Почти Виктория (V!)

В окно постучали, и это было странно. Кто будет стучать в окно клиники?

Марк открыл жалюзи на максимум, но никого не увидел. Осенний вечер уже вступил в свои права, причудливые тени качающихся деревьев, блики диск-фонарей и прочая поэзия – и вот результат: только когда в стекло забарабанили снова, он узрел виновника. Причём деревья с прочей поэзией качнулись так, что узрел достаточно хорошо – как будто того окатили густой порцией света, и эта порция не сразу схлынула.

Под окном стоял мужчина лет сорока, весь такой неопрятный и осунувшийся, что казалось, даже куртка его осунулась, что она как-то сплющилась и обвисла. Стучаться он прекратил, но его пошатывало, а кроме того он зачем-то тянул два пальца вверх в жесте вроде «Виктории» и делал это с завидным упорством.

– Что там? – недовольно приподнял голову Тасмир. С тех пор, как они вернулись, он лежал и пялился в потолок с видом «и когда это всё уже закончится?!». Все эти тесты, замеры, -графии и -граммы были ему органически противны, а демо чуть ли не через минуту надоедали.

– Какой-то человек, – пожал Марк плечами. – Вроде на бездомного похож. И на пьяного.

– Бухнуть зовёт? – Тасмир засмеялся. Ему всегда нравились собственные шутки.

– Да нет. Руками машет... А теперь показывает, что мне капец. Водит рукой по горлу. Вот так... – И Марк провёл ребром ладони по шее.

– Ссышь? Не торчи у окна, а то он тебе ещё чего-нибудь покажет, – усмехнулся Тасмир и снова повалился на подушку с видом крайней усталости.

Марк ещё раз окинул взглядом кривляющегося не-понять-кого. Его убогий и вместе с тем вызывающий вид не располагал к какому бы то ни было общению, даже от нечего делать, даже через стекло, и Марк последовал примеру сотоварища.

День и впрямь выдался насыщенным, устать было от чего. Анализ за анализом, замер за замером, несколько функциональных тестов подряд, а уже под вечер к разного рода медицинским мероприятиям добавились ещё и юридические. Разумеется, договоры об участии в программе подписывались не сегодня и не вчера, но и сегодня господам юристам нашлось чем заняться. Были оговорены все возможные и невозможные случаи, все представимые и малопредставимые последствия, о которых и сами юристы отзывались со снисходительной улыбкой добрых волшебников и поясняли что-то вроде «просто смехотворная формальность, но что же делать, если мы живём в мире формальностей!».

Вишенкой на торте было «сраное кино» – так Тасмир назвал демонстрацию технологии того, что им предстоит. Никакого секрета она собой не представляла, вся информация была общедоступна, но как объяснил сотрудник, хорошего много не бывает. И Марк был согласен. Тасмир же во всём, что не вело простой и прямой дорогой к цели, находил не лучшее, а лишнее. Было такое ощущение, что он прямо сейчас, сию секунду, без всяких там предэтапов и объяснений готов дать раскроить себе голову, лишь бы уже в следующую секунду дали денег. Бессмертие было только бонусом. Приятным приложением к деньгам.

А Марка это «кино» впечатлило. Не потому, что он не видел ничего подобного – конечно видел, и много, и разного, – просто теперь, когда первый этап начинается уже завтра, всё это воспринималось как-то совсем по-другому. Острее, серьёзнее.

Большущий светящийся череп кружил по пустому белоснежному помещению, словно бы никак не мог найти место для посадки. Периодически эта махина становилась прозрачной, открывая для обзора светящийся мозг, разделённый на пять секторов очень разных размеров и форм. Такое кружение продолжалось секунд двадцать, а потом всё замерло в явном ожидании. Рядом с черепом появилась толстенькая, пульсирующая в неровном ритме трубочка-рогатка с очень коротким основанием. И этим своим основанием она так жадно впилась в висок черепа-махины, что Марк не выдержал:

– Как пиявка...

– Её почти так и зовут! – обрадовался словоохотливый сотрудник (Марк прозвал его про себя Энтузиастиком). – Знакомьтесь: трубка Пикля. Смотрите, что она делает: обеспечивает себе доступ... открывает костную крышечку... и вырезает тот мозговой блок, который будем менять. – Рогатка проходилась по мозгам только что выпущенным лучом-кривулиной с лёгкостью виртуозной портнихи. – А теперь как раз пиявочный момент: в одно своё ответвление она всасывает заменяемый участок... а из другого – выплёвывает новый. Прямо в наши мозги... В ваши, я хотел сказать. И это далеко не всё, что она умеет! У неё сто пятнадцать функций! А ещё она у нас шустрячка. В реальном времени работает в десятки раз быстрее!

