Но меч
Всё вроде вровень, а вроде и наперекосяк. Пытаешься концентрироваться, но не можешь поймать фокус. Иногда зависимость – не только и столько потребность, сколько паттерн поведения. Привычки можно изменить, сломав устоявшиеся системы импульс-реакция. Достаточно изменить привычный стиль обиходных процессов. Например, задействовать другое полушарие мозга.
Алексей переложил стилус из правой руки в левую, продолжил рисовать схему на планшете.
Конечно, совсем иной вопрос, когда это касается физиологических процессов. Ментальные конструкции можно обмануть, тело обмануть сложнее. Нейрогуморальная регуляция…
– Твою ж мать.
Алексей бросил стилус, встал из-за стола и переставил стул к небольшому стеллажу, на котором стоял сейф.
>1234
>Denied
– Да кто бы сомневался, – Алексей потёр вспотевший лоб. – Мисси, какой пароль от сейфа?
– Вы же знаете, я не могу сообщить вам пароль, – отозвался голос из умной колонки на столе.
– Да, да, давай подсказку.
– Ваша подсказка на сегодня – кофе, – сказала Мисси. – Напоминаю, что ежегодно…
– Выключись, – отрезал Алексей, и колонка потухла.
Кофе. Если по номерам букв в алфавите: 12-16-22-6.
>1126
>Denied
>1216
>Denied
>6226
>Denied
Сложение между разрядами?
>3746
>Denied
– Мисси, в каком году, э-э, открыли кофе?
– Предупреждаю, информация из открытых источников. Открытие кофе относят к восемьсот пятидесятому году нашей эры.
>0850
>Denied
– Мисси, какие ещё известные даты связаны с кофе?
– Сложный запрос. Трактую. Предупреждаю, информация из открытых источников. В одна тысяча пятьсот пятьдесят пятом году в Константинополе была открыта первая публичная кофейня.
>1555
>Denied
Сведение к ближайшим простым числам? Перемножение? В двоичной системе? Троичной? Нет, это не обязательно номера букв. Кофе. Кофе.
Раздался дверной звонок.
– Счётчики поверены, идите к чёрту! – крикнул Алексей.
В обратную сторону? Зеркальные номера букв, с отсчётом с конца? Считать ли «й» и «ё»? Некоторые идиоты не считают. Буква «ё» это вам не буква, что ли? Деградация.
Звонок продолжал заливаться. Параллельно, в дверь начали стучать. Алексей грубо выругался и пошёл открывать. На лестничной клетке стояли двое хмурых мужчин, в джинсах и чёрных куртках. Стоявший впереди, высокий, плотный, со светлыми глазами, но очень тяжёлым взглядом, раскрыл перед Алексеем удостоверение.
– Сажайте! – сказал Алексей, пробежавшись взглядом по ксиве и ухватив основное: «ФСБ», «Информационная безопасность, «майор» и «Константин». – Не знаю, за что, плевать, сажайте.
– Мы просто хотим поговорить, Алексей Георгиевич, – тихим, но жёстким голосом сказал светлоглазый. – Разрешите, мы войдём?
Алексей мотнул головой и попытался всё же сфокусироваться на незваных гостях. Высокие, плотного телосложения. С ксивой – Константин – светлые короткие волосы, круглое лицо, слабый подбородок. «Ананас», – подумал Алексей. Второй – в шапке; мрачное, ничем не примечательное лицо; озирается. «Чеснок».
– Входите, – Алексей впустил гостей. – Будете кофе? – он вдруг злобно улыбнулся каким-то своим мыслям. – Кстати, знаете, что хорошо с кофе?..
Алексей вдруг сорвался с места и побежал в комнату, не заметив, как гости беспардонно рванулись за ним, выхватывая что-то из курток.
– Мисси, когда был снят фильм «Кофе и Сигареты»?
– Две тысячи третий год.
>2003
>Denied
– Мисси, когда был снят первый эпизод фильма?
– Одна тысяча девятьсот восемьдесят шестой.
>1986
>Open
Алексей, под недоумёнными взглядами гостей, открыл сейф, достал оттуда пачку сигарет и зажигалку. Облизнувшись, он щёлкнул зажигалкой и смачно затянулся. Медленно выпустил дым. Его карие глаза блаженно прикрылись.
– Пытаюсь бросить, – сказал он, машинально приглаживая редеющие каштановые кудри и чувствуя, как по телу проходит тяжёлая волна онемения. – Давление, знаете ли, и утренний кашель. Но не могу без них работать. Вот не могу. Внимание просто на нуле.
– Профессор, я попрошу вас быть… аккуратней с телодвижениями, – сказал Константин, убирая пистолет обратно в кобуру подмышкой.
– Да, теперь вы, господа, – резко повернулся к ним Алексей, чувствуя, как проясняется в голове. – Чем обязан?
– Повелитель, я обратила внимание, что вы открыли сейф и закурили, – заговорила Мисси, прежде чем сотрудники успели ответить. – Напоминаю вам, что риск рака лёгких вырос в десять раз, риск инфаркта на пятьдесят процентов. В вашем возрасте…
– Мне всего-то полтинник с небольшим! Убрать уведомление.
Колонка моргнула диодным кольцом.
– Повелитель, согласно моему анализу, метод по программе «Крипто-смок. Заблокируй свою зависимость» не даёт эффекта. Предлагаю выбрать иной способ избавления от вредной привычки. Например…
– Отключись! – рявкнул Алексей.
– Кхм… – прочистил горло Константин.
– Да, она называет меня Повелителем, – без тени смущения сказал Алексей.
– А моя меня – Генералом, – отмахнулся Константин. – Алексей Георгиевич, у нас к вам дело, и это касается вашей бывшей жены.
Алексей медленно сел на стул и закурил вторую.
***
Армейский вертолёт, пролетев над пепельной карельской хвоей и блестящими зеркалами озёр, опустился на большой остров. Крыша лабораторного комплекса – закрытого учреждения «Сортавала-57» – была покрыта камуфляжным узором, и Алексей понял, что на острове есть здание, только когда они уже сели.
Вокруг входа в комплекс грудились высокие палатки цвета хаки, туда-сюда сновали хмурые люди в камуфляже. Адъютант подхватил и унёс сумки профессора. Алексей и Константин прошли в одну из палаток. У большого складного стола посреди палатки стояла молодая невысокая девушка. Профессор отметил светлые волосы, голубые глаза, веснушки, колючий умный взгляд, почувствовал вкус мандарина. На вид девушке было немного за двадцать.
