Рубильники
Пробежался пальцами по клавишам; близоруко вгляделся в экран. Пошарил за ухом в поисках карандаша, не нашёл и, схватив первую попавшуюся ручку, добавил строку на измочаленном тетрадном листе.
— Надо будет это перепечатать и заламинировать. Всё-таки основы письменности...
Обернулся на ассистента, отмахнулся:
— Ну тебя… Набери лучше Колосова, спроси, сможет ли зайти.
— Он и сам обещался во второй половине дня.
— Прекрасно, — пробормотал, барабаня по столу. — Дай-ка смету...
Яков Вадимыч протянул ещё одну исписанную, покрытую сетью приписок бумажку и поднялся с вертящегося кресла.
— Кофе, Игнат Фёдорович?
— Кофе! Лучше бы вникал… Я уйду — кто будет этим заниматься?
— Да куда вы уйдёте? — сочно расхохотался Яшка. — Уже сколько с этим барахтаетесь. Сами говорили, наука не отпускает.
— Не отпускает, — откидываясь на спинку и, растопырив локти, потирая под очками глаза, выдохнул Игнат. — Не отпускает… Слушай, кофеман, а набери-ка ещё Элиду.
— Юно моменто, Игнат Фёдорович…
— Ты мне повыражайся тут на иностранном!
Яков прикрыл рот рукой и быстро оглянулся.
— Простите. Не повторится.
— Тебе штраф платить, не мне. Говорят, нынче опять повысили.
— Ага. Растут быстрее, чем цены на масло…
— Ага. Уж лучше агакать, чем эти их словечки...
Яков ещё раз тревожно оглянулся.
— Не повторится. Элида Нимановна на связи.
— Алло… Привет, Элидушка. Вот какое дело: сегодня вопросы будем решать по финансам, так что домой рано не жди. Ты же знаешь, да… Поют романсы, как обычно. А-а… Да как так я забыл-то!.. Ну я постараюсь побыстрее, постараюсь, но ты же знаешь, за каждый сектор воюем… Да, милая моя, в крайнем случае, встречу после… До вечера, милая, до вечера.
— Вот всем бы такую любовь, — хмыкнул Яков, всё ещё слегка красный.
— Так в чём дело? Всё в наших руках.
— Слушайте, Игнат Фёдорович, а вот эти наши рубильнички… Вот бы хорошо, если бы ими, так сказать, чувства можно быть включать. Вы спросите, вдруг выделят деньги на эту сферу. Можно к социальным нуждам приплести…
— Типун тебе на язык, Яшка. Ещё чего не хватало…
— Ну а всё-таки? Ведь потенциально-то — вполне! Найти на вашей карте соответствующие гены, простимулировать эпигено́м в нужных местах, и…
— Вот сиди и ищи, — хмыкнул Игнат, подталкивая ассистенту скрученный в рулон ватман. — Найдёшь?
Яков развернул разграфлённый ватман, вгляделся в мелкие, с четверть тетрадной, клетки. Провёл ногтем по красной дорожке, перескочил на синюю.
— Так я вам говорю — надо оцифровать. Нейросеть обучить на уже расшифрованных участках...
— Годы, годы, батенька, — откликнулся Игнат. — Пока найдёшь нужный участок, пока отыщешь мотиватор… Это тебе не такой рубильник, каким свет включают-выключают. Всё. Давай уже твой кофе, и хватить мечтать. Делаем, что по плану положено, на прочее пока рот не разеваем.
Колосов явился раньше, чем ожидалось; Игнат подпрыгнул на стуле, окропив клавиши кофейной бурдой.
— Неожиданно вы, товарищ генерал…
Колосов, не здороваясь, втиснулся на место ассистента, хмуро оглядел заставленную старой мебелью, заваленную книгами лабораторию. Буркнул:
— Вроде вы тут на острие, науку двигаете, а бардак какой.
— Что поделать, — манжетом протирая клавиатуру, усмехнулся Игнат. — Руки не доходят… Вот, только на сегодня разгреблись, а уже на совещание бежать. Некогда марафет наводить.
— Не будет совещания, — покачал седой головой Колосов. Глянул из-под бровей, отрезал: — Прекращаем финансирование ваших игрушек. Для военных нужд не годно — нечего и деньги тратить.
— Но… погодите-ка. — Игнат выставил перед собой ладони, беспомощно зашарил в поисках очков. — Какие игрушки… Это не игра. Я ведь докладывал, это в перспективе и лекарства, и диагностика, и…
— И, и! — передразнил Колосов. — И-и-и — это поросёнок визжит. А вы должны результат давать. Что у вас кроме этих рисуночков?
Генерал потряс ватманом с картой эпигенома, стряхнул со стола несколько карандашей. Игнат резко замотал головой:
— Эти рисуночки — рубильники! Отключать, включать… Надстройка над генами! Ведь не одним ДНК мы живы, его можно регулировать вот этими самыми рубильничками...
— Да что вы мне рассказываете, знаю я! — отмахнулся Колосов. — Всё, выключают все ваши рубильнички. Ни цели толковой, ни денег, только жрёте. Всё! Идите на свой концерт с женой, никакой не будет встречи по смете. Неделя вам на консервацию разработок, а со следующей припишем вас к отделу кадров. Пока с ними посидите, собеседования будете проводить, инструкции составлять для молодёжи…
— Но погодите! — чувствуя, как разрастаются, споря внутри, бессилие и паника, крикнул Игнат. — Погодите… Будут деньги от нас, я обещаю! Но нужны разработки! Нужно ещё время! Как мне вас убедить?!
