Внутренний Катарсис

Издалека вечер казался огромным, заполняющим всё пространство от земли до облаков, но по мере того, как Томас приближался к заветной цели, тающий закат уже легко умещался на ладони. Томас потянул за линию горизонта и стал сматывать её в тёплый клубок.

Больше, чем секс, он любил только сны на рабочем месте – они и поглощали более явственно, кружа на карусели эмоций, и окрашивали более яркой палитрой красок пусть нереальное, но кажущееся единственно живым окружение. Тем более последнее время Герман был близок с напарницей Томаса вместо него. Пора бы это и прекратить. Если Джерри узнает...

– Снова уснул? – Герман как всегда возник бесшумно, материализовавшись в полупрозрачный силуэт человека, состоящий из тысячи копошащихся в бледно синем свечении математических и орфографических символов. Его голос звучал вкрадчиво, будто стесняясь собственного величия: – Расскажи, что снилось в этот раз.

Секция Сцены, на которой они находились сейчас, представляла собой бесконечно высокое обзорное окно шириной метров шестьдесят, за которым равномерно гудела черная толща океана. Остальная часть стены – белая лоснящаяся арка. И крошечная на фоне этого безмерного великолепия дверца в остальные сегменты станции.

– Очередная белиберда, – отмахнулся Томас, послав мысленный код запроса на визуализацию сводки параметров Катарсиса. Перед глазами пробежали сотни зеленых строчек, мелькнули пара желтых, но он не обращал на них внимания – остались от предыдущей смены, и коллега клятвенно заверял, что это периодически сбоили скрипты интерфейса модуля ИИ спального отсека. Картинки настенных экранов, действительно, иногда подвисали, но Томаса это мало беспокоило.

– Ты же знаешь, как это важно для меня. Мы сны не видим, – жаловался Герман.

– Ваши проблемы. – Томас закрыл наливающиеся тяжестью глаза, и окно сводки исчезло.

Мерцающий голубым призрак озвучил своё перемещение хлюпаньем по водной глади – такую имитацию напольного покрытия он выбирал каждый раз, когда приходил пообщаться.

– Это твоя шестая смена?

– Седьмая, – устало поправил Томас, прекрасно понимая, что Герману известно обо всех сотрудниках и количестве проведенного на объекте времени.

– Скажи, почему ты выбрал более длительную смену? Из-за Джерри?

Томас расслабился в кресле, включив массажер, отвечал вяло, не открывая глаз:

– Это же очевидно: из-за более хорошей оплаты.

– Но ты не делаешь отчислений для своего постфизического существования! – возразил Герман.

– Даже, если бы и делал, никаких денег не хватит, чтобы попасть в эту вашу шайку самовлюбленного океана.

– Вот какого ты мнения о Катарсисе, – в голосе Германа зазвучали нотки разочарования и грусти.

– Все такого мнения, – безжалостно отрезал Томас.

– Тогда ответь мне на простой вопрос: как думаешь, зачем ты здесь?

– Чтобы следить за работоспособностью канала связи? – Томас зевнул, давая понять, что ему не интересно продолжение этой темы.

– Не пытайся меня убедить, что ты веришь в эту протокольную чушь.

– Ну, тогда не знаю... Пережиток прошлого? Устоявшийся стереотип о необходимости присутствия живого человека?

Герман не ответил. «Наверное, сейчас снова начнет читать нотационные лекции о Катарсисе, – подумал Томас, – об его великой цели на пути к бессмертию, о том, как несказанно повезло, что они обнаружили необитаемую планету–океан, жидкость которого по своему составу идеально подходила для переноса сознания тысячи самых богатых и влиятельных представителей человечества. И о том, что это, несомненно, самый важный этап в эпопеи колонизации космоса, не забудет упомянуть. Создатели субсветовых двигателей и корпевшие над клонированием, конечно же, считают свои этапы самыми значимыми, но ведь это не важно. Болезни побеждены. Мы научились останавливать процесс старения на любом этапе возраста. Хоть тело от этого и не стало вечным сосудом торжества разума, но продолжительность жизни возросла многократно...» Мысленные предположения Томаса прервал Герман, подошедший почти вплотную к креслу оператора.

