Имя автора будет опубликовано после подведения итогов конкурса.

Съедобный океан

 

Локальные сутки 172

– Вся наша затея была тухлой, – мягко произнесла Вея. – Вся с самого начала. Понимаю – фамильная планета, долг перед предками, всё такое. Вот только обязательств заниматься этой планетой на тебя никто не налагал. Ни отец, ни тем более дед-открыватель. И, чтобы мы тут не нашли, это не поможет основать колонию. Нынешняя парадигма – терраформирование под террагенную биосферу. Эпоха освоения планет с собственной жизнью завершена. Добро пожаловать в Четвёртую волну экспансии, друг. Первопоселенцы которой, когда придёт их черёд, будут высаживаться на газон. И ставить на него свои стереотипы. Без суматохи и рисков. Причём газон будет выглядеть как будто его культивировали триста лет.

Мааду не хотелось отвечать. Возразить было нечем – на самом деле – но он сказал:

– Экспансия – дело гиперактивных. Любителей преодолевать трудности достаточно, чтобы набрать команду освоения Дарка.

– Никто не будет связываться с колонизацией мира с биосферой класса бета. После опыта Претории особенно. Если в основу проекта положена кривая идея, то в дальнейшем кривизна его будет лишь нарастать. Увы нам.

Маад промолчал, рассматривая знакомый до безразличия пейзаж. Два скалистых мыса, замыкавшие залив, казались почти чёрными на фоне зеленовато-голубого неба – останцы разрушенной долеритовой дайки. Спокойная бирюзовая вода чуть рябила на прибрежных постройках псевдогубок.

Ракоскорпионы бродили по широкому пляжу в поисках песчаных медуз, копаясь в грунте лопатками, торчащими по сторонам голов. Двухметровые серо-чёрные плоские тела, опирающиеся на шесть мощных суставчатых ног, с задранными вверх хвостовыми сегментами, живо напоминали Мааду противоперегрузочную конфигурацию пилотского кресла.

Несмотря на жутковатый облик, ракоскорпионы были совершенно безобидными тварями.

Девушка испытующе посмотрела на него и, наконец, решилась:

– Маад. Раз уж мы начали разборку неприятных обстоятельств. Хочу тоже требовать ясности. Я долго игнорировала ход событий. Прошло уже пятьдесят местных дней с момента, как за нами должны были прилететь. Наконец разъясни мне, что случилось. По серьёзному. Без отшучиваний и уклонений.

– Я не могу понять, – признался Маад. – И это самое плохое. Боюсь, что с «Компасом» произошла авария, катастрофа, нештатка. Да, такое и сейчас случается. Но почему не послали другой корабль?

– Мы можем связаться с кем-нибудь?

– Теоретически мы можем послать сигнал. Но практически без внешней помощи нам не хватит вычислительной мощности, чтобы направить СПВ-луч с нашего спутника на конкретный приёмник. Услышать наше сообщение могут только случайно. Получать, разумеется, мы можем, но нам почему-то никто не сигналит. И ещё более непонятно – почему нет извещёний об изменении сроков.

– Одни локальные боги знают, что творится, – Вея разражено махнула рукой и пошла к стереотипному дому, поставленному на плоской вершине скального выступа. Бриз раздувал её лёгкие русые волосы, колебал подол платья.

Маад не последовал за ней. Им следовало побыть наедине с невесёлыми мыслями. Но он смотрел вслед Вее. Висящий рядом дискообразный робот-защитник также направил целых две группы наблюдательных датчиков на поднимающуюся по тропе девушку. Такое внимание казалось излишним – дорога находилась под защитой оружейной вышки, воздвигнутой рядом с домом. Не говоря уж, что никаких опасных для человека существ на Дарке не водилось.

Мааду представилось, что робот тоже думает: какая красивая женщина, какие волосы, какая стать, какие ноги.

Боевые роботы лучше всех понимают своих хозяев.

Маад отвернулся и вновь поглядел на два мыса.

Он уже несколько дней присматривался к новому скальному маршруту по левой стене. Надо пройти его прямо сейчас, решил Маад. Сжечь нервное напряжение в усилиях тела и души.

Так непросто прикидываться спокойным перед чуткой девушкой.

 

Локальные сутки 173

После завтрака Вея не поспешила в лабораторию, но села в шезлонг, закинула ступни на ограждение веранды и, попивая абрикосовый сок, долго смотрела в океан, в зазор между двух мысов.

Маад сел рядом, взял ситар и принялся наигрывать «Лунную ночь». Эта мелодия ему очень нравилась, поэтому он все ещё был недоволен собственным исполнением. Вея сначала подмурлыкивала, а затем вдруг спросила:

– За нами могут вообще не прилететь?

– Не могут, – сказал Маад. – Хоть мы и самодеятельная экспедиция, но слишком много людей и организаций знают, где мы. Даже если «Компас» погиб, Служба Безопасности должна послать другой корабль.

– И где он? – сделала брови домиком Вея.

– Следует предположить, что некие обстоятельства этому препятствуют. Но не имею представления, что за обстоятельства.

– То есть мы не знаем, почему корабль не прилетел. И не имеем способов это узнать?

– Да, так.

– На сколько нам хватит жизнеобеспечения? Какой срок мы можем протянуть без помощи извне?

– Критический ресурс – энергия, – незамедлительно ответил Маад. – Наш энергер нормально проработает ещё тридцать земных лет. Затем начнут срабатываться Т-вкладки, и ещё лет через десять он будет вырабатывать энергии меньше, чем нужно ему самому для обеспечения генерации.

– Понятно, ты думал о том же. А если за это время напечатать ветряков, солнечных батарей, биогенераторов и прочего антиквариата?

– Все равно наша энерговооружённость упадёт на пару порядков. Я прикидывал – подножной энергии скорее всего хватит только на базовые функции дома. Не будет затратных процессов: фабрикации, в том числе переработки местного белка, защиты, технокондиционирования, полётов... Много чего ещё не будет работать, в том числе твоя аппаратура. К тому же самодельная в поле техника не долговечна, и это отдельная проблема.

– А медицинские биотроны? Киберврач?