— Меня-то зачем убеждать? — тяжело поднимаясь, буркнул Колосов. Пинком отправил кресло под стол. — Убеждать надо руководство. А они всё решили, ещё вчера. Всё, Инат Фёдорыч, всё! Отбой. Неделя на консервацию! И чтобы...
— А если я… ну, уменьшите мою зарплату… ассистентов разгоним… — отчаянно перебил Игнат, но генерал, не слушая, махнул рукой, вышел.
Жалобно тренькнул в двери облупившийся витраж.
— Привет, солнышко! Как ты рано! Перекусить успеешь… Обедал хоть сегодня?
Игнат вяло чмокнул жену в висок, отстранил, скинул ботинки, прошёл в комнату.
— Игнатик?..
Сел на диван, уставился в окно.
— Что случилось?..
Элида бросила свои приготовления — наваленные на стул кофточки, выстроившиеся на подоконнике баночки и флаконы, — села рядом. Осторожно обняла.
— Что такое, Игнатик?..
Он попытался стряхнуть её руку, но она удержала. Мягко похлопала по плечу.
— Опять выговор? Проштрафился чем-то? Петухов раньше закончил?..
— Не-ет… — тяжело выдохнул Игнат.
— Финансирование урезали?
Он согнулся, спрятал лицо в ладони. Процедил:
— Вообще сняли. Я с понедельника в отделе кадров.
— Бедный мой… — Элида прижала к себе, покачивая, как маленького. — Ну… Всё наладится. Может быть, после праздников опять дадут. Всегда же так: то урежут, то…
— Отдел закрывают! Понимаешь? Дали неделю на консервацию…
Жена замолчала. Игнат закрыл глаза, отдаваясь тоске. Запрокинул голову. Пробормотал:
— Не себя жалко. Нет. Науку же рубят… Сук, на котором сидят. Это же в перспективе — вечная жизнь… суперлюди…
— Ты же можешь заниматься дома, — тихонько предложила Элида, поглаживая по спине. — Никто твой эпигеном не отбирает. Забери домой образцы, и…
— Могу, — отрешённо кивнул он. Скривился, глядя на огромный, как взлётное поле, заставленный микроскопами, заваленный блокнотами стол в углу. — Да разве тут много наковыряешь…
Элида вздохнула. Предложила:
— Хочешь, не пойду никуда? Посидим дома. Приготовлю чихоху. Посмотрим вместе что-нибудь…
— Чихоха — это хорошо, — через силу улыбнулся Игнат. — Только опять запах пойдёт, соседи настучат…
— Уж в блюдах-то зачем расизм устраивать, — проворчала Элида. — Мало ли, кто первым приготовил, главное — вкусно…
Игнат усмехнулся. Покачал головой.
— Иди, Элидуш. Сходи на свой вечер… А я посижу дома. Потом встречу тебя, договорились?
Жена, закусив губу, смотрела на него с полминуты. Наконец кивнула.
— Только ты звони, ладно? Я, как приеду, тоже тебе звякну...
Игнат кивнул. Элида, пожав ему руку, встала, вернулась к своим одёжкам. Разложила на гладильной доске платье, принялась отпаривать, потом перебрала баночки… Он отрешённо наблюдал, как она пудрится, красится, подводит глаза и губы. В голове бродили невесёлые мысли. Элида заплетала непослушные косы, дёргала седые волоски, о чём-то щебетала, стараясь его расшевелить. Сквозь пелену пробивались отдельные слова, фразы: кальций для волос. Морщинки… Эх, молодость уходит…
Он невесело улыбнулся. Стандартные женские переживания. Молодильные яблоки им подавай… А Яшке — пультик от чувств. Эх, а ведь если напрячься, если, действительно, нейронку натаскать, расшифровать, найти нужные участки, мотиваторы… Можно было бы всё это устроить. Ого ведь какой спрос бы был. А они этого не понимают… «Руководство убеждайте»! Поди его убеди, что на эпигенетике можно зарабатывать ещё как, дайте только время… Ещё как… ещё как...
Игнат вскочил.
— Элидуша, я встречу. Отзвонись, как придёшь.
Сунул ноги в ботинки, кое-как зашнуровал и выбежал из квартиры.
— А говорили — годы, годы! — поддел Яков.
— Мотиваторы совершают чудеса не только в эпигенетике, — ворчливо откликнулся Игнат и придвинул к себе ватман. — Яшка! Ах, Яшка, какая это будет история! Ну, приступим, помолясь.
Это действительно оказалась история так история. Игнат напряг красноречие, Колосов подтянул связи, жёны руководства, так дальновидно приглашённые на презентацию, подхватили идею — и дело пошло, стремительно пошло в гору. Спустя четыре месяца Игнат с Яковом рассматривали сигнальный экземпляр — маленькую розовую капсулу.
— Я вот что подумал, Игнат Фёдорович, — запуская в волосы растопыренную пятерню, пристально глядя на капсулу, протянул Яков. — Вот мы с вами сделали эту таблетку… А ведь можно и в напиток запустить набор мотиваторов, так? Какая разница? Так даже быстрее будет попадать в кровь, действовать на эпигеном. Можно сделать навроде вакцины, ботокса — в шприцах. Ну, как для элиты. Можно ещё придумать всякие формы, наводнить рынок…
— Этим без нас маркетологи займутся, — отмахнулся Игнат, не сводя глаз с капсулы. — Наша с тобой забота — продлить действие… Месяц — маловато.
