Хрупкая субстанция
2077 год. Мир в руинах, но у человечества остаётся надежда — машина времени. И Клара, писательница, в прошлом близко знакомая с создателем вируса, уничтожившего всю флору на Земле, отправляется в 2025 год — последнюю исходную точку — всё исправить. Но как, не раскрываясь, быстро изменить намерения человека, питающего к тебе неодолимую ненависть?
— В прошлый раз Вам не удалось выполнить задание. Наша и Ваша ошибка заключалась в том, что мы слишком часто обращались к Вашему сознанию через слишком короткие промежутки времени — практически каждую неделю. А в сознании молодой Вас возник тиреотропный диссонанс, что даже усугубило ситуацию. Теперь мы совершим переход на больший срок — через три года. Если учесть Ваши воспоминания и его сгенерированную память по дневникам, то двадцать восьмое октября две тысячи двадцать пятого года — ключевой день. Если задание будет выполнено — увидите визуальный отчёт на браслете, и для контроля за дестабилизированной ситуацией будете появляться в прошлом раз в полгода. В случае провала — конец всех задач и миру, поскольку указанная дата является критической перед началом необратимого процесса в жизни создателя вируса. В изначальной линии времени Вы с ним не встречались в тот день, однако это следует изменить. Напоминаю, что запрещено причинять вред тем, кто родился до создания машины времени. Также помните, выбор пал на Вас не случайно — именно Вы, находясь в нужном месте и в нужное время, обладаете всеми необходимыми внутренними и внешними качествами, потенциально влияющими на мышление создателя вируса.
С глубоким вздохом я окинула взглядом разрушенный мир, раскинувшийся внизу. Небоскрёбы, некогда величественные и горделивые, ныне походили на зубы исполина, с трудом прорезавшиеся сквозь толщу земли. Улицы, парки и дома — всё превратилось в груды камней и металла.
Однако мне также удалось заметить редкие проблески света в тех местах, где ещё теплилась жизнь — в этих мрачных уголках, где люди с отчаянием цеплялись за своё существование, борясь за право на жизнь. Мы вернулись к тому, с чего начали.
— Если бы не мои родные, я бы точно отказалась, всё-таки мне уже под восемьдесят, а меня всё мучают этим прошлым…
— Многие люди хотели бы оказаться на Вашем месте и хотя бы на один день вернуться в свои двадцать шесть лет, куда мы сегодня переносим Вас, — холодный тон металлического голоса всегда вызывал у меня дрожь, но я старалась не выдавать эмоций.
— Та понятно… — я повернулась к Александру, искусственному интеллекту, управляющему машиной времени. Гладкий металлический корпус зловеще поблескивал в тусклом свете. На экране непрерывно мелькали цифры и символы.
— Приступаю к подключению. Сфокусируйтесь на каком-либо объекте, событии или даже слове. Вспомните, что видели, делали или думали в тот день. Только так Вы сможете успешно синхронизироваться и перенестись в прошлое, не повредив своё нынешнее сознание и сознание своего молодого «я».
Что же я делала в тот день? В тот день завершился конкурс писателей, меня наградили. Я хотела отметить это событие, но как? В одиночестве? Да, именно так. Мероприятие проходило в самом центре города. На какой улице? Кажется, это была Красная. Затем я свернула и пошла вдоль трамвайных путей. Помню, что прошла мимо странных музыкантов. Кажется, я шла по Красноармейской. Я шла, шла...
Тотчас же действительность вокруг меня начала стремительно распадаться на фрагменты.
И вот я уже шла по мостовой, словно в лёгком хмельном дурмане, вдыхая свежий вечерний воздух, пропитанный ароматами далёкого прошлого. А мимо меня, будто в зеркальном отражении, шла дождливая осень. Листья опадали с деревьев, а я шла нарочито медленно, стараясь не упустить ни одной детали этого дивного старого мира.
Подобно мне, дети также неспешно шли из школы домой, в то время как за стёклами бизнес-центра, расположенного через дорогу, ещё вовсю шла работа.
