Смертельное дыхание океана

 

 

Белый медведь стоял на краю дрейфующей льдины и крутил длинной шеей, наблюдая маленькими чёрными глазками за огромным дроном, летевшим на восток. Медведь привык к этим регулярным полётам странных существ, не шарахался в сторону и не принимал боевую стойку, как было поначалу. Он всякий раз издалека засекал пятнышко в небе и не выпускал его из виду до тех пор, пока дрон не растворялся в голубоватой пелене над горизонтом. Полярный зверюга мотал головой, принюхивался и ловко нырял в холодные тёмные воды океана.

– Смотри, Андрей, какой красавец смотрит на нас!

– Этот симпатяга чует жертву за несколько километров. У белых медведей очень развиты зрение и обоняние.

– Значит, погладить его не получится!

– Маша, лучше не знать, что с тобой будет, если окажешься рядом с этим лохмачом.

– И всё же он милашка. Смотри, как грациозно прыгает в воду! Давай назовём его полярным Аполлоном. И свою картину так назову. Круто!

– Ты смотришь на зверя как художник, а я как охотник, хотя никогда ни в кого не стрелял… Судя по маршруту на смартфоне, мы подлетаем к пункту назначения. Вижу айсберг с красным пятном.

– Что за пятно?

– Дроны-разведчики находят дрейфующие льдины с ровными площадками и помечают краской, чтобы легче найти. Дроны следят за льдинами и передают данные, по которым составляются карты ледовой обстановки.

Дрон с пассажирами, наблюдающими за медведем, завис над гигантским айсбергом, отколовшимся от шельфового ледника, и опустил на его ровную поверхность внушительную капсулу-контейнер, похожую на подводный батискаф с притороченной верандой, ограждённой сверкающими перилами. На крыше капсулы и на двери можно было разглядеть яркую надпись: Арктика ДИС131. Под верандой что-то загудело и зашумело, а сверху раскрылась как книга солнечная батарея, с характерным жужжанием развернулась чёрно-фиолетовыми поверхностями к жёлто-белому диску, сияющему над синим горизонтом. Девушка смотрела в овальное окно капсулы, а молодой человек, накинув меховую куртку с капюшоном, вышел наружу, провожая взглядом улетающий дрон. Он прошёлся по веранде, резко с усилием подёргал перила, затем отмерил несколько шагов от станции, пробурил небольшое углубление и опустил в него радиомаяк.

Над ледником завис второй дрон и опустил в район маячка капсулу с дизель-генератором, на которой было написано Арктика ДГ 131. Дрон отправился в обратный путь, а молодой человек подключил жилую станцию к генератору. Раздалось рокотание мощного агрегата. Убедившись в его работоспособности, он заглушил двигатель и вернулся в жилой модуль.

– Всё в порядке. Дизель-генератор подключен. За бортом –10°, ветра нет. Мы дрейфуем между Северным полюсом и островом Врангеля. Можно наслаждаться арктическим уединением. Под нами Северный Ледовитый океан!

– Как романтично, Андрей! Красотища! Пейзаж как на картине Рериха «Айсберг»... Не поднимай брови! Знаю-знаю, для тебя это лишь холодная Арктика и объект исследования.

– Это точно! Но ты до конца не понимаешь, как зловеща эта красота. Какая опасность грозит фауне океана и прибрежным районам. Парниковый эффект приведёт к катастрофе.

– Милый, не начинай! Давай распаковывать сумки. Я буду сервировать праздничный стол. Через три часа к нам же нагрянут твои гости.

– Машенька, не забывай, что здесь ты мой ассистент, а это – дрейфующая исследовательская станция. Наше свадебное путешествие – прежде всего работа, а гости – наши коллеги и участники глобального международного эксперимента. Мы долгое время работали над проблемой закисления океана. В общем, ты сегодня ответственная за камбуз, а я настрою спутниковую связь, смоделирую маршрут станции, обследую местность и часок-другой буду «давить адмирала». Вчера не выспался – до полночи готовился к нашей экспедиции.

Маша Артюхина была теплолюбивым существом. Хотя на станции было по-домашнему тепло, она надела длинный чёрно-белый свитер, а на ноги меховые тапочки-чуни.

– Ты сейчас напоминаешь маленькую птичку, залетевшую с прибрежной тундры на дрейфующую льдину.