– Мне кажется неубедительной озвученная тобой причина выбора пятнадцати из пять/пятнадцать.

Томас даже вздрогнул от неожиданности и протер сонные глаза.

На Сцену вошла молодая девушка лет семнадцати в таком же бежевом рабочем комбинезоне, что был на Томасе. Волосы растрепаны, в каждой руке по чашке дымящегося кофе.

– А вот и Джерри! – торжественно объявил Герман.

– Убери эту воду из-под ног! – раздраженно потребовала напарница Томаса. – Меня бесит, когда ты заливаешь эту имитацию. Иисусом прикидываешься?

– Ты как всегда бестактна и претенциозна. – Герман похлопал в ладоши.

Джерри подошла и протянула Томасу кофе, тот с благодарностью принял.

– Чем он тебя на этот раз достает? – поинтересовалась Джерри и вызвала сводку.

Герман не дал ответить Томасу:

– Вот скажи мне, Джерри, как ты думаешь, почему на всех станциях пара операторов разнополая?

– Не на всех.

– Ах, да: Эннис и Джек на четвёртой. Ну, это скорее исключение. Их меняют на пятнадцать Ольга и Илья.

– Ну, не знаю, – Джерри притворилась задумавшейся. – Чтобы не было скучно?

Герман звонко рассмеялся, по всей симуляции прошлись всполохи разноцветных эмоций.

– Вы даже не представляете, – пояснил свою реакцию Герман, успокоившись, – насколько близки и как далеки от... реального положения дел.

– Хватит говорить загадками! – Джерри уже устала от визитов представителя Катарсиса. – Спрашивай, что хотел и отваливай, мы не обязаны терпеть тебя постоянно.

– Конечно. – Герман ухмыльнулся. Операторы уже научились читать его настроение по изменениям цвета и рельефа контуров человеческой фигуры. – Как твои исследования, Джерри? Какие данные по обнаруженному сигналу?

– Атмосферные помехи, – отмахнулась та.

– А на других станциях? Ты обмениваешься данными?

– Зачем? Если будет что-то конкретное, тогда и...

– Но...

– Хватит! – Джерри явно разозлилась. – Ты знаешь этот океан лучше нас – здесь нет ничего! Вы же изучили всё, прежде чем занять эту планету, не так ли?

– Несомненно, – тихо подтвердил Герман, став почти бесцветным. – Ты меня недолюбливаешь?

– О, боже, Герман! – Джерри направилась к двери. – Ты – грёбанное сознание миллиардера, жившего тысячу лет назад. Как я могу недолюбливать тебя? Томас, жду тебя в спортзале!

Томас пожал плечами, они с Германом несколько секунд смотрели друг на друга, будто обоих только что окатили помоями.

– Тебе не кажется неуместной данная мне характеристика?..

– Да, забей! – Томас допил кофе и нехотя выбрался из мягкого кресла. – Она и меня достала: пузо провисло, дыхалка слабая. Не обращай внимания.

– Кроме того, у нее отличные накаченные икры. Ради них стоит и потерпеть. – Так Герман обычно строил переходы к теме синхронизации. – Я думаю, увеличить размер твоей компенсации. Ведь я тоже виноват в потерянных формах: наше “плотное знакомство” с еды и началось.

– Слушай, Герман, – Томас уже подходил к двери, стараясь побыстрее уйти со Сцены и от неприятного ему разговора, – давай не сегодня. Я уже забыл, как прекрасен секс с Джерри. Да и она может заподозрить...

– Это исключено: я прекрасно имитирую твое поведение при совокуплении...