Яшка, как цыганка, передёрнул плечами. Заявил:
— Ой ли! Если брать во внимание цель, так это очень даже ей сопутствует. Чем короче период, тем чаще нашим клиенткам придётся покупать лекарства…
— В том-то и дело, что пока всё проведено как лекарства. Мол, при регулярном употреблении эффект есть, а если перестать — пуф! — Игнат надул губы, ещё раз повторил: — П-пуф! И всё! А надо бы, чтобы раз и навсегда… Как-то бы заставить наши рубильнички запоминать новое состояние, держаться его.
— Заставим! — тряхнул головой Яков. — Заста-а-авим, Игнат Фёдорыч!
Со счастливой улыбкой оглядел посвежевшую после ремонта лабораторию.
— А хорошо, что нас таки не закрыли. Таких дел ещё наворотим. Таких дел… Спасибо Элидии Нимановне за идею!
— Наворотим... — задумчиво откликнулся Игнат. — Спасибо…
Эта весна выдалась особенной; слухи начали доходить ещё в апреле, а к маю, к буйному цветению и ливням сирени, до столицы дошли и первые партии «Арофдиты». В городах при заводах, выбранных в качестве тестовых площадок, новый препарат уже шёл вовсю, и кое-кто из дам столицы тоже успел попробовать, но массово всё только начиналось.
Игнат, насвистывая, шагал домой мимо аптек, витрины которых пестрели лиловыми плакатами, мимо собиравшихся стайками, возбуждённо болтавших женщин, мимо цветущих клумб и набирающей силу зелени…
Дома его встретила взбудораженная Элида.
— Слушай, Игнатик, — не здороваясь, начала она. — Оля уже попробовала… Алина сегодня купила. Давай я тоже?
— Элидушка, милая моя, ну не надо пока, ну кто знает…
— Но ведь были уже испытания и лабораторные, и полевые… Сколько в Снежанске, в Иткуле уже попробовали! Ты ведь сам бы первым запретил продавать, если бы что-то не так…
Элида улыбалась выжидательно, непонимающе, дёргала за локоть, будто девчонка.
— Элидуша, тебя не смущает, что придётся постоянно, каждый месяц это пить?.. Я тебе говорил, заставить эпигеном сохранять возбуждение на участках трудно, когда ещё мы этого добьёмся…
— Какая разница, кремом мазаться или «Арофдиту» пить? — пожала плечами жена. — И то, и другое пожизненно. Только ты мне ещё найди крем с таким эффектом… А «Афродита»… Ты бы видел Олю. За какую-то неделю так изменилась! Ну? Игнатик, я попробую?..
— Ох, Элидка… — вздохнул он, обнимая жену. — Ну пожалуйста… Потерпи хоть годик. Я бы ни за что не запустил проект без годового тестирования, если бы не деньги…
— Зато можешь теперь хоть по уши в свою эпигенетику закопаться, — весело кивнула жена. — Да? А год… Все будут ходить красивые, подтянутые. А я целый год буду клушей сидеть? Смеяться же будут. Подозрения начнутся: с чего это жена главного создателя не пользуется? Что-то тут не так… Что-то не чисто…
— Тьфу-тьфу! — суеверно постучал по виску Игнат. — Типун тебе на язык, Элида!
— Разве не хочешь, чтобы я была красивая? — лукаво спросила жена. Игнат покачал головой.
— Валяй уж… Да в аптеке-то не бери, я тебе принесу из лаборатории.
— У вас разве сыворотка есть? Я думала, она только на заводах.
— У нас капсулы. Солнышко моё, вот вроде жена учёного, а в такую ерунду веришь. Хоть в сыворотке, хоть в таблетке всё одинаково. Это так… Чтоб цену набить, разные наборы.
— А можешь сегодня принести? А?..
— Так пятница, Элид! Всё закрыто. Я поспать хотел пораньше лечь...
— Ой, уж тебе так и не откроют! Давай прогуляемся до института… Ты заглянешь, возьмёшь, и тут же обратно. А?..
— Ох, Элидка, Элидка… Айда.
— Здрасьте, Игнат Фёдорыч, здрасьте, — устраиваясь на диванчике, протянул Колосов. — Как вы тут поживаете? Попросторней в этом помещении?
— Попросторней, потеплее, благодарствуем, — откликнулся, отъезжая от стола, Игнат. — С чем заглянули, товарищ генерал? Угостить вас чем? Чай, кофе? Покрепче?..
Колосов покосился на изящный подвесной шкафчик, покачал головой. Яшка в углу сидел, будто его не было: строчил первую самостоятельную статью по эпигенетике.
— Не сейчас, Игнат Фёдорыч. Я к вам с весточкой… — Генерал красноречиво поднял глаза к потолку. — Хвалят вас. Зарплату поднимают. Проект успешный вышел, все прогнозы превзошли, запускаем новое производство в Аляпинске. Просят вас подумать над продолжением.
— А как же, — кивнул Игнат. — Уже. Вот, Яков Вадимыч очень дельную мысль предложил: морщинки-прыщики мы им убрали, кожу подтянутую обеспечили… Что, говорит, если теперь стройность нам запрограммировать на уровне эпигенома?
— Работаете на опережение, я смотрю, — ухмыльнулся генерал.
