Послание
– Ахахаха, – закатилась опять Тата, и в ее сощуренных глазах вспыхнули слезы, – предста… представляешь? Два в одном – и космический скафандр, и водола… водолазный костюм, – она утерла глаза костяшками пальцев, шмыгнула носом и вот только сейчас по-настоящему заплакала. Беззвучно.
Я растерялся, опустил взгляд на заставленный остатками завтрака стол и хлебнул мерзкого остывшего чаю. Тата начала заливисто хрюкать. Я робко на нее взглянул, она снова хохотала.
– Слушай, ну это же всего на три года, – я вынул изо рта извилистую чаинку и обмазал о край чашки. Честно говоря, меня все это уже раздражало. Не понимаю и боюсь женских истерик, и вот от кого от кого, но от нее – совсем не ожидал. Тата, она же свой парень, мы же с ней с первого класса – по радиоактивным лесам, по свалкам, в походы горные… подумаешь, три года… – Да они пролетят, ты и не заметишь! У тебя же сборы как раз, поедешь спокойно… ну?
Тата молчала, уставившись в одну точку. Я встал со стула, обогнул стол, подошел к ней, наклонился и обнял со спины. Ее волосы были влажными после душа и пахли морем.
– Ага, сборы… Я беременна, – сказала она неожиданно очень спокойно.
– Беременна, – повторил я, как бы заполняя тишину и время. – Подожди… Когда? Как?
– Третий месяц, – Тата встала, освободившись от моих объятий, собрала в тарелку мандариновую кожуру, и повернулась ко мне. – От так от.
Она сделала шаг вперед, и я отступил, уступая ей дорогу к мусорному ведру.
– Ясно, но… – я пытался собраться с мыслями.
– Чего уж яснее, – Тата грохнула тарелку в раковину, – я буду вынашивать одна, рожать одна, самые трудные два года тоже…
– Подожди… ты меня оглушила этой новостью. Я же не знал… Возможно, если бы я знал…
– То шо?! – Тата посмотрела мне в глаза первый раз за утро. – Ты отказался бы от этого полета, о котором мне уже год… уже все уши прожужжал?
Я опустил голову… Да, отказаться от полета – это невозможно. Нет, это просто невозможно. Что бы ни происходило… Как бы я смог?
– А почему ты мне только сейчас об этом сказала? – пошел я в наступление. – Завтра нас закрывают на карантин, чего теперь-то?
– А я вообще не хотела тебе говорить, – она взяла со стола свою чашку и поставила обратно, – Сорвалось просто… Все равно ведь ничего изменить нельзя – я при любых обстоятельствах рожаю, ты – при любых обстоятельствах летишь… Но мне грустно… И страшно.
Я снова ее обнял, и она снова заплакала, но уже совсем по-другому – расслабленно-обреченно.
Я закрыл глаза и почувствовал ее вздрагивающее тело, открыл и снова увидел в иллюминаторе космос. Вся команда находилась в гибернации, корабль плавно и величественно бороздил космический океан на автопилоте. Мы направлялись к планете, покрытой водой, как лемовский Солярис. Да, Тата шутила про одновременно водолазный костюм и скафандр. На планете была наша станция, нам предстояло проинспектировать тех, кто там находился, забрать предыдущую вахту, оставить семерых на смену и улететь. Одним их этих семерых был я. И вот мы уже подлетаем. Осталось совсем недолго, несколько часов. Меня разбудила автоматика, чтобы я вручную подкорректировал разные погрешности курса, и уже снова впадать в спячку не имело никакого смысла. Но я был даже рад побыть с собой это время, мне было о чем подумать. Я отошел от иллюминатора и сел в кресло за пульт связи с управляющим модулем. Гладкая черная поверхность, похожая на глубокую воду в ночном пруду, слабо мерцала.
Мда… Стать родителем в сорок пять лет я, конечно, не планировал. Да и для Таты это тоже было некстати, хотя она старше меня на 12 лет и иногда уже начинала задумываться о такой перспективе. Но беременность без генетиков – это просто опасно… Я вспомнил страшилки из школьного учебника по «Общей генетике» – чего там только не было: и вырастающие из одного таза два туловища девочек-двойняшек, и мальчик с четырьмя ногами, и парень без рук и ног, и много разного другого из того времени, когда все пускали на самотек, полагались на природу. Я осуждающе покачал головой и в этот момент почувствовал, что корабль со мной как бы синхронизировался и тоже осуждающе затрясся. Я повернул голову к иллюминатору и с ужасом увидел, что он весь покрылся трещинами и побелел. Успев подумать, что это невозможно, я мощно отлетел в противоположную сторону отсека, хряснулся затылком о что-то выступающее и острое и потерял сознание.
