Умиген
— А я — кто?
— Подрасти и сам поймёшь… возможно.
— Но я хочу знать сейчас!
— Нельзя потому, что — ты обыкновенный.
*Фрагмент диалога подопытного № 3485 и дельфина Ксенона. Д-р Кай Суирью, научный руководитель, «Умиген», Тихий океан
***
Акватический научно-исследовательский центр «Умиген» дрейфовал в северных водах Тихого океана. Наша последняя стоянка перед новой экспедицией находилась у берегов Большого гавайского острова.
Я вышел на вечернюю пробежку по главной палубе. «Умиген» имел форму исполинской медузы: её «щупальцы» — шахты были полностью погружены в воду, куполообразное «тело» — опоясанное кольцами-палубами — находилось над водой на пять палуб. С высоты птичьего полёта наш плавающий гигант напоминал спасательный круг с кругами меньшего диаметра внутри. Внешний вид центра был буквально олицетворением симбиоза человечества с океаном — структура, которая непрерывно взаимодействовала с водой. Элегантные и подвижные плиты на главной палубе переходили из самодвижущихся в беговые, создавая дополнительные удобства. Время от времени поверхность «Умигена» подстраивалась, подчеркивая свою тесную связь между технологией и пользователем.
После заката над западным горизонтом алело небо. Стемнело быстро, но под ноги я не смотрел — края кольцеобразной палубы фосфорно светились в стремительно наступивших сумерках. Я бежал и слушал музыку, которую мне на прощание в знак благодарности спела стая дельфинов-бутылконосов, которым я помог выпутаться из заброшенных рыбацких сетей у берегов Шотландии. Мои мысли вернулись к работе, чёрный силуэт Гавайского берега возвышался над горизонтом как исполинский кит. После извержения подводного вулкана в 2124-ом году остров Большой уже не был первым по величине, но сохранил своё историческое название.
Мои коллеги — на «Умигене» объединили учёных разных направлений — для большинства это была их первая океанская экспедиция — мечтали высадиться на твёрдую землю и отпраздновать событие. Я, сославшись на усталость, мечтал остаться в одиночестве. Как алкоголик, который под выдуманным предлогом отказывается от выпивки, лишь бы не признаваться в истинной причине отказа. Хотя совсем один я не оставался никогда — со мной плыли мои дельфины. Вот и сейчас я заметил, что дельфин по имени Криптон огибает палубу вместе со мной: его зеленовато-голубую спину я приметил ещё до заката. Примерно через каждые двадцать шагов Криптон подпрыгивал над водой и издавая радостный клич. В такие моменты я вовсе не жалел, что отказался от бега на суше.
После первого круга я краем глаза взглянул на очертания гавайских вулканов; мысленно я перенёсся сюда, только несколькими годами ранее — в заключительный день моего последнего ультрамарафона, где я, пробираясь сквозь чёрные глыбы магмы и покрытыми алыми кисточками-соцветиями вечнозелёные кустарники охиа1, встретил всемогущую богиню вулканов и огня Пеле. Это было предупреждение, больше не ступать на её землю. Тогда мне чудом повезло спастись от потока горячей лавы и я никогда не узнал, как это случилось. Я понял, что если это не станет моим последним ультрамарафоном — я же жилец. По случайному стечению обстоятельств — морская болезнь другого учёного — мне предложили возглавить исследование на «Умигене» и я, недолго думая, согласился.
Ежедневные пробежки по палубе были моей законной таблеткой наркомана, чтобы не сорваться и не пуститься в бессонный бег. Строго шесть кругов по шестьсот шестьдесят с гаком метров и не шагу больше. Подобрав в начале маршрута оставленное полотенце, я спустился по ступенькам к внутреннему аквариуму. Стеклянная стена бассейна была оснащена такой же подсветкой, как и края палубы и слабо мерцала. Я вытер лицо и вгляделся вглубь воды: там было темно: солнце уже село, и хотя на «Умигене» и не было ни одних настенных часов, время суток можно было определить по количеству солнечных лучей, которые пробирались сквозь океанские волны.
— Добрый вечер, Суирью-сенсей! — меня окликнул дежурный смотритель, — у нас гости! Представляете, Лихуа и Охиа приплыли прошлой ночью и не уплывают.