— А как же, — повторил Игнат. — Участок расшифровали. Осталось только нужный мотиватор найти для эпигена. Молоточек…
— У вас вроде раньше рубильнички были?
— Так чтобы рубильничек включить, надо по нему молоточком тюкнуть. — Игнат хрустнул пальцами, потянулся к ополовиненной чашке. — Рубильник — эпиген, молоток — его мотиватор… Для стройности знаете какой ген нужно включить?
— Антиобжорства?
— Не так грубо, — засмеялся Игнат. — Но по сути верно. Ген насыщения. Тот, у кого он всегда будет рабочим, всегда будет сыт. Только при этом надо, чтобы организм всё же как-то подавал сигналы, требовал регулярного приёма пищи. Иначе получим нацию анорексичек…
— Молодцы, молодцы, — кивнул Колосов. — Ищите. Дали вам два месяца на проработку идеи. Аналитики, маркетологи — все в вашем распоряжении. Вы там подумайте, назначьте дату презентации по-черновому. Только про нацию-то на презентации не шутите. А то…
Генерал снова красноречиво возвёл глаза к потолку. Игнат кивнул.
— Рабочее название — «Афродита-2». А слоган какой креативщики сами подберут. Ваша работа — суть… И да, Игнат Фёдорович… — поднимаясь, добавил генерал. — Нюансик один. Я уж вам заранее скажу. Когда будем презентовать, супруга ваша пусть дома посидит. Не берите её, незачем гусей дразнить...
Элида сидела у туалетного столика, скрытая от взоров баррикадой лиловых банок. Озабоченно считала, задумчиво замирала, прикидывая… Наконец подала голос:
— Слушай, Игнатик, совсем мало осталось. Можешь принести «Диану» завтра? «Афродита» пока есть, а вот «Диана»…
— Солнышко моё, а ты не хочешь отказаться от этих штучек? — выпинывая из-под дивана блестящую коробку, спросил Игнат.
Жена обернулась от зеркала — блестящие глаза, спадающие мягкой волной волосы, талия, какой позавидовала бы и Дюймовочка… Возмущённо подняла брови:
— Нет, конечно! Кто в здравом уме от такого откажется?
Игнат вздохнул.
— Элидуш… Ты не обижайся, милая моя… Я не смогу принести. Заглянем в аптеку по пути, ладно?
— Не сможешь?.. А, да… Ладно, — смутилась жена. Нахмурилась, зажала в зубах шпильки, отвернулась к зеркалу. Даже в отражении было видно: покраснела. — Я сама зайду, выбрось из головы.
Игнат сцепил пальцы. Встал, подошёл к ней, обнял сзади.
— Элидуша. Не могу выбросить. Что за бред! Мне — и нельзя взять…
— А ты не говори, что для меня, — избегая смотреть в глаза, предложила жена. — Скажи… знакомой в подарок.
Игнат покачал головой.
— Не поверят. В анкете-то всё указано. Сколько раз уже пожалел, что указал. Кто ж знал-то тогда… И своровать не своруешь. Каждая лабораторная капсула на учёте.
Помолчал, глядя, как жена накручивает на палец русую прядь.
— Элид. Уезжай, а?
— Я без тебя не поеду.
— Уезжай, пока не поздно. Кто знает, что потом будет… Закроют границы. Окажемся, как в клетке.
— Я без тебя не поеду, — повторила жена. Краснота сошла, глаз Элида больше не прятала: встретилась с ним взглядом в зеркале, упрямо вздёрнула подбородок: — Если уезжать — то вместе.
— Кто ж меня отпустит. Ты ведь знаешь, невыездной…
Жена ловко извернулась, выскользнула из его рук. Склонила голову:
— Игнат. Что случилось? Какие-то слухи?.. Есть почва?..
— Да нет, нет… Так. Нервное, — вздохнул он, усаживаясь на её пуфик. — Просто… волнуюсь за тебя, Элидуша. Всё-таки гайки завинчивают. Я же не просто так тебя на презентацию не взял…
— Да уж догадалась, — пожала плечами она. — Только гайки-то всю жизнь завинчивают. Что теперь, помирать ложиться?
— Не помирать. Уезжать.
Элида обхватила руками его лицо, потёрлась щекой о плечо. Пахло от неё мягко и сладко; парфюмеры не одну неделю бились, чтобы сочетание «Афродиты» и «Дианы» давало приятный запах...
— Давай так. Если будет что-то тревожное — по-настоящему тревожное... Если у тебя точные подозрения появятся… Я уеду. А так… Ну как я без тебя, Игнатик?..
— Как и я без тебя. Никак, Элидуш, никак… Кстати, милая моя, ты подумай вот ещё о чём на досуге. Чего тебе не хватает?.. Как женщине, имею в виду. Хотим запускать третий проект, думаем, что поставить. Денег полно, мы уже пятнадцать процентов эпигенома расшифровали. Только опять требуют. Больше… больше… Не дашь третьего продукта — снова начнут грозиться свернуть все исследования… Ты подумай, ладно?..
Осенью в их широтах темнело резко и рано — чернота падала с небес плотным плащом, в прорехи которого изредка подмигивали звёзды. Элида пришла, когда на улицах уже вовсю светили фонари: в их серебристо-стальных лучах дождь походил на паутинные нити.
— Достала, — устало, но радостно крикнула жена с порога, складывая зонт и стряхивая с волос капли.