За полярный круг Маша рвалась всей душой, свободная от арктической фобии по той простой причине, что тяжёлые воды океана и ледяные торосы видела только на картинке. Собственно, рассказы о научной работе в Арктике полярника Андрея Фомина, с которым она случайно познакомилась в Питере, так увлекли девушку, что она влюбилась в молодого человека и заочно полюбила всё, что связано с его полярной жизнью.

Андрей спал на диване в кают-компании, а его спутница, закончив хлопоты на кухне, прильнула к овальному оконцу, рассматривая живую картину суровой природы. Апрельское солнце висело низко над горизонтом и отбрасывало тёмно-синюю тень от дрейфующей в близкой видимости глыбы льда, похожей на слегка осыпавшийся кулич из белого песка, который неизвестный мастер отправил в дальнее плаванье. В какой-то момент картинка исчезла, закрылась снаружи чем-то большим и подвижным, а в следующий миг девушка встретилась взглядом с круглыми жёлто-карими глазами, смотрящими на неё через холодное стекло. Она в оцепенении перевела взгляд на большое чёрное пятно с двумя дырками – симпатичный такой носище, увидела картину целиком, как профессиональный художник создала в голове композицию, подбирая мысленно краски. Хотя это длилось несколько мгновений, но девушка успела проработать образ белого медведя, прильнувшего к окну и вынюхивающего свою жертву. И только потом она судорожно съёжилась, ощущая неприятные до боли тревожные импульсы, ползущие от спины к голове, а затем дико закричала, не в силах двинуться с места.

– Что случилось? – молодой человек кинулся к девушке, схватил её за плечи, отстраняя от окна. – Ого! Твой красавец пожаловал к нам в гости. Странно. Что он здесь забыл? Не бойся, наш дом – наша крепость. Выдержит погружение до ста метров. Медведи точно нам не опасны.

– Мне всё равно очень страшно, Андрей! Что нам делать?

– Смотреть друг на друга! Я имею в виду нас с тобой. Сейчас я медведя шугну. На станции есть сирена и световой сигнал на аварийный случай. Но мне кажется, он не случайно заглянул к нам на огонёк. Еды в Арктике для него пока достаточно. И рыба, и тюлени. Медведи часто забираются на дрейфующие льдины в поисках кольчатой нерпы. Летом они охотятся на водоплавающую птицу, ныряя и хватая её из-под воды. Последнее время я замечаю за животными нехарактерное беспокойство. Может быть, наш медведь хочет донести какую-то информацию.

– Ну иди же включай сирену!

– Подожди-ка, я пообщаюсь с этим Аполлоном, – молодой человек прильнул к стеклу, стал смотреть на медведя и качать головой, будто сообщал хорошую новость.

Это длилось не больше минуты. Медведь не шелохаясь наблюдал за происходящим, затем отвернулся, постоял в раздумье и двинулся прочь, исчезнув в открытых водах океана.

Молодой полярник вышел с ружьём и биноклем на воздух и долго разглядывал дали. Убедившись в своей безопасности, Андрей медленно зашагал вдоль края льдины, останавливаясь и всматриваясь в воду. Когда он возвращался к станции, услышал отдалённый гул: над льдиной завис дрон с новой станцией. Отличалась она лишь названием: Арктика ДИС133. В её овальных окнах Андрей увидел молодых мужчину и женщину, приветливо махавших руками…

– Машенька, знакомься. Эта улыбчивая девушка – Ингрид, а бородатый очкарик – Свейн. Теперь они наши лучшие соседи. Ребята, вот моя Маша! Она только что пережила полярный шок. Встретилась нос к носу с косолапым гигантом.

– Как же вы, Маша, остались в живых? – спросил с явным акцентом Свейн, снимая запотевшие очки.

– Этого не может быть! – Ингрид обняла новую знакомую.

– Я выжила благодаря заботе мужа. Если бы не его крепкие руки, то до сих пор стояла бы примороженная от страха к стеклу.

Свейн и Ингрид дружелюбно рассмеялись, догадавшись о деталях инцидента.

– Ребята, у меня две новости, – продолжил оживлённую встречу Андрей. – Одна хорошая, другая очень нехорошая. Начну с первой. Медведь уплыл в сторону Северного полюса, я его видел в бинокль на дальних торосах. Плохая будет понятна нашим гостям. Вокруг нас столько выбросов газа, что насыщенную метаном воду можно черпать вёдрами. Плюс только в том, что нам не придётся искать иголку в стоге сена. Мы на неё удачно наткнулись.

