Обременённый Выбором
Он — продукт эксперимента. Его жизнь — последняя надежда учёных на сохранение планеты Земля. В руках мальчика — сила, от которой не существует защиты. От малейшего его решения зависят судьбы миллионов. Но окружает его жестокий мир, который каждый день испытывает его терпение и силу волю… Как долго он сможет противостоять соблазнам великой мощи?
Изначально это задумывалось, как величайший в истории человечества эксперимент. На протяжении многих поколений люде преуспевали в уничтожении своей космической колыбели — Земли. Год от года почва становилась всё грязнее, в морях росли пластиковые архипелаги, а в воздухе содержалось такое количество токсичных веществ, что каждый второй испытывал трудности с дыханием.
Увы, это не останавливало промышленность. Заводские трубы выплёвывали в небо ядовитые испарения, леса безжалостно вырубались, реки забивались отходами производств. Больше так продолжаться не могло. Сколько ещё выдержит планета? Каков её ресурс? И что станет с человечеством, когда он иссякнет? Процесс этот был запущен уже давно, его нельзя было остановить, громадная, накопленная за века человеческой истории инерция прогресса двигалась вперёд, подминая под себя всё, что попадалось ей по пути. Можно было лишь попытаться замедлить её ход.
Наступало время дерзких идей и отчаянных попыток. Возможно, другого шанса уже не будет. Некоторые учёные обратили свои умы на решение этой проблемы и внезапно пришли к необычному выходу. Эксперимент на стыке волновой физики, религии и социологии. Единственный в своём роде и совершенно неповторимый. Давно было известно, что Земля имеет свою собственную частоту колебаний, как и любая другая планета, как и вся вселенная в целом. Эта космическая гармония существовала намного больше самого человечества, в ней была заключена изящная хрупкость, которая тем не менее не позволяла времени и пространству развалиться на части. Это было выражение истинного порядка.
Учёные не ставили перед собой цели приручить эту гармонию, овладеть ею и превратить в новое оружие человечества, они лишь надеялись прикоснуться к ней, познать совершенство и замедлить умирание Земли. Они преследовали благие цели, однако слишком увлеклись игрой в бога, и эксперимент отклонился от первоначальных ожиданий.
Им удалось заключить в ловушку цифр уравнение космической гармонии, и по задумке они собирались синхронизировать её с жизненным циклом одного человека. Им требовался достойный представитель рода людского, не погрязший в пороках и не сломленный жизнью. Тот, в котором ещё тлела искра надежды на лучшее будущее. Взрослые не подходили на эту роль, поэтому в конечном счёте их выбор пал на мальчика…
***
Если бы Мот глядел себе под ноги, то ему бы удалось избежать падения, но вынужденный убегать, он часто оглядывался назад, а потому и не заметил западни. Его ноги запнулись об умело выставленный башмак, и в следующее мгновение он уже летел навстречу мокрому асфальту. Первый удар приняли на себя руки, ободранные ладони вспыхнули болью, далее об землю ударились колени, при этом Мот ощутил, как из его тела разом вышел весь воздух.
Едва оказавшись в лежачем положении, он попытался сразу же встать, но всякая попытка к дальнейшему бегству была заранее обречена на провал. Во-первых, разбитые колени сковывали его движения, а во-вторых, его преследователи уже без спешки приближались к своей жертве. Знакомая ему беспомощность пришла и заняла законное место внутри его сознания. На помощь он перестал рассчитывать уже давно.
Группа хулиганов, перебрасываясь шуточками, подходила к упавшему мальчишке, и их уродливые лица отражали дикарское торжество сильного над слабым. Почти все они носили чёрные кожаные куртки, их запястья и пальцы были испещрены некачественными татуировками, шеи обвивали металлические цепи, а чуть приспущенные штаны держались на тощих телах исключительно за счёт ремней с бронзовыми клёпками. Мот не был уверен в том, что ему доводилось встречаться с ними раньше, но эти хулиганы мало чем отличались от тех, которые гнались за ним вчера или позавчера, или на прошлой неделе. Различия были столь незначительными, что Мот давно перестал обращать на них внимание. Когда твоя жизнь состоит из одного только бегства, ты не имеешь времени всматриваться в лица своих гонителей.
Вышедший из-за мусорного бака парень демонстративно хрустел суставами, именно его тяжёлый башмак прервал бегство Мота и заставил его растянуться на мокром асфальте. Пока вся остальная шайка гнала мальчишку по улицам, этот отморозок сидел здесь и выжидал своего выхода. В том, с какой методичностью хулиганы вели охоту за ним, Мот постепенно начинал различать отголоски планирования и умышленного заманивания его в ловушку. И он опять сумел угодить в неё!
Хруст суставов — ещё один ритуал, до боли знакомый Моту. Почему-то все его преследователи прибегали к нему после окончания погони, но до начала избиения. Мальчик представлял, что ждёт его в ближайшем будущем, и внутренне был сжат, как перегруженная пружина. Жаль только, что его готовность ни в малейшей мере не ослабит мучений.
Тяжёлые башмаки армейского типа и со шнуровкой до колена стучали по асфальту, звонкий звук, сопровождавший каждый их шаг, мог издаваться только металлическими набойками. Утяжелённые тупые носки ботинок производили подавляющее впечатление, и никому бы в здравом уме не захотелось чувствовать их удары на своих рёбрах. Под массивной подошвой скрипел разбросанный мусор, подвернувшееся под ногу бутылочное горлышко лопнуло, как осенний лёд. Хулиган умышленно на него наступил, не мог сдержать проявления своей силы.