В моём сознании вихрем проносились мысли о судьбоносном решении, и сегодня речь шла о будущем мира, которое зависело только от меня.
Шла…
Наконец-то контуры окружающего мира становятся чёткими, и краски обретают привычную яркость.
«Переход в тело осуществлён», — вспыхивает надпись на широком плоском браслете. Я опускаю руку, и он становится обычной неприметной безделушкой. И только теперь, выбросив из головы ключевое слово, выбранное мной для перемещения, я могу трезво оценивать реальность.
Юное тело реагирует на движения с поразительной быстротой, проявляя решительность и гибкость.
Краем глаза я замечаю своё отражение в витрине: подтянутый живот, стройные ноги, яркие зелёные глаза, густые светло-русые локоны до плеч. И почему я всегда считала себя толстой?..
Так, хватит. Надо собраться. Он сменил работу к этому времени. Надо идти туда.
***
Вот и зелёная вывеска. Я открываю дверь бара осторожно, даже несколько нерешительно. Слышу, как звучит песня, словно обращаясь ко мне:
«Всё, что ты хочешь, у тебя есть
Всё, что тебе нужно, у тебя есть
Всё, что угодно, у тебя есть».
В вестибюле меня встречают две лестницы, ведущие в разные стороны: одна — вверх, к дополнительному залу со столиками, и вниз, в полуподвальное помещение основного зала, где, как мне помнится, располагается барная стойка.
Я спускаюсь по ступеням, и мои ладони покрываются испариной. В спешке я одёргиваю клетчатый пиджак, чтобы скрыть смятую белую майку, заправленную в узкие джинсы на талии.
Что сказать ему? Не знаю. После нашей последней встречи я осознала одну вещь: он меня ненавидит. Как мне всё повернуть? Так, спокойно, я уже не та, что раньше, дурная и отчаянная, у меня есть опыт и цель. Надо это и использовать.
Вот и барная стойка. И никого. Пусто. Это хорошо, что завтра тоже будний день.
Я сажусь на высокий стул, окидывая взглядом сотни тысяч наклеек, фотографий, надписей на бутылках. А где же он? Неужели не этот бар?..
Где-то в стороне, за шкафом, раздаётся хлопок двери.
— … да сегодня вообще какой-то день, не такой… — это его голос?
И за стойкой появляется он. Цепенеет видя меня. Его взгляд, тёмный и пронзительный, впивается в моё лицо, будто колючки. Хочется отвести глаза. Пересиливаю себя. Смотрю прямо в упор. Так и думала, что ничего не выйдет. О, небеса, помогите мне!
— Клара?! — окликает меня радостный и весёлый женский голос. Я оборачиваюсь и вижу перед собой рыжеволосую пышнотелую даму средних лет.
— П-привет, — слегка машу рукой, силясь припомнить, кто же она такая.
— Ты тоже здесь? Ха! У дураков мысли сходятся, да? Я думала, ты после конкурса домой…
А, это Рита, коллега по перу, с которой мы свели знакомство сегодня на церемонии награждения.
— Да уж, я тоже так думала… — отведя взгляд от горящих глаз моего бармена, я обращаю внимание на свои ногти.
— Знакомься, Эрик, это Клара, — Рита указывает на меня, а затем, посмотрев на моего бармена, делает обратный жест, показывая на Эрика. — Клара, это Эрик, мой липший друже, так сказать, — добавляет она, сопроводив свои слова раскатистым смехом.
Я смотрю на Риту и молча киваю, ожидая, что ответит он — знакомы мы или нет.
Спустя мгновение, показавшееся мне бесконечным, передо мной над стойкой появляется его шершавая ладонь, сложенная дощечкой. От неожиданности я встряхиваю головой и с удивлением гляжу на него. Что ж, это уже неплохо.
