Очерк океана

 

— Начать эту непростую историю стоит с моего имени. Здравствуйте, меня зовут Дениз. Согласен, имя мое достаточно обычное в современном мире, но в мое время его практически не использовали. Не знаю как родителям оно взбрело в голову, но факт остается фактом, — перевел дыхание седовласый собеседник, пытаясь собраться с мыслями снова, — признаюсь честно, сидя сейчас на берегу единственного не опустевшего моря, мне хочется только одного: стаканчика свежевыжатого апельсинового сока. Не помню в каком точно возрасте у меня появилась привычка пить его после обеда, но это уже не важно. Ах да, простите, совершенно забылся. Я сижу здесь не просто так. У меня к вам письмо. Оно не то что бы особенное, но в нем описана добрая часть моей обыкновенной жизни. Знаете, своего рода, дневник.

Милый мужчина, с лучезарной улыбкой, присущей почти каждому старому морщинистому человеку, осторожно извлек записную книжку из нагрудного кармана своего пиджака, фасон которого, наверное, остался навсегда только в прошлом веке. На потрепанной обложке дневника был изображен, судя по всему, берег моря или океана, над которым живо кружили чайки. «Очерк океана» — гласила надпись на обложке, выведенная аккуратным, чересчур старательным почерком.

— Умели тогда рисовать картины, да и в целом наслаждаться природой, а сейчас что? Вот оно, практически бескрайнее море, не вызывающее совершенно никаких эмоций у представителей современного поколения, —горько заметил Дениз, протирая заляпанные очки, являющиеся, наверняка, его ровесниками, — почитайте на досуге, в перерывах, подобных этому, между онлайн трансляциями. Надеюсь, что вы с глубоким пониманием окунетесь в мою жизнь. Посмотрите на все, действительно, «моими глазами».

***

8 сентября 2046 года

Заливистый белый свет проникал в палату, заставляя пробудиться от тяжелого сна. Я медленно открыл глаза, сбрасывая пелену от царства Морфея. Спасибо, что не Аида, — мысленно благодаря неизвестно кого, я попытался встать с кровати. Весьма опрометчиво с моей стороны: сломанная нога неожиданно дала о себе знать, болезненно отдавая импульсы в голову и напоминая при этом события ушедшего в закат дня.

— Дениз Савченко, ваше состояние стабильно хорошее, что удивительно после такого случая, — без стука ворвалась в палату молодая медсестра, лицо которой почти не было видно за пластиковой маской из-за солнечных лучей, играючи отсвечивавших. Такие приспособления были введены в общественных местах примерно в 30-х годах, после того как человечество устало бороться с мутирующими вирусами. Она еще немного походила по палате, раздражая меня тупым взглядом на информацию, отражающуюся на внутренней стороне и относящуюся, видимо, ко мне. В конечно итоге, медсестра констатировала, — в скором времени вас можно будет выписать, я еще зайду к вам, в течение этого дня.

Меня не особо волновало то, когда эта девушка с разноцветными волосами зайдет снова. Более того, я вообще не понимал, что именно происходит и почему я еще живой. Мне даже думать было не о ком: после смерти жены от очередного вируса около десяти лет назад, я навсегда остался покорным только ее сердцу вдовцом и, ослушиваясь предписаний, перестал носить маски. Поднимая руки вверх, чтобы проверить себя, еще раз убедился, что все в порядке. Солнце скрылось на время за облаками, позволяя глазам отдохнуть. Видимо, сегодня запланирован дождь.

Вчера я попал в аварию и выпал из машины. До сих пор не могу вспомнить, как летел с высоты птичьего полета вниз. В этом мире от такого редкого происшествия не застрахован никто, что сказать: естественный отбор. Но по воле Бога, как говорили раньше, я все еще существую, даже целый. С этого момента я начал вести дневник, хотя сам предпочитал называть такого рода творчество «очерк». В свои неполные сорок семь лет я имел достаточно случаев, которые стоило бы сюда записать, чтобы было, что вспомнить в старости, до которой я все же надеялся не дожить. Если честно, я думал, что умру раньше — в детстве мне часто снилось, как смерть забирает меня на следующий день после моего сорокалетия. Ничего подобного не произошло.

31 декабря 2046 года.

