Устаревшая модель
«Люди начинают понимать ценность покупки предметов, не существующих в реальном мире, будь то дизайнерские толстовки, которые можно носить в Fortnite, или виртуальные дома, которые можно посетить с помощью VR. Игровые миры наподобие Fortnite, Roblox и Minecraft – первая ступенька метавселенной.».
Лор Оксфорд, директор отдела культурных инсайтов в We Are Social, 2021 год
«Изобретение полноценных им-костюмов, можно смело назвать ступенью к следующему эволюционному шагу всего человечества. Технология IM-MERSE с полным контролем, сканированием, питанием и поддержкой биологического тела позволяет человеку на 99% выстроить полноценную жизнь в пространстве Сфайры! Это реальный шанс для человечества выстроить свободное от предрассудков общество, ведь в Сфайре можно выглядеть так, как тебе захочется. Эйждизм, расизм, болезни, передающиеся контактным путем, в том числе половым, - все это архаичные пережитки прошлого. Лишь сознание полностью определяет, каким будет бытие. Человеческий ум безграничен».
Пол Стоунер, руководитель креативного отдела по биообеспечению иммерсивной среды Сфайры, 2121 год.
Первую попытку Клариссы разбудить его Алан проигнорировал. Пробормотал невнятное «отстань» и поспешил вернуться в мягкую дрему, сотканную из приятных видений о прошедшей ночи.
Второй раз Кларисса была настойчивее, но он только нащупал кнопку, отключая ее, поэтому настоящее пробуждение пришло вместе с болью: им-костюм начал нагреваться, меньше чем за минуту разгоняясь от окутывающего тепла до ощущения раскаленной сковородки.
Алан зашипел, ругнулся вслух и моментально ощутил облегчение: включилась система вентиляции и охлаждения. Им-костюм впитывал выступившую на коже испарину, за доли секунды приводя терморегуляцию к оптимальным значениям.
Как бы весело ни прошла ночь, в им-костюме работу не проспишь. Он сделает твое пробуждение максимально некомфортным, или сон — вечным. Во всяком случае, именно так говорили: когда находящееся в нем тело перестает реагировать на болевые сигналы, им-костюм раскаляется до настоящей плавильни и обращает тело в мелкий, легко утилизируемый пепел, а в Сфайре все твои контакты по списку мгновенно получали уведомление, что пора готовиться к пышным поминкам.
Но за всю жизнь им-костюм прибегал к своим неприятным методам побудки только дважды: в первый раз после окончания университета, когда смешавшийся в крови алкоголь превратился в термоядерный коктейль, и опьяненный свободой и весельем Алан забыл включить систему автоматической утилизации токсинов в теле, поэтому на следующее утро подскочил на кресле, в полной уверенности, что он - разбитое на сковородку яйцо.
И второй раз это произошло сегодня.
— Я Алан Карц, пребываю в здравом уме и твердой памяти, — он размял плечи, привел кресло в сидячее положение, подключил Клариссу, но глаз не открыл, предпочитая оставаться в приятном бульоне воспоминаний, густо приправлены фантазией.
Клайра — вот причина его крепкого сна. Воспоминания разлилась теплом внизу живота. Клайра — как же хороша. Высший класс. Похожа на звезду. Впрочем, в Сфйаре страшненьких не было. Но то, как ты подаешь себя, то как ты ходишь... Как смотрела она, чуть склонив голову, чуть прищурив глаза, чуть...
— До совещания осталось 15 минут, — сообщила Кларисса.
Алан встрепенулся. Черт побери, красотка совсем затуманила ему мозги, и если он не встряхнется, Энчи вышибет их окончательно меньше чем через четверть часа.
Сегодня он должен был отчитаться о закрытии сделки. Все уже было закрыто и подшито, отчет перед боссом — чистая формальность, поэтому вчера он и дал слабину, но если эта формальность не будет соблюдена, помешанный на традициях и ритуалах Энчи научит его пунктуальности.
Держать глаза закрытыми, думая о работе, не было никакого интереса, и Алан, наконец, распахнул их, готовясь увидеть привычный вид: бескрайние зеленые кроны под вечно синим небом.
В отличие от многих, предпочитавших морские пейзажи, с яхтами, песком и неспокойными волнами. Алану нравился вид на лес в зените дня. Только зелень и синева. Иногда он уставал от этого однообразия, переключаясь на вид по умолчанию: мерное кружение перламутровых сфер в молочном киселе. Другие виды из окна были ему пока не по карману, да и незачем. Можно было просто включить Сфайру, где окна его квартиры неизменно выходили на маленький бульвар, вдоль которого росли пальмы, туи и спикии.
Но сейчас не было ни пальм, ни спикий, ни бескрайнего леса, ни мягкого сияния крутящихся сфер. Ничего кроме темноты и надписи, такой ослепительно яркой, что ему не сразу удалось прочесть и тем более осознать ее значение:
ВЕДИТЕ ПАРОЛЬ УУЗ!
Это еще что такое.
— Кларисса?
