Имя автора будет опубликовано после подведения итогов конкурса.

Истоки

Пролог

Свет далёких звёзд, струясь сквозь вершины сосен, тщетно пытался соперничать с величественным сиянием полной луны, окрашенной в синеватые тона. Я затащил охапку дров в сарай и, с облегчением расправив ноющую спину, смахнул со лба надоедливый пот. Тихо ступая, подкрался к колыбельке дочери, нежно поцеловал её в носик и аккуратно поправил мягкое одеяльце.

— Спи, моё сладкое солнышко!

Маленький дорогой человечек слегка нахмурился: вновь беспокоили две острые, тонкие косточки, прорезавшиеся сквозь дёсны. Мы с женой поначалу встревожились, обнаружив их, ибо ничего подобного у взрослых никогда не встречали. Однако дед Ваня уверил нас, что всё происходит именно так, как и должно. А уж кому-кому, своему дедушке я доверял безоговорочно.

В Большой Комнате тусклый свет лучины едва разгонял мрак, дед, похоже, ещё не спал. Он, кряхтя, поднялся с лавки и жестом подозвал к себе.

— Привет, дедуля, как себя чувствуешь?

— Плохо, внук. Плохо... — ответил он тихо, почти шёпотом.

— Что-нибудь принести? — взволнованно осведомился я.

Дед чуть приподнял голову и прошептал:

— Да. За печкой на полке.

— Что там?

Он закашлялся:

— Старый конверт, с надписью «Внуку».

Я забрался на печь и принялся рыться в бумагах. Наконец, нашёл конверт, настолько древний, что казалось, любое прикосновение могло обратить его в прах.

— Этот? — я протянул находку деду.

— Этот, этот. Будь с ним поаккуратнее.

Он снова зашёлся в кашле.

— Я знаю, всю жизнь ты искал ответы на вопросы: Кто мы? Откуда? — продолжил он после паузы, — Так вот, теперь я передаю их тебе. Как и мой дед передал это письмо на смертном одре.

— Ну что ты такое говоришь, дед Вань! Уверен, ещё меня переживёшь. — попытался я улыбнуться, но улыбка получилась вымученной.

— Читай! — скомандовал он скрипучим голосом.

Я кивнул и осторожно раскрыл конверт, вытащив из него несколько листов берестяной бумаги, исписанной с двух сторон чернилами. Нашёл первую страницу и углубился в чтение:

Письмо

Любимому внуку, Ванечке.

Бабы Лены больше нет с нами, и я чувствую, что моя встреча с ней не за горами. Но прежде чем уйти, хочу, чтобы ты знал: если бы не настойчивость Лены и её неиссякаемая вера в чудеса, ни мне, ни вам не довелось бы познать эти сокровища — нашу прекрасную долину, пропитанный хвоей воздух и журчание водопада.

Вот моя история:

"Вздохнув, я прислонился к стальному выступу на бетонной стене, отчего рубаха окрасилась в цвет ржавчины.

«Тьфу ты! Опять пять жетонов за воду для стирки отдавать», — с досадой подумал я, а вслух спросил:

— Ну, показывай, что там у тебя?

Ленка пристально на меня взглянула прищурившись:

— Не разболтаешь?

— Знаешь же, что нет. Чего спрашивать попусту?

— Ладно.

Она ещё раз огляделась по сторонам, в тоннеле было пусто, только тусклые светодиодные фонари раскрашивали парящие пылинки, которые словно застыли в воздухе. Осторожно достала из кармана джинсовой жилетки самодельную деревянную шкатулку.

— Настоящее?

— Что?

— Что, что! Дерево, из которого эту шкатулку убогую сделали.

Она заморгала, на мгновение растерявшись, потом язвительно ответила:

— Какой же ты... Прямолинейный, Саш. Да, из дерева. Берёза.

— Ну, скажешь тоже. Берёза? Это же то мифическое дерево, которое якобы растёт само? Бред же, Лен. Уже большая девочка, — я смерил её жадным взглядом, — а всё ещё веришь в сказки.