В канун календарного нового года в спешке загадал обрести в жизни новый смысл. Желание, само по себе, странное, подобное мыслям молодых романтиков, так далеких от меня сейчас. Выйдя на балкон со стаканом виски, который в малых количествах позволительно было пить в моем возрасте, я смотрел на близкое небо. Осенние тучи стягивались, погружая во мрак и без того дотошно серый мир. С некоторых квартир были слышны радостные возгласы, означающие, казалось, обыкновенную смену дня и ночи, примитивно и исторически вознесшееся над другими праздниками.

Не совсем понимаю в чем смысл для государства устраивать дождь прямо в новый год. Вполне возможно, что это была особая дань традиции: нескончаемому десятки лет назад снегопаду в это время года. А может просто давали людям понять, что не стоит так сильно извергать эндорфины, пускаясь в пляс от перепитого алкоголя, иначе их пыл остудит холодные частые капли. Вероятнее всего, министерство погоды просто решало вылить всю воду, как скопившийся должок за все «учитываемые» кварталы в последний день.

Такие праздники, которые должны проводиться в теплом семейном кругу навевали на меня будоражащие мозг воспоминания. Когда-то я стоял на этом же балконе не один, а в скромном компании жены. Тогда я испытывал по-настоящему детские и наивные чувства к ней, которые в моменты ссор сменялись назойливым безумством и временно растущим раздражением. Некоторые ее повадки действительно наводили ужас на меня: вставать каждое утро на час раньше меня, громыхая на кухне, готовя завтрак и окончательно будоража мое сонное тело. По началу это было даже приятно, пока не превратилось в назойливую привычку. Только сейчас искренне понимаю ценность тех моментов: заботы о тебе кого-то кроме себя самого.

Неожиданно в соседний балкон, прямо в громоотвод, предусмотрительно установленный там, ударила молния. Звук на мгновение оглушил меня, раздаваясь раскатистым громыханием среди многоэтажек, пугая еще больше и пища в ушах. Момент извержения природы я увидел лишь боковым зрением, так что даже не удалось насладиться этим в полную силу.

— Дениз, все в порядке? — окликнул меня темнобородый друг, жмурясь от холода и выйдя видимо сюда, чтобы пригласить обратно на пиршество, — все обеспокоены грохотом с улицы, ты знаешь, что это было?

— Молния в громоотвод ударила, — коротко ответил я, делая глоток доброго виски, — скоро приду, не беспокойтесь. Можешь передать Ларе, чтобы она не убирала салат, приготовленный по ее новому рецепту? Я созрел для пробы.

Усмехнувшись, мой старый товарищ подошел, хлопая меня по плечу, закрывая другой рукой дверь внутрь. Его борода покрывалась постепенно инеем, при каждом новом его выдохе. Казалось, что он хочет о чем-то поговорить, но не решается. Наконец, вздыхая и обжигаясь холодом стеклянных стен, на которые он решил опереться, Виктор сказал:

— В молодости видел одну шаровую — яркое зрелище… Ты вспоминаешь о Марии? Даже не так, как часто?

— Последние пять лет лишь в крайне редких моментах, — дрожащим голосом произнес я, отпивая еще немного алкоголя.

— Даже не знаю, с чего начать, но у меня есть один друг — физик, можно сказать. Он слышал историю твоей жены из моих уст, его дочь погибла также, — переводя дыхание и переминаясь с ноги на ногу, с небывалой неуверенностью продолжил мужчина, — он желает с тобой познакомиться.

— Что же, по-твоему, физику нужно от обычного градостроителя? — удивленно спросил я, готовясь уже войти внутрь квартиры.

— Ему интересны твои взгляды на некоторые вещи. Взяв на себя смелость, могу сказать, что он пытался вернуть дочь нетрадиционным способом. Как когда-то в сумасшедшем омуте делал ты.

— В любом случае, это все давно в прошлом, которое мне очень не хотелось бы ворошить, Виктор, но спасибо за рекламу. Я подумаю, но вряд ли захочу иметь новые знакомства, — скованно ответил я, залпом допивая горячащую вены настойку и открывая дверь, — нам пора идти.

4 мая 2048 года.

От своего странного имени, дарованного мне родителями, я время от времени страдал в школе. Сверстники злостно подшучивали надо мной, зло шепелявив последние буквы, но я верил, что когда-нибудь станет понятнее почему меня назвали именно так, а не иначе. Стоя сейчас у деревьев, с лежавшими у их основания надгробными плитами с именами своих отца и матери, держась за измученную годами трость, я вспоминал, как ласково все время звала меня мама Денюша. Память уже порядком меня подводила, но перечитывание дневника приводило в чувство постаревшие извилины мозга.