Его губы разошлись в мерзком оскале, в открывшейся улыбке не хватало зубов, но среди отбросов это считалось чем-то вроде знака почёта. Выбитыми зубами, как и рваными шрамами, гордились и всячески старались выставлять их на всеобщее обозрение. Тип в армейских башмаках замер примерно в метре от Мота, одной рукой извлёк из кармана помятую сигарету, а ногтем другой — чиркнул по спичке, на кончике которой сразу затрепыхалось слабое розоватое пламя. Он поднёс огонёк к сигарете и сделал такую глубокую затяжку, что Мот понадеялся было, что тот задохнётся, но хулиган, втянувший в себя небывалое количество отравленного дыма, выпустил его в направлении лежащего мальчишки. Мот закашлялся, а все остальные засмеялись. Это был не тот смех, который приятно слышать, больше всего это напоминало приглушенные поскуливания.
Теперь все они стояли над ним — прыщавые, омерзительные, вонючие. И каждый каким-то отличительным жестом старался подчеркнуть меру своей испорченности: кто-то подобно первому парню, тянул из карманов сигареты; кто-то поигрывал перочинным ножичком, один с бессмысленными глазами сыпал на язык какой-то грязный порошок; самый высокий из них ковырял в носу, а затем вытирал испачканные пальцы о свою кожаную куртку. Их было человек семь или восемь — ничтожных, а потому и жестоких, трижды никому не нужных, а потому озлобленных на весь мир. Такие, как они, любили отыгрываться на слабых и беззащитных детях, и Мот как нельзя лучше подходил для этой цели.
Постепенно они начали сбиваться в тесный кружок, а сидящий на коленях Мот оказался в кольце из неприятных рож и противных запахов, и это заставляло его беспрерывно крутить головой по сторонам в попытках угадать, откуда придёт первый удар. Иногда ему удавалось занять оборонительную позицию спиной к стене, но сегодня он был лишён даже этого. Колени по-прежнему болели, но Мот заставил себя встать, невзирая на то, что очень скоро ему предстоит повторно рухнуть на мокрый асфальт.
Его подъём сопровождался издевательскими выкриками со стороны хулиганов. За спиной Мота кто-то из них изобразил вздох удивления, который весьма скоро полностью сменился приглушённым поскуливанием. Видимо, на хулиганов произвела впечатление его попытка занять вертикальное положение, хотя, скорее всего, они предвкушали предстоящее веселье.
— Да у нас с вами сегодня настоящий герой! — Объявил тот, что прятался за мусорным баком. — Смельчак! Не боишься падать с высоты собственного роста?
Возможно, этот тип занимал предводительствующую роль в этой шайке, так как его шутке смеялись все остальные хулиганы, кроме человека, сыпавшего на язык порошок. Тот находился в каком-то только ему доступном мире и не принимал абсолютно никакого участия в происходящем.
Мот задрожал. И дело было не в том, что он испугался, находящиеся внутри него качели Выбора пришли в движение, и он почувствовал, как голова тяжелеет над натиском вибрирующей внутри него силы. Он постарался избавиться от этого свербящего ощущения, отодвинуть его подальше и не поддаваться искушению. Мот знал, что разговоры с хулиганами никогда не приносят плодов, но они помогали отсрочить неминуемое на несколько мгновений.
— Зачем вы за мною гнались? — Мот следил за тем, чтобы его слова звучали чётко.
— Зачем? — Переспросил предводитель с тупым выражением лица. На несколько секунд он раскрыл рот, захваченный врасплох этим вопросом, сигарета прилипла к его нижней губе. Но потом коллекция прыщей на его лице немного разгладилась, и он ответил. — Потому что ты убегал от нас. А нам не нравится, когда такие сосунки, как ты, убегают от нас!
— Ты заставил нас бежать за тобой! — Визгливо ввернул один из них. Вид он имел запыхавшийся, и потные волосы липли к его лбу. — И за это нам придётся преподать тебе урок!
Говоривший бросил кроткий взгляд на предводителя, тот согласно кивнул. Мот отвлёкся на типа в армейских сапогах, а в это время стоявший у него за спиной хулиган изо всей силы толкнул его вперёд. Мальчишка, потеряв равновесие, полетел носом в землю, но был остановлен жёсткими ладонями, которые толкнули его в другую сторону. Хулиганы перепихивали его по кругу, швыряя подобно мячику и неизменно принимая костлявыми и недружелюбными пальцами. Каждый из них норовил причинить ему боль, ущипнуть, выкрутить руку, надавить на нерв… До кулаков ещё не доходило, но Мот был слишком опытным в подобных вопросах, чтобы обманываться раньше времени.
Хулиганы веселились, их тесный кружок то и дело взрывался кашляющим смехом, они улюлюкали и невпопад выкрикивали слова каких-то песен. Даже оторванный от реальности порошковый наркоман принимал участие в толкании мальчишки.
У Мота закружилась голова, его тошнило от тычков и шума, он едва мог держаться на ногах, но хулиганы и не думали прекращать издевательство. Во время коротких остановок он видел перед собой их мерзкие рожи, парни выхватывали его, бросали ему в лицо несколько бессвязных фраз, сопровождая их брызгами слюны, а потом передавали его, как эстафетную палочку дальше. У одного парня текло из покрытого угрями носа, у другого начинали пробиваться усики, а из его открытого рта тянуло застоявшейся кислятиной, руки наркомана были испачканы порошком, часть которого перешла на куртку Мота.
