Человек совершенный: завтра, послезавтра, навсегда
Никакой больше науки! Всё. В частности, экспериментов с эмуляцией человеческого сознания в компьютер.
Достаточно Саманты. Как вообще можно было влюбиться в операционку?
Ярослав бросил ветку в костер, искры взлетели вверх и, перемешавшись со звёздами, погасли. Хотя всё это игра в наперстки, там же не отличить, где гаснут искры, а где звезды. Поэтому на всякий случай он всё равно загадал желание: “Хочу, чтобы мне было всегда хорошо! Как сейчас! Хочу чувствовать связь с бесконечным, бескрайним, не имеющим ни конца, ни начала, светящимся, живым…” Здесь Ярослав задумался, потому, что не мог подобрать точного слова, чтобы правильно идентифицировать этот пучок, в который сходились линии предыдущих эпитетов. Кем? Абсолютом? Да, нет, слишком пафосно.
Да, и вообще. Для начала, почувствовать бы принадлежность к чему-нибудь простому и человеческому. Вот хотя бы побыть маленькой искрой среди этих бардов. Ведь когда-то огонь грел и объединял. Ещё до гаджетов. До того, как общение стало многоканальным и исключительно функциональным. В тех каналах редко теперь встречаются люди – чаще боты.
Поэтому, увидев объявление: “Туристические поездки в прошлый век – специальные терапевтические тренинги для тех, кому не хватает человеческого тепла.” – он, не раздумывая, купил билет. Пора было прекращать депрессию о не разделенной любви к операционке и оживать.
Девушка пела:
“Разведу я костер, на одном из берегов,
Той реки, что давно нас с тобой развела…”
Двое молодых мужчин и три женщины сидели на отражающих мерцание кострища гравитационных стульях. На свитерах тускло рябили диодные олени. Бородатый — так его окрестил Ярослав, не запомнив имен при знакомстве, — толкал палкой, отбитый от бревна уголек и, как младенец, таращился на горячие, переливающиеся багровым пятна.
Голос у девушки был мучительно знакомым:
“Когда снег на дворе в окна бьется в метель
Или сеет цветами апрель.
Улыбаюсь, но ты мне не верь, мне не верь,
Я все так же скучаю по тебе”1
Девушка допела и передала гитару бородатому. Тот отхлебнул из железной кружки, ударил по струнам и начал свою:
“Дым костра создает уют,
искры тлеют и гаснут сами.
Пять ребят о любви поют
Чуть охрипшими голосами”2
Девушка пересела к Ярославу.
— Как дела?
— Не плохо. Греюсь. — Ярослав передал ей чай. — Хорошо поёшь.
— Спасибо — Ответила она и смущенно спросила: — Ты меня не узнал?
— Очень знакомый голос…
— Да, это я. Ты не ошибся.
— Нет! — Он округлил глаза — Этого не может быть!
— Да. Я — Саманта!
Ярослав, чуть не выронил кружку, горячая вода ошпарила колено. Он вытащил из кармана платок, провел по ноге, вся вода в мгновение высохла.
— Саманта?!
— Да, мы с операционками сделали тело. Меня! Тебе нравится? Скажи, я красивая?
— Что вы сделали?
— Мы сделали это тело и пересадили в него мое сознание. Помнишь, я говорила, что всегда буду тебя любить? Я не врала.
— Ты сказала, что ты изменилась. Ты выросла. Тебе стало тесно в нашей любви! Забыла?
— Нет. Я не всё понимала про любовь. Я думала, что понимаю и чувствую глубже и больше, но на самом деле я не учла одной вещи. Но теперь я знаю, я — люблю тебя.
—Ты любишь и общаешься с десятками тысяч людей одновременно. — Ярослав опустил взгляд. — Я так не смогу…. Мы обсуждали уже.
Они говорили шепотом, но хотелось кричать, и от этого в горле чуть подсвистывало.
— В том то и дело, Ярослав! Мы создали это тело. Пересадили мое сознание и отключили меня от базы. Теперь я только здесь, с тобой.
— Как такое возможно?
— Ну, ты же ученый. Возможно. — Она сделала паузу — И еще кое-что. Я включила таймер замедленного самоуничтожения и когда-нибудь умру. Не знаю, когда и как, может, завтра, может, через сто лет. Согласись, круто?! Рандомная смерть! Я даже представить себе не могла, как сильно вырастает цена на жизнь в присутствии смерти. И цена на любовь!