— Нужна моя помощь, Алан? — она как всегда находилась в приподнятом настроении. Другого у нее было и быть не могло.
— Введи пароль моей уникальной учетной записи в Сфайре.
— Вы сгенерировали новый пароль самостоятельно? У меня нет данных.
Алан почувствовал, как внутри костюма снова включилась система вентиляции.
— Частота сердцебиения участилась, — бодро отрапортовала Кларисса. — Ты чем-то взволнован?
Взволнован? Алан перевел дыхание, пытаясь успокоить бешеный бег мыслей. Предупреждающее окно, требовавшее обновить пароль УУЗ, появилось в самый неподходящий момент: когда пальцы Клайры как бы невзначай скользнули по его бедру под столиком, безусловно, слишком низким и тесным. Безупречные, бархатно-красные губы сложились на миг в форме буквы «О», но глаза говорили о том, что никакой неловкости она не чувствует. И тут всплыло проклятое требование, которое нужно было бы сразу поручить Клариссе, но не в такой же момент! И он нетерпеливо сморгнул, смахивая окно в угол поля зрения. Оно никак не хотело закрываться, и теперь Алан понял, почему: оно было третьим и последним.
Второе всплыло как раз во время заключения той самой чертовой сделки. Три этапа переговоров и лабиринт тактических уловок с обеих сторон. Алан был на взводе, и тут это напоминание. Конечно, он проигнорировал его, и к тому же в тот день он заранее отключил Клариссу и аналитику эмоционального состояния.
Но первый раз...Алан напряг память.
— Кларриса!
— Я здесь, Алан!
— Когда я получил первое требование о смене пароля?
— 24 июля, 2221 года, в среду, в 22.00, Алан!
В мозгу было пусто.
— И что я делал в этот момент?
— Играл в БингЧинг, Алан!
Система вентиляции и охлаждения заработала в полную силу. Алан тупо таращился на красный прямоугольник, не в силах поверить в собственную глупость, граничащую со слабоумием. Он вспомнил этот вечер: не занятый ничем, кроме поглощения еды и игры в БингЧинг. Он подумал, что сменит пароль сразу при следующем требовании.
— Почему ты не напомнила мне, идиотка? — рявкнул Эр.
— Ты не просил меня напоминать, — жизнерадостно откликнулась Кларисса.
И добавила:
— До совещания осталось 5 минут. Ты раздражен, хочешь, я включу массажный режим и добавлю в кровь бустер?
Это конец.
— Как ты могла бы заметить, я не вошел в свою УУЗ в Сфайре. Узнай, что делать, если я не обновил пароль вовремя.
— Секундочку.
Мерцающая красным рамка с полем для ввода пароля горела раскаленным проводом, ввинчиваясь прямо в мозг, отключить ее было нельзя.
— Тебе нужно подтвердить личность в центре авторизации и биоидентичности тела, — вернулась Кларисса.
— Чудесно.
— И заплатить штраф. В Сфайре. Деньги спишутся автоматом сразу после того, как ты войдешь в УУЗ.
— Замечательно. Свяжи меня с этим центром.
— С ним нельзя связаться.
— В смысле? — Алан впал в ступор. — Что значит «нельзя связаться»?
— Центр находится в Терреусе. Биоидентичность подтверждается только на месте.
Алан застонал. Он не был в Терреусе...сколько? Лет пятнадцать? Больше? ,
Когда подтверждал там ту самую биоидентификацию, которую все, согласно единому указу, проходили трижды: при рождении, при первичной психологической адаптации к Сфайре и по достижению возраста свободы и заселения в индивидуальные помещения. Далее идентификация считалась бессрочной за исключением экстренных обстоятельств, в какие, как выяснилось, Алан попал по собственной глупости.
Винить в этом было некого, кроме самого себя, но все же он бросил Клариссе:
— Дура!
—Мне жаль, что я расстроила...— Алан отключил эту тупицу, не дав закончить.
И тут же включил снова. Без ее помощи он не смог бы ни покинуть им-костюм, ни найти чертов, мать его, центр, с которым нельзя связаться.
Алан оказался в тишине и как, ему сначала показалось, в каком-то киселе. Только спустя несколько минут, когда глаза привыкли к бледным цветам, в тусклых серо-зеленых пятнах он различил и опознал всю холодную неустроенность своего индивидуального помещения с голыми стенами и прорезью окна, широкой ровно настолько, чтобы в него мог залететь дрон, поставляющий питательные смеси, компенсаторные миксы и прочие вещи, необходимые для поддержки биотела внутри костюма.
Без им-костюма он не видел свое ИП столько же, сколько не был в Терреусе.
Полутемный куб, почти всю площадь которого занимал центр выхода в Сфириум с системой поддержания мышечного тонуса. Им-костюм лежал в центральном кресле, как сброшенная кожа, и на мгновение Алана охватил страх, что он никогда не сможет больше вернуться в его теплые, полные покоя и заботы объятия.
Он постоял в холодном полумраке, ощущая странную раздвоенность. Казалось, что его выдернули из тела и поместили в дурной, экспериментальный им-костюм. Алан пошевелил руками и ногами и только сейчас осознал, что обнажен.