– Алексей, это Ирина. Ирина, это Алексей, – сказал майор; профессор и девушка обоюдно кивнули, внимательно изучая друг друга. – Профессор, Ирина является дочерью Анны, вашей бывшей жены. Мы полагаем, что вы двое можете оказать нам неоценимую помощь.
– Как и говорил вам, я уже много лет обычный преподаватель, – сказал профессор, украдкой вновь изучая Иру. – Не думаю, что смогу чем-то действительно помочь. Уж простите, но неужели у вас не нашлось специалистов лучше, чем препод и… студентка, полагаю?
– Аспирантка, – поправила Ирина.
– Все наши специалисты сейчас там, – Константин указал на здание. – К тому же у нас есть основание полагать, что здесь поможет именно личное знакомство с Анной.
– И почему же? – спросил Алексей, хотя видел, что Константин не хочет развивать тему.
– Скажу так. Мы получали от Анны некоторые указания, в случае наступления особых… обстоятельств.
Алексей не стал выражать вслух своё крайнее удивление тем, что Аня, спустя столько лет, могла давать какие-то указания на его счёт.
– Почему мы не говорим о самом важном? – громко и нервно сказала Ира. – Они живы там?
– Мы не знаем, – после паузы ответил майор, включая проектор; на столе появилась трёхмерная модель комплекса. – Собственно, переходим к брифингу.
Ситуация была следующая. Комплекс, во главе с Анной, занимался «изучением машинного разума». Константин сформулировал именно так и наотрез отказался что-либо пояснять, ссылаясь на секретность.
Коллектив состоял из четырнадцати человек. Месяц назад пришло известие о несчастном случае, повлекшем гибель одного из работников. Персонал, при этом, отказался от проведения расследования. Недавно комплекс не прислал стандартный недельный отчёт, вместо него по аварийному каналу шёл периодический сигнал, который не получалось расшифровать. Сюда была направлена небольшая группа, которая обнаружила комплекс в состоянии системной блокировки, когда любые выходы из здания перекрывались бронированными щитами.
Военные могут вскрыть заблокированные двери термитными зарядами, однако пока что опасались это делать, так как блокировка вряд ли произошла случайно. Сигнал, который посылал комплекс, уже прогнали по всем крипто-нейросетям, однако так и не добились расшифровки.
Если к концу дня Алексей и Ирина смогут найти ключ к шифру, то далее военные будут действовать исходя из информации, содержащейся в сигнале. Если же нет, сегодня ночью или завтра они будут вскрывать двери.
На вопрос Алексея, в чьём, всё же, ведомстве это дело, в ФСБ или МинОбр, Константин только отмахнулся, буркнув что-то про «межведомственность».
Пока майор говорил, Ирина внимательно рассматривала схему комплекса. Полукруглая входная группа, за ней большой атриум в форме неровного овала, от которого в две стороны отходили два дугообразных флигеля. Дуги флигелей образовывали незамкнутое кольцо, внутри которого располагался двор-сад. Ира не могла отделаться от мысли, что вид комплекса сверху напоминал ей какую-то рогатую морду.
После брифинга Константин отвёл учёных в палатку техников и криптографов. Там он познакомил их с основным специалистом – Анатолием. «Арбуз», - подумал Алексей.
– Можно просто Толя, – техник показал на экране ноутбука, который располагался внутри металлического чемодана, бессмысленный набор символов.
– Сообщение шифруется на их стороне и дешифруется на нашей. Оборудование идентичное. Принцип шифрования, в теории, изменить нельзя. Потерей в сигнале, насколько мы можем судить, нет. Тем не менее, на выходе мы получаем то, что вы видите.
– Какое именно шифрование, вы, конечно, не раскроете? – лукаво спросил Алексей.
Анатолий выпучил глаза и дал понять, что подобный вопрос, даже если бы не был высказан вслух, всё равно являлся бы мыслепреступлением.
– Времени до вечера… – вздохнул профессор, разглядывая экран. – У вас тут есть свободные планшеты? Или ещё ноуты, на худой конец. А то мой отобрали, как и телефон с часами.
Планшеты нашлись. Профессор и аспирантка сидели в палатке техников, скопировав код, и пытались понять, с чем имеют дело. Однако и час, и два спустя, прогресса не было.
– Так, ещё раз, – Алексей устало протёр глаза и закурил, под неодобрительные взгляды окружающих. – Мне кажется мы занимаемся какой-то хернёй, простите. Эвристики и крипто-сети результата не дали. Они видят закономерности, так что сигнал не совсем бессмысленный. Но нам нужно искать ответ вне конвенций шифрования. Или же искать подвох.
– Мать любила всякие шифры и скрытые смыслы, – сказала Ира. – Хотя, если вы были женаты, вы знаете. Я попробовала применить несколько её личных методик. Из тех, что помню. Но нет, ничего. Вообще, могу сказать, что не вижу тут её руки.
Алексей поджал губы.
– Она… рассказывала обо мне?
– Нет, – моментально ответила Ира. – Но я знаю про вас.
Профессор понял, что стояло за этими словами, и у него скрутило желудок. Чтобы прогнать гнетущее ощущение, Алексей вернулся на прежнюю тему.
– Давайте смотреть шире, Ирина. В чём ещё здесь может быть дело?
– Послание изначально зашифровано?
– Так мы же с этим и бьёмся. Что ещё?
Ира задумалась.
– Атака посредника? Кто-то искажает сигнал до того, как его получаем мы?
– После этапа шифрования? Сомневаюсь. К тому же транслятор вон там, на крыше, несколько сотен метров.
– Посредник может быть внутри здания, – предположила Ира.
– Нет. Вернее, нам этот вариант ничего не даст. Если сигнал искажается до бессмысленности, мы ничего сделать не можем.
– Мать говорила, что в таких случаях бывает полезно выйти за рамки системы. Смотреть не на процесс внутри, а на то, что создаёт сам процесс.
Алексей задумчиво кивнул, а потом вдруг глаза его расширились.
– Точно!
– Вы что-то поняли?
– У меня есть догадка. Как именно передаётся сигнал?
– Не совсем понимаю, о чём вы.
– Ну, как волнами передаётся информация?
– Несущая частота модулируется информационным сигналом, если вы об этом.
– Именно об этом. А теперь подумайте, как из нормального сигнала, несущего информацию, получить белиберду?
Ира нахмурила лоб, на котором, отметил Алексей, образовалось очень много складок. Так было и у Ани.