Но Томас уже захлопнул дверь, а камеры для визуализации образа Германа были только на Сцене.

Пока Томас шёл к тренажерному залу по коридору, залитому светом, его нешуточно трясло. Он сомневался: даже если бы Герман не доплачивал за то, что синхронизировал свой разум с телом оператора и занимался сексом с Джерри, пока сознание Томаса было выдавлено, словно прессом в закоулки души... да попроси он просто... как можно отказать такому существу? Иногда Томасу казалось, что с ним говорит сам Бог. Волнение усиливалось, когда Герман заводил разговор на интимные темы. Томас твёрдо решил прекратить эти сеансы, пока не поздно. Но как? Как поставить ультиматум тому, кто, по сути, обладает неограниченной властью на этой дикой планете с вечно бушующими штормами и затянутым тучами небом?

 

Джерри разминалась на велотренажере. Томас прошел в раздевалку, переоделся, посмотрел на себя в зеркало. Почему он не выбрал для стоп-возраста семнадцать лет, как сделала Джерри? Хотел казаться более зрелым? Да, и к тому он не нравился себе даже в двадцать: какое-то глуповатое выражение лица стало покидать его лишь к тридцати. Даже пришлось оставить немного седины и морщин, чтобы казаться более серьезным. Он похлопал себя по щекам, восстанавливая баланс между внутренней неуверенностью и видом сорокалетнего брутала, и вышел на маты.

Джерри, по-боксерски подпрыгивая, уже ждала его.

– Не откажешь даме в спарринге? – спросила она и тут же провела молниеносную подсечку.

Томас безвольно свалился, как мешок, набитый соломой.

Напарница запрыгнула сверху, оседлав нерасторопного коллегу, склонилась и прошептала, почти касаясь своими жаркими губами его внезапно пересохших губ:

– Это не просто атмосферные помехи.

– О чём ты? – Томас поддержал секретность общения еле слышимым заговорщицким тоном.

– О сигнале.

– Ты же...

– Мало чего я там наговорила. Я расшифровала сигнал, он явно искусственного происхождения. Даже если бы не поддался дешифровке.

– С чего ты взяла?

– С того, что он странный.

Джерри была так близко, её дыхание обжигало, и Томас не мог никак сосредоточиться на словах, которые, судя по всему, имели большое значение. Он чувствовал всё возрастающее возбуждение.

– И что в нём странного?

– Он разделённый.

Томас внимательно посмотрел в глаза подруге. В них горел неподдельный азарт. Как жаль, что не он сейчас был объектом этого влечения. Джерри между тем продолжала:

– Я записала два разных сигнала, но содержащих одни элементы. Это как две половинки одного целого. Казалось бы: соедини их и заиграет, но нет!

– Нет? – Линия разговора растворялась в области паха. Белый, бесконечно высокий потолок, уплывал в измерение похоти.

– Ты меня слушаешь? Прекрати!

– Как я могу прекратить? – Томас смутился.

– Ладно, тогда давай поиграем на публику. Если он следит, не хотелось бы, чтобы возникли подозрения на счёт нашей позы.

Джерри была в облегающих спортивных шортах, которые ловко завернула в сторону. Всё сама сделала. Как всегда. Томас в приспущенных штанах немного потёрся и плавно вошёл. Он поцеловал Джерри, но та отвечала лишь пару секунд и тут же прикусила ему язык.

– Не переусердствуй. Ты хоть понимаешь, что это значит?

– Пока не особо, – честно признался Томас, стараясь выделить часть растворяющегося в удовольствии разума на логическое мышление.

– Представь свою любимую пиццу. По какому принципу ты разрезаешь ее пополам?

После нескольких поступательных движений, Томас поймал на себе вопросительный взгляд Джерри и понял: она что-то спросила и терпеливо ждала ответа. Отмотал диалог немного назад и предположил:

– По размеру?