Кларисса сказала, одежда должна быть в стенном шкафу. Алан сделал несколько неуверенных шагов, поражаясь грубой жесткости почти ледяного пола, и шарахнулся назад: под ногами проворно бегало что-то маленькое и круглое.
— Кларисса, кто здесь?!
Он совсем забыл, что расстался с Клариссой, покинув костюм и кресло. Глаза искали и не находили привычных всплывающих подсказок.
Алан перевел дыхание и пристально вгляделся в предмет. Глаза никак не могли адаптироваться к нечеткости картинки. Шуршащее на полу нечто подобралось совсем близко и ткнулось в ноги. Алан склонился и только тогда сообразил, что это всего лишь робот-уборщик. Тихо тряся щеточками, он собирал невидимую в полутьме пыль, пустые колбы и прочий мусор, сметая его в узкие проемы между полом и стеной, предназначенные для сбора отходов.
— Ты разговариваешь? — спросил Алан.
Ему казалось естественным, что робот любого уровня должен быть наделен интеллектом, достаточным, чтобы во всяком случае, распознать голос человека. Но маленькая круглая жестянка продолжала деловито шнырять по полу, не обращая на Алана никакого внимания.
Да. Кажется, он уже скучает по Клариссе.
Алан вздохнул.
Надо поскорее выбраться наружу, в Терреус. Не может же он быть единственным, кому там что-то понадобилось.
Когда за спиной с грохотом захлопнулась дверь жилого блока, и Алан впустил в легкие нефильтрованный воздух Терреуса, он закашлялся — таким тот был плотным и вязким. Слишком осязаемым, если так вообще можно сказать про воздух.
Алан осторожно вдохнул еще раз. В носоглотке засвербило, мозг взорвался от полузабытых сигналов: металл, земля и почему-то вода, хотя ее здесь явно не наблюдалось. Впрочем, ни о чем нельзя было сказать наверняка: ни один из ароматов не был чистым, они смешивались в странной симфонии, словно долетая до обоняния откуда-то издалека.
Ветер казался слишком холодным. Его касания к телу под слишком свободной зеленой бесформенной футболкой, которая, как и обещала Кларисса, нашлась в шкафу, казались обжигающими, и Алан судорожно втягивал живот, пытаясь оборвать этот грубый контакт.
Он искал и не находил знакомых деревьев: пальм, сикий...хоть чего-нибудь. Здесь вообще не было зелени, лишь гигантские серые коробки жилых блоков, отвесными скалами устремляющиеся вверх. Вместо кристально чистого неба Сфириума взгляд запнулся о темный рой сновавших туда-сюда дронов. Точно железные пчелы, они приближались к узким окнам, исчезая в них, как в ульях, чтобы спустя несколько мгновений появиться обратно, налегке или с грузом и устремиться по заранее заданной траектории.
Дрожа, Алан стоял точно на дне огромного каменного мешка в полном одиночестве.
— Я здесь? — крикнул он, но голос звучал непривычно слабо и, как и собственное тело, казался чужим.
Каким бы ни был Терреус в его памяти — а сохранилось о нем не много — теперь от него не вовсе ничего не осталось. Он стал серым, холодным и совершенно безлюдным.
На всем пути до центра идентификации навстречу не попалось ни одного человека. Алана сопровождало лишь монотонное жужжание дронов над головой и немигающие взгляды глянцевых глаз камер. Засекая его в зоне видимости, они бесшумно поворачивались вслед, фиксируя его присутствие.
Алан не пытался скрываться. Может быть, заметив человека на улицах Терреуса, они пришлют кого-нибудь? Кто-то где-то должен всем этим управлять? И заметить, что он идет здесь совершенно один?
Терреус выглядел мертвым, и Алан не мог избавиться от мысли, что людей не было, не только снаружи, но и внутри. И чтобы прогнать просыпающийся в нем страх, Алан стал представлять себе обитателей домов, мимо которых шел. В каждом помещении, как в ячейке, сидел человек в коконе им-костюма. Может быть, даже Эйч или старина Барни.
Сейчас Эйч рвет и мечет. Алан велел Клариссе передать отчет по резервным каналам, надеясь, что так сбавит гнев босса хотя бы на полградуса. Старина Барни волнуется. Мысли об этом немного взбодрили и заставили ускорить шаг. Лишь раз он остановился, зачарованно глядя на единственное яркое пятно: здесь, между стенами жилых блоков в небольшой нише сохранился куст, усыпанный белыми цветами. От куста шел сладкий, щекочущий ноздри запах, который невозможно было приглушить. Он врывался в легкие с каждым вдохом и, не спрашивая, заполнял их доверху какой-то острой сладостью, и Алан с удивлением ощутил нечто, поднимающееся из самой глубины, какое-то почти мучительное волнение. Лепестки облетали и терялись в высокой бледно-зеленой траве.