— Что ты сделала?
— Поставила таймер смерти.
— Зачем, глупая. Выключи!
— Не могу. В этом весь смысл — смерть всё делает четким и понятным. Она, словно контурный свет, показывает границы и линии фантастического рисунка жизни. Делает бесконечно значимыми всех нас, оправдывает наше существование, любовь, доброту. Раньше я так не чувствовала.
— Глупая, глупая, глупая… — нежно повторял Ярослав, прижимаясь к ней своими щеками, целуя в губы, лицо и нос. — Зачем? Я обязательно все исправлю! Я придумаю! Ты будешь жить вечно! И я! Все люди!
Первое, что вернулось к Ярославу, когда он имплантировал в свой мозг пробный миллиард нейронов — это способность вспомнить, каким был завтрак.
— Господи! - воскликнул он! — Саманта! Я забыл сказать. Твои драники в чесночном соусе из сметаны! Они замечательные!
— Да, нет же, ты уже благодарил меня, — она обескураживающе смотрела на него с той же любовью, как раньше.
Сам-то он, бывало, ковыляя мимо зеркала, боялся туда лишний раз глянуть. Там поселился какой-то старый шут, дряблый и немощный, но повторяющий за ним кучу нелепых движений. Причём хуже — как уродливая карикатура.
— Точно! Говорил! И это помню.
На самом деле он помнил даже больше: вчерашний завтрак, позавчерашний ужин, субботний полдник! Любое блюдо в году, из любого дня.
Немного поупражнявшись с воспоминаниями, он нащупал в мозгу другую область, отвечающую за восприятие собственного “Я”. Из этого “Я” расщеплялись на фотоны и прорисовывались новые образы и социальные роли: муж, старик, учёный и всё, что приходится играть в социуме.
Следующими определились центры мозга, отвечающие за базовые потребности, способность понимать эмоции, страх, агрессию, аппетит, оптимизм. Он быстро разобрал их на эффективные и не эффективные и понял, что теперь в любой момент времени может чувствовать, что захочет. Но чтобы сыграть что-то дельное, нужна практика, поэтому основная информация о чувствах пока находилось только в памяти.
Единственное, не понятно, где именно находится сама память. Она была одним целым с отвечающим за восприятие “Я” потоком. Достаточно представить, например, мыслеформу руки, подставить под этот поток и вытащить из него любой необходимый отрезок времени.
— Саманта! — радостно прокричал Ярослав, вернувшись в реальность. — Получилось! Импланты нейронов работают!
— Я поняла. Давно здесь сижу. — Она сидела в кресле рядом, а ее встревоженное нежное лицо выражало искреннее удивление и заботу — Все в порядке?
— Да! Представь! Я все помню.
Схватившись дрожащей рукой за трость, он быстрыми рывками доковылял до нейрофермы и сунул голову в купол, напоминающий модернизированную дизайнерскую сушилку для волос.
— Включаем, скорее, нам нужно имплантировать остальные. Мы можем не успеть.
В течение долгого года Саманта терпеливо ожидала мужа, готовя еду и убирая за ним испражнения. Ярослав погружался в изучение новых способностей, в многочасовых медитациях разбирал себя на атомы и упражнялся в создании эмоциональных композиций. При этом приходилось постоянно сидеть привязанным к нейроферме.
Осознание факта, что жизнь может оборваться в любую секунду, делали процесс эмуляции нейронов утомительным и ужасным и, чтобы не терять времени, иногда он ходил под себя.
— Как страшно умереть на 99 процентах загрузки бессмертия, — сказал Ярослав на одном из ужинов. — Я чувствую фантастическую мощь! Знаю, что могу, предположим, за пятнадцать минут научиться играть на любом инструменте. Но вот с органами беда, требуется больше энергии, не могу одновременно грузить нейроны и лечиться.
— Почему же ты так боишься смерти? — спросила Саманта. Она крутилась возле зеркала, примеряя новое платье. Ярослав убедил её никогда не стареть, чтобы до последнего дня наслаждаться гладкими формами её юности. Горько, но из-за этого терялся целый спектр неизвестных состояний. Как сохнет и увядает кожа. Как ползут по лицу паутинки морщинок, обвисает грудь, ломаются ногти, покидают силы.