Я осторожно ощупал шкатулку, поднёс её к носу, а потом авторитетно заявил:

— Обычная древесина пятого класса, выращенная в капсуле на седьмом уровне.

Ленка поморщилась, но не стала спорить. Надавила на пружинку, и запорное устройство с лёгким щелчком открылось. Распахнула шкатулку и вытащила четыре небольшие дощечки из спрессованной щепы.

— Вот вы, девчонки, забавные создания! Даже боюсь представить, сколько жетонов ты выложила за эту безделушку.

Ленка отмахнулась и, поднеся верхнюю дощечку к ближайшему фонарю, принялась её внимательно изучать. Я нежно обнял её сзади, положив голову на плечо, и взглянул на пластинку. На ней искусный художник выжег картину, смысл которой оставался загадкой. Две округлые области по краям бы испещрены рядами узких фигур, напоминающих сеть кровеносных сосудов. В центре было нарисовано большое пятно с мелкими зигзагами, словно водозаборная ёмкость, которую кто-то слегка потряс. В правом нижнем углу красовалась надпись: «долина».

— Абстракционизм? Не люблю. Да и, в общем, к картинам довольно прохладно отношусь.

— Ты гораздо симпатичнее, когда молчишь, — ехидно улыбнулась она и достала следующую пластинку.

На второй дощечке художник изобразил десятки вытянутых прямоугольных объектов, явно технического характера, с вкраплениями тех же «кровеносных сосудов».

— Ну, это уже больше похоже на правду, — заинтересованно сказал я, — выглядит как инженерный отсек.

— Какой ещё инженерный отсек, дурачок! — засмеялась Ленка, — смотри, тут же написано «мегаполис».

— Чего?

— Ничего.

— Думаю, это прибор какой-то. Ладно, следующую давай глянем.

Ленка пожала плечами, слегка задев мою голову, и достала третью дощечку. На ней было выжжено детальное изображение то ли коробочки, то ли бруска с закруглёнными краями и мифической фигуркой яблока. Мы отлично знали эту пиктограмму — она висела прямо над входом в столовую. От одной только ассоциации у меня в желудке заурчало, и я невольно сглотнул слюну.

— Смотри, тут написано «смартфон», — прочитала Ленка, — как-то связано с кухней, получается. Может, это контейнер для синтетического пюре?

— Думаю, да. Раз яблоко нарисовано. Хотя он странного вида, конечно. Впрочем, что с этих художников возьмёшь? Кстати, когда там третий приём пищи? — я легонько ухватил её за мочку уха губами.

Она отстранилась, изобразив раздражение, и открыла последнюю пластинку. Меня аж передёрнуло, а Ленка охнула. На дощечке художник нарисовал портрет девушки, но зачем-то превратил её в монстра. Глаза были неестественно маленькими, с крохотными зрачками, а во рту виднелись два ряда острых камней, плотно прижатых друг к другу.

— Э-м-м, портрет, конечно, замечательный, — с отвращением бросил я, — но я был бы очень признателен, если бы ты его закопала где-нибудь в новых каменных разработках, навсегда.

Лена улыбнулась, обнажив аккуратные дёсны, в которых никогда не росло ни одного зуба. Я ответил ей такой же беззубой улыбкой.

Эхо донесло звук далёких шагов, и Ленка, суетясь, побросала дощечки обратно и спрятала шкатулку в карман.

— Откуда она у тебя? — с тревогой спросил я.

— С Той Стороны, — ухмыльнувшись, прошептала Ленка.

— Опять ты за старое! Нет никакой Той Стороны и точка. Вокруг нашего мира лишь камень: минеральная порода над первым уровнем и гранитная под нижним. И копать можно только по бокам, таков закон!

— Да знаю я, занудина! Мог бы хоть раз ради меня помечтать? И поразмышлять, например, почему в году именно 365 дней и зачем такая странная затычка: добавление 29 февраля каждый четвёртый год. И откуда вообще появились Машины...