Когда я очнулся, то ощутил себя висящим в темноте. Я осторожно пошевелился всем телом и почувствовал плотность и сопротивление жидкости вокруг. В сознании странными вспышками стали проступать воспоминания, часть из которых я узнавал, но в основном удивлялся. Это были какие-то фрагменты, несвязанные друг с другом и всплывающие без всякого порядка. Например, я видел себя девочкой лет пяти, тянущей руку к желтому одуванчику, который ей показывает улыбающийся старик, и тут же я несся собакой, ощущая плюхающиеся уши и радость во всех лапах, к какому-то дорогому мне несимпатичному мужику, и без всякой передышки я наклонялся к Тате и целовал ее в висок, а на это уже наползало и сдвигало все куда-то в тартарары море, в котором я тонул, кажется, женщиной, а потом стоял на платформе, и пустой светящийся поезд метро ритуально останавливался и, не открывая дверей, отправлялся дальше, а я вынимал из левого уха наушник, потому что женщина в платочке и длинном платье смотрела на меня и шевелила губами. И так длилось, и длилось, а я все висел в темноте и офигевал. Мне захотелось закричать, но вода совершенно не позволяла этого сделать. Я рефлекторно поднес руки к лицу и понял, что они ужасно толстые и короткие – очень неудобные руки. Как будто я надел мягкий надувной (клоунский?) водолазный костюм. Несвоими руками я ощупал несвое лицо – да, оно тоже было странным и чужим.
– Так, – подумал я, стараясь не сойти с ума сразу, – так. Для начала надо вспомнить, где я был до того, как оказался здесь. Для этого нужно напрячь память.
Я напряг память, это привело к тому, что вспыхивающие картинки замерли. Я хотел с облегчением вздохнуть и только сейчас понял, что не дышу – натурально, я вообще не дышал. Боже, что они со мной сделали?! В ушах стоял шум моря. Мне захотелось плакать. В этот момент картинки отмерли, и меня снова понесла куда-то их осколочная инерция. Возможно, я задремал.
Когда я пришел в себя, я лежал туго спеленутый под прозрачным колпаком, в носу у меня было что-то твердое и причиняющее боль – я догадался, что это трубка, по которой поступал кислород, веки поднимались с трудом и не до конца. С огромным усилием я осмотрел доступный мне участок пространства и заметил голубую спину какой-то невероятных размеров тетки – великанши. Она тяжело дышала, как Дарт Вейдер, и копошилась в чем-то, что было перед ней. Рядом раздалось кряхтение. Великанша переместилась на звук, открыв моему взору новые пейзажи.
Напротив меня, точно так же спеленутый, лежал капитан нашего корабля Глеб. Он зверски оброс и исхудал, в носу его тоже торчала прозрачная трубка. Великанша вернулась и повернулась ко мне фасадом (к Глебу – задом). Я уже ощущал себя персонажем бреда, но то, что я увидел, меня сильно потрясло. И продолжает трясти. Ха-ха.
Она была одета в голубой костюм ковидного доктора, лицо закрывало непроницаемое зеркальное забрало. Из-под забрала раздавался клекот, который я принял за дыхание. Но, возможно, она что-то напевала, как умела, или бормотала. Мне стало страшно, я как бы очнулся, но – куда бежать? и главное – как? Она склонилась надо мной и поправила невидимый завиток на моем коконе. Я вскрикнул, но извлек только короткое безголосое сипение.
Великанша деликатно отстранилась. Поднесла толстый палец к виску, но не покрутила у него, а слегка нажала и забрало постепенно сделалось прозрачным. За стеклом таинственно мерцала и плескалась вода, издавая эти штормовые дыхательные звуки.
Я присмотрелся и заметил тонкие полупрозрачные нити, пронизывающие воду. А потом даже стал различать нечто вроде едва проступающего лица. Или мне показалось? Великанша снова на что-то нажала у себя под подбородком. Непонятно, почему я решил, что это женщина? У меня в голове раздался какой-то усредненный бесполый голос:
– Сохраняйте спокойствие, вы находитесь в полной безопасности. Ваш корабль попал в аварию, никто из экипажа не выжил…
– Как это не выжил! – мысленно воскликнул я.
– …мы восстановили всех членов экипажа, – безынтонационно продолжал голос.
– Что значит «восстановили»! – снова взвизгнул я.
– «Восстановили» – значит, из оставшегося после аварии материала вырастили ваши новые организмы в соответствие с матрицей, содержащейся в уцелевших клетках.
– А что с нашим кораблем? Мы сможем улететь? Где мы вообще? На М109263? Что с Глебом? Почему он не просыпается?
– Ваш корабль получил серьезные повреждения, мы не сможем его восстановить. Мы сможем доставить вас на станцию, на которой сейчас находятся существа с вашей планеты.
– А то есть мы добрались…
– К сожалению, восстановление не всегда проходит успешно.