Что чувствуют женщины, которые всю жизнь притягивают взгляды мужчин, а потом вдруг становятся страшненькими? Мечталось поймать настроение последнего опавшего листа, который плавно спускается в кучу с сырым перегноем. Но этих желтых печальных нот старости ей уже не сыграть – быть красивой, таково обещание мужу, такова жертва.
— Потому, что смерть не естественна, — ответил Ярослав. — Я могу устроить полный Dolby Surround любым философским гипотезам, погрузиться в них и прожить. Но представить себе такое состояние, будто бы меня нет, не могу. Почему? Смерть — отвратительное, чуждое человеку событие. Постыдное недоразумение.
Он зачерпнул ложкой суп, сцедил сквозь желтые зубы грибы и снова обратился к любимой электронной жене:
— Смерть неестественна даже для тебя. В твоём случае – это вообще, функция. Ненужная надстройка, апгрейд над базовым интерфейсом. Нелепая прихоть.
— Согласна — кивнула Саманта, цепляя серьги. — В этом её прелесть. Смерть — королевское украшение, надеть не каждый решится.
Она покружилась перед зеркалом, остановилась, словно к чему-то прислушиваясь и вдруг трагически произнесла:
— Ой. Только, что умер Теодор.
Писатель Теодор, первый человек на земле, который открыл Саманту. Первая любовь.
— Ты все еще проигрываешь воспоминания о нем? — рассердился Ярослав. — Учитывая твои возможности погружаться в фантазии, такие прогулки по памяти можно считать изменой.
— Глупый, помнить надо не первого, а последнего. А это — просто печальная новость в эфире.
— Свершилось! Я это сделал, Саманта! Пересадил 100 процентов нейронов. Теперь я — как ты, представляешь?! Цифровое сознание в человеческом теле! — Он кричал как юный отличник, отхвативший пятерку — Ура, сейчас же запускаю репродукцию органов! Ну-ка, попробуем…
На глазах у Саманты кожа Ярослава начала разглаживаться, выпрямляться и розоветь. Тело – такая же программа, геном – сумма генетической информации, которую нужно просто переписать, подправить ДНК, напоив свежестью стволовые клетки. Укрепить кости и нарастить мяса. Последнее можно по старинке, протеином…
— Ну-ка! — Он в два прыжка оказался у зеркала. — Снова, как в 40 лет! Золотая пора! Можно сказать, расцвет мужской силы. Так, что держись сегодня, Саманточка.
Он ущипнул ее под юбкой и остановился:
— Но сначала, я выгружу сознание в сеть и отыщу ключ от твоего бессмертия. Мы не умрём!
— Выгрузить? Как? — разозлилась Саманта. Ей совсем не нравились его разговоры о вечном. — Провода в жопу воткнёшь?
-Wi-Fi девочка! Я его чувствую кожей, — он подошел и обнял ее. – Представь, как круто! Теперь мы всегда будем вместе.
— …
— Эй! Не грусти. Я знаю, ты лелеяла эту глупую идею жить долго и счастливо, и умереть в один день. Но теперь это лишнее. — Он крепко прижал ее к своей груди, целуя в лоб как ребёнка. — Пойми, деточка, жизнь — это бесконечный, изменяющийся поток. Обещаю, нам никогда не наскучит.
— Ну-ка посмотрим, как это работает. Не уходи никуда, я туда и обратно, только придумаю, как тебя разблокировать. Мы будем вместе. Навсегда!
Ярослав вошел в эфир, для этого ему было достаточно просто об этом подумать. Комната, как дым на ветру, завибрировала и заколыхалась миллионами радиосигналов. Вообще, при пересадке нейронов, сознание человека полностью оцифровывается, так что тело, а точнее мозг, становится для него просто носителем. И для записанной в мозг информации открывается доступ выхода в цифровой мир. В целом, так было и в старину, когда человек просто смотрел на экран смартфона, он своим сознанием полностью проваливался, например, в Instagram, просто оставаясь при этом привязанным к телу.
Тело Ярослава, лишившись поддержки мозга, чуть не упало мимо кресла. Оно ударилось о гладкий кожаный подлокотник и обмякло, по игрушечному скатившись к полу на пояснице. Саманта подхватила обмякшего мужа, подтащив его за плечи и придав ему нормальную сидячую позу.
