Имя автора будет опубликовано после подведения итогов конкурса.

Сквозь смерть, или тайна Кад Годдо

 «Они проросли сквозь бетонные плиты, стали теми, кто диктует правила. Каким-то образом, пока люди воевали, деревья научились контролировать воздух и воду и сделали их непригодными для потребления. Это было торжество природы, преодоление ею смерти и разрушения, которые несли в себе люди, распространяя это, где бы не появлялись».

 

Старая Олвен отложила тетрадь в сторону. Три предложения, и уже болят глаза – вот он, её предел. Жалкое зрелище. Закрыла веки, решила отдохнуть. Лёна бы одобрила, не спи она сейчас рядом. Раннее утро, старческая бессонница.

 

С очками было проще, но их пришлось закопать, как и всё, что неестественных материалов. Такие вещи нынче ставили под угрозу и здоровье, и даже жизнь. День назад они простились с Хриз – последней взрослой в деревне, кроме неё. Подготавливая тело, то есть снимая одежду, чтобы использовать дальше, как бы это не звучало, Старая Олвен обнаружила медальон. Глупое решение: как можно расстаться с синтетикой, сменить имя, привыкнуть к новым порядкам, но выбрать смерть из-за жалкой сентиментальности? Покинуть Старую Олвен и детей… а ведь один из них ребёнок Хриз. Вель, бедная девочка, самая младшая в деревне, занималась вместе с матерью огородом. Больше не плачет, но до чего теперь тихая.

 

Нет, из всех поступков людей, взрослых, не принявших Лес и не принятых им в ответ, этот поступок Старая Олвен не понимала. Неужели дело, что Вель тогда не родилась? Ребёнка не было на портрете в медальоне, не было в идеальной жизни, по которой тосковала Хриз. Может, поэтому Мабон дал покойнице это имя? Хризантема, тепличный “золотой” цветок. Сама Старая Олвен была белым клевером, живучим и невероятно удачливым. Только удачей она могла объяснить, что при своём возрасте приспособилась к изменениям. Молодые и то не все выдерживали вакцину, единственную, которую успели создать учёные, когда вода и воздух стали отравой.

 

И Старая Олвен, в отличие от Хриз, была благодарна за подаренный шанс. Правда, она не знала, кому молиться, чтобы это продолжалось как можно дольше – Богу или деревьям? Детей, на всякий случай, Старая Олвен наставляет обращаться к последним. Всё-таки они теперь друиды. Не люди. Ради выживания в них не должно быть ничего человечьего.

 

Старая Олвен встала с ковра из шкур и высушенной Лёной травы и убрала ручку в мешок, в самый дальний карман, к другим безобидным, но всё ещё неестественным продуктам цивилизации. Единственная блажь, и то на время. Ручек осталось две, несмотря на жёсткую экономию. Скоро придётся всё это закопать и писать до смерти только пером.

 

Наверное, дети, давно писавшие пером, даже не помнят, что такое ручка. А Вель и не видела.

 

Старая Олвен вышла из дома, девичьего шатра-палатки из шкур и с трудом добытых толстых ветвей и стволов молодых деревьев. Как же Мабон ругался – однако всё же помог, после половины умерших, – когда они только осели и поняли, что принесённые с собой шесты не подходят. Что они только приблизят смерть. Ведь в любой момент может вырасти золотарник, высокий сорняк с мелкими жёлтыми цветами, скучкованные, как гроздья винограда или сирень. Она плохо разбиралась в растениях, хоть и называла себя друидом. Даже спала, прижав к груди рога из дуба, украшающие её седые косы. Вроде очередная мера защиты, чтобы деревья не приняли за человека, однако Омел сделал их очень красивыми. Славный мальчик, пусть не охотится из-за здоровья, но зато мастер на все руки – вырезал каждому рога из их дерева-покровителя, и все как-нибудь отличаются. Не как рожки оленя, продаваемые в прошлом на Новый год. По ним видно, что не из магазина и не обработаны химией. Надевая их на голову, Старая Олвен, пусть ненадолго, чувствовала себя настоящим друидом.

 

У детей такой проблемы не возникало. Они верили в это всей душой, как и словам, что люди есть какой-то иной вид. Кто-то, кто вымирает и на чьих ошибках им, друидам, нужно учиться.

 

Лёна и Вель не проснулись. Или сделали вид, если учитывать их обострённые органы чувств. Не как у троих маленьких охотников, но тот в Лесу, Мабон, всё равно постарался. А через несколько поколений эволюция закрепит это дело. Оставит позади её и ей подобных. В отличие от детей и Мабона, Старая Олвен плохо видела, и слышала, и чувствовала запахи. И, самое главное, не умела ходить бесшумно, чтобы не причинять вред растениям. Потому в Лес её и не пускали. Она и не стремилась.