— Ну, привет, — до боли знакомый баритон с едва уловимыми металлическими нотками заставляет меня внутренне содрогнуться. Я неуклюже жму его правую руку своей левой — так, как это получилось в последний раз, когда мы прощались, и за это он сделал мне замечание.
— Обычно жмут правой, — ухмыляется он, вновь повторяя своё давнее замечание, и на секунду маска равнодушия спадает с его лица, открывая проблеск истинных эмоций.
Я жму плечами.
Его губы едва заметно дрожат.
Не знаю, что отражается на моём лице, но я изо всех сил стараюсь сохранять внешнее спокойствие.
Давным-давно, в свои истинные двадцать лет, его присутствие полностью лишало меня рассудка. Он, возможно, и хотел быть со мной, но моё необузданное желание пугало. В итоге я возненавидела его так же сильно, как и он меня.
Потом он женится, увольняется, бросает пить, начинает думать и, благодаря финансовой поддержке богатой супруги, возвращается к своей основной профессии — разработке вирусов. Удивительно, как человек с таким прошлым смог достичь такого… успеха!
Но этого ещё не произошло, и я снова в этой безумной игре.
— Короче, я обожаю играть в такую игру: бармен должен сам угадать, что мне налить. — Рита толкает меня локтем. — Ты со мной?
Я перевожу взгляд с неё на него.
— Чем чёрт не шутит, — расслабляюсь и откидываюсь на спинку стула, слыша, как он фыркает, окидывая меня оценивающим взглядом. Да, больше не крашу волосы в белый, и моё лицо уже не излучает той наивной лучезарности, что прежде. Однако и на его голове прибавилось седины, а на руках — татуировок, впрочем, как и у меня, судя по цветочным узорам, обрамляющим мою левую кисть. Угораздило же меня добить рукав в тот год, вот показуха…
Он быстро разворачивается на пятках и направляется к драфту, предварительно пропустив несколько склянок, чтобы слить застоявшееся пиво.
— Я вообще-то не очень по пенному… — смеётся Рита, но мой бармен не удостаивает её ответом. Он лишь проворно разрезает лайм, и терпкий запах свежести вновь возвращает меня в день нашего знакомства.
— А это зачем? — она бросает на меня растерянный взгляд. А я лишь с притворным удивлением улыбаюсь в ответ.
Он извлекает из морозилки запотевший бокал, кидает кусочки лайма, измельчает их мадлером и наполняет светлым нефильтрованным.
— Ого, а что, так можно было — замораживать посуду?
Наконец, он ставит передо мной пинту, и я, не колеблясь, делаю глоток, ощущая этот неповторимый вкус, кислинку и сладость, свежесть и лёгкую пряность...
— Ничего себе! Угадал? — Рита хлопает меня по плечу.
Я с трудом выдыхаю:
— Да… полностью! — было бы смешно, если б не угадал.
— Как у тебя это получилось? — прищурилась Рита, обращаясь к моему бармену.
Он, не отрывая от меня взгляда, лишь едва слышно произносит:
— Опыт.
— «Сын ошибок трудных и гений парадоксов друг», — цитирует Пушкина моя коллега. — Ну, а что насчёт меня? Эй, Эрик!
Он встряхивается:
— Виноградная настойка!
— В точку! И себе налей! Я угощаю!
Он согласно кивает и, налив ей настойки, готовит себе такое же пиво, как и мне.
— Ты что, тоже по таким бабским напиткам? Ха, ну ладно, что ж! Давайте выпьем за знакомство! — я закашливаюсь, он лишь издаёт короткий смешок, не отрывая пристального взгляда уже без испепеляющей ненависти.
Мы одновременно поднимаем бокалы и чокаемся с Ритой, но не друг с другом.
Она просит оставить бутылку с настойкой, и, быстро налив и осушив очередную рюмку, пока я неспешно потягиваю пиво, смотря вниз и подбирая слова, Рита вдруг восклицает:
— Клара, кстати, победила с очень прикольным рассказом про то, как просчитывают вероятности при знакомстве. Там у неё главные герои — посетительница бара, которая запала на бармена, в конце взрывает их гранатой. Но это оказывается просто генерация программы по совместимости.