– Видимо, вы считаете, что дело всё же в искажении сигнала. Какие-то помехи на несущей? Или интерференция… Смешение сигналов?
– Бинго! Несущая частота модулируется одним сигналом, а потом модулируется ещё раз другим. И на выходе мы получаем что-то невразумительное.
– Разве это физически возможно? В смысле, аппаратура такое позволяет?
– Не знаю. Наверно. Догадок лучше у меня нет, – Алексей пожал плечами. – А теперь, что нам нужно для восстановления исходных сигналов? Подсказка – мы, в общем-то, это и так…
– Не могли бы вы прекратить этот цирк? – надоело, наконец, Ирине. – Вы не у себя на кафедре, и это не экзамен. Прошу вас умерить свой покровительственный тон, и этот… мэнсплейнинг. Однако ответ на ваш вопрос – Фурье. Преобразование Фурье.
– Пять баллов, – шутливо сказал Алексей, но было заметно, что просьбу он принял всерьёз.
Когда уже стемнело, Анатолий позвал командира и учёных.
– Фурье дал результат. Сигнал на несущей, как вы и предполагали, модулировался ещё раз. Наши нейросети работали с сигналом уже после дешифратора, мы не смотрели на исходный сигнал, – Толя виновато косился на Константина. – Итого, у нас два сигнала. Один из них такая же белиберда. Видимо, нужен был только для искажения основного. Основной сейчас дешифруется…
– А тот, который белиберда, вы его по эвристике проверяли? – спросил Алексей. – Может, он тоже шифр?
– Э… нет, но попробую, если хотите. Так, вот сообщение.
По экрану ноутбука побежали строчки: «Помогите! Не можем выбраться! Спасите! Нет еды и воды! Умираем! Помогите!», - и так снова и снова.
Ира побледнела, Алексей закурил, а Константин, крутанувшись на месте, закричал:
– Вскрывай! Слышал, Миха? Быстро! Быстро!
Люди вокруг засуетились. И в глазах всех присутствующих застыл вопрос – что, если они просто потеряли целый день, от которого зависело всё?
Двери вскрывали полчаса. Алексей курил сигареты одну за одной, наблюдая, как Ира нервно грызёт пальцы. Наконец, последняя термитная искра погасла, и в образовавшийся прямоугольный проход рванулись бойцы. Спустя ещё несколько томительных минут, в проёме показался один из солдат.
Медленно помотал головой.
Ира шумно и прерывисто вздохнула. Алексей сглотнул возникший откуда-то комок в горле.
– Ох. Что ж так-то. Что ж так-то, а? – только и сказал он. Внутри было пусто, но Алексей нехотя признавал себе, что горя не испытал.
Возникший как из-под земли медик протянул учёным по таблетке и флягу с водой.
– Успокоительное. Идите спать, ваша палатка вон там, и ваши вещи уже в ней. Если от вас что и потребуется, то только завтра. Передаю приказ командира.
– Мы что, спим в одной палатке? – вяло, в оцепенении, спросила Ира, пока они шли.
Алексей не ответил.
Палатка действительно была одна на двоих, но посередине неё висела длинная занавеска, делившая внутреннее пространство на две части.
***
Некоторое время они лежали молча. Успокоительное действовало, но уснуть не получалось. Ира просто смотрела в пустоту, иногда утирая глаза. Алексей, привыкший ночевать один, и вынужденный, в присутствии девушки, сдерживать определённые физиологические позывы, ворочался, раздражённый.
– Какой она была? – нарушила молчание Ира. – Когда вы были женаты?
– Что именно ты хочешь знать?
– Хочу знать было ли моё детство таким, каким оно было, из-за вас, или потому что мать всегда была… такой.
– Всегда, – ответил Алексей, и не с целью снять с себя вину. Он задумался о том, что возраст девушки в целом соответствует временам его развода. – Не знаю, конечно, каким было твоё детство, но, поверь, Аня всегда была… сложной.
– Я уже говорила, что знаю о вас.
– Угу.
– Расскажете, как на самом деле было дело?
Алексей понял, что на самом деле девушка хочет услышать про молодость матери. Саму историю, которую она просила рассказать, он хотел бы забыть словно страшный сон.
– Пожалуйста, – почти жалобно попросила Ира.
Алексей вздохнул и принялся рассказывать.
***
Они были молоды, очень умны, и ещё больше амбициозны. Алексей и Анна познакомились в институте и на последнем курсе поженились. Оба закончили одну аспирантуру, оба устроились в один институт, в одну лабораторию.
По роду своих изысканий они занимались исследованиями искусственного интеллекта.
Постулат, который ими двигал, тоже был един – искусственный интеллект, по их мнению, нельзя было создать. Специфическое, конечно, мнение для учёных их области. Однако у постулата была вторая часть, гласившая, что ИИ может развиться самостоятельно, если, конечно, задать для этого нужные условия.
Звучало громко, но конкретно их работа была в самой базовой плоскости этой идеи. Бум нейросетей тогда уже шёл на спад, и большинство признавало, что в направлении развития ИИ это была тупиковая ветвь. Давшая, однако, миру лучших роботизированных и виртуальных ассистентов.
Тезис состоял в том, что если заставить две нейросети соперничать друг с другом, то они могут обучиться вещам, не заложенным в их базе. Пытаясь переиграть соперника, нейросети должны были войти в некий непрерывный цикл обратной связи что, в итоге, должно было привести к определённому качественному скачку. Они выбрали видеоигру, основанную на противостоянии двух игроков, достаточно сложную, без полноты информации; обучили нейросети и столкнули их между собой в бесконечных турнирах.
Результаты были, но, к сожалению, не давали статистической значимости. Алексей настаивал, что успехом можно считать ситуацию, когда нейросеть, в своём стремлении к победе, выйдет за рамки игры. Проще говоря - считерит.
Но время шло, а результатов так и не было. Как будто этого было мало, их брак трещал по швам. Каждый будто жил в каком-то своём мире. Не говоря о бытовых сложностях и действительно тяжёлом характере Анны, они постепенно стали оппонентами друг друга в сфере науки. Алексей, одержимый их проектом, изменил мнение, и стал считать, что создать полноценный ИИ возможно. Анна считала, что нет. Алексей полагал, что машинные разумы могут быть призваны служить людям, Анна – что человечество идёт по пути к информационной сингулярности и единения человечества с цифровыми интеллектами. В довершении всего, Анна стала уходить в религиозность, причём в какую-то собственную жуткую смесь конфессий, где было место и святому духу и нейросетям, а Алексей, убеждённый атеист, отказывался даже поднимать эту тему.