Всего пиявка-шустрячка впивалась в светящийся череп пять раз, но так подробно комментировался и показывался только первый. Уже на втором Тасмир принялся нещадно зевать, а на четвёртом не постеснялся заявить, что и так всё понял. Энтузиастик сник, пожелал им удачи и отправил восвояси, а Марку ещё долго было неудобно за беспардонность сотоварища. С другой стороны, Тасмир ведь даже не нахамил как следует. Могло быть и хуже, как вот теперь с этим «ссышь»...

Марку показалось, что он уже засыпал, когда дверь зашуршала привычным стилизованным шуршанием.

– Добрый вечер! Я – руководитель проекта, профессор Анна Кройберг.

Тасмир лениво сел, а Марк подскочил, широко распахивая глаза, как будто это поможет получше разглядеть саму Кройберг, светило в области... иногда Марку казалось, что во всех, каких только возможно, областях. Но прежде всего, конечно, в иммортологии. Это её клиника. Это она автор программы поэтапной замены мозга на его искусственный, биосинтетический аналог, по сути – человек, освободивший путь к бессмертию от последнего камня преткновения. Девять лет работы программы – и ни одной осечки, а ведь добровольцев набирают каждый год! Марк рассчитывал её увидеть ещё позавчера, в первый день своего здесь пребывания, а она появилась только сейчас. Вероятно, не слишком торопилась. Куда торопиться, когда набор уже десятый? Нет тех страхов, того трепета, что были поначалу. Так бывает, когда всё получается (думал за профессоршу Марк).

Кройберг любила менять внешность, и как она выглядит на данный момент, он не знал. Оказалось – вполне. Лет на тридцать, миниатюрной жгучей брюнеткой. Но как в этой жгучести было что-то ненастоящее, так и тридцать лет были поддельными. И вовсе не потому, что Марк был в курсе её преклонного возраста, а именно на вид. По каким-то неуловимым признакам было ясно: перед тобой таки старуха.

Хоть немного зная Тасмира, легко можно было заметить, что это же видит и он. На мгновение дёрнувшись, он заскучал.

Старуха-нестаруха присела на краешек стула напротив, сложила кисти замком на белоснежности своего халата и дружелюбно улыбнулась.

– Зашла познакомиться в вами лично. Нам с вами работать ещё так долго. – Её тон был точно отмерен – дружелюбный, но официальный. – Но что такое «долго» по сравнению с «вечно»? А после прохождения программы вы именно таковы. Вечны. Или некоторые любят другое слово – бессмертны. Пройдя её, вы получаете полную свободу действий. Карт-бланш, так сказать. Бессмертный мозг – вечное хранилище ваших личностей. Вы сможете обновлять органы по мере необходимости или заменить организм на биосинт целиком. Сможете отказаться от тела как такового и поддерживать жизнь мозговых тканей в спецконтейнере – да-да, такой прецедент уже имеется! Главное, что вы сможете – это выбирать... – Профессорша замолчала, как бы задумавшись и приглашая задуматься о сказанном. – Но это что касается перспектив, – встрепенулась она. – Я же пришла поговорить скорее о наших ближайших планах. О сути предстоящих этапов. О проблемных моментах, может быть.

– Проблемных? – насторожился Тасмир. – Я думал, всё ровно.

– Всё и так... ровно, – снова улыбнулась Кройберг. – Ровно, но, скажем так, растянуто по времени. На целых четыре года. Каждая последующая замена – только через год. Чем не проблема?

– Да ничем. Хочется поскорее, но нам уже сказали, что никак.

– Разумеется, уже сказали. Не сомневаюсь, что вы хорошо информированы, предэтап нужен в том числе и для этого. Но всё-таки я, как руководитель проекта, хотела бы провести с вами эту обобщающую беседу. Давайте всё же ab ovo.

Тасмир повращал глазами, но переспрашивать не стал.

– В чём суть нашей программы, – продолжила Кройберг. – Поскольку мозг является наиболее сложным, определяющим личность органом, его замена проводится в несколько этапов. По сути это и не замена, а своеобразное обновление. Почему нам нужно именно оно?

– И почему? – прогундосил Тасмир с такого высока, что у Марка сердце прыгнуло.