— В которой? — откликнулся из кладовой Игнат; кладовку пришлось переделать под кабинет, перетащить книги, реактивы… Стол у окна Элида заняла под холодильник, в который складывала запасы «Флоры».
— У вокзала. Как раз успела, когда завезли партию.
Потягиваясь и потирая под очками глаза, Игнат вышел жене навстречу.
— Помоги-ка, — попросила Элида, возвращаясь в подъезд.
— Давай, давай, — отталкивая её, прикрикнул Игнат. — И так уже тащила от вокзала… Дай, я занесу!
Он вволок в прихожую старую спортивную сумку. Сквозь дыру возле лопнувшей молнии виднелись ярко-алые, с серебристой полоской коробки «Флоры».
Дотянул сумку до холодильника, распрямился, неловко разминая поясницу. Глядя, как жена, не успев раздеться, принялась разгружать покупки, негромко позвал:
— Элидуша!
Занятая посчётом, она не обернулась.
— Элид!
— А?..
— Элидуш. Я вот думаю… Может, зря я это подмахнул? Подмахнул и не подумал.
— Что — это? — сосредоточенно проверяя сроки годности, пробормотала жена.
— Ну, все эти препараты. Что-то мне уж это всё не нравится…
— А откуда бы тогда взялись деньги на твою эпигенетику? — хмыкнула она, забивая верхнюю полку. — И, вообще-то, ты только подумай: сколько женщин ты осчастливил?
— Так уж ли осчастливил, — глядя на видневшуюся из окна очередь к ближайшей аптеке, буркнул Игнат. — Сколько ты сегодня простояла?..
— Часа три, — захлопывая дверцу холодильника и наконец-то стягивая пальто, ответила Элида. — Да ладно. Зато целую сумку купила. Олька вот вчера вообще полдня ждала, а всё — кончилось прямо под носом.
— Вот видишь, — уныло произнёс Игнат.
— Солнышко. — Элида подошла, взяла его ладонь в свои руки, поцеловала. — Перестань. Что за хандра? Давай-ка сходим куда-нибудь, развеемся…
— Да куда сходишь? Всё закрыто, — мрачно фыркнул он. — Вся мощь — военным заводам…
— Ну, не вся, — кивая на холодильник, усмехнулась жена. — А сходить можно в «Соловей», он пока открыт. Сходим?.. Ты посмотри билеты. А я суп погрею… Голодная — жуть!
Без всякого желания Игнат открыл сайт кинотеатра. Они ещё успевали на последний сеанс — драма «Серая мельница».
— Мельница так мельница, — пробормотал он и принялся бронировать билеты. Вбил имена, паспортные данные… Первый билет взялся без проблем, второй выдал ошибку. Игнат перепроверил данные, ввёл всё ещё раз.
— Элидуш… Слушай, что-то я не могу взять билет на тебя. Ты ничего в паспорте не меняла?..
Лида выглянула из кухни с половником в руке.
— Нет вроде.
Игнат ввёл данные в третий раз. Зазвонил телефон. Он пожал плечами и взял трубку.
— Добрый вечер, административная служба кинотеатра «Соловей», — поздоровался приятный, но явно автоматический женский голос. — Вы совершили попытку покупки билета для гражданина неофициальной национальности. Просим принять во внимание, что, согласно постановлению правительства ноль-ноль семнадцать дробь тридцать четыре, на сеансы не допускаются граждане неофициальной национальности.
Элида смотрела вопросительно. Игнат положил телефон на стол экраном вниз; потёр лоб. Поднял глаза на жену.
— Какой-то сбой у них. Давай никуда не пойдём. Посидим дома… Закажем что-нибудь вкусненькое, поболтаем…
Элида улыбнулась, но покачала головой:
— Солнышко, если так, я лучше схожу ещё к водной станции. Там аптека круглосуточная, вдруг удастся урвать… Ты поешь и ложись спать. А я вернусь и тихонечко лягу рядышком, хорошо?
Как ни пыталась Элида затариться впрок, запасов хватило ненадолго. В день, когда жена впервые за год не приняла «Диану», Игнат с ноги вошёл в кабинет Колосова.
— Товарищ генерал!
Тот отвлёкся от монитора, шикнул, погрозил кулаком. Махнул на диван: мол, подожди. Игнат грузно и шумно сел. Заговорил, как только Колосов обернулся:
— Да, не официальной национальности. И что? Что она теперь, не человек? Я требую, чтобы мне, как сотруднику, соавтору, выделяли ежемесячную порцию всех трёх препаратов…
— Вы не шумите, Игнат Фёдорыч, — попросил генерал. — Не шумите. Я вот сам вас вызвать хотел, сказать — в будущем месяце проводим с почётом. Оклад будет хороший, дела передадите Якову Вадимычу, он человек способный, схватывает на лету…
Игнат встал и стремительно пересёк кабинет. Всколыхнулся плохо приклеенный плакат с ослепительной красоткой, подобно индийским женщинам державшей на голове пирамиду цветных коробок.
— Я иду к руководству.
Колосов с неожиданной прытью выскочил из-за стола, схватил его за запястье. Шепнул:
— Я вам спишу несколько коробок со склада. Но на большее не рассчитывайте. Ваше время прошло, Игнат Фёдорыч. Вам лучше уйти. Просто — тихо — уйти...