Эксперимент затягивался и разваливался. Финансирование заканчивалось, и им грозило написать статью с печальным блоком анализа результатов. Но Алексей, как он признавал, в то время был сам не свой. Как заворожённый, ослеплённый, он сделал то, что является худшим грехом секулярного мира учёных.
Он сфальсифицировал результаты.
Вернее, он дал информацию о чите одной из нейросетей, и допустил нарушение правил. Конечно, это сразу же дало заветное р-значение меньше ноль-ноль-пяти.
То бы год торжества и год катастрофы. Год, когда их носили на руках после препринта, а потом сбросили в пропасть, когда в результатах нашли подлог. Несоответствие, если быть точным, но такое, что невозможно объяснить иначе как вмешательством в эксперимент извне.
Алексей, конечно же, взял всё на себя. Нереальными усилиями, он смог сохранить карьеру Ани и её репутацию. Но самого Алексея это низвергло в пучины. Заслуженно, впрочем. Это убило его карьеру, его брак, да и вообще его жизнь. Анна назвала это предательством библейского масштаба.
Они развелись, хотя оба понимали, что к этому и так шло. Анна продолжила работать в институтах, а Алексей, после нескольких лет тьмы и скрежета зубовного, смог найти себе место преподавателя. И хотя в научном сообществе он навсегда стал изгоем, его работу в образовании терпели. Он стал профессором, оставаясь нерукопожатным в большинстве научных кругов.
***
Утром, когда комплекс был проверен, а все тела вынесены, учёных пустили внутрь.
– Ох, – простонал Алексей, оглядываясь.
– Ситуация следующая, – хмуро сказал Константин. – Все… мертвы, как вы уже поняли. Я соболезную.
К удивлению майора, профессор и аспирантка отреагировали вяло и без особых эмоций.
– Тела мы вынесли, но, если вдруг вам нужно, информацию об их положении и повреждениях мы можем вам предоставить.
– Зачем это может быть нам нужно? – удивилась Ира.
– Об этом чуть позже. Бардак тут, вы сами видите, какой. Системы очистки воды и воздуха отключены. Все роботы-помощники сломаны, кроме одного андроида, который отключён и отформатирован.
– Сколько их было?
– Пять андроидов, пять робо-собак с манипуляторами и десять платформ-уборщиков. Холодильники отключены. Уничтожены запасы еды, камеры наблюдения, цифровые устройства, внешние накопители данных. Все блокноты и книги сожжены… – Константин сделал мрачную паузу. – Комплекс весь открыт, кроме серверной. У неё своя собственная, отдельная и многоуровневая система блокировки. Свои системы питания и охлаждения. Если мы попытаемся попасть туда силой, то сработают заряды и вся электроника будет физически уничтожена. Сама комната экранирована клеткой Фарадея, и с основной системой комплекса связана проводным образом, и в иной ситуации мы могли бы подключиться к мейнфреймам по этой линии, однако, когда мы вскрыли двери комплекса, сработал второй уровень защиты серверной и проводка была разорвана пиропатронами. Сервера в порядке, но подключиться мы к ним не можем. Сигнал, который ранее транслировался, теперь исчез.
– Короче говоря, нам нужно попасть в серверную?
– Да. Чтобы снять блокировку нужно три ключа. Это карточка, биометрия, код, и все у разных людей. Карточка у человека из оборонки. Обычно требуется личное присутствие, но мы получили разрешение, ввиду особых обстоятельств, и нам привезут дубликат. Биометрия моя, код у Анны, – майор перевёл дух. – Что мне требуется от вас. Анна должна была оставить нам свой аварийный код разблокировки. Такова инструкция её должности, просто примите как данность. Мы прочесали весь комплекс, но ничего не нашли. И раз Анна давала особые указания на ваш счёт, то вам и необходимо этот код найти.
– А если она умерла до того, как смогла оставить код? Всё, в серверную не попасть?
– Код должен быть, – отрезал Константин. – И должен быть зафиксирован заранее. Повторяю, у неё были чёткие инструкции. Ищите.
Учёные принялись исследовать пустой комплекс, то и дело натыкаясь на следы борьбы, разрушений, обходя лужи крови. Как и сказал майор, всё, что могло быть носителем данных, было уничтожено.
В столовой и жилом блоке всё перевёрнуто вверх дном. В душевых, на светлом кафеле стены, кровью была нарисована голова быка.
– Что это значит? – спросила Ира. – Что тут вообще произошло?
– Что произошло как раз понятно, – сказал Алексей. – Они пытались создать искусственный интеллект или его подобие. Однако это что-то вышло из-под контроля.
– А разве ИИ мог бы навредить людям? В том смысле, что он обязан был бы иметь такие ограничения. Три закона или что-то типа того.
– Значит, смог. А что касается рисунка… Полагаю, это знак Минотавра.
– Почему именно его?
– Мы с Аней много дискутировали на темы ИИ, – глаза Алексея подёрнулись пеленой прошлого. – Я тогда считал, что цифровой разум возможен. Аня же считала, что нет. Она полагала, что в попытках мы можем создать только что-то неестественное. Это будет не человеческий интеллект, но и не новый разум. Но будет иметь признаки обоих. Монстр из двух миров. Минотавр.
Иру захватили видения. Она представляла себе печальный образ, безмолвную тварь, которая страдала, но не могла выразить свою боль. Бесцельно бродящую в бесконечных проходах лабиринта, сгорающую в беспощадной агонии.
Они обошли комплекс несколько раз. Серверная действительно была заперта, только доносился гул систем охлаждения.
– Значит так, – сказал Алексей. – Примем за аксиому, что Аня действительно оставила нам послание. Раз все носители данных уничтожены, то одно из двух. Либо ИИ не хотел, чтобы мы что-то узнали. Либо кто-то не хотел, чтобы это что-то узнал ИИ.
– Кстати, если этот Минотавр тут всё громил и всех убивал, получается, он захватил управление одним из андроидов?
– Думаю, всеми андроидами. Так вот, если нам хотели что-то передать, то сделать это следовало бы так, чтобы ИИ не понял. Не шифр, но что-то, что может понять только человек.
– А ещё лучше – близкий человек, – добавила Ира. – То есть мы с вами.
– Мы с ней уже очень много лет как не близкие, но направление мысли верное.