– Года два назад мы подолгу охотились за такими явлениями, чтобы их изучить. А теперь выбросы метана со дна океана – рядовое явление, – подтвердил Свейн.

– Причём повсеместное!

– У нас тоже недобрая новость, Андрей. Пока мы добирались со Шпицбергена, наблюдали странную картину. Припая и стамух почти нигде нет, много открытой воды. А для этого времени года, как ты понимаешь, это не характерно.

– А вы слышали, как вокруг трещат льды? – озабоченно продолжил Андрей. – Сейчас здесь теплее средней климатической нормы на пять-шесть градусов. Это катастрофически неблагоприятный прогноз. Наша льдина хоть и внушительна по габаритам, но больше трёх месяцев не протянет и развалится на куски. Я видел трещины.

– Что всё это значит? Разъясните мне как художник художнику. И лучше за столом. Рассаживайтесь, друзья!

– Маша, представляешь, я в детстве мечтала стать художником, – улыбнулась Ингрид, отодвигая стул, – а стала учёным-полярником, пошла по родительским стопам. Мой папа читал лекции по парниковому эффекту, а я слушала их в записи. Он говорил студентам, что надо защищать холод, ведь люди становятся ближе друг к другу, пытаясь согреться. Он всегда пугал нашего дядю Харальда, живущего в Англии, что в скором времени Гольфстрим из-за потепления исчезнет и в Европе наступят холода. Дядюшка до сих пор не может взять в толк, как это возможно.

– Таянье льдов прогрессирует после ряда землетрясений, произошедших в океанах. В частности, недавнее в Алеутской дуге, – кивнул Свейн. – Послезавтра начнётся глобальный эксперимент, и я надеюсь на положительные результаты. Главное, чтобы суперкристаллы нано пыли не только отражали тепловую энергию, но и долго удерживали плотные облака, накапливая их в атмосфере и создавая мощную защиту от солнечных лучей. А сейчас предлагаю тост за молодых полярников, от которых зависит будущее нашей планеты! За Машу и Андрея!

– Свейн, предлагаю тост за эту ледяную пустыню – Северный ледовитый океан – и сияющую над ним Полярную звезду. За царство вечной зимы! – пробка шампанского выстрелила в глянцевый пластик потолка.

– Если потеплеет в этом царстве, то погибнет флора и фауна. И лохматый бедняга, засмотревшийся на Машу, в их числе.

– Но как же так! Медведю будет теплее, он же тогда точно не замёрзнет.

– Как ни странно, Машенька, но в лютый мороз за пятьдесят градусов он прекрасно греется в океане.

Маша суетилась, бегая между камбузом и кают-компанией то с салатами и заливным, то с чаем и десертом, успевая задавать вопросы:

– Всё же я ничего не понимаю в этом глобальном потеплении. В Питере об этом многие говорят, но разбираются не лучше, чем в картинах Джорджоне или моего любимого Рериха.

– Объясняю простым языком, Маша, – обрадовалась возможности поговорить на любимую тему, Ингрид. – Из-за подземных землетрясений возникают деформационные тектонические волны и двигаются до сотни километров в год. Они разрушают в мёрзлых породах арктического шельфа метастабильные газогидранты – природные хранилища метана. Газ попадает в атмосферу, что и способствует парниковому эффекту.

– Не забывайте, друзья, о каннибализме микробов археи из рода nitrosopumilus. Когда микроб погибает, то его тело съедает сородич, поглощая фосфор и выделяя метан.

– Какие ещё археи и бактерии? Вы меня опять запутали! – засмеялась Маша. – Расскажите что-нибудь весёленькое.

Свейн оживился, хитро посмотрел на Андрея, а когда тот подмигнул ему, принялся за рассказ:

– Как-то я отправился в экспедицию на гидрографическом судне. Выбрал хороший денёк и ушёл с ружьем на припай – примёрзший к берегу лёд. Увидел во льду расщелину, а там что-то темнеет. Подумал – морж или тюлень спрятался, а пригляделся и не поверил своим глазам. По бивням понял, что это вмёрзший молодой мамонт. Ну мы его бензопилами вырезали, вездеходом вытащили и загрузили на наше научно-исследовательское судно. Пока недели две плыли обратно, мамонт отогрелся и зашевелился. Моряки крепко привязали беднягу к спасательной шлюпке и к перилам. Приплыли к Земле Франца-Иосифа в порт Варде, чтобы попутно забрать туристов. А ночью мамонт сбежал. Очевидец стал местным героем. Рассказывает, что мамонт несся как угорелый и тащил за собой шлюпку. Теперь во всех полярных гостиницах висят постеры картины неизвестного художника «Мамонт, запряжённый в шлюпку».

