Все в норме. Эхолот исправен, аккумуляторы тоже. Поплавок для экстренного всплытия настроен на мгновенное срабатывание, если вдруг что-то пойдет не так, - на этих словах он немного запнулся, посчитав, что сболтнул лишнее, но продолжил, стараясь не акцентировать внимание на этом: - Не сомневаюсь в успехе миссии – прототип готов на все сто.

Саммерс удостоил его лишь быстрым взглядом. В первую очередь он хотел осведомиться о настрое Джонатана, поэтому сразу же направился к нему.

- Как ты себя чувствуешь?

Крейн пожал плечами:

- Как всегда.

Судя по всему, этот ответ не устроил капитана, в связи с чем он приземлился на такелажный ящик рядом со старым другом.

- Не вижу огня в твоих глазах, - с сомнением произнес он, глядя на утомленное лицо Джонатана. – Если ты передумал...

Он не успел договорить, как Крейн с недовольством перебил его:

- Я сказал все в твоем кабинете. Шагнуть в черную дыру, но только под водой, что может быть романтичнее. Ты ведь знаешь меня, Бен, я еще тот романтик.

Саммерс повел уголками губ:

- Ты всегда был таким, Джон. – Он положил руку на плечо Крейна. – Таким отважным и плюющим на все.

Только сейчас Джонатан взглянул на своего собеседника, заметив его напряженность и озадаченность.

- За меня не переживай, - заверил он капитана, - я и не из такого дерьма выкарабкивался.

- Уж мне ли не знать, - ухмыльнулся Бен.

- Только в одном мне не повезло, - удрученно сказал Джонатан. Слова с трудом выскользнули из горла.

По взгляду Саммерса было понятно, что тот догадался о том, что он имеет ввиду.

Бен поднялся и отвел товарища в сторону, чтобы Браун не услышал их разговор. Глаза, полные сочувствия, неотрывно наблюдали за выражением лица Крейна.

- Послушай, я знаю о чем ты думаешь, но в ее смерти нет твоей вины, - слова вырвались сухим ветряным потоком, но, кажется, рассеялись в воздухе. – Ты ничего не мог сделать с этим, пойми уже.

Глубокий вздох наполнил пространство. Помещение грузового отсека стало таким маленьким и тесным, будто стены незаметно стали сдвигаться навстречу друг к другу. Неловкость этого разговора выворачивала нутро Джонатана, но своему другу об этом он сказать не мог. Прибереги свою колючесть для других, сказал он сам себе мысленно. Бен всегда старался помочь и постоянно шел ему навстречу. Пять лет назад он вытянул Джона из глубокой депрессии, о чем Джон помнил и по сей день. Тонна выпитого алкоголя, запрещенные вещества, отрыв от реальности и мысли о суициде – все это пришлось пройти Крейну, но твердая рука Саммерса сумела вытянуть его из того дерьма, что пришлось вынести его другу на собственной шкуре.

- Давай не будем прикасаться к прошлому, Бен, - проговорил Джонатан с еле заметным раздражением. – Оставим усопшим возможность быть нетронутыми нашей пустой болтовней. Во всяком случае, им она уже безразлична.

Саммерс не спешил отвечать, облокотившись спиною к стене. Он шумно выдохнул и направил тупой взгляд в металлический пол.

- Агнесс всегда была твоим проводником в общество, которого ты так избегал, - негромко сказал он. - Сейчас ее нет, и ты совсем замкнулся, дрейфуя в своем горе, как льдина в открытом море. Как жаль, что иногда ты забываешь о людях, которые пытаются тебе помочь. Ты не один, Крейн, как бы ты этого и не хотел, но ты не один.

Саммерс не смотрел на своего собеседника, но он слышал, как напряглось его горло. Твердые пальцы с усилием сжали вентиль аварийного выброса груза, который так удачно попал под руку Джонатану. Как бы он хотел сейчас иметь силу, способную вырвать этот кусок железа из стены и потопить Минотавра, навсегда отпустив смерть жены. Но, увы, люди не боги, с тоской подумал Джон, вспоминая слова Свенсона. У него не хватило бы духу покончить с этим, даже если бы он вдруг стал Геркулесом.