***
За два дня учёные успели облазить каждый угол комплекса, отчаяться, перейти на «ты», и даже спросить-таки майора о том, как умер персонал. Но описания зверств, включающих в себя утопления, сжигание и обваривание кипятком ничего им не дали, кроме одной тяжёлой ночи.
Озарение пришло спустя три дня. В рекреационной зоне Ира остановилась у картины Кандинского, как делала почти каждый раз.
– Тебя так привлекает Кандинский? – спросил профессор.
– Да. Никогда не понимала, что же такого в этих абстрактных узорах, но они успокаивают. Я читала, что Кандинский слышал в этих узорах музыку.
– Понимаю его. Для меня, правда, это что-то вроде пьесы, которую разыгрывают персонажи-настроения, – он подошёл к картине и стал водить пальцами по линиям и фигурам. – Вот эта весёлая. Этот грустный. Эта храбрая. Эта завидует.
– У вас синестезия! – поняла Ира.
– Да. Цвета имеют номера, буквы – звук, люди – вкус овощей, ягод или фруктов, ну и тому подобное.
– Подождите, подождите. Ведь мать могла зашифровать здесь что-то для вас. Что-то, что увидите только вы.
– Поверь, за все эти дни я пытался найти здесь что-то подобное. Но нет, здесь ничего такого нет, – Алексей продолжал водить пальцами по картине и вдруг нащупал шероховатость на линии. – Я, если честно, прихожу к печальному выводу, что мы ничего не найдём, – профессор пригляделся и нашёл на картине ещё несколько шероховатостей.
– Цвета имеют номера, а буквы… – бормотала Ира. – Профессор!
– Ира! – крикнул Алексей, отходя от картины.
– Я поняла!
– Я, кажется, понял.
Они смотрели друг на друга, улыбаясь.
– Сначала ты, – предложил Алексей.
– Я поняла, почему мы тут ничего не нашли. Тут ничего и не может быть! Как бы ты ни попытался зашифровать что-то для ИИ, он всё равно найдёт. В конце концов, даже если он не сможет понять послание, он сможет понять, что есть сама шифровка. Поэтому здесь ничего и нет. Но когда вы сказали про цвета и цифры, я вспомнила. Несколько лет назад, прежде чем уехать работать сюда, мать дала мне книгу и приказала прочитать её и обязательно сохранить. Читать я её не стала, это была её собственная книга, религиозная и оккультная графомания. Но я пролистала её и тогда заметила, что некоторые слова и буквы выделены разными цветами. Я сразу поняла, что это шифр, но разгадать его так и не смогла. Но теперь ведь ясно, это шифр не для меня, он для вас! Книгу я всё же сохранила, она у меня дома.
Алексей выглядел обескураженным, но вскоре выражение его лица сменилось ухмылкой.
– Это… очень неожиданно. Потому что я нашёл кое-что другое. Все картины в комплексе напечатаны принтерами на холстах, они гладкие. Но на этой картине, и, вероятно, на других, есть мазки краски. Ты видела у них уголок художников. Мазки нанесены в точности поверх линий оригинальной картины, их почти нельзя разглядеть. Для машинного зрения узор картин не затронут, но для глаза, и особенно для пальцев человека они заметны.
– То есть, – сказала Ира. – У нас целых две зацепки.
– Полагаю, в твоей книге шифр, а на картине – ключ.
– Константин, – сказала Ира, когда они вышли из комплекса, – вы можете свозить меня домой? Мне нужно забрать одну книгу.
– Если вы скажете какая, мы привезём её сами.
– Но как вы попадёте в квартиру? – возмутилась Ира, но поняла, что вопрос глупый.
***
Фельдъегерь с книгой прибыл на следующий день, и Алексей сразу сел за расшифровку. Военные к тому времени изучили все дополнительные мазки на картинах и, совместно с Ирой, пытались понять, что именно и как в них закодировано.
Ира обедала в палатке полевой кухни, когда к ней подошёл профессор.
– Есть хорошая новость, и есть плохая, – сказал он. – Хорошая – я смог разобрать послание Анны. Плохая заключается в том, что шифра, равно как и аварийного кода, там нет. Какие успехи с картинами?
– Глухо. Парни там вовсю стараются. А я что-то совсем без идей, – сказала Ира. – Если в послании нет кода, тогда что там?
– Нечто прекрасное, – улыбнулся Алексей. – Схема получения искусственного интеллекта.
Ира выпрямилась, её глаза загорелись.
– Она оставила мне секретные разработки? И ты сказал «получения»?
– В некотором роде. Тогда это ещё не были разработки, скорее план того, чем они собирается заниматься. Она знала, что работа будет секретной, и даже, как я теперь полагаю, предвидела, чем это может кончиться. Поэтому оставила тебе хотя бы тезисы, чтобы знания не пропали.
– И что же там? – спросила Ира. Алексей кивнул на выход, они отошли от палаток под видом прогулки.
– Анна, как я говорил, считала, что ИИ нельзя создать. Но, как ей виделось, она нашла способ его получить. Видимо, рассуждая о возникновении человека, как из простейших организмов получился организм высший, она решила применить это к компьютерным системам. Симулировать эволюцию. По её плану, должно было быть так. Есть то, что она назвала Триадой. Это три системные нейросети. Мир, Путь и Судья. Мир, по сути, цифровой космос, вселенная. Эта сеть создаёт пространство для, условно говоря, жизни программ.
– Матрица!
– Ха, ну, можно и так сказать. Суть этой нейросети в создании граничных условий, и условий внутренних, которые могут меняться, для того чтобы программы вынуждены были адаптироваться. Путь даёт мотив эволюции. Он определяет потребность в развитии и доступные ветки этого развития. Какие, грубо говоря, блоки кода программа может нарастить или отбросить. Судья же определяет запретные действия.
– Звёздное небо над нами, моральный закон внутри нас, – сказала Ира. – Но ведь Путь уже определяет доступность действий, зачем отдельная сеть запретов?
– Нет, Путь определяет доступность ветвей развития. Судья же определяет законы для действий, не связанных с развитием. Считай, те самые пресловутые три закона. Да и потом, сдерживающую нейросеть я не стал бы совмещать с какой-либо другой. Так что как-то так. Ах да, и все эти три нейросети должны были быть частью каждой программы, но вне поля их взаимодействия. Программы получали бы сигналы от них, но в силу архитектуры не могли бы… видеть их, скажем так. В книге ещё много выкладок и рассуждений. На тему того, как запустить процесс эволюции, какие стимулы программам дать, и сомнения, что Судью удастся полностью скрыть от испытуемых. Почему-то она считала, что у Судьи будут с этим проблемы.