Но Кройберг этого барского тона словно и не заметила.

– Потому что не весь инфокаркас мозга поддаётся копированию. И вот как раз то, что не копируется, мозг воссоздаёт во вновь приобретённом блоке сам. Что у нас, например, не копируется...

– Энергоканалы макроуровня, – подал, наконец, голос и Марк.

Кройберг посмотрела на него так, как будто только что увидела. Увидела – и он ей понравился.

Марк решился на вопрос:

– А как вы думаете, почему это происходит?

– Мы не знаем. До сих пор не знаем. Просто происходит и всё! – блеснула откровенностью Кройберг. Этим вопросом её словно подбросило, она даже встала и заходила по комнате. – А ведь поверьте, мы столько всего знаем и умеем, что наверно и сам господь... Судите сами, разве не чудеса мы творим? Замена происходит моментально. Все концевые участки нового блока снабжены линиями биомолекулярной запайки. Проще говоря, всё соединится со всем. Мгновенно! И всё будет как прежде. С одним только отличием: новый блок не будет разрушаться. Биосинтетика, из которой он состоит, практически бессмертна. Уникальнейший материал. Образно говоря, органика и неорганика одновременно! И всё это тождественно вашим тканям в такой степени, что отторжение практически исключено. А вот что же там с этими энергоканалами, для нас до сих пор загадка... Но вам, – профессорша явно обращалась к одному только Марку, надеясь только на его понимание, – вам необходимо понять: это загадка, но не проблема. Повторяю, при нашей поэтапной методике нарушенные энергоканалы быстро и полностью восстанавливаются. Знаете, с чем бы я это сравнила? С реставрацией здания постепенной заменой кирпичиков. Здание как бы присваивает, обживает каждый новый кирпичик, и энергетика всякий раз нормализуется. Не сочтите меня излишне поэтичной, но под энергетикой здания я понимаю некую его цельность, атмосферу... – Она вдруг замолчала, остановившись у окна.

– Что, опять он там? – сонно пробасил Тасмир. Когда профессорша про поэтичное заговорила, он начал подозревать, что все эти байки затянутся ещё на добрый час, и совсем приуныл.

– Нет, всё в порядке... Он уже приходил? Вы с ним разговаривали? – спохватилась профессорша, и что-то в этих вопросах, налетавших один на другой, было не так. До того не так, что Марк вдруг, неожиданно сам для себя, сказал:

– Да, мы поговорили.

Тасмир глянул на него с изумлением и еле заметно ухмыльнулся. Ему понравилось, что этот слюнтяй наконец-то решил поиграть хоть какую-то игру. Подурачить старуху, например.

Но от профессорши эта ухмылка не укрылась, и она занервничала ещё сильнее:

– А чему вы, собственно, смеётесь? Может быть, вы с ним согласны? Может быть, он вас уже отговорил?

– Нет, ну как, – начал Тасмир, на ходу придумывая, что бы такое ляпнуть. – Он пьяный, вот и говорит всякое.

– Он не просто пьяный, он сумасшедший! – с чувством выпалила Кройберг. – Да, мы с ним работали. Да, многим ему обязаны. Но тогда это был другой человек. Вменяемый!

– А теперь вот такой? – Марк повторил жест «сумасшедшего», выставив два пальца вверх.

– Вижу, он задурил вам головы по полной. О господи... – выдохнула Кройберг с таким чувством, что господь непременно бы услышал, отошла от окна и опустилась на стул. – Кому вы верите? Зачем? Вы получили такой замечательный шанс, ничем, кроме молодости и здоровья, его не заслужив! Так цените же его! А вы слушаете... слушаете по сути никого. Да, он фактически никто. Клиника отказалась от его услуг три года назад. Наука для него закрыта. Он ведёт хаотичную, маргинальную жизнь, заблокирован на всех информационных и социальных платформах. Этот человек совсем слетел с катушек! Ходил и показывал: два, два! – потыкала двумя пальцами вверх Кройберг. – А всё с тех пор, как однажды пришёл и заявил: два варианта исхода нашей программы! Два, и наихудший кажется ему наиболее вероятным.

– Нам он сказал то же самое, – не сморгнув, соврал Марк. У него появилось чувство, что он подбирается к чему-то очень важному. К чему-то, что раньше упускал.

– Разумеется, сказал! Такое уже случалось. Мы усилили охрану, и я рассчитывала на то, что это не повториться. Когда он приходил?

