Океан Венеры

 

 

Свинцовые тучи, сочившиеся каплями серной кислоты, летели низко, почти царапали береговую линию Пальмового архипелага, островов Северного полюса Венеры. Пик Стаффорд, одиннадцатитысячник, иголкой точащий посреди царства вечного ада, увенчивал купол станции Роботикс Катюша, где зимней ночью, в комфортные плюс сто пятьдесят, работала миссия землян по изучению океана. Океан Венеры, представлявший собой смесь расплавленного свинца и серной кислоты, являлся колыбелью силиконовой жизни, его глубины бороздили стапятидесятиметровые мегаллодоновые акулы, а на поверхности гафниевые медузы с алмазными зубами боролись за место под огромным, тускло просвечивающим сквозь тучи Солнцем, с восьмипалыми кремнийорганическими обезьянками, всего лишь какую-то сотню миллионов лет назад вылезшими на сушу. Кремниевые дельфинчики-торпеды, радуясь за обезьянок и выпуская серные фонтанчики, за ту же сотнямиллионную секунду вечности, превратились в величественные всплывающие подлодки кашалотов и плавучие острова мегаллодоновых китов, форма жизни, существовавшая только на Венере.

Диаметром в несколько километров, эти острова жизни населяли кремниевые обезьянки. Впрочем, колонии этих разумных, смышленых аборигенов и обезьянками уже не поворачивается язык назвать с их зарождающимися ремеслами, науками, религиозными и культурными особенностями.

 

Как обычно в северных широтах штормило. Гобыч, капитан и единственный обитатель Серфера, напялив холодильный скафандр, пытался починить грот. Серфером называлась яхта-субмарина, способная и по поверхности плавать, и в серную кислоту нырять. Парус – миллиметровый лист нержавейки, оказался в нескольких местах пробит рыбой иглой, мерзкой океанической тварью, носящейся над Серфером. Такая в скафандр попадет – и все: кранты.

Гобыч зарифил грот, с опаской посматривая на быстрорастущее сернокислотное торнадо. Как бы Серферу нырять не пришлось. Не любил этого Гобыч, ох как не любил, там, в глубине, его ждал давний недруг спрут Темыч. В прошлом году несколько яиц Темыча аккуратно стырили на нужды лунного зоопарка, кто-то капнул Темычу, что в инциденте замешаны люди, и тот, мстительный, как все осьминоги, теперь охотился за Серфером, тихо скользя вдоль дна тонкой леской рыбы иглы, прикидываясь стеблями морской капусты, подкрадываясь бурлящими саргассами. Зазеваешься – и вот уже встанет его осьминожье безобразие во весь свой исполинской рост, включит алмазные резцы, и нет Серфера, только вкусное урчание силиконовых кишок Темыча. Вот поэтому Гобыч и не хотел нырять в мутноватый Селен, так назывался океан Венеры.

Впрочем, на этот раз торнадо, по всей видимости, шел в сторону Пальмового архипелага. Пальмового потому, что чугунные деревья удивительно походили на пальмы, на которых зрели корундовые ядра-кокосы. За один такой кокос можно было выручить целое состояние на рынке в Лесото, поскольку начинкой кокоса являлись семечки-алмазы. Но сейчас Гобыча интересовало другое. Необходимо было отловить чету обезьянок, с десяток зоопарков дрались за право экспонировать эту экзотическую форму жизни в клетках-автоклавах, но лунный зоопарк предлагал больше всех. Гобыч осознавал сложность задачи. Тут надо действовать с чувством, с толком, с расстановкой. Улегся посреди палубы на импровизированный шезлонг, включил охлаждение на полную катушку. По телу потянуло холодным воздухом, аналогом бриза. Если, конечно, задействовать фантазию. Уж чего-чего, а фантазии у Гобыча хватало. Нажал на кнопку, и серво-механизм, изобретение Гобыча, сунул в рот никотино-заменяющую палочку. Сверкнул пьезо-поджиг, и палочка затлела холоднокатализным суррогатом пламени.

