Вперёд в прошлое
Шёл три тысячи сто двадцать четвёртый год от Рождества Христова, но люди этих земель об этом не знали. В их крохотном суровом мире время отсчёта началось с основания их поселения Коэн, а до тех пор во всём царствовал хаос. Это знание помогало людям держаться друг друга: надеяться здесь можно было только на себя и своего соплеменника, а противостоять приходилось неизвестности, которая могла как одарить за проявленную смелость, так и отобрать последнее за излишнюю самоуверенность.
Горячий воздух оставался снаружи, солнце жгло землю, но в шатре царили полутень и приятная прохлада. Маленький смуглый мальчонка лет восьми сидел у небольшого закрытого краника. Приближая ладошки к фотоэлементам под краном, ребёнок видел, как грязно-рыжеватая вода начинала литься тонкой струёй, смывая с кожи налипший жёлтый песок. Чистые ручки мальчик снова погружал в сухой сыпучий ковёр под ногами, и манипуляции с водой повторялись. Увлечённый игрой, мальчик едва ли слышал и видел, что происходило вокруг.
Мабелла, молодая хозяйка большого шатра, до этого суетившаяся со своей подопечной – белой с рыжими пятнами коровой, обратила внимание, что в её доме стало тяжело дышать. Женщина, поправив своё светлое платье и убрав за ухо непослушную прядь чёрных волнистых волос, опустилась на колени и принялась раскручивать в разные стороны ручку на панели управления, желая наладить работу вентилятора, чьи метровые полости вращались слишком медленно, чтобы выдуть прочь застоявшийся воздух.
– Бове! – обратилась Мабелла к мальчику, переключив своё внимание на сына. – Посмотри, вернулись ли травницы!
Мальчик не сразу услышал маму, но после того, как она повторила свою просьбу, Бове встал, стряхнул с себя песок, замотался в белую лёгкую ткань, что лежала рядом с ним, и вышел из шатра.
Мабелла устало вздохнула и вернулась к Момо и её маленькой крохе – прошлой ночью корова отелилась. Для племени это было большой радостью. Впервые за долгое время на свет в Коэне появилась тёлочка. До этого по какой-то злой воле отёл приносил только бычков, которые обеспечивали племя мясом, но не молоком.
Радость эта смешивалась у Мабеллы с тревогой. Последний отёл дался Момо тяжело, корова не поднималась, а её кроха на маленьких тонких ножках беспокойно крутилась возле своей мамки. Мабелла аккуратно массировала вымя коровы, чтобы облегчить состояние подопечной и уменьшить отёк. Раздоив Момо, Мабелла напоила телёнка.
Травницы и охотники вернулись в поселение на своих двухколёсных машинах, питавшихся энергией света. К тому времени красное солнце своим краем коснулось горизонта бесконечной пустыни. Из добытых трав Мабелла приготовила противовоспалительное снадобье и дала принять его корове, а сама пришла к вождю с неутешительной новостью – если лекарство не поможет, то поселение лишится сразу двух коров: без матери малышка не выживет.
Кояка, вождь племени, посмотрел на Мабеллу ободряюще, погладил её по голове, опустил руки на плечи.
– Будем верить, дорогая Мабелла, что Момо лекарство поможет! – сказал он и оставил женщину, велев ей отдохнуть.
Сам Кояка не спал. Неприятные размышления тревожили его, он думал над тем, что он должен сделать, как вождь, чтобы его племя не погибло, если коровы издохнут или на Коэн обрушится любое другое несчастье. Кояка медленно бродил в зарослях трав среди небольших редких деревцев, останавливался и долго-долго всматривался в иссиня-чёрное небо, где сияла луна и полоса далёких мерцавших звёзд вела в бескрайнюю даль. Потом, словно очнувшись ото сна, опускал взгляд на окружавший его сад, прикасался к жёстким листьям живых растений, заботливо срывал засохшие ветви и, оглядывая их с тоской родителя, упускавшего своего ребёнка, бросал на серую землю.
Его дом, дом Кояки, был здесь, в этом рукотворном оазисе, созданном его племенем. Деды и отцы удобряли скудную землю этих мест, находили и привозили семена отовсюду, до куда могли добраться на своих механических двухколёсных машинах охотники. Здесь проросли будущие пастбища и поля, дававшие пищу.