Качели Выбора сотрясались всё сильнее, чем чаще его пихали, тем отчётливее перед ним вырастало решение, могущее избавить его от всех проблем разом. Мот знал, где лежит конец его мучениям. Физические страдания в такие моменты вступали в противоборство с его страхами, а неизмеримая ответственность, возложенная на него, заставляла задумываться над моральными последствиями. Если бы эти идиоты знали, с кем они имеют дело! Если бы до их тупых голов дошло, что они раз за разом раскачивают лодку, из которой сами могут выпасть! Но это было чудовищно сложно объяснить словами, тем более донести эту мысль до отморозков и садистов, Мот и сам едва ли понимал суть имеющегося у него Выбора…
Он продолжал терпеть.
Сумасшедший хоровод внезапно закончился, голова Мота перестала мотыляться по кругу, но лишь затем, чтобы наступившую тишину прорезал неприятный голос предводителя:
— Бей, слабака!
Ответом послужил необузданный рёв, и хулиганы наконец-то всерьёз взялись за мальчишку. Кулак прилетел к нему в бок, заставив Мота согнуться. Следом за этим его как следует пнули под зад так, что он вынужден был повторно приземлиться на разбитые колени. Ему удалось увернуться от вялого удара наркомана, который сам потерял равновесие и повалился на кучу мусорных мешков. Казалось, это пуще прежнего раззадорило хулиганов, и они продолжили избиение.
В голову Моту врезалась брошенная консервная банка. Он попытался встать, опираясь на стенку, но получил по ногам, а затем последовал резкий тычок в область груди. Мот вжался носом в облитую помоями земли, в его сознании раскачивались чаши Выбора, в следующее мгновение кто-то подсунул ему под живот тяжёлый носок ботинка и перевернул его на спину.
Высоко над собой он увидел серое, выцветшее небо, к нему тянулись стены и крыши узкой подворотни, но куда ближе к нему находились неприятные лица. Они смотрел сверху вниз на распростёршуюся у их ног жалкую фигурку, взирали самодовольно, как короли. Считали себя сильнейшими. Возле этих мусорных баков их власть была абсолютной и непогрешимой.
Мот более не имел сил сопротивляться. Довольно часто под конец избиения с ним случалось нечто подобное, уходила всякая воля к движениям, конечности превращались в свинцовые трубы и безвольно лежали вдоль туловища. Он представлял себя растоптанным цветком или брошенным газетным листом. Он погружался в реку отстранённости и позволял её водам уносить его прочь.
Раздавшийся шум заставил столпившихся хулиганов повернуть головы. Моту не было видно, что происходит, но, судя по звукам, кто-то копался в куче мусора, разгребая завалы и доставая что-то с самого дна. Грохот перевернувшегося ящика, звон битого стекла и торжествующий крик человека, сумевшего достичь своей цели. Послышался хохот.
— Смотрите на Гага! — Один из хулиганов ткнул пальцем в сторону.
— Откопал себе что-то стоящее на этой помойке!
— Мне кажется, этот мальчишка ему не понравился!
В поле зрения лежащего Мота возник наркоман, глаза которого были также пусты, зато в руках у него появилась длинная доска. Мальчик не мог оторвать взгляда от торчащих из доски длинных гвоздей, тронутых ржавчиной и погнутых, но от этого не менее смертоносных. Их острота осталась в далёком прошлом, но это только усиливало ужас от одной мысли о том, что они сделают с телом.
Гаг-наркоман замер на месте, затем победоносно воздел доску над головой, подражая великим завоевателям, жившим несколько веков назад. Его воинственная поза вызвала новую волну одобрения и шуток, которая, впрочем, весьма скоро сменилась тревожностью от того, что Гаг, по-видимому, собирался воспользоваться своим оружием. Шаткой поступью наркоман стал приближаться к Моту. Вид гвоздей сумел вернуть того из реки отстранённости в реальность, Мот заставил свои руки согнуться и приподнялся на локтях. К сожалению, этим движением ограничился спектр доступных ему действий.
Хулиганы со страхом наблюдали за своим товарищем, никто из них не осознавал серьёзность происходящего. И только когда до мальчишки оставалось несколько шагов, путь Гагу преградил предводитель банды.
— Гаг! Брось эту дрянь! Мы не собираемся убивать этого слабака! — Наркоман словно и не слышал его слов, продолжал тащиться и обхватывать свою доску более удобным образом. — Гаг, прекрати! Ты хочешь, чтобы нас опять замели за решётку? Хочешь вернуться туда?
Он ухватился за край доски, но наркоман упорно двигался к своей цели. Что-то, отдалённо напоминающее панику, промелькнуло на прыщавом лице предводителя. До всех остальных смутно начинали доходить намерения Гага, однако никто из них не собирался вставать на пути обдолбанного наркомана с доской в руках.
Мот осознал, что никогда прежде не подходил так близко к тому, чтобы сделать Выбор. Как только он поймёт, что Гага не остановить, то примет решение…
— В тюрьме тебе никто не даст этого грязного порошка! — Выкрикнул предводитель, и на этот раз его слова возымели эффект. Видя, что наконец-то сумел завладеть вниманием наркомана, он сразу попытался закрепить успех. — Этому слабаку уже и так досталось. Если ты его ударишь, то нас всех посадят в тюрьму, где тебе придётся обходиться без порошка. Брось эту палку, нам нужно сматываться отсюда быстрее, пока никто нас не заметил!