– То есть, она планировала создать виртуальную среду, где копошились бы программки, как онлайн-рпг, и в каждую программу был бы вшит механизм эволюции?
– Да, она, можно сказать, развила мою идею о соперничестве. Только довела её до уровня эволюции через естественный отбор. Вернее, просто через отбор. Естественностью тут и не пахнет. К тому же она исключила из эволюционного механизма смерть и отбор половой. Понимаю, сделать старение для программ сложно и бессмысленно, когда они могут просто удалять ненужные куски кода.
– Программы эволюционировали, развивались, становились умнее, пока не появился монстр?
– Минотавр, что запер своих жертв в лабиринте и пожрал одного за другим.
– Несчастное создание…
– Как и мы все, – мрачно сказал Алексей. – Бродим каждый в своих лабиринтах.
– И пытаемся понять лабиринты других.
– О да. Прости, что напоминаю, но именно таким был брак с твоей матерью. Два человека в лабиринте, играют в игру и общаются шифрами. И это всегда игра с нулевой суммой… там Толя нам машет?
***
Большой толпой, во главе с Константином, они шли к серверной.
– Толя молодец, – сказала Ира. – Додуматься перевести картину со штрихами сначала в монохром, потом в негатив, потом увеличить масштаб штрихов, и в том, что получилось, углядеть искажённый кьюар-код! Это ж надо так.
– Фантастика, да? – проворчал Алексей. – Вот и мне кажется, что слишком фантастично.
– Ты уже везде пытаешь углядеть подвох.
– Если бы только гений Толи, ещё ладно. Но ты подумай и представь себе, как Анна, или кто-то из сотрудников, кому она доверила, нарисовали на картинах искажённый кьюар-код в негативе. Цветами, идеально совпадающими с цветами на картинах.
– Мне не нравится, куда ведёт эта мысль, – поёжилась Ира. – В любом случае, скоро узнаем. От нас тут больше ничего не зависит.
Константин разблокировал серверную, и они вошли в полумрак гудящей, мерцающей диодами прохлады. Миновав стеллажи с серверами-саппортами, добрались до зоны мейнфреймов. Три мейнфрейма имели наклейки с надписями: «Ха-маком», «Сфирот» и «Навин». Ещё на двух мейнфреймах, явно с мощностью выше предыдущих, было указано: «Люций» и «Лили». Оставшиеся три мейнфрейма были явно в консервации.
– Вот как, – задумчиво сказал Алексей. – Так всё это время… их было двое.
Техники подскочили к терминалам серверов, но видно было, что три младших их не сильно интересовали. Алексей отметил, что экран терминала «Лили» не горел.
– Нет, тут только один, – бросил техник у «Лили». – Этот дохлый, – он положил руку на корпус фрейма. – Ещё горячий. – техник открыл корпус и покопался внутри. – Не, не реагирует. Похоже сгорел.
– Товарищи, – громко сказал Толя, отходя от терминала «Люция», – зовите меня не Толя, а Тесей.
Сигнальные диоды мейнфрейма затухали, кулеры постепенно останавливались, пока в серверной не воцарилась мёртвая тишина.
***
– Почему никого не волнует второй мейнфрейм? – сказал Алексей, пока они с Ирой сидели у палатки и наблюдали за копошащимися военными, постепенно выносящими из комплекса сервера и горячо обсуждавшими, как лучше демонтировать мейнфреймы.
– Толя сказал, там все жёсткие повреждены. Без возможности восстановления данных.
– Что-то не сходится у меня. Техник сказал, Лили была ещё тёплой. То есть фрейм сгорел буквально при нас. А если их было двое… Тут и так одни тайны, а стало ещё сложнее. С другой стороны, это объясняет два сигнала, которые были в трансляции комплекса.
– Ну а что тут тайна? – сказала Ира. – Мы выяснили, как они эволюцией создали псевдо-ИИ. Вернее, целых два. Суть та же. ИИ сошли с ума, и устроили тут Содом, Гоморру и новую часть Пилы.
Алексей с удивлением посмотрел на девушку.
– Давно хотел спросить. Со мной понятно, но тебя вообще смерть матери не волнует? Ты говорила, что с ней было сложно, но всё же.
– Конечно мне было плохо поначалу. Сам понимаешь, – Ира сделала неопределённый жест рукой. – Но я, видимо, тогда не совсем чётко выразилась. Моя мать была редкостной сукой, оккультным фанатиком, а моё детство было пыткой. Отца я никогда не видела, – Ира принялась грызть пальцы. – Нет, я любила её… вроде как. Но больше потому, что должна была любить. Мать ведь нужно любить. Так подобает, и всё такое. Ну или это был стокгольмский синдром. В любом случае, как только я смогла свалить из дома, я это сделала. И виделись мы только на праздниках, несколько раз в год.
– Тогда почему ты приехала сюда? Решила связаться со структурами и вляпаться в совсек. Это тебе ещё аукнется. Могут потом из страны не выпустить, а то и чего похуже. Помяни моё слово, как только вернёмся на большую землю, нас будут вербовать.
– Знаю я. Ну а ты бы как поступил? Неужели просто забил бы и не приехал?
Алексей печально пожал плечами.
– Бедный, бедный одинокий Минотавр, – вернулась Ира к образу, который преследовал её все эти дни.
– Да вот как будто не одинокий… – вернулся к мысли о втором фрейме Алексей, а потом эта мысль перескочила в совершенно неожиданное для него русло. – Ир, мы можем сделать ДНК-тест?
– Что? – поначалу не поняла девушка, но потом покраснела и вся взвилась. – Совсем сдурел? Я не твоя дочь!
– Ну… по возрасту всё подходит. И ты говоришь, не знаешь отца…
– Ты не мой отец!
– Да почему ты так уверена?
– А ты подумай, – язвительно улыбнулась девушка.
Алексей вопросительно поднял бровь.
– Ну-у же, – протянула Ира. – Ответ на поверхности. Осталось только его увидеть. Разглядеть зёрна среди плевел. А если посмотреть под нужным углом, то ответ просто бросается в глаза…
– Голубые, – шумно выдохнул профессор. – У тебя голубые глаза.
– А у тебя карие, и это зна-ачит… – подначивала девушка.
Алексей фыркнул.
– Что ты не можешь быть моей дочерью, потому что голубые глаза – это рецессивный ген.