— Ой, прекрати, Лен, — я почувствовал, как в голове начало гудеть от её болтовни.

— А по поводу шкатулки, — она сделала паузу, и в её глазах загорелся загадочный огонёк. — Это будет сюрприз на твой завтрашний день рождения. Мне только нужно кое-что проверить, и сюрприз будет готов.

— А можно без сюрприза? Не люблю я их.

— Нельзя, — она покачала головой. — Завтра сразу после обеда приходи на это же место, буду ждать.

— Надеюсь, ты не вляпаешься опять в неприятности, как тогда, в медицинском?

— Не-а, — она чмокнула меня в щеку.

— Пора!

Я с тревогой взглянул на тёмный силуэт, медленно приближавшийся к нам. С нежностью провёл ладонью на щеке Лены, и мы разошлись в разные стороны. Не хватало ещё, чтобы нас застукали: двух подростков разного пола, не оформивших семейную ячейку.

 

Возле столовой было людно — пустые желудки делали своё дело, притягивая народ как магнит. Я на мгновение задержал взгляд на вывеске — надгрызенном яблоке — и улыбнулся про себя. Внутри просторного помещения с белыми отштукатуренными стенами стояло два автомата: один для выдачи еды, другой для переработки отходов. К каждому из них тянулась большая очередь, люди неукоснительно следовали размеченной на полу схеме движения. Я пристроился в конец очереди и стал терпеливо ждать. Голодные посетители вовсю галдели, жадно всматриваясь в надписи возле кнопок автомата выдачи.

Передо мной вполголоса переговаривались два копателя в запылённых касках:

— Дима рассказал, что вчера в секторе семь на двенадцатом уровне нашли пустую естественную полость в породе.

— Да ладно? Заливаешь!

— Ни в жизни! Говорю тебе, нашли полость высотой метров пять, да ещё и с водными потёками на стенках.

— Знаю я этого Диму, — недоверчиво фыркнул второй. — Сначала ляпнет какую-нибудь глупость, а потом год будет доказывать, что его неправильно поняли.

Собеседник лишь раздражённо отмахнулся.

Когда подошёл мой черёд, я, как и обычно, выбрал двойную порцию универсальной смеси номер пять и воду. Закинул три жетона в приёмник. Автомат загудел, и в окошко выдачи плюхнулся тюбик и пластиковая бутылка. Я откупорил тюбик и стал выдавливать в рот безвкусную массу.

— А чего не берёшь со вкусом ягод? Зачем преснятиной давиться? — воскликнул коренастый мужичок в сером халате и шапочке, явно из пищевой лаборатории.

Я лишь пожал плечами и отошёл в сторону. Никогда не понимал, зачем переплачивать целый жетон за то, что тебе в еду добавляют вонючий ароматизатор. Да ещё и загуститель, из-за чего питательная масса слипается противными комками.

Резво разобрался с тюбиком, и одним глотком осушил бутылку.

В голове крутились мысли: «Как бы донести до Лены, что уже пора закругляться с детскими шалостями? Ведь через год мы зарегистрируем семейную ячейку, а такие выкрутасы и опасные идеи от будущего партнёра могут больно ударить по нашему бюджету».

Кто-то сзади потрепал меня по плечу:

— Сдаёте?

Я осознал, что уже давно стою у автомата переработки, тормозя очередь.

— Да, да, простите.

Запихнул пустой тюбик в нижний контейнер и бутылку — в круглое отверстие сверху. Нажал на кнопку подтверждения, и автомат, завибрировав, выплюнул жетон.

«Благодарим за сдачу в переработку», — загорелась дежурная надпись.

Я прошёл мимо раздвижной двери с древней табличкой, на которой едва можно было разобрать надпись: «Лифт закрыт на ремонт», начал спускаться по узкой лестнице с низким потолком. Что такое лифт и почему закрыт на ремонт ещё до моего рождения, оставалось загадкой. Впрочем, я никогда особенно этим не интересовался. Тайны и легенды — это совсем не моё.