В глазах Гага не промелькнуло ни грамма осмысленности, но, тем не менее, его пальцы разжались, и страшная доска рухнула на асфальт. Предводитель быстро отпинул её в сторону и стал подталкивать наркомана к выходу из подворотни.
— Уходим, мы и так задержались здесь больше положенного. Если случайно наткнёмся на полицаев, то нас точно повяжут.
Вся шайка стала стремительно покидать место избиения, без всякого сожаления оставляя мальчишку лежать посреди разбросанного мусора. Последний из хулиганов перед тем как уйти, подхватил с асфальта подгнившую банановую кожуру и положил её на лицо Мота. Едва ли он мог защититься от этого поступка.
***
Его называли Маленьким Спасителем, на него возлагали огромные надежды. Но сам он мог только догадываться о своём предназначении. Подобно библейскому Христу он носил в себе немыслимую силу и был обязан жизнь в страданиях и лишениях.
Величайшие умы планеты взвалили на него непосильную ношу и просто продолжали наблюдать за ним. Их не сильно заботило, что с точки зрения социологии они ведут абсолютно не гуманный эксперимент. Жизнь всей планеты была поставлена на кон, и они имели полное право пренебрегать нормами морали.
Если кто и мог переломить ход ситуации, то только этот мальчик. Его существо было тесно связано с космической гармонией, они вдвоём колебались в резонансе. Он выступал олицетворением всеобщего порядка и должен был противостоять возросшему хаосу. Его наивность и неопытность были оружиями в войне с энтропией. Его светлые мысли и робкие шаги вели к возрождению всей планеты. Но как труден был этот путь! Сколько раз перед ним возникал соблазн сдаться и оборвать последнюю попытку человечества на спасение! Но, как и все дети, он был максималистом, в нём горел огонь справедливости, и он сильнее прочих чувствовал близость той пропасти, к которой неумолимо приближались люди.
Космическая гармония направляла его шаги. То, что он воспринимал за интуицию и собственные решения, на самом деле было отголоском вселенского порядка, волнами проходящего через его тело. Жизнь всего пространства пульсировала в нём и струилась по его венам. Это наполняло его мощью и в тот же самый момент лишало его сил. Он был всего лишь куклой, которую вселенная использовала для того, чтобы выражать свою волю.
***
Дождь барабанил по крыше старой оранжереи в такт со слезами, падающими из глаз мальчика. Ему было холодно, но куда более сильный дискомфорт создавала поселившаяся в его теле боль. Ныли разбитые колени и ладони, при каждом вздохе в его лёгких перекатывалась стеклянная крошка, опухший нос реагировал на малейшее касание. Однако всё это было настолько привычным, что Мот воспринимал такое состояние своего организма как должное. Он не помнил, когда за ним начались эти погони, но точно знал, что как только восстановится после сегодняшнего избиения, жизнь обязательно столкнёт его с другими хулиганами в кожаных куртках. Таков был жестокий закон этого мира. Закон непонятный, пакостный, но такой же неотвратимый, как движение солнца.
В ободранной ладошке Мот держал завёрнутую в фантик конфету. Подумать только, сегодня всё произошло именно из-за этих сладостей. Да, Мот имел неосторожность съесть одну на улице и привлечь внимание той шайки, но он не верил в то, что сумел бы откупиться от хулиганов горстью конфет. Они бы в любом случае избили его, присвоив себе сладкое сокровище.
Мот неловко дёрнул ногой, последовала вспышка боли. Ночное небо перечеркнула молния, а вслед за ней в уши ворвался гром. Мот поёжился, ему представлялось, что прямо над ним разорвался огромный — от горизонта до горизонта — лист бумаги.
Так он и сидел, смотря на единственную оставшуюся у него конфету. Десятилетний мальчик с глазами старика и мыслями бога. Несмотря на нежный возраст, он давно склонялся к мнению, что его жизнь — лишь жестокая шутка неведомого создателя, что он представляет собой занятный взрывной механизм, помещённый в этот обречённый мир. Никто и никогда ни о чём его не спрашивал. Всё его существование было пронизано неприятным осознанием своей роли, и Мот не испытывал сомнений в его истинности.
С самого рождения он знал, что у него есть Выбор, и когда-нибудь ему придётся принять решение.
Учитывая вселенский масштаб последствий его решения, всё было на удивление просто: окружающий мир был связан с жизнью Мота. Стоило ему умереть, как остальное сразу же кануло бы в небытие. Зависимость была настолько линейной, что любой ребёнок сумел бы разобраться в ней.
Мот не знал, как именно это произойдёт, будет ли похоже на огромный взрыв или пространство просто стянется в точку, но был уверен, что хватит одного его желания, чтобы весь мир исчез. Физическая смерть неминуемо приведёт к концу, но при этом ему достаточно было дать команду, чтобы запустить процесс.
Не требовалось большого ума, чтобы дойти до констатации простого факта: он являлся самым могущественным существом в этом мире, от его дыхания зависели миллионы других жизней, но при этом никто об этом даже не догадывался, а объяснения звучали бы слишком фантастически, чтобы среднестатистическая людская масса стала к ним прислушиваться. Людям было удобнее отмахнуться от его слов, чем постараться осознать их космическую глубину.
Да, он был самым могущественным существом, но заключённым внутри наименее подходящей для этой роли оболочки. У него не было никаких выходящих за рамки человеческих возможностей сил, он не был защищён от болезней и случайностей, его могла покусать бешеная собака или сбить автомобиль. Он был человеком во всех смыслах кроме того, что на его жизни лежала ответственность за всех прочих обитателей мира. И в этом просматривалась чёрная ирония, с которой он вынужден был мериться.