Отец Кояки в своих походах на Север заполучил ценный трофей – установку, которая добывала воду из недр земли и снабжала ею Коэн и его окрестности. Хотя качество воды из года в год становилось всё хуже, в пустыне этот глубокий колодец был и оставался великим благом.
Оружие, найденное и отнятое во время схваток с другими племенами, с людьми чужими, копилось и использовалось воинами Коэна лишь для того, чтобы отпугнуть недоброжелателей. Дом казался безопасным и полным всем, что нужно было для жизни. И всё же, Кояка ощущал, как шатко оставалось положение его племени в этом огромном суровом мире. Без двух молочных коров, без чистой воды, без дичи и пищи как долго продержатся его люди?
На рассвете Кояка уже не смел сомневаться и поддаваться тревоге. Момо померла к утру, красные от слёз глаза Мабеллы и уставшие лица других женщин говорили мужчинам племени, что за свою кормилицу они боролись до последнего. Ответ на вопрос, что делать дальше, пришёл сам собою: он брёл всю ночь, чтобы возникнуть сначала на линии горизонта в виде двух тёмных точек, а потом среди серо-рыжих дюн стать вполне различимыми фигурами путника и коровы.
Вождь протёр покрасневшие глаза и велел воинам подготовиться к встрече с чужаком. Внушавший чудеса другим, сам Кояка мало надеялся на чудо и понимал, что за каждым невероятным событием скрывается что-то определённое, во что его ум ещё не проник, а ноги ещё не привели. Вождь встретил незнакомца у самых ворот в Коэн: десять воинов от мала до велика, вооружённые автоматами, от которых, впрочем, в реальном бою было мало пользы, так как никто в племени не умел ими пользоваться, окружили пришлого странника и его корову.
– Приветствую тебя, путник, – первым заговорил вождь с незнакомцем.
Остановившись, корова недовольно промычала, а странник снял с головы капюшон и миролюбиво посмотрел на Кояку чистыми голубыми глазами. Несмотря на палящее солнце, отметившее кожу каждого из живущих в пустыне, пришлый мужчина был бледнолиц, губы его не пересохли от сухих ветров и долгого перехода. Голову коровы венчали крупные рога, направленные в стороны, и вся она, казалось, дышала здоровьем и олицетворяла богиню, которая пришла, чтобы помочь.
– Я – Азалит, – представился чужак. – Странствую по свету в поисках людей. Это мой дар, – мужчина указал на корову. – Пусть она поможет вам, если не побоитесь принять её в свой дом, – незнакомец протянул поводья, за которыми корова послушно сделала несколько шагов вперёд.
– Опустите оружие! – наконец, смог произнести Кояка, всё ещё дивясь необычной внешностью пришлого. – Путник нам не враг.
Вождь приложил ладонь к груди и поклонился страннику, а после взял из его протянутой руки поводья. Откуда бы незнакомец не узнал о беде в племени, его помощь была бесценной и своевременной.
Новая подопечная вывела Мабеллу из печали: молодая корова требовала, чтобы ею занялись. Большими карими бездонными глазами она внимательно следила за женщиной, мычала и буквально ходила за ней хвостиком. Только когда Мабелла подоила её, а после накормила и напоила водой, корова несколько успокоилась, оставшись довольной проявленной заботой. Кроха Момо была определена к своей новой приёмной мамаше. Рогатая незнакомка не выказывала никаких возражений по этому поводу.
Свой среди чужих, Азалит существенно разбавил рутину дней в Коэне. Он так много знал, что даже чёрствые и сухие по нраву соплеменники слушали его истории у костра, затаив дыхание. Кояка тоже ловил каждое сказанное слово путником и всё больше проникался прежней симпатией к своим позабытым мечтам о скитаниях, где он приведёт свой народ к новым землям, а, быть может, добудет в боях и схватках необычные штуковины, которые прославят имя Кояки на поколения вперёд.
Чем дольше оставался Азалит в Коэне, тем большим авторитетом он пользовался в племени. Пришлый ел и пил крайне мало, что несколько обижало добродушных и щедрых хозяев и хозяек шатров, но путник всегда охотно делился рецептами самых разных блюд, чем, безусловно, смягчал обиду. Он крайне мягко подсказывал взрослым, как что-то сделать лучше, чтобы это что-то принесло больше пользы. Детям он рассказывал, какой мир огромный и что за пределами этой пустыни есть необъятные моря и океаны воды, льдов, травы, лесов. Его словам вторили объёмные образы, возникавшие из маленького чёрного кубика в руках странника.