Разлегшись на топчане, на яхте, где-то в районе Мальдив, Гобыч, овеваемый бризом, загорает на легком утреннем солнышке, покуривая. Лепота. Можно забыть, что ты на Венере охотишься за обезьянками. Неожиданно Серфер, идущий на автопилоте, дернулся, как будто наткнулся на бочку. Темыча подбросило с топчана, псевдо-сигаретка вывалилась в перемалывающее устройство. Серфер натолкнулся на кучу мегаллодонового навоза. Куча стремительно уходила за корму, о ней и думать не стоило. Но то, что шло параллельным курсом, оказалось намного интереснее. Скрестив ноги по-турецки, обняв вертикальный плавник кремниевого дельфина, на Темыча уставилась кремниевая аборигенка. Надо сказать, что дельфинов они использовали что мы лошадей, как средство передвижения. Коричневая, с лиловым отливом. Волосы до пояса цвета тины. Глаза размером с пол-ладони, закрываются снизу перепонками, и хлопают, зырк-зырк. Руки с тонкими пальцами, от запястий до плеча от рук отходят перепонки, чтобы удобнее плавать, а сами пальцы как у человека. Анатомические подробности… как у людей, в общем. Точнее, как у девушек. Подробности эти размера не менее третьего, ничем не прикрыты. Спасибо хоть набедренная повязка из мерцающей тины, по фасону напоминает обтягивающие панталоны. Что же касается ног… Приглядевшись, Темыч различил, что речь все же идет не о ногах, а о раздвоенных русалочьих плавниках, заканчивающихся изящными красноватыми хвостиками. У Темыча от такого зрелища даже челюсть отвалилась. Он полез за пояс, где у него имелся закрепленный фотоаппарат, но, заметив движение, аборигенка строго замахала руками. «Ноу селфи! Ноу селфи!».

– Эт, че? Откуда язык наш знаешь? – выговорил Темыч.

Его слова по громкой связи мгновенно разнеслись над поверхностью океана.

– А ты мой откуда знаешь – не меньше удивилась аборигенка.

Тут Гобыч заметил коробочку электронного переводчика, оснащавшего скафандр.

– Переводчик электронный, – буркнул Гобыч.

– Мозги не пудри!

Аборигенка, пнула дельфина кончиком одного из хвостиков, и тот снизил дистанцию на несколько метров.

– Тебя как зовут? – спросила аборигенка, – зачем явился?

– Зовут Гобыч, явился природу вашу смотреть, – соврал Гобыч, – а ты кто такая?

– А я местная, зовут Ни́льзи. А это мой дельфин. Зовут Ко́фа. А твоего дельфина как зовут?

– А моего зовут Серфер, – сообщил Гобыч.

– Большой такой, – восхитилась Нильзи, – можно на нем посидеть?

– Ну давай, – пожал плечами Гобыч, – только осторожно перебирайся. В серную кислоту не упади.

– Смешной какой, – пожала плечами Нильзи, – что она мне плохого сделает?

Гобыч согласился.

Нильзи легко перепрыгнула на Серфер. Пробежалась на бак, потрогала парус, присвистнула. Потом дошла до юта, свесила ножки-плавники в кислоту, плеснула, рассмеялась, зачерпнула пригоршню огненной жидкости, набрала в рот и выпустила струйку в сторону Гобыча. Тому было не до смеха, скафандр конечно же защищен, но кто его знает, лучше не рисковать.

– Не балуйся, – попросил Гобыч.

– Ну ладно, – согласилась аборигенка, – ну так ты не рассказал, откуда ты?

– С пика Стаффорд, – сообщил Гобыч, – там у нас поселение.

– Ой, не ври! Та вечная мерзлота, даже свинец затвердевает. Там жизнь невозможна. Ничто живое не может выдержать такого мороза!

Гобыч ощутил, что его загнали в угол. Придется колоться, раз уж так.