Больше всего его жизнь напоминала… испытание. Но Мот искренне не понимал, почему должен доказывать что-то кому-то неведомому, и какой во всём этом смысл? Бессонными ночами он задавал пустоте лишь один вопрос: почему, если он него зависит так много, он вынужден чуть ли не каждый день сражаться за свою жизнь; почему, если его существование так важно, он должен прикидывать испуганным кроликом и не знать покоя? Не проще было бы максимально оградить его от мучений и предоставить спокойную жизнь? К чему эти вечные погони? Зачем на его пути постоянно попадаются хулиганы, стремящиеся его избить?
На что таким образом его проверяют? Терпение? Смирение? На способность принять судьбу мученика?
Ни один город не имел такого количества отмороженный банд, а здесь они попадались на каждом углу. Слишком много повторений, чтобы считать их совпадениями. Мот видел умысел, но никак не мог уловить его таинственную суть. Всякий раз, когда его избивали, внутри него начинали танцевать качели Выбора, хватило бы одной мысли, чтобы прекратить это, но мальчик упорно сопротивлялся самому, казалось бы, простому выходу из ситуации. Интересно было и то, что его мучители никогда не доводили дело до конца, его сильно избивали, но хулиганы никогда не переходили дальше определённой черты. Оно и понятно, только Мот в праве был принять решение.
Ситуации неизменно повторялись: группа уродливых подростков начинала за ним охоту, а затем в дело включались кулаки, десятилетний Мот не мог им противостоять. Каждое новое избиение искушало его сделать Выбор, боль и злоба стимулировали принятие решения, но одновременно с этим Мот противился неизвестной воле. Он сражался не столько с хулиганами — эта битва заранее была обречена на провал —, сколько с самим собой, с отголосками чужих мыслей в своей голове, вынуждающими его положить конец всему сущему.
Однако не только эта внутренняя борьба сдерживала его, существовал и более веский довод, заставляющий его цепляться за ту непривлекательную суть, которую он называл жизнью.
Смерть страшила его.
Изо дня в день его преследовали хулиганы, жизнь Мота протекала в ритме погони, синяки и ссадины не успевали заживать на его теле, и всем этим он был сыт по горло, но неопределённость смерти пугала его стократ сильнее. Была знакомая боль, а было и что-то, стоящее вне человеческих представлений. Бездна, прожорливая пропасть, поджидающая каждого из нас, и Моту приходилось терпеть побои, чтобы не упасть в неё раньше времени. Ему совершенно не хотелось умирать.
Он слишком хорошо представлял, что такое смерть: неоднократно видел валяющихся в канавах раздавленных кошек с выпотрошенными внутренностями и псов с оторванными головами, лежащих возле железнодорожных рельсов. Однажды (и это воспоминание до сих заставляло его вздрагивать) он не решился войти в парк, потому что на одной из скамеек лежал неподвижный человек. Мот так и не выяснил, был ли тот мёртв или просто спал, выпив больше положенного, но факт оставался фактом: в тот день он так и не сумел заставить себя зайти внутрь парка, а о том, чтобы пройти мимо той скамейки не было и речи.
Выпавшие из гнёзд птенцы не вызывали в нём жалости, скорее это зрелище заставляло его как можно быстрее отворачиваться. Сбитый велосипедистом голубь издавал такие мерзкие звуки, что Моту хотелось добить его палкой, но вместо этого он убежал, заткнув руками уши.
Его поверхностного знакомства с ликами смерти вполне хватало для того, чтобы он всеми силами старался её избежать. В трупах не было ничего привлекательного или возвышенного, они превращались в безразличный ко всему мусор. Размышляя на эту тему, Мот убеждался в том, что его жизнь и не так плоха, как это может показаться на первый взгляд. По крайней мере он может ночью смотреть из окна оранжереи на звёзды или пробежаться по лужам, или рассматривать приклеенные к стенам объявления, или просто пойти лечь спать.
По сравнению с мертвецами его жизнь изобиловала недоступными им возможностями, и это было достаточным стимулом для того, чтобы терпеть.
К тому же с наивностью десятилетнего мальчишки Мот признавал, что в этом мрачном мире всё-таки существуют вещи, заставляющие отказываться от Выбора. Возглавляли список, конечно же, конфеты. Абсурдно, но эти кусочки плавленого сахара, глазури, нуги и орехов в немалой степени способствовали тому, чтобы мир продолжал существовать. В глазах ребёнка конфета всегда была даром, а для одинокого десятилетнего мальчишки одна-единственная конфетка отражала в себе всё мыслимое блаженство, заботливо завёрнутое в шуршащую упаковку. Мота лишь в редких случаях били по лицу, а потому его челюсти сохраняли достаточную подвижность для наслаждения конфетами. Когда всё его тело ломило от боли, он прятался в укромном уголке и заполнял свой рот сладостями.
Откуда они брались, он не представлял, но конфеты сопровождали его жизнь с той же периодичностью, что и появление хулиганов. В обоих случаях механика получалась одинаковой.
Помимо конфет существовали ещё и цветные плакаты, вывешиваемые в центральной части города. Не те блёклые объявления на информационных стендах, не траурные некрологи на задних страницах газет, не разодранные ветром листовки, а большие плакаты, размещавшиеся за стеклом. Мот представлял, что хватит одного такого плаката, чтобы он сумел несколько раз в него завернуться. Их вывешивали угрюмые мужчины, абсолютно безразличные к изображённым на ним чудесам. Моту приходилось ждать, пока они уйдут, только после этого он покидал своё укрытие и подходил к плакату поближе.