- Я знаю, как ты относился к Агнесс, но не хочу, чтобы мы ворошили прошлое, - с трудом выговорил он, ощущая, что глаза его намокают. – Иногда находиться в этом мире становится для меня невыносимо, но даже с этим я ничего не могу поделать. Она смогла, а я даже на это не гожусь. – Он сжал зубы. – Наверное, поэтому я и таскаюсь за тобой в попытках найти исход для своей никчемной душонки.

- Ты думаешь, я не догадывался об этом? – резко спросил Бен, обратив взгляд к своему другу. Глаза его сверлили Джонатана с болью и непониманием. – Ты думаешь, что одному тебе тяжело? Не так уж и просто видеть друга, готового погрузиться во тьму и душевно и физически. Я уже и не знаю, что делать с тобой...

Джонатан натянул фальшивую улыбку и разжал пальцы на вентиле. Старый добрый Бен Саммерс стоял перед ним совершенно невинный и открытый, словно сквозь него можно было увидеть копошившегося в оборудовании батискафа Брауна. Тот проверял работоспособность манипулятора – механической руки для сбора образцов. Железные клешни откликались на каждое нажатие контроллера. Еще никогда в жизни Бен не хотел так сильно обнять своего друга, как сейчас, но ограничился лишь подобием улыбки. Это в твоем духе, сказал он себе.

- Помнишь, как в детстве мы с тобой играли в гладиаторов? – вопрос вылетел сам собой. И не дождавшись ответа, Крейн продолжил: - Сражаться, не бояться ничего и никого, - вот о чем мы мечтали, когда смотрели фильмы о том, как они уверенно идут на смерть. Иногда мне кажется, что эта мечта превратилась в реальность.

Их отвлек Браун. Он вклинился в разговор, толком ничего не услышав, но догадавшись, что наступила неловкость.

- Похоже, накрылся датчик температуры, - озадаченно произнес он, указывая на разобранную приборную панель батискафа за его спиной. – Если он будет не исправен, обогрев внутри капсулы отключится, и Джон банально замерзнет. – Он снова осекся. - Но я мигом починю его, - добавил он с натянутой улыбкой.

Саммерс кивнул, повернулся к Джонатану и хлопнул его по плечам:

- Запомни, что это всего лишь разведка, не ищи трудных путей и не бери на себя слишком много.

С этими словами он направился в блок управления, откуда должен был наблюдать за показаниями гидролокатора, других приборов и состоянием Крейна, которому предстоит погрузиться в неизвестность.

Впрочем, погрузиться в нее Крейну удалось спустя полчаса, когда Браун наладил работу датчика температуры. Натянув защитный шлем на самый подбородок, Джонатан направлялся в темную пучину, находясь в новейшем батискафе, предоставленном для экспедиции Саммерса исследовательским сообществом. Увесистые железные винты усердно крутили лопастями, прогоняя сквозь себя несметное количество воды, а путь в темноту освещали несколько десятков диодных фонарей, пробивающих океанское дно концентрированными лучами. Этого, правда, было недостаточно для того, чтобы чувствовать себя в безопасности. Чернота облепила аппарат, точно концентрированный поток дегтя. Когда судно скользнуло в глубоководную яму, точно в разверзнутую пасть чудовища, Джонатан невольно сглотнул комок, застрявший колючей проволокой в пересохшем горле. Темнота на глубине в тысячу метров совсем иная, подумал он, когда увидел на дисплее приборной панели цифру 6 854, стремительно возрастающую по мере погружения.

- Джон, это Свенсон, - зашипел узел связи по правую руку от Крейна, уставившегося в проецируемое на дисплее трехмерное изображение червоточины, куда постепенно опускался его батискаф. – Джон, - снова позвал океанолог в наушник, свисающий с крепления на стенке.

- Да, Харви, - завороженно ответил Крейн, заметив проплывающего мимо удильщика, сверкнувшего своими черными обсидиановыми глазами в свете своей люминесцентной приманки, свисающей прямо перед раскрытой пастью, усеянной острейшими зубами.

- Что с уровнем углекислого газа внутри капсулы?