Игнат, задыхаясь, сбросил его руку и без куртки выбежал на улицу, задрал голову к небу. Густой, мокрый снег быстро залепил глаза, но даже сквозь пелену, обычно глушившую звуки, было слышно, как галдят у ближайшей аптеки бабы. Он постоял, прислушиваясь — показалось, разобрал голос Элиды, — пошёл сквозь туман на пульсирующий сиреневый свет. Элиды в толпе не оказалось; не оказалось её и дома.
— Прости, солнышко. Не успела с обедом, стояла в очереди...
На следующий день к дверям квартиры доставили три коробки — «Диана», «Флора», «Афродита». Элида тщательно осмотрела банки, проверила даты, внесла в расчерченный на столбцы блокнотный лист.
— Зачем? — слабо удивился Игнат. — Раз в день каждый день… Сложно запутаться.
— Учёт, — кратко ответила жена и продолжила своё занятие.
Дни тянулись, гулкие и ватные, пустые без работы, наполненные озабоченными телефонными разговорами Элиды, лозунгами о чистоте и свободе мыслей, разогретыми полуфабрикатами, новостями о новых и новых военных конфликтах...
Игнат болезненно ощущал, как тянутся недели, но не замечал, как летят месяцы. Опять зацвела сирень, но её запах, как и прочие уличные ароматы, перебивал сладкий душок тройной смеси. Лепестки опали, отошли тюльпаны, отшумели летние дожди, листва пожелтела, облетела, и снова под подошвами захрустел снег...
Бредя как-то раз, он чуть не опоздал отскочить с дороги: по заснеженной трассе, почти бесшумно, катил опутанный маскировочной сеткой грузовик. В этом сером саване, неслышный, он был едва различим — выдавал разве что лёгкий шорох шин о слежавшийся снег. Следом катил его брат-близнец. Смахивая с лица снежинки, Игнат вгляделся вдаль: ехала целая вереница… Он стоял, наверное, минут пять, пока колонна не миновала. В луче вспыхнувшего фонаря прочитал на одном из бортов: за официальную нацию. За чистоту мыслей и генов.
Негнущимися, замёрзшими пальцами вынул телефон. Как мог, спокойно, велел:
— Элидуш? Ты дома? Бросай. Беги домой сейчас же. Бросай очередь, я тебе сказал! Живо!
Они столкнулись уже у подъезда. Игнат сгрёб жену в охапку, прижал к себе.
— Элида… Ты уезжаешь сейчас же… Сегодня же!
Она тряслась и, кажется, даже не слышала его слов. Стуча зубами, выговаривала:
— Оля… Ты не видел её. Стала такая страшная… Она месяц не пьёт уже «Диану». Одрябла… Совсем старуха… Игнат, я боюсь! Боюсь! По радио говорят, на Сковородном проезде пробка, а я там была, там не пробка, там демонстрация… Они требуют включить эпигенетику в нацпрограмму, чтобы не нужно было пожизненно принимать препараты… Я боюсь!
— Не того боишься, — увлекая её в подъезд, с третьей попытки попадая ключом в замок, бормотал Игнат. — Не того боишься, Элида…
Ночь он потратил на то, чтобы найти безопасный маршрут выезда, но к рассвету смирился с поражением: для лиц неофициальной национальности границы были закрыты.
— Говорил тебе, говорил, уезжай! — крикнул Игнат, вдарив по покрывавшему стол стеклу. Лида проснулась, испуганно вскинулась и тут же, босая, побежала к зеркалу. Включила свет, принялась ощупывать щёки, запястья, шею…
— Ладно. Ладно...
Ещё несколько часов ушло на то, чтобы найти человека, который мог обеспечить фальшивые документы.
— Лида, — прерывающимся голосом велел Игнат. — Собирай вещи… Сегодня вечером уезжаешь.
Жена металась по квартире, иногда плакала, то и дело подходила к зеркалу. К вечеру сумки, полные остатков ярких коробок, с кое-как впихнутыми личными вещами, стояли у порога. Лида, испуганная и опустошённая, с синяками под глазами и враз проступившей сединой, прилегла на часок. Игнат, раскачиваясь, сидел на стуле, гипнотизируя телефон. Звонок, подтверждающий, что отъезд в силе, должен был раздаться с минуты на минуту.
Под окнами дома шли и шли колонны грузовиков, укрытых маскировкой. Игнат протирал глаза, смотрел, вглядывался в прорезаемую фарами снежную темноту и чувствовал, как набирает обороты сердце. Звонка всё не было; силясь унять жар, он прислонился лбом к холодному стеклу балкона.
Притихший, залепленный снегом сумрак разломил вой сирены. Вздрогнув, Игнат отпрянул. Сквозь глухоту зимы, сквозь метель и стеклопакеты, усиленное охрипшими мегафонами, донеслось:
— Новая эра скоро! Неофициальные национальности вне закона! Мы шагнём на оккупированные ими территории, мы захватим их заводы. Красоты и молодости хватит на всех наших женщин!
Мотая головой, как только что разбуженный от жуткого сна, пятясь, он отошёл вглубь комнаты, судорожно погасил весь свет, споткнулся о диван и упал одновременно с тем, как зазвонил телефон.
Проснулась и заплакала Элида.
— Ш-ш, ш-ш-ш, — онемевшими губами попросил он, поднося трубку к уху. Шёпотом отозвался: — Да! Слушаю!
Одно короткое «Отбой», череда гудков и пустота, такая же чёрная, как та, что застыла за окном, продавленная вереницей военного транспорта...