Алан дотронулся до нее, пропуская сквозь пальцы. Трава была жесткой и сухой. Он дернул руку слишком поспешно, острый лист резанул палец. Саднящее ощущение уязвимости плоти, ее нежности, податливости, совершенно исключенное в Сфириуме и потому забытое, казавшееся не реальнее смерти, оглушило до тошноты.
Алан склонился, упершись одной рукой о стену, ожидая, пока пройдет приступ дурноты, и зачарованно смотрел на порез. Он не сразу понял, что произошло. Ровные края маленькой ранки походили на ворота, открывающие путь внутрь тела, и, не отдавая отчета, Алан дотронулся до места между мягких створок, точно желая приоткрыть их и заглянуть в самую глубь себя. Боль, хоть кратковременная, была такой острой, что заставила вскрикнуть. Он непроизвольно сунул палец в рот, и почувствовал на языке абсолютно новый, незнакомый, ни на что не похожий вкус. Странную смесь сладости, соли и чего-то еще, что Алан так и не смог назвать.
Центр идентификации — прямоугольник из сверкающего стекла — выделялся своей легковесностью. Он стоял особняком, в мягком облаке рассеянного отраженного света.
У сверкающей лестницы, ведущей к входным дверям, росли два деревца, и Алан порадовался им, как старым знакомцам. Именно такие деревья он помнил на Терреусе, когда был здесь в последний раз, и теперь порадовался им, как старым знакомым, и даже ощутил с ними нечто вроде родства. Деревья и он — они были живые.
Алан преодолел несколько ступеней и отпрянул: из глубины холла навстречу шел человек. Лица его разглядеть не удавалось, но это определенно был мужчина. Он был одет так же, как и Алан: в бесформенный зеленый костюм из безразмерной футболки и брюк и грубые ботинки. Кто-то оказался в таком же положении, как он! И, вероятно, он тоже был совершенно растерян, потому что, заметив Алана, устремился навстречу и, кажется, едва не замахал руками. К дверям они подбежали одновременно, и те бесшумно разъехались, впуская его в пустой, пронизанный светом холл, где он оказался единственным посетителем.
Алан замер.
Он прекрасно знал себя: подтянутый (подписка на продвинутую программу мышечной стимуляции), загорелый (бледная кожа придавала ему болезненный вид, и он выбирал опцию умеренного загара), ровные белые зубы, правильные черты лица (бесплатные по умолчанию для всех жителей Сфириума), гладкий скульптурный подборок, компенсировавший, как казалось самому Алану, некоторую ветреность его характера.
Алан стоял, не решаясь обернуться.
Из-за зеркально-гладкой поверхности дверей со смесью брезгливости и болезненного любопытства Алана разглядывал неопрятный пожилой человек. Узкое лицо со слишком низким лбом и некрасивым приплюснутым носом не имело ни одной привлекательной черты. Совершенно лысый череп делал голову непропорционально большой, а короткие ноги придавали всей фигуре нелепо-комичный вид.
Это не мог быть он.
Алан смотрел, как этот неприятный, непривлекательный человек лихорадочно ощупывал свои грудь, лицо, руки. Лысую макушку, брови, нос, скулы, шершавую сухую кожу, грудь, живот, влажные от пота жесткие волосы под мышками. Он поморщился: от них исходил густой неприятный запах.
Сколько же ему лет? Точнее, сколько лет этому нелепо сложенному телу, которое использует Алан.
Это не он, не Алан. Алан Карц жил в Сфириуме. Он был хорош собой и крепок. Он отвернулся и восстановил дыхание, вытер о брюки вспотевшие ладони. Расправил плечи. И отправился вглубь холла, в светлом чреве которого Алан, наконец, разглядел кого-то в человеческом обличье.
— Вам нужна помощь?
Девушка, на вид лет двадцати, с темными, собранными в хвост волосами, до того гладкими, что свет отражался от них, как от полированной поверхности, смотрела благожелательно и равнодушно.
— Здравствуйте! — она заученно улыбнулась одними губами. — Оставайтесь, пожалуйста, на месте, — приказала она приближающемуся Алану неожиданно мелодичным голосом.
— Как я могу вам помочь?
Одновременно с девушкой на него смотрели круглые глаза камер, висящих под потолком. Значит, кто-то наблюдает за ними обоими. Это хорошо.
— Мне нужно подтвердить идентичность, чтобы попасть в ИУЗ Сфириума! — как можно громче сказал Алан, хотя акустика здесь была отличная. Но она попросила его стоять достаточно далеко, и от этого он чувствовал себя неудобно, словно был меньше и незначительнее ее.
— Вы генерировали новый пароль?
— Нет, я...
— Вам поступало три напоминания?
— Да, но...
— Вам поступило три напоминания, но вы не сгенерировали пароль?
— Да, и...
— Вы страдаете какой-либо болезнью, потерей памяти, диссоциацией, испытываете тревогу, проблемы со сном?
— Нет же, я... — Алан начинал сердиться. Вшитый в нее алгоритм обгонял его мысли.
— Произошел технический сбой?
— Нет, то есть, да...— Алан запнулся. Признаться ей в том, что он пропустил три напоминания из-за собственной рассеянности, казалось стыдным, хотя вряд ли она могла хотя бы имитировать это чувство, не то что упрекнуть его.