Добраться сюда труда почти не составило, если не говорить о падающих сверху предметов, случайно задевающих меня из-за рук неуклюжих хозяев. Проходя в тишине между первыми этажами зданий, хотя этажами их было назвать сложно, поскольку где-то пятнадцать лет назад их заменили пустыми балками, пригодными разве что для парковки. Своеобразное решение архитекторов поднять для удобства многоэтажки, чтобы хоть как-то обезопасить жителей от преступности и морально поднять их приниженный из-за соседей сверху статус.

На обратной дороге меня не покидала мысль, что пора в своей жизни что-то менять. Быть может, пришло то самое время, когда стоит прислушаться к друзьям. Виктор, наверняка, знал, что игра стоит свеч, предлагая мне знакомство со своим другом. От мыслей меня отвлекла небольшая труба, падающая в сантиметрах передо мной. Это уже слишком. Поразмышляв, я все же вызвал такси, желая целым добраться до дома.

23 марта 2051 года.

Неожиданно для себя я все-таки начал изучать физику, углубленно проникая в квантовую ее часть. Социальные сети не просто связывают людей на протяжении века, но и позволяют выбрать нужную информацию из всего мало меня интересующего потока воды, разрывающего всемирную паутину. Открывая своеобразный для себя микромир, я всерьез заинтересовался бессмертием частиц. Объяснялся данный феномен простейшим экспериментом «Кот Шредингера». Каждый ребенок проходит это в начальной школе, хотя теперь для меня становилось совершенно непонятно и дико отправлять детей с пяти лет в первый класс. Да их было двенадцать, но со времен моей молодости в этом заведении почти ничего не изменилось, за исключением либерализации выбора подтверждения уровня полученных знаний по ее окончанию: устный экзамен, письменный или смешанного типа сдавались в специальном помещении, пронизанном обученной нейронной сетью. Такого рода вещь убирала всякую субъективность в оценивании учеников.

Возвращаясь все-таки к физике, надо сказать, что тут у каждой частицы два пути развития: дальнейшее существование или её прекращение в момент, конечно, угрожающий обычному проживанию. Есть даже теория, что в такой момент мир разделяется на два, выполняя оба однозначно вероятных события, неся в две разных вселенных свой собственных эффект бабочки. Невольно я подумал о том, а что, если с человеком так же? Допустим, сейчас ты оказался на грани смерти, но все же живой. Не может ли быть такого, что существует другой мир, где тебя нет? Но частица, само собой, выберет наилучший для себя вариант, поэтому…

— Дениз Георгиевич, ваше состояние как всегда стабильное, на этот раз даже без переломов. Удачливый вы человек, — щебетала знакомая медсестра с радугой на голове, отправляя мне документы из регистратуры прямиком на домашнюю электронную почту. Надоедливая маска была другого цвета, отвечая каноном моды этого года. Она что-то тихо сказала полненькой коллеге, после чего вмешалась в мою многозначительную паузу, — можете идти домой и смело писать в газеты! Человек, выживший при очередном землетрясении прямо в его эпицентре!

От ее разноцветного оптимизма, извергаемого во все стороны и на любую живность, меня слегка подташнивало. Возможно, что это были побочные эффекты после горстки медикаментов, попавших внутрь меня через все открытые в моем теле пути, но, скорее всего, это была приближающая старость, делающая из меня настоящего скрягу, которых я с ненавистью презирал в молодости. В глубине, конечно, чувствовал и видел сверлящее глаза воспоминание о своей жене, ее нескончаемом запасе радости и миролюбия. А ведь когда-то она тоже была медсестрой, пока не дослужилась до высших должностей, стремительно затем падая оттуда в сырую землю, подальше от меня. Скорбь и сожаление уже не преследовали меня, осталась лишь едва заметная и скользящая по извилинам мозга тоска.

Покидая стены, приевшейся мне за несколько лет больницы, я облегченно выдохнул, наслаждаясь падающим вниз снегом, безуспешно пытающимся достать земли и растворяясь от кипящей жизни здесь. Вызвав такси, поехал домой, обдумывая без особого рвения новый случай и кота Шрёдингера, связывая все с «жить» и «умереть».

24 декабря 2055 года.