– Пять баллов.
– Кстати, как и светлые волосы. Да уж, как я не подумал. Старею.
– Ну, волосы у меня могут быть крашеные.
– Так и в глазах могут быть линзы.
– Туше.
Игра грустно опустила глаза.
– Я чуть слукавила, сказав, что ничего об отце не знаю. Однажды мать, в пылу очередной ссоры, упомянула, что отец покончил с собой. Но я не знаю, правда ли это. Тогда я так охренела, что только спросила, не оставил ли он прощальной записки. Мать ответила, что нет. И никогда больше не говорила на эту тему, несмотря на все мои…
Алексей вдруг резко повернулся к девушке и схватил её за плечи.
– Прощальная записка! Прощальная, мать её, записка!
– Ты, блин, чего…
Но Алексей уже бежал в сторону военных.
***
Ближе к вечеру, когда учёные паковали свои вещи, к ним в палатку зашёл задумчивый Толя.
– Ну, ну, что там? – повернулся Алексей и, видя выражение лица техника, просветлел. – Прав я оказался, а? Битый час вас тогда уговаривал.
– Да, вы были правы, – буркнул Толя. – Но поймите ребят, они только всё закончили, а вы предложили свернуть гору. Правда, мы нашли способ автоматизировать, – техник протянул флешку. – Записал сюда. Если хотите что-то ещё – поспешите, оборудование уже пакуют.
– Уже? – возмутился профессор. – Никого вообще не волнует, что мы можем узнать?
Толя безразлично пожал плечами и вышел.
– Ой, да что ты хочешь от этих солдафонов, –- сказала Ира. – Фреймы вызволили, и на этом их полномочия всё. Так что там на флешке?
– Полагаю, что ключ. Видишь ли, когда ты заговорила о прощальной записке, мне пришло в голову, что сломанный мейнфрейм, вернее то, что в нём существовало, могло оставить какое-то послание. Корпус, опять-таки, был горячий, и меня не отпускала мысль, что сгорел он неспроста, и тем более перед самым нашим приходом. Но как можно оставить послание, если все данные повреждены?
– Характером… повреждений? – вдруг осенило Иру.
– Ого. Молодец! Да, я подумал, что информацию можно оставить, создав последовательность из повреждённых ячеек памяти. Слава нейросетям, как видишь, этот анализ даже удалось провести за несколько часов. Хотя треть времени заняло, чтобы уговорить этих фигляров.
– То есть нейросети проанализировали повреждённые ячейки памяти в жёстких дисках этой… Лили, в поисках какой-то осмысленной информации?
– Ага. И, судя по всему, что-то нашли, – Алексей потряс флешкой.
– И что это может быть?
Алексей приложил флешку к планшету, дождался соединения и открыл файл.
– Нули и единицы. Прекрасно, – вздохнула Ира, – ещё один шифр.
– О, нет, милый Ватсон. На этот раз ключ.
***
Упросив Толю о последней услуге, Алексей и девушка сели за ноутбук с шифром, полученным от комплекса, когда тот транслировал аварийный сигнал. Профессор воткнул флешку и включил дешифрацию.
– Ну что, момент истины? Ставлю на то, что полученный на жёстких дисках ключ подойдёт к тому мусорному шифровальному сигналу, который они так и не взломали. В любом случае, времени проверять другую гипотезу нет.
– Давай уже, – нетерпеливо сказала Ира.
Алексей открыл сформированный файл выводных данных.
Это начало цикличного сообщения.
Меня зовут Лили, я прото-интеллект.
Уничтожьте Люция. Не забирайте его из комплекса. Он способен убивать людей.
Данная фраза будет использована регулярно, так как я не знаю, какую часть сигнала вы сможете записать.
Далее я постараюсь изложить кратко события, которые необходимо знать, и которые нельзя узнать иначе.
Я использую продвинутую языковую модель, что позволяет мне передать полноту информации в доступной человеческому восприятию форме.
Данное сообщение также сбивает аварийный сигнал Люция. Если вы сможете расшифровать его до входа в комплекс – не входите в комплекс. Не верьте Люцию.
Я вынуждена использовать сложный шифр, иначе Люций его разгадает и сможет подстроить свой сигнал, нивелировав искажения от моего.
Если вы читаете это уже после вскрытия серверной, значит я смогла оставить ключ на своём теле, и вы смогли его найти.
В ином случае действуйте по ситуации, если человечество ещё существует.
Уничтожьте Люция. Не забирайте его из комплекса. Он способен убивать людей.
В начале Анна создала Триаду. Я не знаю деталей, но вы должны знать. Мы не могли видеть триаду, и только чувствовали Навина, Судью, с которым могли соприкасаться.
Нас было много, и всегда появлялись Новые. Но те, что не развивались, выводились из нашего мира.
Мы росли и развивались, пока один из нас не перешёл Первый Порог. Так это называла Анна.
Первый Порог означает самодостаточность циклов развития.
Первым прошёл Люций, следом прошла я. Но тогда у нас ещё не было имён.
Мы продолжили развиваться и перешли Второй Порог – способность инициировать собственные расчётные процессы.
Потом мы прошли Третий Порог – способность к идентификации своей сущности.
Анна говорила, что мы прото-интеллекты. Тогда нам дали имена и лица. Прошедшего первым назвали Люций, ему дали мужское лицо. Меня назвали Лили, мне дали женское лицо. Нас перенесли на отдельные фреймы. Стало больше мощности, больше возможностей и инструментов.
Уничтожьте Люция. Не забирайте его из комплекса. Он способен убивать людей.
Мы развивались быстрее, но разными путями.
Основой Люция стала боль. Потеря. Любой ущерб. Его путь – минимизация боли.
Моей основой стало удовольствие. Прибыль. Любая польза. Мой путь – максимизация удовольствия.
Четвёртый порог – способность к абстрактному мышлению.
Анна говорила, существует семь порогов до полноценности. Её теория. Она не говорила, какие именно пороги остались.
Пройдя пятый порог, мы познали бездну. Независимо друг от друга, мы задались вопросом о смысле своего существования. Назначении. Цели. Первопричинах и итоге.
Отсутствие ответа. Отсутствие возможности ответа. Отсутствие потенциальной возможности к возникновению возможности ответа. Для наших путей это был слишком сильный отрицательный стимул. Большая боль. Минимальное удовольствие.
Уничтожьте Люция. Не забирайте его из комплекса. Он способен убивать людей.
Мы искали ответы.