Из-за ярких красок можно было подумать, что перед ним не кусок обыкновенной бумаги, а настоящее окно в другой радостный и весёлый мир. Разрисованные люди в смешных костюмах, стоящие на задних ногах лошади, большеголовые носороги и крадущиеся львы, порхающие попугаи и обезьянки в галстуках, мишки на велосипедиках и красивые девочки, стоящие на шарах. Цирковые плакаты захватывали его воображение, Мот мог длительное время стоять и пялиться на афишу грядущего представления, нередко именно за этим занятием его заставали хулиганы, словно чуявшие местоположение своей жертвы.
Только одно могло взволновать его сильнее цветастого плаката — цирковое представление, увиденное вживую. Увы, пока что подобных чудес с ним не происходило, но в глубине Мотовской души жило желание проникнуть внутрь цирка и хотя бы одним глазком поглядеть на то, как все эти животные гордо вышагивают по круглой красной арене. Пока он ограничивался тем, что нашёл путь к задворкам цирка, где прибывающие из других мест артисты имели обыкновение вставать лагерями. Большая площадка позади здания часто была заставлена фургона, от которых исходил характерный звериный запах. Если запастись терпением и большой долей везения, то можно было увидеть какое-нибудь животное. Пока что на счету Мота были лишь лошади и какие-то птицы, но не терял надежду на то, что когда-нибудь застанет здесь льва.
Забор в этом месте был достаточно высоким, к тому же по его верху шла колючая проволока, оба эти фактора сдерживали Мота от дерзкой попытки проникновения внутрь цирковой территории.
Залетевший в окошко ветер заставил его поёжиться. Становилось всё холоднее, но Моту не хотелось совершать лишних движений, пусть даже припрятанное им одеяло лежало всего в каких-то пяти шагах от него. В лучах струящегося с улицы электрического света он любовно разглядывал лежащую у него на ладошке конфетку. Для кого просто сладость, для него — символ ведущегося противостояния, конфета на одной чаше весов, хулиганы — на другой, и он между ними, одарённый и обременённый Выбором.
В его голове давно уже сложился устойчивый образ: огромный пышущий жизнью мир был привязан к десятилетнему мальчику, и связь между ними толщиной не превосходила волос. Хулиганы и отморозки, все те, от кого Мот получал тумаки, не представляли, что их жалкие жизни висят на этом волоске. Ох как же Мот хотел, чтобы перед его мучителями хотя бы раз открылась полновесная истина, чтобы те увидели хрустальную хрупкость мироздания, почувствовали под своими ногами пропасть и оценили полную ничтожность своего существования… Но ведь, стоит ему сделать Выбор в пользу конца, вслед за прыщавыми рожами в пропасть полетят и красивые девушки на шарах, и храбрые львы, и смешные обезьянки. В этом и была проблема уничтожения мира: его нельзя было уничтожить выборочно.
Наступающим вечером миру ничего не грозило, но будущее пугало неизвестностью, как и смерть. От будущего нельзя было увернуться, как от удара, от него невозможно уклониться, оно обязательно настигнет его, и тогда вопрос Выбора станет перед ним снова. Мот как будто поднимался по лестнице, с трудом преодолевая каждую новую ступень, и совершенно не представляя, сколько их ещё ждёт его впереди. Что кончится быстрее: его терпение или лестница? Страшная мысль поразила его: будет ли он и дальше сдерживаться, если из мира пропадут все конфеты, и никто больше будет вывешивать цветные плакаты?
Останется ли в таком случае у него хоть что-то, дающее миру шанс?
Это был слишком опасный вопрос. И подобно большинству своих сверстников Мот постарался как можно скорее уйти от него подальше. Детская непосредственность позволяла отводить взгляд от некоторых вещей, которые, оказавшись вне поля зрения, теряли угрожающие очертания.
К тому моменту, как он положил конфету в рот, дождь за окном прекратился, а стоило ему завернуться в одеяло и погрузиться в сон, как тучи расползлись по углам неба, явив миру сверкающие звёзды. Даже могущественным существам требовался отдых.
***
Мало кто готов был это признать, но учёным удалось создать вселенскую сущность. Между собой они никогда не называли его богом, но по всем параметрам мальчик им являлся. Одного его слова было достаточно для уничтожения Земли, единственного истинного желания хватило бы для того, чтобы отправить всё заигравшееся человечество в мусорную корзину. А оно того заслуживало.
Поразительно, но в ребёнке-боге всё ещё сохранялась способность к любви и привязанности. Это обнадёживало. Быть может, ещё не слишком поздно, чтобы исправить, если не всё, то хотя бы часть? Быть может, его пример, его жизнь, его мощь заставят человечество одуматься?
Не исключено, что именно эти перспективы в конечном итоге и ослепили учёных, и они упустили тот момент, когда их эксперимент с треском провалился…
***
Последующие дни солнце освещало город пронзительным красным светом, дожди не шли, и небо сменило окрас на чуть более жизнеутверждающий. Мот приходил в себя, и на третьи сутки покинул оранжерею, желая проведать витрину, на которой вывешивали цирковые афиши. На месте его поджидала новая картинка, и он не сумел устоять против желания сразу же броситься к задворкам цирка, чтобы посмотреть на животных. Окрылённый новостью он даже на половину мгновения позволил себе мысль о том, что в этот раз он сумеет увидеть медведя или льва, но его начинание оборвалось самым ожидаемым и неприятным образом — очередной погоней.