– Ну, мы другие существа. С другой планеты. Про звезды слышала что-нибудь?

– Понимаю, о чем ты, но не думай, что тебе удастся меня задурить.

Девушка наконец закончила осмотр яхты, подошла к топчану и уселась рядом с Гобычем. От нее веяло жаром. Как бы прокладки скафандра не расплавились, подумал Гобыч.

– Какой ты холодный! Не заболел? – спросила девушка, — и почему у тебя кожа такая, двухслойная?

Никогда не видела людей в скафандрах, решил Гобыч.

– Болезнь такая у меня, – соврал он.

– Болезнь?

Голос Нильзи зазвучал сочувственно.

– Ну да. Но она неопасная. Сезонная. У нас время от времени кожа сходит, как у…

Он помнил, что кожу время от времени меняют змеи, не был уверен, что параллель со змеей в данной ситуации уместна.

– Морских ежей? – подсказала Нильзи.

– Вот-вот, – обрадовался Гобыч, – именно морских ежей.

– Так ты, наверное, красавец будешь, когда кожа-то поменяется, – подмигнула перепонкой-глазом Нильзи. Эх, если бы не эти глаза на пол-лица, и не температура в триста пятьдесят градусов… очень даже ничего была бы девушка. Даже и с глазами, пусть его. А так, слишком горячая.

–Так что там про другие-то планеты, – спросила Нильзи, подсаживаясь к Гобычу поближе, – врать то ты складно начал, посмотрим, как дальше получится. Впрочем, был тут у нас один чудак, с расплавленным оловом экспериментировал. Соорудил зеркало из олова, куда-то там его направил, в небо. Хотя облака у нас, надо признать, все время. Но бывает один день к году без облаков. Так увидел он, ты не поверишь. Там, подальше от Солнца, есть еще одна планета. Похожая на нашу. Только жизни там на ней нет, потому что она очень холодная. Там свинец замерзает и много этой дряни, которая всё разъедает. Вода называется, вот.

– А ты… образованная девушка! – отметил Гобыч.

– Ну да. У меня был хороший сельский учитель!

От комплемента Нильзи покраснела и придвинулась еще ближе. Еще немного и дырку прожжет.

– Послушай, а может ты знаешь что-нибудь про другого дельфина, похожего на мой? Он пропал в ваших водах несколько месяцев назад.

Гобыч вспомнил про экспедицию Глафиры. Такая же, как он сам, только женщина, одинокая охотница за кокосовыми орехами, ну и заодно обезьянками для зоопарков, отчалила от хаба у подножия пика Стаффорда. Связь с ней прервалась примерно через пару недель, когда она, затарившись алмазными плодами, уже ложилась на обратный курс и собиралась пройти через Пальмовые острова, возвращалась к хабу. Гобыч хорошо знал Глафиру, она была ему даже в некотором роде наставницей, идейной вдохновительницей полетов на Венеру.

Нильзи захлопала глазками.

– Про другого дельфина? Нет, ничего не слышала. А что с ним, пропал что ли?

– Да, на связь не вышел.

– У нас шторма были. Венеротрясения, цунами. Такой плохой погоды мы не помним. Много дельфинов выкинуло на берег, некоторые плавучие острова перевернуло. Если ваш дельфин попал в такой шторм, даже не поставлю бутылку плавиковой кислоты против амфоры расплавленной серы, что он не утонул.

– Печально, – проговорил Гобыч. Странно только, что ребята на Катюше ни о каком шторме не слышали. Может, локально прошел. Венера – планета загадок, как никак.

– Какие планы на сейчас, куда плывем?

По интонации Нильзи Гобыч понял, что девушка решила его сопровождать по крайней мере в некоторой части его путешествия. Может, посадить ее на нос, сойдет за русалку, селфи сделать, подумал Гобыч. С другой стороны, она местная, все тут знает, может и поможет пару обезьянок поймать. А отделаться от нее всегда можно. В серную кислоту спихнуть и ходу прибавить. Если Серфер на глиссаду выйдет, его фиг обгонишь, любой дельфин за кормой останется.