— Привет, Фахим! — я улыбнулся. Технический персонал покидал судно только в определённый случаях, а Фахим и вовсе практически не отлучался от вверенного на его попечение бассейна. Мы были знакомы уже не первый год, но Фахим упорно отказывался обращаться ко мне по имени:
— Как продвигается ваш эксперимент, Суирью-сенсей?
— Заканчиваю последние этапы. Ничего необычного. Просто некоторые проблемы, связанные с синхронизацией. Но я разберусь. — Я остановился и взял рыбу, которую мне протягивал Фахим.
Любовные пташки — Лихуа и Охиа никогда не разлучались. Я назвал дельфинов в честь влюблённой пары, которую разлучила моя спасительница: Гавайская легенда гласила, что однажды могущественная богиня вулканов Пеле встретила бравого воина по имени Охиа, и она попросила его жениться на ней. Однако Охиа уже поклялся Лехуа в любви. Пеле была в ярости, когда Охиа отклонил ее предложение руки и сердца, поэтому она превратила Охиа в искривленное дерево. Лехуа была убита горем. Боги сжалились над Лехуа и решили, что было несправедливо разлучить Охиа и Лехуа, и они превратили Лехуа в цветок на дереве Охиа, чтобы двое влюбленных навсегда соединились вместе. Поверье гласило, что если сорвать этот ярко-алый цветок, вы разлучите влюбленных, и в тот день пойдет дождь — слёзы разлучённых возлюбленных.
Сейчас Охиа и Лихуа смотрели на нас и пищали по-дельфиньи — уходя команда отключила автоматический перевод, который высвечивался прямо на водоупорном стекле — и я только догадывался, что они рады нас видеть, а Охиа ещё и подталкивал более стеснительную Лихуа забрать приготовленное им угощение.
— Кто ещё ночевал? — Я поинтересовался у Фахима.
— Неон и Аргон, а Криптон всё ещё тут уже вторые сутки. А вот Осмий куда-то пропал. Вторые сутки никто его не видел.
— Криптон? — Я поднял бровь и сконцентрировался — Странно…
Большинство дельфинов я назвал в честь элементов таблицы Менделеева. У каждого дельфина был свой характер, как и уникальные свойства химических элементов, в какой-то мере дельфины соответствовали своим прозвищам.
Водород появился на «Умигене» первым — ещё младенцем, но до сих пор был самым взбалмошным, Гелий — очень резвый и с голосом, который был пару октав выше, чем у остальных, Неон был отшельником и не очень хорошо ладил с остальными дельфинами стаи, всегда держался немного поодаль от остальных, Аргон — хотя и был без особых примет, но однозначно был самым аристократичным из всех, Криптон — избегал людей и был редким гостем, предпочитая делать круги вокруг «Умигена», но и не уплывать на совсем — оставаться во внутреннем аквариуме вторые сутки — странно, странно… Я продолжал перебирать имена дельфинов в уме. Ксенон — обладатель дивных фиалковых глаз — являлся истинной загадкой, Осмий — самый тяжёлый и неповоротливый — охотнее всех съедал угощения, которые получал от людей, и дольше всех находился на территории «Умигена», Иридий… ну Иридия было легко отличить от других — это был дельфин альбинос и ему тоже приходилось несладко — океанские дельфинихи-самки его сторонились. Вот они с неторопливым Осмием и сдружились, мы их даже называли Осмиридий, когда в аквариум «Умигена» к Осмию приплывал его друг Иридий. Мои мысли редко занимало что-то, кроме дельфинов и я ухмыльнулся — ведь я начал мыслить как типичный холостяк за сорок с дельфинами.
С мыслью о пропавшем Осмии, я спустился в лифте прямо в лабораторию — выпуклый нарост на щупальце, который по ходу эксперимента и надобности можно было поднять и приблизить к центральному аквариуму — сейчас находился в своем обычном положении — погружен на глубину, и иллюминатор зиял пустотой. Я сидел в темноте и предавался размышлениям, насколько бы с удовольствием, граничащем с безумием, хотел бы подняться обратно на палубу и пуститься в бег. Бежать круг за кругом, хотя бы по палубе, но без сна, пока я не начну видеть и чувствовать удивительные вещи. От этих мыслей меня отвлекло ощущение, что за мной наблюдают. Я обернулся, но слишком поздно, мимолетный проблеск за стеклом исчез. Я подождал ещё некоторое время, но стекло смотрело на меня как открытое горлышко чернильницы, которую я видел в музее каллиграфии — испуская редкий пузырёк воздуха, но не содержащий никаких признаков жизни.