– Что это значит? Глеб жив?
– Ваши коллеги живы, но без сознания. Вы первый очнулись. Как будет развиваться восстановление у них, мы не можем предсказать.
– А вы можете меня развязать, – я сварливо поежился в пеленках.
– Да, конечно, – сказал голос после некоторого раздумья. Хотя, может, он советовался с другими голосами, которые дали ему добро.
Великанша протянула ко мне свои синие лапы и ловко раскрутила сверток. Я почувствовал мурашки и какое-то время лежал, пережидая их. Потом попробовал выбраться из пеленок. Великанша немного отступила и молча за мной наблюдала. Я был голый. Аккуратно я вытянул из носа дыхательную трубку. Ничего не изменилось, я по-прежнему мог дышать. Прикрываясь неровными отрезками пеленок (совершенно непонятно из чего они были сделаны), я спросил:
– А нет ли какой-то одежды? А то у нас не принято ходить без ничего.
– Пройдите влево. Там сложена ваша одежда.
Я продвинулся влево по мягкому пружинящему прямоугольнику (примерно 5 на 3) и в самом деле обнаружил сложенную аккуратно одежду. Это было что-то вроде голубой пижамы. Я неловко в нее влез. Тело было новым и каким-то немного необжитым. А еще на нем не было моего шрама на колене.
– А когда вы сможете отправить меня к своим? – спросил я, неуверенно переступая по лежанке и осматривая помещение, в котором валялись в отключке все наши.
– В скором времени мы вас отправим, – сказал голос.
– Я тут подумал… Остальные могут не приходить в себя из-за того, что они были в гибернации в момент аварии? – мне вдруг показалось это самым правильным объяснением.
– Мы не знаем, как вы устроены, поэтому не можем ответить на этот вопрос, – ответил голос. – Но мы можем накормить вас пищей.
– О, это было бы хорошо, – я вдруг почувствовал, что ужасно хочу есть.
Великанша сжала кулак, секунд десять постояла так, потом раскрыла его и на ладони я увидел несколько тюбиков с нашим космическим питаньем.
– Вы его прямо сейчас создали? Из ничего? – я разглядывал тюбики, они были как настоящие.
– Оно полностью идентично питанию, которое принимаете вы. Не бойтесь.
Я осторожно взял один тюбик. На нем было написано «Тунец». Со времени выхода из гибернации я съел таких, наверное, штук семь. Тюбик был со сроком годности, с перечнем ингредиентов. Только цвет маленького тунца под надписью был почему-то зеленый. Я проткнул обратной стороной крышечки фольгу и немного выдавил на ладонь. Масса пахла тунцом, но тоже была неожиданно шпинатного цвета.
– А почему он зеленый?
– Не понимаю, – сказал голос.
– Цвет у тунца должен быть другой. Розовый.
– Все микроэлементы идентичны, – сказал голос. – Вы можете принимать пищу.
Я вздохнул. Есть очень хотелось, конечно. Но вдруг они не только с цветом напортачили?
Я лизнул зеленую массу. Она была совершенно безвкусной. Даже странно. До такой степени безвкусного я еще не пробовал. Зажмурившись, я выдавил в рот половину тюбика, сделал несколько жевательных движений и проглотил. Ничего ужасного в эту же секунду со мной не произошло, но, на всякий случай, я решил пока не доедать остальное. И засунул остаток во что-то условно напоминающее карман.
– Хорошо, – сказал голос, – теперь мы можем повести вас на аудиенцию.
Великанша подкатила к моему плацдарму что-то вроде сервировочного столика на колесах, и я, не дожидаясь специального приглашения, перешел на него. Мы выехали из помещения, в котором лежали тела тех, кто летел рядом со мной, и понеслись по странным неровным коридорам, скорее напоминающим переходы в пещерах (но только отштукатуренные и побеленные). Иногда они были какими-то невероятно широкими и высокими, как будто великанши ходили здесь вдесятером, встав друг на дружку. А иногда такими узкими и низкими, что моей великанше приходилось буквально пригибаться и с усилием протискиваться.
В конце концов мы въехали во что-то вроде кабинета, посередине которого покоился большой сплошной прямоугольник, а на нем возвышался круглый аквариум. В аквариуме была вода без рыбок и водорослей. Просто вода. Великанша подкатила меня к нему и без комментариев вышла.
Я встал и осмотрелся. Стены кабинета приглушенно светились. Так видно солнце из-под воды.
– Здравствуй, человек, – раздался низкий не вполне человеческий голос. Но не компьютерный. Какой-то другой. Хотя извлекали его как будто не голосовые связки.
Вокруг по-прежнему никого не было. Голос звучал у меня в голове.
– Здравствуйте, – ответил я мысленно.
– Ты можешь занять удобную для тебя позу, – предложил голос.