– Дойдем до границы Пальмового архипелага, там надо бы высадиться, сделать кое-какие научные замеры, – с умным видом сообщил Гобыч, под замерами понимая расстановку сетей на обезьянок, – а дальше можно на мегаллодоновый остров Ку́ту заглянуть.

– А там что, тоже научные замеры? – с интересом спросила Нильзи, игриво похлопывая термозащищенные бутсы гобычева скафандра раскаленным до малинового свечения кремниевым хвостиком.

– Ну, там вообще-то… хотел просто пофотографироваться. Селфи сделать.

– Портрет что ли? У нас один алхимик научился такие портреты каменным топором высекать, любо дорого смотреть! Волосы из золотой паутины, глазищи из алмазов делал, светились, что твои планеты…

– Да, примерно так, – подтвердил Гобыч, – только у нас все это скромнее. Просто изображение будет хранится в коробочке, и когда я вернусь к своим собратьям, то смогу им показать, как все тут у вас происходит и выглядит.

– На острове Куту очень интересно, – поддержала Нильзи, – там растут рощи кокосовых пальм, круглогодично дающий урожай орехов, служащих пищей для народа Уа́йи.

Нильзи с полчаса рассказывала про самобытный народ Уайи, как они занимаются рыбной ловлей, молятся в своих победитовых пещерах, научились добывать огонь, причем горючим материалом у них служит вода, точнее, перегретый пар, сочащийся из недр планеты, соединяющийся с гейзерами газа силана. Судя по описанию Нильзи, силановые фонтаны, зарождающиеся в потрохах мегаллодонового острова, выглядели настолько впечатляюще, что им съезжались поклоняться со всех концов планеты, даже с холодного материка Конды́ба северные воинствующие кремний-металлические рыцари охва́си.

Все это обилие информации Гобыч профильтровал и тут-же забыл, а вот наводка на обезьянок Уайи его очень заинтересовала. Как раз то, что нужно. Он даже готов был сразу лечь курсом на Куту, поскольку там надежнее обезьянок словить и выносить общество темпераментной Нильзи, которая того и гляди либо спалит, либо в серной кислоте утопит, придется меньше.

Девушка как будто читала его мысли.

– Хочешь сразу пойдем на Куту? – предложила она, – остров же дрейфует, сейчас он не более, чем в пятистах кабельтовых, – а потом он уйдет в сторону бурлящей кислоты, там уже не высадится будет.

Гобыч, конечно же, согласился.

Путь до Куту, продолжавшийся с полудня до венерианской ночи, они проделали как влюбленная парочка мило воркуя на палубе: любуясь Венерианским зловещим закатом, сначала плесенево-зеленым, затем кроваво-багряным, наконец фиолетовеющим под цвет пламени газовой горелки, и под конец потухающий сполохами бенгальского огня. Перед самым закатом в силу игры лучей в атмосфере планеты загадок, как в колодце, сверкнуло увеличенное изображение Земли. Гобыч даже прослезился так сильно ему домой захотелось. Терпи Штирлиц, недолго еще осталось в аду мучиться, успокаивал себя он, скоро триумф и шарики.

Нильзи скупую мужскую слезу истолковала неправильно и чуть не утащила его в серную кислоту поплескаться. Он насилу отбился.

И вот наконец наступила венерианская ночь, загадочная, гнетущая, даже в какой-то степени сказочная. Селен засветился огнями святого Эльма. Мачты, канаты, очертания Серфера запереливались малиново-лиловыми сполохами, как будто его обозначили неоновой гирляндой. Нильзи, желая покрасоваться, выскочила на нос и стала принимать балетные позы. То с распростертыми в разные стороны руками, ухватившись одним плавником за клюз в передней части палубы, вторым за стаксель-фал, словно русалка, указывающая путь кораблю, куда только? То крутясь волчком, как балерина, ввинчивая световой, весь во флюоресценции, саморез в небо, отчего струя огоньков взлетала выше самой высокой мачты, и падала вниз разноцветными фонтанчиками.