— Отбой, — бездумно повторил Игнат, не замечая, как сжимает руку жены. — Отбой…
— Больно! — вскрикнула Элида, и от отпустил её ладонь.
— Прости… Прости, милая моя… Элида, они отменили… Уехать не выйдет…
Жена смотрела на него растерянными, распахнутыми глазами. В темноте сверкали белки. Он слышал её шумное дыхание. Опустил голову. Сглотнул. Проговорил:
— Спокойно, — убеждая то ли её, то ли себя. — Спокойно. Я… с утра иду в институт. У меня осталось, чем их прижать… Элида… Спи, спи, милая моя… Всё будет хорошо…
Лицо у неё не плакало, только слёзы текли по щекам. Жена цеплялась за его руку, пока не уснула, и он сидел с ней, путаясь, пытаясь выбрать слова, которыми придётся убедить, умолить, пригрозить...
В первых сереньких отблесках зари он понял: с Элидой что-то не так. Он смотрел на неё полную минуту, и за эту минуту она не шевельнулась, не дёрнулась во сне, как будто даже не дышала. Игнат пригляделся, склонился над женой. Лицо покрывала серая, в мелких трещинках корка. Грудь едва поднималась, дыхание ощущалось поверхностным, редким. Пульс — разреженный.
— Элида! — заорал он, забыв обо всём. — Элида!
Она открыла глаза, с хрипом вдохнула. И, видимо, что-то почувствовала, потому что тут же попыталась вскочить — но удалось только сесть, и то с его помощью.
— Что со мной? — проговорила непривычно низко, сипло. Схватилась за его руку. В глазах, просвечивая сквозь полупрозрачную поволоку, мелькнула паника. — Что со мной?!
— Элидушка… лежи… лежи, пожалуйста…
Но она дёргалась, пыталась встать, спустила ноги на пол, держась за него, поднялась и едва не упала.
— Ноги… не держат… — прошептала она, и Игнат с ужасом увидел, как дрожат, ходят ходуном её колени.
— Так… Элида… Милая моя… Пожалуйста, ляг…
Но она упорно шла к зеркалу, щупая подбородок, что-то шепча, дыша тяжело, глубоко, с хрипом… Шлёпнула ладонью по выключателю и, озарённая россыпью мелких ярких ламп, горестно взвизгнула. Из зеркала смотрела мумия; даже не тень прежней Элиды — серая, облупившаяся, седая…
— Игна-ат! — истерично протянула она и осела на пол.
Рассвет застал его в кладовке. Ни в какой институт он не пошёл; поднял записи, сделанные ещё на заре работы над «Афродитой» и по счастью лежавшие дома, и принялся судорожно высчитывать возможность существования антидота.
Он ломал голову, пытаясь понять, что с женой. Побочка — это ясно; но почему с ней одной? Её подруги лишились препаратов ещё месяц назад и даже больше; есть женщины, которые также отказались от доз… Но ни с кем не было таких прецедентов… В чём дело? В чём дело?!
Паника мешала думать, прерывистые вздохи жены из глубины квартиры сбивали с мыслей; как Игнат ни пытался обуздать отчаяние, оно брало верх. Элида отказывалась от еды, к обеду перестала его узнавать; около четырёх начался бред.
Единственное, что хоть как-то объясняло её состояние, — передоз. В первые дни тестирования, когда Игнат получал «Афродиту» в неограниченных количествах, он принёс домой кто знает, сколько коробок… Куда они делись потом?.. Тогда было не до них; а теперь он вспомнил, что, когда «Афродита» массово исчезла с прилавков, Элида ещё некоторое время не испытывала никаких неудобств… Возможно, она припрятала те тестовые, сырые образцы, и… и…
Игнат в ужасе схватился за голову и обернулся на жену, которая больше походила на обтянутый кожей скелет, чем на человека.
— Элида… Элидка, зачем?!!
Он поднял первые расчёты, перевернул вверх дном все тестовые протоколы… К утру формула антидота была готова, но слишком поздно.
Слёз не было, тревоги не было, страха не было; всё закрыло, запаяло недоумением. Как? Как так?..
Спрятав листок с формулой за пазуху, Игнат оделся. Наклонился над Элидой, поцеловал в висок.
— Я недолго, милая.
Вышел из квартиры и переполненными, морозными, гудящими от демонстраций и техники улицами пошёл к институту.
— Моя жена умерла из-за того, что употребляла недоработанный вариант «Афродиты», — заявил он раздобревшему Колосову вместо приветствия. — Компонент, приведший к летальному исходу, в микродозах содержится и в итоговом составе. Он раз за разом отключает один из генов старения; при прекращении использования ген перестаёт деактивироваться, даёт сбой. Как следствие — резкое старение, очень быстрая смерть. Сейчас, прямо сейчас, в эту самую минуту, деактивация происходит в организмах тысяч женщин, прекративших приём «Афродиты». Я не проводил подсчёты для «Флоры» и «Дианы», но с их составом может оказаться то же самое. Итак, в эту самую минуту деактивация происходит в организмах всех, кто прекратил приём. Если вы не выкатите в продажу антидот, через несколько месяцев вы получите массовое старение нации, через несколько лет — масштабное проседание в приросте населения.
Генерал слушал молча. Молча взял, поднёс к глазам листок с формулой. Сощурившись, глянул на Игната.
— Соболезную по поводу супруги. Но чего вы хотите от меня?