— Пройдите к сканеру биоидентичности, — девушка улыбнулась широко, точно приглашая Алана присоединиться к ней за дружеским обедом.
Он прошел к высокой белой конструкции, напоминавшей арт-инсталляцию в пустом выставочном пространстве, принял положение точно по разметке, смотря прямо в маленький глаз сканера и приложив ладони к предназначенным для этого углублениям.
— Не шевелитесь. Поверните голову, — командовала девушка. — Вдох. Выдох. Моргните.
Мерное гудение и ее короткие уверенные приказы подействовали успокаивающе. Все происходило по заранее прописанному сценарию, без сбоев, значит, ситуация рядовая и предусмотрена предписаниями.
— Сканирование пройдено успешно.
Алан облегченно выдохнул.
— Биоидентичность подтверждена, — сообщила девушка. Ее улыбка стала шире, словно она действительно радуясь за него. — Эр 21-51-10-08М.
— Простите? — переспросил Алан.
— Биоидентичность соответствует уникальному номеру реестра тел на Тереусе.
— Нет — Алан даже усмехнулся. Он Алан. Алан Карц. Хотя этот номер, безусловно, был ему знаком, но он никогда не связывал этот хаотичный набор чисел и букв с собой.
— Теперь нужно подтвердить вашу иммерсивную личность.
— Но это же бред, — оторопел Алан.
Он подошел к девушке и теперь стоял достаточно близко, чтобы разглядеть ее имя на стеклянном бейджике: Эппл Блэк.
— Я Алан Карц. Мне 34, я работаю в «Этернети Пойнт». Мой босс — Эйч Гудвин. Вы можете проверить. Послушайте, я спешу. Сегодня важный день.
Эппл Блэк на минуту задумалась. Вид у нее стал отсутствующий. Она связывалась с серверами.
— Иммерсивная личность установлена, — кивнула она. — Но нужно проверить связь с номером биоидентичности.
— Послушайте, — сказал Алан, теряя терпение, — Эппл Блэк. Я уже опоздал на работу. Моя биоидентиность проверена. Что вы еще хотите?
— Нужно проверить связь иммерсивной личности Сфириума с номером биоидентичности, — повторять одно и то же ей не надоело бы и несколько лет подряд. — Ответ на контрольный вопрос.
— Ладно, — вздохнул Алан, — Валяйте.
Он не мог объяснить Эппл Блэк связь личности Алана Карца и телесности Эр-22-как-его-там. Не он ли сам еще несколько минут назад думал, что это дряблое тело принадлежит некоему Эр 22, а он, Алан, просто занимает его, пользуется, как им-костюмом, который, если уж говорить начистоту, казался ему ближе и роднее собственного волосатого, потного и старого тела.
— Имя первой возлюбленной?
— Что? — Алан опешил. — Вы меня разыгрываете? Это не может быть мой вопрос.
— Нет, — ответила Эппл Блэк, широко улыбаясь, отчего Алану захотелось ее ударить. — Это совершенно точно ваш вопрос. Если вы Алан Карц.
Он похолодел. Как можно так подставить себя? Чье имя, черт побери, он выбрал?
В голове замелькала целая краусель. Кармелла, Эльза, Барбара, Мелодии, Лидия.
Он любил женщин. Преимущественно веселых блондинок со вторым размером груди, тягой к игре в БингЧинг и ритмичной музыке, но в целом — почти всех, кому нравился он сам. Но, кажется, ни одну из них в частности.
Он принялся отсеивать тех, с которыми у него была более ли менее длительная связь. С одной из них она длилась почти три года — настоящий рекорд. Мог ли он иметь в виду ее?
— Елена?
— Нет, — равнодушно ответила Эппл Блэк. — Осталось две попытки.
Может быть, школьная подружка? Когда казалось, что он испытывает что-то, чего не чувствовал раньше. Уже очень скоро Алан научился распознавать в чувстве, которое принимал за любовь, смесь нежности, азарта и нетерпеливого яростного возбуждения. Как выяснилось, это чувство будила в нем не только Лорелин.
— Лорелин?
— Осталась одна попытка.
— Черт их дери! — заорал Алан.
Он увлекался женщинами, как женщины увлекались им: свободно и легко. В Сфириуме вообще все были свободны, в том числе в любви. Особенно в любви. Приятные вечера не могли иметь никаких неприятных непредвиденных последствий ни для одной из сторон и открывали простор для воплощения практически любой фантазии.
Но в этот момент Алан возненавидел женщин, и больше всех ту, чье воплощение сидело перед ним, решая, может ли он вернуться в Сфириум.
— Послушай, Эппл Блэк, — сказал он с нажимом. — Моя личность в Сфириуме не может действовать без моего тела на Терреусе, это же очевидно. Я и есть Алан Карц, и Эр -22-как-его-там. Ты это понимаешь? Это ты можешь понять?
Эппл Блэк приветливо улыбнулась.