– Спасибо, – я сел на каталке.
– Мы скоро отправим тебя к твоим. И у нас есть для них послание, которое тебе нужно будет им передать. Запомни его слово в слово.
– Постараюсь, конечно…
– Послание такое: «Оранжевая слева, вторая черная внизу, 7,4,8». Повтори.
– «Оранжевая слева…вторая черная снизу… 7, 8, 4».
– 7, 4, 8 – важна последовательность. Повтори еще раз
– Оранжевая слева, вторая черная снизу, 7, 4, 8.
– Да, все правильно.
– Это все? – я удивился.
– Да, ты свободен. Если у тебя есть вопросы, мы можем на них ответить.
– С кем я разговариваю? Где вы?
– Мы находимся прямо перед тобой.
Я тупо уставился прямо перед собой, но никого не увидел.
– И сколько вас?
– Вопрос неточный. Мы не сможем на него ответить.
– Я никого не вижу.
– Наш носитель вода, ты можешь видеть ее.
– То есть вы сейчас в аквариуме?
– Нет, но да.
– А что будет, если я выпью эту воду? – спросил я хищно.
– Ничего страшного не произойдет. Ты просто выпьешь воду.
– Вам это не повредит?
– Нет, мы просто можем использовать ее, как проводник.
– А как вы выглядите?
– Для тебя никак. Это невозможно описать.
– А для чего вы меня спасли?
– Мы хотим, но не может дать ответ на этот вопрос.
– Почему?
– Потому что у этого действия не существует причины в привычном для вас смысле. Точнее, у него нет причины.
– А цели?
– В определенном смысле мы спасли тебя, чтобы ты передал сообщение. Но это только та часть, которую мы можем для тебя вербализовать. Мы очень по-разному устроены, существуем в разных измерениях, можем вступить в контакт только так, но у нас очень мало общих понятий, на которые мы можем опереться.
– А такие универсальные понятия как любовь, доброта, вера… Они у вас существуют?
– Любой ответ будет неточным. Мы живем другим количеством измерений, почти невозможно соотнести…
– Ладно, я ничего не понял, но спасибо, что спасли меня. А очнулся ли кто-то еще из команды нашего корабля?
– Нет. Ты один. Если больше нет вопросов, мы поместим тебя в специальную капсулу и буквально через минуту ты окажешься у своих.
Пока голос звучал, в кабинет вошла великанша с прозрачной сферой в руках. Она поставила ее рядом с каталкой и просунула в нее руку. В сфере появилось отверстие. Великанша приподняла сферу так, чтобы я мог в нее залезть.
– Входи внутрь, – сказал прежний низкий голос.
Я вполз туда.
– Сейчас тебе будет нечем дышать. Потерпи недолго.
Великанша провела ладонью по сфере, и отверстие в ней затянулось. Вместе с этим я стал задыхаться, как будто весь воздух высосали не только из этой сферы, но и из моих легких. Они чудовищно заболели, мне стало жарко, а потом холодно, а потом я понял, что нахожусь на станции. Сфера сама собой распалась и растворилась, как будто ее не было. Олег, который паял какие-то микросхемы, поднял голову и посмотрел на меня с диким выражением лица. Я дышал и откашливался. И не мог ничего сказать. На глазах у меня выступили слезы.
Когда мы через полчаса сидели в кают-компании и ужинали, и все расспрашивали меня об аварии, об этих странных существах и вообще обо всем, а я старался ничего не упустить и не переврать, я вспомнил, что в кармане штанов лежит остаток странного зеленого тунца. Я анонсировал его, хотел достать, но карман оказался пуст. Мы помолчали.
– Вот, – сказал я, – но главное, они попросили запомнить и передать странное сообщение.
– Сообщение? – переспросил Джон, – так с этого надо было начинать!
– Я рассказывал все последовательно, – серьезно ответил я. – Они попросили передать следующее: «Оранжевая слева, вторая черная внизу, 7,4,8». Но что это означает, я не знаю, – признался я.
Джон и Филлип переглянулись и кинулись куда-то в соседний отсек станции. Что-то с шумом упало. А потом произошел чудовищный взрыв, и всю станцию разнесло на куски. Я каким-то образом видел это все как бы со стороны, а в голове прозвучал низкий голос: «Ты справился с заданием». И я подумал: «Тата…»
Тата стояла около пруда и кормила уток. Одна из них подплыла к ней совсем близко, заглянула в глаза и по-собачьи наклонила голову, выклянчивая кусочек булки. Тата отщипнула и почувствовала, как забрыкался внутри Егор. «Ну-ну, Егор Геннадьевич, потише, пожалуйста», – она засмеялась и легко погладила живот, засунула остаток булочки в рот, развела руками перед разочарованными утками и под их презрительными взглядами развернулась и ушла.