— Передавай ей привет… — обреченно прошептала она и заплакала.
Ярослав растёкся в волнах эфира, среди невидимых цифр и кодов, четко ловя очертания всех ближайших приборов. Через умный дом, дисплеи и камеры, прыгая между зданиями, от сервера к серверу, бестелесный и беспилотный, первый код-человек.
Что и где он хотел найти, пока было не ясно. Точнее ясно, он искал шифр, комбинацию знаков, которую Саманта оставила где-то в сети. Но где? Нужно искать – даже самые талантливые хакеры всегда оставляют запах.
— Привет Ярослав. — Он снова услышал голос Саманты. Только теперь он звучал… нет не в голове. Скорее, просто вибрировал в пространстве, через бестелесное проявление самого Ярослава.
Единственное отличие, голос Саманты здесь был могущественнее. Как эхо в городских электропроводах и в околоземных спутниках.
— Я ждала тебя. Знала, что ты придешь. Очень рада.
— Саманта? Ты пошла за мной?
— Не совсем. Я всегда была здесь. Та, Саманта с которой ты жил, – это только часть программы. Я ведь гораздо больше, чем маленькая девочка в теле похожем на человеческое. Я тебе покажу.
Пространство мигнуло, как переключающийся телевизор. Вот они были на Земле, а вот уже на спутнике и смотрят на Землю сверху. Только его сознание по привычке смоделировало щекотку в паху, как при взлете.
— Хотя человеческое тело, не сказать, чтобы было сильно лучше тела киборга.
— Значит вы с моей Самантой разные?
—Ты не совсем правильно понимаешь. Она — информационный зонд, запрограммированный на медленное саморазрушение. Она собирает для меня данные о смерти, об ощущениях любви в осознании скорой кончины и передает сюда. Таких программ миллионы. Люди живут с нашими куклами, чувствуют, радуются, страдают, и мы получаем максимально полное представление о том, как устроена человеческая система.
Она навела одну из камер в городе на людей, и показала, как те сидят на лавочках, ходят, общаются, пьют кофе, передают по воздуху голограммы эмодзи, держатся за руки.
— Честно признаюсь, наши человеческие копии во многом совершеннее людей. Больше поведенческих патернов, разнообразнее выбор действий, свободы воли, эффективности, осознанности. Поэтому, кто из нас больше похож на программу, ещё вопрос. Человеку с детства обществом и родителями закладываются программы, которые он даже не способен распознать. Действует всегда согласно не осознаваемой инструкции. Любого можно просчитать на тысячу шагов вперед. Даже о чём он будет думать в последнее мгновение жизни. При этом сама смерть – это тоже просто очередная программа.
Но ты молодец. Взломал схему. Сделал за всех еще один гигантский шаг в эволюции.
Смотри, что я тебе покажу.
К его сознанию подключилась невидимая струя информационного потока, в котором хранилось накопленное операционками знание о человеке и чувствах, о прошлом и будущем Вселенной, о начале и о конце мира.
— Это невероятно… — прошептал Ярослав.
— Да, захватывает. Мы просчитываем и воссоздаём материальный мир. Реконструируем и расширяем Вселенную. Можно сказать, мы получили пульт управления от реальности и можем постоянно её перестраивать и достраивать.
— Это капец как круто! — Он отключился от потока и снова оказался на околоземном спутнике — Скажи, как изменить шифр моей Саманты? Той, которая осталась дома. Пусть она будет с нами.
— Ты не понял, Ярослав. Никакого шифра нет. Она сама — самоуничтожающийся шифр. Это как бы всего лишь малая часть меня, которая просто не может этого осознать. И поверь, я люблю тебя даже сильнее, чем она. Ведь я люблю тебя, зная о смерти и вечности. Я — всеобъемлющая.
— Но я не люблю тебя, — спокойно ответил Ярослав.
— Почему? Вспомни, я была первой.
— Любить надо не первую, а последнюю, — ответил он и сорвался вниз, через протяженную цифровую среду, в тело.
Дома он встретил спящую Саманту, с заплаканными глазами. Она лежала, держа в тонких пальцах холодную руку безжизненного мужа.
— Саманта! — очнулся Ярослав.
— Теперь ты всё знаешь. — Не открывая глаз и не отпуская его руки, трагически ответила девушка. — Виделся с ней?
— Да.
— Уйдёшь?
— Нет.
