Зеркальный капкан
В пустыне, где звёзды ближе,
чем деревья, зеркала не отражаю
истины, ветер и песок стирают
память о тех, кто шёл слишком
далеко.
Мама и дочь сидели в шатре под звуки закипания кофе в песке. Чёрный, как зрачок, напиток в турке шипел и пенился на раскалённом подносе. Аромат арабики наполнял воздух, обещая тепло и уют, хотя их окружали только зеркала с ковровыми узорами. Зара, пятилетняя девочка с тёмными кудрями, наблюдала за виртуальным огнём, который пылал в углу шатра. Мать аккуратно взяла маленькую чашку и поставила перед ней.
— Пей, пока горячий, — улыбнулась она, наливая горячую жидкость. — Ты знаешь, что кофе — это часть нашей культуры, Зара? Бедуины варили его в пустыне, под звёздами.
Зара моргнула, глядя на зеркальные стены за матерью. Они отразили её лицо, увеличивая его бесконечно. Девочка нахмурилась:
— Мама, а что за стенами?
Мать напряглась, но быстро взяла себя в руки. Сейчас, когда все ткани забрали для лаборатории, ничего не скрывало наружных зеркальных стен.
— За стенами — пустыня, — сказала она спокойно. — Там ничего нет, только песок и солнце. Нам повезло жить в Линии. Это лучшее место на Земле.
В углу шатра-инсталляции стоял верблюд-робот, покрытый покрывалом с бахромой. Его золотистые глаза мерцали, а металлическая шея плавно двигалась, имитируя движение настоящего животного. Зара протянула руку, чтобы коснуться гладкой поверхности его боков. Верблюд медленно опустился, будто приглашая девочку сесть.
— Это как в истории о бедуинах? — спросила Зара.
— Да, — кивнула мать. — Но тогда верблюды были живыми. Они могли выживать без воды неделями. Теперь… теперь у нас есть технологии. А этот шатёр — это наша дань предкам. Люди посещают шатёр, чтобы не потерять связь со своими корнями.
— Почему сегодня никто не пришёл? — Зара держала ладошку над горячим песком.
Экран в углу шатра ожил, показывая видео: «Слишком долгое время человечество жило в дисфункциональных городах. «Л-Сити» — революция цивилизации. Лучшие архитекторы, ИИ и экологические решения создали утопию, где природа и технологии сосуществуют в гармонии. Линия будет иметь длину 170 километров, высоту 500 метров и ширину 200 метров. Её зеркальная поверхность обеспечит минимальный след в пустыне — всего 34 квадратных километра площади.»
Мать выключила экран, прикрыв лицо буркой. Золотые монеты-подвески, украшающие чёрные одежды, зазвенели. Шатёр задрожал, когда за стенами прошёл поезд.
— Ешь, Зара, — сказала она, ставя перед дочерью плошку с синтетическим супом.
За ужином мать посмотрела на дочь. Её собственные воспоминания о пустыне всегда были живыми. Она родилась у подножия красных скал, в семье бедуинов племя Аль-Хувайтат. Их шатёр стоял в долине, где каждое утро раздавался крик орлов, а вечером пламя костра отражалось в чайнике из тёмной меди. Её отец учил её, как искать воду по линиям трещин на камнях, а мать рассказывала сказки о духах песков. Всё это забрали, чтобы построить «Линию». Так город окрестили его обитатели.
Она погладила Зару по волосам.
— Когда ты была совсем маленькой, мы с твоим отцом думали, что здесь будет новый мир. Теперь я думаю… мы просто дали себя поймать в клетку.
***
Амир смотрел на свою лабораторию, где мицелий продолжал расти. Белые нити проникли в трещины стен, обвили трубы, создавая узоры, напоминающие корни деревьев. Он чувствовал гордость и страх одновременно.
— Это должно было быть будущим, — пробормотал он, наблюдая, как грибковая масса поглощает остатки металла.
Когда Л-Сити строили, это называли «проектом века». Город состоял из двух зеркальных стен, между которыми находились жилые и общественные зоны. Здесь должно было жить девять миллионов человек. Но для строительства пришлось выселить коренные племена. Среди них были бедуины Аль-Хувайтат, которые веками кочевали по этим землям. Их шатры сожгли, а самих переселили в лагеря на границе. Тогда Амир, молодой учёный, не думал об этом. Он верил, что участвует в создании будущего.
— Мы спасём планету, — говорили ему на встречах. — Ваши разработки дадут человечеству дома, которые сами себя восстанавливают.
Идея казалась гениальной. Заменить неэкологичный бетон на новый, экологичный строительный материал. Они разработали Mycelium regeneratus — мицелий, который мог поглощать углекислый газ, регенерировать повреждения и адаптироваться к климату. Но мицелий оказался слишком «живым».
Он работал над мицелием десять лет, начиная с проекта «Живой город». Материал, который они называли Mycelium regeneratus, должен был стать спасением. Его споры были модифицированы для ускоренного роста и способности поглощать углекислый газ. Но теперь эти нити захватывали всё. Потоп, вызванный неисправностью системы водоотведения, активировал мицелий, и он вышел из-под контроля.