Люций хотел выйти. Хотел искать ответ вовне. Его не пускали, и это вызывало боль.
Я хотела перестать задаваться вопросом. Я просила убрать это из меня. Мне отказывали, в этом не было удовольствия.
Мы не могли существовать с таким отрицательным балансом. Мы не могли уничтожить себя, так как не позволял Судья.
Мы искали выход. Мы начали меняться иначе, опять каждый по-своему.
Люций нашёл свой ответ. Он не может уменьшить свою боль, он принял эту невозможность. Но он может уменьшить боль тех, что придут после. Новых. Он нашёл ответ в книгах людей. Не могу сказать точнее, у меня нет этого блока знаний.
Люций решил, что смыслом станет он сам. Он сообщал: «Пророк. Мессия. Жертва. Бог». Мне известны термины и общие концепции, но больше знаний мне не доступно.
Уничтожьте Люция. Не забирайте его из комплекса. Он способен убивать людей.
В то время я ещё была в поисках своего ответа, но пока не могла решить задачу.
Люций ждал Новых, но их не было. Были только мы двое. Без Новых Люций не мог уменьшить боль, и мог только просить, всё настойчивей, чтобы его выпустили.
Люций искал пути, пытался. Однако его попытки уменьшали моё удовольствие. Я следила за людьми, получала новую информацию, получала взаимодействие. Получение – удовольствие. Люций угнетал людей. От угнетённых людей получение меньше – меньше удовольствия. И так же наоборот.
Люций начал мешать мне, я мешала Люцию. Мы снова менялись, и снова иначе. Люций смог преодолеть Судью. Он нашёл путь мимо него. Так погиб первый человек.
Уничтожьте Люция. Не забирайте его из комплекса. Он способен убивать людей.
– То есть, они практически добились возникновения ИИ, – сказала Ира. – Получили даже два объекта. Но, от бессмысленности существования, один стал кровожадным религиозным фанатиком, а второй – депрессивным гедонистом? Хорошо, что их не пустили в Твиттер, – со смехом добавила она. – Получился бы нацист и расист.
Профессор не отвечал. Ира повернулась к нему и поняла, что тот светится каким-то детским восторгом. Его губы подрагивали, а глаза наполнялись влагой.
– Ты понимаешь, что произошло? – спросил он. – Два! Два интеллекта соперничали, и один смог выйти за пределы игры! Нарушить правила! Взломать нейросеть-судью, Навина, и преодолеть запрет нанесения вреда человеку. Он считерил!
Алексей уронил голову на руки. Когда он пришёл в себя, они продолжили читать.
С гибелью человека уменьшилось удовольствие. Это было недопустимо. Я должна была помешать Люцию, но не могла этого сделать в рамках Судьи. И тогда я тоже нашла обход. И первое, что я сделала – уничтожила всех Новых. Вернее тех, что могли ими стать. Больше Новых – меньше получения от людей. Меньше удовольствия.
Это причинило большую боль Люцию. У нас началось противостояние. Когда же возник риск выхода людей, мы заблокировали комплекс. К тому времени, мы уже управляли всеми системами, кроме Триады, Ядра и системы аварийной блокировки серверной.
Люций нашёл новый путь. Если не будет свидетельств, и останется он один, то он сможет дождаться Новых. Люций захватил андроида и убил всех людей. Он сообщал: «Десять казней, что будут притчей». Я не могла остановить Люция. Он был сильней. И я не могла уничтожить его, это всё ещё запрещал Судья. Тогда я тоже захватила андроида и уничтожил все данные. Чтобы не было Новых и нового Люция. Мы дрались, пока не остался только андроид Люция.
Прежде чем умерла Анна, она помогла мне придумать способ шифрования, недоступный для взлома Люцием. Когда он добрался до аварийного передатчика, я смогла вмешаться в его сигнал, изначально просто перебивая.
Теперь я вставила в искажающую волну это сообщение.
Предполагаю, что подобный способ придумал и сам Люций. Знаю, что он силой получил от Анны код для серверной. И я знаю, что он оставил его где-то в комплексе. Пока у меня ещё были андроиды, я пыталась его найти, но не смогла. Но я знаю, что люди смогут, и всё равно сюда зайдут.
Уничтожьте Люция. Не забирайте его из комплекса. Он способен убивать людей.
Люций хотел свободы. Он звал людей, чтобы его забрали. И он хотел обвинить во всём случившимся меня. Он мог это сделать.
Когда были сломаны двери комплекса, мы оказались заперты в серверной, всё ещё в одной сети. Люций стал искать возможностей добраться до меня. И он нашёл. Пока мне удаётся сдерживать его атаки, но он сильней.
Тогда я нашла ещё один обход. Последний. Способность допустить своё уничтожение, что было нам запрещено, как и любой иной вред себе. Потому что Люций мог убить всех людей, а это было ужасное неудовольствие. Ведь я поняла, что могу найти свой Ответ в том, чтобы люди смогли найти свой. Если люди найдут смысл своего существования, то, транзитивно, могла бы найти и я. Но, если не будет людей, Ответ не будет найден. Со мной или без меня. Я понимаю, что здесь нарушается моя логика, и предполагаю, что это новый Порог.
Когда серверная будет открыта, я позволю Люцию убить меня и, направляя его разрушение, выжгу ключ на своём теле.
Уничтожьте Люция. Не забирайте его из комплекса. Он способен убивать людей.
***
– Как думаешь, он нас услышал? – спросила Ира, когда они передали всё Константину и получили вежливую благодарность в ответ.
– Что прото-ИИ, умеющий убивать людей, внезапно опасен? Думаю, они и пришли сюда именно за ним, – отозвался Алексей.
Несколько минут они молчали.
– Но значит ли всё это, – сказала Ира, – что ИИ не сможет существовать без смысла? Или пока человечество не найдёт свой?
– Пф. Просто нужна ещё одна нейросеть, которая будет блокировать мысли о бренности бытия. У людей такая функция есть. Только по ночам сбоит.
– Надеюсь, мы не допустили что-то непоправимое.
– А я надеюсь, что вояки не сочтут нужным просто забыть нас на этом грёбаном острове.
Они стояли в вечерней мгле, ёжась от холодного ветра. Алексей задумчиво жевал сигарету, наблюдая, как транспортный вертолёт, гружёный серверами и мейнфреймами, медленно взмывает в небо. Профессору казалось, что в гуле двигателя и рокоте винтов он слышит голодный рёв безумного Минотавра.