За всеми этими днями, наполненными непринуждённостью и радостью, которые подарил вместе с коровой Азалит, Мабелла не сразу заметила красные пятнышки на своих руках. Подумала, что это из-за плохой воды. Не сразу хозяйка большого шатра поняла, что больна. Только когда Кона, жена вождя, обнаружила, что её малютка-сын серьёзно слёг с недугом, Мабелла забила тревогу – в Коэне свирепствует злая болезнь. Кояка тоже поначалу винил во всём воду, но потом, осмотрев больных, пришёл к выводу, что вода не при чём. Вода прежде никогда не была заражена болезнью. Тогда вождь обратился за помощью к Азалиту, но ответ не порадовал Кояку, а даже обратил нового друга во врага.
– Ты привёл больное животное в наш дом?! – негодовал Кояка. – Ты хотел причинить нам вред?!
– Вовсе нет, – сохраняя миролюбивый тон, отвечал Азалит. – Всё, чего я хотел – это помочь вам: я не тот, кто причиняет людям вред.
– Какая наглая ложь! – стиснув зубы и скривив губы, заявил вождь. – Ты – самый настоящий злодей!
Кояка не стал слушать Азалита, а велел схватить чужака, привязать к столбу и заставил так простоять под палящим солнцем весь оставшийся день без питья и пищи. На вечернем собрании вождь объявил, что Азалит – виновник их бед и болезни, захватившей половину Коэна. Воины, чьи жёны и дети переносили тяжело странную, покрывавшую кожу страшными пятнами болезнь, вызвались стать теми, кто лишит Азалита жизни. Кояка остановил их от самосуда и сообщил, что раз он, как вождь, сам доверился злодею, то теперь он должен искупить вину перед племенем и взять на себя эту суровую обязанность. Кояка вытащил нож и, прежде, чем кто-либо смог вмешаться, подошёл к Азалиту и перерезал ему горло.
Пришлый странник остался стоять на месть. Глаза его блестели от слёз, а уголки губ опустились. Из открытой раны не потекла алая кровь, а медленно накапливаясь на краях раны, стала выходить какая-то тягучая белая слизь. К своему ужасу, Кояка понял, что перед ним вовсе не человек. Об этих бездушных сущностях с машинным сердцем и маслом вместо крови Кояка слышал от отца, но в живую встречал впервые. Вождь был озадачен: он горячо бичевал свой запрет на попытки воинов понять механизм действия чужеземного оружия – сейчас бы они могли им воспользоваться и уничтожить робота.
– Отныне ты не гость, а пленник, Азалит, – объявил вождь, сохраняя суровость и угрюмость на своём лице.
– Поверьте мне: я пришёл, чтобы помочь вам, – тихо произнёс странник, скрывая платком глубокий порез на шее.
Не оказывая ни малейшего сопротивления, Азалит дни и ночи свои проводил в сумраке и одиночестве одного из шатров. Люди, которые не успели подцепить неизвестную доныне болезненную сыпь, старались держаться подальше от больных, перестали употреблять в пищу коровье молоко. Воины и охотники проводили время в охоте, чтобы найти новый источник пропитания.
Время шло, больные скоро поправились, а вот здоровые всё равно не спешили употреблять в пищу молоко и молочные продукты. Охотники уходили всё дальше на Восток, где, в один из жарких дней вошли в поселение, занесённое песком. Люди, жившие здесь когда-то, покинули это место, оставив немало красивой утвари и непонятного добра. Находки свои охотники Коэна привезли домой. Позже дары эти Кояка назовёт дарами смерти.
Люди снова стали заболевать. Они буквально валились с ног. Жестокая и беспощадная, не такая простая, какой переболела Мабелла и остальные – болезнь покрывала жуткой сыпью каждый кусочек кожи, приносила нестерпимые боль и страдания. Соплеменники умирали на глазах, их хоронили, но те, кто прежде схватил недуг от коровы, был будто невидим для страшной болезни.