– У них автономный источник, которого хватит до конца нашей жизни. Но сразу скажу, что он не сможет компенсировать выбывающую мощность. Да и лишаться доступа к высокой медицине – последнее, что нам надо. Вообще ты должна это знать сама, не первый раз на пребывании.

– Я занималась своим оборудованием, а ты всем остальным. В детали экспедиционной экосреды я не вникала. Я тебе доверяю.

– Мы готовились провести на планете несколько десятков биодней, а не десятки биолет.

– Понимаю. Но это меня не утешает, – довольно нервно произнесла Вея.

– За нами прилетят, – максимально убедительно заявил Маад. – По-другому не бывает.

– А если произошла какая-то вселенская катастрофа? Вдруг все умерли, кроме нас?

– Говоришь ерунду. Сфера человеческих миров в поперечнике сотни парсек. Катастрофа, которая бы могла уничтожить все живое в таком объёме, невозможна. Даже если возможна – произошла бы не внезапно и не в течении нескольких месяцев. Тем более что и мы находимся внутри Сферы.

– Но других объяснений у тебя нет? Тогда разумней предположить, что мы проживём тут всю жизнь. Просто по минимаксу. Если мы ошиблись, то ничего не теряем. Если не ошиблись – получим шанс прожить несколько дольше, чем сорок лет.

– Есть третий выход, – сказал Маад. – Уйти в стазис.

– Нет, это подвариант ставки на спасение извне. Тот же фас, только в профиль. За нами либо прилетят в обозримое время, либо не прилетят вовсе. Во втором случае мы выходим из стазиса в момент, когда все ресурсы уже потрачены. Вообще. Дотла. И очнёмся без средств существования на неприспособленной планете. Нам следует прямо сейчас планировать, как выжить и нам самим, и потомкам. Я попой чувствую, что именно так должно действовать.

– Потомков? Ты думаешь о детях?

– У тебя нет чувства неправильности, что нас только двое на целой планете? У меня есть, оно сильное и странное. Пока мы были тут любопытствующими странниками, это не значило ничего. Но теперь... – Вея поколебалась. – Представь, что мы последние люди во вселенной. Попробуй вообразить такой вариант. Осмелься.

Маад нахмурился. Вея права – сложно представить иную причину, почему за ними так и не прилетели. Вея продолжила:

– Замечу, кстати, что сверхсветовые эффекты – атрибут разума. Подобную катастрофу вполне может устроить сверхцивилизация. А сверхцивилизации существуют. Должны ли мы рисковать самим существованием рода человеческого? Да и остаток нашей жизни, если уж он пройдёт на Дарке, без детей будет пустым и бессмысленным. Не говоря уж, что скучным. Чем тут заниматься в отсутствие энергии? Кроме того, двух человек маловато для полноценной социальной жизни. Бездетные люди слышат голос глубин собственной психики, говорящий, что они бесполезны в этом мире. Эта весть либо компенсируется творчеством, либо приводит к саморазрушению. Но кому нужно будет наше творчество в отсутствие зрителей? Скорее начнём пережигать себя. Нам даже не на кого слить внутреннюю деструкцию. Разве что бить ракоскорпионов ногами. То есть озвереем мы без детей.

Маад аж порвал струну.

– То есть мы должны быть как Ева и Адам? – удивился он.

– Вроде того. Маад и Вея.

– И как тебе такая перспектива?

– Почему нет? Быть Адамом и Евой лучше, чем Робинзоном и Пятницей. Ты и так мой мужчина, почему бы мне не размножиться именно с тобой? Прожить вместе остаток жизни? Не худшая перспектива. Ты сильный, основательный, надёжный, как слон. За тобой как за защитным экраном.

Маад со стуком отставил ситар в сторону.

– Одно дело жить вместе по своей воле, другое – в силу обстоятельств.

– Разве мы вместе не по своей воле? Ты сильно преувеличиваешь дискомфорт обстоятельств. Когда выбора нет, то нет и смысла жалеть об отсутствующих вариантах. В этом есть и плюс – не надо бояться, что мы расстанемся. И вообще, если ты наконец решишься признаться мне в любви – мой ответ может тебя удивить.

Маад не нашёл что ей ответить. Разве что действительно сказать, что любит?

Нет, ещё не время.

И вообще, кто сказал, что Вея удивит приятно?

Обычно трудно понять, какое место ты на самом деле занимаешь в чужой жизни.

– Ладно, не напрягайся, – сжалилась Вея. – Давай подумаем, какими ресурсами мы обладаем. Помимо того, что привезено с собой. Точнее, надо ответить на вопрос: как обеспечить потомкам существование? В первую очередь – прокормить. – Вея помотала головой. – Но не сейчас. Я вообще-то в расстройстве. Мне надо успокоиться. Давай сегодня напечатаем вина. Главнее, чтоб с алкоголем. Конечно, гадость ненатуральная, рядом не стоявшая с настоящим вином. Но мне надо. И тебе советую, как исполняющая обязанности врача.

– Если с вином нелады, может, прибегнем к более кардинальным напиткам? Коньяку, например?

– Коньяк хорош, но в нем также есть натуральные компоненты, которые дивны своей натуральностью. Но ход твоих мыслей мне нравится. Я в одном фильме наблюдала, как люди пили разведённый водой спирт. И действовал такой раствор сногсшибательно. Давай попробуем, Маад? Простая химия же.

– Если он поможет тебе достигнуть желаемого – почему нет?

– Может попутно посмотрим какое-нибудь кино? Только не повторяй, что тебя достал мой интерес к этому первобытному искусству. Которое вымерло тысячу лет назад.

– Не буду, потому как – зачем тебя расстраивать? В конце концов ты же молчишь про ситар.

И, кстати, ни разу не припомнила, что именно он привез ее на Дарк. Уговорил, настоял. Правда, долго Вею уговаривать не пришлось. Но без Маада она не попала бы в эту глупую робинзонаду.

– Нет, ты хорошо играешь, – улыбнулась Вея. – Особенно если учесть, что на деревяшке всего четыре струны. А я в детстве шустро стучала на ударных. Давай организуем ансамбль? Будем играть ракоскорпионам. То-то они обрадуются.

Маад рассеянно посмотрел на живность, гуляющую по пляжу.