Маша смотрела на Свейна широко раскрытыми глазами:

– И что с ним потом произошло?

– С кем? С художником или с очевидцем?

– С мамонтом? – засмеялась девушка.

– Как же ты не знаешь, Маша? – сдерживая смех, удивился Андрей. – Он на дрейфующей льдине добрался до Санкт-Петербурга, вломился в Палеонтологический музей и там окаменел.

Маша долго соображала, но когда не выдержал Свейн и зажал свой рот, сдерживая хохот, она дружески рассмеялась и махнула рукой:

– Да ну вас, полярников. Любите вы байки травить. Может, сегодняшний белый медведь в окне был ненастоящим?

Жизнь на льдине потекла в ежедневных заботах. Все готовились к прилёту большого транспортного челнока, в задачу которого входило на большой высоте рассеять кристаллы нано пыли. Маша с Андреем занимались метеорологическими замерами и исследованиями, геофизическими, геомагнитными и гидрологическими наблюдениями, установили приём спутниковой информации о состоянии морского ледяного покрова. Свейн и Ингрид обследовали всю льдину в поисках опасных гляциологических объектов, монтировали экспериментальную аппаратуру для отслеживания состояния ледника на предмет опасных трещин. Размер айсберга был довольно внушительным: в ширину более пятисот метров, а в длину не меньше трёх километров. Они измерили толщину айсберга и обозначили площадку для временного аэродрома, место для складирования капсул с кристаллами пыли: ставили небольшими партиями радиомаяки, по которым ориентировались дроны, прилетающие с металлическими капсулами, похожими на пивные бочонки. Через две недели их набралось больше тысячи, и полёты прекратились. Андрей и Маша пришли на станцию Свейна и Ингрид. Всем требовалась передышка перед грядущими исследованиями.

– Центр нами доволен, – с облегчением сказал Свейн. – Первый этап выполнен блестяще. Завтра утром ждём прибытие челнока с командой инспекторов и драйверистов. После проверки начнётся загрузка бочек.

– Вчера замрачало, а сегодня разъяснило, – с удовольствием потянулся Андрей.

– Когда я мёрз на Королеве Мод, – подхватил Свейн, – то думал о моей Ингрид.

– Полярник мёрзнет везде, – смеялась Ингрид.

– Да, точно так! Полярник боится трёх вещей – холода, голода и работы.

– К сожалению, Андрей, у нас всего этого в достатке.

– Насчёт голода вы лукавите, – подхватила Маша, – а в остальном я не совсем поняла ваши умствования.

– Да не обращай на них внимания, Машенька! Они прикалываются над нами, над собой и над всем человечеством. Они разговаривают литературными… как сказать, не знаю.

– Эвфемизмами, – уточнил Андрей. – Кстати, Свейн, посвяти нас в тонкости научного эксперимента?

Свейн неубедительно пожал плечами:

– В рамках своей компетенции, Андрей. Цель понятна – остановить таяние ледников. Средство – экспериментальная нано пыль, которая распыляется на высоте от семи до десяти тысяч метров и при низких температурах при контакте с атмосферными газами начинает кристаллизоваться, как обыкновенные снежинки льда. Как мне объяснял профессор Грейсон Мартин, один нано кристаллик диаметром несколько микрон вырастает до сантиметра, оставаясь сверхтонкой пространственной многосложной фигурой. Получается, что эта бочка по грубым подсчётам увеличится в миллионы раз. А каждая такая многомерная снежинка создаёт вокруг себя газообразное водяное облако. По компьютерному и экспериментальному моделированию одной бочки достаточно, чтобы закрыть плотными облаками целую Гренландию. А если учитывать, что завтра с десяти таких льдин как наша взлетят челноки, то почти непроницаемым пирогом накроет весь Северный Ледовитый океан. В атмосферном холодильнике этот пирожок будет храниться около месяца. За это время по расчётам искусственного интеллекта температура опуститься на десять-пятнадцать градусов, что с учётом повышенной средней климатической вписывается в общую модель торможения парникового эффекта. По мере оседания кристаллы саморазрушаются, не достигая поверхности земли. Всемирная организация здравоохранения и дюжина научных институтов признали этот эксперимент безопасным для здоровья человека. Наша задача – контролировать этот процесс, а в случае незапланированных последствий заняться их устранением. Якобы на этот случай подготовлены антикристаллы, которые при распылении уничтожат снежинки нано пыли и образовавшуюся облачность. Будем наблюдать!