Взгляд Крейна упал на показания газоанализатора. Уровень был весьма приемлемым. Джонатан знал, что от выдыхаемого им углекислого газа его спасают высокотехнологические газоочистители с поглощающими веществами. Запаса кислорода хватит примерно на неделю, подумал он, обратив внимание на кислородные баллоны рядом с ним.

- И не надейтесь от меня избавиться, - отозвался Крейн, - все прекрасно.

- Странно, - прохрипел динамик в ответ. – Мы наблюдаем слабый сигнал одного из аккумуляторов - возможно, он вышел из строя. Ты уже почти достиг крайней точки бездны. Сонар отсканировал нижнюю точку дна равную десяти тысячам с небольшим. – Голос Харви вдруг пропал.

- Харв? – поднял брови Крейн, оказавшись в тишине, нарушаемой только потрескиванием внешнего корпуса аппарата из-за сжатия. Давление в тысячу атмосфер заявляло о себе монотонно, но достаточно властно. Любой организм, неприспособленный к жизни здесь и лишенный должной защиты моментально бы превратился в кровавую пыль.

Джонатан занервничал. Последний раз он был испуган так сильно во время дайвинга в карстовой голубой воронке в Белизе, когда в его бедро вцепилась карибская рифовая акула, вспоров острыми зубами мышечную ткань, от чего Крейн оказался внутри багряного облака из своей же крови. Пытаясь отбиться от хищника, он брыкался в воде, хаотично выбрасывая в сторону ноги и руки, будучи лишенным возможности видеть своего врага. Тогда его спас Бен, проткнув рыбье тело ножом и выпотрошив его одним уверенным движением. Джон с грустью вздохнул – сейчас Саммерса не было рядом. Похоже, он нашел, что так усердно искал...

Тем временем свет фонарей скользнул по внезапно возникшему перед батискафом рельефу дна, который буквально мгновенно соткался из тьмы. Джонатан заметил бактериальный мат на грунтовой породе, напоминавшей рытвины от оспы на лице. Каменные наросты отливали желтизной, значит там обитали колонии бактерий. Жизнь нашла выход даже в самой настоящей преисподней, мелькнуло в голове Крейна, на мгновение забывшего об отсутствии связи с субмариной.

В динамике вдруг опять зашипело: обрывки коротких фраз стали доносится до уха испытателя. Судя по всему команда Минотавра пыталась наладить передачу сигнала в батискаф, что пока получалось с трудом.

- Дж... н... Дж... - хрипело в наушнике снова и снова. Благо уровень углекислого газа не повышался, что слегка смягчило горечь, появившуюся во рту.

Джонатан направил аппарат к скоплению бактерий и с помощью манипулятора взял образцы. Если он не сумеет выбраться, то хотя бы немного послужит науке, решил он.

Рядом с механической рукой проплыло существо, внешнее похожее на рыбу - весьма странную, – тело ее было прозрачным и лишенным чешуи. Крейн обратил внимание на то, что голова ее состояла из гелеобразного вещества, а глаза были бледными и безжизненными. Она уткнулась в останки китовой туши, превратившейся в скелет, объедаемый множеством других глубоководных обитателей, которых Джон видел впервые.

Жизнь в бездне казалась жестокой и беспринципной. От одной только мысли об этом Крейн ощутил выводок мурашек, пробежавший по всему телу. Он увел батискаф в сторону, и в свете фонарей показалось горлышко стеклянной бутылки, устремленное к поверхности. Чуть поодаль от нее Джон заметил увязший в иле пластиковый пакет.

- Какие еще ужасы я увижу сегодня? – прошептал он сам себе, разворачивая аппарат. И в ту же минуту, словно откликнувшись на его вопрос, океанское дно явило перед ним вросшую в грунт торпеду. Коррозия изрядно ее подъела, превратив в рыжий столб, возвышающийся над камнями. От этого зрелища Крейн скривил губы, но не успел даже поразмыслить над увиденным, как впереди засиял бирюзовый свет, показавшийся фантомным шаром нескромных размеров.

- Эй, ребята! - воззвал Джонатан к команде, наклонившись к передатчику. Металлический корпус, усеянный кнопками и цифрами, оставался безмолвным.