Символично выступать на конференции, полюбившегося всеми онлайн формата, спустя ровно десять лет после начала этой интересной истории для очерка. Сидя в собственном доме, я все-таки испытывал волнение перед давно знакомыми коллегами. В приоткрытое окно заметно сквозило. Шторы цвета шоколада, старательно выбираемые женой около 30 лет назад, развивались от осеннего ветра, с оттенками скорой зимы. Погрузившись целиком в науку, начал сотрудничать примерно три года назад с Российским университетом геофизики. Говорили, что за этой наукой будущее.

Мое выступление было небольшим, короткая статья, излагающая мои мысли по вечной жизни частиц, теории струн и множестве вселенных в принципе. Я здесь был по большей части, как слушатель, дабы подчерпнуть неизвестные до этого или ускользнувшие из памяти факты и найти единомышленников. Все три года моей активной научной деятельности, я сталкивался с непониманием старых друзей, что несколько тормозило меня, заставляя задаваться вопросами: «тем ли занимаюсь?», «Может обратно в градостроительство?»

Первый раз делаю запись здесь не потому, что случилось что-то резко меня удивляющее, а потому, что так захотело сердце. Мозг, вернее сказать, но биология от меня была непосильно далека. Раздраженно я мял полосатый галстук, стараясь держать себя в руках и стоя в центре виртуальной «камере пыток». Отвечать на вопросы было не сложно, особенно, если увиливать от основы.

3 ноября 2059 года.

Это случилось снова. Я вновь чуть не умер, купаясь в водах диких пляжей Ледовитого океана. Было холодно, когда я очнулся дома, в компании друзей, недоумевающих о том, как быстро я уходил все дальше в море, ударенный гребнем волны и на время потерявший ориентацию в пространстве. Еще больше их удивляло мое нормально состояние сейчас, перед ними за день до шестидесятилетия. Пусть синими губами, но я все же произнес едва слышное: «спасибо». Хотя в своей жизни я уже успел возжелать смерть, ожидая ее как сестру, вечно затягивающую меня в передряги. Странная закономерность каждый год календарной осенью со мной происходили несчастные случаи такого рода. Именно календарной, ибо несмотря на ноябрь, стояла летняя жара. Что поделать климат изменился после перехода полюсов не на свои места. Даже центры управления погоды были не в силах изменить катаклизмы самой матери природы.

Когда моя квартира вновь опустела я, резко и необдуманно вставая, вредя этим своему не оправившемуся организму, принялся судорожно отправлять все свои мысли и теории близким коллегам из института геофизики. Я боялся не успеть. Боялся умереть. Это бы означало, что мои труды зароются в землю со мной, в сырой чернозём, кишащий искусственно выведенными червями, ради поддержания хоть какой-то плодородности.

3 сентября 2062 года.

За огромным панорамным окном проносились машины, беззвучно удаляясь из досягаемого поля зрения. Обыкновенное кафе, не изменившее в себе буквально ничего с прошлого века, за исключением роботизированных официантов, становилось настоящей тихой обителью для людей, желающих не только слышать друг друга, но и слушать.

— Прошу прощения за опоздание, Дениз Георгиевич, не ожидал, что возможны пробки на такой высоте, — выдавливая смех и пытаясь аккуратно приземлиться на стул, с отдышкой произнёс мужчина с небольшим шрамом на брови. Странно, что при возможности нынешней техники, он не захотел его залечить, но на все своё воспоминание, которое, судя по всему, не желали удалять.

— Ничего страшного, я успел задуматься и не заметить вашего отсутствия, — честно солгал я, пряча саркастический тон под барьером безразличия.

— Вы уже что-то заказали? Пожалуй, возьму себе пасту, — высказался собеседник, щёлкая пальцами, чтобы призвать официанта.

Наконец, закончив медленный танец частичек салата и пасты во рту, мужчина с заметной сединой на висках нарушил молчание, начиная невнятно говорить через салфетку, промокавшую губы:

— Зовите меня просто Игорь, не хочу официальной атмосферы между нами. Приятно знать, что вы всё-таки согласились на встречу со мной.

— Я лишь исполнил просьбу старого друга. Ваша дочь умерла, сочувствую, — бесцеремонно произнёс я, нервно гладя пуговицу на кофте, — мы похожи с вами убившим нас горем, но неужели вы осмелились на антинаучные эксперименты. Вы же физик, отрицающий все это, я не прав?