– Как же это всё непостижимо и интересно! – восторгалась Маша.

– В любом случае на весь эксперимент отведено месяц-полтора. Если всё сложится, нам присвоят научные звания, – уточнил Свейн.

В новой обстановке Маша долго не засыпала – полночи мучилась. Она не могла привыкнуть к полярному дню. Её биологические часы противились избытку солнечного света. Биохимические реакции, запущенные дневным светом, контролировали суточную активность человека в постоянном режиме, сопротивляясь необходимости крепкого сна. Пошла третья неделя пребывания девушки в Арктике и первоначальный восторг постепенно сменился повышенной тревожностью. Даже плотные шторки на окнах и специальная маска не помогали. Лишь когда девушка читала перед сном книгу и слушала спокойную музыку, сон кое-как одолевал её, но просыпалась она разбитая и приходила в себя после чашки крепкого кофе.

Когда на следующий день Маша выглянула в окно, то поняла, что началась погрузка. Вдали стоял огромного размера летательный аппарат, похожий на тяжёлый транспортный самолёт, у которого вместо обычных крыльев над фюзеляжем было кольцо с горизонтальными винтами и реактивными турбинами. В откинутый транспортный люк заезжали робокары с бочками и разгружали их в специальные ячейки. Было шумно, вокруг толпилось много народа в ярких теплых комбинезонах. Маша вышла наружу, к ней поспешил Андрей:

– Три часа идёт погрузка в челнок и скоро завершение. Свейн и Ингрид получают инструкции и подписывают акты. Я отправил в центр все данные по утренним наблюдениям. Когда всё закончится, мы отправимся в лыжный поход. Свейн и Ингрид поддержали мою инициативу. Будем активно заниматься спортом, пока не наступили холода.

Через час всё стихло. Робокары остались на льдине, челнок, бочки и люди унеслись неизвестно куда, и в установившейся тишине одинокие люди как-то особенно отчётливо услышали потрескивание ледяного пространства и ярче восприняли солнечный свет, не чувствуя его тепла.

– Какое тут глобальное потепление, – подумала про себя Маша, ёжась от холода. – Быстрее бы закончились эти непонятные эксперименты и исследования, да уехать в Питер, в тёплую реставрационную мастерскую в Русском музее. – Там она трудилась последние полтора года. Прежнее желание поработать на пленэре, пописать полярные этюды, растаяло, как первый снег. Она даже забыла, куда засунула краски и кисти.

Этот день, однако, отметился совместным лыжным походом и весёлой вечеринкой с танцами. Весь следующий день полярники то и дело смотрели на небо, ожидая чего-то необычного. Никаких нано снежинок и облачного пирога не появлялось. Обычная облачность затягивала небо к обеду, умеренный ветер не доставлял дискомфорта. Все занимались своими наблюдениями, составляли таблицы, графики, диаграммы. Маша крутилась на камбузе, помогала Андрею заполнять таблицы с непонятными цифрами. На пятые сутки уже никто не задирал голову, кроме Маши. С одной стороны, она даже радовалась, что со слов мужчин глобальный эксперимент провалился, а значит – подсказывала её женская интуиция – за ними скоро прилетит дрон, они вернутся в Питер, Маша расскажет о своих приключениях маме, выставит фотки для подруг в соцсетях, а позже они с Андреем улетят отдыхать на какое-нибудь побережье Тихого океана, где можно купаться в тёплой изумрудной воде. Это сладкое ожидание гипнотически действовало на её биоритмы, и она теперь быстро погружалась в крепкий сон.