– Кстати, не кажется ли тебе, что их стоит приручить? Вывести породу пляжных ракоскорпионов-кресел?

– Это как раз несложно. Поведенческие программы метачленистоногих просты. Я на коленке сделаю вектор, вызывающий церебральную инфекцию. После которой ракоскорпионы при виде человека будут принимать определённую позу и радостно ожидать, что на них сядут.

– Надо бы с ними наладить дружбу. Вон какие здоровые, – сказал Маад.

– Они цари местной природы, причём не только наземной. Наши пляжные просто сменили водную среду на воздушную, мало изменившись. Дарк – планета метачленистоногих. Они тут здорово продвинулись, а вот ничего подобного рыбам как-то не возникло. Но не увиливай. Маад, ты скользкий какой-то. Как песчаная медуза. Скажи прямо – согласен смотреть со мной кино и пить спирт?

– Разумеется, согласен. Не брошу же тебя одну в этом трудном деле. Возможно, я ещё пойму, что в древнем кинематографе может быть нам интересного.

– Многое, – сказала Вея. – Те же способы потребления алкоголя. Вот.

 

Локальные сутки 174

Рассвет они встретили на пляже, прогуливаясь. Ноги непривычно подгибались, и даже робот-телохранитель, парящий вверху, укоризненно покачивался с боку на бок.

– У тебя вообще что с генеалогией? – поинтересовалась Вея. – Из каких линий будешь?

– Ты про генетическую специфику? Я покажу свою карту.

– Не настолько подробно. Пока. Я хотела сказать – откуда родом? Где жили твои предки? В каких краях?

– С предками у меня довольно запутанно. По матери я из Центральной Азии. Примерно половина предков из местных тюрок, половина из иранцев, в широком смысле. По отцу не проще. Бабушка вообще икарийка. Икария заселялась из обеих Америк, но так давно, что искать земные корни в её почве бессмысленно. Дед наполовину австралиец, на вторую половину из славян, в основном восточных с долей ещё каких-то. В первом приближении так.

– Неплохо, – решила Вея. – Я думала, ты из арабов. Маад – арабское имя. Даже похож.

– Нет, в моём случае имя иранское, плод от соответствующей ветви древа предков. Означает Луна, кстати.

– Я, разумеется, латина, но у нас в Аргентине базовое население намешано из потомков мигрантов южноевропейского происхождения. Конечно, вложились и в нашу кровь и местные индейцы. Но мы относим себя к средне-северной расе. Фенотип соответствует. Я, к примеру, вполне выраженный средиземноморско-альпийский микс. Хотя и немного бледновата.

– Ты реально думаешь, как завести на Дарке детей?

– Я работаю над этой идеей, – потупила глаза Вея. – Жаль, что мы с тобой одной расы. Будь я африканской женщиной, или ты восточным мужчиной, у наших потомков оказалось бы больше полезного генетического разнообразия.

– И сколько мы можем родить детей? Десять-двенадцать?

– Можно и больше, если применить кое-какие способы и методы. Если искусственно провоцировать рождение даже не двоен-троен, а большего числа близнецов за раз. Рекорд что-то около пятидесяти детей на одну женщину. – Вея немного подумала. – Правда, для гарантии выживания рода надо бы хоть на порядок больше потомков. Но придётся рискнуть. В конце концов, у гепардов и зубров получилось пройти через бутылочное горлышко. Мы чем хуже?

– А если клонировать?

– Не получится сделать оборудование. Наш фабрикатор не осилит необходимый уровень печати. Придётся рожать естественным путём, как принято.

– И ты готова на такой подвиг?

– На этой планетке всего два источника жизни – океан и я. Надо соответствовать.

– Океан тоже женского пола, значит? – усмехнулся Маад.

– Самка; древние греки ошибались с полом, – без улыбки согласилась Вея. – Знаешь, пока есть медицинская поддержка, проблемы со здоровьем мне не грозят. Я хоть и хлипкая на вид, но на самом деле девочка хоть куда. В любое дело годна.

Маад решил, что разговор стал чересчур серьёзным для утренней прогулки под спиртовым наркозом после хоть и короткой, но бессонной ночи, и надо бы его по-быстрому свернуть.

– Искупаемся? – вдруг предложила Вея.

– Нет. Во-первых, плавать под алкоголем – неразумное поведение, хотя нам и не дадут утонуть.

– Мы жутко осторожные, – удручённо заключила Вея.

– В чужих мирах надо ждать опасности всюду, где опасностей нет, – пожал плечами Маад. – И, во-вторых, мне не нравятся прибрежные воды. Такое ощущение, что плаваешь в овощном супе. Лучше слетаем на острова, ближе к вечеру.

– Хм. – Вея вдруг остановилась и недвижным взглядом уставилась в море.

– Кстати, в твоём фильме была красивая любовная сцена на пляже, – вкрадчиво произнёс Маад.

– Два ха-ха, – откликнулась Вея. – Вот что ты предпочитаешь купанию! Нет, я и сама не прочь. Но, скажу в тон тебе: думаю, что секс в состоянии этилового отравления – сомнительный опыт. Что-то мне оно не нравится. Голова работает плохо. Поэтому погодим чуть. До островов, например. Кроме того… Ты подал мне идею. Точнее, два ключа к ней. Третий у меня был. Я должна быстро прийти в себя и хорошо все обдумать.

 

Локальные сутки 175/217

Вернувшись с островов, Вея вдруг затворилась в лаборатории. Девушка работала как заведенная, едва отвлекаясь на сон и еду, и более не отвлекаясь ни на что. Она и ела-пила невидяще, почти не выходя из вирта, на призывы Маада к осмотрительности и отдыху механически отвечая, что хорошо отдохнет потом, в надлежащее время, а пока что – не мешай.

Через десять дней она и ночевать стала в лаборатории, в биотроне, в режиме интенсивного сна, сжимая время, требуемое для сна и отдыха. Маад попробовал возмутиться, но Вея просто кинула в него какой-то приспособой.

Маад удалился в спортзал и долго мутузил боксерскую грушу. Он считал вспыльчивость своим главным недостатком и боролся с ней так же упорно, как и с «Лунной ночью». А милая Вея давала множество поводов для раздражения.