Интересно, откуда вообще пошла мода выдумывать истории о Той Стороне. Мол, где-то там, за каменной породой, есть огромный простор, полный невероятных чудес. Одна берёза чего стоит!

Может быть, эти истории распространяют такие вот копатели, как те, что стояли в очереди, — люди, не обременённые разумом? Найдут какую-нибудь полость в породе и давай сочинять...

Пока я размышлял, оказалось, что спустился на два уровня ниже, чем нужно.

«Всё, пора прекращать это безумие. Завтра же серьёзно поговорю с Ленкой, а то вон как мне мозги запудрила, начал отрываться от реальности».

 

На работе после обеда было спокойно. Всего пара простых обрывов кабеля.

— Плоскогубцы передай!

Василий, мой руководитель и напарник по совместительству, ловко орудовал кусачками, стоя на стремянке возле стены.

Я протянул инструмент, и неожиданно для самого себя выпалил:

— Василий, а как Машины генерируют электричество такое долгое время? На каком питании они работают?

«Вот кто тебя за язык тянул, Саша?!»

Напарник повернулся и, глядя на меня сверху, укоризненно произнёс:

— Ты же знаешь: машины были всегда. И будут работать после нашей с тобой смерти. Они — одна из основ мироздания. О Принципе их действия без понятия. Да и не нужно это выяснять. Наше дело — кабель протянуть, лампочку там поменять и так далее. Сосредоточься на работе, что на тебя нашло?

Я замялся:

— Забудьте. Это я так...

— Ты давай, не витай в облаках, а отрежь десять сантиметров изоленты. Живо!

Я почему-то задумался, что значит эта старая фраза «витать в облаках», но, само собой, не нашёл объяснения.

«Да куда же тебя ведёт, Александр! Сосредоточься!»

Василий с улыбкой спросил:

— Больше ни о чём не забыл?

— Э-м-м, да вроде, нет, — смущённо ответил я, гадая, о чём он.

— На день рождения-то пригласишь, тихоня?

Я хлопнул себя рукой по лбу:

— Да, да! Совсем забыл. Завтра собираемся у меня небольшой мужской компанией. В шесть, сразу после работы. Захвачу в автомате пару бутылок газированной воды с сиропом.

— Ох, гульнём, получается. Ну ты и транжира.

Я лишь промолчал в ответ. Десять жетонов за бутылку. И вправду кошмарное транжирство.

— С Ленкой, когда оформитесь уже? — продолжил Василий.

Я поёжился:

— А вы-то откуда знаете?

— Даже немного обидно такое слышать. Я же обязан чутко относиться к подчинённым. Вы все под моей ответственностью: накосячите, даже вне работы, а разгребать мне.

— Понял, — вздохнул я, – Через год, когда ей восемнадцать исполнится. Только вы могли бы не распространяться?

Василий посмотрел на меня так пронзительно, что я лишь прошептал защищаясь:

— Молчу.

 

В свой жилой отсек я вернулся поздно. Включил светодиодную ленту, протянутую вдоль потолка, разложил откидное спальное место и плюхнулся на матрац, погрузившись в воспоминания. В моём детстве, когда мать с отцом ещё были живы, мы ютились в таком же малюсеньком отсеке, три на три метра. Родители постоянно препирались: мать пилила отца, называя его скрягой за то, что не хотел переселяться в отсек побольше. Сетовала, что уже невыносимо спать втроём в крохотной кровати. Отец же третировал мать, обвиняя в бессмысленной расточительности.

Я же твёрдо решил, что с самого начала семейной жизни не буду скрягой и поселю нас с Ленкой в большой отсек с умывальником. Хотя, конечно, цена в двести жетонов за месяц определённо не радовала.

Во сне мы снова рассматривали те пресловутые дощечки. Но каждый раз, когда Ленка открывала новую, та начинала светиться и оживать. Сначала дощечка с надписью «долина» приобрела объём, расширилась, а контуры кровеносных сосудов превратились в настоящие пульсирующие вены, разбрызгивая вокруг капли тёмной вязкой крови. Потом мы долго петляли по незнакомым тоннелям, убегая в ужасе от девушки-монстра, которая скрежетала рядами камней в зубах, словно обезумевший экскаватор, с ухмылкой следуя за нами по пятам.