 

Задумалась. Астер уже должен прийти с рыбалки. Старая Олвен окинула взглядом их “деревню”, состоящую из двух “домов” у реки, маленькой мужской и большой женской спальни, в холода становящейся общей: негусто, но и живут здесь семеро. Его нигде не видно – тумана не было, так что на реке тоже – значит Астер снова за своё.

 

Его опоздание не помешает завтраку, ведь всё, как обычно, было пожарено ночью, когда растения спят и не чуют запах костра. Но это не мешало Старой Олвен тревожиться, хотя мальчику свойственно задерживаться и искать на свою голову приключений. Пока выходил целым, но надолго ли это? Однажды Ромаш, старший из близнецов, привёл в деревню живого кабана. Как она поняла, хотел его одомашнить, подобно Крапу, своему волчонку. Затея провалилась, причём Астера, возвращавшего в Лес животное, чуть не проткнули клыками.

 

И это Старая Олвен ещё не вспомнила, как много из-за Леса умерло взрослых. Все, кроме неё и Мабона, осевшего здесь задолго до них.

 

Астер вернулся, когда они уже завтракали: Старая Олвен, близнецы Ромаш и Подоро, Омел, Вель и Лёна. На плече старшего мальчика сидел голубь, их, почтовый, для обмена новостями с соседними “деревнями” – такими же выжившими, не называвшими себя друидами, но которые успели адаптироваться. С каждой неделей они всё меньше выходят на контакт, всё меньше общин связывается со Старой Олвен. То ли переехали и голуби недолетают, то ли не чувствуют надобность в переписке. Или деревни исчезают, одна за другой проигрывая враждебным растениям. О последнем варианте Старая Олвен предпочитала не думать. Что ждёт их, если и бОльшие деревни не выдержали натиска природы?

 

Вместе с Астером пришло два человека: на вид его ровесница и мужчина, представившийся Дианом Кехтом, травником, который ищет ответы.

 

– ...Я услышал о друиде, живущем в Лесу и устойчивому к испарениям, – сразу начал он с дела, хоть и принял приглашение сесть рядом и угоститься их пищей: рыба, мясо и ещё раз рыба. Для детей ещё были огурцы с огорода и плоды, упавшие с деревьев – скорее всего, даже собраны правильно и потому не токсичны, но взрослым ли рисковать? Не с их слабым иммунитетом.

 

– Меня зовут Старой Олвен, – никуда не торопящейся и не торопящей других, ей не понравилось отношение травника. Точно также ей не понравилась его одежда, вся в карманах и, верно, синтетическая. Только панама плетёная. Если тот хочет к Мабону в Лес, надо закопать и найти замену.

 

– Или бабушкой, – вставил Астер, улыбаясь своей ровеснице.

 

– Олвен? Интересное имя, – знающая ухмылка. – Вы сами его выбрали?

 

– Мой отец.

 

– Он был нео-друидом? – дети переглянулись, впервые услышав часть с “нео”. Они молчали, затаив дыхание. Старая Олвен их полностью понимала: наконец взрослые говорят что-то интересное.

 

– Да. Полагаю, как и вы. Он взял имя Испаддаден, – нео-друиды любили кельтскую мифологию, и отец не был исключением.

 

– Слышал про него, хоть и недолго пришлось пробыть в их рядах. Я присоединился незадолго до катастрофы…

 

– А через два года, одним из последних, но это общество всё равно распалось. Знаю. Растения безжалостны даже к тем, кто признают их значимость, – несмотря на одежду, навлекающую на себя смерть, Диан Кехт выглядел странно здоровым. Загорелый, высокий, темноволосый. С небольшой щетиной и небрежной косой средних размеров. С нетерпеливым, но любопытным взглядом, который придавал ему добрый вид. Молодой, около двадцати, максимум тридцать, если, подобно ей, попал под замедленное старение. Вот уже десять лет как на лице Старой Олвен больше не появляются морщины. Она такая же подвижная, как когда растения отравили первый город.

 

– Однако мы многое узнали. И я намерен продолжать поиски, до тех пор, пока не смогу собрать полную картину. А для этого мне нужен Мабон и узнать, что он думает о Кад Годдо.

 

Краем глаза Старая Олвен заметила, как стеснялась незнакомца Лёна, старшая из детей, из-за тихого нрава отдавшая бразды лидерства Астеру. Длинная русая коса до пола и рога из берёзы, закрученные как у овцы, – с ярко-зелёными глазами, её маленьким ростом, тонкой фигурой и, конечно, одеждой из листьев девушка была похожа на фейри.