Испытатель напряг слух, пытаясь услышать шипение наушника, но тот в ответ снова подарил ему напряжение и дискомфорт своим жестоким игнорированием. Тишина накрыла капсулу тонким непроницаемым одеялом. Крейн поежился от одной мысли о том, что находится в одиночестве среди глубинной пустыни, окруженный чернотой, лишенный надежды и обуянный леденящим ужасом. Что ж, он сам пошел на это...

Мандраж в пальцах постепенно передался и на все тело. Джона колотило так, что он невольно представил себя хрупкой травинкой на порыве ветра. Нужно собраться, Джон, повторял он себе раз за разом, но все попытки успокоиться оказались безнадежными – его трусило от выброса адреналина в кровь.

С неуверенностью, со стиснутыми зубами и невесомыми ногами, которые он буквально перестал ощущать, Крейн направил аппарат к источнику света.

Шар переливался бирюзой, а внутри его слепило крошечное солнце. Джон зажмурился от его яркого света, когда батискаф приблизился ближе. Губы поползли вниз, когда Джон вдруг осознал, что светящееся нечто, ко всему прочему, издает какой-то навязчивый и неуютный для уха звук, будто внутри него копошился рой пчел.

Брови Джонатана полезли на лоб и застыли там, когда шар изменил цвет с бирюзового на цвет индиго. «Неизвестное» напоминало крутившуюся вокруг собственной оси люминесцентную субстанцию, будто большая икринка зависла над грунтом.

Крейн отвлекся на наушник, вдруг начавший издавать шипение. Оторваться от вида, открывшегося перед его взором, было весьма тяжело, но ему все-таки удалось: он поднес наушник ближе и затараторил в передатчик имена Бена, Марты, Харви и Скотта, но тот по-прежнему отвечал ледяным безразличием.

- Джон? – послышался взволнованный женский голос из узла связи, такой тягучий, как кисель, и приятный.

Изумленный Крейн, припал ухом к наушнику:

- Агнесс?

Он попытался произнести ее имя снова, но звуки буквально застряли в горле. Этого и не понадобилось: ему ответил радостный голос Агнесс.

- Это правда ты? Джон?

Слезы поползли по щекам инженера не произвольно, напоминая сочившийся из березы сок. В нем, как и в дереве, будто проделали дырки, от чего глаза его стали извергать ручьи.

- Господи, Агнесс... - задыхаясь, проговорил он. – Что ты там делаешь... Господи, ты жива...

- Не совсем так, Джон, - холодно отозвался голос усопшей супруги в наушнике. – Я по-прежнему мертва... но душа моя еще здесь.

- Здесь?

Крейн не сразу сообразил, но взгляд его невольно устремился к светившейся субстанции. Благодаря крохотному солнцу, бурлившему внутри шара, вокруг него было достаточно светло. Джонатан с неожиданностью для себя заметил множество скопившихся возле источника света рыб и других глубоководных обитателей. Все они не двигались, лишь извивались причудливыми телами, чтобы держаться на плаву.

-Здесь... - повторил он с сомнением.

- Я одна из несметного количества душ, что застряли в этой подводной тюрьме, Джон. Нас просто мириады - неупокоенных, стенающих и запертых внутри Хранителя.

Голос Агнесс звучал чисто, не так, как выходивший на связь голос Свенсона, болтающийся среди помех и потрескиваний. Она будто находилась рядом.

- Хранителя, - бездумно повторил ошеломленный Джонатан, не веря ни глазам, ни ушам. Он неотрывно наблюдал за шаром, будто загипнотизированный. Зрелище, стоит отметить, было действительно притягательным.

- Но как это возможно? – прошептал он не своим голосом.

- Я всего лишь память, Джон, застывшая в толще воды, - отвечал ему голос. – Океан все слышит, а потому слышим и мы, запертые в его структуре души.

Переварить все это казалось невообразимым, поэтому Джон откинул голову на сидении с глубоким вдохом, с трудом осознавая, что происходит.