Кояка осознал, наконец, слова Азалита. Кона, жена вождя, умерла, и Кояка сам был виновен в её смерти – он не разделил с ней дар пришлого странника, он побоялся. Освободив свою душу от злости к чужаку, Кояка пришёл к Азалиту в надежде, что тот снова поможет ему и его племени. Представ перед странником, он упал на колени. Азалит опустился к Кояке и обнял его, дал ему вволю выпустить не выговоренное горе через слёзы.
– Моя миссия – находить людей и помогать им, – заговорил Азалит, когда Кояка смог снова мыслить и видеть здраво. – В этих краях затаилась болезнь, и я принёс вам лекарство.
– Помоги спасти остальных, – просил Кояка.
– Теперь их жизни зависят от силы их духа, – ответил Азалит. – Мы с вами можем только заботиться о них, поддерживать в них стремление жить.
И Кояка, как истинный вождь, боролся за каждого своего соплеменника. Азалит вместе с травницами и охотниками находил растения, из которых потом делалась мазь. После нескольких манипуляций с имеющимися находками в Коэне, Азалит собрал прибор, с помощью которого внутривенно вводил растворы, которые должны были улучшить состояние больных.
Кояка, похоронив последнего из заболевших и не выздоровевших соплеменников, твёрдо принял решение покинуть эти хиреющие земли. По заключениям Азалита вода скоро покинет эти места, трава снова засохнет, пастбища и шатры заметут пески. Кояка перестал бояться за своё будущее и будущее своего племени. Истории о чудесах мира, поведанные странником, истории отца и деда, о которых вождь помнил с детства, вели к важному выводу – чтобы жить, нужно продолжать путь.
И вот, едва оправившись от боли потерь, племя собралось и отправилось по дороге неизвестности. Да, Кояка знал, что можно было оставаться в поселении и дальше, надеясь на очередное чудо. Но тогда, когда к ним придут люди, осмелившиеся начать свой путь раньше него, жизнь его племени будет проиграна.
Ушедшие так далеко от дома, от привычных мест, они медленно, но верно замечали, как меняется природа вокруг: обнаруживались невиданные прежде озёра и реки, взглядом едва ли можно было охватить зелёно-жёлтые равнины, над которыми парили редкие птицы. Длинные полосы лесов стали домом для немногих животных, что встречали на пути племя Кояки: дикие козы и кабаны, чёрный медведь, пара оленей и множество грызунов.
Людей странники видели совсем мало, а тех, кто попадался на пути, людьми Кояка не спешил назвать – слишком дикими казались их жестокие нравы. Они не уважали человека ни в себе, ни в своих сородичах. Кояка был вынужден отменить когда-то объявленный запрет на использование найденных воинами опасных штуковин. Азалит согласился объяснить, как правильно следует пользоваться всем этим оружием, прежде копившимся годами в темноте шатров.
– Это пистолет шрама, – показывал и рассказывал Азалит воинам.
Кояка слушал и смотрел на оружие с тяжёлым сердцем. Он вспомнил о том, как двенадцать лет назад лишился любимого сына, своего первенца. Вождь продолжал слышать, а сам удивлялся своему теперешнему спокойствию. Сына давно уже нет, а следы его пальцев будто до сих пор сохранились на пистолете. Азалит направил оружие в небо и выстрелил. Синие сияющие брызги молний сверкнули над ними и рассеялись в воздухе.
– Он – мой, – сказал Кояка, когда Азалит предлагал воинам взять данный пистолет.
С вождём спорить не стали. Кояка подержал пистолет в руках, ощутил его тяжесть и одновременную лёгкость, спрятал в мешке, что крепил к поясу своей одежды.
Пройдя восемь месяцев в пути и испытывая острую необходимость пополнить свои запасы, племя Кояки прибыло в город Ури, о котором рассказал им Азалит. Оставив свой крошечный караван за стенами, путники вошли в город. Роскошный по сравнению с поселением Коэн, выстроенный из каменных стен и разноцветных пластмассовых домов, Ури был плотно заселён своими обитателями. В городе встречались роботы, которые, в отличие от людей, говорили на одном языке.