Эксперимент, над которым я работал, вошёл в завершающую стадию, но и тут — как и в пристрастии к бегу — я не торопился поставить финальную точку. Короткая пробежка притупила чувство голода, но кучисабиши — «одинокий рот» сделал своё дело, я не остался в лаборатории, а вернулся в верхний коридор к продуктовым витринам-холодильникам. У автомата с напитками я выбрал банку зелёного чая с лаймом и специями, а у автомата с закусками — поднос роллов футомаки ясай и шиитаке и мою любимое — упаковку с выращенной прямо на верхней палубе «Умигена» зеленью. Я направился в зону комфорта созерцать люминесцирующих морских обитателей: медуз, светящихся разноцветных рыбок и плавающие волшебные водоросли, излучающие мягкий свет. Под водой царило настоящее волшебство океанской жизни. Я наслаждался этим великолепием, на ходу открывая банку с чаем и распечатывая упаковку футомаки, когда меня отвлекли крики и беготня на одну палубу выше. Навстречу мне бежал и размахивал руками Фахим.
— Суирью-сенсей, Суирью-сенсей, скорее, сюда!
Я побежал за ним и на бегу слушал о только что найденной в воде беременной женщине, которую к палубе непонятно как приволокли дельфины Осмий и Иридий.
— Иридий? — спросил я, — возможно это его промелькнувший силуэт я не успел разглядеть в иллюминаторе слабо освещенной лаборатории.
Быстро обогнав Фахима, я в два шага взлетел вверх по лестнице на палубу, где только что бегал, сейчас отсек палубы ярко светился. Увидев меня, Иридий и Осмий подплыли ближе; Иридий сделал прыжок над водой, будто не был уверен, что его заметили, а Осмий — наоборот, будто расслабился и притаился в отбрасываемой «Умигеном» тени. По приглушенным голосам обслуживающей команды я догадался, что скорее всего врач уже находится возле неё и найденная женщина находится под его присмотром. Я замедлил шаг и остановился там, откуда мне хорошо было видно окружающих.
Арвид, капитан «Умигена», был старым моряком с мудрым взглядом и спасательной жилеткой, усыпанной морскими звёздами. Плавющий гигант был его собственным сердцем, бьющим в такт пульсу океана. Члены команды окружали его как маленькие и любопытние рыбки окружают коралловый риф.
Никто не обращал на меня внимание — всеобщие взгляды были прикованы к женщине. Я не видел её лица и судя по выражениям лиц присутствующих — никто её не знал. Но сначала надо было понять — жива ли она. Врач Цур с помощью капитана Арвида перевернули её, чтобы освободить дыхательные пути от попавшей туда воды. Могла бы это быть одна из матерей моего эксперимента? Нет. Они всегда покидали борт после интервью с дельфином… Эта — тёмные, длинные волосы, сейчас мокрые и слипшиеся как морская капуста в подносе, который я только что держал в руках, круглое и бледное, как рисовый шарик лицо. Нет — определенно это не одна из женщин из моего эксперимента. Хотя их и было много сотен, у меня хорошая память на лица. Но как она сюда попала? Так далеко от берега и третий триместр беременности. Женщина закашлялась и открыла глаза, оглядев в непонимании окружающих. Вздох облегчения вырвался у Арвида, пока женщину укладывали на носилки. Я решил, что пока моя помощь не нужна, Цур и сам справится. Мысль о водорослях и рисе напомнило мне, что я проголодался и, помахав на прощание дельфинам, которые по-прежнему держались возле людей и спасённой женщины, я спустился по лестнице. Фахим, догнал меня и поймал уже с футомаки на полпути к моему раскрытому рту.
— Их надо выбросить обратно в море, Суирью-сенсей.
— Ты о чём, — на пару секунда мой рот остался в таком же положении - будто я кит и пропускаю через себя воду и стаю рыб. Я непонимающе уставился на содержимое своего подноса.
— Нет, нет, не чуки — дежурный указал на мой любимый салат водоросли с ореховым соусом и сделала отрицательный жест головой — женщину и её ребёнка надо выбросить обратно, откуда они пришли. Пока не случилось беды. Так я и знал — не надо было мне ступать на этот плавающий Глаз Канаолы…
Я жевал салат и не отвечал, и между ритмическими постукивания челюстей, некоторые слова Фахима ускользали от меня. Я открыл банку с охлаждённым чаем.