- Агнесс, я... я не хотел делать тебе больно... - вырвалось из его горла, когда слова снова могли формулироваться в предложения. – Ты не должна была... не должна была уходить... вот так... - Крейн сжал кулаки до боли. – Агнесс... наш ребенок... я знал, что ты забеременела...

Он взвыл от невообразимого веса слов, что хотел сказать. И от беспомощности. И от ненависти к себе, к своему нижайшему поступку. Все это напоминало ему исповедь, но он так боялся ее все последние пять лет, что еле ворочал языком.

- Я был худшим мужем, я изменил тебе. Ты ведь знала об этом, знала! С самого начала ты все знала и терпела... и первый раз, и все последующие...

Он провел по лбу обессиленной рукой, смахнув с него капельки пота. В отражении стеклянной сферы, сквозь которую он мог наблюдать за странным явлением, он увидел свое бескровное лицо.

- Это уже не имеет значения, Джон, - ответил голос мягко. – Я уже знаю твою судьбу. Поверь, я не держу на тебя зла... - повисла небольшая пауза. - На твою долю выпадет худший жребий из всех, прости. Твои друзья уже ощутили силу океана, но тебе еще предстоит это, но позже.

Джон сглотнул оскомину в горле.

- Что ты имеешь ввиду? Что с моими друзьями? Что с Беном?

- На некоторые ответы приходится платить слишком большую цену. Прости.

- Объясни мне, Агнесс! Что с ними? Что с командой?

Тишина снова окутала пространство, лишь навязчивое жужжание миллиона пчел доносилось до ушей Крейна. Голос вернулся не сразу, но также внезапно, как и в первый раз.

- Они мертвы, Джон. Я слышу их мысли внутри Хранителя. Их судно пошло ко дну, когда океан разгневался. С этим ничего не поделаешь: он бывает жесток, такова его сущность.

- Но почему я еще жив?

- Ты воспринимаешь смерть, как избавление, поэтому Он не будет помогать тебе в достижении своих желаний. У Него для тебя заготовлена другая участь.

- Господи... - прошептал Крейн, заиграв желваками от переполняющих его чувств.

- В Хранителе их мысли кажутся несвязными, тягучими... Я слышу звонкий голос той женщины, Марты. Тщеславие буквально переполняет ее, а еще горечь от того, что ей не удалось лицезреть глубинный мир, каким его увидел ты. Но океан подарил ей возможность наблюдать за ним вечно. Как и желающему быть заметнее Брауну, и осторожному Свенсону, и завистливому Саммерсу, Он позволил стать частью того, что так сильно манило их – частью самого себя. Не удивляйся, Джон. Океан не отпускает души людей, являясь по своей сути огромной тюрьмой. То, что попадает в него, он забирает себе навсегда.

- О, Боже, Бен... - с тяжелым сердцем произнес Джонатан, вспоминая старого друга. Перед глазами так и проплывало их детство, когда они дрались палками, представляя в своих неокрепших ручках мечи. Джон был одержим гладиаторскими боями, а Бен никогда их не любил, но всегда принимал очередной бой, пусть и молчал о своем отношении к этому действу.

- Бена погубила зависть к тебе, порожденная тайной любовью ко мне, - проговорил голос Агнесс бесстрастно, будто лишенный любых чувств. – Ты всегда догадывался о том, что он смотрел на меня иным взглядом, не подобающем другу семьи, пусть и боялся себе в этом признаться. Здесь, на глубине, люди могут найти множество ответов, но они вряд ли смогут им понравиться.

Волна ужаса и безысходности обдала Джонатана, будто его окатили ледяной водой из ведра. Чувство немощности обуздало все его тело, и он не мог ей сопротивляться. Люди, с которыми он работал, были мертвы, и оставалось только догладываться насколько ужасной была их смерть. Сквозь панорамное стекло глубоководного аппарата он видел сгусток необъяснимой энергии, который одними лишь только словами буквально разрушал его разум.

- Тебе не стоит оплакивать их, Джон, - прозвучал голос Агнесс. – Они нашли то, что искали. Океан не может позволить примитивным формам жизни разведать все свои тайны. Души их теперь связаны с ним. Они здесь, внутри Хранителя.

- Но, почему я не разделил их судьбу?