 

Дообеденная часть дня прошла как в тумане — поспал я от силы часа два. Даже задумался о покупке суррогата кофе, но представив, что придётся скормить автомату аж четыре жетона, отказался от спонтанной затеи.

Ленка, видимо, уже давно ждала меня в назначенном месте. Нашёл её сияющей ярче, чем настенные фонари. Она прыгнула на удивлённого меня и яростно обняла.

— Саш, у меня просто нет слов! Это будет не просто сюрприз. Это будет вот такой сюрпризище! — она отпрянула и с выражением буйной радости расставила руки в стороны, — С днём рождения, милый!

— Ладно, — я вздохнул в предчувствии чего-то нехорошего, — давай быстро глянем, что за сюрприз, а потом хоть немного побудем вместе у меня в отсеке. Нужно серьёзно поговорить.

Ленка схватила меня за руку и поволокла на лестницу. Мы огибали один пролёт за другим и стремительно спустились на двадцать пятый уровень.

— Здесь, — игриво улыбнулась Ленка и потащила меня по лабиринту пошарпанных коридоров.

«Надо бы Василию сообщить, здесь почти не работает освещение», — мелькнула мысль.

Остановились мы у двери с табличкой: «Идёт отделка, проход воспрещён!».

— Моё рабочее место, — слегка нервно хохотнула она.

За дверью в длинную, узкую комнату предстала картина творческого беспорядка: повсюду валялись банки с грунтовкой, валики, брикеты шпаклёвки и прочие отделочные принадлежности. В воздухе стоял запах свежей краской с примесью химических растворителей.

Лена отвела меня к противоположному краю комнаты, где возле стены была установлена большая пластиковая панель.

— Здесь, — извиняющимся тоном, скороговоркой произнесла она. — Отдирала старую штукатурку и случайно проковыряла стену насквозь. Но зато смотри, что нашла!

Ленка отодвинула панель, обнажив огромную дыру, за которой царила абсолютная темнота.

— Обещай, — её голос зазвучал непривычно серьёзно, — что бы ни случилось, не задавать глупых вопросов и делать то, что я скажу.

Она пристально посмотрела мне в глаза, и я внезапно осознал, что просто не в состоянии перечить. Словно неведомая сила безапелляционно приказала следовать за ней. Оставалось только пробурчать:

— Обещаю.

— Вот и славненько.

Ленка проворно забралась в дыру, и через пару секунд её эхо спросило:

— Ну, что застрял, идёшь?

Я немного помедлил, собираясь с мыслями, и, глубоко вдохнув, шагнул в черноту.

Ленка чем-то зашуршала:

— Где же выключатель? А, вот.

Резкий свет на мгновение ослепил. Когда зрачки сузились достаточно, адаптировавшись к яркости, я смог осмотреться. Комната, немного бо́льшая, чем мой жилой отсек, была уставлена незнакомой аппаратурой. Рядом со стеной на металлическом столе в полном беспорядке валялись бумаги, чертежи и целые книги, словно кто-то в спешке перебирал их и оставил здесь впопыхах. В дальнем конце комнатки обнаружилась толстая герметичная дверь с винтовой задвижкой, выполненная из цельного куска металла.

— Здесь я и нашла ту шкатулку, — мечтательно произнесла Ленка.

— А что...

— Пообещал не задавать вопросы — выполняй, — перебила она меня командным тоном.

Я раздражённо кивнул.

Лена распахнула дверцы стеклянного шкафчика и достала две кислородные маски.

— Баллоны у стены возьми, — бросила она, передавая одну из масок.

— Э, а зачем?

Ленка цыкнула на меня

— Подсоединяй. И надевай, не тяни!

«Химическая лаборатория, что ли? Хотя, как в ней могут помочь такие маски?»