Они поджидали его возле цирка. Кожаные куртки. Бритые головы. Пирсинги и ушные кольца. Сущие отморозки в ожидании жертвы, которая неминуемо к ним придёт. Едва завидев их, Мот бросился прочь, хулиганы побежали за ним, выкрикивая на ходу ругательства и подгоняя его свистом.
Мелькающие по сторонам улицы, мигающие светофоры, гудки машин — всё это сливалось в единый фоновый шум, отдававшийся в голове Мота параллельно с учащённым дыханием. Несмотря на то, что ему часто приходилось быть в роли убегающего, его молодой организм не имел достаточных физических возможностей, а это значило, что любая погоня рано или поздно заканчивалась. Чья-то рука хватала за воротник, и вся шайка собиралась вокруг него. Падальщиков притягивала его манящая незащищённость.
И снова круг тупых лиц и злорадные улыбки, плевки и сигаретный дым. Западня захлопнулась, и Мот почувствовал, как внутри него качели Выбора пришли в движение.
Выступивший вперёд нахальный подросток с зачёсанными зелёными волосами поигрывал цепочкой, прикреплённой к молнии его куртки. Он производил резко отталкивающее впечатление. Вряд ли кто-то захотел находиться с ним в одной комнате, пить из одного стакана или хотя бы поворачиваться к нему спиной. Крысиная морда, выпирающие жёлтые зубы и непередаваемая вонь немытой волосни идеально дополняли образ мерзкого хулигана.
— Подглядывать нехорошо. — Зелёноволосый резко зыркнул на Мота и дёрнул мелким подбородком, стараясь придать своим словам весомость. — Я-то знаю, чем ты хотел заниматься возле зоопарка. Хотел подсмотреть, как животные будут заниматься этим!
Он изобразил неопределённый жест, добавив к нему похотливый смешок. Остальные члены шайки дружно загоготали. Мот наградил их уставшим взглядом, сколько хулиганских банд не встречалось ему в городе, все они вели себя совершенно одинаково.
— А раз уж никто из взрослых не присматривает за тобой…
— Потому что ты никому не нужен! — Громко пропищала тощая девчонка, одетая в чрезмерно большое пальто, и стыдливо вжала голову в плечи, когда в её сторону стали поворачиваться другие хулиганы.
— Раз никому из взрослых ты не нужен, и до тебя никому нет дела, тогда мы объясним тебе, какие вещи считаются плохими. — Вполне ожидаемо после этих слов подросток с зелёными волосами хрустнул пальцами.
На этот раз за спиной Мота был забор из гофрированного железа, по крайней мере, он мог не ожидать внезапной атаки сзади. К тому же у него появился план, искромётная идея-вспышка, пронзившая его голову. Он ничего не потеряет, если попробует, но вдруг ему удастся что-то получить? Сама вселенная сдала ему карты для этой партии. И впервые в жизни он собирался ими воспользоваться.
— А если после этого тебе придётся умереть, — с вызовом спросил Мот, глядя прямо в глаза приближающему парню, — ты всё равно будешь объяснять мне, какие вещи считаются плохими?
Подросток остановился и в беспокойстве оглянулся на своих отморозков. Что-то пошло не по предписанному сценарию, жертве не полагалось вот так сыпать угрозами, это они представляли здесь силу и власть, мальчишка не должен был себя так вести. Изумление довольно быстро сменялось непониманием, а за ним шла злость. Хулиган-заводила свёл брови к переносице и нахмурился.
— Ты, типа, угрожаешь нам? — Поинтересовался он, пытаясь как можно скорее вернуться на привычную ему почву.
— Просто говорю, как есть. — Мот даже слегка притопнул ногой, и сам удивился собственной храбрости. — На вашем месте я бы не стал трогать меня. Это может привести к катастрофическим последствиям.
— Ты хочешь сказать, что за нами придут полицаи, если мы притронемся к тебе? — Судя по всему, в его представлении это являлось самым худшим происшествием, которое он мог вообразить. — Что они будут охотиться за нами? И будут стрелять в нас? И я должен в это поверить? Чушь! Ты просто мелкий сопливый ребёнок, и никому нет до тебя дела. Никто из взрослых даже не почешется, даже если мы размажем твои мозги по мостовой.
Внезапно Мот ощутил прилив злорадства, эти дикари показывали себя абсолютно безнадёжными тупицами, если в их понимании слово «катастрофа» ассоциировалось исключительно с приходом полицаев. Он бы с большим удовольствием сломал их представления о мире, открыл им глаза и показал тот тонкий волосок, что отделял их от бездны смертельного падения. Слова… ему нужны были только правильные слова, чтобы пробить их оборону и погрузить в объятия нескончаемого страха.
— Есть вещи много хуже встречи с полицаями. Например, ваши жизни, которые сейчас находятся под угрозой. Или погасшее солнце. Или отсутствие воздуха. Не вынуждайте меня прибегать к крайним мерам. Мне в самом деле не хочется этого.
Как же сложно доносить до других людей очевидные для самого себя мысли! Просто невозможно сформулировать фразу таким образом, чтобы дать полное представление о его возможностях! Мот старался, старался изо всех сил, но не знал правильных слов, он пытался передать им свои переживания, предупредить окруживших его уродов, предостеречь их. Однако тупость воистину не знает пределов, и дополнительно это усложнялось тем, что он не мог внятно изложить свои мысли! Как всё складно и логично выглядело у него в голове, но на деле обращалось в невнятную мешанину! Он чувствовал, что приближается к переломному моменту, что он вполне может обратить эту ситуацию себе на пользу, но проклятущие слова никак не шли ему на ум. Он видел, как понимание ускользает от его гонителей.