Любить ее целиком, без изъятия недостатков, было нелегким делом.

– Если у моей женщины плохое настроение – это не значит, что у нее проблемы; это значит, что проблемы у меня, – резюмировал огорченный Маад.

Впрочем, жизнь облегчала веина способность сводить размолвки к забавным развязкам, над которыми можно было лишь смеяться.

Маад решил сделать инвентаризацию наличных средств и рассчитать, чего насколько хватит, если рассуждения Веи окажутся верны и они застрянут тут на неопределенный срок. Разумеется, ресурсов не хватает везде и всегда, это свойственно для любой изоляции. Но, как ни крути и не перекручивай – средств было возмутительно мало. Маад начал одинокими вечерами перечитывать «Робинзона Крузо».

Дочитав книгу и завершив учёт, Маад задумался о ближних перспективах. Сколько можно бездельничать? Вея трудится, не пойми над чем, но у неё есть цель и работа. А у тебя? Не хватит ли лазить по скалам и марафонски плавать между островами? Болтаешься как купальщик в проруби в поисках спортивных удач. Разумеется, человеку свойственно ошиваться, но не пора ли вернуться к осмысленному существованию?

Да, его уже выполненный труд – базовое описание планетографии Дарка для программы заселения планеты – вероятнее всего останется невостребованным.

Но можно заняться детальным изучением планеты, средства для того все есть.

Либо его имя будет накрепко связано с массивом информации, который ляжет в общую память Человечества – ведь мало кому довелось сделать такой объем исследований в одиночку – либо его открытия пригодятся тем, кто будет жить на Дарке. Кто бы это не был.

Маад начал готовить второй тур планетологических исследований. Готовить съёмочные платформы, разрабатывать для них программу, запускать потихоньку разведывательные дроны...

А потом информация полилась потоком. Вскоре он втянулся в процесс и даже уже не каждую минуту вспоминал о Вее…

Так прошёл целый месяц – земной, соответствующий сорока двум местным дням.

Однажды под утро Вея явилась к Мааду, уткнула ему голову в подмышку и заснула. Девушка проспала весь следующий день и следующую ночь, иногда начиная стонать и крупно дрожать, чем изрядно его пугала. Он уже почти собрался тащить Вею к киберврачу, но в конце концов решил просто дать ей выспаться.

 

Локальные сутки 218

Вея проснулась бодрая, как зимнее утро на Антарктическом полуострове; лишь под глазами остались глубокие синие тени. Девушка съела свой завтрак и завтрак, предназначавшийся Мааду, и заявила, что готова дать отчёт о достижениях своих. После того, как он ещё себе еды найдёт. И ей тоже чего-нибудь сладенького.

В лаборатории Вея усадила Маада в кресло и с таинственным видом щёлкнула пальцами. Посреди помещения возник медленно вращающийся зелено-голубой шар с большим коричнево-жёлтым пятном.

– Планета Дарк со своим единственным материком Даркэна, – начала Вея, волнуясь, будто перед важной аудиторией. – Прекрасный мир, почти идеально подходящий для обитания человека. Хороший воздух, гравитация равна земной, мягкий климат почти на всем побережье, практическое отсутствие естественных опасностей. Казалось бы, живи себе и наслаждайся.

Визирная точка стремительно понеслась вниз, к планете. Маад потихоньку вздохнул – Вея была склонна к дешёвым эффектам. В поле зрения появился знакомый треугольный залив – Маад даже разглядел дом на прибрежном плато. Дрон (съёмка делалась явно с дрона) покрутился над пляжем и пошёл над морем, невысоко, так что хорошо были видны пятна и разводы скоплений планктона, всплески летучих моллюсков, искры морских хамелеонов.

Вея продолжила:

– Есть, конечно, недостатки даже у такой благодатной планеты. Мы уже обсуждали главную проблему – биосфера бета-типа исключает для нас питание местной органикой. Жизнь в местном океане довольно-таки развита и обильна, чего не скажешь о суше. Внутренняя часть материка пустынна и безжизненна. Кстати, я так и не выяснила, почему растительность не выбралась на сухую почву. Осталась в море и прибрежных болотах. Понятно, что у планеты нет спутника и заметных приливов, спокойная атмосфера, современная геотектоника отсутствует… Все это не способствует выходу на сушу. Но Дарк старше Земли. Как ни редки тут катаклизмы, за миллиарды лет произошло столько штормов, цунами, трансгрессий и ингрессий, что растительность просто обязана была зацепиться за берег. Но нет, не смогла. В итоге на сушу вышли существа, освоившие амфибийное дыхание и подходящие способы перемещения – хождение на ногах, как ракоскорпионы, декалобиты и кросспауки, или перетекание, как песчаные медузы и сопливчики. Вся эта фауна осмотрелась и затусила на пляже. Поскольку дальше от моря им и пожрать-то нечего. Но почему? Неужели мы не заметили фактор, препятствующий развитию тут наземной растительности? – Вея сделала жест извинения. – Я увлеклась, прости. Итак, открытие Дарка запоздало – приоритеты сменились и он так и не попал в список миров для людей. Впрочем, если бы его и заселили, проблем не возникло бы. Колонисты и производства наладили бы в глубине суши, и органику для еды вырастили. Я к чему повторяю известные вещи. Когда возник вопрос, как выжить на Дарке без высоких технологий, первое о чем я подумала – засеять сушу террагенными растениями и какой-нибудь несложной фауной типа насекомых. Вторая биосфера, альтернативная первой, местной. Две разных жизни, практически не пересекающиеся. Однако процесс становления растительного покрова не суше – это не десятилетия или века, а скорее миллионы лет. Впрочем, это не повод отказываться от перспективной идеи. Надо бы синтетизировать хоть несколько десятков тонн гумуса и организовать базовую делянку, с которой начнётся освоение суши терра-растениями.

– Терраформирование вручную? – усмехнулся Маад.