На шее запульсировала вена, я поморщился.

— Ну что опять застрял! — нетерпеливо воскликнула она, — Ладно, сама тогда сделаю!

Она быстро прикрутила шланги к маскам, надела свою и протянула мне один из комплектов. Я, как послушный ребёнок, закинул ремни от баллона на спину и натянул маску. Ленка вновь крепко схватила меня за руку и подтащила к двери.

Она попыталась открутить вентиль, но тот стоял намертво. Что есть мочи навалилась на него, рыча от напряжения, но вентиль не сдвинулся ни на миллиметр.

— Будешь помогать или как? — стрельнула она глазами.

— Э-м-м, сейчас...

Мой взгляд упал на красный рычаг, расположенный на стене. Я потянул за ручку, и она слегка поддалась. Поднатужившись, смог опустить его вниз полностью. Над дверью замигала красная лампа под пронзительный вой сирены, который эхом разнёсся по комнате.

«Куда же это мы?! Саша, Саша...»

— Подвинься!

Лёгким движением я отстранил Ленку и взялся за круговой вентиль. Тот не послушался и меня. Изо всех сил дёрнул ручку так, что искры из глаз посыпались, и вентиль, наконец сдался.

За толстой, наверное, в метр шириной, дверью оказалась тёмная лестница, конец которой терялся где-то наверху.

— Что это? — я с надеждой взглянул на Ленку.

— Что надо! Как доберёмся, объясню! Давай, вперёд, милый!

Мы шагали вверх, и, казалось, что лестнице не будет конца. На трёхсотой ступеньке я сбился со счёта и просто продолжил поднимался, скребя спутанными мыслями по мозгу, словно ржавое колесо по изношенному валу. Каждый шаг давался всё труднее, а разум, казалось, цеплялся за остатки здравого смысла, пытаясь найти опору в этом бесконечном восхождении.

«Да уж, провёл воспитательную беседу, что пора отбросить детское стремление к приключениям и остепениться!»

В конце подъёма мы нашли такую же дверь.

— Готов? — ухмыльнулась Ленка, красная от возбуждения.

— Ну что уж там, да...

— А, вот ещё. Это нужно, чтоб ты не ныл, — бросила она, напяливая на меня чёрные очки и надевая такие же себе. Видимость стала, скажу вам, так себе.

Я привычным движением нажал на едва различимый за стёклами очков красный рычаг и сковырнул вентиль.

Дверь со скрипом поддалась и стала медленно открываться, заливая пространство неимоверно ярким светом странного жёлтого цвета...

— К-к-к-как?!

Минуту всё вокруг было светом, и глаза болели нестерпимо. Но вскоре, сильно прищурившись, получилось разглядеть это место. Вглядываясь в огромное, бескрайнее пространство, я гадал, не сыграл ли со мной разум злую шутку и не поехала ли крыша. Всю верхнюю кромку нового мира заливала светящаяся синева, растворяясь в белеющих далях. Мира невероятных размеров! Прямо впереди ландшафт изгибался, образуя низину глубиной несколько сотен метров, в которой неслись потоки воды, отражая синеву вершины мира. И на изгибах каменной породы... Хотя нет, это была не каменная порода! Это было что-то другое — чёрное, пышущее жизнью! Так вот, на этих изгибах расположились тысячи притягивающих глаз витиеватых коричневых фигурок с россыпью зелёных пластинок на макушках.

— Это долина, — торжественно прошептала Ленка.

И тут я вспомнил ту дощечку. Теперь всё встало на свои места. Никакие это не кровеносные сосуды, а настоящие деревья, не лабораторные, а живые!

От избытка чувств я потерял равновесие и свалился на колени. Сердце бешено колотилось в груди, а мысли терялись, пытаясь осознать масштаб происходящего. Критическое мышление боязливо спряталось где-то внутри, отказываясь принимать то, что эта сказка рассказывается наяву.