— Думаю, что ночью женщина отдохнёт, а утром ты поймёшь, что зря волновался — возможно, она упала со скалы по неосторожности, или её увлекла волна, когда она купалась — и мы её вернём домой, на сушу, не переживай.
— Утром будет слишком поздно, — Фахим был категоричен, вы не воспринимаете мои слова серьёзно, я понимаю, но мне важно вас предостеречь.
— Суирью-сенсей, хорошо, что вы здесь, — доктор Цур, который до этого осматривал женщину, присоединился к нам возле продуктовых автоматов. — Она пришла в себя, но она не разговаривает ни на одном из доступных нам на данный момент языков — все учёные спустились на берег, а из оставшихся никто… и я подумал… может… конечно, если вы не слишком устали… извините…
Доктор Цур напоминал мудрую столетнюю морскую черепаху. Если он решил, что кто-то может самостоятельно перевернуться на ноги, как сухопутная черепаха упавшая на панцирь, то за пациента можно было не волноваться.
— Хорошо, думаю, я смогу попробовать.
— Вот, у неё был только этот кулон. Это «Око бога» — местный амулет, но она меня не понимает…
Я посмотрел на кулон из белого металла — круглая паутина из четырёх кругов и семиконечная звезда в центре:
— Оставьте кулон у меня.
— Конечно! Мы сняли это, когда проводили обследование — она в полном порядке и ребёнок тоже, но ей необходимо восстановить силы — непонятно, сколько время она провела на воде. Логично предположить, что это случилось перед закатом, но знать наверняка — невозможно.
Темнота снаружи уже наступила, и лампы в воде аквариума создавали плавное свечение. Однако, несмотря на внешний покой, что-то тревожило меня внутри.
***
Подготавливая неизвестную и приборы к предстоящей сессии, я размышлял о своём исследовании, вернее — о самой трудоёмкой его стадии — о сборе, проверке и сопоставлении данных — и на саму женщину внимания не обращал. Я уже проделывал похожу процедуру сотни раз — мои действия были налаженные и чёткими до десятой доли миллиметра — я действовал автоматически, как при беге, а в уме перебирал, который из дельфинов может быть самым подходящим для такого собеседования. Я — учёный, и эмпирический аспект важен для науки — все мои предыдущие диалоги проводились по шаблону и при помощи нескольких дельфинов поочередно. Сейчас я действовал вне рамок своего исследования и мои мысли возвращались к Осмию. Тем более — это же Осмий и Иридий нашли женщину — и, возможно, они уже беседовали с не родившимся ребёнком… Как бы отвечая на мой мысленный запрос — на запястье завибрировал браслет.
Это были геолокации дельфинов, которым можно было дать доступ в отсек лаборатории. Значки [Os] — Осмий и [Ir] — Иридий на экране не высвечивались.
«Тогда начнём с нашей любовной пары Лихуа и Охиа, они подойдут даже лучше, скорее всего», — я разговаривал вслух и для протокола, и чтобы пригласить дельфинов, сразу добавил добавил число и время разговора — 1-е мая… Я буду называть тебя Майя, хорошо, я не знаю твоего имени… пока что, не знаю.»
Женщина дремала на небольшом диване напротив стекла аквариума. Я разглядывал черты её круглого лица — широкие скулы, средней высоты лоб, немного приплюснутый нос. Она смутно мне кого-то напоминала. Ну не удивительно — я проинтервьюировал много сотен женщин разных рас и племён. Вернее — их ещё не рождённых детей. Я заметил, что отвлёкся. Для сеанса с дельфинами женщине бодрствовать необязательно — тем более, неизвестно, сколько время она провела за бортом и обессилела. Я взором обратился к дельфинам за стеклом — это были Лихуа и Охиа, молодцы, пришли на первый мой позыв. Прильнув почти вплотную к стеклу, животные тоже смотрели на женщину.
На экране высветились первые слова начала диалога, и я перевёл рычаг вещания в голосовой режим. Дельфинам это мешать не будет — стекло звуконепроницаемое, а речь дельфинов принималась через волновой приёмник.