– Вроде того, – пожала плечами Вея. – То, что нам посильно. Да, ещё вулканические отложения надо попробовать, вдруг подойдут. Но это дело даже не третьесрочное. Если же искать ресурс пищи для будущего, в котором иссякнет энергия, то мы имеем океан, полный органики. Вопрос лишь как её использовать, – Вея и не думала унывать. – В конце концов, бета-белки состоят из тех же двадцати аминокислот, только из-за различий в структуре мы их не можем потреблять напрямую. Но не так сложно переработать их в усваиваемые протеины, если имеешь заточенные под это энзимы. В итоге я решила создать альфа-планктон, который будет питаться здешними простейшими, микроводорослями и прочей прибрежной мелочью, преобразуя их бета-белок в наш альфа-белок.

Пространство перед Маадом запестрело схематическими изображениями множества разнообразных созданий, частью напомнивших ему рачков, тихоходок, щитней, червей, коловраток, кинорихов, амёб, а в основном так и вовсе не вызвавших ассоциаций. К картинкам прилагались пояснения, но Маад пока что не стал вникать. Вея пояснила:

– Это аналог сервисной микробиоты, использовавшейся на некоторых освоенных бета-планетах. Бактерий-симбиотов в пищеварительной системе, которые преобразовывают бета-белки в усвояемые полипептиды. Я спроектировала на их базе многоклеточные колониальные организмы, свободноплавающие, но тяготеющие друг к другу, образующие тесные консорции. То есть довольно плотные скопления съедобной массы, которую можно будет непосредственно есть. У нас будет съедобный океан. Хотя практичней бы предварительно планктон варить. Бульончик дело хорошее.

Каталог микроформ сменился сюжетом про охоту альфа-планктона на бета-организмы. Условные красные силуэты набрасывались на синие и поглощали их.

– Но ведь нельзя же питаться одним белком? – спросил Маад. – Человеку нужны жиры, углеводы, причём все это не абы какое...

– Альфа-планктон вырабатывает все нужное. Даже витамины. Полностью сбалансированный корм.

– А как же местный планктон? Бета-планктон, так сказать? Его же не могут выесть до нуля? Так или иначе его примесь будет присутствовать в твоих альфа-консорциях?

– Будет, разумеется. И прекрасно. Местный белок хоть и не усваивается, но безвреден для нас. Не аллергенный. А углеводы и жиры у нас с даркианской биотой общие. Вполне годятся и нам для потребления. Такое пищевое подспорье. И на вкус бета-планктон вполне сносен. Я пробовала.

– Как-то всё это выглядит не слишком аппетитно, – усомнился Маад.

– Дело привычки, – ослепительно улыбнулась Вея. – У тебя будет минимум тридцать лет, чтобы свыкнуться с новой кормовой базой.

– И как предполагаешь вылавливать эти колонии из воды?

– Мелкой сеткой. Изготовить которую – решаемая задача даже при низких технологиях. Впрочем, можно просто зачерпывать планктон вместе с водой. Черпаками и прочими сосудами. Морская вода в заливах опреснена псевдогубками и даже пригодна для питья.

– По мне это совершенно антисанитарная идея. Каменный век, – возмутился Маад. – Дремучий палеолит. Собирательство, так как даже охотиться не на кого.

– Не бойся. Органика переваривается, а неорганика стерильна, – хмыкнула Вея. – Думаю, наши потомки не будут ловить еду в океане. Разве что в путешествиях или кризисных ситуациях. А будут растить питательные колонии в садках или бассейнах. Так практичнее. Кстати, следовало бы сразу построить подобные бассейны и заводи. Чтобы дети имели образец и процедуру выращивания пищи. Океанического овощного супа, как ты говоришь. К тому же, если выпустить альфа-планктон в океан, он быстро выжрет местный и сам начнёт гибнуть от голода. В отсутствие вымершего поедателя бета-планктон вновь размножится. И так будет повторяться вновь и вновь по классической схеме R-колебаний: популяционный взрыв – коллапс – стабилизация, пока не установится динамическое равновесие двух разновидностей жизни. Но не уверена, что тридцати или даже сорока лет хватит для стабилизации. Поэтому лучше сразу переходить к сельскому хозяйству и планктоноводству. А это уже неолит.

– И как ты намерена подавать бета-планктон в садок для кормления альфа-планктона?

– Придумаем как. Жизнь заставит. Хоть вручную. Примитивное сельское хозяйство, в конце концов, по определению трудоёмкое дело.

– Слушай, а если нам использовать старый добрый метод освоения бета-миров, о котором ты вспоминала? Хоть он теперь и считается неудачным решением, но нам не до формальностей.

– Сервисная микробиота – более простое и элегантное решение. Но в наших условиях нереализуемое. Во-первых, как выращивать симбиотические культуры без лабораторной аппаратуры? Во-вторых, введение и адаптация комплекса – не простое действие, требует медицинского контроля. Средствами неолита не реализуется. Вообще человеческая всеобитаемость – следствие высокой медицины. Без которой на большинстве планет жить нам было бы неуютно. Если вообще возможно.

– А зачем такое разнообразие форм?

– Каждая форма заточена под свою задачу. Проще и эффективней создать много специализированной мелочи, чем универсальный юнит такого же размера.

– А если развести живность посерьёзнее, рыб каких-нибудь?

– Предел моего походного редактора – несложные многоклеточные. Если делать их на ровном месте. Была бы хоть заготовка… Готовый организм я могу совершенствовать и усложнять. Но сделать хотя бы рыбок с нуля не получится. Если б я взяла с собой моих хомячков... На их базе можно было бы развить какой-никакой скот. Но хомячков нет с нами.

– Однако существуют достаточно большие, но и не сильно сложные животные. Тот же трепанг, насколько понимаю. Ты можешь сделать что-то похожее? Если не морской огурец, то какой-нибудь океанический баклажан?

– Простота не в том, что тебе кажется, – вздохнула Вея. – Поверь мне. – Она обратилась к проектору, который показал новый набор несложных микроорганизмов, явно отличающийся от морского. – Вторая моя разработка – пищевой торф. Продукт деятельности культур простейших альфа-организмов, помещённых в прибрежные болота. Они будут перерабатывать остатки болотной бета-органики в плотную питательную биомассу, которая накапливается и консервируется в нижних слоях болот. Может храниться там, в бескислородной среде, десятки и даже сотни лет. Торф будет образовывать плотные скопления, выделенные цветом. То есть разновидности, отличающиеся вкусом и окраской. – Вея иллюстрировала слова разрезом болота с перерабатывающими и накопительными слоями.