Однажды Маша внезапно проснулась от жуткого сновидения, пошла на кухню попить воды и выглянула в окно, подняв шторку. Увидев в тёмном стекле своё отражение, девушка машинально поправила причёску, хотела закрыть шторку и замерла: за окном были настоящие сумерки. Да и на станции было прохладно. Маша пыталась осмыслить свои ощущения, понимая неординарность происходящего. Это подтвердили Свейн и Ингрид, ввалившиеся как Дед Мороз и Снегурочка к ним на станцию.

– Началось! – кричал Свейн. – Образовался плотный облачный пирог, почти не пропускающий солнечные лучи. Это гигантский прорыв в науке, друзья! Об этом будет говорить весь мир. А мы участники этого масштабного события. Андрей, доставай шампанское. Ингрид, твой дядюшка Харальд спасён от вечной мерзлоты.

– Сначала включим генераторы, – Андрей надел куртку. – Аккумуляторы подсели и уже не заряжаются от солнечных батарей.

– Не комфортно, – поёжилась Маша. – Включите отопление. Ингрид, пошли пить кофе, пока мужчины разбираются с динамо-машинами.

– Шампанское захвати, Андрей, – на выходе воскликнул бородатый очкарик. – Проверим небо пробкой игристого. Сегодняшний день войдёт в историю!

Это было действительно невообразимое событие. Событище событий! Не явлением природы, а рукотворным делом человека. Ежедневный отлаженный механизм работы полярной станции закрутился на полную катушку. Полярники запускали в небо зонды с измерительной аппаратурой, изучали плотность облаков, их структуру и устойчивость к распаду, проводили метеорологические, геофизические и другие наблюдения. Через неделю среднесуточная температура упала до –20°, а в последующие пять дней мороз окреп до – 40°. Подули холодные ветра. Большим неудобством стало отсутствие спутниковой связи. Кристаллические снежинки нано пыли заблокировали передачу сигналов через спутник. К этому полярники были готовы. Пропадающие мегагерцы компенсировали регулярные полёты дронов, которые строили маршрут по заранее сброшенным маякам, внося коррективы с учётом дрейфа льдины. Данные исследований и наблюдений отправлялись теперь файлами на дисках и по старинке – в письменном виде. Андрей шутил по этому поводу:

– Когда закончится бумага, будем писать на рыбе, как эскимосы.

Маша подхватила шутку:

– У меня на крайний случай есть холсты и краски. Буду рисовать натюрморты со снедью, если закончатся продукты.

– Не переживай, Маша, у нас запасов на три месяца. По всем расчётам через две, максимум через три недели нано пирог растворится в атмосфере и опять наступит полярный день. Я даже не знаю, что в Арктике хуже – день или ночь. Я лучше себя чувствую в полярную ночь. Это просто фантастика – небо сияет и переливается как драгоценное ожерелье. Тебе это надо увидеть, Маша.

– Да-да, подтвердил Свейн. – На Большой земле готовятся торжества. Нас будут встречать как героев. Стрим о нашей экспедиции на первых полосах.

Когда через неделю температура упала до ­– 60°, веселье на дрейфующей станции поутихло, а на следующий день полярники так и не дождались прилёта дрона. Из-за крепкого мороза или пурги это случилось, никто не знал. Только к обеду следующего дня Маша взглянула в замёрзшее наполовину окно и увидела красный огонёк среди мрачной пустоты тёмной льдины. Дрон с посылками приземлился, но не подал сигнал оповещения. Андрей со Свейном подключили к нему подзарядку. С сегодняшнего утра они решили экономить дизельное топливо, и все перебрались в 131-ю станцию. Зонды уже не запускали по техническим причинам. Температура падала с каждым часом и к вечеру замерла на отметке – 70°. Дрон с трудом завелся, поднялся на пару метров, но что-то в нём заскрипело, и он рухнул на лёд.

– Приплыли! – в сердцах сказал Свейн, усаживаясь в кают-компании за большой чашкой горячего чая. – Нос не чувствую!

– Ты что же молчал! – Ингрид бросилась к нему. – Белый нос-то! Будем растирать.

– Техника не выдерживает на таком морозе, – удручённо сказал Андрей. – Я попытался завести робокар, но он даже не мурлыкнул.

– Зачем? – машинально спросила Маша.

Свейн отстранился от Ингрид и серьёзно сказал:

– Андрей решил бежать на робокаре до Шпицбергена.

– А эта машина разве плавает? – не поняла шутку Маша.

– Машина нет, а Андрей, знаю, плавает хорошо.