— Все действительно так, — скромно улыбаясь проговорил он, просматривая электронное меню дальше, — в своё время вы свихнулись, как и я. Когда хочешь вернуть человека из смертельного сна, то не совсем понимаешь, что это антинаучно, даже сумасшедше. Признаюсь, меня чуть не выгнали с работы тогда.

— Какие же эксперименты вы проводили? — заинтересованно заморгал я, отвлекаясь от жизни за окном.

— Вам известно что-нибудь о мультивселенных? Я оставлял людей на волосок от смерти, в тот момент, когда их жизнь могла, либо продолжиться, либо остановиться. Я искал момент деления мира на два, надеясь понять как это работает и появиться там, где она жива.

20 мая 2069 года.

Встав, наконец, с инвалидной коляски, спустя полгода после очередной аварии, я понял, что играю с жизнью в игру: «умри или умри». Занимательно каждый раз при разных условиях выбирать вариант «или». Медсестра, дослужившаяся до звания «старшая» и сменившая, в конечном итоге, радугу на голове на спокойный голубой цвет, в который раз отправляла мне документы по лечению на электронную почту, привычно удивляясь завидев меня снова. Ее оптимизм поубавился, что меня, конечно, радовало. Юношеский максимализм улетучился, с опозданием, но всё-таки успешно оставляя угрюмость не только на внешнем виде девушки, но и, смею полагать, что на внутреннем мироощущении.

Я знал, что приду в больницу ещё не раз. Согласно моей теории каждый человек и есть тот самый «кот Шрёдингера», который жив и мёртв одновременно бесконечное количество раз до тех пор, пока мы не откроем коробку. Но что такое коробка? Момент перед выбором, когда ещё два решения существуют?

На квантовом уровне частицы фотона, в свою очередь, имеют особую суперпозицию. То есть существуют одновременно везде. Не так давно я узнал и о теории мультивселенных. Если бы возможно было перенести людей на уровень частиц, то некоторые размышления имели, в таком случае, разумное основание. Например, о создании в момент «смерти» второго мира, где человек будет жив, а не мёртв.

Сходя с ума постепенно, но с толком, я представлял себя именно этой частицей, которая будет жить до конца. Бессмертно скитаясь по миру, предназначенному только мне. Оберегающего только мою жизнь. Я возвёл себя венцом всего, не понимая, как сильно падал в пропасть. Мою теорию подтверждали один за одним ученые, проверяя ее экспериментально, выводя новые сумасшедшие законы, переворачивая все с ног на голову. Я стал анархистом, презираемым самим собой человеком. Я стал никем. Вечностью, болезненно существующей.

13 октября 2074 года.

Я не выдержал и сделал это сам. Признаюсь честно, было странно глотать горсть таблеток, ощущая себя забитым в угол подростком, но иначе не выходило. Мне становилось больно наблюдать за тем, как один за другим уходит из моей жизни человек, прах которого погребался в биоурне в парке умерших. Постепенно я остался совсем один, сходя с ума от скуки и нежелания жить. Извечная физика порядком надоела, а чтение раритетных книг стало непосильно дорогим развлечением. Позже я уже сходил с ума в клинике, куда меня поместили после попытки самоубийства. Обычная психбольница гордо принимала таких, как я — уставших от жизни людей — обещая раз и навсегда вселить в нас любовь к миру и желание жить.

***

Чайки шумели особенно громко, пикируя вниз и пытаясь поживиться хоть какой-нибудь оставшейся рыбой. Удивительно было видеть все таким нетронутым человеком. Прибрежные воды почти бесшумно ласкали каменный берег, изредка отлетая каплями на потрепанные ботинки старика. Он терпеливо ждал, когда прочитают его заметки.

— Дениз, скажите, как часто вы посещаете это место? — спустя получасового молчания изрекла белокурая девушка, откладывая блокнот в сторону.

— На столько, на сколько позволяют больничные руководители, — не ожидая вопроса, вымолвил мужчина.

— Вы были здесь с Ней? — аккуратно спросила девушка, слегка наклоняясь вперёд, — простите, если задеваю старые раны.

— Ничего, ничего, — постарался скрыть наплывшие воспоминания Дениз, закашлявшись, — были. Немного раз, но были.