Я начал свой диалог с дельфинами, проводя мысленную связь, которую они умели понимать. Дельфины были уже знакомы с процессом и, как правило, сотрудничали. Однако сегодня что-то было иначе. Я чувствовал некоторую непривычную напряженность в их поведении, особенно у Охиа.
«Привет, Лихуа и Охиа. Спасибо, что пришли. У нас есть особенный гость, и я хочу, чтобы вы помогли нам установить связь с ней», — передал я свои мысли дельфинам.
Лихуа издала серию свистящих звуков, а Охиа медленно качал головой, выражая свое понимание. Я продолжил свой ментальный диалог, обращаясь к женщине.
«Привет, Майя. Меня зовут Кай. Мы здесь, чтобы помочь. Я работаю с дельфинами, и эти два особенных дельфина, Лихуа и Охиа, могут помочь нам установить связь. Мы хотим понять, что с тобой произошло. Ты можешь чувствовать нашу связь. Доверься нам, и мы постараемся помочь.»
Женщина не выказывала явных признаков понимания, но я продолжал налаживать связь с дельфинами, передавая им свою решимость помочь и спрашивая их, как они могут помочь.
Внезапно Лихуа выпустила серию щелкающих звуков, а Охиа начал плавать вокруг аквариума, словно что-то пытаясь продемонстрировать. Я увлекся интеракцией с дельфинами, забыв на мгновение о женщине.
«Где Осмий и Иридий? Где они?» — первое услышанное предложение и конкретность вопроса меня озадачило. Или это ошибка и это вопрос дельфинов, а не ребёнка в утробе Майи?
«Можно мне с ними поиграть?» — ошибки быть не могло — это дельфины переводили речь малыша.
Откуда он знает, как зовут дельфинов? Я удивлялся всё больше, а ведь я учёный — я не должен удивляться. Я посмотрел на дельфинов. Я уже понял, что следующий вопрос будет за ними.
«Откуда ты знаешь Осмия и Иридия?»
«Они мне сказали, когда привезли меня сюда, на «Умиген.»
Я хотел позвать доктора Цура, но боялся прервать этот нетипичный диалог. Тем более, откуда ребёнок знает название плавучего проекта исследования океана?
«Ты знаешь, почему ты здесь?»
«Да, нас смыло волной во время церемонии в честь Дня лей — цветочных гирлянд. Традиция дарить и получать леи на Гавайях восходит к ранним полинезийским путешественникам и символизирует любовь и дружбу. Моя мать наклонилась к воде. Её гирлянда зацепилась за… »
Одновременно на моём браслете высветилось: «1-е мая на Гавайях отмечают День лей — день любви и дружбы.»
«Это наверняка Иридий с его шалостями.» — их диалог продолжался.
«Наверное, он хотел поближе исследовать яркую цветочную гирлянду, потянул, женщина не удержала равновесия, а тут ещё и волна…» — я подумал. — а то, что взаимосвязанность сознания может выходить за рамки отдельного человека, достигая других непредвиденным образом, я знал благодаря другим экспериментам.
«Нашкодил, позвал друга Осмия подсобить», — я уже не терялся в догадках. — Вот только — почему женщина не реагировала на попытки общения с людьми?» Но я отвлёкся от своих мыслей и вернулся к разговору между дельфинами и ребёнком.
«Нет, Иридий тут не причём, — это я его позвал, чтобы нас смыло волной — я не хотел рождаться в этот мир. Однажды я умер и с тех пор вот уже несколько раз я избегаю появляться в этом мире. Тут только войны, ненависть и зависть. Главное, сделать это так, чтобы не догадались. Это должно было выглядеть как несчастный случай.»
Я слушал и не верил своим ушам. Дело в том, что В один момент не только учёные, но и человечество в целом, обратили внимание, что перестали рождаться гении. Вот уже больше века дети рождались одарённые, талантливые — да, но не гении, как это случалось испокон веков — в самых обычных семьях, у самых обычных родителей — дети гении, которые создавали великие творенья или делали открытия, которые меняли курс человечества. В эпоху появлением ИИ и жёсткого контроля климата, все гениальные души просто исчезли.
Женщина слегка подняла голову и устало посмотрела на меня. Её глаза были полны чего-то неопределенного, и казалось, будто она пыталась что-то сказать. Я почувствовал, что связь с ней усиливается, и я готов был продолжить попытки установить контакт, но она вновь впала в забвение.