Он вдруг выпрямляется:
— О бармене? Вот как, — и стучит по стойке пальцем, указывая на телефон Риты. — Отправь-ка мне, я почитаю.
Она в изумлении вскидывает брови и достает телефон.
— Почитаешь? Ты же даже мои не жанровые рассказы не читаешь... А тут фантастика, да ещё и с перекосом в янг эдалт, можно сказать…
— Занятно прочесть, как люди, не стоявшие за стойкой, пишут об этом… — он отпивает из бокала, презрительно морщась.
— О, тогда понимаю! Тоже тащусь, читая про писателей, — хихикает Рита, продолжая что-то нажимать на экране телефона.
Всё моё тело охватывает неприятное напряжение, и я замечаю, что он тоже испытывает нечто подобное.
— В студенчестве также задумывался над творчеством, наверно… или что-то вроде того… Размышлял о том, как если бы создали вирус, — он сверкает чёрными глазами из-за края поднятого бокала, — уничтоживший все растения, которые используются как сырьё для алкоголя. Пробовал смоделировать эту ситуацию на бумаге, покрутить, посмотреть. Как алкоголики бы пытались синтезировать выпивку из целлюлозы или нефти…
Я не выдерживаю. С силой ставлю пиво и, хлопнув раскрытой ладонью по столу, кричу:
— Эти растения нужны не только для алкоголя, но и для еды! А вирус будет настолько сильным, что уничтожит вообще всю растительность, а значит, и животных! А ещё это значит, что человечество окажется на грани!
Он с мрачной усмешкой поводит плечами.
— С чего тебя это так задело?.. Кхм! А так даже лучше, знаешь. Проучит некоторых, — сцепляет зубы, — кто не умеет чувствовать эту грань и ценить то, что у них есть. Отнять. Потому что всегда страшно смотреть, — приоткрывает рот в глубоком вздохе, — когда люди звереют, теряют контроль, налакавшись, думают, им всё можно. У меня мамка такая же была, почему-то именно женщины более остро реагируют на пагубное влияние алкоголя. Денег постоянно не хватало. Я мечтал о другом, но пошёл барменом, пытаясь доказать, что именно это профессия кристальной трезвости. Да, наивный, — он проводит языком по передним зубам. — Бармен не может не пить. В принципе… — он встряхивает руками, меняя позу, и опирается на стойку. — Ну, это всё лирика, а я больше по реальным поступкам и цифрам. Особенно в моём кошельке. Правда сегодня пока превалирует ноль.
Я отвожу взгляд.
Да, вероятно, он говорит об юной мне, ведь тиреотропный диссонанс, возникающий после того, как я перемещаюсь в своё нынешнее тело, делает разум этого, молодого тела замутнённым, словно в сильном опьянении.
Некоторых людей просто вырубает, а некоторых делает крайне активными и перевозбуждёнными. И они начинают творить бог знает что… Но, разумеется, я ничего не помню о том, что делала в состоянии этого диссонанса.
Благими намерениями устлана дорога в ад. Очевидно, в этом и заключалась ошибка, о которой упоминал ИИ, поскольку всякий раз, когда я возвращалась в прошлое, чтобы исправить ситуацию, мои последующие уже бесконтрольные действия приводили лишь к её усугублению.
Рита наливает себе очередную рюмку.
— Ты какой-то сексист… Алкоголь действует на всех одинаково — скотинит и зверит!
— Надо перекурить, — он ставит свой бокал на стол и украдкой бросает взгляд на меня.
— Сходи, сходи, я ж не курю, но твоим дымом надышалась, пока тебе компанию составляла, когда мы бар открывали. Мы с Кларой тут посидим.
Я молча глотаю пиво.
— А ты куришь? — продолжает Эрик игру в незнакомцев.
— Я? — тянусь к своей сумочке и достаю вейп. — Типа того…
— Пойдёшь?