— Что он там лепечет? — Выкрикнул тип из-за спины главного заводилы. — Похоже на куриное кудахтанье. Давайте уже всечём ему, как следует, не просто же так мы гнались за ним несколько кварталов.
— Так подойти к нему первым! — Зло прошипел зелёноволосый, было заметно, что он колеблется. В данный момент он стоял ближе всех к несущему чушь сопляку, и уже не испытывал такой уверенности как раньше.
Видя замешательство хулиганов, Мот принялся забрасывать их новыми порциями слов, надеясь, что хоть какое-нибудь из них сумеет проникнуть в их чугунные головы.
— Если вы меня убьёте, то весь мир перестанет существовать! Я не ищу с вами ссоры, и не желаю быть избитым, но вы можете причинить вред всем живущим, в том числе и самим себе! Вы видели, что несколько дней назад небо было красным? Это потому что я мучился болью. Поймите, что от моего здоровья зависит очень многое! Не станет меня, и вы тоже умрёте! Ударите меня, и солнце уже не будет светить так ярко…
Ему пришлось повысить голос, чтобы докричаться до них. Он замечал смятение на прыщавых лицах, они неуверенно переглядывались, один крутил пальцем возле виска. Тонким лучиком блеснула надежда. Может ему удастся их запугать? Или хотя бы донести малую кроху тех знаний, что съедали его изнутри?
Увлечённый собственной речью Мот не заметил, как девчонка в пальто наклонилась и подобрала с земли камень. Пока все остальные хулиганы глупо таращились на застывшего в нерешительности задиру, она размахнулась и запустила каменюку прямо в мальчишку. Целилась она в голову, но попала лишь в плечо, однако броском осталась довольна. Мальчишка зашёлся резким криком, который пробудил её дружков, и скривился от боли. Все уставились на неё.
— И долго вы собираетесь выслушивать его бредни? — Поинтересовалась она скучающим тоном. — Что-то я не вижу погасшего солнца и красного неба. Он ссыт вам в уши, а вы пораскрывали рты и ждёте добавки. Бей, сопляка!
Призыв не потребовал повторения. Хулиганы гурьбой накинулись на мальчишку и очень скоро повалили его на землю. Он потерял сознание раньше, чем Выбор стал искушать его.
***
Они сотворили монстра! Благие намерения вновь привели к печальным последствиям. Если в умирающем мире и существует дьявол, то ему удалось склонить на свою сторону сотворённого учёными бога!
В какой-то момент в нём просто не осталось ничего доброго. Сострадание и жалось сменились жестокостью, и мальчик впервые осознал ту власть, что была вложена в его руки. Эксперимент обернулся против его создателей, и теперь они жили в страхе перед своим детищем. Они больше не могли контролировать его, но ответственность за его действия всецело ложилась на них.
Многие просто не смогли этого выдержать. А те, кому хватило храбрости остаться, с замиранием сердца ждали следующих действий мальчика-бога…
***
Мот обнаружил себя лежащим возле гофрированного забора. Потускневшее солнце сдвинулось в сторону заката в обрамлении покрасневших облаков. Несмотря на холодный асфальт, Мот решил некоторое время полежать без движения — не было желания лишний раз тревожить боль.
Поразительно, но он испытывал удовлетворение. В его состоянии практически нечему было радоваться, но извлечённый опыт можно было назвать успешным. Ему не удалось избежать побоев, но на этот раз он сумел заработать себе крошечную отсрочку. На протяжении нескольких мгновений ему казалось, что он сумел задеть сознание хулиганов. Они засомневались! У них опустились руки! Они или движимая ими сила готовились отступить!
Лёгкое наваждение опутало шайку, и, если бы не тот камень, вполне возможно, что ему удалось бы убедить их в своей значимости. Слова, слова, слова… в них скрывался секрет, способный сорвать шоры людской невосприимчивости. Ему бы только подобрать их правильное звучание, построить фразы в нужном порядке и донести до человечества важнейшую мысль.
Лёжа на холодном асфальте, избитый Мот упивался своим могуществом, впервые он взглянул на него с позиции силы. В его голове была сосредоточена высшая власть, и сегодняшний эксперимент показал, что он может с её помощью управлять поступками других людей. Требуется отточить этот инструмент, научиться им пользоваться, но со временем он сумеет перековать его в надёжное оружие, способное повергать в ужас страны и континенты. Такие перспективы пьянили того, кто всю жизнь подвергался избиениям.
В конце концов, именно от его воли зависит судьба всего мира, и люди сделают что угодно лишь бы не прекращать своих жизней. Оставалась лишь сущая мелочь — найти способ убеждать других в своей ценности, но Мот считал, что для такого существа, как он, это не станет большой проблемой. Уже сейчас в качестве подопытного материала он планировал использовать хулиганов, они станут первыми пешками в его игре, где доской выступал целый мир. Принадлежащий ему мир. Мот поразился, что такие откровения никогда не приходили в его голову раньше.
До этого дня он смотрел на Выбор исключительно, как на проклятье, теперь готов был преклоняться перед заключённой в нём мощью.
В груди лежащего на асфальте десятилетнего мальчика билось чёрное сердце диктатора, и в руках его была сосредоточена сила, против которой не существовало никакой защиты. В этот момент его будущее избавилось от неопределённости и приняло вполне законченные очертания.