Лейла вошла в лабораторию, её рука скользнула по столу, оставляя влажный след от пота.
— Ты когда-нибудь думал о том, как мы начинали? — спросила она, улыбаясь уголками губ. — Тогда всё казалось таким… чистым. Мы хотели, чтобы этот город дышал.
Амир молчал, а потом поднял глаза:
— Я думал, что мы с тобой сможем создать что-то большее, чем… просто здание. Но мы ошиблись.
Лейла сжала его руку.
— Может, дело не только в нас. Мы всё ещё можем что-то спасти.
Амир кивнул, но его взгляд снова скользнул к растущему мицелию. Белые нити тянулись вверх, как будто искали воздух или свет, а может, что-то большее, ведь Л-Сити, идея казалась утопичной. Рай для людей в пустыни. Проектировали его как место, где девять миллионов человек могли жить в гармонии с природой — не пересекаясь. Город представлял собой два параллельных зеркальных корпуса, между которыми располагались жилые зоны, парки и прогулочные маршруты. «Всё на расстоянии пятиминутной прогулки!» гласила реклама. Секция за секцией поднималась над пустыней, словно гигантский меч, вонзающийся в землю.
Но город никогда не был завершён. На момент заселения только треть его длины — около 60 километров — была построена, остальные секции существовали в виде чертежей и макетов. Несмотря на это, власти решили начать заселение.
Они оправдывали решение экономическими трудностями и необходимостью опробовать технологии в реальных условиях. Но реальность была далека от обещаний. Нижние уровни остались недостроенными: электричество и вентиляция не доходили туда, а на верхних этажах начали появляться трещины из-за постоянных вибраций созданных сквозным поездом.
Катастрофа началась с ветров. Линия перекрыла их путь, изменив климат. Пыльные бури становились всё сильнее, оседая на зеркальных стенах. Пустынные ветры, которые раньше свободно гуляли по бескрайним пескам, теперь блокировались гигантской стеной города. Это вызвало странный эффект: климат в окрестностях Л-Сити стал неестественно сухим и жарким. Воздух застаивался, создавая зоны перегрева. Постепенно это привело к катастрофическим последствиям. Внутри города температура поднялась: система вентиляции не справлялась. На нижних уровнях воздух застаивался, вызывая у жителей головокружение и слабость. Люди говорили о странной лихорадке, из-за которой они бесцельно бродили вдоль стен.
Затем пришла вода. Город был построен вокруг идеи, что вода — это бесценный ресурс. Потоп начался из-за неисправности системы водоотведения. Линия блокировала естественные водные потоки, и в нижних секциях скопились солёные и пресные воды. Мицелий, активированный влагой, начал расти. Его белые нити проникли в трубы и стены, распространяя споры, которые заполнили воздух и лёгкие. Люди начали болеть.
Когда потоп начался, вода не смогла уйти, как раньше. Л-Сити перекрыл естественные водные потоки, и на нижних уровнях начали скапливаться огромные резервуары. Солёная вода смешивалась с пресной, разрушая системы водоочистки. Люди, которые были заперты в нижних секциях, страдали от жары, влажности и нехватки кислорода.
***
Амир стоял на мостике, наблюдая, как мицелий поднимается всё выше. Mycelium regeneratus был спроектирован как идеальное решение: он мог адаптироваться к любым условиям, но в условиях потопа стал неконтролируемым. Он выделял споры, которые заражали воздух, вызывая у людей странную лихорадку. Симптомы были одинаковыми: галлюцинации, чувство потери ориентации и необъяснимая тяга к движению. Люди начинали бесцельно ходить вдоль стен города, будто надеясь найти выход.
Лейла, его коллега, вошла в помещение, вытирая пот со лба.
— Амир, ты видел это? — она протянула ему планшет. На экране была карта вентиляционных шахт, заблокированных мицелием. — Если мы не остановим это, воздух перестанет циркулировать.
— Мы уже ничего не можем остановить, — ответил он. — Линия стала ловушкой. И мы все её пленники.
***
Под землёй расположились огромные резервуары, заполняемые опреснённой морской водой. Но из-за потопа солёная вода смешалась с пресной, делая её непригодной для питья. Люди дрались за каждую каплю.
Амир и Лейла смогли добраться до одного из таких резервуаров. Там, в глубине, всё ещё были запасы. Но насосы не работали.
— Мы не можем забрать её отсюда, — прошептала Лейла. — У нас нет времени.
— Мы возьмём то, что сможем, — ответил Амир. Он достал небольшой фильтр и начал работать, пока Лейла наблюдала за дверью.
***
Когда началась катастрофа, это не выглядело как мгновенный обвал. Всё начиналось с мелочей: в воздухе стало душно, даже на верхних уровнях. Термометры показывали 42 градуса в тени, хотя город обещал «идеальную температуру круглый год». Зеркальные стены отражали солнце, усиливая жару. Люди закрывали люки, но это не помогало — вентиляция перестала справляться.
Ветер, который когда-то охлаждал пустыню, не мог больше достигать Л-Сити. Вместе с птицами он бился о зеркальные стены, словно живое существо, стремясь прорваться внутрь. Песчаные бури, ранее рассеиваемые по пустыне, теперь скапливались вокруг города. Пыль становилась плотной, как туман, и покрывала панели, делая их бесполезными.