Вопрос с подвохом. Наверное, это мой шанс наладить общение — ради этого я здесь, и вообще именно ради этого и купила вейп ещё в универе, ведь на курилке все самые интересные разговоры, а сигареты я вообще не переношу из-за астмы.
— Да, неплохо бы было…
— Эй! Вы чего? Я тогда с вами!
Он громко цокает языком и, одновременно распаковывая новую пачку, начинает подниматься по лестнице.
Следуя за ним, я будто переношусь в лето две тысячи двадцатого.
Мы выходим на улицу, и прохладный вечерний ветерок тотчас обдувает моё лицо. Я встаю чуть поодаль, потому что стоять слишком близко к нему мне некомфортно, особенно учитывая, что Рита ещё не вышла следом. И тут он, прикурив сигарету, неожиданно задаёт вопрос:
— Больше не будет такого, как раньше? Сталкинг меня, бесконечные сообщения…
— Я не знала что ты здесь работаешь. Так бы не пришла, — с лёгкой досадой отчеканиваю я, выдохнув облачко пара.
— Да вижу, ты изменилась… В лучшую сторону, но, — он делает шаг ко мне, сокращая расстояние до опасного минимума, — зная тебя, можешь выкинуть что угодно!
Он смотрит мне прямо в глаза и, перевалившись на другую ногу, нависает надо мной. Наши лица разделяет лишь расстояние вытянутой ладони.
— Не теперь…
— Хорошо, — он снова затягивается и отворачивается, заметив, что Рита уже приближается к стеклянной двери выхода. — Потому что ты мне снова начинаешь нравиться...
Что? Я замираю. Что он несёт? Снова? Нравиться?
— Ребятки, хорошие мои! — Рита, вероятно, уже успевшая выпить не одну стопку после нашего ухода, вываливается на порог бара и, обняв нас своими большими руками, притягивает к себе так, что наши с Эриком плечи оказываются прижатыми друг к другу. Я чувствую, как внутри меня нарастает напряжение, но Эрик почему-то остаётся совершенно спокойным.
Он лишь слегка отстраняется, чтобы вновь затянуться. Я смотрю на его запястье, на то, как он держит пальцами сигарету, и мне почему-то хочется, чтобы эта жилистая рука оказалась на моей талии...
— Мне тут надо разобраться с одним вопросом по моей литературной работе, — Рита расправляет воротник рубашки, ведь октябрь словно бы намекает о приближении осени, едва заметно, но всё же напоминает, подобно тому как мимолётный взгляд моего бармена выдаёт его желание, чтобы Рита куда-нибудь исчезла. — Короче, скажите: как понять, что перед тобой родственная душа, по одному вопросу?
— Это очевидно, — внезапно вырывается у меня. — Ходишь утром в туалет по большому?
— Херня какая-то… — цедит Эрик.
Рита, слегка поджав губы, с недоумением обращает свой взгляд на меня, в то время как он, загасив сигарету, кидает её в урну. Я хмурюсь.
— Ну, вообще-то это о многом говорит — если да, то у человека есть цель, работа и распорядок дня, значит, он дисциплинированный и ответственный, а значит…
— Лучше так, для тупых: джин, вермут и кампари в равных частях — что за коктейль?
Я не произношу ни слова, ожидая, что Рита ответит.
— М-м… бурда?
— Негрони.
— Ого, это же один из моих любимых! Откуда ты?..
— Курсы бармена, — вскидываю голову.
— Чушь, — Эрик идёт к двери и на секунду останавливается рядом. — Ты же в курсе, что все эти курсы — чушь?
Малиновый привкус пара уже не ощущается. Я лишь приоткрываю рот, застыв в нескольких сантиметрах от него.
— Иди ты… — бурчу себе под нос, пока он открывает дверь, пропуская нас с Ритой вперёд.
И слышу, как он шепчет:
— Лучше ты иди… — и игриво тычет пальцем мне в спину.