– Два часа назад, – первое, что пришло на ум, выдал Марк.

– Наверняка уже ушёл, – поддакнул Тасмир.

– Был сильно пьян?

– Был сильно... убедителен, – с небольшой паузой подобрал нужное слово Марк.

Кройберг встала. С холодным, отстранённым видом она сказала:

– Делайте как хотите. Если вы решили отказаться от программы, это ваше право, только не забывайте, что на ваше полное обследование, на работу специалистов и пребывание в клинике были затрачены деньги. Никто не намерен вам их дарить. В ближайшее время мы подберём других участников. Если вы думаете, что кроме вас на свете нет совершенно здоровых людей двадцати лет, вы ошибаетесь. Их не так много, но они есть. Договоры будут расторгнуты, но... – её голос дрогнул, и уже на другой, гораздо более тёплой ноте она взмолилась: – Но прошу вас, хорошо подумайте! Подумайте так хорошо, как никогда не думали раньше! Шанс...

Кройберг продолжала увещевать, конечно не имея понятия о том, что именно этим Марк в данный момент и занимался – думал, как никогда раньше. КАК узнать у профессорши, что это за два варианта исхода программы? Жизнь и смерть? Вряд ли бы это осенило хоть кого-то, имеющего отношение к программе, не сразу, а в процессе. Кроме того, три года назад было очевидно: участники выживают. Ни одного осложнения!

– Профессор, – перебил наконец поток её увещеваний Марк, – скажите, а что конкретно в рассуждениях... мм... этого человека кажется вам неправильным?

– Разве это не очевидно? – удивилась она. – Мы делаем личность бессмертной путём переноса копируемых и восстановления некопируемых элементов. Он же заявляет, что результат непроверяем. Либо получается – либо нет! А он вам, случайно, не говорил, откуда он это взял? Из пьяного угара! В пьяном угаре ему привиделось, что в личности есть элемент, который невозможно ухватить никакими методами. Вообще никакими.

– Тогда что же... кто же все те участники, те, прошлые, которые...? – Марк говорил медленно, всё ещё соображая – а в то же время и уже сообразив. Что-то в нём перевернулось. И этому перевернувшемуся хотелось бежать как можно дальше, как можно скорее из этой комнаты, из этой клиники.

– Наверное, некто вроде клонов. Такие же – но не те же. Что ещё могло привидеться пьяному сумасшедшему?

– А где же тогда те?

– Послушайте, не морочьте мне больше голову, – нахмурила идеальные чёрные брови Кройерг. – Вы сами знаете. Вы, ваш сумасшедший за стеклом и его пьяные озарения. Покиньте, пожалуйста, клинику. Прошу, покиньте клинику прямо сейчас, – настойчиво повторила профессорша, сама направляясь к дверям.

– Почему? – спросил Тасмир, словно только что проснувшись.

Кройберг застыла у двери.

– Потому что, если останемся, можем исчезнуть! – практически заорал Марк, хоть и пытался сдержаться.

– В воздухе, что ли, растворимся? – сел Тасмир на любимого конька – неуклюжее остроумие.

– Нет, не растворимся. Но исчезнем как личности... Да что с тобой такое! Ты что, не слушал? После программы это можешь быть уже и не ты, а... а только как будто ты!

– Как будто я – но с деньгами, – с удовольствием пояснил Тасмир. Его явно всё устраивало, и ничего он не собирался покидать.

Кройберг улыбалась.

– Ты... – Марк не договорил и вышел, почти выбежал из комнаты, больше ни на кого и ни на что не глядя и даже не прихватив куртку, о чём ему не пришлось слишком-то сожалеть.

На улице было хорошо. Ветер стих. Осенний вечер казался удивительно уютным. Красно-оранжевое свечение фланирующих над домами и деревьями дисковых фонарей словно бы не только освещало, но и согревало.

Прохожие ему почти не попадались, но проходя мимо галерей, он увидел, как туда заходит человек. Заходит так неуверенно, что почти сразу стало ясно: пьян. И Марк его узнал: это был «сумасшедший»!

Как будто почувствовав взгляд, он обернулся, и Марк чуть было не сорвался к нему подбежать, но почему-то только ткнул двумя пальцами в небо. Он не был уверен, «два» это обозначает в данном случае или «Викторию», но «сумасшедший» ответил ему ровно тем же – и тут же скрылся в галереях.

Марк никуда не торопился. Ему казалось, что туда, куда надо, он уже успел.