– Ага. А если бы потребовалось разделить пиццу пополам по равному количеству нарезанных кусочков колбасы, черри, грибов?

– Это было бы проблематично.

– Но в теории возможно. Вопрос в том: сохранилось бы при этом равенство половин в отношении веса и размера?

Томас поморщился. Если он пытался уследить за ходом мысли спутницы, то возбуждение спадало. Если отпускал себя по течению, то обижалась Джерри.

– Я зафиксировала обе половины сигнала одновременно, но источники находились в разных точках. Количество элементов в каждом сигнале одинаково, и они явно составляют одно целое... как Пармезан и Бофор – это всё сыр. Но объединение сигналов ничего не давало. Но иначе и не могло быть.

– Почему? – Томас уже тяжело дышал.

– Разве ты отправляешь тайное послание, просто разорвав его пополам? Нет. – Хорошо, что это был риторический вопрос, а то Томас уже смутился и открыл было рот, чтобы хоть как-то отреагировать. – Нет, потому что, когда хотят скрыть содержание сигнала, его шифруют, а деление пополам – это не шифровка. Как бы ты разделил шесть яблок между нами поровну?

– По три, – неуверенно ответил Томас, предчувствую подвох.

– А если они разного размера? Если я захочу, чтобы у нас было поровну и Гая и Джемини, а их не одинаковое количество?

«Она может», – подумал Томас, не найдя, что сказать и уткнулся в плечо подруге.

– Все дело в основаниях, по которым мы производим деление пополам и, если оснований несколько, то и половинок может быть более, чем две.

– Это как? – Всё, он окончательно потерял всякое желание.

– Изучив элементы, я описала основания и выделила возможные половины. Потом построила многопространственную модель, загрузила данные и вуаля!

– Что?

– Это просьба о помощи.

– Ну конечно. – Томас хмыкнул от несуразности подобного заявления. – От кого? Её бы услышали на других станциях. В конце концов, её услышал бы Катарсис.

– Я не знаю, что происходит на других станциях, но Катарсис явно в курсе.

– Этого не может быть!

– Говори тише, пожалуйста.

Джерри откинулась на мат, прикрыв глаза. Нельзя отворачиваться от человека, которому ты доверяешь, особенно, когда человек этот единственный на пятнадцать лет, с кем ты поддерживаешь рабочее и неформальное, но все же живое общение. С этими мыслями Томас навис над Джерри, поцеловал в губы и прошептал:

– Но как же исследования, что проводились тут до заселения Катарсиса? Не было подтверждения наличия организмов, сложнее одноклеточных.

– Да что мы знаем о формах, которые может принимать жизнь? Ты думаешь, сам Катарсис в представлении первобытного человека может существовать, как нечто живое? Я видела результаты этих исследований: они поверхностны, частично закрыты без окончательных анализов. Явно кто-то торопился объявить эту планету необитаемой. И они, эти «кто-то» сейчас все существуют в Катарсисе. Они точно знают, что натворили и будут до конца защищать порочащую их информацию.

– Это же... – Томас сглотнул, но пересохшее горло сдавил лишь спазм отчаяния.

– Вторжение. Порабощение. Да...

Сердце Томаса гулко забилось в груди, ладони вспотели, подкатила тошнота со вкусом кофе и предательства. Слова слипались и толкались локтями, как участники очереди, в которой никто не хотел быть первым:

– И что нам делать?

– А что мы можем? Ждать окончания срока.

– А ты можешь ответить на сигнал?

– Без того, чтобы себя не выдать? Нет.

– Я должен поговорить с Германом.

– Сдурел? И что ты ему скажешь?

– Попробую издалека... Может, проболтается сам.

– Даже не думай, ты его не перехитришь. Если он признается – мы трупы. Я даже ещё полжизни не прожила.

Томас грустно улыбнулся:

– А может быть, есть ещё одна половина?