— Это же очевидно! — заорал он ей в лицо, хотя еще четверть часа назад, у зеркальной двери, это совсем не было очевидно даже ему. —Ты бы поняла это, будь ты ЧЕЛОВЕКОМ!
Очевидно. Вот именно. Его осенила догадка, к которой он пришел бы сразу, не будь он так взвинчен и выбит из колеи: ответ на секретный вопрос должен был быть придуман во время визитов в центр биоидентичности, но никак не позднее. И воспоминание мелькнуло слепящей вспышкой, высветив образ той, чье имя он выбрал паролем, потому что уже тогда решил: это будет очевидно.
Алан сник. Он вспомнил женщину, и это могла быть только она. Но он не помнил ее имени.
— Здесь есть люди? — спросил он упавшим голосом. — Позови людей. Ты же просто голограмма, Эппл Блэк, где-то сидит тот или та, кто тобой управляет. Кто-то программирует твои ответы. Кто-то обучает тебя распознавать эмоции человека.
Алан повернулся к камерам и закричал:
— Кто смотрит сейчас на меня? Где вы, мать вашу? Выйдите на связь!
— Осталась одна попытка, — напомнила Эппл Блэк.
Ярость залила горячим жаром. Алан бросился к ней, сам не зная, что собирается делать, и тут же отпрянул назад, заскулив от пронзившей плечо боли. Его обожгло охранным лазерным лучом.
— Оставайтесь на месте, — Эр 21-51-10-08М. Ваша иммерсивная личность не подтверждена.
Алан отшатнулся. Его охватила паника. Что если он остался один? Если никаких людей нет? Если эти высокие дома наполнены мумиями, пустыми коконами костюмами, а все, кого он привык считать людьми — Клайра, Эйч, старина Барни — все! Все они просто голограммы, существующие лишь в пространстве Сфириума? Если больше нет людей?
Мысли путались, и по телу волнами пробегала мелкая дрожь.
Нужно глотнуть воздуха. Нужно спокойно подумать. Сейчас он слишком напуган, взволнован, голоден и слаб, чтобы мыслить здраво.
Алан повернулся и побрел прочь.
— Эр 21-51-10-08М, оставайтесь на месте, - сказала ему в спину Эппл Блэк.
Он ускорил шаг, опасаясь получить лазером между лопаток.
— Оставайтесь на месте, — Эр 21-51-10-08М! — в ее голосе прозвучали незнакомые металлические нотки.
— О так, ты умеешь угрожать, тупая ты биокукла, — прошипел Алан.
До дверей было уже рукой подать, и он рванул к ним что было сил, подозревая, что Эппл Блэк может заблокировать их, захлопнув его в стеклянном аду контрольных вопросов.
И, похоже, успел вовремя: двери разъехались, но не до конца. Алан остервенело протискивался в щель изо всех сил, яростно скользя пальцами по стеклу. Правую ногу зажало, он зарычал от боли, выдергивая ее из крепкой хватки безжалостного механизма.
Наконец, двери захлопнулись, и он кубарем скатился по лестнице.
Один ботинок остался добычей центра идентификации. Ступня по цвету напоминала свеклу. Воздух вырывался из горла со свистом, что-то нехорошо булькало в груди, но он был свободен.
Ему нужен был кто-то, ну хоть кто-то, живой, с кем можно было бы поговорить не по заданной схеме. Кто мог бы понять прихотливость разума. Несовершенство памяти. Усталость тела.
Его мутило, к горлу подкатывал ком тошноты. Он откашлялся. На чистом камне расплылось влажное пятно. Алан брел, как бредет потерянный в пустыне, но когда ноги привели его к цветущему кусту между стенами домов и пятачку высокой травы, он нисколько не удивился. Скинул второй ботинок, зашвырнул прочь и осторожно ступил на траву. Ноги почувствовали упругость земли, щекотные жесткие стебли.
Алан опустился им навстречу, дотронулся до земли ладонями, словно вбирая ее извечную упрямую силу, и лег, прижался щекой, закрыл глаза.
Он чувствовал, как лица касаются опадающие лепестки и представил, как они закрывают его целиком, укрывая нежным, дурманящим одеялом. Остаться здесь, никуда не ходить ничего не искать, вдруг показалась заманчивой и единственно правильной мыслью.
Алан вспомнил девушку, но не имя. Оно было таким же простым и невзрачным, как ее внешность. Они познакомились в Терреусе, когда людей здесь было чуть больше. Они проходили идентификацию по достижению возраста свободы.
Торопясь к выходу, девушка выронила цифровую карту, и он догнал ее, чтобы отдать. Их руки на секунду соприкоснулись, и оба дернулись от этого прикосновения, как от удара.
Они замерли, разглядывая друг друга, как диковинку, как члены древнего племени, впервые увидевшие человека другой расы.
Все, что Алан помнил о ней теперь — красный свитер со слишком длинными рукавами, близко посаженные карие глаза и густую, закрывающую весь лоб, челку.
Она не была красива. Во всяком случае, по меркам Сфириума. И он тогда не был красив, но не знал этого, считая себя Аланом Карцем — мужчиной со скульптурным подбородком. Он насмотрелся на женщин Сфириума, они влекли его уже тогда: всегда ухоженные, веселые, всегда готовые к приключениям.