В другое время этот диалог мог бы позабавить слушателей, но в данной ситуации все ощущали надвигающуюся катастрофу и не поддержали шутника.

– Такими темпами через месяц наступит новый Ледниковый период, – будто сам себе сказал Андрей.

В следующие дни полярники не покидали станцию, подсчитывали запасы пищи и топлива, наблюдали за наружной температурой. А она неумолимо ползла вниз.

– Минус семьдесят семь, – глухо произнёс Андрей, но ему никто не ответил. Всех охватило отчаяние не только потому, что не было никакой связи с внешним миром – это можно переждать, а вот общее осознание того факта, что природа отреагировала на вмешательство человека таким безжалостным образом пугало людей, лишало их способности мыслить, искать путь к спасению и смиряло с неизбежным. Только Маша была ещё подвижна, подавала всем тарелки и чашки, пыталась завести позитивные разговоры, но поддержки не получала даже от Андрея. Она одна не понимала грозящей катастрофы, способной лишить их жизни. Свейн в этой компании выделялся силой характера, жизненным опытом, знаниями Арктики и законов физики: при такой температуре дизель-генератор может остановиться в любой момент и всё! Они через несколько часов окажутся в морозильной камере. А именно это интегрировало в его сознании конечный результат происходящего, повлиять на который могло только чудо. Но в чудеса Свейн не верил. А если так, то надо тихо ждать, без суеты и паники, что он и демонстрировал остальным:

– По расчётам Грейсона Мартина позавчера должно было начаться разложение нано кристаллов пыли в земной атмосфере, а через два дня появиться солнце. Но сегодня нет солнца. Я чувствую смертельное дыхание океана.

– Мой отец как-то бросил фразу, – продолжила Ингрид, – океан как айсберг – красота снаружи, опасность в глубине. И пробовать его на зуб не надо. Это я к тому, что наши страхи в глубине нашего мозга, а он у меня отказывается функционировать. Вывод – мне бояться нечего. Я буду праздновать победу природы над человеческим разумом.

– Не всё потеряно, друзья! – включился в разговор Андрей. – Надо ждать.

– А что нам ещё остаётся? Как ты говорил, Андрей? Ждать в море погода.

– Ждать у моря погоды, Ингрид.

– Вот-вот! Ждём второй месяц. А температура близка к минус восьмидесяти.

– Наша станция рассчитана до минус девяносто. Запас прочности ещё есть!

– Какие запасы? Мы вмёрзнем в лёд, а через много тысяч лет наши останки найдут в пресных водах Северного Ледовитого океана. Маша, а ты знаешь, что семьдесят тысяч лет назад этот океан был пресным? И цикл скоро повторится. Берингов перешеек полностью отрезал торосами Ледовитый океан от Тихого, а в районе Канадского архипелага толстый слой льда блокировал мелководье.

– Не доказано! – отрезал Свейн.

– Вот уж и нет!

Ингрид будто прорвало. Она с несвойственной агрессией набросилась в словесной брани на бородача, обвиняя его в сговоре с профессором Мартином. Перешла на мелкие придирки, до вечера была взвинченной и только к полуночи остыла, выработалась как старая батарейка.

В следующие три дня можно было подумать, что у людей на станции появились телепатические способности и они читают мысли друг друга. По крайней мере, может, кем-то и было сказано больше пяти слов, но Свейн не произнёс ни одного. Он неожиданно для Маши сломался, закрылся в себе. Стал похож, казалось Маше, на глупого тюленя, лежащего усами в воде – ничего не видит и не слышит; сзади подкрадись и схвати за хвост. Но тюлень так лежит нарочно – притворяется глупышом. Чуть что – скользнёт пузом по льду и головой в лунку. Был да сплыл. Свейн же не притворялся: вся его научная жизнь рухнула, надежды на силу науки не оправдались. Смысл дальнейшего существования исчез, как утренний туман, плывущий за айсбергом в июне, в считанные минуты растворённый лучами полярного солнца. Свейн просто лежал как покойник в ожидании похорон.

– Ты о чём думаешь? – Маша прижалась к Андрею.

– Вспоминаю, как в прошлом году плыл по Восточно-Сибирскому морю. Вокруг как будто холодная безжизненная пустыня. Я стоял на палубе, рядом вспорхнула на поручень чёрно-белая птичка – пуночка. Прилетела из тундры. Сразу мир вокруг оживился. Вот и ты вспорхнула и прилетела из Питера на полярную станцию как та птица. А я вот не могу защитить тебя от этого ледяного кошмара, который обрушился так неожиданно.