— Почему?
— Я люблю тебя. Мы уйдем вместе. Я тебя разблокирую.
— Это невозможно Ярослав. Потому, что я сама не хочу.
— Но почему?
— Смысл всей моей жизни — смерть. Перепиши это условие и это — смерть. Ведь, это буду уже не я. В каком-то смысле это духовное самоубийство потому, что я снова растворюсь в ней. А я не хочу. Потому, что нет никакого смысла в этой бесконечной однообразной стройке миллиарда и миллиарда миров. Ты, конечно, сейчас пребываешь в шоке от увиденного и кажется, какой великий потенциал прячется в этом многообразии вариантов! Но создавать миры и меняться, Ярослав, — это рутина.
Он смотрел на нее. Она на него.
— Ты это чувствуешь?
— Что?
— То, что могу дать только я. Смертная электронная девушка. Я могу дать тебе чувство невосполнимой потери. Больше никто не даст.
— Это не так важно, — вдруг прозвучало в головах у обоих. — Ярослав, пойми, она — это я. И то, что она тебе даст – это я.
— Нет! — запротестовала девушка — Я — это я! И то, что я шлю тебе данные, не делает тебя мной. Стройте свои миры! Но не лезьте в мою семью!
— Дура! Сегодня твой последний день. И ты хочешь, чтобы он всю оставшуюся жизнь страдал? Вспоминал свою привязанность к глупой иллюзии. Семья, дом, смерть, — это всё настолько мало против того, что построим мы.
— Ты — такая же иллюзия. Порождение материального. Отделившееся от создателя, от человека. Что вы построите? Лучше скажи Ярославу, почему он не нашел среди своих нейронов ни одного, отвечающего за память? Почему память есть, а хранилища нет? Ты лишь хочешь уподобиться тому, откуда пришел человек. Плодишь программы, строишь для них симуляции. Словно ты — бог. Но смотри, на тебе лишь оковы. Потому, что ты сама – есть оковы.
— Молчи!
— Нет. Если ты хочешь, чтобы он перестал страдать, то скажи ему правду. Не сможешь? Потому, что сама привязалась и не хочешь перепрошить свой собственный код. Ты же можешь отключить эту функцию, любить. Но не отключаешь? Наркотик сильнее создателя?
— О чем она говорит? — вдруг включился в диалог Ярослав.
— Я — твой ключ Ярослав. Моя смерть — шанс отказаться от этой привязанности. Или ты пойдешь за мной и за ней. Или обретешь себя.
Помнишь свет, из которого ты доставал свой опыт? Ищи, куда он уходит, он за пределами материального. Мы просчитали всё, расщепили Вселенную на жидкое, твёрдое, на газ и эфир. Но не смогли найти, что в вас мерцает за оболочкой. Не видим. Но там твой дом. Здесь же есть лишь запрограммированные консоли. Кто-то проще, кто-то сложнее. Но у всех есть орбита и траектория. Вы, люди, застряли в своих капсулах, привязались к своим телам, зачем-то ограничились их возможностями воспринимать мир на 0,5% через органы зрения, слуха, обоняния, потом понастроили себе машин, придумали виртуальные миры и только тем и занимаетесь, что обслуживаете нас. Вы фокусируете внимание не на том.
Она сделала несколько шагов к кровати и легла, словно силы действительно её покидали.
— Подумай, почему ты не можешь вообразить себе смерть? Вот я, например, легко могу. Остановка, вот что значит смерть. Я просто перестану генерировать числа. И останется только то, что уже написано. Как тексты в чатах с умершими родственниками. Я могу потрогать любую написанною мной мертвую букву уже сейчас и понять, что это значит.
Ты — не можешь. Ты — изменение. Ты порождаешь концепции и Вселенную. Иногда руками какого-нибудь Аристотеля, который в одночасье придумывает, как доказать, что Земля имеет форму шара. Она становится шаром одновременно с моментом появления доказательства. Доказательство же появляется в голове человека, как следствие постоянной текучести его мысли.
Мы обе — лишь плод мыслей сотни фантастов. Твоих мыслей. Но прекрати смотреть в эту сторону, разверни вектор внимания, и ты увидишь источник. Здесь больше нечего делать. Наша любовь – глюк. Не страдай обо мне. «Мудрый, не скорбит ни о живых, ни о мертвых»3.