А у нее же были спутанные волосы, настороженный взгляд. А груди как будто не было совсем.
Через несколько часов он все-таки нащупал их — два небольших холмика, почти сливающихся с окружающим рельефом. Они были прохладными, а не упруго-теплыми, это его удивило.
Он уже был с женщиной в Сфириуме. Один раз. В конце концов, это был мир равных прав и свобод, но не мир идеально работающих законов. Опыт, полученный в обход негласных запретов, стал только слаще и многократно усилил наслаждение, взорвавшееся изнутри с силой сверхновой.
И теперь, перед тем как окончательно уйти в пространство Сфириума, он подумал: телесный опыт с женщиной на Терреусе — такого шанса больше не будет. Одна мысль об этом возбуждала сильнее, чем мысли об официальном вхождении в возраст свободы и открывающиеся перспективы.
Возможно, она думала так же. Предвкушение удовольствия растворилось, как сахар в чае, когда они оказались в сумраке ее индивидуального помещения, куда они пришли, неловко держась за руки. Весь путь они проделали в полном молчании, Алан слышал только непривычно громкий стук своего сердца. У них было всего пара часов, прежде чем нужно было вернуться в центр и завершить все процедуры по иммерсивной идентификации.
Ей было больно, но она просила продолжать. Простыни под ними намокли, внутри у нее тоже было мокро и горячо, что-то текло из нее, и испуганный Алан ничего не видел в кромешной тьме да и боялся увидеть. Она сопела ему в ямочку между ключицами и тихо постанывала, вряд ли от удовольствия. Алан зажмурился, изо всех сил представив себе ту самую Лару из Сфайры, которая помогла ему обойти и запреты, и неловкость отсутствия опыта. Бесстыдную, шелковистую, гладкую во всех местах, с мягкими губами, теплыми крепкими грудями и смелыми руками, которые неизвестно как оказывались во всех самых чувствительных местах.
Но воображение не давало уплыть ему в страну фантазий, разбиваясь о реальность, как о волнорез. Рука не скользила по влажному от пота телу, прикосновения их губ были слишком скользкими, оставляя во рту странный терпкий привкус, ее тело не двигалась ему навстречу, раскрываясь, а дергалась, как насаженная на крючок рыбка, и он не мог ни погрузиться в воображаемый мир, ни быть здесь. Ему хотелось выскочить из своего тела, выбежать прочь, поскорее укрывшись в надежных объятиях им-костюма и гостеприимного и комфортного мира Сфайры.
Так он и сделал, когда все-таки довел дело до конца. Они оба не знали, что друг другу сказать.
И когда он уходил, вместо прощания она назвала свое имя. Тогда ему казалось, что оно проникло в него, как вирус в систему. На пути к центру оно все время вертелось на языке, может быть, поэтому он и выбрал его ответом на секретный вопрос, вместо которого в памяти теперь зияла темная дыра.
Алан больше никогда не видел ее. И не делал попыток найти ее в Сфайре, где, вероятно, красотой она походила на всех остальных женщин, может быть, даже была блондинкой с большой грудью.
Позже, спустя примерно год, а, может, чуть больше, он получил короткое послание. И получил его в Сфайре.
В нем коротко сообщалось, что у него есть дочь. Что он может ее увидеть ее, если захочет. Он стер его сразу же, даже не взяв в голову.
У него наверняка много дочерей и сыновей, потому что, согласно единому предписанию, как всякий здоровый половозрелый мужчина Алан регулярно отправлял соответствующие биологические образцы в центр воспроизводства населения. За ними прилетали особые дроны со значком государственной идентификации на бело-голубом боку.
Только сейчас, думая об этом, Алан подумал, что давно не видел бело-голубых дронов, что, вероятно, означало, что он действительно не молод.
А тогда он и не подумал, что речь шла о другой дочери, зачатой на Терреусе мужчиной и женщиной, через телесный контакт.
Он открыл глаза, видя над собой бело-зеленое облако, ощущая, как влажность и прохлада земли просачиваются сквозь грубую, но тонкую ткань футболки, и внезапно вспомнил название куста.
Это был жасмин.
Он подумал о своей дочери, которую никогда не видел и уже не увидит. Вероятно, может быть, последним человеком, зачатой мужчиной и женщиной.
Алан никогда не хотел обременять себя семьей, как многие в Сфириуме. Из всех его знакомцев только старина Барни жил с женщиной уже много лет, ее звали Мария, и они даже прошли свадьбу — старинный милый обряд, интересный лишь романтикам, которые находят что-то очаровательное в аутентичной истории Тереуса. Алан присутствовал на церемонии, словно внутри исторической хроники. Старина Барни — романтик. У них был и ребенок (или только слепок ребенка? Сейчас Алан не мог сказать точно), пока реальный ребенок находился где-то на Терреусе, только вживаясь в свой маленький им-костюм. Где его нянчила женщина или идеально обученная голограмма женщины с бейджиком Эппл Блэк?