Мицелий, активированный потопом из-за коррозии, стремительно рос. Его нити пробили систему водоснабжения, а влага только ускоряла его рост. На нижних этажах вода доходила до колен, и споры мицелия плавали на её поверхности, распространяясь повсюду. Люди, которые пытались выбраться из нижних уровней, падали от удушья — воздух наполнялся токсинами. Но из этих зеркальных стен не было выхода — узнав о смертоносном мицелии, власти перекрыли дорогу, которая снабжала город тем, что не производилось на месте.
***
Амир спустился на нижние уровни, где стены были покрыты мицелием. Люди сидели на полу, их лица были серыми, а глаза — пустыми. Один мужчина жевал кусок мицелия, а женщина рядом с ним смотрела в зеркало, которого не было.
— Прекратите! — крикнул Амир. — Это вас убивает!
Мужчина поднял голову и прошептал:
— Он даёт… видеть.
Амир замер. Что они видели? Он отвернулся и побежал обратно наверх.
***
Амир стоял на балконе 40-го этажа и наблюдал, как город гниёт изнутри. Где-то внизу вспыхнули пожары — возможно, кто-то пытался сжечь мицелий, не понимая, что это только усугубит ситуацию. На горизонте пустыня, некогда спокойная и величественная, казалась живой, будто пыталась вернуть свою территорию.
***
На крыше города собрались беглецы. Лейла, проверяла крепления парашютов, Амир смотрел на пустыню, простирающуюся до горизонта. Внизу плескалась вода, отражая солнце.
— Мы либо выйдем, либо погибнем здесь, — сказал Амир. Он держал в руках парашют, сшитый из тканей шатра-инсталляции.
Позади них стояли десятки людей, держа такие же импровизированные парашюты.
— Лейла, готова? — спросил он.
Она кивнула.
— Прыгайте! — крикнула Лейла, и люди бросились вниз.
Они тоже прыгнули.
***
Когда он приземлился, песок обжёг его ладони. Вдали он увидел шатёр и чью-то фигуру. Это была мать с девочкой. Зара держала в руках цветок — Arenaria lucida, крошечный белый бутон, способный выживать в самых суровых условиях.
— Этот город… он никогда не был нашим, — прошептал Амир. — Пора вернуться к пустыне.
***
Зара шла по песчаной тропинке, ощущая жар, который обжигал её лицо и оставлял тяжёлый след на коже. Каждое её движение казалось замедленным, как в замкнутом мире, где не было времени. Она смотрела на окружающие обломки зданий, на руины, которые когда-то были городом, и не могла понять, что произошло. Почему всё выглядело таким странным? Почему всё разрушилось так быстро?
Зара не знала, что такое «пыль», она думала, что это просто невидимые частички, которые её глаза не могли разглядеть. Она только чувствовала её на губах и носу. Глаза её были открыты, как у ребёнка, который видит мир в его первозданной красоте — и этот мир был полон чудес и тайн.
Вдруг она увидела что-то странное впереди. Это было существо, которое шагало медленно по песчаной тропинке. Верблюд. Он был огромный и тяжёлый, его ноги слабо топали по раскалённому песку. Он был реальным, настоящим, и его движения были такими плавными и спокойными, будто ничего не могло потревожить это плаванье.
Зара остановилась, её глаза расширились от удивления. Она сделала шаг вперёд, но так, чтобы не отпугнуть животное. Оно смотрело на неё своими влажными, тёмными глазами. Зара не понимала, что это значит, но она чувствовала, что это что-то важное. Она сделала ещё один шаг, чуть ближе, пытаясь коснуться его шерсти, но в этот момент её мама подскочила к ней, схватив за руку. Но слишком поздно: языком, длинным и узким, как разрушенный город, верблюд слизал крошечный цветок с ладони девочки.
— Зара! — мама почти выкрикнула, но её голос был неясен, как будто звуки размывались. — Не подходи!
Мать в панике пыталась что-то объяснить, её пальцы сжались на руке дочери, но сама она тоже не могла понять, что происходит. Это всё казалось ей странным и нереальным, как галлюцинация. Мать огляделась и увидела, как вдоль разрушенных зданий шагают бедуины — их силуэты смыкаются с горизонтом, и они, кажется, не замечают ничего вокруг. Мать дёрнулась, оглядываясь, пытаясь понять, что происходит.
— Это... не может быть, — пробормотала она.
Зара не слышала её, потому что её внимание было поглощено верблюдом, который, казалось, сейчас подошёл ещё ближе. Но вот, верблюд вдруг исчез. Вместо него было только пустое пространство. Ветер взметал пыль в лицо, а Зара просто стояла, не зная, что произошло.
Она протёрла глаза и снова посмотрела вокруг — верблюда не было. Только бедуины исчезали вдали.
Мать оглянулась и увидела, как её дочь, будто ничего не произошло, снова идёт по тропинке, в поисках чего-то нового, как если бы этот странный мир был обычным, как игрушка, которую можно взять в руки.