Мабелла жалась к соплеменникам, крепко держала Бове за руку. Вместе путники тихо шагали среди царившего хаоса, страшась привлечь к себе внимание местных. Улицы были наполнены разбоем, воздух дышал смертью, лица людей казались безумны и безучастны не только к судьбе своих ближних, но и к своей собственной участи.
Город встретил путников праздником: корабли с широкими крыльями и мощными гулкими двигателями летали над ним, сбрасывая на людей блага «небесных» людей. Племя стало свидетелем того, как ящик с жестяными банками буквально раздавил собою одного из горожан. Люди вокруг не бросились вытаскивать бедолагу, а скорее вскрыли ящик и стали жадно пить хмельную пенящуюся воду из маленьких банок. Довольно отрыгивая, горожане бежали скорее вскрывать следующий «дар» с неба.
Главная площадь, над которой было сосредоточено наибольшее количество воздушных кораблей, представляла собою огромную арену, где бились, сражались и умирали люди на потребу толпы и «небесных» людей, что прибыли сюда за зрелищами. И ради этих зрелищ полубоги, не так далёкие от людей Земли, не гнушались раздачей хлеба.
Мабелла с Бове были вытолкнуты и разъединены от племени разъярённой толпой. Из темноты улицы высунулась чья-то серая скрюченная железная рука и крепко схватила мальчика.
– Нет, – закричала Мабелла, и что было силы продолжала держать ребёнка за руки.
Ей никто не спешил помочь, Бове спас рухнувший на странное человекоподобное существо ящик с неба.
Женщина прижала мальчика к себе и бросилась бежать. Мабела совсем не разбирала дороги. Она слышала, что за ними бегут. Она звала своих и плакала, понимая, что никого из близких рядом нет. Женщина завернула за очередной поворот, спрятавшись в темноте маленького переулка. Загнанные в ловушку, Мабелла вместе с Бове замерли в надежде, что их не настигнут преследователи.
Торговец, скиталец и пройдоха Скирп, сразу заприметил неместных и решил, что мальчишка определённо понравится его «небесному» покровителю. Не имевший возможности долго находиться на планете Земля вследствие того, что родился на Марсе, организм покровителя Землю воспринимал уже как нечто не совсем родное. Лишь отдавая дань уважения предкам, что когда-то ходили по Земле, этот толстосум с Марса был на трибунах сейчас и наслаждался зрелищами. Скирп вполне мог получить за мальчика новую награду в виде технологии или знания. Торговец велел поймать женщину и ребёнка, привести их к нему.
Кояка, заметив долгое отсутствие Мабеллы, отправился на их поиски вместе с Азалитом. Выпивая крепкие напитки, от смрада которых у вождя начинала мутиться голова, жители Ури устраивали разгромы и дебош, уничтожали и громили всё, что им могло не понравиться. Азалит, ведомый своим машинным чутьём, взаимодействовавшим с городской системой регистраторов, уверенно шёл, уводя Кояку в тёмный переулок. Первое, что услышал Кояка – был крик Бове. Вождь увидел испуганные глаза Мабеллы и нескольких мужчин, которые хотели увести их. Бандиты не испугались: они достали ружья с мигающими огоньками на боковых стенках и направили их на Азалита и Кояку.
Бове остался с матерью, незнакомцы пали, а Кояка всё ещё держал в руках пистолет шрама. Азалит закрыл глаза, он тоже приготовил оружие, но его программа не позволяла им воспользоваться против человека. Когда Азалит снова открыл глаза, то посмотрел на Мабеллу и Бове, приблизился к ним, чтобы обнять и успокоить.
«Смотри, папа! – слышал голос в ушах Кояка, ощущая тяжесть оружия в руках. – Я тебя научу стрелять, и ты будешь непобедим!»
«Какой жестокий был урок, сынок», – мысленно ответил отец сыну, бросив взгляд на чёрные пятна на выжженной пластиковой плите, где прежде стояли бандиты.
– Мы не останемся здесь? – не скрывая отвращения, спросила Мабелла, когда Кояка вывел своё племя к каравану.
– Нет, мы пойдём дальше, – сказал вождь. – Эти земли погибают даже быстрее тех, что мы уже успели покинуть, – Кояка последний раз взглянул на стены Ури, где в небесах над городом разрывались салюты, подобно молниям, что разрезали воздух и рассеивались в нём, оставляя серый дым и едкий запах сгоревшей утраченной жизни.