Мы с Ритой снова занимаем свои места, а он встаёт за стойку и, налив себе несколько стопок настойки, выпивает их залпом.
— Ого, брат, не налегай, — Рита предостерегающе поднимает руку. — Мне-то пофиг, я заплачу за бутылку, но тебе ведь ещё работать…
Он ловит мой взгляд и быстро достаёт новую запотевшую рюмку.
— Налить?
— Та Клара не любит настойки, она говорила…
— Да, налить, но не настойки.
— Эй, ребятки, если вы переговариваетесь у себя в мозгах, можно озвучивать мне хотя бы часть диалога?
Он смотрит, слегка приподняв брови и раскрыв ладони, словно вопрошая: «Сказать ей?» — и тут же ставит на стойку «Егермайстер».
— Ого, это уже тяжёлая артиллерия! Что за повод?
— Пусть лучше Клара сама расскажет. — Он разливает ледяную коричневую жидкость по новым стопкам из морозилки, нарезает апельсин и посыпает корицей. Затем спешит к драфту, где наполняет три бокала тёмным стаутом.
— Это что ещё за рокировка? Что это мы сейчас будем пить?
— Ягер с Гиннесом — классика, — ухмыляюсь, допивая остатки светлого нефильтрованного, а он уже придвигает ко мне бокал стаута.
— И как это пить?
— Шот, апельсин, а затем пиво…
— За встречу! — восклицает Эрик и, не дожидаясь остальных, залпом выпивает рюмку и запивает её пивом. Мы следуем его примеру. Голова сразу же начинает кружиться. Когда я открываю глаза, то снова замечаю пристальный взгляд. Он скользит от моих глаз к губам, а затем опускается ниже…
В это время начинает играть та самая песня, под которую мы танцевали в тот вечер, когда впервые встретились в баре.
— О, «Стражи Галактики»! — усмехаюсь я.
— Это мой плейлист, — твёрдо произносит Эрик, всё ещё стоя неестественно прямо и держа на весу свой бокал с пивом.
— Камон, ребятки, у вас ещё и музыкальные вкусы совпадают! Я б в жизни не догадалась откуда это…
Он мрачнеет.
— В смысле «ещё и» и при чём здесь музыкальные вкусы?
Рита опять смеётся:
— Ну, во-первых, вкусы в напитках, — она указывает на мой бокал. — А песня не такая уж известная, чтобы её можно было так легко узнать. Это ещё и учитывая, что у вас такая большая разница в возрасте, хотя вы оба младше меня. Странно короче.
Мой бармен, напряжённо играя желваками, произносит сквозь зубы:
— Мы с Кларой давно знакомы.
— Что?! — Рита аж подпрыгивает на стуле. — В смы-ысле?
— Мы познакомились двадцать шестого июля две тысячи двадцатого года, — он запомнил эту дату? Или просто на ходу придумал её? Несмотря на всю свою озабоченность нашими отношениями в прошлом, я не могла вспомнить точно, когда мы встретились.
— Прям так точно помнишь? — удивляется Рита и откидывается на спинку стула. — Так вот почему тут воздух такой наэлектризованный! А я думала, что у меня с головой что-то не так из-за моего шипперства.
Я качаю головой:
— Фу! Кто из нас ещё маньяк!
— Что «фу»? Сама-то что ли не помнишь?
— Даты — нет!
— Это всё круто, но, — Рита переводит взгляд с меня на Эрика и обратно, — почему вы тогда не вместе? Вы же вдвоем ебанутые алкаши — то, что надо!
Эрик смеётся, закатывая глаза, а я лишь выдавливаю из себя:
— Потому что мой рассказ, из-за которого мы здесь случайно встретились, как раз о… нас.
— Боже мой! — Рита прикрывает рот рукой, и её светлые глаза расширяются до неузнаваемости. — Ты это… та маньячка?
— Да, — выдыхаю. — Та маньячка. А бармен… это он.
Рита заговорчески щуриться:
— И жаркие поцелуи тоже были?