Ленка подставила лицо лучам огромной лампы, висящей сверху, и прикрыла глаза от удовольствия. Минуту она постояла, наслаждаясь живительным теплом, а затем присела рядом со мной. Воздух в этом новом мире не стоял неподвижно, как в тоннелях, а порывисто двигался, играя с зелёными растениями и заставляя их слегка колыхаться, то там, то здесь.

— А теперь я расскажу всё, что узнала. Помнишь, на столе в том кабинете были разбросаны бумаги? Так вот, это я раскидала, когда копалась, — она с гордостью улыбнулась, — Оказалось, что это записи о нашей истории. И да, мы не всегда жили под землёй. Наш мир настолько велик, что нам с тобой пока это невозможно осознать. Люди жили здесь, на Той Стороне, миллиарды людей! Но однажды произошёл глобальный катаклизм — я не разобралась, какой именно, да и не так это важно пока. И «Земля», так в записях назван этот мир, превратилась в пустыню, непригодную для жизни. От человечества остались лишь крохи, которые попрятались в такие бункеры, — она легонько махнула рукой в сторону двери, — и там мы жили тысячу лет. Со временем потомки утратили знания о Земле и стали считать бункер своей единственной вселенной, — Ленка мечтательно смотрела на один из пушистых клочков белого дыма, парящих в вышине, — Люди изменились внешне, адаптировавшись к жизни под землёй: глаза и зрачки увеличились, зубы стали рудиментом, затем и вовсе исчезли. За тысячу лет природа на Земле восстановилась, полностью переродившись. И вот теперь у нас с тобой есть шанс начать всё с чистого листа в этом новом мире....

Я слушал её монолог, совершенно потеряв дар речи. И молчал. А что можно сказать, когда на голову сваливается ТАКОЕ?

Ленка опустила маску на шею.

— Ты что делаешь?! — испуганно воскликнул я.

— Вдыхаю настоящий, живой, воздух! Попробуй! — с улыбкой ответила она.

Но тут Ленку повело, и она рухнула на землю.

— Ты как, милая? — я наклонился к ней, обеспокоенно разглядывая её налившиеся красным щёки и полузакрытые глаза за стёклами очков.

— Прекрасно! — пробормотала она, — Только голова кружится.

Не успел я опомниться, как она игриво сдёрнула маску с моего лица. Воздух нового мира, не такой, как в бункере — тяжёлый и пыльный, а наполненный мириадами невероятных новых ароматов, заполнил мои лёгкие и ударил по голове, надвинув на глаза тёмную пелену. Лёгкое головокружение вскоре прошло, уступив место чистому восторгу.

— Ну как? — прощебетала довольная Ленка.

— Невероятно, — только и смог вымолвить я, всё ещё под впечатлением от пережитого...»

 

А потом, мой дорогой внучек Ваня, я с Леной и ещё около двадцати наших знакомых переселились сюда, на Ту Сторону, навсегда. Остальные же, не в силах принять новый пугающий мир, закрыли двери бункера изнутри и остались там до конца своих дней.

К этому миру привыкнуть было непросто, Вань. Но это уже совсем другая история, и напишешь её ты и твои потомки. Одно скажу: помните о прошлом, вдолбите это себе в подкорку, не загубите планету, как наши предки.

P.S. Если у твоих детей, или у детей их детей однажды появятся зубки, знай: это не проклятие и не мутация. Это наша природа и возвращение к истокам...

Эпилог

Я отложил ветхие бумаги, и мысли о дочери заставили меня улыбнуться. По лицу скатилась тёплая и нежная слеза радости. Отблески огня играли на стенах Большой комнаты, а дед уже вовсю храпел на маленькой лавке. Я вышел на улицу и подставил лицо ночной прохладе. С восторгом взглянул на миллионы огоньков, пылающих в ночном небе. Может быть, однажды мои далёкие пра-пра-правнуки разгадают их невообразимые тайны. А я же постараюсь бережно лелеять и передать потомкам историю про чудо жизни и возрождения Земли. Торжественное чудо, которое нужно бережно хранить в каждом людском сердце...