Только что услышанный диалог никаким образом не вписывался в ход проведенного мною эксперимента. Все разговоры между ещё не родившимся на свет плодами и дельфинами кардинально отличались от только что услышанного. Обычно, в непонятных ситуациях я отправлялся на пробежку. Женщину можно оставить здесь — она спит. И продолжить начатое после разминки.
На главной палубе было шумно. Это вернулись мои коллеги. С берега прямо на палубу, как добычу хищника, их доставило одно из щупальцев «Умигена»-гигантской медузы:
— Кай, дружище, зря ты не пошёл с нами!
Кто-то набросил на меня гирлянду цветов. Это были красные цветы лехуиохии.
Я побежал быстрее, чтобы вернуться в лабораторию к моей «Майи» и узнать у ребёнка, за какой гирляндой наклонилась его мать — какие это были цветы? Но вернувшись в лабораторию, я обнаружил, что Майя исчезла. Кулон лежал на столике у дивана и поблескивал. Аквариум тоже был пуст. Со всех ног я бежал вверх, неизвестно, каким способом нерождённый гений решил убить свою будущую мать. Только бы успеть… Майю я увидел у холодильника с едой и вздохнул с облегчением. Огромный камень свалился у меня с души. Но только на секунду. Одним махом я выбил у неё из рук вилку с салатом чуки, который она почти уже засунула в рот. Её глаза смотрели на меня с нескрываемым ужасом. Она была голодна.
— Беременным нельзя водоросли — это может привести к преждевременным родам. Я сказал, засмеялся и подумал, что в её случае это может быть и не так уж плохо… Но тут же спохватился, что она меня не понимает, достал с полки салат из белокочанной капусты и объяснил на пальцах, показывая на её живот, корча страшные гримасы и душа себя, вредность водорослей, походу выбрасывая их в ёмкость для пищевых отходов. В этот момент, несмотря на смех и легкость общения, мои мысли боролись с собой. Будущее Майи и её ребёнка зависело от того, сможет ли я обеспечить их безопасность.
— Вот, ты забыла кулон. Я вытащил из кармана кулон в форме «Ока бога» и осторожно надел его на шею Майи. Она улыбнулась, пальцы её легко задели металл, и в этот момент мир вокруг словно замер. Я вспомнил, где я видел это лицо. Это было лицо богини Пеле, которая спасла меня во время бега. В этот момент я почувствовал, что судьба свела меня с Майей не случайно. Я мог отблагодарить ту, кто мне помог, и теперь мог спасти её и, возможно, будущего гения. Мы стояли на палубе, держась за перила, и смотрели, как на востоке светлеет небо и тёмные силуэты поющих дельфинов летают над водой. Новый день начинался, полный неопределенности и надежды.
***
Стая дельфинов наблюдала за «Умигеном», где на главной палубе стояли двое. Щелчки и свисты дельфинов звучали, словно они тоже осознавали важность момента. Кай стоял рядом с Майей, легкий ветерок теребил её тёмные волосы. Кай извлёк из кармана гирлянду из ярких цветов. Внезапно, маленькая птичка — огненная гавайская цветочница или просто — апапане, закружила над их головами в поисках медоносного цветочного нектара. С улыбкой он нежно положил её на плечи Майи — молчаливый жест защиты и дружбы в бескрайнем океане.
***
На общем совещании мы решили приостановить моё исследование и не перемещать «Умиген» до родов Майи. Мои коллеги, поддержав мою идею, активно обсуждали возможные сценарии развития событий. В этот момент я осознавал, что мой научный проект превратился в нечто большее, чем просто исследование дельфинов. Это стало встряской для всех нас, разбудившей в нас не только ученых, но и людей, способных принимать решения, когда на кону человеческая жизнь и потенциально новый ум.
На следующий день Осмий и Иридий вновь привели женщину на борт. И снова беременную. Вопросы и сомнения не покидали нас, но вместе с ними возникали и новые надежды. Может быть, в этом загадочном возвращении к нашему исследовательскому центру есть какой-то смысл, который мы ещё не можем постигнуть. Мы остались в ожидании, глядя на эту таинственную связь между дельфинами и человечеством. Может быть, гении возвращаются к нам, напоминая о том, что даже в наше технологическое время великое может происходить вне рамок лабораторий и формул.