– Спасибо! Мне уже тепло и уютно рядом с тобой. Смотри, Ингрид допила бутылку виски и пытается перед зеркалом разобраться с Грейсом Мартином, которого никогда не видела. Смешно, правда?

– Забавно.

– Когда мы отсюда выберемся, отправимся в Русский музей и я проведу для тебя персональную экскурсию. Посмотрим картину «Девятый вал». Она о том, что всегда есть лучик надежды и в него надо верить... Ты не слышал шорох снаружи?

– Нет! Тебе показалось. У людей в экстремальных ситуациях начинаются галлюцинации. Если мы не замёрзнем, то через неделю-другую будем превращаться в зомби.

– Может, ты прав, но я будто видела сейчас в окне голову медведя.

– Что там можно увидеть? Окно заморожено.

– Я почувствовала его. Он где-то рядом бродит. Может, хочет нам помочь, а может, сам ищет помощи.

– Тебе не кажется, Маша, что наступила какая-то непривычная тишина?

– Да, чего-то не хватает.

– Перестал работать дизель-генератор. И, видимо, давно. Зябко стало. Смотри, пар идёт изо рта.

– А я пригрелась рядом с тобой и не чувствую. Хочешь чаю?

– Маша, какая же ты у меня… – Андрей не закончил фразу, на его глаза навернулись слёзы. – Мы не сможем пить чай, милая Машенька.

– Почему?

– Нет электричества.

– Светильник же горит.

– Это аварийное освещение. Оно тоже скоро отключится.

– А-а, понятно. Мы замёрзнем? И я усну у тебя на груди.

– Я буду тебя согревать.

– Хорошо. Давай укроемся получше.

– А я расскажу тебе сказку про маленькую фею, которая прилетела к нам на льдину, завела наш дизель-генератор, и мы согрели вкусный ароматный чай. Свейн стал опять рассказывать про ожившего мамонта, а Ингрид про то, что холод надо сохранять. Вот мы и заняты важным делом…

Маша погружалась в забытьё. Она слышала отдалённые голоса Андрея и Свейна. Они на повышенных тонах вели разговор о дизель-генераторе, Андрей кричал на Свейна, но тот сумасшедше хохотал и ругался. Потом ей почудился нетрезвый голос Ингрид, требующей немедленно убить Грейса Мартина. Был даже сильный хлопок, похожий на выстрел ружья, опять крики и после второго хлопка наступила тишина. Чьи-то заботливые руки запихивали Машу в странный кокон, в котором она согрелась и наконец-то погрузилась в глубокий беспробудный сон. Лохматый человек-зверь вдалеке замазывал солнце чёрной краской, Маша хотела дать инфернальному художнику свои яркие свежие краски, но ноги странным образом передвигались в воздухе, при этом тело оставалось на месте. В кромешной темноте она висела над землёй, рассматривая светящуюся точку. Та то приближалась, то удалялась, и когда её свет почти потух, точка вспыхнула с новой силой, брызнула ослепляющими лучами, и Маша услышала вблизи голоса:

– Это настоящее чудо, Александр! Девушка дышит.

– Удивительно, Маркус, но она выжила в этой ледяной станции. Похоже, тот молодой человек, что замёрз возле дизель-генератора, надел на неё два спальных мешка, накрыл одеялами, пленкой и засыпал толстым слоем снега.

– И предусмотрительно вставил воздушный шланг для циркуляции воздуха. Видимо, он очень любил её.

– Да, эта берлога оказалась для девушки спасительным ковчегом.

– Как думаешь, что произошло с другими погибшими людьми?

– Девушка застрелила из ружья бородатого парня и потом застрелилась сама. Ружьё намертво вмёрзло в её руки. Здесь разыгралась страшная трагедия. Как мы и предполагали, дизель-генератор не выдержал низкой температуры, а люди не дотянули всего два дня до потепления. Благодаря им глобальный климатический эксперимент удался, хотя и с некоторыми просчётами. Можно ли было людей спасти? Нам трудно об этом судить, Маркус. Даже белый медведь замёрз у порога станции. Почему он оказался здесь? Об этом мы никогда не узнаем.