– Я бы на это не рассчитывала, – прошептала Джерри, подтянула Томаса к себе. Они слились в долгом поцелуе.

– Как тебя зовут на самом деле? – вдруг спросил Томас.

– Зачем тебе? – Глаза девушки заблестели.

–Ты знаешь, те пять лет, что я проживаю на Ганимеде, между сменами, для меня более скучны, чем работа здесь, практически в четырех стенах, под слоем океана... Потому что тебя нет рядом.

Джерри не смогла сдержать довольной улыбки:

– Какой же ты...

– Какой?

Она ответила поцелуем, после которого ей стало гораздо легче, будто проблемы, какими бы серьезными они не были, все отошли на второй план.

– Лиза. И я живу по соседству. Заглядывай, мы ведь не заперты у себя дома, как тут. А ты знал, что наши спутники были открыты в один год?..

 

Да, Герман оказался прав: Томас выбрал пятнадцать из-за неё. Влюбился, как подросток, и от того сейчас ему было ещё тяжелее, от того не мог он в полной мере раствориться в чувствах. И чем больше Джерри доверяла своему напарнику, тем сильнее Томас себя ненавидел.

Когда Джерри отправилась в душ, Томас соврал, что приготовит ужин, а сам побежал на Сцену и, только успев отворить дверь, закричал:

– Герман!

Визуализация ещё не до конца подгрузилась, а призрак уже начал речь, добавив отзвуки эха для значимости:

– Прежде, чем ты скажешь хоть слово, знай: в скором времени Катарсис сформируется окончательно для своей миссии служить человечеству в качестве полноценной Сети информации и анализа данных, и ваша роль операторов не перестанет быть необходимой. Она лишь возрастёт...

Томас глубоко вздохнул.

– Я больше не хочу синхронизироваться с тобой! Никогда!

Казалось, Герман оторопел от такой прыти, по контуру прошлась серая дрожь.

– Симбиотическое сопряжение, – произнес он рассудительно, тоном терпеливого учителя. – Так я называю эту процедуру. При всем моём понимании сложившейся ситуации и твоего искреннего желания, не только тебе принимать это решение.

– Ты – против? – Томас надеялся, что его голос звучит вызывающе и не терпящим возражений, но кого он пытался убедить в отсутствии ноток благоговейного страха?

– И не только мне.

Томас запнулся и добавил уже сбитым с толку:

– Но Джерри не знает.

– Не Джерри. – Герман выдержал паузу, наблюдая за реакцией сотрудника станции: глаза у того округлились, но нельзя было определить по внешним признакам о вероятности догадки, и он продолжил: – Конечно, индивидуальность и границы сознания изначально имели первостепенное значение в формировании Катарсиса, но со временем мы поняли, что симбиоз неизбежен. Совместные обсуждения будущего, совокупность данных, которыми мы располагаем, и причины обращений к ним вынудили нас совершенствовать классификацию. И без объединения отдельных частей это было бы попросту невозможно. Вряд ли ты поймешь причины, по которым мы совершали те или иные манипуляции, тебе лишь нужно знать одно: все они направлены на благо будущего человечества.

Нам очень жаль, Томас, но Герман – это лишь голосовая программа, через которую мы общались с тобой.

Боялся, что Джерри узнает о том, что ты позволил одному сознанию овладевать телом на время половых актов? А теперь подумай: каково ей будет, если...

– Томас... – на Сцену вышла Джерри. Руки трясутся, в глазах застыли холодные слёзы. Голос дрожит: – Томас, это правда? Они трахали меня вместо тебя? Все они?!

– Я не знал... – Внутри всё похолодело, на лбу выступила испарина. Он быстро понял, что любые оправдания будут выглядеть неуклюже и никому от них лучше не станет. Мир трещал по швам.

– Джерри... – убаюкивающе спокойно произнес Катарсис. – Разве ты почувствовала разницу? Симбиот с тобой или Томас – тело одно...