- Потому что тебе стоит передать сообщение.

- Сообщение? Какого рода сообщение я могу передать? И кому?

- Миру, Джон. Вам, людям, стоит отказаться от идеи спускаться сюда... Такова Его воля - воля океана. Некоторые тайны должны покоиться в своих незримых, сакральных обителях. Люди слишком незрелы, чтобы осознать связь вселенной и воды. Она имеет память, она несет в себе энергию... и Хранитель тому доказательство. Души всех, кто погибает в воде остаются в нем...

- Но я... я не понимаю...

- Тебе и не нужно, милый. Ты всего лишь крохотная крупица, которая когда-нибудь станет частью необъятного.... А до тех пор тебе предстоит долгий путь... Океан дарует тебе жизнь, пусть и не имеет разума, но вода хранит память. Она везде и повсюду, даже внутри тебя и внутри любого человека. Она существует и будет существовать, пока организмы сменяют друг друга из раза в раз. Вода все помнит и хранит секреты...

- Агнесс... я... я не хотел, чтобы так... чтобы ты...

- Теперь тебе пора, - щелкнул передатчик и затих.

Темнота, рассеиваемая светом шара, стала обволакивать пространство вокруг. Шар стал отдаляться, переливаясь индиговым свечением. Джонатан опустил руку на рычаг экстренного всплытия и с тяжелым сердцем рванул его на себя. Лопасти закрутились с удвоенной силой, а корпус батискафа затрещал. Цифры на дисплее стали уменьшаться, а тьма, захватившая все вокруг, медленно сходить на нет. Аппарат всплывал.

Джонатан чувствовал собственные внутренности так четко, что ему даже показалось, будто в кишках его переворачивается кинжал. Давление постепенно приходило в норму, а время до всплытия стремительно сокращалось.

***

Когда его вынули из батискафа, лицо его было осунувшимся и смятым. На щеках все еще блестели слезы. Капитан рыболовного судна, поднявшего испытателя на борт, пригласил его к себе в кабинет, после того как Крейн немного пришел в себя. После долгих расспросов о том, что произошло с испытателем, командир судна еще долго не мог поверить в то, что вся команда исследователей погибла. К вечеру прилетел вертолет, на котором Крейн отбыл на материк.

Он молчал о том, что видел, повторяя одно и то же. Он уверял всех, кто мучил его расспросами, что глубоководная аномалия уничтожила Минотавр, пока он исследовал образовавшуюся впадину. И каждый раз, когда заканчивал свой рассказ, пытался донести до людей, чтобы никто не смел повторять их ошибку. Ни один человек не поверил ему.

Спустя месяц исследовательское сообщество уже снаряжало новую экспедицию для изучения глубоководной расщелины. Крейн уверял всех, что это ужасная ошибка, пытался саботировать погружение. В конце концов его упрятали в психлечебницу за неадекватные выходки: он вел себя агрессивно, бросался на ученых и начал твердить о подводной тюрьме душ. Вода все помнит и не прощает, твердил он с пеной у рта даже, когда его свободу ограничили, нарядив в больничную одежду.

Ему часто снился океан и та тьма, что так сильно давила на разум. Ему казалось, что он еще там, на глубине, окруженный глубоководными обитателями, поэтому стал спать при включенном свете. Врачи отмечали, что он постоянно просил прощения у некой Агнесс, когда считал, что его никто не видит. Изоляция совсем его истощила и поменяла. Он сильно похудел и отказывался пить воду.

Последним его посетителем стал руководитель исследовательского сообщества. Человек этот был прямолинеен, пусть и «застегнут на все пуговицы». Он с удивлением взглянул на струю воды, мирно стекающую из крана в раковину. В палате Джонатана отныне всегда работал водопроводный кран. Будучи обеспокоенным состоянием Крейна, он постоянно прятал глаза, словно ощущал толику своей вины, но старался приободрить испытателя, однако безуспешно. Крейн угасал на глазах.

Перед тем, как зрачки его глаз прекратили движение навсегда, он услышал, что исследовательское сообщество решило назвать открытую глубоководную впадину «пучиной Крейна».

А вода тем временем все слышала и все помнила...