Ветер почти стих и скорость Серфера уменьшилась. Нильзи, воспользовавшись этим, затеяла ныряния с палубы, уходя в глубину, где она предположительно за кем-то охотилась, и всплывая на поверхность с добычей – кремниевой панцирной черепашко-рыбкой, которую она тут же с аппетитом пожирала, разгрызая панцирь алмазными зубками, явно дразнясь перед Гобычем, не забывая поделиться при этом с верным Кофой, сопровождавшим яхту.

Напозировавшись, наигравшись и наевшись (Гобыч успел за это время только пару порядком надоевших синтетических котлет схрумкать), Нильзи опять заняла место рядом с Гобычем, блестя огромными, как горнолыжные очки, глазищами. Ночь полностью вступила в свои права. Огни святого Эльма попритухли, зато в глубине Селена зародилось свечение. Оно шло со дна, находившегося на невообразимой глубине, но распространялось волнами, кругами, зарождавшимися по разные стороны от человеческого суденышка то слева, то справа, то впереди, то сзади по курсу. Из кругов время от времени выбрасывались светящиеся стрелы, пронзавшие поверхность океана, и даже, если согласится с возможностью оптического обмана, выходящие на поверхность канатами, сплетенными из силиконовой красноватой тины, сумевшей обучиться приемам нехлорофиллового фотосинтеза.

Гобычу, обладавшему обостренным инстинктом самосохранения, как и положено исследователю других планет, ни эти круги, ни канаты не нравились. Он уже собрался запустить двигатель Серфера, чтобы выйти за пределы сомнительного свечения, но Нильзи, подсев к нему поближе, показала лапкой немного впереди и левее по курсу. Видишь?

Гобыч присмотрелся. Ничего толком не увидел. Может, стекло шлема скафандра запотело?

Ну как же? Нильзи обрисовала прибрежную часть мегаллодонового острова. Вот он Куту, куда так спешили. Если взять еще левее, то там бухта будет. Надо только войти в нее и спокойно дождаться утра.

Ладно, доверимся, подумал Гобыч, и направил Серфер туда, куда показывала девушка. Круги под водой, между тем, вырисовывались все отчётливее и отчетливее. Впереди, слева, справа, впереди, слева справа. Как будто из глубины кто-то пристреливался к суденышку, собираясь нанести последний, решающий выстрел. Гобычу в последний момент стало страшно, и он рванул штурвал в сторону, одновременно нажимая полный ход. Нильзи неожиданно приняла позу гимнаста, который хочет пройтись на руках, и обеими плавниками своих русалочьих ножек хлопнула с разных сторон по шлему скафандра, там, где у Гобыча предположительно находились уши. И они там были, потому что хлопок на мгновение оглушил его. Когда же он пришел в себя, то понял, что все потеряно. Выраставшие со всех сторон щупальца Темыча захватывали Серфер в тугой кокон, собираясь тащить его на глубину. Нильзи, забравшись на мачту, гримасничала, посылая Гобычу воздушные поцелуи. И в этот момент наш герой осознал, что игра проиграна. Прежде, чем серная кислота хлынула на палубу, он скатился в приемный шлюз и успел задраить люк за мгновение до того, как Темыч утащил Серфер в пучины венерианского океана.