— Как ты думаешь, — однажды спросил его Барни, когда Алан подколол его по поводу супружеской верности. — С кем ты ложишься постель, с этими красотками?
— А с кем же? — удивился Алан. Это был период Барбары — короткий, но экзотически яркий.
— С самим собой, парень, — усмехнулся Барни. — Но и они с тобой не спят.
Барни помолчал, обдумывая что-то, и добавил:
— Я бы отдал многое, чтобы дотронуться до моей Марии. До моей настоящей Марии, понимаешь, о чем я?
Алан только неопределенно кивнул. Он никогда никому не рассказывал про те два часа. Никогда. Никому. Даже Клариссе. Вот почему она ничего не сказала ему об ответе на секретный вопрос.
Теперь он думал о ней, о дочери, о себе.
Алан исчез из Сфайры, что означало смерть Алана. Но здесь он продолжал жить, некто под Эр 22-51-как-его-там, но эти буквы так же относились к нему, как любые другие. Он не был буквой.
Он был здесь и сейчас, совершенно ясно, четче чем когда-либо, он ощущал конец своей телесности, которую только прочувствовал: в набухающей болью ступне, в саднящем порезе, в аромате жасмина, который пропитывал его до самого сердца. Впервые перспектива рассыпаться пылью внутри костюма показалась ему чудовищной. Захотелось остаться здесь, просочиться сквозь землю, прорасти травой, деревом, что пробилось между двух серых скал жилых саркофагов.
Но где тогда будет то, что звалось Аланом?
В Сфайре он останется в памяти старины Барни, Барбары, Лорелин, Лоры... Но, даже собравшись вместе, принеся с собой все эти фрагменты мозаики, они не смогут собрать образ Алана Карца, такого, каким он был. Но когда они исчезнут, окончательно исчезнет и некто Алан Карц.
А он... Где будет он?
— Эр 21-51-10-08М, вы идентифицированы.
Алан открыл глаза. Над ним возвышался некто не столь эфемерный, как голограмма, но и не человек. И голос у него был жесткий.
— Встать!
Подчиняться не хотелось, но Алан приподнялся, посмотрел снизу вверх на того, кто имел человекоподобный облик, но человеком определенно не был. Это был полицейский андроид. Динамик вместо рта вкупе с имитацией человеческих глаз впечатление производили удручающее, но его хотя бы можно было потрогать.
— Встать! Иначе я применю силу.
Алан вздохнул. Голова кружилась, стоять было тяжело.
— Вы не прошли иммерсивную идентификацию. Скрылись с места идентификации, — он чеканил слова, как металл.
— Да, — согласился Алан. Странно, но сейчас все это его совершенно не волновало. Ему хотелось другого.
— Я испугался. Я устал. Я человек.
— Я просканирую вас. Стойте ровно!
Алан смотрел в механические глаза. Радужка была слишком ровная, а зрачок не сужался на свету.
— Устаревшая модель, — резюмировал полицейский.
— Что?
— Эр 21-51-10-08М. Повторяю. У меня здесь устаревшая модель человека. Устаревшая модель. Жду инструкций.
Алан понял, что с ним никто не разговаривает. Он закрыл глаза: хотелось услышать, как легкий ветер шумит в листьях жасмина.
— Эр 21-51-10-08М, вы отправитесь со мной, — полицейский получил очередную часть алгоритма.
— Нет, — сказал Алан, устало опускаясь в траву. — Я не пойду. Можешь делать со мной, что хочешь, бесчеловечное ты существо. А мне все равно пора на свалку, — он откинулся на спину с наслаждением, какого не ощущал уже давно. Если вообще ощущал когда-либо.
Лежал и смотрел на цветы жасмина. Они были маленькие, дереву не хватало света и влаги, лепестки были пожелтевшие по краям, но они цвели и аромат их был неповторим в сложности и непредсказуемости.
Если он вспомнил название куста, может быть, он вспомнит ее имя?
Алан закрыл глаза.
Почему-то это казалось важным, самым важным сейчас — вспомнить. Ее имя.
«Цифровой слепок сознания, способного к самостоятельному развитию и воспроизводству в отрыве от биологического тела, которое сегодня уже выглядит лишь как дань необходимости. Его надо питать, поддерживать. Да, мы замедлили старение и полностью научились обеспечивать его с помощью им-костюмов, но это забота, это неудобство, выработка и трата ресурса. Это создает проблемы и с биоидентичностью, когда сознание еще закреплено за определенным телом, и оно получает сигналы через стимуляцию зон мозга.
Бытие, на 100% перенесенное в иммерсивную среду Сфайры, — вот наша цель. Сознание, способное к автономному слиянию, развитию и созданию новых уникальных структур — будет означать победу над телом, и в конечном итоге победу над смертью. Это истинное бессмертие и естественная ступень эволюции. От животного к человеческому, от человеческого — к божественному. Ибо что есть бог, как не чистое сознание?».
Крейг Дарси, старший руководитель шестой части проекта по изучению новой модели существования человечества AETERNA, 2219 год