— Что ты там накарябала? — кричит Эрик, смеясь и злясь одновременно.
Я изображаю натянутую улыбку и развожу руками.
— А, понятно, не только поцелуи… Точно ебанутые! Сколько лет фигнёй страдали, вместо того чтобы нормально поговорить?
— Я встретил лучшую женщину за это время, — Эрик сложил руки на груди.
— Я тоже, мужчину! — восклицаю я, упираясь ладонями в стойку.
— Ой, да что ты говоришь? Ты о том, с кем целовалась тогда прямо у меня за стойкой? — он с отвращением кривится.
— Нет! То был просто повод, чтобы ты поревновал!
— Ха, дурочка! С чего мне тебя ревновать?
— Ну, — Рита откашливается, — судя по твоему лицу сейчас, ты реально ревновал.
Эрик заливается краской — явление, крайне редкое для него, и я на мгновение ощущаю своё превосходство.
— Моя жизнь теперь — предмет моей гордости, — твёрдо продолжаю я.
— И моя тоже! — словно в соревновании подхватывает Эрик.
Рита вскидывает руки, словно пытаясь нас разборонить:
— Не хочу мешать вашим бахвальствам, но создаётся ощущение, что так вы просто оправдываете свою глупость. — Мы с ним одновременно бросаем на Риту сердитые взгляды, но она не из пугливых и продолжает: — Да-да, не смогли уладить отношения между друг другом, потеряли себя и решили таким образом заглушить боль… И кстати, меня твоя блондиночка всегда напрягала, она какая-то одновременно отстранённая и озабоченная…
— У него девушка — блондинка? — спрашиваю я, уже не в силах сдержать нервный смех.
Эрик молча глотает пиво.
— Да, а что?..
Я открываю свой телефон и демонстрирую фотографию, запечатлевшую меня во времена наших отношений с ним. Рита вновь широко раскрывает глаза и резко переводит взгляд на Эрика.
— Да вы оба маньяки! Ты же её копия… Вернее она твоя… Тьфу! Короче! Ребята, нужно решать что-то прямо здесь и сейчас: либо засоситесь, либо шлите друг друга на хуй и расходимся.
— Выпьем — пошлём, — решительно произносит он, но в этот миг из динамиков начинает звучать Linkin Park, и мы, одновременно вздрогнув, шепчем:
— Любимая…
— Довольно! — кричит Эрик, ударяя кулаком по столу. — Линкины стали твоей любимой группой только из-за меня!
— Да я всегда их любила!
— Не, вам не двадцать и тридцать шесть, — качает головой Рита. — Вам по шестнадцать. Придётся сосаться. Ты мне, кстати, косарь торчишь, — кивает она на Эрика. — Прощаю, если засосётесь.
Я поднимаю рюмку, Эрик повторяет за мной, а Рита присоединяется к нам. Мы замираем.
— А то это уже дорама какая-то! Хочу также! — Рита выпивает, а мы за ней. После, отхлебнув немного Гиннесса, я снова ощущаю головокружение.
— Надо отлучиться, — вскакиваю я, но стул оказывается слишком высоким, и я падаю ниц, пытаясь поскорее подняться. Однако тут оказывается, что Эрик уже выскочил из-за стойки, чтобы помочь мне, и мы сталкиваемся головами.
Столкнувшись лицом к лицу, мы едва не касаемся носами. И тогда Эрик яростно хватает меня обеими руками за шею у подбородка и заставляет моё лицо впечататься в своё, жадно раскрывая рот. Чувствую жар его сухих, голодных губ. Обхватываю его пальцы, то ли пытаясь отстраниться, то ли удержать. Но он всё равно не собирается отступать. Его язык касается моего, и я ощущаю, как горячо у него во рту, вместе с терпким привкусом табака недавно выкуренной сигареты.
Время отбросило меня далеко назад, в тот миг, когда я предложила пойти ко мне. Мы целуемся и целуемся, будто впервые в жизни. Да, именно так я чувствовала свой первый поцелуй…
Наконец, он отступает, тяжело дыша и пожирая меня взглядом.