Следующие полчаса прошли в состоянии кошмара. Серфера сначала затащило на дно, потом безжалостный Темыч поволок суденышко в одну из надонных пещер. Все вокруг светилось малиново-раскаленным свечением кренийорганических водорослей, да еще и Темыч запускал вокруг Серфера световые ракетки, видимо для того, чтобы Гобычу было удобнее наблюдать картину своего пленения в обширные, на полкорпуса, иллюминаторы. Когда цепкие щупальца Темыча тащили Серфер по извилистым закоулкам венерианских пещер, Гобычу несколько раз казалось, что чудовищное давление раздавит кораблик, а серная кислота поглотит, переварит, как желудочным соком, человеческое творение вместе с его обитателем. Но нет, вольфрамовая обшивка выдержала, охлаждение работало на пять с плюсом, Темыч даже замерз немного, хотя вокруг стояла неимоверная жара. Наконец, Серфера приволокли в просторную сводчатую полость, сверху – подобие атмосферы, снизу – что-то плещется. Озеро в пещере. Но Серферу не дернутся – приклеен, присосан, зафиксирован на отведенном ему месте. Теперь стало понятнее, зачем Темыч старательно освещал пространство вокруг человеческого творения. Из щелей, ходов, закоулков высыпались венерианские твари. Обезьяноподобные аборигены важно вышагивали парочками, семейная вылазка, так сказать, еще и детишки в коротеньких набедренных повязках под их ногами-ластами крутились. Ящероподобные черепахи с хвостами, пасти раскрыты от удивления, алмазные зубы сверкают, победитовые когти зловеще наточены. Норовят подползти к Серферу, потрогать, поцарапать обшивку, но Темыч не дает, то тут то там взбрыкивает щупальца, стрекает черной жидкостью. Смотреть – смотрите, но не трогать! Рыбы-иглы с отрастающими крыльями кружатся в углекислотной атмосфере с выпученными глазенками на шарнирчиках – все с восторгом обозревают Серфер, и Гобыча в нем, прекрасно видимого через иллюминаторы. И тут до Гобыча дошло, что вот он, венерианский зоопарк, и он в нем – экспонат. От позора Гобыч закрыл глаза и даже всплакнул, когда же открыл, то увидел в десятке метров от Серфера Наутилию – лодку Глафиры, исчезнувшей несколько месяцев назад. И тут радиосвязь заработала, слабая, в пределах Глафиры. А через несколько секунд и саму женщину увидел – в красном платке, тельняшке, с пакетом кефира, чипсами и бутылкой виски она салютовала ему с верхней палубы, хорошо видимая сквозь панорамные иллюминаторы.

– Какими судьбами к нам?

– Да вот, такими же, видимо…

Несколько минут они переговаривались, забыв об адской температуре, серной кислоте, о любопытных тварях, щелкающих непонятными коробочками – местными фотоаппаратами.

– Может, состыковаться попробуем? – неуверенно предложил Гобыч.

– Ну, можно… - приняла предложение Глафира, – если … этот… щупальца ослабит.

«Этот» ослабил.

Система замкнутого жизнеобеспечения позволяла не заботится о пище, воде и кислороде. Не помрут. Вот только… о Земле позабыть придется.

Гобыч смотрел на приближающийся борт Наутилии.

Вокруг почти физически ощущалось свиристение, гоготание, хлюпанье, клокотание местных тварей, радостные порыкивания совершившего месть Темыча.

И за несколько мгновений до того, как стыковочные шлюзы соприкоснулись, Гобыч перевел взгляд на нос Серфера. И увидел Нильзи. Девушка смотрела на Гобыча, а он на нее сквозь прозрачную стену рубки. Глаза Нильзи хлопали. Она не гримасничала, сохраняла бесстрастное выражение, молчала. И Гобыч молчал. Потом пожала плечами. Извини, мол. Гобыч понимающе кивнул. Не держу зла, мол. Понимаю, жизнь у тебя такая. Нильзи всхюпнула носом. Потом захохотала. Так понял, по крайней мере, понял Гобыч. Плеснула в рубку кислотой напоследок. Не поминай лихом! Оставляю тебя с Глафирой. И нырнула в кислотное озеро.

Заскрежетали приводы шлюза. Это шла Глафира.

На поверхности Венеры, планеты загадок рассветало.

Сводки человеческих новостей сообщили о том, что в венерианском шторме погибло судно землян Серфер.