 

Жаль, у травника уже была спутница, даже если он решил бы остаться. Или она снова рано делает выводы?

 

– Прежде чем говорить о Мабоне, я хочу услышать второе имя, – сказала Старая Олвен, и не думая забывать о девочке. Также одной рукой послала Подоро рыть яму, а другой – Вель на караул. Вдруг, преодолев низкий забор из камней, рядом зацветёт золотарник. Учует синтетику, сообщит всему Лесу – и их поляну тут же лишат кислорода. А так Вель, если что, аккуратно вытащит его с корнем и пересадит за забор к деревьям.

 

– Света, – прозвучало два голоса: Астера и самой Светы. У девочки были веснушки и короткие светлые волосы с чёлкой, закрывающей глаза. Давно за ними не ухаживали. И за одеждой… непонятно, синтетика или нет, но ей пришлось многое пережить.

 

– Людское имя, – фыркнул Ромаш. Он осматривал голубя.

 

– А вы не люди? – Света взглянула на Диана, но не нашла поддержки либо такого же недоумения.

 

– Мы друиды, – ответил Омел, уже взявшийся чинить одну из удочек. Не любит просто сидеть без дела, даже при разговоре с новыми лицами. Такой серьёзный, а всего двенадцать лет. – А вы?

 

– Мы тоже, – за двоих ответил Диан.

 

– Я из деревни, которая была на поле и находилась рядом с колодцем.

 

Ромаш подтвердил:

– Голубь оттуда. Из плохого – у него ранена лапка, причём на ней след, как от верёвки. Не знаю, сможет ли нормально ходить.

 

– Простите, это я виновата, – Света рассказала, как в жару пересох колодец, их единственный источник воды. Пока взрослые пытались решить проблему, соков из упавших плодов стало недостаточно, и растения сочли деревню скоплением вредителей. –...Мы могли бы пережить газовую атаку. Не привыкать. Каждый житель деревни носит маску с запасом воздуха. Но растения поступили хитрее, отравляя что было прежде безопасно.

 

– А когда-то их не считали разумными, – только и сказал Диан, ожидая, когда вспомнят о Мабоне. Для детей-друидов это тоже не было откровением. Но они сочувствовали.

 

– Как же ты выжила? – спросила Старая Олвен.

 

– В это время вы прислали в деревню голубя. Как сказал Ромаш… Это ведь твоё имя?

 

– Да, – кивнул мальчик с волчьим взглядом и множеством мелких косичек. У всех в деревне были рога и косы, но и то и то у него самое короткое. Как объяснял Ромаш, для удобства передвижения в лесу. Рога Астера и Подоро были тоже короткими. Как у козлят.

 

– Ромашка он, – хмыкнул Омел.

 

– Заткнись, Омела. Ты вообще растение-паразит.

 

– Полезный паразит, – вставил Диан. – У неё много целебных свойств.

 

– Так что было дальше? – обратилась Лёна к Свете, направляя диалог в нужное русло. Её любимый миротворец, всё это время молчала, но вмешалась, как только началась ссора. Астер не такой восприимчивый: для него это был просто типичный разговор между Ромашем и Омелом. Подерутся – тоже не беда, и всё равно что у последнего слабое здоровье.

 

– А, да. Как сказал Ромаш, я привязала к лапке голубя верёвку, чтобы идти за ним, пока тот пытался лететь обратно. Я хотела взять у вас воды для деревни и, в зависимости от опасности пути, наладить как-нибудь поставки…

 

– Сколько тебе? – спросила Старая Олвен.

 

– Четырнадцать.

 

– Неплохо, – как и Астеру. – Умно, – и глупо одновременно, но последнее компенсировала удача.

 

– Только вряд ли уже есть кого спасать, – вмешался Диан. – Придя в деревню, среди недавно умерших я увидел лишь нескольких живых, и то те были на последнем издыхании. Их поручение Свете было скорее надеждой, что она найдёт новый дом.

 

– Вы не говорили…

 

– Они просили молчать, пока мы не дойдём до деревни. Пришлось пообещать, иначе бы мне не сказали, в какой ты стороне.

 

Из глаз Светы потекли слёзы, и она выбежала из шатра. За девочкой отправился Астер. Затем Старая Олвен подала знак, и Ромаш, Омел и Лёна тоже разошлись по делам.

 

– Сколько вас было? – спросил Диан, когда они остались наедине. – В самом начале деревни.

 

– В три раз больше.

 

– Вы примите Свету?

 

– Не думала, что вас это заботит.

 

– Оставим формальности. Да и вы старше… И вообще, я не бездушный злодей. Просто учёный. И я имел ввиду, станет ли Света своей, ну, с этими друидными штуками.