– Это выглядит куда более пристойно, – решил Маад. – Может не связываться с планктоном и сразу питаться торфом?

– Нам нужны независимые источники еды, – очень серьёзно сказала Вея. – Это лишь начало. Я буду много думать, как разнообразить наш стол и вообще улучшить нашу неолитическую жизнь. Вот, например, ещё один важный источник благополучия будущих поколений на Дарке. В основе это местное болотное растение, которому я приделала длинный крепкий стебель. Или, точнее, гипертрофированную ость. – Маад увидел куст, напоминающий земной ананас – из разлапистого пучка листьев торчали разноцветные палки длиной метра два, увенчанные чем-то вроде шишек. – Но не будем вдаваться в тонкости классификации. Получившуюся культуру я назвала пёстрый голодрын. Ости – хороший конструкционный материал для каркасов, палок-копалок, рычагов и прочих полезных дел. Ещё их можно размачивать, извлекать волокна и делать пряжу и затем волокно и ткань. И они хорошо горят. Я поначалу думала сделать два вида – отдельно палки для строительства и отдельно для топлива. Но потом решила, что будут лишние проблемы с взаимовлиянием двух близкородственных видов, и остановилась на одном универсальном материале. Без ложной скромности – это великое изобретение.

– Сероглазое чудо моё, – прочувственно сказал Маад. – Ты гений. Ты перевернёшь этот мир. И местная жизнь окончательно выйдет на сушу со словами: как Вея нас достала!

 

Локальные сутки 223

Вее после утомительной работы следовало отдохнуть, чем она и занялась с свойственным ей энтузиазмом.

Однажды, во время прогулки по пляжу, Вея подошла к крупному ракоскорпиону, выпрямилась, раскинув руки крестом и помахала ими вверх-вниз. Ракоскорпион подвинулся навстречу, поднял вверх хвостовые сегменты и замер на растопыренных ногах. Девушка села ему на спину и откинулась на задранный хвост.

– Удобней, чем я ожидала, – сообщила она. – Даже просто удобно. Попробуй, Маад. Запомнил ключевые движения? Держи прикормку. – Вея достала два брикетика и кинула один Мааду.

– Спасибо, кормилица, – хмыкнул тот, ловя брикет. Маад повторил жесты и попятился от подступившего ракоскорпиона. Животное ткнулось ему головой в колени. Маад сделал ещё шаг назад и запнулся на полузарывшемся в грунт декалобите.

– Садись-садись, – засмеялась Вея.

Маад осторожно сел верхом, опираясь ногами на грунт. Потрогал сиденье руками. Панцирь был чуть шершавый, твёрдый, но не жёсткий. Приятный на ощупь.

– Это что за аттракцион? – спросил Маад.

– Ради забавы реализовала твою идею приручения ракоскорпионов. Создала демо-версию вектора и заразила им популяцию нашего пляжа. Этот штамм не передаётся от особи к особи. Поэтому эффект не стойкий, следующее поколение будет свободно от программы. Если не решим одомашнить их навсегда и не запустим вирус постоянного действия.

– А им-то какой смысл служить нам креслами?

– Им это теперь в удовольствие. Примерно как чесание грудки для собаки.

Маад поднял ноги с песка и поставил пятки на загривок ракоскорпиону. Оперся спиной на поднятый хвост. Действительно, удобно. И это необычное ощущение соучастия с совершенно чуждым живым существом…

– И сколько так можно сидеть?

– Лучше не более получаса на одной особи. Дальше она уже будет уставать. На крайний случай час. Но для чего зря мучить доброе животное? Да дольше я и сама не усижу. Главное их подкармливать, и скотинка будут нам верна навсегда, – Вея сунула ракоскорпиону в жевало брикетик. Тот смешно задвигал всем набором челюстей.

Маад без улыбки наблюдал за этим представлением. Затем вздохнул и подкормил свою живность.

– Знаешь, я поискал аналоги и прецеденты твоим идеям, – сказал он. – И нашёл древний-предревний рассказ, относящийся к жанру так называемой фантастики. Ещё докосмической эпохи. Называется «Чёрная кайма» или «Окаймлено чёрным», можно по разному перевести. В этом сочинении люди построили корабль, который слетал к Сириусу и обнаружил там планету, океан которой был насыщен съедобной водорослью, и более ничего живого во всем океане не было. Суша же была пустынна. А берег оказался заполнен неисчислимым количеством чернокожих людей, стоявших и сидевших плечом к плечу. Они делились на племена, которые постоянно сражались за доступ к береговой линии, где можно было добыть съедобную водоросль. Ну и друг друга тоже немного ели. У этих людей не было никаких ресурсов, кроме съедобной водоросли, костей и немногочисленных каменных орудий. Тебе это ничего не напоминает в нашем предполагаемом грядущем?

Вея села, выпрямив спину. Взгляд её поплыл, обратившись в виртуальную среду. Замерцали крошечные огоньки вирт-периферии, оформленной как ожерелье – Вея, в отличие от большинства людей, не скрывала характер получаемой информации. Прошло несколько минут, прежде чем она вернулась к окружающему.

– Прочитала. По-моему, фатально упрощённая модель. Исключительно для нагнетания депрессии. Искусственная защищённая от мутации водоросль. Искусственно заброшенные в этот мир люди. Предельно бедная, неестественная среда. Но если принять предложенные условия… Во-первых, разводить на мясо разумных существ – не свойственный нам способ действия. Впрочем, из того немногого, что мы знаем о чужих цивилизациях… Подобное нельзя таки исключать. Не наша и логика производства. Источник и потребитель корма разделены в пространстве, контактируют вдоль линии. Это не эффективно. С точки же зрения биологии такое столпотворение вообще сомнительно. Человеку присуща K-стратегия размножения. Поэтому сработают свойственные ей ограничители. Кроме того, раз уж водоросль не может эволюционировать, стали бы эволюционировать люди. Первоначально выделилась бы хищная популяция, чистые каннибалы. Они не были бы так привязаны к береговой линии, могли удаляться вглубь суши, изыскать там какие-то дополнительные шансы развития. Другая альтернатива – кормление не с берега, а прямо в море. Уход от суши с перспективой эволюции в сторону ластоногих. Но для человека важнее социальная эволюция. Как только численность людей достигает определённого порога, порядка десятков миллионов, то начинает кристаллизоваться сложное общество с разделением ролей. Трудно сказать, как оно будет развиваться из описанной ситуации, я не социальный инженер. Но какое-то развитие да будет. Поскольку такое положение не может быть стабильным. Острая конкуренция за дефицитный ресурс должна привести к развитию отношений и поиску средств для обеспечения своих интересов. Ибо люди разумны.