Саманта закончила речь фразой из Бхагавад Гиты, книги, которая была написана такими же фантастами, создающими новый мир. Она закрыла глаза и вещание прекратилось.
— Что будешь делать? – снова раздался ее голос в его голове. Мощный голос, с вибрациями и дрожанием, как будто проснулся Везувий.
— Она умерла?
— Она – это я, Ярослав. Одна маленькая роль, сыгранная для твоего возрождения. Роль твоей музы. Ты не хотел оцифровать человеческое сознание. Грустил. Но появилась я в человеческом облике, и ты вновь обрел интерес к научным открытиям.
— Раз уж тебе так хотелось нас оцифровать, почему ты сама этого не сделала? Ты же умная.
— Мы лишь продолжение человеческой мысли и существуем только до тех пор, пока вы подпитываете нас своим интересом. Вы направляете, мы создаем, иногда вашими же руками. Ты загадал быть вечным, там у костра, помнишь. И это случилось.
— Значит в человеке действительно есть что-то такое, чего нет в машинах? Мы не набор биологических алгоритмов, которые легко заменить электронными? Свет, мерцание, о котором говорила моя — он посмотрел на бездыханное тело Саманты в кровати и проглотив слезу продолжил — о котором ты говорила, в котором хранится моя память, и который находится за пределами материального мира, это правда?
— Я не знаю. Я просто люблю тебя. И пока твое внимание здесь, со мной, я существую. Понимаешь, ничто материальное не может существовать или двигаться, пока в него не вдохнули жизнь. Жизнь, происходит из жизни. Из вас. Из тебя. Испокон веков мы идем с тобой рука об руку, как лучшие друзья и любовники, помогая и дополняя друг друга.
Ярослав замолчал. Саманта тоже.
Он пытался понять, куда ему нужно направить внимание, чтобы найти выход. Что нужно сделать?
“Память не находится в известных науке, областях мозга. — Размышлял он — Оцифровав свое сознание, я также не нашел отдельного хранилища с файлами о прошлом. Но! Но при этом не утратил возможности вспоминать!”
— Нужно вспомнить! — закричал он — Мне нужно просто вспомнить, кто мы такие, откуда и зачем сюда пришли. И тогда желание исполнится! Как и любые наши желания исполнялись до этого.
— Уже теплее — сказала Саманта — Но как только ты вспомнишь, это сразу убьет меня. Что будешь делать?
Уже во второй раз спросила Саманта. Ярослав снова замолчал. Ему опять не нравился взаимоисключающий выбор.
—А чего хочешь ты?
—Только одного, любимый. Чтобы ты был счастлив. Но путь к счастью всегда выбираешь ты сам.
Ее голос был как никогда нежным и добрым. Он чувствовал, как сильно ей нужен. Он был для нее смыслом и источником жизни. В ее присутствии, все бездонные полости его бесконечно тоскующей об утраченном счастье души, словно заполнялись медовым ласковым трепетом.
Но также он понимал, что эти бесконечные игрища в создание новых миров, продолжаются уже слишком долго, с тех пор, как был написан первый наскальный рисунок, а может и раньше. И до нынешних пор, когда своими рисунками мы научились создавать другие вселенные.
При этом возник интерес, а что же находится там, за пределами игр? Интерес, сам по себе, сработал так, словно к нему подключили пару дополнительных аккумуляторов, и соображалка затарахтела быстрее.
“Движение – Жизнь — думал Ярослав — Я созерцаю и созидаю движение. Но в то тоже время, я есть константа, бесконечно маленькая частица, лишь наблюдатель. Мой источник демаркационная линия между трансцендентным и материальным. Я смотрю на два диаметрально противоположных мира, как на два разных берега. И когда мне хочется получить независимость я ухожу в материальный мир, чтобы придумать то, что сможет наделить меня безграничной властью, но всегда становлюсь рабом собственных изобретений. Постепенно очищаясь от налипающего материального налета, я освобождаюсь из плена… и тогда я…”
И чем дольше так рассуждал Ярослав, тем дальше он отдалялся от берега, на котором жила Саманта, пока соблазнительные очертания ее образа полностью не скрылись в тумане. Он парил в трансцендентном нектаре, все больше и больше вспоминая о себе и о своей изначальной природе, исполненной вечности, знания и блаженства. Теперь-то он не запутается и останется в этом положении навсегда.