— Разве не очевидно? — Перед глазами, словно болид, пронеслось отощавшее, пепельно-серое тело спящей Элиды. Спокойствие слетело разом. Игнат схватил Колосова за грудки и, обрызгав слюной, крикнул: — Запустить в производство! Хотите ещё больше смертей? Ещё больше? Ещё?!
Колосов аккуратно отцепил его руки.
— Я доложу руководству.
— Я сам доложу! — крикнул Игнат, судорожно мотая головой. Очки слетели, разбились, но звон и вмиг ставший невнятным мир не отрезвили. — Включите в группу тестирования! Разработку нужно начинать сейчас же!
Ноги подогнулись, он упал на диван, в бок, выбив дыхание, ударил угол подлокотника. Задыхаясь, Игнат принялся выкрикивать бессвязно:
— Завоюете весь мир! А толку? Толку, если наша собственная официальная нация вымрет? Толку? Элида — не человек? Я — не человек?! Я заработал вам мало денег? «Дианы»-«Флоры»! «Дианы»-«Флоры»! Ваша жена! Ваша собственная жёнушка умрёт!
...Его поместили в одиночный лабораторный бокс. Сколько Игнат провёл в прохладной, слабо освещённой тишине, он не помнил. Вышел пустым, угрюмым.
— Вашу формулу изучают. Завтра начнётся стадия тестирования, — отстранённо доложил Колосов. — Если желаете, вы будете включены в группу. Только зачем?..
— Зачем? — воззрился на него Игнат. — А если бы вы такое зло совершили… Если бы вы под удар поставили сотни тысяч… Вы бы не хотели искупить?..
Колосов помолчал. Хмыкнул. Добавил, берясь за ручку двери:
— Группу возглавляет майор Пешков.
— Почему не Яшка? — тускло уточнил Игнат. — Мы давно сработались. Дело пойдёт быстрее.
— Яков Вадимович возглавляет отдел военных разработок. Ему некогда возиться с красотой…
Игнат закинул голову. Выдохнул:
— Вот как…
Ему выделили место в его же лаборатории; за перегородкой печатал, словно строчил из пулемёта, Яшка.
— Привет, Яш.
Он откликнулся после паузы — выглянул из-за перегородки, скользнул мутным, затуманенным взглядом:
— Здорово, Игнат Фёдорыч…
— Наворотили мы дел, да?
— А?
— Помнишь, ты говорим: наворотим теперь дел…
— А-а… Мне некогда, извините…
Бывший ассистент скрылся за перегородкой. С лёгким шорохом выпорхнула, подлетев к ногам Игната, исчирканная бумажка. Он узнал фрагмент карты эпигенома, расшифрованный, навскидку, процентов на восемьдесят.
— Неплохо вы тут поработали, пока меня не было…
— Да, неплохо! — на этот раз с энтузиазмом откликнулся Яков, не снимая громоздких наушников. — Восемьдесят восемь процентов расписали, мотиватор нашли к каждому второму гену…
Игнат перевернул бумажку. Разработанным им шифром — тем самым, что Яшка называл когда-то основами письменности, — было начиркано: двухсекундная генерация. Выносливость печени. Сверхмощное сердце. Суперскорость. Острота зрения. Сверхбыстрота реакций…
Он не дошёл до конца списка. Скомкал бумажку, зажал в кулаке, беззвучно завыл.
— Что такое, Игнат Фёдорыч? — подкатился на стуле Яков. — Говорю же, некогда, а вы отвлекаете… Что такое?
— Это для чего? — суя ему под нос комок бумаги, выговорил Игнат. — Для чего такой набор, Яша?.. Яша, Яшенька, ты разве не понимаешь, что это…
— Уберсолдаты, да, — невозмутимо кивнул Яков Вадимович. — А что такое? В чём дело-то, Игнат Фёдорыч? Вы радоваться должны… Восемьдесят процентов генома расшифровано… Мы скоро не просто уберсолдата — мы уберчеловека сделаем!
Игнат задохнулся; закололо, застучало невпопад сердце.
— Сейчас… Сейчас! — засуетился Яков, мигом теряя всю важную шелуху. — Алло… Врача! В первую лабораторию, срочно! Похоже, с сердцем… Игнат Фёдорыч… Вы чего? Давайте, лягте… Вот так… Сейчас… Вот у вас сердце прихватило — а мы ведь вот-вот подберём мотиватор, чтоб выключать анкирины, и никаких сердечных приступов, никаких стрессов… Вы только представьте, как здорово! А кто основоположник? Основоположники-то — мы с вами!
Он бормотал ещё что-то, успокаивал, метался за водой, расстёгивал Игнату воротник, держал за руку… Мир плыл в тумане.
— Что? Что вы говорите?..
— Уберсолдат… зачем?
— Как зачем? Вы с луны свалились, Игнат Фёдорыч? За чистоту мыслей и генов. Неофициальных национальностей не останется, но ведь кто-то должен это сделать. Так пусть будут уберсолдаты… Мгновенная регенерация, реакция — на высшем уровне! Как вы правы были, что эпигенетика чудеса творить будет… Как вы были правы… Сейчас, сейчас, потерпите немножко… Приступ купируют, и всё будет хорошо. А там уже за анкирины возьмёмся, найдём рубильник, чтоб ваше сердце больше не шалило. Найдём, найдём обязательно. Обещаю, как только с прототипом солдата закончим — тут же сам возьмусь!