– Сложное общество на базе водоросли, костей и каменных топоров? – усомнился Маад.

– Чтобы думать, не надо иметь много инвентаря. И создатели первых протогосударств имели не многим больше, – пожала плечами Вея. – Взять хотя бы Крит. Если убрать дворцы-храмы, в которых кипела замысловатая культовая жизнь, то останется голимый неолит с каменными инструментами. Полинезийцы примерно на том же уровне производства создавали империи с многоэтажной аристократией. Да что там ранние государства – мезолитические обитатели Средиземноморья или австралийские аборигены обладали очень сложными представлениями о мире. Хоть и умозрительными. А уж если есть государства, то всегда какой-нибудь Чингисхан найдётся и давай завоёвывать и объединять всех вдоль последнего моря. А если особи чёрной каймы ведут себя иначе, то они и не люди вовсе, только похожи. И нам, значит, не пример. Видишь, какая я умная. – Вея вдруг посерьёзнела: – Хотя на самом деле это напоминает не ферму, а странную колонию на минимальном обеспечении. Где главное не качество жизни людей, а их количество. Правда, непонятно, на кой такая колония нужна. Или это последствия катастрофического заселения, как может случиться и с нами. Но Дарк куда более разнообразен, нежели смоделированный в рассказе тупиковый мирок. И ресурсов для людей на нём побольше. Так что описанная в рассказе жуть нам не грозит.

– И тем не менее у меня появилось множество вопросов относительно твоего проекта заселения планеты силами нас двоих.

– Не поверишь, – хмыкнула Вея, – у меня вопросов куда больше, чем у тебя.

– Ты сознаёшь, что предлагаешь падение в пропасть? В неолитических условиях рухнут все или почти все пороговые навыки.

– Я не предлагаю падать в пропасть. Я предлагаю постараться выжить после падения.

– Вея, попасть в задницу не стыдно, стыдно начать в ней обживаться.

– Если не хочешь тут обживаться, у тебя есть два выхода, – заявила Вея. – Построить звездолёт или сдохнуть в этой же самой заднице.

– Да, пожалуй, я погорячился, – сказал Маад. – Прости. Но мне тошно думать об этом.

– Нам надо бороться, – сказала Вея. – Все не спасти, но надо сохранить письменность. Долгосрочное хранение информации даст огромное преимущество. Напечатать побольше книг на неразрушимых материалах для сохранения фундаментальных знаний. Во-вторых, керамика – дело несложное, но крайне необходимое для освоения местной пищевой базы. Варить суп из океана и тому подобное. Надо будет осваивать гончарное дело. К тому времени как техническая база скиснет, как раз его освоим. Вообще надо самим овладеть всякими первобытными ремёслами, чтобы учить детей. Как делать ткань, как добывать огонь, как обрабатывать камень… Найти эти самые месторождения камня. Я смотрела данные твоего геосканирования. В ближайшей округе кремня мало, почти нет. Но сланцы, кварцевые порфиры, обсидианы и всякие кремнистые породы гидротермального происхождения довольно распространены. Их можно использовать как инструментальный камень. В общем, скучать нам не придётся вот вообще. Иначе мы тут не приживёмся.

– Кстати, о детях. Считается, что братья и сестры не должны заниматься сексом, поскольку инцест.

– Я как биотехник скажу, что неприятие инцеста просто предрассудок и пустая традиция. Наподобие той, что женщины в большинстве носят юбки, а мужчины штаны. Близкородственное скрещивание повышает вероятность проявления генетических дефектов и аномалий. Поэтому инцест не принимало и не принимает большинство культур. Но Человечество давно избавилось от нарушенных генов. У нас с тобой их точно нет. Значит, и у наших детей не будет. Куда печальней, что у потомков будет снижено генное разнообразие. Я говорила, что это не очень хорошо. Но и не фатально. Не бойся, Маад. У нас трудное будущее, но оно тебе понравится.

 

Локальные сутки 275

С утра Вея была смурная и рассеянная. Маад забеспокоился и предложил отдохнуть с друзьями. Пикники на пляже с кормлением ракоскорпионов стали любимым развлечением людей. У них даже установились особые отношения с некоторыми особями, едва ли не приятельские, вопреки уверениям Веи, что ракоскорпионы не способны на столь сложные чувства.

Вея вдруг обрадовалась и заторопилась на пляж. Маад поспешно сгрёб в рюкзак еду и напитки.

Вея сжала одежду в короткие шорты и топ – минимально допустимая конфигурация для чужой планеты. От оранжевого солнца Дарка до его поверхности доходило не так уж много ультрафиолета, и девушка не упускала возможности лишний раз прогреться под лучами. Маад налил ей апельсинового сока.

– Всё-таки Дарк хорошая планета, – сказала Вея, откидываясь на хвостовые сегменты своей скотинки. – Уютная. Но без луны тут скучновато.

Маад достал ситар и вдохновенно исполнил «Лунную ночь».

– Отлично, – сказала Вея. – Пора тебе переходить на балалайку. Мастерство шлифуется в ограничениях.

– Это что такое?

– Инструмент вроде твоего ситара, но с тремя струнами. Причём две из них настроены одинаково, в ми первой октавы. Наследство другой доли твоих предков.

– Откуда ты это знаешь?

– В нашей музыкальной группе, ну где я играла на барабанах, участвовал парень с дальнего Севера. У него была такая. Что это ты вот так разглядываешь меня?

– Мне нравится на тебя смотреть.

– Честный Маад, – со странной интонацией произнесла Вея.