— Косарь не просто отработал, а я даже доплачу за такой перфоманс, — с самодовольным видом произносит Рита, потягивая пиво.
Эрик возвращается за стойку. Мой браслет начинает вибрировать. Я прячу руку и читаю на стальной поверхности заветные слова: «Задание выполнено».
Я выпрямляюсь и опираюсь на стол, не присаживаясь на стул.
— Я ухожу. Сколько с меня?
— Нисколько, — он машет рукой.
— Нет, — настаиваю. — Это неправильно, я расплачусь.
— Конечно, идите в подсобку, — хихикает Рита.
Конечно же, всего лишь очередная шутка, но воображение уже разыгралось не на шутку. Та же мысль читается и во взгляде Эрика.
— Расплатишься... — говорит он, потупив взор. — И я расплачусь... — он уже пьёт ягер прямо из горла.
— За то, что снова влюбился? — иронизирует Рита.
— Мне пора ехать, — пока ситуация не усугубилась; я убираю вейп в сумку и начинаю искать в телефоне приложение для вызова такси. — Ну же, говори скорее, сколько с меня?
— Оставь ему свой номер и езжай, — ухмыляется Рита.
— Зачем?
— Да, это ни к чему. В прошлый раз я ушёл утром, теперь твоя очередь — так будет справедливо.
Телефон издаёт сигнал, оповещая о том, что такси уже в пути.
— Ладно, Рит, знаешь, как со мной связаться. Просто скажи, сколько должна, — я быстро допиваю свой стаут, бросаю на него последний взгляд и поднимаюсь по лестнице.
И приятно, и тоскливо одновременно. Распахиваю дверь, и вдруг чья-то рука хватает меня за локоть, притягивая к себе. Я вновь ощущаю его прерывистое дыхание, но он не прикасается ко мне, а лишь приближается.
— Не знаю, зачем я это сейчас и… тогда сделал, прости… Прости за всё!
— Мне уже давно всё равно.
— Не приходи больше сюда.
— Не собиралась.
Объятия размыкаются.
Я выхожу на улицу, и дверь за спиной с грохотом захлопывается, оставляя меня наедине с тихим вечером. Он всё ещё стоит в шаге от меня, за стеклом, и я поднимаю руку, чтобы попрощаться.
Подъезжает автомобиль с шашками. Вдруг он выскакивает из бара и врезается в мои губы. Снова. Быстро, жарко и властно.
— Но увидеться хочется, — вкрадчиво нашептывает он.
— Перехочется, — невозмутимо отвечаю я, проводя кончиками пальцев по его шероховатому от отросшей щетины подбородку.
— Давай завтра в четыре вечера там, где был бар «Провокация», где мы с тобой познакомились, помнишь?
— Ты действительно постарел…
— Буду ждать тебя там! — кричит он, когда я сажусь в такси. — Я буду ждать тебя всегда, как в тот день! Я буду ждать!
Превосходно, пока он ждёт — мир не умрёт.
Необходимо как можно скорее доставить это моё молодое тело домой, прежде чем вернуться, дабы в прошлом собственноручно снова не нарушить ход времени.
Я смотрю на браслет. На маленьком окошке отображается изображение: никакого более серого разрушенного мира, только цветущий, прекрасный, яркий пейзаж с летающими машинами и величественными зданиями будущего.
Прекрасно ли далёко? Да.
Теперь придётся возвращаться каждые полгода и следить, чтобы ничего не было разрушено.
Кому-то лучше никогда не работать по профессии. Кому-то лучше всегда жить с разбитым сердцем. Все наши решения и действия ведут только к лучшему исходу для всех, и вмешиваться в них опасно. Даже если в итоге приходится страдать и жертвовать, и кажется, что судьба несправедлива.
Ведь мир, чувства, прошлое, настоящее, будущее, мы все — всё это такая хрупкая субстанция.