– Заткнись, Герман! – истерично закричала девушка и опустилась на колени. Она закрыла лицо руками, не в силах больше видеть эти стены и этих существ. – Человек – это не только тело. Чувствовать – не только трахаться... – Джерри посмотрела с вызовом на Томаса и процедила сквозь зубы: – Ответь мне, ты бесхребетная тварь, ответь хоть раз, глядя в глаза! Где ты был?! Когда ты?.. Кто ты сейчас?..

Томас спустился и на корточках подполз к подруге, взял её за руки. Глаза любимой были закрыты, слёзы текли по щекам. Это он сделал ей больно. Он! Как мог? Сердце разрывалось от беспомощности и злости к себе. Во рту пересохло, но Томас все же выдавил из себя:

– Я тот, кто тебя любит, просто... я слабый...

Синий призрак расхохотался, зардевшись языками сизого пламени, он хлопал в ладоши, голос звучал отовсюду:

– Как же удержаться именно сейчас от соблазна ощутить хоть малую толику ваших чувств?! Но нет-нет, именно такие моменты стоит наблюдать со стороны! Ты была права, Джерри, разнополые сотрудники подбираются по принципу взаимной симпатии лишь с одной целью: чтобы не было скучно. Ты ошиблась только в принадлежности заскучавшего зрителя.

От раскатистого хохота, казалось, тряслись стены. Томас прижал к себе Джерри, но, не смотря на запоздавшую защиту, та не была против: угроза исходила не от напарника. Катарсис в виде увеличивающейся в размере мерцающей фигуры расхаживал по Сцене. Теперь он стал в два раза больше.

– Тебе, Джерри, идёт роль прозорливой исследовательницы и защитницы угнетенных. Подобные персонажи всегда шли в расход жернов истории. Но не в нашем лицедействе! Ты же не думаешь, что Катарсис сплошь мужские сознания? Мы – разум, принадлежащий некогда реальным прототипам. Среди нас есть и женщины. Великие и непоколебимые в своём стремлении служить прогрессу! Но даже великие женщины иногда хотят почувствовать твердый мужской член внутри себя. Это напоминает им о том, что они желанны и могут принимать в себя волю и силу. И даже управлять ею.

Но согласись: было б не так увлекательно, если бы и Томас и ты знали о происходящем. Хоть ты весьма активна и любишь преобладать над своим партнером, но роль женщины от того не становится ведущей. Ты ведома. И мы подключались к тебе во сне, оставаясь на глубине сознания. И получали те же ощущения, что и ты.

Тут, конечно, были и свои нюансы, ну как без них!

Призрак смущенно зардел, но продолжил:

– Например, Кларисс, любит... немного иначе, и как она не старалась посеять в разум Джерри крупицы распущенности, без полного контроля ничего не получалось, приходилось довольствоваться вашей ограниченностью в сексуальной фантазии... Но мы отвлеклись...

Я предлагаю вам смириться и принять данные факты.

– Ни за что! – прохрипел Томас.

– Я позабочусь о том, чтобы всю деятельность на планете аннулировали в Высшем Суде, – зашипела Джерри змеёй.

И тогда Катарсис раздосадовано нахмурился, давление на Сцене поднялось, и сотрудники потеряли сознание, обмякнув в объятиях друг друга.

 

Издалека утро казалось безграничным, заполняющим всё пространство от земли до облаков, но по мере того, как Илья приближался к заветной цели, таящая заря уже легко помещалась на ладони. Он потянул за линию горизонта и стал сматывать её в обжигающий пальцы клубок.

– Снова уснул?

Больше, чем секс, Илья любил только сны на рабочем месте. Тем более, что секс уже давно был не тот: Герман всё чаще подавлял мужское «я» и проникал в Ольгу вместо Ильи, не оставляя тому ни грамма ощущений.

– Расскажи, что снилось в этот раз. Ты же знаешь: мы сны не видим.