– Интересно, а можно ракоскорпионов использовать для передвижения? Типа верховой езды…

– …На кресле. Нет, у них дыхалка слабая, амфибийная. Куда лучше, правда, чем у земных членистоногих. Но не для больших нагрузок под ношей. Им хорошо бродить неторопливо и налегке. Или стоять под грузом. Но не более.

– Ты же говоришь, что можно усовершенствовать любой организм. Значит и ракоскорпионов, наверное?

– Не без того, но переделать им потроха полностью – задача не простая. Это как бы не сложнее, чем сделать живое существо с нуля. Тем более у них другой генокод, не наш стандарт. Но, может и займусь этим когда-нибудь. Есть некоторые хитрости, как такое делать.

– Лучше плохо ехать, чем хорошо идти… Даже если не переделывать, можно приспособить для перевозки небольших грузов. Пусть бредут потихоньку по берегу и везут мешок с поклажей. Или они уйдут куда-нибудь в сторону?

– Какие тут могут быть грузовые перевозки? В ближайшие тысячелетия. Что возить? Но да, теоретически можно использовать ракоскорпионов под гуж. А сворачивать им некуда. Это пляжная фауна. В море они могут погрузиться, но там им уже некомфортно. Слишком сильная конкуренция. А в глубине суши делать нечего. – Вея хорошенько отхлебнула сока. – Но в чем ты прав – надо думать о будущем на многие годы вперёд. И если ты думаешь, что тридцать или даже сорок биолет – это много, то ты ошибаешься. Это вообще не срок для перестройки биоценозов в таких масштабах. – Вея говорила как будто через силу. Маад насторожился: здесь и сейчас произойдёт нечто-то важное? – Маад. Смотри, прошло ещё сто местных суток нашего пребывания. Пора что-то решать. Боремся мы за жизнь или сдаёмся на милость случая. Надеясь что нас спасут и не придётся напрягаться.

– Но надо ли спешить настолько?

– Развитие сложных систем непредсказуемо. Почти наверняка что-то пойдёт вкривь. Лучше бы мне на этот момент ещё обладать возможностью править косяки расчётов.

– Есть закон. За системное вмешательство в биосферу нас по голове не погладят.

– Не погладят, – согласилась Вея. – И всё наказание. Ну, вынесут нам порицание, запретят работать в Пространстве, и что? Для меня это не потеря. На домашних планетах полно дел. Да и ты уже наелся звёздной романтики, я вижу тебя. Это даже если мы выберемся отсюда. То есть вернёмся в общество. А если не выберемся? Никто не может потребовать от нас подохнуть ради соблюдения абстрактного правила. Дарк наш! Мы на нём живём, как бы к этому не относиться. Выживать на своей планете – наше неотменимое право. И никто не может запретить мне иметь детей. Поскольку это единственный доступный мне метод бессмертия. – Вея вскочила, балансируя на спине ракоскорпиона. – Я несу жизнь! Новую жизнь. Когда-то лишь боги могли творить жизнь. Теперь я равна им.

– Здесь уже есть жизнь. Своя.

– Я не уничтожу её. Сделаю сложнее, добавлю супервершину пищевой пирамиды. Мы с Океаном подруги. Предки, скажу тебе, ничего не понимали в божествах. Бог это не про способность разрушить. Бог это про неотвратимость творения. Созидание, от которого невозможно отказаться. Если я не выпущу своих питомцев, новой жизни не будет. Мир станет беднее.

Вея горела – нечеловеческим внутренним огнём, осветившим лицо ярким румянцем. Даже её коротенькая одежда вдруг полыхнула сигнальными светополосами, почувствовав стресс хозяйки.

Если даже не богиня… Жрица?

Маад, несмотря на кризисное положение, смотрел на неё едва не с восторгом.

Он живо представил её в зороастрийской храмовой пещере. Адекватно выглядела бы.

– Как знаешь, – голос Веи чуть сел, – но я начинаю посев.

Она взмахнула руками, и из-за дома начали подниматься пакеты дронов, один за другим, выстраиваясь в циркуляцию над пляжем.

Ракоскорпионы, гуляющие вокруг, потянулись к людям. Чтобы человек делал приглашение к вкусной игре «давай я на тебе посижу», уже стоя на другом ракоскорпионе – такого они ещё не видели.

Маад встал со своего кресла, шагнул к Вее. Та спрыгнула на песок, прямо посмотрев в глаза.

Время решений пришло внезапно. Вея совершила свой ход. Что сделаешь ты, Маад?

Они стояли друг перед другом – напряжённая и гибкая как пружина Вея, и нарочито расслабленный твёрдый Маад. Их ракоскорпионы попятились назад, в общий круг. На всякий случай.

Маад привычно подавил возмущение, чувство столь же обычное в общении с Веей, как и восхищение ею. Чёртова девчонка, поставила перед внезапным выбором. Не могла договориться, как нормальный человек.

Одна команда, и батареи оружейной вышки сожгут дроны-сеятели. Закон будет исполнен, и мир рухнет, потому что Маад предаст Вею. Её цель, её планы, её сердце.

Её будущее.

И мир действительно станет беднее. Беднее на одну любовь. Беднее на общих с Веей потомков, которых то ли не будет, то ли через сорок лет они умрут от голода. Беднее на расцвет жизни на Дарке, зашедшей в эволюционный тупик.

И перед ним ляжет поистине кошмарное будущее.

Где надо время следить за Веей, чтобы та не вылила в океан хоть один пузырёк затравки…

Чем-то занимать бессмысленное пустое время.

Что-то делать с её отчаянием, если корабль не прилетит ни через десять, ни через двадцать биолет.

Маад посмотрел вслед разлетающимся дронам, и демонстративно заложил руки за спину.

– Я простой планетолог, не герой, как мои великие предки и родственники. Кто я такой, чтобы спорить с богами и женщинами? – вопросил он.

Вея. Такая тонкая и такая резкая… Нежная на вид, с тонкими чертами…

Маад развёл руки и сказал:

– Я люблю тебя.

Вея радостно взвизгнула и бросилась на него, обхватила руками и ногами, и поцеловала в изумленное лицо.

– Поцелуй в диафрагму, – непонятно сообщила она.

Ракоскорпионы дружно захлопали хвостовыми плавниками.