 

– Всё зависит от Мабона: если он выберет ей дерево-покровителя и новое цветочное имя. Однако девочке уже четырнадцать… Есть вероятность, что Мабон сочтёт её слишком взрослой, чтобы, как он выражается, “принять Лес”.

 

– Но вы же “приняли”.

 

– Мабон дружил с моим отцом и не смог отказать в дереве-покровителе.

 

– Как по-человечески, – усмехнулся Диан.

 

– И у него есть моменты просветления, – но чем он старше, тем меньше их становится. – А так, хотя я и старейшина, жизнь деревни не завязана лишь на мне. И не только на Мабоне – нам обоим чего-то не хватает. Может быть, Астер станет первым настоящим друидом: и старейшиной-лидером, и шаманом, знающим тайны Леса. Но не я, Старая Олвен, или Мабон, сходящий с ума от жизни в Лесу и всё больше пугающий Кадом Годдо.

 

– То есть вы ему не верите? В то, что он говорит с Лесом.

 

– Не знаю. Я многое не знаю. Вот каким образом Мабон спит в Лесу, когда ночью там невозможно дышать? Или как он узнаёт многие вещи…

 

– В том числе о Кад Годдо?

 

Старая Олвен нахмурилась:

– Не говори о Кад Годдо. Он помешан на этой битве деревьев. Привиделось во сне, как они двигаются, и счёл, что Лес показал ему будущее. Грозит этим Кад Годдо теперь, как Страшным Судом…

 

– Понятно, – положил он руку на подбородок. – Что ж, осталось узнать всё у самого Мабона.

 

– Только смени одежду. Лёна найдёт тебе что-нибудь.

 

– Не обязательно. Пусть сочтут человеком – я пройду и в дыхательной маске.

 

– А потом ты вернёшься, и нашу деревню Лес тоже сочтёт враждебным пространством.

 

– А если я не вернусь?

 

– Вернёшься, – повторила Старая Олвен. Пусть она и не была шаманом, но иногда знала, что говорила.

 

Диан Кехт ушёл в Лес, и этот день продолжился как другие.

 

***

Мабон умер через неделю. Или Ясень. Новый обычай: как люди – или друиды, не так важно – называются именами цветов, ещё более недолговечных созданий, но при этом теперь самых смертоносных, так после смерти каждый будет брать имя своего дерева-покровителя, и рядом с местом погребения обязательно посадят его росток.

 

Смерть и новая жизнь. Перерождение. Сколько было Мабону? Ведь ровесник отца Старой Олвен… Может правда они сейчас живут дольше.

 

Мабона сменил Диан, надевший венок из прутьев орешника. Он узнал, что хотел и решил остаться, уча детей травам и врачеванию. Его предшественник был больше по охоте, и то Ромаш давно всё освоил и даже превзошёл учителя. Не зря ходил хвостом. Теперь так делает другой близнец, Подоро, увидев в знахарстве своё призвание.

 

Более того, их деревня стала больше на один дом. Диан ответил на привязанность Лёны, и скоро у них будет рёбёнок. Правда, Старая Олвен ужаснулась, когда осознала, что довольна беременностью в основном из расчёта “чем больше генов, тем лучше”. Вот что значит быть последними людьми и, как в начале эволюции, беспокоиться о продолжении рода и жизни самой деревни.

 

Скоро будет и четвёртый дом. Как видит Старая Олвен, Астер не отходит от Солы – та, кого звали Светой, взяла имя подсолнуха и дерево-покровителя яблоню. Помимо рыбалки, к общей радости, она стала помогать Вель с огородом, подружилась с малышкой и Омелом. Привнесла гармонию, стала их солнцем.

 

Посвящение, смерть, новая жизнь – всё смешалось в бесконечном цикле. И Старой Олвен нужно поддерживать этот круг, каким бы он не казался ей хаосом. Как бы мало она не знала по сравнению с Ясенем, Дианом, детьми и умеющей удивлять жуткой, но прекрасной природой.

 

Кад Годдо? А что насчёт Кад Годдо? Диан объяснил, но Старая Олвен уже забыла.

 

Только в тетради есть небольшая запись: «Если принять за факт, что растения являются разумными существами, что, несмотря на отсутствие нервной системы, они способны на контакт с другими, вполне возможно, что деревья, почитаемые друидами, когда-то правда быстро передвигались и могли вести битвы как люди. Тогда также вероятно, что Мабон видел не будущее, а прошлое. Что когда-то деревья были как люди, но пошли по иному пути развития. Всего лишь теория, но мне нравится мысль, что это посланное видение не столько предостережение, сколько предложение мира: “Мы воевали, вы тоже – давайте, пожалуйста, отдохнём. Ведь мы оба проросли сквозь смерть”».