— Извините за бестактность, но я заметила, что вы вели речь о каких-то экспериментах, которые вы проводили после ее смерти, — от неудобства девушка встала и заходила вокруг, пиная камни, улетающие прямо в море, начинающее бушевать.

— Раз я дал вам право ознакомиться с моей записной книжкой, значит вы имеете право задавать вопросы, — спокойно откликнулся старик, наблюдая как собеседница всё-таки садится рядом, — я любил ее. По-настоящему. Сложно отпускать человека, не зная, где его потом искать. Тем более если речь идёт о смерти. Забавно, но я начал тогда искать способы попасть в параллельные миры, где она должна быть живой. Разумеется без какой-то базы это было абсурдно.

— Вы нашли ее там? — несмело проговорила девушка, потирая лицо руками.

— Да, — коротко ответил он, — но мукой было наблюдать, будучи невидимым, не имея шанса прикоснуться. К тому же сейчас я уже думаю: а не плод ли это моего воображения тогда был. Хотя и не важно. Любовь. Такое странное определение того, что нельзя выразить. Банально конечно, но думаю она сподвигла сменить мою сферу деятельности. Доказать что-то миру. Попытаться изменить его, сойдя с ума в конце концов. Но вы мне верите, я это вижу.

К лавочке подошли двое мужчин, присланные, судя по всему, из больницы. Белокурая девушка лишь дрожащими пальцами показала им на часы, прося таким образом отсрочку. Они отошли, но не далеко, ожидая указанного времени. Смелая чайка подбежала прямо к старику, пытаясь клевать камни у его ног. Безуспешно.

— Я сожалею, что мы так мало поговорили, — изрёк Дениз, отгоняя назойливую чайку.

— Но вы должны кое-что узнать, — шепотом сказала девушка, пододвигаясь ближе к старику, — Знаете почему ваша теория действительно доказана и признана во всем мире?

— Почему? — нервно сглотнул мужчина, поправляя воротник рубашки.

— Дениз, вы — мысль, — будто отрезав, произнесла она, — вся ваша теория с многомировой интерпретацией существует только потому, что вы маленькая частица на уровне квантового мира. Вы байт, несущий информацию. Вас выдумали, как и этот мир, как другие похожие миры.

— Что за чепуху вы несёте? — испуганно произнёс Дениз, глубоко выдыхая, — я должен поверить вам в том, что работа всей моей жизни лишь чей-то вымысел? Да как это возможно доказать вообще?!

— Успокойтесь, — сказала тихо девушка, смотря на медбратов, неодобрительно следивших за ними, — это сложно признать, но подумайте сами: сколько раз вы замечали «несостыковки» в этом мире? Сколько раз, поворачиваясь вы видели сначала только темноту? От чего ваша теория, которая возможна на уровне микромира, существует здесь? И по законам ли природы не умирать, Дениз?

— Но, но зачем это кому-то придумывать? Зачем мне быть мыслью кого-то? Это же ненаучно, — искал поводы верить сам себе старик, судорожно хватая свою записную книжку и засовывая в нагрудный карман.

— Ваш мир, построен как подобие погибающего настоящего мира. Только для того, чтобы понять можно ли исправить что-то на уровне мыслей людей. Таких миров много, но только вы, благодаря своей теории держались так долго. Дениз, из-за вас этот мир не ушёл в забытие, но только от вас зависит его дальнейшая судьба, — тараторила девушка уверенно, подзывая медбратов.

Медленно подошли служащие больницы, готовясь помочь подняться старику, обессилевшего после таких странных вестей. Чайки затихли, предвкушая дальнейшее развитие событий. Лишь море стало все сильнее бушевать, ожидая конца.

— Дениз, в ваших силах уничтожить все или начать с самого начала в этом мире, помните это, — кричала вслед девушка, размахивая записной книжкой, которая все же осталась у неё.

Мужчина остановился, обнаружив наконец пропажу. Медленно сел на каменный пляж, несмотря на протест медбратов. Последний раз посмотрел на уже не такое родное небо для него.

— Мысль или нет. Я всегда был и остаюсь человеком, — крикнул девушке Дениз, — и умереть я хочу как человек, а не как вершитель судьбы этого мира.

Морские волны раз за разом, с новой силой добирались до мужчины, хотя и служащие больницы пытались судорожно его оттащить. Вода поглощала его тело целиком, затаскивая в океан, в свой дом, в самого себя ту мысль, которая была настоящим человеком. Человеком своего мира.